Когда девушка ложилась в постель, он попытался разглядеть ее тело, но потерпел неудачу: Сильвена сжала колени и обтянула рубашку вокруг ног.
      Моблан не спеша прошелся по комнате.
      Грязные обои кое-где были порваны. Кисейные занавески пожелтели от ветхости и пыли. Единственное окно выходило в мрачный двор, из него были видны такие же грязные окна, такие же пожелтевшие занавески, ржавые водосточные трубы, стены с облупившейся штукатуркой. Снизу доносился стук: сапожник стучал молотком, подбивая подметки.
      - У вас здесь очень мило, - машинально проговорил Люлю.
      Мраморная доска комода треснула в нескольких местах, в тазу валялось мокрое полотенце со следами губной помады. Люлю Моблан с удовольствием обозревал эту неприглядную конуру: здесь он соприкасался с отребьем общества. Отребьем он считал всех бедняков.
      Он остановился перед двумя рисунками, прикрепленными к стене кнопками: на этих рисунках, сделанных сангиной, малютка Дюаль была изображена голой.
      Люлю повернулся к кровати и вопросительно посмотрел на Сильвену.
      - Я позировала художникам, - пояснила она. - Конечно, не в мастерской, а в художественной школе! Ведь надо же чем-то жить.
      - Талантливо, талантливо, - пробормотал он, снова повернувшись к рисункам.
      Он продолжал разглядывать комнату. Ничто в ней не говорило о присутствии мужчины, во всяком случае - недавнем. Люсьен опустился на стул возле кровати и кашлянул, чтобы прочистить горло.
      - Вчера вечером мы славно повеселились, - сказал он, почесывая подбородок.
      - О да, чудесно было! - подхватила девушка.
      Голова у нее сильно болела.
      - Я, кажется, был немного... навеселе, - продолжал Моблан. - Должно быть, наговорил вам кучу глупостей.
      Сильвена в замешательстве смотрела на него; при дневном свете он показался ей еще противнее, чем вечером: она никак не могла привыкнуть к буграм у его висков и к грушевидному черепу, к безобразию, порожденному акушерскими щипцами и придававшему этому почти шестидесятилетнему человеку вид недоношенного ребенка.
      "Наконец-то я поняла, на кого он похож, - подумала она. - На гигантский зародыш".
      Чтобы отвлечься от этих мыслей, она принялась внимательно разглядывать его широкий черный галстук, обхватывавший высокий крахмальный воротничок, его модный черный пиджак, распахнутое пальто, брюки в серую полоску. Несмотря на свое уродство, богато одетый Люлю наполнил комнату атмосферой довольства и благополучия.
      - Вы всегда так наряжаетесь по утрам? - спросила Сильвена.
      - Нет, сегодня я тщательно оделся потому, что отправляюсь на похороны. - Он взглянул на часы. - К вам я ненадолго.
      И тотчас же Сильвена почувствовала прикосновение его пальцев к своей руке.
      - Мне нравятся скромные, благоразумные девочки, - прошептал он хриплым голосом. - Вы меня сразу расположили к себе.
      Его рука поднималась выше, проникла в вырез рубашки, холодная накрахмаленная манжета скользнула под мышку, длинные пальцы старались нащупать грудь.
      - О, какая она маленькая, - разнеженно пробормотал Люлю, - совсем, совсем еще маленькая.
      Сильвена схватила его руку и отбросила на одеяло.
      - Нет, нет, - сказала она. - Вы тоже должны быть благоразумны.
      Но рука проникла под одеяло и медленно заскользила по ее бедру.
      "Не трудно будет вовремя его остановить, - подумала малютка Дюаль, - но все же придется ему кое-что разрешить, ведь он для того сюда и явился".
      Его пальцы приподняли ночную рубашку, крахмальная манжета царапала кожу. Вся сжавшись, напрягая мускулы, тесно сдвинув ноги, девушка позволяла гладить себя.
      "Ну, милый мой, раз уж ты так спешишь, тебе это недешево обойдется", сказала она себе.
      - Да, да, надо быть благоразумным, - бормотал он.
      Длинные влажные пальцы сновали по ее гладкому худому животу и замерли...
      "Сейчас он побагровеет, начнет тяжело дышать..." И она приготовилась оттолкнуть Моблана. - "Во всяком случае, на первых порах".
      Но дряблые щеки Люлю Моблана по-прежнему оставались желтовато-бледными, дыхание - ровным, рука под простыней больше не двигалась; Сильвена чувствовала теперь только ритмичное и слабое биение крови в его длинных пальцах. Так прошло несколько долгих минут. Люлю вперил рассеянный взгляд в пятно на обоях, расплывшееся над кроватью, и словно ждал чего-то, что так и не совершилось.
      Это притворство, а может быть, тщетная и смехотворная надежда вызвали у девушки еще большее отвращение. Уж лучше бы этот старый манекен в черном галстуке набросился на нее!
      По улице проехал тяжелый грузовик и до основания потряс дом.
      Люлю отдернул руку, бросил на девушку спокойный, невозмутимый взгляд и произнес:
      - А теперь скажите, что я могу для вас сделать? Нуждаетесь ли вы в чем-нибудь? Говорите откровенно... по-дружески. Сколько?
      Он наблюдал за ней. Наступила минута его торжества: он брал реванш, видя ее замешательство.
      Девушка задумалась лишь на несколько секунд, они потребовались ей для того, чтобы разделить пятьсот на двадцать... "Лучше назвать сумму в луидорах".
      - Если уж вы так добры, не можете ли вы... - Остатки стыдливости чуть было не заставили ее сказать "одолжить", но она вовремя спохватилась. - Не можете ли вы дать мне двадцать пять луидоров? Я сейчас в стесненных обстоятельствах.
      - Вот и прекрасно. Люблю прямоту.
      Он имел дело с ловким партнером в игре.
      Люлю Моблан достал из бумажника кредитку, сложил ее вдвое и сунул под ночник.
      - На днях я к вам загляну пораньше, - заявил он вставая. - Будем теперь называть друг друга Люлю и Сильвена. Хорошо?.. До свиданья. И не забывайте о благоразумии, слышите, о благоразумии! - прибавил он, погрозив ей указательным пальцем.
      - До свиданья, Люлю.
      Она прислушивалась к замирающему звуку его шагов на лестнице; затем с улицы донесся стук захлопнувшейся дверцы такси. Сапожник все еще вколачивал гвозди. Сильвена соскочила с кровати, выбежала на лестничную площадку и, перегнувшись через перила, крикнула:
      - Госпожа Минэ! Госпожа Минэ!
      - Что случилось? - послышался из полумрака голос привратницы.
      - Подымитесь, я хочу вам кое-что дать.
      Привратница вскарабкалась по лестнице, Сильвена сказала, протягивая кредитный билет:
      - Госпожа Минэ, разменяйте мне, пожалуйста, деньги, купите шоколада в порошке и полфунта масла, а потом заплатите за уголь...
      Старуха, видевшая, как вышел Люлю, высокомерно посмотрела на девушку: в ее взгляде презрение простого человека к низости сочеталось с почтительным отношением к деньгам.
      - Придется Удержать двести франков за квартиру, - сказала она, - и шестьдесят семь франков, которые вы мне задолжали...
      - Ах да, - с грустью вымолвила Сильвена Дюаль.
      И пока привратница спускалась по лестнице, девушка подумала: "Может, он завтра опять придет".
      Было зажжено столько свечей, что дневной свет отступил за цветные стекла наружу. В церкви Сент-Оноре-д'Эйлау царила ночь, озаренная тысячью огоньков и золотых точек; казалось, под сводами храма заключена часть небосвода. Мощный орган наполнял это сумеречное пространство грозными звуками; чудилось, что над толпою гремит глас господень.
      На отпевание собрались обитатели Седьмого, Восьмого, Шестнадцатого и Семнадцатого округов города - тех самых, где расположены кварталы, в которых обретались в Париже сильные мира сего. Боковые приделы и галереи до самого портала были забиты до отказа: люди стояли, тесно прижавшись друг к другу; никто не мог двинуть рукой, но все судорожно вытягивали шею, стараясь разглядеть участников грандиозного спектакля.
      Этими участниками были знаменитые старцы, сидевшие тесными рядами в самом нефе, по обе стороны от главного прохода. Чтобы обозначить их положение в обществе, у скамей на деревянных подставках установили таблички с надписями: "Французская академия", "Парламент", "Дипломатический корпус", "Университет"...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.