- Мы все здесь узкие специалисты,- завершал дискуссию хозяин и посмотрел на Немца.- При всей нашей симпатии к музыке и к тому, что играть на рояле или скрипке удобнее двумя руками, мы лучше знаем, какой орган у мужчины главный. Давайте выпьем за предстательную железу!
      И он опрокинул в рот рюмку.
      - Не напивайтесь, ребятки, нам еще ехать развлекаться.
      - Куда?- с тревогой спросил Олег и строго посмотрел на жену.
      - Ой, Олежек,- затараторила Нинель,- совсем забыла тебе сказать: все купили билеты в цирк. В кои-то веки российский цирк на гастролях в нашей калифорнийской дыре. Тряхнем стариной, ну пожалуйста!
      - А где это?
      - В Окленде, отсюда полчаса.
      Между тем гости, поглядывая на часы, стали группками и по одному выбираться на улицу и плюхаться в машины. Перепившие послушно пускали за руль жен и укладывались на заднем сиденье подремать. Те, кто не знали дороги, пристраивались в хвост тем, кто дорогу знал. Если на мосту Бей Бридж тогда вдруг возникла пробка, то произошло это только потому, что полсотни машин, принадлежащих одной компашке, жались друг к другу на хайвее в Окленд.
      Там, возле парка, толпа людей уже двигалась пешком и на велосипедах к огороженной временным забором поляне. Народец победнее старался запарковать машины подальше, чтобы не платить за стоянку. Люди состоятельные, вроде гостей доктора-новобранца Ольшанского, въезжали вблизи цирка на дорогую парковку. Среди публики было много черных, поскольку цирк расположился в таком жилом районе, и, само собой, много детей. Тут пахло морскими водорослями, полынью и специями из соседних ресторанов. А в центре поля вырос купол, растянутый тросами. Гудели кондиционеры, накачивая под купол прохладный воздух. В вагончике продавали билеты.
      Под куполом громыхнула такого качества музыка, переносить которую ушам Олега было трудно и даже вредно. Он не был в цирке, наверное, четверть века и, откровенно скучая, лениво блуждал глазами по сторонам. Люди простой породы, а их было вокруг абсолютное большинство, поедали зрелище, попкорн, мороженое и запивали все кока-колой и пивом. Любая американская аудитория, как известно, жизнерадостна и доброжелательна, прием русского цирка не был исключением. Зал то и дело вспыхивал аплодисментами, даже если на арене не происходило ничего выдающегося.
      После парада, акробатов, дрессированных собачек, фокусника, который умело перепилил свою ассистентку в миниюбке и максидекольте, после вынутой из матрешки бескостной женщины, выделывавшей замысловатые акробатические фигуры на вращающемся в воздухе сверкающем шаре, шталмейстер возвел руки к небу и объявил следующий номер программы:
      - А теперь, леди и джентльмены, перед вами - Владан!
      Олег, до того момента слушавший вполуха, потряс головой, чтобы сбить сонливость, ибо был уверен, что ему почудилось. Зазвучало танго, мелодия которого ушла из памяти, но, оказалось, ушла не совсем. Горло у Немца сдавил спазм. Он стал жадно глотать кислород, будто воздух из-под купола цирка вдруг откачали.
      - Повтори имя,- прошептал он жене.
      - Владан, кажется, а что?
      - Владан?!- выдохнул Олег.
      - Тебе плохо?- с тревогой спросила Нинель.- Опять сердце поджимает? Сейчас найду таблетку .
      Подложил Олег под язык таблетку, но это не помогло. Он закрыл ладонями уши, и время спрессовалось. События в памяти дрогнули и замелькали, замельтешили, закрутились - Немец едва отслеживал происходившее на арене. Впрочем, видел он именно то, что однажды прожил полвека назад. Будто последующая жизнь отодвинулась в сторону и ничего не осталось, кроме детства...
      Посреди тусклой и грязной весны военного сорок четвертого года хмурый уральский городок неожиданно расцвел яркими афишами, к которым, скользя по мокрому льду, устремились не избалованные такого рода событиями аборигены. Разинув рты, они разглядывали красавцев и красавиц, расклеенных по заборам. Из афиш местные огольцы вырезали ножами, что понравилось, но вскоре на те же места наклеивались свежие полотнища.
      На одной из афиш усатый фокусник, одетый во все голубое, с черной повязкой на глазах, смело стоял в огненном кольце. Рядом с ним женщина в белоснежном бальном платье, будто она только что сошла со страницы старого романа, держала в руках шляпу; из шляпы выглядывал пушистый щенок. На другой афише несколько разъяренных тигров, облизываясь, смотрели на красотку-дрессировщицу. Тигр держал в пасти ее голову, а красотка изо всех сил улыбалась. На третьей - человек в черном плаще, похожий на мушкетера, на ковре-самолете опускался с неба на землю.
      Е Ж Е Д Н Е В Н О
      - было написано красным вверху этой афишы. А внизу шесть толстых черных букв с тремя восклицательными знаками:
      В Л А Д А Н !!!
      Слово запомнилось и сделалось вдруг в целом городе самым незаменимым.
      - Влада-а-ан!- кричали уличные мальчишки, бегая по рынку.
      - Влада-а-а-ан!!- орали ученики на переменах.
      И толком никто не мог объяснить, что это такое - "Владан". Люди пожимали плечами, ибо гастроли цирка еще не начались.
      В те дни за парту с Олегом Немцем посадили новичка. Он слушал, как все в классе кричат, а сам лишь улыбался. Строгая учительница с усами записала его в классный журнал и для памяти раза два громко повторила:
      - Ахмет Ахметжанов. Ахмет Ахметжанов... Ты, значит, из цирка?
      Ахмет кивнул. Класс загудел.
      - Дети, тихо!- прикрикнула учительница.- Ничего особенного! Он в классе будет временно, пока цирк не уедет.
      Олег придвинул к Ахмету тетрадку с домашним заданием и положил осколок от фугаски.
      - Бери! Бери насовсем!
      Новенького эта вещь не заинтересовала. Вскоре выяснилось, что у него были дела поважней. После школы Олег с Ахметом вместе вышли на улицу и остановились у афиши.
      ТРИ - АХМЕТЖАНОВЫ - ТРИ
      - сообщала афиша и ниже поясняла:
      ЭКВИЛИБРИСТЫ С ШЕСТАМИ
      Отец Ахметжанов шел по проволоке, держа наперевес шест или, как объяснял Ахмет, баланс. На плечах отца Ахметжанова стояла Ахметжанова-жена, то есть мать Ахмета. У нее на плечах стоял мальчик - новый друг Олега Ахмет, который числился старшим сыном в труппе цирковых артистов Ахметжановых. Два его меньших брата, близнецы Сурен и Булат, тоже бегали и прыгали на арене, но на канат их допускали пока только на репетициях.
      - И впятером будете выступать?- спросил Олег.
      - На репетициях уже давно работаем, но бывают срывы...
      Итак, Немец сидел на одной парте с живым артистом цирка, чему все завидовали. Скоро он знал об Ахмете абсолютно все. Как тот жил в детском приюте в Ташкенте, как его усыновил Ахметжанов-старший. Всех троих детей он и его жена взяли из детских домов.
      А как много Ахмет умел! Стоило Немцу произнести на уроке слово, и он получал замечание. Сосед же его мог болтать так, что училка ничего не слышала. Ахмет и Олега научил говорить, почти не шевеля губами. Таким способом Ахметжановы переговаривались на арене, незаметно для зрителей.
      - В цирк вечером желаешь?- спросил новенький, когда после уроков они прощались на улице.
      - А можно?- глаза у Олега загорелись.
      - Приходи к служебному входу ровно в полвосьмого. Войди и стой.
      Олег прибежал заранее, обошел цирк кругом, отыскал табличку "Служебный вход", осторожно вошел и стал ждать у двери.
      В половине восьмого Ахмет, одетый в черную бурку, вышитую бисером, подошел к вахтеру и, положив руку Немцу на плечо, важно сказал:
      - Это ко мне!
      Они поднялись на верхний этаж, пробежали по длинному коридору, потом лезли по винтовой лестнице и пробирались мимо ящиков, набитых реквизитом. Олег вслед за Ахметом вскарабкался по железным ступенькам на узкий балкончик и замер: в полутьме перед ним открылся купол - цирковое небо, увешанное канатами. Ахмет между тем солидно пожал руку осветителю и показал на Олега глазами.
      - Вот мой друг. Пускай тут посидит, ладно?..
      Осветитель кивнул. Он возился с прожектором и даже не взглянул на Олега, видно, привык, что к нему подсаживают зайцев. Ахмет хлопнул Немца по плечу и исчез.
      До представления оставалось еще минут двадцать. В зале было пусто, прохладно и полутемно. Униформисты в зеленых мундирах, перекликаясь, раскатывали на арене ковер. Когда крики стихали, снизу доносилось рычание тигров. Тех самых тигров, что красовались на афишах недалеко от Владана.
      Сидя в углу балкончика верхом на перевернутом старом прожекторе, Олег смотрел на арену. Зал постепенно заполнялся народом. Осветитель защелкал выключателями. Толстый, гладко прилизанный человек в черном фраке, который не сходился на животе, шагнул вперед и произнес красиво и громко слово, знакомое и непонятное:
      - Вла-дан!
      Оркестр грянул танго. Осветитель рядом с Олегом засуетился. Свет в зале потух. Потом луч прожектора высветил под потолком ковер-самолет, точь-в-точь, как на афише. На ковре сидел человек в черном плаще. Ковер-самолет стремительно летел вниз. Теперь луч прожектора осветил пятно в центре арены.
      Там медленно вращался круг. Человек в плаще прыгнул с ковра-самолета на круг. Его черный плащ взметнулся и улетел в темноту вместе с ковром. Артист остался в белой рубашке с бабочкой, узких брюках и - босиком. Он застыл. Он ждал, когда кончатся аплодисменты. Затем он прошел по краю круга, раскланялся и уселся в кресло, будто устал после дальней прогулки.
      Шталмейстер снова выдвинулся на арену и объявил:
      - Художник, рисующий ногами,- Владан!
      В зале вспыхнул яркий свет. Под танго, слегка пританцовывая, на арену выбежала женщина в белоснежном бальном платье. Она тоже раскланялась, расставила перед Владаном мольберт и укрепила лист бумаги. Владан поднял босые ноги, и только теперь стало видно, что рукава его рубашки висят по бокам тела, и эти рукава пусты. Художник рисует ногами, потому что рук у него нет.
      Оркестр умолк. Правая нога Владана мелькала над бумагой, в тишине зала был слышен скрип углей, которыми Владан рисовал. Делал он это быстро. Через несколько секунд музыка заиграла снова. Женщина сняла с мольберта только что созданный пейзаж и понесла вокруг арены. Олег сидел выше всех, но даже он разглядел пальмы, море, дома на берегу.
      И началось! Владану подавался новый лист бумаги, и он мгновенно набрасывал новый сюжет. Пока его помощница обходила круг, новый рисунок уже был готов. В конце пути ассистентка вручала каждую картину зрителями, и лист бумаги начинал свое путешествие из рук в руки вдоль ряда или наверх, до самой галерки.
      От высоты, с которой приходилось смотреть на арену, и ряби разноцветных огней, с которыми орудовал осветитель, а может, еще от дыма и треска вольтовых дуг в прожекторах у Олега кружилась голова.
      Внезапно музыка оборвалась, свет в зале потух. В луче прожектора на арену опустился ковер-самолет. Он поднял Владана с его помощницей и унес в темноту. Оркестр загромыхал марш, перекрывая шум аплодисментов. Зрители захлопали неистово, требовали повторить. Владан не вышел.
      Все в тот вечер казалось Олегу невероятным - ведь он первый раз в жизни был в цирке. Но ни его друг Ахмет Ахметжанов, который, скинув бурку, по тонкой трубе ловко взбирался на двадцатиметровую высоту и там делал стойку на руках, ни силовые акробаты братья Чертановы, ни наездники, ни даже тигры, которые ласково лизали щеки дрессировщицы,- никто не поразил Олега так, как художник без рук Владан.
      Днем дома, после школы, когда мать была на работе, Олег решил повторить номер Владана. Он спрятал руки в карманы, уселся на стул и пытался поднять с пола босой ногой карандаш. Ничего не получалось. Тогда он рукой вставил карандаш между пальцами ноги и начал рисовать на куске бумаги, прикрепленном к стене. Получалась мазня: нога упорно не слушалась и не хотела создавать шедевра. Люська сидела рядом и умирала со смеху. Мать узнала об эксперименте и сказала, что Олег сходит с ума. Даже отец этого никогда не делал, а ведь он художник. Олег ей отвечал, что если б она побывала в цирке, ей тоже захотелось бы попробовать.
      - Только цирка мне не хватает!- воскликнула мать.
      Ахмет часто брал Немца с собой в цирк. Мать не возражала, считала, что лучше сидеть за кулисами, чем слоняться по улицам неизвестно с кем. Олег дома без конца повторял куплеты, которые пели клоуны: "Тут и там - Гитлера там-там! Там и тут - Гитлеру капут", и другие гениальные стихи. Мог бы Олег как шталмейстер объявлять номера, ничего не перепутав, не хватало ему только такого же представительного живота, на котором не сходился фрак, не говоря уж о самом фраке.
      Олег прирос к цирку. А Владан по-прежнему оставался загадочным существом, прилетавшим на ковре-самолете из неведомого мира.
      Раз Ахметжанов-старший ушиб руку, и номер их в тот день отменили. Ахмет очень обрадовался, что сегодня не надо выступать, затащил Олега в пустую артистическую, они стали рубиться в шахматы. Играл Ахмет так, что не успевал Олег опомниться, как его королю угрожал мат. Немец не обижался, но скоро ему надоело раз за разом беспросветно проигрывать, тем более что на арене в это время шло представление.
      - Ахмет, айда лучше смотреть...
      - Ты же видел десять раз!
      - Ну, все-таки глупо сидеть в цирке и не смотреть!
      Они помчались по коридору к лестнице, когда их позвали.
      - Ахмет!- слышался сзади хрипловатый негромкий голос.- Зайди!
      Ребята остановились.
      - Владан зовет,- сказал Ахмет и пошел к открытой двери.
      Посреди комнаты стоял невысокого роста молодой парень в белой майке и мятых пижамных брюках. Он растерянно улыбался.
      - Владан, это Олег Немец, мой друг.
      Ахмет подтолкнул Олега вперед. Немец, как взрослый, протянул руку, чтобы поздороваться, но тут же сконфузился, потому что у Владана вместо рук торчали короткие обрубки возле плеч. Локтей у него не было. Олег растерялся, но Владан захохотал и тем сразу его простил.
      - Будем знакомы,- представился он, наклонился и, сведя оба обрубка на груди, сдавил ими Олегову ладонь.- Меня звать Слава.
      - А где же Владан?- растерянно спросил Олег.
      - Это и есть Владан,- засмеялся Ахмет.- На арене Владан, дома Слава. Ты зачем нас, Слава, звал?
      - Вы Майю случайно не видели? Куда она пропала? Понять не могу... Ребятишки, сложите мои вещи в шкаф, а то я спотыкаюсь.
      Волшебник, рисующий ногами, стоял посреди комнаты в майке, лохматый и растерянный, размахивая короткими культяпками рук, а вокруг на полу было разбросано его барахлишко. Ахмет ловко собрал и сложил в шкаф белье и одежду. Олег, как мог, ему помогал.
      - В шахматы сыграем?- спросил Ахмет Владана, когда они немного прибрались.
      - Давай! Только сперва с гостем. Идет?
      Олег кивнул не очень уверенно.
      - Расставляйте фигуры.
      Шахматная доска стояла на полу. Олег делал свой ход, Владан, сидя на диване, тут же протягивал ногу и, ухватив фигуру между пальцев, опускал ее точно на нужную клетку. Он быстро обыграл Немца и сказал:
      - Приходи почаще - выиграешь.
      С того вечера Олег, можно, пожалуй, сказать, подружился с Владиславом Даниловым, или, сокращенно, Владаном, как тот значился на афишах. И очень этой дружбой гордился. Олег бегал к Владану почти каждый день, теперь чаще, чем к Ахмету. Он гонял для него на рынок за махоркой, научился скручивать цигарки из газетной бумаги, которые вставлял Владану в губы и потом давал огонька. Догоревшую его цигарку научился ловко тушить в тарелке с надписью "Госцирк", которая заменяла пепельницу. Он и уроки делал, сидя у Владана, а тот его кормил, чем было.
      Однажды днем Олег весело вбежал к Славе.
      - В шахматы сыграем?
      Владан промолчал.
      - Что с тобой?
      - Без рук, брат, тяжко,- грустно ответил он.- Беспомощность унижает. Жить неохота...
      Он был мрачней тучи.
      - Мне бы водки стакан... Достань, браток, а...
      Кивнув, Олег помчался домой, помня, что у матери под кроватью стояла добытая неведомо откуда бутылка. К счастью, дома никого не было. Олег завернул ее в газету и притащил Владану. Тот сидел в полузабытье на диване в той же позе.
      - Где взял?
      - У матери...
      - Спасибо, друг! Налей.
      Олег налил ему полстакана.
      - Добавь еще.
      Стакан заполнился до краев.
      - Теперь закупорь, заверни бутылку в газету и не забудь взять домой. Не то я всю допью.
      Стиснув стакан обрубками рук и не пролив ни капли, Владан опрокинул его в рот, не морщась и не закусывая, как будто это была вода. Он сидел и ждал, пока лекарство подействует. Олег погладил ему обрубки.
      - Это... на фронте?
      Владан взял его за плечи обрубками рук и сжал.
      - Я ведь водителем был. И руки мои остались в бронетранспортере.
      - Как это?- не понял Олег.
      - А так. Драпали мы из окружения. Чувствую, вязнут гусеницы, болото, надо обходить. Стали кружить и напоролись на минное поле. Помню только, ребята меня вытаскивают, я кричу: "Руки, руки мои возьмите!" Больше ничего...
      - Понятно,- растерянно протянул Олег.
      - Если понятно, браток, не откажи в любезности - сходи за Майей! Видишь ли, дело какое! Нас на фронт везут...
      - Тебя - на фронт?
      - Номер наш включили в программу бригады, которая едет на фронт выступать.
      Конечно, Олег знал, где живет Майя: Владан не раз посылал за ней. Это было довольно далеко от цирка, за железнодорожной станцией. Если трамвай не ходит, а он ходит редко, то пешком минут сорок. И Немец отправился к Майе.
      Чем больше Олег привязывался к Владану, тем непонятней была для него Майя и их отношения. Познакомился Владан с ней в Ташкенте, в госпитале, где лежал после ранения. Курносая веснушчатая Майя забегала к нему в палату.
      Она была беженка, эвакуированная, вся семья ее погибла. Она ведь была старше Владана на одиннадцать лет. Владана взяли в танковую школу из Суриковского художественного училища, где ему прочили славу нового Репина. И пока Владан лежал полгода в госпитале, нашел он себе занятие: в связи с отсутствием рук рисовал ногами. Потом его подобрала проезжая цирковая труппа, поскольку артистов для программы не хватало. Владан уговорил Майю ехать с ним.
      Она стала помогать ему на репетициях, гримировала его, начала понемножку выступать вместе с ним. Владан с Майей расписались в ЗАГСе и жили в артистической: спали на диване, а ели за гримерным столом. Они проехали много городов, и вдруг все рухнуло.
      Первым делом Майя расклеила на заборах объявление, которое сама написала: "Цирк снимет комнату для артистки". И такая комната нашлась. На вопросы Владана отвечала, что уходит в частный дом, потому что устала скитаться. Дом, хоть и чужой, все-таки дом. Она не жила с ним больше, но приходила на работу. Тут, после представления, Олег слышал, как они ругались. Владан ходил хмурый, натыкался на стулья и матерился.
      - Ты что - хочешь совсем уйти? Пропадешь!
      - Мне здесь надоело...
      - А номер? Как же наш номер?
      - Мне все равно!
      Хлопнув дверью, она вышла, а в коридоре натолкнулась на шталмейстера. Он был в парадных брюках, но вместо фрака в зеленой полосатой пижаме. Шталмейстер схватил Майю в охапку, пытаясь успокоить.
      - Ахметжановы больны. Эти скандалят. Представление срываете! Да на фронте за такое вы бы пошли под трибунал!
      Не отвечая, Майя вырвалась, убежала. Номер их в программе пропустили.
      С большой неохотой Немец бежал к Майе.
      Дверь, в которую он стучал, долго не открывалась. Олег уже хотел уйти, когда наконец вышла Майя в халатике, гребешком продолжая расчесывать длинные вьющиеся волосы.
      - Ну, что тебе?- устало спросила она.- Опять? Скажи Владану, что я больше не приду. Понял?
      - Нет, не понял!- замотал головой Олег.
      - Не понял, ну и не надо!
      За спиной у Майи появился большой человек в трусах. Олег знал его. Этого тяжеловеса в цирке объявляли как силача - чемпиона среди силачей. Он поднимал огромные гири немыслимого веса, а потом свет гас, и униформист собирал эти гири в охапку и бегом уносил с арены.
      - Слушай, малец,- усмехнулся тяжеловес.- Майя сейчас занята.
      - Он велел передать,- продолжал Олег,- что едет на фронт...
      - На фронт?- удивилась Майя и пожала плечами.- Ну и пускай едет!.. Я-то тут при чем?
      Обратно Олег бежал, терзаясь сомнениями. Как же быть: сказать Владану Майины слова или нет? Если Владан это услышит, ему будет плохо. А если врать, то как?
      - Ну что?- спросил Владан, едва Олег переступил порог.
      - Майи нету!- сказал Олег.
      - Где ж она?
      - Куда-то уехала... Совсем...
      Владан сжал губы. Олег скрутил ему цигарку, положил в губы и дал прикурить.
      - Дела...- пробормотал Владан.
      Он лег на диван и отвернулся лицом к стене.
      На другой день цирковая труппа уезжала: часть на фронт, а часть в какой-то другой цирк. Прощаясь, Ахмет подарил Олегу новую афишу. На ней вместо "Три - Ахметжановы - три" красовалось: "Пять - Ахметжановы пять". От Владана Олегу достались рисунки. Не те большие, которые он делал на арене для зрителей, а маленькие, которые он делал для себя. Рисунки долго висели у Немцев дома. Когда уезжали в Америку, таможня рисунки не пропустила, и Олег от обиды их порвал.
      Слегка оглохший от громовой музыки Немец сидел в цирке, вжав голову в плечи и ладонями прижав уши. Время развернулось и примчалось назад. Нинель тревожно на Олега поглядывала, не понимая что случилось. На арене молодая женщина снимала с мольберта пейзажи, сделанные художником, который полулежал в кресле и рисовал ногами. Пустые рукава его белой рубашки развевались на сквозняке. Только этот артист, прилетевший на ковре-самолете в черном плаще, был совершенно седой.
      Разволновавшись, Олег плохо видел происходившее на арене и, едва номер кончился, поднялся.
      - Мне... ну, в общем, надо за кулисы,- сбивчиво сказал он Нинель.Надо поговорить с этим человеком...
      - А сердце твое в порядке?
      - В порядке... Не волнуйся...
      И Немец пошел по проходу, то и дело спотыкаясь о чьи-то ноги и изредка механически извиняясь.
      Пожилая черная уборщица, узнав в чем дело, указала ему на дверь.
      Перед зеркалом, спиной к нему, сидел старик с седой гривой волос, и женщина в белом передничке держала перед его губами бумажный стаканчик так, чтобы он мог пить. Олег подождал, пока старик напьется.
      - Слава,- тихо позвал Олег.
      - Тут я,- весело отозвался человек и повернулся во вращающемся кресле.
      - Раз отзываетесь на это имя, значит, это вы.
      - Конечно, я - это я. А вы, простите?..
      - Мне трудновато объяснить... Я несмышленыш, с которым вы играли в шахматы и... посылали к Майе... Меня зовут Олег Немец.
      Некоторое время они молча, изучающе смотрели друг на друга.
      - Война?- спросил Владан, как спрашивают секретный пароль.
      - Война,- подтвердил Олег и вздохнул.
      - Since this's your friend, I'll be back in few minutes,- промолвила женщина и вышла.
      - Что она сказала?- спросил Владан.
      - Она отойдет на несколько минут,- перевел Олег.
      - Я знаю, здесь нельзя курить,- Владан подмигнул.- Но пока эта леди, которую ко мне тут прикрепили, вышла, достань мне сигаретку во-он из той сумки. Мы ведь на "ты", да? Как не подымить по такому случаю?
      Чиркнув зажигалкой, Олег дал Владану прикурить и закурил сам.
      - Видишь, я в том же амплуа,- сказал Владан и закашлялся.
      - Кто же тебе помогает?
      - Да кто попало... Они у меня не задерживаются,- Владан вдруг запел.- Менял я женщин, как, терьям-терьям, перчатки...
      - Приятно тебя видеть здоровым и в форме, несмотря ни на что!
      - Здоровым?!- печально усмехнулся Владан.- Тебя не удивляет, что я вообще жив? Мне ведь за семьдесят. А ты? Ты-то как?
      Олег скупо рассказал. Он был растерян и от этого глуповат.
      - У тебя семья, а я вот как жил, так и живу бобылем, если не считать случайных эпизодов. Не живу, а существую...
      - Как Майя? Может, это неприятно вспоминать?..
      - Майя, представь себе, пришла на наше представление в Нью-Йорке. Живет с мужем на Брайтон-бич.
      - Он тоже был циркачом?
      - Сейчас служит швейцаром в гостинице. Ведь не мальчик... Меня раньше за границу никогда не выпускали,- советские люди не должны быть уродами. Сейчас к вам сюда только ленивые не едут. Знаю, все халтурят, но, поверь мне, кроме циркачей: на канате под куполом на шармачка не поработаешь... Послушай, Олег, ты же по-английски сечешь. Погляди, что тут про меня пишут?
      Кивком головы Владан указал на стол. Немец взял свежий номер газеты "Сан-Франциско экзаминер". На фото Владан был в своей рабочей позе на арене. Заголовок гласил: "Русский артист, который ногой рисует лучше, чем другие художники рукой".
      - Я-то газет не читаю,- сказал Олег.- Оказывается, о тебе уже не первый раз здесь пишут. Вот послушай: в связи с появлением талантливого русского художника без рук газета решила провести конкурс среди читательниц: какой орган у мужчин самый важный.
      Только теперь до Олега дошло, почему спорили у Мирона гости!
      - Какой же?- спросил Владан, кося глаза в газету.
      - "Читательницы охотно откликнулись,- переводил Олег.- Одна молодая женщина заявила, что постановка вопроса неправильная: у ее друга ей нравятся все органы. Одна феминистка заявила, что у мужчин нет важных органов вообще, все второстепенные, а все важные органы только у женщин. Она и получила первую премию на конкурсе: бесплатную подписку на газету "Сан-Франциско экзаминер"" .
      - Боже мой!- воскликнул Владан.
      - Вот еще,- Олег продолжал читать.- Тебя будут показывать по телевидению на всю Америку. Готовься! Знаменитая Барбара Уолтерс специально прикатила в Сан-Франциско взять у тебя интервью для передачи "Twenty-twenty".
      - Зачем мне все это?
      - Поздно, брат, ты - знаменитость. Вот письма читательниц. Послушай-ка, тебе делают предложение. Некая Стефани Боксер готова утешить тебя в одиночестве. Она пишет, что отсутствие рук у Владана - не помеха и что готова выйти за тебя замуж. Женишься - останешься в Америке.
      Владан улыбался. Но в глазах его стояли слезы.
      - Это что, серьезно? Такого мне в жизни никто не предлагал. В молодости я хотел любить женщин руками, понимаешь, и очень страдал, что не мог... Мопассан говорил, пока у него есть хоть один палец, он мужчина, а у меня нет ни пальцев, ни даже тех мест, из которых они растут. Кому я нужен - жалкий калека, жертва той тупой, идиотской войны, обрубок человека?
      Я ведь тоже не состоялся из-за войны, хотел сказать Олег. Но это было неуместно, и он промолчал.
      - Владан, давай я заберу тебя к нам домой,- вместо этого произнес он.- Отдохнешь... Расслабишься... Погуляем на океане... А потом привезу обратно. Идет?
      - Нет, Олег, нет! Все это не для меня. У меня только две точки существования: арена и гримерная с диваном. Тут или там я и помру. А теперь прощай, дружище. Мне надо принять снотворное и лечь.
      - Тогда вот мой телефон,- Олег набросал на клочке бумаги номер.Отдохнешь - позвони, я за тобой приеду и...
      Владан кивнул. Олег обнял его за плечи, понимая, что звонка не последует. Пустые рукава владановой белоснежной рубашки колыхнулись и замерли.
      Олег вышел на улицу. Представление давно закончилось, и пространство вокруг цирка опустело. В Тихом океане садилось солнце, оранжевое, тяжелое и равнодушное. Никакой разницы с тем солнцем, которое Олег видел в деревне накануне войны, не было.
      Нинель одиноко стояла у входа в цирк и ждала мужа.
      КВАРТИРА No 1
      Немало помотался по свету Олег Немец. А в город, где родился, никак не мог выбраться. Было к тому объективное препятствие, ибо давно переселился Олег на другой континент и сделался американским подданным. Он все надеялся на гастрольную поездку, но пути оркестра туда не лежали.
      И вот, после очередного концерта в Москве, в предотъездный свободный день, душный и полный бензиновых паров, Олег отчетливо понял: если он немедленно не съездит, то после уже не увидит свой город никогда. Договорились они с женой, трепавшейся на радостях с утра до ночи со старыми подругами, встретиться в десять вечера того же дня на Центральном телеграфе, у входа.
      Билетов на ранний рейс на аэровокзале, конечно, не было. Но для тщательно выбритого, вальяжного господина, во все ненаше одетого, с американским паспортом, а главное, за двойную цену в твердой валюте билетик случайно нашелся. Вскоре Олег уже протопал через магнитную ловушку в Быкове на посадку. Если все будет нормально, меньше часа полета, и там у него будет несколько часов.
      Подремывая в тесном для его располневшего тела и дребезжащем самолете, Немец подсчитал, сколько он не был в родном городе. Вышло около полувека. Для всеобщей истории человечества его вояж не имел существенного значения, но история не происходит сама по себе. Она то течет мимо, то втягивает нас в водоворот. Мы выкарабкиваемся, обсыхаем на солнышке, и кажется, что история снова независимо течет мимо. Она-то легко может течь без нас, да мы без нее не живы. Подобные философемы приходят только человеку, пребывающему в самолетном безделье. Ну, и день был непростой, набухший предчувствием.
      Самолет приземлился, когда наступило самое пекло. Не выходя из приземистого здания провинциального аэровокзала, Немец повесил на плечо сумку, плащ и первым делом втерся в очередь поближе к кассе. Заскандалившему было старику он дал доллар, и тот сменил гнев на милость. Олег купил за три пачки российских банкнот обратный билет на вечерний рейс в Москву. Пока что ему везло. Чтобы разом на весь день отрешиться от мирских забот, в стекляшке напротив аэровокзала он взял две порции жутких вареников, похожих на вареных мышей. Однако есть их не стал, отдал бедной женщине, которая проворно слила их в пластиковый мешок.
      Немец взял такси, через полчаса очутился в центре и побрел, повинуясь внутреннему компасу.
      Ничего Олег не узнавал, а все-таки к старому чугунному мосту пришел, никого не расспрашивая. У моста он замедлил шаги. Грузная решетка, покрашенная по ржавчине, бугрилась волдырями.