ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Под переплетенными ветвями могучих дубов, через которые виднелось ярко-голубое небо, расположились Тристан и Женевьева. Он прислонился спиной к стволу одного из деревьев, а она полулежала, положив голову ему на бедро и поглаживая пальцы его руки, покоившейся у нее на плече.

Неподалеку протекал небольшой ручей с холодной прозрачной водой, его журчание соединялось с пением птиц и создавало неповторимую весеннюю мелодию, ласкавшую слух.

Она вздохнула и, поднося его пальцы к губам, начала поочередно щекотать их языком.

– Угм!

Тристан откашлялся и немного напрягся, Женевьева посмотрела на него. Он улыбнулся и провел пальцем по ее губам.

– Миледи, ваше легкомысленное поведение может привести к тому, что я возьму вас прямо здесь, и вы не сможете убежать!

Женевьева вспыхнула и протянула руку к его щеке.

– Ваша светлость считает, что я пытаюсь обольстить его?

– Да, и будьте осторожны, ибо в противном случае вы узнаете, что может сделать вставший… лорд, – ответил он, и Женевьева, рассмеявшись, вскочила на ноги и подбежала к ручью. Она взвизгнула, когда Тристан подошел к ней сзади и повернув к себе, обхватил ее за талию. Обвив руками его шею, она прильнула к нему в долгом поцелуе. Ее манил его запах, ее очаровывал нежный блеск его глаз… ей было так хорошо и радостно рядом с ним.

Тристан взял ее за руку, и они пошли вдоль ручья. С того дня, как Женевьева приехала сюда, они очень о многом переговорили, сидя у камина в спальне. Женевьева попыталась объяснить мужу, что никогда не хотела убивать его. Она поведала, как дала клятву умирающему отцу, что никогда не сдастся. Она рассказала ему, как начала любить его, как все нарастающая страсть к нему внушала ей мысль о том, что ей следует непременно бежать от него.

– Я не думала, что ты когда-либо полюбишь меня, – сказала она, и нежно держа ее за руку, Тристан в свою очередь рассказал ей, как он боялся любить ее, как желал ее и пытался избавиться, от своего влечения к ней, в какой ужас его приводила мысль о том, что он может ее потерять и потому денно и нощно охранял.

Тристан говорил с ней о Лизетте. Впервые за все время он мог вспоминать об этом без боли. Он рассказал о своем отце и брате, описал тот день, когда они возвращались из Лондона вместе с Томасом и Джоном, и как они смеялись тогда над плодовитой, умной, безобразной и любимой женой Томаса, которая в это время уже была убита.

Когда они вышли на опушку леса, Тристан привлек к себе Женевьеву и нежно поцеловал ее, а затем заглянул в ее сверкающие глаза и сказал:

– Я полагаю, что Кэтрин уже успела проголодаться и нам следует вернуться назад.

Но вместо этого они опустились на траву, и Тристан с нежностью посмотрел на Женевьеву. Она лениво жевала сорванную травинку и ее глаза были задумчивы и влажны и, внезапно Тристан ощутил укол ревности.

– Ты очень любила его? – мягко спросил Тристан.

– Да, я любила его, – негромко ответила она и опустила ресницы. – О, Тристан, он бы понравился тебе. Аксель был очень осторожен в суждения и прекрасно умел слушать. Он бывал в Итоне и Оксфорде, любил поэзию и знал несколько языков. И не любил сражений. Аксель говорил отцу, что мы должны сдаться, как сделали большинство дворян Англии и Уэльса. Но мой отец был смелым, добрым и умным. Да, я любила его. – Ее ресницы внезапно взметнулись, и она печально улыбнулась Тристану. – Но никогда не любила его так, как тебя. Я никогда не чувствовала…

– Похоти? – продолжил Тристан, и Женевьева вспыхнула.

– Нет, противный негодник, леди не чувствуют похоти!

– О, а я говорю, что так оно и есть, и я люблю мою похотливую леди, клянусь!

– Ах, где твои хорошие манеры? – воскликнула Женевьева в притворном ужасе.

– Манеры, мадам? – Тристан взял ее руку и ласково поцеловал ладонь. – Я ничего не могу поделать со своими манерами, я просто счастлив. Я не могу ревновать тебя к тому бедному юноше, убитому на этой проклятой войне.

– Ревность? Хм. Ревновать? Хм…

Тристан внезапно наклонился к ней и горячо зашептал.

– Женевьева, у меня никогда прежде не было так тепло и легко на сердце. Лизетта…

– О, Тристан! – Женевьева прикоснулась к его щеке, легкий ветерок ласкал их и шумел в ветвях деревьев, журчал ручей. Женевьева подумала, что она никогда не была так счастлива.

– Тристан! – проникновенно сказала она. – Поверь, во мне нет места для ревности к ней, я рада, что ты любил ее.

Он улыбнулся и поцеловал Женевьеву. Притворно сопротивляясь, она шлепнула его по ягодице. Тристан в шутку зарычал и приподнялся на руках. Женевьева тут же откатилась в сторону.

– Я слышала, что у Кэтрин должно появиться множество братьев и сестер в Ирландии.

– Что?

– Ходят такие слухи.

– Что? – Тристан поднялся на ноги и серьезно посмотрел на Женевьеву, она встала следом. – Это ложь. К тому времени как мы переплыли Ирландское море, я был настолько увлечен тобой, что и думать не хотел ни о ком другом!

– Это правда?

– Да! Где ты слышала такую чушь?

– Где? – и Женевьева вспомнила, ей об этом сказал Гай.

Гай предупредил ее о поведении Тристана.

Она быстро опустила глаза и почувствовала холодок страха в груди. Граф де ла Тер простил тех, кто принимал участие в том предательстве. Он даже разрешил вернуться старому сэру Гэмфри в Эденби.

Но, все еще испытывал ненависть к Гаю, и Женевьева понимала, что если бы не защита короля, то Тристан давно бы уже вызвал его на поединок и убил.

Женевьева подняла глаза и, ненавидя себя за ложь, но зная, что у нее нет другого выбора, сказала:

– Я не помню, любимый. Это всего лишь слух, занозой вонзившийся в мое сердце.

Тристан обнял ее и прижал к своей груди.

– Пусть твое сердце будет спокойно, любимая, я принадлежу только тебе одной!

– О, Тристан! – Женевьева обвила руками его за шею и поцеловала, и хотя ей очень хотелось побыть с ним здесь еще, она сказала уткнувшись носом в его грудь. – Мы должны возвращаться к Кэтрин.

– Да, да, надо идти, дорогая.

Они заторопились обратно. Тропинка, извиваясь, бежала вдоль ручья и наконец, они вышли к прежнему месту. Тристан остановился и осмотрелся.

– Я рад, что ты приехала, – он посмотрел на нее, взгляд его был веселым и счастливым.

– Тристан…

Он рассмеялся и обнял ее.

– Это просто замечательно, я даже не знал, что так бывает, – Тристан вздохнул. – Нам нужно чаще уезжать сюда. Я очень беспокоюсь за Эденби, и намерен поскорее заняться делами. Я просто хотел… просто хотел кое-что отыскать здесь. Ни дух Лизетты, ни дух моего отца не могли появляться в Бэдфорд Хит, я чувствую, что вокруг меня что-то происходит, но не могу понять что. На нас с Джоном напали в Лондоне…

Женевьева вскрикнула.

– Тристан, ты никогда не рассказывал мне об этом!

Он пожал плечами.

– В то время я думал, что тебе все равно, но… – он сделал паузу и заглянул в ее глаза. Тристан уже собирался было сказать, что нападавшие были непросто грабителями, а скорее всего подосланными убийцами, но потом передумал, потому что это только еще больше расстроило бы Женевьеву.

– Это ничего не значит, Женевьева, мы быстро утихомирили тех подонков, я даже не знаю, почему теперь вспомнил об этом. Просто… я решил показать, что эти «привидения» – трюк, имеющий в своей основе обычные плоть и кровь. Здесь останется Томас, и я уверен, что он скоро поймает этого «призрака».

Женевьева заколебалась, не зная, рассказывать ли Тристану о тени в окне или нет. Но с тех пор она больше ничего не видела, и ей вовсе не хотелось, чтобы Тристан думал, что она верит в приведения.

Тристан свистнул, и Пирожок, пасшийся неподалеку на зеленой сочной весенней траве, немедленно подбежал к ним. Тристан помог Женевьеве взобраться в седло, затем вскочил на коня сам. Она прильнула к нему, слушая биение его сердца и ощущая тепло его тела.

У ступени лестницы замка Пирожка взял мальчик-грум. Тристан протянул Женевьеве руку, и они вместе поднялись наверх. Дверь открылась и навстречу вышла Эдвина с отчаянно орущей Кэтрин на руках.

– Благодарение Господу, Женевьева! – воскликнула она с улыбкой. – Малышка голодна, а характер у нее хуже, чем у тебя.

– У меня совсем нет характера, – фыркнула Женевьева и взяла дочь. Она погладила Кэтрин по щечке, и та сразу же зачмокала губками и начала искать сосок.

– Я отнесу ее в комнату, – быстро сказала молодая мать.

Тристан улыбнулся и пообещал, что скоро придет к ней. Он поблагодарил Эдвину за то, что та согласилась присмотреть за их дочерью, и дала им возможность немного побыть наедине.

На полпути Тристан окликнул ее, и Женевьева оглянулась.

– Дорогая, скажи Мэри, чтобы та собирала вещи, завтра поутру мы выезжаем в Лондон.

Она кивнула и поспешила дальше. Кэтрин становилась все более и более нетерпеливой.

Спальня была хорошо протоплена, свечи зажжены, все было готово к ее возвращению. Занавеси над постелью были отдернуты, и на кровати была постелена чистая пеленка для ребенка. Мэри знала, что Женевьева кормит лежа. Она начала уже расстегивать лиф платья, направляясь к кровати, но внезапно остановилась, заметив сквозь оконное стекло странное движение какого-то светлого пятна на опушке леса.

Женевьева нахмурилась, подошла к самому окну и, вглядевшись, увидела двух мужчин, освещенных фонарем. Они остановились среди деревьев и о чем-то оживленно беседовали. Затем один из них что-то протянул другому, очевидно какие-то документы, а второй взял их и отдал взамен мешок, скорее всего – кошелек с деньгами. Она прижалась к стеклу носом. В это время рассерженная Кэтрин издала гневный вопль, и Женевьева, не отрывая взгляда от окна, сунула ей в рот грудь.

Внезапно она замерла: ей показалось, что в одном из этих людей она узнала сэра Гая. Из-за разделявшего их расстояния нельзя было разглядеть его лица, но ей были знакомы эти движения, эта походка, то, как он вспрыгнул на коня… Этот конь, несомненно, принадлежал раньше ее отцу. Когда-то давно сэр Гай выехал на нем из Эденби, чтобы принять участие в сражении при Босуорте.

Да, это тот самый конь, Женевьева узнала его по одной белой ноге, тогда как весь он был гнедой масти.

Она хотела закричать, но крик застрял в ее горле. Что здесь делает сэр Гай? У нее возникло острое желание рассказать обо всем мужу, и в то же время она прекрасно понимала, к каким последствиям это может привести. Тристан ненавидит Гая и воспользуется любым поводом, чтобы уничтожить его.

Женевьева закусила губу. Она была обязана Гаю за его заботу и верность, и не могла ничего сказать Тристану. Ей надо самой встретиться с ним и спросить, что происходит. Наконец, она легла на кровать вместе с Кэтрин. Спустя несколько минут ребенок уснул, и Женевьева перенесла ее в колыбель. И, едва успела это сделать, в комнату вошел Тристан.

Так ничего ему не сказав, забыла обо всем на свете, как только очутилась в его объятиях.

Они вернулись в Лондон, и в первый же вечер у Женевьевы появилась возможность повидать сэра Гая. Король пригласил Тристана к себе для встречи с мэром. Женевьева была у себя в спальне, здесь же Энни играла со своей маленькой кузиной, которую успела полюбить. Энни сказала Женевьеве, что мама говорила ей – маленькая Кэтрин – подарок Тристана.

– Можно, – просила девочка, – я попрошу Тристана, чтобы он подарил ребенка и Эдвине. – Женевьева рассмеялась и предложила Энни, чтобы та обратилась с этой просьбой к Джону.

Вошла Мэри и забрала девочку к ее матери. Женевьева стояла у колыбели и тихонько напевала что-то дочери, когда дверь внезапно широко распахнулась. Она обернулась с улыбкой, так как была уверена, что это вернулся Тристан, но в дверях стоял… Гай. Он быстро оглянулся назад в коридор и закрыл за собой дверь.

– Женевьева!

– Гай, я хочу поговорить с тобой, я хочу…

– Женевьева!

Он подошел к ней и стиснул ее в объятиях, запустив свои пальцы в ее роскошные волосы. Она пыталась оттолкнуть его, отчаянно боясь, что кто-нибудь войдет. Как он попал сюда? И вдруг Женевьева поняла: Тристан больше не держал охрану у ее дверей.

– Гай, прекрати! Если мой муж застанет тебя здесь, то немедленно убьет!

– Он не придет, сейчас он у короля, кроме того, у меня есть люди, которые предупредят о его приближении. Поверь, любовь моя, я ни за что на свете не позволю себе сейчас допустить такую оплошность и, таким образом уничтожить весь мой тяжкий труд. Женевьева, скоро, очень скоро я разрушу все препятствия.

– Гай, перестань, пожалуйста!

– Наконец мы будем вместе!

– Гай, прошу тебя, оставь свои безумные планы. Это наш ребенок, мой и Тристана и, теперь все, что было прежде, надо забыть. Ты должен мне сказать…

– Разве ты не видишь, любовь моя? – он печально улыбнулся, тряхнув головой. И Женевьеве вспомнилось, как они с Гаем и Акселем ехали на охоту и смеялись, как хорошо им было вместе, какими юными и беззаботными они были.

– Ну и что, что ты замужем за ним, – продолжал Гай, – когда он умрет, это не будет иметь никакого значения! Когда эта гордая голова скатится с плеч, он больше не будет стоять между нами!

От охватившего ее ужаса, Женевьева отшатнулась:

– Тристан! Его голова скатится с плеч? Да никогда! Гай, что ты задумал? Скажи мне, я видела тебя, ты был в Бэдфорд Хит, что ты…

Он рассмеялся и лукаво посмотрел на нее:

– Документы, Женевьева! Господи, благослови этих братоубийц Плантагенетов! Все время одни Эдуарды, Ричарды и Генрихи. Боже правый, они же носили одинаковые имена в течении нескольких поколений!

– О чем ты говоришь, Гай?

Молодой человек присел на кровать и таинственно произнес:

– Письма, Женевьева, тайная переписка, – Он снова самодовольно рассмеялся: – Было очень просто внедрить моего шпиона. Да, он и в самом деле большой умница. Его брат был убит в тот день, когда Тристан отомстил за нападение на Бэдфорд Хит, и этот человек с удовольствием взял мои деньги и превратил их в «привидения» Бэдфорд Хит. Он работал на кухне, для него не было недоступных мест в замке, и потому легко было разыскать переписку с полудюжиной Плантагенетов! Все письма адресованы графу Бэдфорд Хит и подписаны графом Варвиком и другими. Неужели ты не понимаешь, Женевьева? Эти письма были написаны давно, когда королем был Эдуард, но теперь они могут рассматриваться, как доказательства того, что граф де ла Тер замышляет мятеж против нашего короля Генриха. Ты станешь свободной, и Генрих отдаст мне Эденби и тебя.

Он вскочил на ноги и обхватил ее с такой радостью, что совершенно ошарашенная Женевьева, почти не сопротивлялась.

– Гай, погоди! Слушай меня внимательно! Ты не можешь этого сделать, это безумие! – Женевьеву бросило в дрожь. Она знала, что Генрих считает Тристана де ла Тера одним из самых верных своих приверженцев. Кровь застыла в ее жилах. Она должна остановить Гая. Она знала, что Генрих любит Тристана, но она также знала, что король в последнее время стал очень подозрительным. Он не любил кровопролитий, но когда его вынуждали к этому, то становился безжалостным. И если он узнает, что де ла Тер, тот, кому он доверял больше всего, замышляет что-то против него, то пощады ему не будет.

– Женевьева, я люблю тебя. Я всегда любил только тебя! И буду любить тебя вечно. Я хотел тебя всю свою жизнь и теперь добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило! Ты будешь моей! Твоя честь будет восстановлена, и я буду боготворить тебя, несмотря на то, что ты осквернена прикосновениями этого негодяя!

– Гай! – Женевьева с ужасом и страхом смотрела на него. Она не знала, сошел ли он с ума, или все это просто от избытка чувств, – Гай, я не хочу, чтобы это безумие продолжалось дальше. Слушай меня, Гай! Ты для меня близкий, очень близкий друг, я не хочу ранить тебя, мне очень жаль, что ты любишь меня, но я не могу ответить тебе взаимностью. Разве ты не видишь, Гай, я его жена теперь и, я люблю его и хочу только чтобы…

– Женевьева, Женевьева! – он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой, с какой смотрят на несмышленого ребенка, – я знаю, что ты боишься. Клянусь, что все будет хорошо, я позабочусь обо всем! Я не могу обвинять тебя, любовь моя!

– Нет, Гай…

Он прижался к ее губам, и Женевьева закричала. Она попыталась освободиться, но Гай неожиданно отпустил ее и бросился к дверям.

– Скоро, любимая, очень скоро, – пообещал он с порога.

– Гай…

Дверь за ним закрылась. Женевьева выбежала в коридор, но его нигде не было видно. Послышался плач Кэтрин, и Женевьева вернулась в спальню, взяв девочку на руки, стала ее укачивать. Она так сильно нервничала, что ее состояние каким-то образом передалось дочери, и та никак не могла успокоиться. Женевьева попыталась успокоиться, ей это удалось и, наконец, Кэтрин снова уснула, а потрясенная женщина, уложив дочь в колыбель, начала мерить комнату шагами. Вспоминая все, что ей наговорил Гай, она обдумывала сложившуюся обстановку: «Что же делать, что ей предпринять? Сказать Тристану? Но Гай может умереть, и тогда его смерть ляжет тяжким бременем на ее душу. Ничего не делать? Ждать, пока Гай предъявит эти письма и надеяться, что король доверяет Тристану? Ну, а что, если Генрих заключит Тристана в Тауэр? У ее мужа есть враги, как и у любого могущественного человека. И возможно эти враги напомнят королю, что когда-то Тристан был ярым йоркистом!»

– О, о, – простонала Женевьева и опустилась на колени, больно закусив костяшки пальцев. Внезапно ей пришло в голову, что Гай может хранить эти самые письма в своей комнате. Она видела, как слуга передавал их ему, она видела, как Гай взял их и поехал. Куда? В Лондон? Ко двору? Ей следует пойти по пути Гая, то есть украсть у него письма и уничтожить их, тогда он будет не в силах погубить Тристана, а тот никогда не узнает о том, что его враг пытался это сделать.

Это был очень рискованный шаг, но Женевьева была в отчаянии, и ее ум был не в силах предложить другой выход из создавшейся ситуации.

Она встала на ноги и поспешила по коридору туда, где жили слуги, чтобы найти Мэри. Девушка уже собиралась ложиться спать, но согласилась побыть с Кэтрин. А Женевьева побежала дальше по коридорам дворца. Сердце ее отчаянно билось, и она вдруг сообразила, что не знает куда идти. К счастью, навстречу ей шел стражник, который охотно показал дорогу.

Женевьева устремилась вперед, в душе молясь, чтобы Гая не было дома, чтобы он был где-нибудь со своими друзьями.

Подходя к его комнате, оглянулась, прежде чем войти, затем быстро шагнула в комнату. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, осматриваясь. Гай мог вернуться в любую минуту. Женевьева подбежала к столу, но в его ящиках ничего не нашла. Присев на краешек кресла, она задумалась на несколько мгновений, затем подошла к одному из стоявших вдоль стены сундуков и подняла крышку. Опять ничего. Женевьева переворошила костюмы, сложенные там, и на самом дне нащупала небольшой выступ. Она заглянула внутрь и увидела рычажок, сильно потянула за него пальцами, и внезапно он подался, но мешала одежда, лежавшая сверху и Женевьева начала выбрасывать ее вон. Откинув фальшивое дно, она извлекла свернутые в трубочку и перевязанные письма.

Она быстро развязала ленту и пробежала глазами текст… Господи, Гай был прав. Это письмо адресовалось графу Бэдфорд Хит, в нем ясно указывалось, что адресат принадлежал к Йоркской партии. В то время графом Бэдфорд Хит был не Тристан, а его отец, это как раз было при короле Эдуарде. Письма эти, безусловно, могли принести Тристану непоправимый вред. В коридоре послышались шаги, и Женевьева быстро свернула письма, засунув их за лиф платья. Она побросала валявшуюся одежду обратно в сундук и захлопнув крышку, поспешила к двери. Выйдя из комнаты, Женевьева быстрым шагом направилась прочь.

Неожиданно позади себя она услышала окрик – «Стой!» Испугавшись, что это вернулся Гай, она побежала, прежде чем сообразила, что это был совершенно незнакомый голос.

– Стой! – снова послышался голос, и Женевьева, поняв свою оплошность, остановилась и обернулась. Стражник, погнавшийся за ней, на полном ходу врезался в нее и повалил на пол. С холодеющим сердцем Женевьева услышала тихий шелест. Сверток выпал из лифа ее платья.