Человек в черной куртке и такой же вязаной шапочке, надвинутой по самые глаза, быстро шел по тропинке, петлявшей между елей и осин. В примолкшем лесу было сыро и тихо, только палая листва шуршала под тяжелыми ботинками путника, да время от времени потрескивала попавшая под толстую подошву сухая веточка. Человек, в эту осеннюю пору забравшийся в лес, был молод и силен, но шагал тяжело. Большая длинная сумка, ручки которой он, словно лямки рюкзака, накинул на плечи, тянула его к земле. Путник тяжело дышал, выбрасывая из широко открытого рта облачка пара и жадно втягивая обратно холодный воздух с запахом прелой листвы и хвои.
      Тропинка, обогнув купу молодых елочек, устремилась вверх, и, взобравшись на небольшой холм, человек обессиленно рухнул на землю. Он даже не стал стаскивать глубоко врезавшиеся в ткань куртки лямки-ручки, просто лежал на боку и хрипел, широко открывая рот.
      Сколько он так пролежал, путник не знал, но, судя по всему, немало. Когда он пришел в себя, в лесу уже начало темнеть. Затем воздух словно бы загустел, и лицо незнакомца стало влажным. Он провел рукой по щеке и глянул вверх. Над вершинами деревьев тяжелая дымная туча затягивала последние светлые участки неба.
      "Дождь, будет дождь! – обрадовался путник. – Собаки не возьмут след!"
      Он рывками стащил сначала с одного, а затем с другого плеча лямки-ручки и вскочил на ноги. И, словно подчиняясь его желанию, в лесу тихо зашуршал дождь. Незнакомец расправил затекшие плечи, поднял сумку, и тут же со вздохом бросил ее обратно.
      "С ней не выбраться, – подумал он и пнул сумку носком ботинка, – килограммов тридцать, а пилить еще несколько километров", – путник присел на брошенную сумку и закрыл лицо ладонями. Все пошло не так. Совсем не так. Он полгода ждал этот рейс, и, в конце концов, дождался… Старшим определили Митькова, этого и следовало ожидать: никто не поставит начальником группы инкассаторов молодого бойца с годичным стажем сопровождения. Они с Ходорцовым оказались в блиндированном фургоне грузовика, рядом с сумкой. Он не знал, сколько там (инкассаторам никогда не говорят этого), но по рассказам ребят следовало, что на таких рейсах меньше полутора миллионов долларов не бывает. Поэтому и посылают блиндированный грузовик и четырех вооруженных сопровождающих. И один из них – Коля Пинчук, закадычный дворовой дружок, который и привел его в инкассаторскую команду банка. Господи, если бы это был не Коля!
      Вначале все шло по плану. Дорогой он напряженно смотрел в маленькое бронестекло единственного окошка фургона и, когда впереди показался лес, достал пистолет и выстрелил в грудь Ходорцова. Тот и понять ничего не успел – ничком сунулся со скамьи на стальной пол фургона и, вдрогнув несколько раз, тихо вытянулся. А он, дождавшись, когда грузовик въедет в лес, снял переговорное устройство.
      – Потерпеть не можешь! – заругался на него Митьков. – Через час будем в городе!
      – Петрович! – жалобно ныл он, и страх, что машина не остановится, придал его голосу подлинное чувство. – Наделаю тут на полу, ребята потом прохода не дадут. Останови…
      Митьков трехэтажно выругался, и грузовик стал замедлять ход.
      Он подождал, когда стальная дверца со скрипом распахнется, и выстрелил в показавшуюся в проеме фигуру. Но Митьков оказался травленым зверем и даже раненый в плечо отскочил в сторону и нырнул в кювет. Гнаться за ним было не с руки, и он рванулся к кабине. К счастью, Митьков не захлопнул за собой дверь, и, влетев внутрь, он сунул ствол прямо в изумленное лицо Коли. Изумление сменил страх, лицо друга налилось побелело, и он понял, что не сможет в него выстрелить.
      – Вон пошел! – рявкнул он, и Коля, мгновенно включив натренированные в десанте рефлексы, кубарем вывалился наружу. Он перескочил на оставленное сиденье, захлопнул дверцу и выжал сцепление. Мотор Коля, как и полагалось по инструкции, не глушил.
      Тяжелый грузовик медленно тронулся с обочины, и в зеркала бокового вида он видел, как из кювета выбирается Митьков, к нему бежит очумевший от происшедшего Коля, а Митьков что-то кричит, показывая здоровой рукой на машину. Коля рывком вытаскивает из кобуры пистолет и, присев, как на занятиях в тире, ведет огонь.
      Красе и гордости десанта удалось попасть. Он не проехал и километра, как машину повело влево; он изо всех сил держал руль, пока, наконец, не показался лесной проселок. Свернув на него, он с трудом заставил машину протащиться еще немного – нельзя было, чтобы грузовик заметили с шоссе. Выпрыгнув из кабины, он не увидел на переднем колесе шины – один стальной диск, по ось въевшийся в лесной песок. Заменить тяжеленное колесо в одиночку представлялось невозможным, к тому же времени было в обрез.
      От тряски на ухабах сумка с деньгами едва не выпала в незакрытую дверь: помешало тело Ходорцова – зацепилась за его ноги. Освободив ручки сумки, он двумя рывками забросил ее за плечи и двинулся обратно к шоссе. Готовясь к делу, он внимательно изучил карту. Там, куда вел проселок, лес тянулся на десятки километров, так что выйти быстро нужной дороге ему бы не удалось. Кроме того, он заметил на мягкой земле проселка свежий след протектора легковой машины – кто-то проехал здесь совсем недавно. Это несло в себе опасность, но могло и помочь. Пусть думают, что его здесь ждали, а что он вернулся к шоссе, перешел его и двинулся в противоположном направлении, надо еще догадаться. И пустить по следу собак.
      Собаки будут, он не сомневался. Проклятая дворовая дружба, совместные походы к девочкам, ночевки друг у друга, не разлей вода компания… После того, как он выстрелил в Ходорцова, все это уже не имело значения. Надо было стрелять в старого друга. Он-то выстрелил, не пожалел…
      Путник, одиноко застывший на сумке в лесу, застонал и выпрямился. Надо было идти, и он, рывком расстегнул молнию на сумке и вытащил первый попавшийся брезентовый мешок со стальным замком. Взвесил его в руке и со вздохом сунул за пазуху. Застегнув молнию на сумке, он потащил ее в чащу…
 

* * *

 
      Небольшая группа пожилых людей с сумками в руках и на тележках топталась у края асфальтированного полотна, прорезавшего лес, поджидая опаздывавший автобус. Идти пешком к станции никому не хотелось: пять километров да еще с грузом – многим не по силам.
      Пантелеевна заметила молодого человека, вынырнувшего из в сгустившихся сумерек леса. Высокий, плечистый парень, подойдя ближе, поздоровался со всеми и радостно улыбнулся Пантелеевне.
      – Опаздывает транспорт?
      – Да чтоб ему! – в сердцах выругалась Пантелеевна, – И ничего не сделаешь – частник! В прошлое время попробовал бы опоздать!
      – В прошлое время ты бы давно топала к станции! – взразил щуплый старичок, видимо, не разделявший политических взглядов соседки. – Тогда вообще никаких автобусов не было!
      – Завод давал – забыли? – сказал кто-то из толпы. – Пусть по выходным, но все-таки…
      Люди оживленно загалдели, но незнакомец не стал участвовать в завязавшемся споре. Он вновь дружелюбно улыбнулся Пантелеевне, и та машинально отметила правильные черты его красивого молодого лица. Кожа парня была чистой, гладкой, только маленькая, неправильной формы родинка чернела под левым глазом. Если бы позже Пантелеевну допросил следователь, она б обязательно вспомнила эту родинку и, конечно, поахала б запоздало, пугаясь случая, который свел ее с этим меченым.
      Перепалка на остановке прекратилась также внезапно, как вспыхнула, – подошел долгожданный автобус. Незнакомец помог Пантелеевне втащить в салон тележку с сумкой, сел рядом. Водитель объявил стоимость проезда, старики стали возмущаться, но скоро смирились – никому не хотелось топать пешком. Незнакомец заплатил за проезд и обернулся к Пантелеевне:
      – Красивый здесь лес. Жаль, если срубят.
      – Никто его не срубит, – отозвалась Пантелееевна, – это же заповедник.
      – Замечательно! – обрадовался незнакомец и тут же удивился: – А почему в заповеднике дачи?
      – Начальству большому хотелось устроиться. Одним нельзя – люди шуметь бы стали, вот и выбили – якобы для всех. Так что повезло, – с удовольствием пояснила Пантелеевна и же пожаловалась: – Только далеко от города. Им-то хорошо – машины есть. А нам… – и спросила с любопытством – Вы ведь не с дач?
      – В гости приезжал, – пояснил сосед, – погуляли! – он с наслаждением потянулся и закрыл глаза.
      "Вам только гулять, – ворчливо подумала Пантелеевна и, скользнув взглядом по фигуре соседа, отметила оттопырившуюся на его животе куртку, – Молодой еще совсем, а уже…"
      На станции незнакомец помог Пантелеевне выбраться наружу и быстро исчез. Поскольку, как уже отмечалось, никто Пантелеевну о незнакомце не расспросил, то она вскоре забыла о нем. А спустя несколько лет и вспоминать стало некому: старушка, искренне молившаяся в церкви о ниспослании кончины мирной и непостыдной, была, наконец, услышана тем, к кому обращаются с такими просьбами…

      На повороте Рита резко свернула влево (зеленый глазок светофора уже нервно мигал), и "альфу" сразу занесло. Не успев еще осознать происшедшее, она мгновенно выровняла машину. Холодный пот прошиб ее позже.
      "Не надо было ехать сегодня, – подосадовала Рита, стараясь как можно более плавно давить на педаль газа, – мороз и гололед обещали еще с вечера. Хорошо, сработал автопилот…"
      Однако дальше "альфа" уверенно покатила по посыпанному песком асфальту (на повороте его, видимо, счесали с дороги жесткие шины), и Рита успокоилась. Подумаешь – гололед! Отчасти это и лучше – из-за него машин на улицах куда меньше.
      Первой машиной Риты был старенький "гольф": на лучшую не хватило денег, да и покупать дорогую было боязно. Инструктор автошколы, где она проходила ускоренный курс обучения, только горько вздыхал, когда она садилась за руль добитого учебного "ваза". Рита путала педали, тормозила ударом стопы, и не раз только мгновенная реакция инструктора спасала их от аварии. Однажды, когда она в очередной раз включила сигнал поворота, просунув руку сквозь баранку, он посоветовал:
      – Вы б лучше ногой!
      Не долго думая, Рита сняла ногу с педали газа и изящно воткнула ее в баранку. Она была в короткой, но широкой юбке, и, когда прямо перед глазами инструктора возникло точеное бедро в прозрачном чулке с кружевной резинкой, плавно переходящей в такие же кружевные трусики, он поперхнулся и умолк навсегда.
      Инструктор был уверен, что сдавать экзамен по вождению в ГАИ Рита будет всю ближайшую пятилетку, но ошибся. Кружевная резинка в паре с трусиками, что предстали перед его взором совершенно случайно, давно были показаны кому нужно и вполне осознанно, поэтому экзамены она сдала сразу и без проблем. Что, однако, не гарантировало отсутствие проблем на дорогах. Поэтому и был выбран "гольф".
      Спустя полгода, когда Рита катила по шоссе на дачу к друзьям, ее со свистом обогнал стремительный ярко-красный силуэт, почти мгновенно растаявший вдали. Впечатление было такое, что сама она не ехала, а стояла на дороге.
      Через месяц Рита нашла такую же алую "альфу". Просили за нее не слишком много: редкая марка с тесноватым салоном, маленьким багажником и мощным мотором считалась пижонской. Но все же Рите, чтобы собрать нужную сумму пришлось прогнуться. Паша Громов, владелец и главный редактор "Оппозиционной газеты", в кредите отказал. За "гольф" она выручила копейки. Пришлось просить у отца. Он-то для единственной доченьки, которую взрастил без матери (убежала матушка с другим дяденькой, когда доченька даже в школу не ходила), ничего не жалел. Но залезать в его пенсионные сбережения было стыдно, а чтобы стыд глаза не ел, следовало зарабатывать больше.
      Паша Громов хорошо платил за сенсации, а она по собственному опыту знала: они не лежат на дороге. Если на пути к информации стоят барьеры, это верный признак запрятанного большого скандала, а большой скандал – это большая сенсация. Так что, когда она дозвонилась до Ангела, и тот сходу отказался встретиться, она ощутила знакомый трепет ноздрей – от этого дела пахло. К отказам же ей было не привыкать. Путей к истине много: среди них есть и обходные.
      …Голос по телефону ей понравился. Сочный, густой баритон уверенного в себе мужика, который не стал ломаться, тянуть, набивая информации цену. Сказал ясно и доброжелательно:
      – Приезжайте. Поговорим…
      Теперь предстояла узнать цену доброжелательности. Рита на всякий случай подготовилась: натянула облегающие бедра брюки, такую же облегающую кофточку с глубоким вырезом и не пожалела духов. Две трети сотрудников редакции (разумеется, женщины) осуждали ее метод (потому, что сами так не могли). Мужики одобряли. Паше Громову было все равно: его волновал лишь результат. Но и у самого эффективного метода есть неприятные стороны. Судя по голосу, собеседнику было под пятьдесят, по крайней мере, не меньше сорока. Очередной пузатик с лысиной по всю голову или прической "встречный ход". Такие даже трахнуть толком не умеют, лишь обслюнявят всю…
      У длинного белого дома Рита плавно завернула на стоянку и выключила мотор. Немного посидела, настраиваясь на беседу. Слюнявый, не слюнявый, но надо было работать.
      Мужчина, открывший дверь, был невысокий, плотный, но без живота – эдакий гриб-боровик в период средней спелости. Навскидку ему было меньше сорока. И без лысины… Темные волнистые волосы были присыпаны кое-где солью седины. Лицо круглое, свежее и хитроватое; подбородок обрамляла аккуратно подстриженная бородка доцента провинциального вуза. Да и сам хозяин офиса очень походил на такого доцента: уверенного и вполне довольного собой.
      – Прошу!
      Он посторонился, пропуская ее вперед.
      Рита пошла по длинному коридору, а хозяин заспешил следом, не умолкая ни на минуту.
      – Поскольку вы впервые у нас, то, позвольте, я покажу все. Вы не представляете, какой притон был здесь раньше. Мусор грузовиками вывозили. Это у них называлось офисом! Зато смотрите теперь!
      Он протащил ее по всем комнатам (благо их оказалось немного), демонстрируя полы, стены и потолки (ремонт и в самом деле был хорош). В комнатах стояли столы, покрытые дубовым шпоном, на столах – компьютеры последней модели (об этом сразу же с гордостью сообщил хозяин), за столами сидели хорошо одетые люди, которые, завидев начальника с гостьей, доброжелательно заулыбались. Рита с тоской вспомнила свой обшарпанный кабинет в редакции и древний "комп" с семисвечником на корпусе монитора – подарок какого-то спонсора. У Паши Громова денег хватало только на зарплату сотрудникам и расходы по выпуску газеты; о ремонте и обновлении техники они и не мечтали. Диктофон и фотокамеру Рита покупала сама.
      "Жируют! – подумала она, зайдя в небольшой, со вкусом обставленный кабинет. – Лижут задницу, вот им и отстегивают. Педерасты…"
      Почему "педерасты", Рита объяснить не смогла, даже если бы ее об этом спросили. Наверное, потому что она равно ненавидела как педиков, так и тех, кто лижет… Однако предстояло работать, и она приветливо заулыбалась. Хозяин кабинета помог ей снять шубку. Они сели напротив друг друга за столиком, приставленным к массивному письменному столу, и Рита не начинала разговор, давая возможность себя оценить. Еще скинув шубку, она некоторое время стояла к хозяину кабинета спиной, якобы поправляя волосы, на самом деле демонстрируя туго обтянутые брюками бедра. А сейчас навалилась грудью на столик, чтобы вырез спереди открылся как можно шире.
      По быстрому взгляду, брошенному в глубину ее выреза, Рита поняла, что он все увидел и оценил. Однако масляный блеск (как бывало обычно) в его зеленых глазах не появился. Но это дело времени. Не родился еще мужик, который устоял бы перед ней, Риткой Голуб!
      – Когда я читала ваши статьи, то думала, что они подписаны псевдонимом, – начала она и протянула ласково: – Кузьма Телюк. (Как говорит Карнеги, самое приятное для человека – это его имя. Надо колоть "педераста".) Имя редкое, да и фамилия…
      – Обыкновенная сельскохозяйственная фамилия, – показывая все свои тридцать два белых, засмеялся хозяин кабинета. (Рита поняла, что не сработало: другой бы уже надулся от важности.), – а вот имечко и вправду редкое. Бабушка любимая дала в честь своего отца. Я прадеда не видел никогда – родился после его смерти. Интересный, говорят, был человек…
      – Знатного рода? – сделала еще одну попытку Рита.
      – Ага! – весело отозвался Кузьма Телюк. – Крестьянин из глухой деревни глухого уезда. Я из крестьян, Маргарита, и все предки, как говорил Базаров, землю пахали. Это у вас королевское имя. И фамилия не хуже. Я когда впервые на полосе увидел, тоже думал, что псевдоним – уж больно красиво для наших палестин.
      – Папа Булгакова обожает, – опустила голову Рита, – поэтому и Маргарита.
      Боровичок оказался непростым, первый заход отбил легко, и сейчас следовало думать, как зацепить его дальше. А он тем временем продолжал:
      – Особенно не соответствует ваша подпись статьям. Они как будто рашпилем написаны.
      – Рашпилем? – удивилась Рита. Сравнение было настолько неожиданным, что она даже не обиделась.
      – Жесткие, – пояснил Кузьма Телюк, – вы, так сказать, безжалостно сдираете со своих героев покровы.
      От такого комплимента Рита порозовела и совсем потерялась, а Кузьма вдруг спокойно сказал своим сочным баритоном:
      – Ну а теперь, когда мы обменялись любезностями, может, скажете, что на самом деле привело вас сюда. С меня сдирать вроде как нечего.
      "Это тебе так кажется", – подумала Рита и опустила голову. С этим надо было начистоту.
      – Меня интересует Ангел. Вся информация о нем, а еще лучше мне с ним встретиться. Я звонила ему, но он ответил, что все контакты с журналистами через вас.
      – Да ну? – искренне удивился Кузьма Телюк. – До сих пор? Да я уже два года ничего о нем не пишу… Кстати, вам он зачем?
      – Вы же помните свои интервью? Когда вы… то есть он все так точно предсказал. Что у нашей вице-премьерши будут крупные неприятности. А потом, когда ее арестовали, а затем она исчезла, и все думали, что ее убили, вы написали, что она просто сбежала и скоро объявится. Когда все так и вышло, мы все просто обалдели… Ну и другие его предсказания…
      – "Оппозиционную газету" интересуют маги?
      "Не маги, а те, кто за ними стоит", – подумала Рита, но ничего не сказала.
      – Ради Бога! – Кузьма снял трубку с красивого черного аппарата ("алкатель", – заметила Рита и снова ругнулась про себя в адрес жирующих).
      – Влад? – зазвучал его баритон. – Тебе Маргарита Голуб звонила?.. Да, сейчас у меня. Ну, это ты зря… Очень даже симпатичная, тебе понравится. Сам знаешь, если женщина просит…
      "Скотина!" – мысленно выругалась Рита, а человек с сельскохозяйственной фамилией тем временем положил трубку.
      – Нас ждут через полчаса. Вы ведь на машине?..
 

* * *

 
      Дорогу Кузьма Телюк знал хорошо, а вот Рита в этих улочках и переулках быстро запуталась. Она пару раз повернула не туда, и, наконец, спутник велел ей остановиться. Вышел из машины и попросил пересесть. Она и опомниться не успела, как он свернул в незнакомый проезд.
      – Не волнуйтесь, – сказал Кузьма, – права у меня с собой и дорогу я знаю, – и тут же спросил: – Вы давно за рулем?
      – Два года. А что?
      – Ведете немножко нервно. Дорога скользкая, вы моя гостья, и я отвечаю за вашу безопасность…
      Как показалось Рите, Кузьма имел в виду совсем не то, что сказал, но промолчала. Телюк вел "альфу" уверенно, и ей стало спокойно и хорошо.
      – А вы давно за рулем?
      – Двадцать лет. Правда, сегодня приехал на трамвае.
      "Поленился вчера вечером мокрый снег с кузова смести – вот двери и примерзли, – решила Рита. – А признаться, опытному, стыдно". Ей так понравилась эта мысль, что она едва не рассмеялась. Но, спохватившись, спросила:
      – Какая у вас машина?
      Телюк вздохнул:
      – Ваша лучше.
      "Врет!", – подумала Рита.
      Они еще немного поплутали по проулкам и, наконец, вырвались на главную городскую магистраль. У красивого высотного здания Телюк вырулил на стоянку и заглушил мотор.
      – Держите! – он протянул ей ключи. – Не забудьте запереть…
      Все складывалось одно к одному: престижное здание на центральной магистрали, просторный офис (можно представить, какая здесь арендная плата!), современная мебель. Офис представлял собой одну комнату, поделенную надвое массивной перегородкой из красивых струганных досок. Что касается хозяина офиса, то он был копией Кузьмы, только увеличенной. Рост около двух метров, широкий костяк, заметно выпирающее брюшко… Лицо его, такое же круглое, как у Кузьмы, было голо. Вообще с растительностью были проблемы: лысый шар головы обрамляла позади и по бокам узкая и полностью седая щетинка волос. Несмотря на это, выглядел он весьма моложаво. Рита предположила, что Ангел если не ровесник Кузьмы, то, в крайнем случае, ненамного его старше. Одет Ангел был в черную мантию, наподобие судейской, только (это Рита сразу отметила) мантия была пошита из дорогого материала и очень хорошим портным: по крайней мере ей никогда раньше не приходилось видеть столь изящной отделки на такого рода одежде.
      – Ну вот, – весело сказал Кузьма, закрывая за собой дверь, – все и на месте. Это Маргарита, а это Ангел.
      – Здравствуйте, леди, – сладко пропел Ангел и, шагнув навстречу, заключил ее руку в свои громадные ладони, – рад вас видеть.
      – А уж как мы рады! – ответил за Риту Кузьма и по-хозяйски придвинул к столу два кожаных стула. – Присаживайтесь, Маргарита, разговор будет долгим.
      Рита послушно села, а Кузьма, вопреки ее ожиданию, пристроился не рядом, а напротив, возле Ангела. Теперь их разделяла широкая черная столешница.
      – Что будем пить? – вновь пропел Ангел, улыбаясь во всю ширь своего необъятного лица. – Кофе, чай, коньяк?
      – Погоди! – одернул его Кузьма. – Маргарита впервые у нас и, наверное, думает, что два жулика сейчас будут забивать ей баки. Проведем сеанс.
      "Чтоб вам! – ругнулась про себя Маргарита. – Они что, мысли читают?"
      – Не вопрос! – пожал плечами Ангел. – С чего начнем?
      – Как обычно – со здоровья.
      – Пожалуйста, – повернулся к Рите Ангел, – покажите нам свои ручки. Вот так! – он вытянул свои ладонями вверх, будто собираясь играть с ней в ладушки.
      Рита повиновалась. Мужчины с минуту внимательно разглядывали ее ладони.
      – Смотри – стренч! – вдруг радостно выпалил Ангел, но Кузьма хмуро на него покосился:
      – Успокойся! Давай по делу!
      – Почка опущена, – продолжил Ангел.
      – Левая, – уточнил Кузьма, – а также недолеченный цистит. Рано бросила пить антибиотики.
      – Гастрит, – вклинился Ангел.
      – Скорее всего, и дуоденит тоже. Алкоголь, табак, неправильное питание… Не исправится – через пару лет язва.
      – Гонорея, – подсказал Ангел.
      – Это давно, да и залечено нормально. Абортов не было, хотя половая жизнь беспорядочная. Перенесла воспаление придатков. Сейчас все в норме, но при сохранении ситуации, лет через пять возможна фиброма матки. В целом все совместимо с жизнью и на долгие годы. Если, конечно, не усугублять.
      – Согласен! – подтвердил Ангел.
      Рите казалось, что в комнате стало нестерпимо душно. То, что говорили эти двое, причем говорили о ней, будто отсутствующей, было не просто правдой, а правдой в квадрате – никому, даже отцу, она никогда не рассказывала то, о чем они так равнодушно ей поведали.
      – О сердечных делах скажи сам, – предложил Кузьма, откидываясь на спинку стула, – это твое.
      – Да что тут говорить? – пожал плечами Ангел. – Все ясно. У вас, леди одна проблема, – он вперился ей в лицо своими черными глазами, – мужики от вас сбегают. Причем, очень быстро.
      Краска залила Рите лицо, потом отхлынула, она опустила взгляд и вымолвила жалко:
      – И в самом деле. Уж я так стараюсь…
      Она едва не всхлипнула, но вовремя взяла себя в руки и подняла глаза. Ангел смотрел на нее пристально, и этот взгляд был совсем не тот, что некоторое время назад у Кузьмы. Такой знакомый ей масляный взгляд…
      – Мне пора, – Кузьма поднялся со стула, – кофе с коньяком и без меня попьете.
      – Ну что ты! Побудь…
      В голосе Ангела была слышна фальшь.
      – Останьтесь! – попросила Рита неожиданно для себя самой. Ей стало не по себе от мысли остаться наедине с черноглазым Ангелом.
      – Дела, – пожал плечами Кузьма и снял свою куртку с вешалки.
      – Погодите!
      Рита выскочила следом за ним в коридор. Кузьма нехотя остановился.
      – Что такое "стренч"?
      – Линия на руке. Плохая, но у вас ее нет.
      – Честно?
      – Чтоб мне сгореть!
      Он засмеялся и шагнул прочь.
      – Вы… Как же вы обратно? – выпалила она, не зная, чем еще можно его остановить.
      – Да здесь на трамвае пятнадцать минут.
      – А как же мы? Полчаса… На машине.
      – Просто мне захотелось посидеть за рулем "альфы", – улыбнулся Кузьма, – никогда раньше не доводилось. Хорошая машина. Мотор, наверное, в два литра?
      – Да, – растерянно подтвердила она она.
      – Вот я и говорю: хорошая.
      – Постойте! – Рита схватила его за рукав, все еще надеясь его задержать: – Откуда такое имя, Ангел?
      – Сначала это был псевдоним, а потом стало именем в паспорте. У нас никому ведь не возбраняется поменять имя, так? В Болгарии, к примеру, каждый третий Ангел, а каждый второй вообще Христос – Христо то есть. Он вам сам все расскажет, ему его имя нравится.
      – А если не расскажет? – сделала она последнюю попытку.
      – Тогда его рашпилем!
      Он заговорщицки подмигнул ей и, повернувшись, уверенно зашагал по коридору…

      Статья называлась "Кто вы, Ангел смерти?". Подзаголовок выглядел не менее интригующе: "Психотронные игры наших спецслужб". Кузьма хмыкнул, взял карандаш и стал читать.
      "Мало кому известно, что наши спецслужбы еще со времен СССР искали эффективные способы воздействия на широкие массы. По некоторым свидетельствам, еще в 20-е годы прошлого века при ВЧК под руководством знаменитого чекиста Глеба Бокия был создан Специальный отдел по изучению нетрадиционных методов управления человеком. Судя по результатам – полному отсутствию серьезного оппозиционного движения в голодающей стране ("враги народа" появились позже и придуманы были чекистами), работа лаборатории была небезуспешной.
      Исследования и их практическое воплощение продолжились и в последующие десятилетия. КГБ, пришедшее на смену ВЧК и НКВД, не жалело сил и средств, лучшие умы отечественной науки трудились на ниве оболванивания масс. Эффект был, но слишком прогнило все в стране большевиков, чтобы ситуацию можно было исправить одними психотронными играми. Союз развалился, и осколки наработок "конторы глубокого бурения" были приватизированы службами и службочками, выросшими на этих развалинах, как ядовитые грибы.
      Сотрудники "Оппозиционной газеты" давно обратили внимание на странные публикации журналиста Кузьмы Телюка. Автор их постоянно встречался с каким-то таинственным человеком, прячущимся под псевдонимом "Ангел", и подробности своих бесед с ним аккуратно доносил до читателя. Этот Ангел, помимо описаний своих подвигов на ниве борьбы с нечистой силой, время от времени давал прогнозы развития политических событий в стране. Давать прогнозы у нас любят многие: от политиков до астрологов. Но прогнозы Ангела отличались от всех прочих: они сбывались с ужасающей точностью.
      Все мы помним, к примеру, феерический карьерный взлет некогда скромной сотрудницы центрального банка Татьяны Перваковой. На заре перестройки она возглавила крохотный коммерческий банк, чей офис размещался в одной комнате, где сидели три сотрудницы и сама председатель Первакова, но уже через год банк "Родина" занимал одно из лучших административных зданий в центре города. Злые языки поговаривали, что причиной тому была близость госпожи Перваковой к тогдашнему премьеру Иванову, неравнодушному к женской красоте, а красотой природа мадам Первакову не обделила. Очень скоро вокруг банка "Родина" один за другим стали вспыхивать скандалы, выплескивавшиеся на страницы газет, в том числе и "Оппозиционной". Все предрекали скорое банкротство "Родины" и закат карьеры Перваковой. Кое-кто из обиженных акционеров банка даже полагал, что дни свои красавица-банкирша закончит в тюрьме.
      Особенно усилились эти настроения после того, как Иванов потерял свой пост, а затем к власти в стране пришел новый президент. Новый глава государства стержнем своей предвыборной программы провозгласил борьбу с коррупцией и махинациями в экономике, и все ждали от него конкретных действий.
      Однако, к удивлению многих, Первакова устояла. Банк "Родина" за контрольный пакет своих уже ничего не стоящих акций, переданных в собственность государству, получил просто немыслимые денежные вливания из казны и благополучно избежал банкротства, Татьяна Первакова оставила свой пост и стала… первым вице-премьером правительства. Государственная печать пестрела хвалебными публикации в адрес нового экономического светила, Первакова раздавала интервью, и многие уже прочили ее на пост премьера.
      В диссонанс этой шумихе вдруг грянуло интервью Кузьмы Телюка с Ангелом. Тот, отвлекшись от обычных разглагольствований о своих подвигах в борьбе с ведьмами, снятием порчи и сглаза, вдруг стал вещать о предстоящих политических событиях. Предрек, что президент успешно решит вопрос с непокорным парламентом (что и действительно произошло вскоре, и все мы помним как), а также, что одна высокопоставленная руководительница страны вскоре потеряет свой пост и вообще претерпит много бед. Хотя имя не было названо, все поняли, что речь идет о Перваковой. Многие сочли это предсказание плохой шуткой, но не прошло и полгода, как Первакова была внезапно арестована. Вскоре ее, правда, выпустили под подписку о невыезде и засадили под домашний арест – сработали старые связи. Однако дома Первакова находилась под неусыпным надзором спецслужб, о чем писала и "Оппозиционная газета". И вдруг она исчезает! Охранники не могут путно объяснить, как это произошло, и все единодушно решают, что Первакову убрали со сцены свои. Знала она слишком много, и могла, как заявила в своем последнем интервью нашей газете (мы единственные сумели его взять у охраняемой сиделицы), кое о чем скандальном поведать в суде.