- Ясно, ясно, дед! Дальше я знаю...
      Гаврилов-младший бросился к телефону.
      - Сонкин, у тебя мешок есть?
      - Не знаю, а что?
      - Бери мешок, бери веревку и беги к столовой, понял? К какой? Ну, что возле молочного! По дороге зайди за Усовым и за Светкой. Пускай тоже с мешками к столовой бегут. Скажи, срочный сбор. Да, еще пусть каждый из них за двоими зайдет, понял?
      - А что там дают, в столовой? - спросил Сонкин. - Я только из зоопарка приехал, устал. Бегемот сегодня грустный такой, ест плохо. Одно расстройство.
      - Слушай, Сонкин, не отвлекай ты меня своим бегемотом. Тут олово, понял? Ищи мешок, понял? Пока!
      Больше ни у кого телефонов не было.
      У столовой, когда Мишка подошел, собралась треть класса. Усов мешка и веревки не нашел, пришел с удочкой.
      - Леска крепче веревки, вы не думайте!
      - Никто и не думает...
      Мать дала Светке на всякий случай два мешка. Светка стояла и гляделась в зеркальце.
      - Кадры все в сборе? - строго спросил Мишка. - Будем начинать... Консервные банки - почетное дело. Видали? Тут их столько, что мы сразу выходим на первое место. Светка, брось ты свое зеркало. Нашла время!..
      Светка испугалась и спрятала зеркальце в карман.
      - Вам чего здесь надо? - накинулся на них прохожий.
      Другой ему возразил:
      - Ладно, не трожь их! Пущай собирают, все равно вывозить. Они сдадут, конфет купят.
      - Взрослый называется! - возмутился Мишка. - Мы за честь класса боремся, а не за конфеты.
      Все ребята столпились вокруг банок и смотрели на Мишку.
      - Куда их нести-то? - спросила Светка.
      - Сдать надо в "Утильсырье". И квитанцию получить.
      - Сдашь, как же! "Утильсырье" давно закрыто.
      - Знаете что? - Светка искала выход. - Давайте разделим банки и отнесем по домам. Утром в школу принесем.
      - Домой? А если не пустят? - засомневался Генка.
      - Не пустят?! - возмутился Мишка. - Консервные банки - почетное дело...
      - Вот ты и неси домой! Если тебя не прогонят, тогда и мы попробуем.
      Мишка был не очень уверен, что его пустят, но боялся в этом признаться, чтобы не подрывать свой авторитет.
      - Меня точно пустят, - сказал он. - Пускай лучше Усов попробует. Если его пустят, понесем. Иди, Усов, не бойся. Через десять минут не вернешься - значит, порядок.
      Усов взял у Мельниковой один мешок, наложил банок. Смотал с удочки леску завязать мешок, но оторвать не смог и замотал снова. Поволок мешок и удочку, банки загромыхали.
      - Да ты потише, Усище, а то точно не пустят!
      Генка вздохнул, взвалил на плечо мешок и исчез в темноте.
      К вечеру дождик зарядил, мелкий такой. Капли с крыши по банкам забрякали. Все ежились, промокли. Даже острить не хотелось.
      Усов не пришел.
      - Вот видите, - сказал Гаврилов и важно надул щеки. - Я же говорил - пустят! Давайте делить банки, кто сколько унесет.
      Стали ворошить банки, пинать ногами. Получился эдакий музыкальный муравейник. Разгребли на кучи, затолкали в мешки.
      - По домам?
      - По домам!
      Тут вернулся Усов. Мельникова села на мешок.
      - Усик, бедненький...
      Генка насупился:
      - Бабка сказала, у нас квартира - не помойка и чтоб я убирался, но потом быстрее возвращался обратно.
      - Вообще-то всем домой надо, - вздохнула Света.
      Все смотрели на Мишку. Для председателя совета отряда главное - быть на высоте.
      - Давайте так, - бодро скомандовал он. - Отнесем банки к школе. Быстро! Раз-два...
      Мишка не стал ждать вопросов, первым взвалил на плечи мешок, покачался немного под тяжестью и зашагал. Немного погодя оглянулся. Вдоль всего квартала растянулся, побрякивая, караван. Последним качался длинный Усов с двумя мешками. Светка несла его удочку. Прохожие сходили с тротуара на дорогу, оглядывались.
      У школьного крыльца выросла гора - Эльбрус о двух головах. Гаврилов взошел на самый перевал и огляделся. Ух ты, какой вид! Утром вся школа будет слюнки пускать от их компота! А на большой перемене по радио непременно объявят: "Особенно отличился кто? Пятый "Б". Вот как нужно работать с кадрами".
      К ночи еще похолодало.
      - Так что? - спросил Усов. - Теперь можно домой?
      Вечно он так. Не даст порадоваться, задает мрачные вопросы.
      - Как это - домой? - говорит Светка. - Не успеешь отойти, все унесут.
      - Вы все идите, я один останусь, - Мишка сам не знал, как это у него вырвалось.
      - На всю ночь?!.
      - Что же делать? Сонкин, зайди ко мне, передай родителям, что я на посту.
      - Да ты замерзнешь! Давайте уж лучше по очереди дежурить.
      - Вставать как? - спросила Светка.
      - Как, как! По будильнику!
      - А если меня мама будит?
      - Поднимите руки, у кого мать вместо будильника, - сказал Гаврилов. - Прошу опустить! Остальные пускай дежурят, кроме девчонок, конечно. Их все равно не пустят.
      Генка подумал, что его тоже, наверное, бабушка не пустит, но сказать не решился.
      Мишка тем временем вынул блокнот и шариковую ручку (с тех пор как его сделали председателем, он всегда носил их с собой, уже два дня). Гаврилов составил список дежурств до утра, до самого первого урока.
      - Кто проспит, исключаю из отряда, поняли?
      Отец своих друзей всегда по телефону честно предупреждает: "Если не сделаешь - уволю".
      - Меня, наверно, - решился сказать Усов, - ни за что мать не пустит ночью. Как быть?
      - Дело твое...
      Все разошлись, кроме Гарика Сонкина.
      Гаврилов записал себя охранять банки сразу после Сонкина, который остался. Пришел домой - спать так захотелось, что сразу забрался в кровать. Будильник завел и положил под подушку. Только часы щелкнули, Мишка сразу вскочил. Никак не мог спросонья понять, что к чему. А вспомнил - скорей оделся и побежал к школе.
      - Миша, внучек, не беги так быстро, - слышит он позади себя тяжелое дыхание.
      Оглянулся - дедушка за ним поспешает.
      - Ты это куда, дед?
      - С тобой. Куда ж ты один на ночь глядя?
      - Зачем со мной? Я что - маленький? Ведь ребята смеяться будут. Авторитет мой подрываешь...
      - Да ты не волнуйся, Миша, - сказал дедушка. - Я на твой авторитет издали погляжу. Никто не заметит.
      Мишка махнул рукой и побежал дальше.
      Лужи к ночи замерзли, стало сухо. Прибежал Мишка, видит: Сонкин на одной ноге вокруг Эльбруса прыгает.
      - Как?
      - Нормально. Милиционер проходил, спрашивал, в чем дело. Я говорю: охраняем общественное имущество. Он руку сунул в один мешок. "А, - говорит, - валяй охраняй". Ну, я побежал, а то мать с ума сойдет.
      Сонкин убежал, но вернулся.
      - Слушай, как ты думаешь, по теории вероятности тут не может полной банки с компотом быть? А то лопать охота...
      - По теории может, а по практике вероятности нет, - строго сказал Гаврилов, оглянувшись, слышит ли дед, какой у него авторитетный внук.
      И, не найдя его глазами, добавил:
      - Иди спать!
      Скоро Гаврилов замерз и тоже стал прыгать вокруг банок на одной ноге. Круг налево, круг направо. Прыгал, прыгал, вдруг слышит из кустов:
      - Ты бы отдохнул, Миша, а то запаришься. Домой-то скоро пойдем?
      - Сдам вахту - и пойдем.
      - Сдавай скорей, а то я замерз.
      Мишка и сам чуть не засыпал стоя. Время истекло, а никто не являлся. Гаврилов вытащил из кармана блокнот и при тусклом свете фонаря прочитал фамилию следующего дежурного. Усов... Допрыгался, голубчик. Персональное дело.
      Кто-то прижал ладони к его ушам. Мишка хотел повернуться, но не смог. В этих случаях остается только угадать, кто стоит сзади тебя. Нашли тоже время дурачиться!
      - Ус, ты? Пусти скорей!
      Руки разжались - сзади оказалась Светка. Она захохотала и сказала:
      - Иди скорей домой. Охранять буду я.
      - Ты? Ты же девчо...
      Он недоговорил. Недалеко от Светки стоял человек и держал в руках термос. Это был Светкин отец.
      - Усова мать не пустила, - сказала Светка. - Я... то есть мы с папой вместо него пришли.
      - Ну-ка, держи чашечку горяченького чайку! - сказал Светкин отец.
      - Я вообще-то с дедушкой. Вернее, он со мной, - пробурчал Мишка.
      - Вот и ладно. Деду тоже чайку нальем.
      - Выходи, дед! - крикнул Гаврилов. - Тут чай дают.
      Дед вышел из кустов, потягиваясь. Видно, подремал на скамейке. Они выпили чаю и двинулись домой.
      Утром Мишка, как ни странно, вскочил без будильника. Дедушка удивился, что не пришлось торопить завтракать. Внук проглотил все быстро, как мог, и помчался в школу. Отцу даже машину еще не подали. Гаврилов хотел прийти первым, проверить, как шло дежурство. А возле банок уже стоял Усов. В шесть часов, когда светать начало, бабушка его из дому выпустила. Он прибежал и два часа продежурил.
      На другое утро все собрались у школы пораньше, но входить в класс никто не хотел. Хорошо бы, конечно, думал Мишка, сейчас сфотографироваться для стенгазеты. Надпись сделать такую: "Пятый" класс "Б" на фоне собранного им олова". А может так: "Председатель совета отряда Миша Гаврилов дает указания пятому "Б" как собирать банки"? Или нет, лучше просто: "Председатель М.Гаврилов на пьедестале почета из своих банок". В крайнем случае надо будет поручить Светке нарисовать это в стенгазете.
      Вокруг толпа стояла до самого звонка. Так что из-за толпы и Эльбрус казался не очень большим.
      Едва звонок прозвенел, из двери вышла Алла Борисовна:
      - Простите, вы случайно не из этой школы? - пошутила она.
      - Да мы...
      - И слушать не хочу. Ну-ка, в класс с космической скоростью. Гаврилов, дружок, под твою ответственность!
      Убежала, стуча каблучками.
      Даже консервные банки не взволновали. Мишке - ни слова благодарности.
      Пошли в класс. Пока англичанка Мария Александровна медленно шагала по коридору со своим огромным портфелем, все ее обогнали и расселись по местам. Мишка влез на парту и сделал яркий доклад о том, что теперь гордость у них есть, они точно обошли пятый "А", собрали металлолома килограммов, наверно, тридцать. На большой перемене быстро его сдадут и получат квитанцию. Жалко, что в школе только радио и нет телевидения, а то бы квитанцию можно было показать всем. Да здравствует пятый "Б"! Ура!
      Тут Мишка ощутил, что все смотрят на него.
      - Гаврилов, хау ду ю ду?
      - О'кей! - радостно сказал он.
      - Вери уэлл. Раз ты такой активный, иди отвечать. Уот дид ю припеа естеди, комрад?
      Мишка учил, а что, вспомнить не мог.
      - Так что же ты вчера готовил, Гаврилов?
      - Банки, - сказали с задней парты.
      Тоже, остряки! Как будто лично Мишке олово нужно.
      В общем, обзавелся Гаврилов двойкой. Отец скажет, что сын позорит его фамилию, а дедушка будет вспоминать, как в детстве у него не было возможности учиться...
      На перемене, после английского, к Мишке подошел Гарик.
      - Не расстраивайся, исправишь. Двойка - ерунда. У нас сегодня большой день.
      Действительно, большой. Такое дело провернули! А чья идея? Мишкина. Впрочем, и кадры тоже ничего, справились с поставленной задачей.
      - Ой! - застонала Светка и, вбежав, чуть не упала прямо у двери. Ой!..
      - Что - ой?..
      Все повскакали с мест, но Мельникова только вращала глазами и открывала рот, как рыба. Наконец она отдышалась:
      - Банки... Банки исчезли! Я бегала посмотреть. Нету!
      Звонка на второй урок не слышали. А когда урок все-таки начался, гул стоял - ничего не разберешь. То ли урок, то ли перемена. Писали друг другу записки. "Гаврилов! Заяви!! В милицию!!!", "Если украли, пускай отдадут, а то хуже будет". (Вместо подписи - череп и скрещенные кости.) Неизвестный прислал сообщение, что у них во дворе есть немецкая овчарка. Можно ее одолжить, и она по запаху компота элементарно найдет банки. К записке прилагался набросок овчарки, которая была похожа на осла.
      Только прозвенел звонок на большую перемену, рванулись всем классом в "Утильсырье". Светке ногу отдавили, но, и прихрамывая, она бежала впереди.
      "Говорит школьный радиоузел, - раздался из репродуктора голос вожатой. - Пятый класс "А" одержал новую большую победу. Сегодня утром он сдал еще двадцать килограммов консервных банок. Спрашивается, есть ли у ребят из пятого "Б" гордость?.."
      - Есть, есть у нас гордость! - подтвердил Мишка.
      И тут проник в глубины его сознания истинный смысл слов, донесшихся из репродуктора. Мишка повернул из вестибюля назад, в коридор.
      - Это дело рук пятого "А"! Поняли?! - задыхаясь, крикнул он.
      Все повернули. Светка отстала и, прихрамывая, добежала последней. В дверях пятого "А" остановились сопя. Гаврилов вышел вперед.
      Пятый класс "А" собрался в куче, слушал радио и изредка подбадривал себя радостными репликами.
      - Только не кричи, узнай сперва, - шепнул Мишке Гарик.
      - А где вы взяли эти двадцать килограммов? - спросил Гаврилов.
      - Где взяли, там нету!
      - Товарищи, поделимся опытом с юными коллегами!..
      - Да чего там...- вышел вперед Крынкин, пошевелил нижней губой и сплюнул. - Я седни проспал маленько. В школу, значит, двигаюсь, урок начался, а она тут как раз лежит, родимая.
      - Кто - она?
      - Да банка... Ну, мне что? Урок идет, и я иду. Стал таскать мешки в ларек. Раз двадцать сходил - как раз первый урок кончился, все оформил в лучшем виде...
      - Слушай! - Мишка почувствовал, как комок становится у него поперек горла. - Но ведь это же наш болгарский компот!..
      - Ваш? Если ваш, чего ж вы его не сдали?
      - Просто мы не успели!
      - Вот видите, не успели! - сказал Крынкин. - Вожатая что говорит? Олово - ценнейший металл. Оно нужно для ракет и кастрюли паять. А вы - не успели. Компот ваш - банка наша...
      - Чего с ними толковать? - зашумел пятый класс "А".
      - Мы завтра еще никелированную кровать сдадим - одна соседка выбрасывает. На ней набалдашники из олова - с кулак.
      - Да вы просто завидуете!
      Мишка растерянно оглянулся на свои кадры.
      - Завидуем? - не выдержал Усов и вышел вперед. - Мы завидуем? Да это мы банки вчера у столовой собрали и всю ночь дежурили.
      - Вы?! Чем докажете? Чем?.. А у нас квитанция...
      Генка сжал кулаки.
      НЕ ВЫШЕ ЧЕТВЕРКИ!
      Никто не понял, за что англичанка вежливо попросила Генку Усова удалиться из класса. Генка стоял, облокотясь о подоконник, и от скуки разглядывал морозные узоры на окне, когда в коридор следом за ним прошествовала Светка Мельникова. Ее тоже выгнали. Она поставила локти рядом с Усовым на подоконник и стала болтать.
      - Нам-то что: учи - не учи, на троечку вытянут. А учителей знаешь как ругают, если они много двоек ставят!
      - Кто ругает?
      - Ясно кто - завуч... Нам-то что! А вот Сонкину совсем плохо.
      - Почему плохо? - удивился Генка.
      Гарик Сонкин был без пяти минут отличником и лучшим математиком в классе. Он даже занимался с Усовым как с отстающим. И вдруг у Сонкина дела совсем плохи...
      - У Сонкина - никакой перспективы, - твердила Светка, - потому что он ее сын.
      - Чей сын?
      - Да Аллы Борисовны!
      - Ну и что?
      - Ты сегодня, мягко говоря, несообразительный, - возмутилась Светка. - Во-первых, представляешь, иметь дома учительницу! У них под окнами опилки видел?
      - Откуда? - не понял Генка.
      - Да она его с утра до ночи пилит и пилит. Читает ему нотации: делай то, не делай этого!
      - Не-е, - возразил Усов, - вроде бы Алла не такая...
      - Не такая? Откуда ты знаешь? Все училки одинаковые! Во-вторых, как бы он ни учил, все равно выше четверки она ему ни за что не поставит. Даже если он на шесть будет знать! Она ему, наверно, все уши прожужжала, чтобы он ее не позорил. "Представляешь, что будет, если мой сын будет учиться плохо?"
      Мельникова здорово научилась подделывать голос Аллы Борисовны.
      После уроков Гаврилов, которого, кроме председателя совета отряда, завуч велела выбрать старостой, собрал весь класс.
      - Четверть кончается, - сказал Мишка, - а у нас на сегодняшний день ни одного отличника. Во всех классах есть, а у нас ни одного. И это всех тянет назад. Мы тут посоветовались и решили: надо срочно вырастить отличника в своем коллективе! У кого есть предложения?
      - Усова! - сказали сзади.
      Все засмеялись.
      - Нет, ребята, это несерьезно, - сказал Мишка, не поняв юмора. - Из наших кадров есть налицо только один человек, подающий надежды, - Сонкин. Его и будем выращивать. Сонкин, у тебя по каким четверки?
      - По алгебре и по геометрии, - вяло отвечал Гарик.
      - Слушай, Сонкин, не посрами честь класса. Исправь на пятерки!
      - Все равно ему пятерок не поставят, - сказала Мельникова. - Не думайте!
      - Как ты считаешь, Сонкин? У тебя есть мнение? Скажи!
      Сонкин пожал плечами. Жизнь у него действительно трудная. Дома мать как мать (не пилит она его, конечно, а если и пилит, то не больше, чем другие матери). А в школе он должен собственную мать звать по имени и отчеству Алла Борисовна. Чтобы быть "как все". Не скажешь же на уроке: "Мам, дай тетрадку".
      - Вы решайте, что хотите, только бесполезно это, - заявил Сонкин. Лучше я еще с Усовым подзаймусь, чтобы у него двоек за четверть не было.
      - Чего со мной заниматься? - возмутился Усов. - Я сам тебе помогу.
      В классе опять засмеялись.
      Алла Борисовна всегда заставляла сына заниматься с Усовым. И Генка был уверен, что именно из-за этого Сонкин отстает: времени ему не хватает.
      Постановили, что Гарик Сонкин будет заниматься изо всех сил. Усов тоже будет заниматься, но отдельно от Сонкина. И тогда в классе будет один отличник и ни одного двоечника.
      Генка очень переживал за своего репетитора. Каждый день спрашивал:
      - Ну как, занимаешься? Может, тебе помочь?
      Четверть близилась к концу, выпал чистый снег, который уже успел закоптиться, и продавались новогодние елки. Просыпаться стало трудно: светало поздно, и очень хотелось еще поспать.
      Учителя суетились, выводили жирно четвертные оценки, доспрашивали тех, кого не успели спросить. Для тех же, у кого было по две и по три отметки по отдельным предметам, практически начались сидячие каникулы.
      Алла Борисовна прибежала на урок, и все были уверены: она тоже будет спрашивать. Но она тряхнула копной желтых волос и сказала:
      - Чего там исправлять? Кто в четверти занимался, тот занимался, кто нет - нет.
      Она думала, что класс возмущенно зашумит, и, наверное, заготовила какую-то остроумную фразу, чтобы всех утихомирить. А стало тихо. Подозрительно тихо. Прямо как на экзамене. Даже в парте никто не шуршал.
      - Вы что, умерли? - спросила Алла Борисовна. - Вы же знаете, я не люблю, когда в классе тихо.
      Все это знали, и именно поэтому была тишина. Все смотрели на Гаврилова. Мишка поднялся.
      - Алла Борисовна, мы тут посоветовались и приняли решение бороться.
      - Бороться? Это очень хорошо, Гаврилов! С кем?
      - Не с кем, а за что. Мы решили бороться за то, чтобы у нас в классе не было не только двоечников, но и...
      - Отличников...- подсказал кто-то.
      - Я хотел сказать: но и... были отличники, - поправился Мишка.
      - Неплохая мысль! Ну и кого же вы назначили отличником?
      - Сонкина!
      - Сонкина? - усмехнулась Алла Борисовна. - Так ведь он же... Он же...
      Она чуть-чуть порозовела, открыла журнал и стала смотреть, будто не знала, какие отметки у ее собственного сына по ее собственным предметам.
      - У него четверки, - сказала она. - Хорошие отметки. На пять он пока еще не знает...
      - Знает! - заверил Мишка. - Спросите Сонкина по алгебре и по геометрии тоже.
      - У него же четверки, Гаврилов! Если бы еще двойки, а так - чего спрашивать?..
      - Нет, спросите, пожалуйста!
      Слово "пожалуйста" Мишка произнес прямо-таки угрожающе.
      Все зашумели. Алла Борисовна оглядела класс и согласилась.
      - Ну ладно, так и быть, иди, Сонкин.
      Мишка оглянулся и подмигнул классу: "Порядок!"
      Гарик поправил очки и пошел, но без особого энтузиазма и не очень решительно.
      Истины ради нужно отметить, что отвечал он, однако, толково. Конечно, имеет значение, что мать у него учительница математики. Но он и сам голова! Он и к бегемоту ходит вычислять, сколько тот выталкивает из бассейна воды.
      Алла Борисовна дотошно его гоняла. И старое спрашивала, чего уж наверняка никто не помнил. Наконец велела Сонкину положить мел и разрешила сесть.
      Мы все ждали: похвалит или нет? Никогда она этого не делала. Замечания - другое дело...
      - Неплохо, Сонкин! - сухо похвалила Алла Борисовна. - Отлично выучил... Четыре.
      Класс аж онемел. Потом загалдели.
      - Как четыре?
      - За что - четыре? Ведь он же абсолютно все знает!
      - Соня, миленький, - сказала Светка, - ты для нас все равно отличник, не расстраивайся!
      Сонкин и не расстраивался. Он стоял победителем, всем своим видом говоря: вот видите, я же вам говорил, пятерки она мне все равно не поставит.
      Классная понимающе улыбнулась.
      - Что ж тут удивительного? - вдруг сказала она. - Он мой сын, и я лучше знаю его возможности. Он может знать гораздо больше.
      - Может, вам завуч не велит ему пятерки ставить? Чтобы кто-нибудь чего-нибудь не подумал... Это нечестно! - бросила Мельникова, тут же поперхнулась и сделала вид, что закашлялась.
      Но Алла Борисовна, золотая учительница, не рассердилась.
      - Почему же нечестно, Светлана? - просто возразила она. - Когда ты вырастешь и у тебя будут дети, разве нечестно тебе будет хотеть, чтобы они учились лучше?.. И завуч тут ни при чем.
      Такого аргумента никто не ждал. Действительно, каждый может знать больше, чем знает. И хотя с классной не согласились, это как-то выбило всех из колеи. Спорить стало вроде бы не о чем.
      - Угораздило же тебя родиться у училки! - прошептал Гаврилов Сонкину, когда тот проходил мимо.
      Мишкина идея бороться за передовой класс оказывалась несостоятельной на глазах.
      - Выходит, отличника у нас не будет. Тогда хоть Усова спросите.
      - Усова, конечно, спрошу, - согласилась Алла Борисовна. - Товарищ Усов, прошу вас!..
      Генка встал, застеснялся своей длины, сгорбился и на полусогнутых пошел к доске.
      - Посмотрим, - сказала Алла Борисовна, - какой друг Сонкин, как он помогал Усову.
      Все замолчали, потому что знали: Усов занимался сам.
      Как отвечал Генка, просто неловко рассказывать. Он будто прыгнул вниз, но не посмотрел, куда прыгает. Мялся и путал все. В результате Алла Борисовна сказала:
      - Ничего не выходит, Усов. Что с тобой?
      - Да я за Сонкина беспокоился. Нашему классу отличник очень нужен.
      - Великолепно! - сказала Алла Борисовна. - Ты за него беспокоился, а он - за тебя. Но бывают в жизни моменты, когда нужно отвечать только за себя.
      - Алла Борисовна, - решил уточнить Гаврилов. - А много Усову до тройки не хватает?
      - Тебе в каких единицах мерять - в метрах или килограммах? Что вы все культ из отметок устраиваете? Вот не буду вообще ставить отметок!
      - Вообще - вам завуч не разрешит!..
      - Не разрешит! - призналась Алла Борисовна. - Ладно, довольно! Совсем заговорили! Кстати, за что тебя с английского выгнали, Гена?
      - Есть захотел - ну и вынул бутерброд...
      - А тебя, Света?
      - Из-за меня, - сказал Усов. - Она тоже хотела есть. Когда меня выгоняли, я ей бутерброд отдал... В общем, если не везет, так уж не везет. Да вы, Алла Борисовна, не расстраивайтесь. Это все потому, что у меня переходный возраст. Переходишь, переходишь, а толку никакого.
      - Ох, Усов, Усов! - вздохнула Алла Борисовна. - Хоть бы ты уж скорей перешел!
      - Да не могу я скорей, - возразил Усов. - Я, наверное, исключение.
      - Какое еще исключение?
      - Ну, такое, вроде как "стеклянный, оловянный, деревянный"...
      - Выдумаешь тоже! Если бы ты был деревянный - это было бы просто счастье. У нас не возникало бы с тобой никаких хлопот.
      - Если бы оловянный, - сострил Гаврилов, - мы бы сдали тебя в утиль и уж тогда точно вышли бы на первое место. А ты...
      Он хотел добавить какое-то слово, но не стал.
      Словом, как собирался написать в дневнике Гаврилов: "В классе не только не прибавилось отличников, но и остался двоечник". Но Мишка решил этот отрицательный факт не записывать.
      Другая бы учительница Новый год просто отменила. Какие могут быть каникулы, когда такая ситуация?
      А вот Алла Борисовна махнула рукой, захлопнула журнал и сказала:
      - Четверть окончена. Отдыхайте себе на здоровье и сейчас же, немедленно забудьте про все неудачи. Каникулы есть каникулы. Но после...
      Что будет после, она не сказала.
      Это и так ясно.
      ХРОМОЙ ДЕД МОРОЗ
      На Новый год, хотя он и новый, всегда одно и то же. Всем заранее известно, что он все равно наступит и ничего такого особенного не будет.
      Примерно так размышлял Гарик Сонкин, и у него родилась идейка. Маленькая такая, но он тут же, на перемене, обсудил ее с Генкой Усовым, и она стала побольше. Вместе они подошли к Мишке Гаврилову.
      - Надо, - разъяснил Гаврилов, - Новый год встретить так, чтобы смеху хватило до самого конца каникул. Но не больше... Валяйте! Только об этом никому.
      Идея стала совсем большой, и ребята начали готовиться. Может, из-за этого Усов и двойку по математике заработал. Сонкин заходил к Генке, и они принимались за дело. А вечером, когда на горизонте появлялась бабушка, прятали все под кровать.
      Иногда пугали звонки в дверь. Опять, конечно, все убирали, и Усов шел открывать. За дверью каждый раз оказывалась Светка Мельникова.
      - Мальчишки, - шептала она. - Я совершенно случайно... Просто мимо шла. Какие-то вы стали странные... Чего вы делаете, а?
      - Сматывайся! - вежливо отвечал Генка. - Нам надо заниматься.
      - Ухожу, ухожу, - отвечала Светка, не обижаясь. - Мне самой надо заниматься.
      Новогодний карнавал назначили на первый день каникул. Накануне вечером Сонкин и Усов кончили шить и клеить и на радостях отправились на каток.
      Только вышли на лед, Усов погнался за Сонкиным и не заметил резинового шланга, из которого заливали каток. Генка споткнулся, пролетел на животе несколько метров, и лицо его перекосилось от боли. Ногу подвернул: так больно ступить - сил нет!
      Посидел Генка на льду, делать нечего, надо домой.
      Они шли обнявшись. Долговязый Усов обвис, согнулся в три погибели, обхватив Сонкина за шею.
      - Зачем же ты упал?
      - Откуда я знал, что там шланг лежит?
      - Надо было посмотреть! Как же теперь все будет?..
      Генка и сам расстроился.
      Утром он еле встал. Нога болела, и он ходил прихрамывая. К нему забежал Гаврилов.
      - Сонкин сказал, ты ногу растянул? Что же ты весь класс подводишь?
      - Не знаю...- испугался Гена.
      - А остальное все готово?
      - Все! Только я хромаю...
      - Ладно, приходи пораньше... Может, расходишься...
      Гаврилов собрал снаряжение в узел и унес.
      На карнавал Усов чуть не опоздал: прыгая на одной ноге, брюки гладил, и все получалось по две складки вместо одной.
      Добрался до школы, поднялся по лестнице и прошаркал по коридору до класса. Через него можно пробраться на сцену. Там уже суетились Гарик и Миша.
      - Ну, как нога? Прошла?
      - Нет еще, - застыдился Генка. - Но я могу незаметно хромать. Никто не увидит.
      Усов в щелочку глянул в зал. Елка медленно вертелась, играла радиола. Девчонки сидели на скамейках нарядные. Мальчишки входили и сразу начинали танцевать друг с другом что-то немыслимое. Сонкин тоже хотел станцевать для разминки, но Гаврилов строго сказал, что они собрались здесь не для этого.
      - Сонкин! - скомандовал он. - Действуй!
      Сонкин встал ногами на парту и сел Генке на плечи. Гена качнулся, но устоял. Все-таки он был почти в полтора раза больше Сонкина. Усов прижал к себе его ноги.
      - Хромать не будешь?
      - Не буду, не буду!
      Мишка влез на парту, надел на них длинный белый тулуп, который накрыл обоих. А Сонкину, который сидел у Генки на плечах, - огромную белую шапку и маску Деда Мороза. Дед получился огромный, метра два с половиной высотой. Гаврилов даже в ладоши захлопал.
      - Что-то я плохо вижу, - сказал из-под пальто Генка.
      - Тебе и не надо видеть! - отвечал сверху Сонкин. - Если я тебя лягну левой ногой - иди влево, правой - значит, вправо. Обеими - прямо. Мы же договорились!
      - Я забыл, - сказал голос из-под тулупа. - А если стоять?
      - Лягну два раза обеими ногами, стой. Ну, поехали!
      Дед Мороз зашатался.
      - Стойте, стойте, - заорал Мишка. - Так дело не пойдет. Очень уж вы хромаете! Хромой Дед Мороз - сразу догадаются, что это Усов. Все знают: он вчера ногу растянул. Вы поменяйтесь: хромой Ус вверх, Сонкин вниз.
      - Правильно, - сказал Сонкин. - А то у Генки нога ведь болит, он просто молчит из гордости.
      Тут Гаврилов посмотрел на часы и сказал, что больше мучить детей нельзя и пора ничинать.
      - Сами справитесь?
      - Справимся! - хором сказал Дед Мороз.
      - Не забудьте, что вы один Дед Мороз. Говорите басом. И не оба сразу...
      - А если у меня голос ломается? - спросил Усов.
      - Это не имеет значения!..
      Со сцены вожатая объявила, что все начинается. И чтобы несли стулья поближе к сцене, и мальчики не забыли усадить девочек. Мишка не забыл, притащил стул Светке. Она говорит:
      - Вот еще! Что я, без тебя не могу принести?
      Тогда Гаврилов сел сам и стал ждать. Мельникова принесла стул и села рядом с ним.
      Концерт был так себе. Эти пляски они уже раз десять видели на сборах и на утренниках. А лучшие артисты - Усов и Сонкин - были заняты друг с другом. Поэтому в зале было шумно. Все говорили со всеми. И смотрели друг на друга. И уже от этого было весело.