В стране объявляется гласность, но в КГБ это слово понимается как глазность. Газеты призывают сообщать, кто из соседей живет не так, как все, а тайная полиция регистрирует все проявления инакомыслия, которые ей придется душить последующие двадцать лет. Полнеют досье, обновляются кадры информантов.
      В новой волне доносительства, начатой советской печатью в середине 80-х годов, в театрах широко пошла пьеса Виктора Розова "У моря". Положительный герой пьесы - десятиклассник, отца которого, ответственного работника, как и отца Павлика Морозова, судили за взятки. Все симпатии автора на стороне смелого юноши. Отец уже в тюрьме, а сын сочиняет не просто донос, но в течение целого лета записывает всю подноготную отца, чтобы разоблачить его еще больше, чем это сделали власти, и, таким образом, добавить ему срок заключения. Вполне нормальный и грамотный юноша истерически кричит на весь зал, что изобличит всех таких, как его отец. Герой пьесы идет дальше Павлика: он публично отказывается не только от отца, но и от матери, и уходит из дома перевоспитываться в семью простого пролетария-работяги.
      Вряд ли известному драматургу Розову грозили неприятности, если бы он не вдохновился столь сомнительной темой. Что же это? Убежденность писателя в правильности коммунистических моральных принципов? Или все то же стремление выслужиться - на этот раз на волне гласности?
      Возможно, и то, и другое, но причина прежде всего в том, что идеологические фетиши у нас на родине умирают неохотно. Иногда их кладут на полку, потому что использование их невыгодно. Но это не значит, что доктрина становится более человеческой. Советская идеология меняет ритуалы, но не способна изменить постулатов. Идеология эта вырождается, но не перерождается. И в этом причина, почему бронзовый доносчик 001 сумел простоять две трети века.
      "Кем бы он мог стать? - размышляла "Пионерская правда" о Павлике к одной из предыдущих годовщин со дня его убийства. - Выращивал бы сегодня небывалые урожаи на уральской земле или варил сверхпрочную сталь?". Не знаем, как насчет стали, а урожаи и без Павлика Морозова стали поистине небывалыми. Может быть, поэтому другие авторы писали, что Павлик, доживи он до нашей эпохи, стал бы космонавтом. Чем занимаются советские космонавты в космосе, мы догадываемся, но зачем же это афишировать? Любые сомнения в поступке Морозова всегда вызывали у властей неприязнь.
      В статье В.Терентьева "Не запятнать светлого имени!" с подзаголовком "Наш ответ господам за океаном" уральская газета "На смену" писала в шестидесятые, что американцы оклеветали Павлика Морозова в своем школьном учебнике. Газету возмутила фраза: "Ребенок должен уважать своего отца и свою мать..." Вот что в действительности написано в главе "Политическая арифметика и коммунистическая мораль" американского учебника "Сущность коммунизма".
      "Частью усилий советской системы образования является утверждение в учебниках "коммунистической морали". Поскольку коммунизм отрицает религию, он отрицает также западные моральные критерии, основанные преимущественно на религии. Следовательно, советских детей учат различать, что хорошо и что плохо не на основе фундаментальных моральных ценностей, как мы их понимаем, но, скорее, на основе советской доктрины. Так, убивать другого плохо, но было вполне морально для Сталина убить миллионы людей во время принудительной коллективизации. Ребенок должен почитать своих отца и мать, говорят коммунисты, но в Москве стоит памятник в честь одиннадцатилетнего Павлика Морозова, чей отец был уничтожен после того, как юный Павлик донес на него как на укрывателя хлеба. Ребенок должен слушаться и уважать учительницу, говорят коммунисты, но обязан сообщить, если она относится терпимо к выражению религиозных взглядов".
      Текст американского учебника не доступен советскому читателю без специального допуска, тем более на Урале. Не приведя полностью мыслей авторов, уральская газета обвинила американских профессоров в "детском иудстве", сравнила их с герасимовскими кулаками и заключила, что кулаки лучше, так как были неграмотными. По мнению советской газеты, то, что написали американские историки, есть столь же подлый акт, как и убийство кулаками Павлика Морозова. "Это покушение, - говорилось в статье. - Да, вас обвиняют в покушении на имя Павлика Морозова, господа профессора, в покушении на светлую память о нем... Уголовный суд приговорил кулаков к расстрелу. Уильям Миллер, Генри Робертс, Маршалл Шульман, Гарри Сейвейдж, любой суд чести вынесет этим именам смертный приговор - позор".
      Столь воинственная защита морали Морозова в международном масштабе показала, что этот мальчик на своем посту. "Лжет зарубежная пресса, что мы воспитываем своих ребят на примере предателя своего отца", - утверждает современный советский писатель Балашов в статье, опубликованной к 50-летию подвига Павлика Морозова в журнале "Уральский следопыт" под названием "Мальчик с мужеством мужчины". Так как же - воспитываем на примере предателя или теперь больше не воспитываем? В статье Балашов утверждает, что жизнь Павлика "все еще ждет своего Шекспира".
      Несомненно, все большему числу вполне лояльных, но думающих людей ясен практический урон от лжи: раз нет ничего святого, то и власть, и ее представители не святые. Цинизм детей следующего поколения стал массовым. Коммунисты воспитывают честность на примере подлости, преданность на примере предательства. И все труднее объяснить детям, почему ради высоких идей надо делать низкие поступки.
      У истории, любили повторять советские лидеры, нет пути назад, развитие общества нельзя повернуть вспять. Но в 30-е годы именно советским вождям удалось вспять повернуть историю: Россия вернулась к самым мрачным годам средневековья. Повреждение нравственности оказалось настолько глубоким, что уже после смерти Сталина, говоря о массовом бессмысленном уничтожении людей по сфабрикованным доносам в сталинских застенках, писатель Виталий Губарев в цитированных воспоминаниях хвастался: "За тридцать лет мы немало выпололи бурьяна". Где гарантия, что завтра утром очередной властитель не решит заняться прополкой огорода, который ему удалось прибрать к рукам? Кто против - опять враг, и на него готово досье, и телефон его подключен. Советский поэт заявил, что Павлик Морозов будет нашим ровесником "во все века". Это приятная перспектива.
      "Доносить или не доносить? Вот в чем вопрос". Так вынужден спрашивать себя каждый российский Гамлет. И ответ на этот вопрос не такой простой, как кажется. Хулиган ударил женщину, вырвал у нее сумочку, сел на мотоцикл и умчался. Вы видели номер мотоцикла, рядом телефон. Донести или не донести в милицию? На этот вопрос ответ однозначный: нельзя не сообщить. Но это не имеет отношения к обсуждаемой нами проблеме. Она касается политического доноса, который аморален в принципе.
      Что касается доноса внутри семьи, то в этом случае современная мораль, как и библейская, не делает различия между доносом политическим, уголовным и просто нежелательной утечкой внутрисемейной информации. В семье и, так сказать, из семьи аморальны любые виды доноса. Хотя в отдельных случаях это противоречит интересам общества в целом, но служит интересам семьи. А без семьи нет и общества. В странах, где нет тотального единомыслия, где политический донос не является "священной обязанностью", а семья неприкосновенна, каждый человек отвечает на этот вопрос сам. Доносчики по призванию есть, но их не больше, чем лиц других призваний. Дело не в них.
      Властям постоянно нужен именно политический донос. Все спокойно, пока вас лично не начинают вербовать. Наметив жертву, звонят домой, предлагают встретиться "на скверике", вызывают в специальный отдел, имеющийся на каждом предприятии, приводят в "их" номер в гостинице. Начинают с шантажа, грозят, что повредят с диссертацией, помешают сыну поступить в институт. Покой в семье, карьера, будущее - все начинает шататься. Потом обещают лучшую должность, возможность почитать запрещенные книги. Спрашивают-то ерунду: какие высказывания были у вашего соседа? Лучше молчать - но тогда затаскают. Может, сказать, и отпустят? Или средняя линия: "Да, конечно, я понимаю, как это важно, но я, к сожалению, ничего не слышал..." А они не верят. И вызывают снова и снова, потому что вы - никто, вы - "материал", по выражению Ленина, а они, стало быть, истинные ленинцы, они государство, они - партия, они - закон, и деться некуда.
      Но вот какая и для них беда. Не дай Бог, оступился любой из них, от мелкого районного чекиста до генсека. И он сам тут же превращается в "материал", и это для него конец. Уж сами-то они хорошо понимают, что в стране есть один реально действующий закон - произвол. И одно реальное право - сигнализировать.
      Вернемся к отправной точке повествования. Кто же все-таки виноват во всем, что произошло в Герасимовке? Сам Павлик Морозов? Его предки? Семья? Школа? Система? Исторические условия? Виноваты все? Не виноват никто? Морозов виновен меньше всего: он ребенок. Личность начинается с возможности выбора, а у Павлика и других деревенских детей 30-х годов выбора не было. И взрослые в те годы теряли моральные критерии, что же говорить о неразвитом мальчике? Тем более не может Павлик нести ответственности за то, что делалось от его имени после его смерти.
      Невиновность мальчика-доносчика не вызывает сомнений, но вдвойне преступны те, кто растлевал детей, чтобы удержаться у власти. Хочется от этого отмежеваться, свалить вину на отдельных людей, на преступные наклонности Сталина, на особые условия, которые вынуждали уничтожить одну часть общества для укрепления власти другой части. В отличие от национального геноцида, осуществлявшегося в фашистской Германии, мы назвали бы уничтожение "враждебных классов" в Советском Союзе социоцидом. И Павлик Морозов, сам того не ведая, стал символом советского социоцида, идеологически обоснованного террора, организованного одной партией против всех народов, населяющих страну.
      Когда шел показательный процесс по делу об убийцах Павлика Морозова и цензурная брань в адрес врагов народа достигла пика, в газете "Уральский рабочий" появилась статья, посвященая 300-летию со дня рождения Б.Спинозы. Мы не знаем, случайно или с намерением в этой статье оказалась цитата из великого философа: "До какой степени боязнь заставляет людей безумствовать". Безумство от страха - может быть, это состояние точнее всего определяет жизнь страны, в которой происходили описанные здесь события.
      Но холодный рассудок историка изумляет другое: как случилось, что под могучим прессом нагнетаемого партией и правительством безумного страха доносчиками стали не все? Сам факт, что призывы поступать, "как Павлик Морозов", продолжались свыше пятидесяти лет, свидетельствует о том, что, как Павлик, все не поступают. Доказательство того и эта книга, которую мы писали несколько лет в Москве. Рукопись ходила в Самиздате с 1984 года, потихоньку обсуждалась многими писателями, и никто, насколько мы знаем, за нее не пострадал.
      Основной задачей советской литературы было, как известно, создание положительных героев, помогавших советской власти. При этом никакие противники так не вредили этой власти, как она сама себе, сочиняя мифы, ее компрометирующие. Идет время. Павлика Морозова можно осудить, вовсе изъять, можно подкрасить, восстановить. Говорят, сознательный гражданин приучен верить всему, что он слышит, видит и читает. Но из этого не следует, что он будет поступать так, как его заставляют. Даже в сталинских и гитлеровских лагерях чудом выживали несломленные люди. В России обыкновенный человек по-прежнему делает вид, что он, как всегда, согласен. Но мы не знаем о чем он думает. Он лжет, когда от него требуют лжи, но в душе хочет знать истину. Он поддается, когда его, по выражению Достоевского, хотят сузить, но поддается не до конца. Он мало кому доверяет, но все же надеется, что собственные дети на него не донесут.
      1980-84 гг.
      Москва - Свердловск - Герасимовка
      Тавда - Ирбит - Первоуральск - Алупка
      Запорожье - Мелитополь - Харьков
      Львов - Ленинград - Магнитогорск.
      Послесловие. РАСПАД СИСТЕМЫ И УЧАСТЬ ГЕРОЯ 001
      Судьба этой книги и ее автора оказались необычными.
      Работа над рукописью о Павлике Морозове была закончена в начале восьмидесятых, когда Советский Союз торжественно отмечал пятидесятилетие со дня смерти героя-пионера. Нечего было и думать о публикации книги. Рукопись попала в Самиздат, а имя автора - в черные списки тех самых органов, символом которых был доносчик 001. Объявленные гласность и перестройка также ничего не изменили.
      Выпустило книгу Лондонское издательство в конце 1987 года, а советские таможенники конфисковывали книгу у тех, кто пытался ее провезти. Между тем про найденные нами подлинные сведения о Павлике Морозове заговорил "Голос Америки", а летом 1988 года автор прочитал текст, главу за главой, перед микрофоном нью-йоркской студии Радио "Свобода", которое тогда уже перестали глушить. Передачи эти повторялись каждые четыре часа и охватывали сорок миллионов слушателей от стран Восточной Европы до Дальнего Востока.
      В редакции советских газет и журналов хлынул поток писем. "Недавно узнал о том, что Павел Морозов вовсе не тот, о каком мы говорили, не пионер-герой, а предатель, - писал в "Пионерскую правду" мальчик из города Цимлянска Ростовской области. - В нашей отрядной песне есть такие строки: "Равняйся на Павла Морозова!". А на кого равняться? Я очень гордился, что наш отряд носит его имя. А вышло вон что".
      Важнейший вопрос задал взрослым мальчик. "Пионерская правда" письмо это напечатала. И не просто так, а чтобы ответить. Похоже, органы пропаганды и не предполагали, что тема окажется настолько болезненной. "...Пишут пионеры и их родители, - сообщала газета. - Пишут учителя и библиотекари. Пишут ветераны и студенты. Вопросов в письмах много, но суть у них одна: хотим знать правду о Павлике". Советская пресса, после многих лет табу, заговорила об этом мальчике, - знак сам по себе отрадный. Молчать стало трудней.
      В духе времени Всероссийское общество "Знание" организовало в Москве круглый стол "Белые пятна в истории комсомола". Мнения историков разделились. Одни назвали Павлика Морозова "пионером-доносчиком", резко осудив тот символ, который из него сделали во времена культа личности Сталина. Другие утверждали, что "гражданская позиция должна цениться выше, чем родственные, семейные отношения". Стало быть, донос детей на родителей морально оправдан. Заметим, что историки те были сотрудниками Научно-исследовательского центра почтенной памяти Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ.
      Мальчик эпохи гласности, ровесник Морозова, доверчиво писал в газету, чтобы узнать правду, а образованные дядя и тети, обсудив разные мнения и повторив за круглым столом легендарные сведения о подвигах Морозова, пришли в "Пионерской правде" к научному заключению (не до стиля, важна суть): "Подробно изучив все обстоятельства жизни и смерти Павлика Морозова, не уважать его нельзя".
      Неприязнь интеллигенции к герою-доносчику, однако, прорвалась на страницы перестроечной печати. Писателю В.Амлинскому, которому мы давали читать рукопись еще в начале восьмидесятых, в статье по поводу реабилитации Бухарина в журнале "Юность" удалось сказать между прочим, что поступок Морозова - "символ узаконенного и романтизированного предательства". Журнал "Огонек" рассказал о четвертом классе одной московской школы, который в разгаре перестройки боролся за право носить имя Павлика Морозова. И журнал мужественно писал об обществе сталинских времен, извратившем "даже самые первичные понятия о нравственности".
      Время было противоречивое, и та же "Юность", заимствовав из книги "Вознесение Павлика Морозова" факты и фотографии без ссылок на первоисточник, вдруг заявила, что "пришло время, когда мы должны окончательно лишить западные издательства этого приоритета - обнародовать белые пятна нашей истории". Зачем понадобилось редакторам "Юности" делать западных историков лишенцами, когда все уже качалось? Нечто подобное уже было в советской истории и ни к чему хорошему не привело.
      В советской печати раздались голоса об очистке духовной атмосферы от остатков сталинизма. Как известно, коммунистическую, классовую мораль, отличную от нормальной, объявил Ленин. А он еще оставался неприкасаемым. То тут, то там проскакивали в советской печати намеки на Павлика Морозова, подчас весьма туманные, но и это было важно.
      Постепенно появлялись и более серьезные выступления. Дважды заявил о своем неприятии доносительской морали писатель В.Кондратьев, который тоже одним из первых прочитал рукопись книги "Вознесение Павлика Морозова". Отрицательно высказалась писательница И.Грекова в газете "Московские новости". "Страсть к доносу, - писал в "Новом мире" публицист Ф.Бурлацкий, - была всосана старшим поколением с молоком матери. Да и воспитывали ее. Я до сих пор вздрагиваю каждый раз, когда подъезжаю к своему дому на улице Павлика Морозова. Вот ведь мальчонка заложил отца родного по мотивам политическим и стал примером для подражания миллионам юношей и девушек..." Улицы Павлика Морозова в Москве не было, это переулок, но позиция активного перестройщика звучала вполне пристойно.
      Вот что, однако, пугало. Попытки публично поколебать пьедестал национального героя-доносчика были эмоциональны. А его защитники вовсе не собирались сдавать позиции. Они то и дело появлялись на страницах разных печатных органов не только с эмоциями, но, споря с книгой и чувствуя свою силу, властно заявляли, что Морозов был и остается героем.
      В "Аргументах и фактах" от имени Прокуратуры СССР старший советник юстиции И.Титов отвечал читателям, что он изучил "архивные материалы следствия и судебного разбирательства об убийстве Павлика Морозова". Но рассказывал Титов старый миф, почерпнутый им из советских газет и книг. Даже обвинительное заключение по делу об убийстве Павлика и его брата прокурор изучал по пропагандистским материалам того времени. Ни единого архивного факта не приводил Титов, не назвал ни источников, ни имен свидетелей и еще больше запутал истину.
      Скрытая цель публикации была ясна: попытаться нейтрализовать книгу "Вознесение Павлика Морозова", то есть те свидетельские показания и документы, что были опубликованы в Лондоне и передавались западными радиоголосами. Но повторяя и подновляя старые легенды о юном большевике-агитаторе, борце за социализм, защитники Павлика Морозова вынуждали читателей стремиться узнать новости не из советских источников. Журналисты и писатели из авангарда призывали к совести. А в тысячах школ по всей стране честность продолжала воспитываться на примере подлости, концентрированным выражением которой стал Морозов. Метастазы свидетельствовали о том, как серьезна болезнь. Попытаться лечить ее значило отказаться от классовой морали и признать правоту христианской, признать, что социализм есть восстановление крепостного права в России, да такими методами, которые не снились Ивану Грозному.
      Постепенно в советской печати стала обнаруживаться некая жесткая рука. Книга "Вознесение Павлика Морозова" подтачивала устои социализма, и ЦК ВЛКСМ, Прокуратура СССР, редакция газеты "Пионерская правда", журналы "Пионер", "Человек и закон" создали комиссию для проверки подвига Морозова. В результате Бюро Центрального совета Всесоюзной пионерской организации имени Ленина постановило: "Считать правильным решение бюро от 1955 года о занесении Павлика Морозова в Книгу почета. Сообщить об этом через средства массовой информации всем пионерам и их родителям, широкой общественности".
      Итак, в разгаре гласности и перестройки было всенародно объявлено, что известный всем подросток остается героем 001. Начиналась третья (после реальной и мифической) жизнь Павлика Морозова - ирреальная. То была отчаянная попытка старых сил повернуть колесо истории вспять, к временам застоя. Маниакальное усердие в восхвалении доносчика проявляли некоторые журналисты, например, В.Кононенко (журналы "Человек и закон", "Советская педагогика"), В.Бушин (газета "Советская Россия").
      Что же было делать мальчику из Цимлянска и миллионам других мальчиков и девочек в Советском Союзе? Петь хором песню "Равняйся на Павла Морозова!" или не петь? Доносить на родителей куда следует, если папа маме рассказал анекдот про Горбачева, или не доносить?
      Главный подвиг Павлика - донос на собственного отца - звучал неблагозвучно. И советские газеты, обязанные по постановлению оповестить население, дружно заявили: не было в документах доносов Павлика! И значит, он был просто юным коммунистом, борцом за светлое будущее. Стало ясно, что указания оставить Павлика в героях, поступают централизованно. Откуда? Может, комсомол нынче не у дел и не в почете и, чтобы доказать свою полезность, ищет заслуги в прошлом? Но комсомол - лишь приводной ремень. Кому было выгодно, чтобы доносчик оставался всеобщим образцом для подражания?
      В то время поступали настойчивые требования обнародовать списки тайных осведомителей, и некоторые из них уже каялись в печати, освобожденной от цензуры. Становилось ясно, какая организация больше других печется о неколебимости и славе героя-доносчика. Указания шли из другого учреждения, которому гласность поперек горла, историческая правда опасна и не нужна, а вот доносчики всегда требуются. Газета "Известия" напечатала интервью с начальником управления КГБ А.Бураковым, в котором он говорил о необходимости крепить сеть "нештатных сотрудников в каждом коллективе". Этому ведомству герой-доносчик был нужен всегда, и в заморозки, и в оттепель. Сетования отважных интеллигентов насчет повреждения нравственности не меняли сути дела. Сталин, как мы помним, задумал поставить памятник Морозову на Красной площади, а поставил на Красной Пресне. Но подлинное место предателю отца было на Лубянке. Эта организация уверена, что Павлики Морозовы служат и будут ей служить верой и правдой завтра.
      И пресса под давлением сверху централизованно обрушилась на книгу "Вознесение Павлика Морозова" в духе самых мрачных времен, обвиняя автора в клевете, создании "антисоветской фальшивки", оскорблении чести советского героя. Журнал "Человек и закон", выходивший тиражом десять миллионов, грозил, что будет судить автора книги. Особенно злые статьи писали журналисты, причастные к созданию мифа о пионере-герое.
      А изданная в Лондоне книга "Вознесение Павлика Морозова", о которой много писала пресса в США, Франции, Израиле, Германии, потихонечку продолжала проникать за железный занавес, в социалистический лагерь. Сжатый пересказ книги опубликовал в Таллинне журнал "Пионер" на эстонском языке, затем появился перевод на венгерский. Книга "Доносчик 001" была издана на польском языке и объявлена бестселлером в Варшаве, начала печататься по главам в латышских газетах и журналах в Риге. Там же, хотя и не полностью, перепечатал ее по-русски с продолжением журнал "Родник". В результате известных послаблений в цензуре отрывки стали появляться в московских и периферийных газетах и журналах: "Семья и школа", "Век", "Семья", "Курортная газета". Однако намерения издательств выпустить книгу в Москве и в Новосибирске не увенчались успехом. Кто-то каждый раз мешал.
      Между тем был и еще один аспект дела Павлика Морозова - международный. Раньше газета "Нью-Йорк таймс" напечатала пессимистическую статью о праздновании пятидесятилетия подвига Морозова. А едва герой-доносчик подвергся публичной критике в советской печати, та же газета поместила статью своего московского корреспондента "Времена меняют положение святого сталинской эры". Судя по некоторым публикациям, сообщила американская газета, советская печать назвала Павлика Морозова, героя, вписанного в Книгу почета под номером 001, предателем.
      Почему на Западе следили за отношением властей к Павлику Морозову с нескрываемым любопытством?
      Дело вовсе не в персонифицированном мальчике-предателе, а в той государственной морали, которую он собой представляет. Если официально объявлено, что мораль эта была и остается партийной, классовой, коммунистической, то есть отличной от общечеловеческой морали, как сосуществовать с остальным человечеством? Другими словами, если в Кремле особая мораль, России нельзя доверять. Ни в глобальных вопросах, ни и в мелочах. Ибо ложь классовому врагу, согласно такой морали, оправдана.
      Не доносчики КГБ спасают страну, которая находится в состоянии кризиса, а многомиллиардные западные кредиты, торговля и договоры с Западом о разоружении. Таким образом, в глазах общественного мнения демократических стран экономическая помощь России зависела, если упростить ситуацию, от Павлика Морозова.
      Вот почему газета "Нью-Йорк таймс" и другие западные издания с удовлетворением сообщили о первом же проскочившем в советской печати намеке на отказ от морали, символом которой является Павлик Морозов. Вопрос ставился о будущем Российского государства. Если славить Морозова - этого будущего нет.
      Около сотни статей, интервью, выступлений по радио и телевидению разных стран пришлось подготовить автору этой книги. По частям "Доносчик 001" был опубликован во множестве западных, а затем, после упразднения цензуры, в ряде советских и российских изданий. На основе книги снято два документальных фильма.
      По горячим следам августа 1991 года памятник доносчику в Москве снесли. На фото, опубликованном в газетах, автор появился на поваленном постаменте от памятника мальчику-герою, на свержение которого потребовалось столько времени и сил. А статьи в защиту Павлика Морозова и той морали нет-нет, да и продолжают появляться.
      Павлик Морозов был героем в Советском Союзе, и первая правдивая книга о нем написана нами в той стране, с тогдашним пониманием происходившего. В Россию пришло новое время, поются новые песни. Многое изменилось, а еще больше осталось нетронутым. Секретная статистика стала известной. Если ей можно доверять, почти одиннадцать миллионов жителей Советского Союза в той или иной степени сотрудничали с органами, предоставляя информацию о своих родственниках, друзьях, знакомых, сослуживцах и посторонних лицах. Получается, что на каждые 18 граждан страны Советов приходился один стукач. Такого человеческая история, кажется, еще не знала. Сколько их значится в активе тайных служб по сей день?
      Умирают и создаются новые мифы. А герой-доносчик 001 остается напоминанием и тревожным предупреждением нам всем: и тем, кто доносит, и тем, кто становится жертвами доносов. Впрочем, доносчики, как говорит печальный исторический опыт, тоже жертвы.
      Дай Бог, чтобы старое не повторилось. Такая опасность есть.
      1994, Дейвис.
      ПРИМЕЧАНИЕ. Подробная библиография, ссылки на источники, свидетельские показания, а также фотокопии секретных документов, обнаруженных в процессе независимого расследования, имеются в изданиях этой книги на разных языках.