ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

– Томас, если ты не возьмешь меня с собой, то я найду способ, как уехать, и поеду сама.

Женевьева не была уверена в том, что ее голос звучит достаточно властно, но старалась говорить со всей возможной убедительностью. Джон избегал ее, и от него трудно было чего-либо добиться, кроме туманных обещаний, поэтому сегодня Женевьева попыталась взять в оборот Томаса.

Это было вовсе не трудно сделать, Женевьеве стоило лишь выглянуть в коридор, чтобы обнаружить его. Казалось, что они стерегли ее по очереди, то Томас, то Джон, то Эдвина, постоянно кто-либо из них находился где-то поблизости.

Кэтрин посапывала в колыбели, любезно подаренной Елизаветой Йоркской. Томас находился в благодушном настроении, благодаря крепкому вину, которое Женевьева самолично подогрела и подала ему. Она хотела добиться успеха любыми доступными средствами.

Томас внимательно посмотрел на Женевьеву оценивающим взглядом и поставил обутую в сапог ногу на основание камина. Допив вино, он поставил кубок на каминную полку, а затем свел руки за спиной.

Женевьева выглядела столь же целеустремленной, как и в тот день, когда пушки Тристана де ла Тера начали обстреливать стены Эденби.

«Она похожа на мифическую амазонку», – подумал Томас. Волосы Женевьевы ниспадали на спину подобно тяжелому золотому стягу, а ярко блестевшие глаза вообще невозможно было описать. Она олицетворяла собой предел желаний любого мужчины, такая женственная, решительная, с живым и быстрым умом. Маленькой Кэтрин едва успело исполниться пять недель, а ее мама уже была стройна, как молодое деревце и обольстительна, как Афродита, а голос ее звучал столь же маняще, как голос сирены.

«Почему Тристан не обращает внимания на это великолепие? Неужели это настроение и отношение к ней вызвано тем, что она однажды пыталась его убить? Но если в этом был корень проблемы, то Тристан должен был бы давным-давно простить ее, ибо он сам убил немало славных рыцарей на полях сражений», – думал Томас.

Ведь он любит ее, в этом Томас был уверен.

– Томас! – она была в отчаянии. – Я знаю, что за мной денно и нощно наблюдают, но я однажды уже убежала при точно таких же обстоятельствах. Ну, пожалуйста, прошу тебя! Ведь мой муж уехал уже почти три недели тому назад.

Томас печально улыбнулся.

– И он уедет снова, миледи. Он наследовал графство, король сделал его герцогом Эденби, и Тристан находится у него на службе. И вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что его никогда больше не призовут для того, чтобы разбить очередного претендента на престол.

Женевьева подошла к колыбели и заглянула в нее.

– Я знаю, что его снова призовут на службу, но почему, Томас, он снова поехал в Бэдфорд Хит? Ты управляешь его поместьем и, по-моему, делаешь это достаточно хорошо.

Ее собеседник с несчастным видом пожал плечами и опустил глаза.

– Ну давай же, Томас, ты же мой должник! Ведь это благодаря вам с Джоном и Эдвиной меня насильно привели к венцу.

Он негромко вздохнул.

– Тристан поехал в Бэдфорд Хит потому, что даже самые преданные его слуги, а среди них немало образованных и неглупых людей, убеждены в том, что в замке завелись «привидения».

– Привидения!

– Да, ну… – Томас беспомощно поднял руки, – там иногда появляются всякие видения, например, сцена того страшного преступления…

– Томас?

– Я не очень уверен…

– Он сказал тебе, что ты не можешь взять меня туда?

– Нет, но ведь никто и не думал, что ты захочешь поехать! Да и в самом деле, Женевьева, ведь Кэтрин еще очень мала, неужели ты собираешься оставить ее с кормилицей?

Женевьева кивнула.

– Конечно, мне будет очень тяжело, но о девочке позаботятся Эдвина и Мэри. Мэри говорит, что у нее есть на примете дочь некоего плотника, у которой много молока, и ей нетрудно будет прокормить своего ребенка и Кэтрин.

По возвращении Женевьевы во дворец, ее ожидало несколько приятных сюрпризов. К ней снова приставили в служанки Мэри. Но больше всего Женевьеву тронуло посещение сэра Гэмфри. Он рассказал ей, что по просьбе де ла Тера встретился с ним в присутствии короля и Тристан простил его.

Томас смотрел на Женевьеву несколько мгновений и снова тяжело вздохнул. «На что решиться: объяснить Тристану, что она сбежала или признаться, что у него не было ни сил, ни желания противостоять Женевьеве?»

Может быть, ей и в самом деле следовало отправиться в Бэдфорд Хит, может быть, так будет лучше для всех.

Он поднял руки.

– Хорошо.

– О, Томас, правда?

Она просияла, подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку. Томас улыбнулся, взял ее за руки и подумал: «Господи, если она также смотрит на Тристана, то совершенно не удивительно, что он любит ее».

– Мы выедем сразу же после восхода солнца. Ты поедешь в карете.

– Спасибо, Томас.

Джон и Эдвина решили ехать вместе с ними. Джон считал, что это путешествие – большая ошибка, но не мог отправить их одних. Женевьева решила взять с собой, Мэри, чтобы та помогала ей с Кэтрин, во дворе же девочку нельзя было оставить без присмотра Эдвины. Женщины расположились в карете, которая, как обнаружила Женевьева, принадлежала ее мужу, ибо на дверцах были видны гербы Бэдфорд Хит. Джон пояснил, что, так как поместье располагалось недалеко от Лондона, то экипаж постоянно находился в городе.

Карета была довольно удобной, и во время поездки пассажиры могли наслаждаться прекрасными видами. Весна была в полном разгаре, и открывавшиеся взору пейзажи радовали глаз своим великолепием. Они проезжали мимо рощ и перелесков, молодо зеленеющих в лучах яркого солнца, мимо холмов, на которых вдали виднелись высокие башенки замков, мимо полей, на которых работали крестьяне. Цветущие луга наполняли чудесными ароматами воздух, всюду слышалось пение птиц и жужжание пчел. Все вокруг дышало таким спокойствием. Казалось, сама природа возрождала в сердцах надежду и любовь.

Некоторое время с ними в экипаже ехал Джон, затем его сменил Томас. На завтрак они остановились у небольшого постоялого двора. Хлеб и масло были свежими, а форель, поданную к столу, выловили из ближайшего ручья всего за несколько минут до их прибытия. Они проехали уже немалое расстояние, когда Томас, сидевший напротив Женевьевы, вдруг сказал:

– Здесь начинаются земли Бэдфорд Хит, миледи.

Наступил вечер, и неожиданно праздничное настроение куда-то пропало. Женевьева нервно прижала Кэтрин к груди. Смеркалось. Из окна почти ничего не было видно, и ей казалось, что они едут по опустошенной земле. Но вот по обеим сторонам от дороги начали появляться дома, окошки которых светились, маня к уюту очагов. Все чаще вдали мелькали высокие стены замков, сложенных не из серого мрачного камня, как стены Эденби, а из красного кирпича на известковом растворе.

Томас прокашлялся и указал куда-то в сторону:

– Вон там – замок Тристана. Если бы все сложилось иначе, он бы не был наследником, его старший брат унаследовал бы титул и большую часть земель. Это он построил замок после битвы при Тьюскберри.

Карета проехала ворота и остановилась во дворе перед лестницей, ведущей к массивным резным дверям. Томас выскочил из экипажа и, откинув ступеньку, подал Женевьеве руку, чтобы помочь ей сойти. Пока выходили остальные, она отступила на шаг и посмотрела вверх на величественное строение. Это был ни замок, ни дворец, скорее нечто среднее, прекрасно сочетавшее в себе черты и того и другого.

Внезапно молодая женщина нахмурилась, ибо сквозь застекленные окна на третьем этаже увидела движение каких-то теней. Она тряхнула головой и спросила себя, почему ее встревожили какие-то тени, ведь несомненно внутри замка находилось довольно много людей и среди них, вероятно, был и Тристан.

И вдруг поняла, что ее насторожило. Кто-то наблюдал за ними и не хотел быть увиденным.

– Женевьева! – окликнула ее Эдвина. Женевьева обернулась и увидела, что большие двери распахнулись и им навстречу вышли слуги. Томас заговорил с дородным мужчиной в богато украшенной ливрее, в то время как молодые слуги заносили в дом багаж.

Женевьева ступила на лестницу и почувствовала, что нервничает от того, что находится здесь. Тристан не вышел их встречать, его не было в замке в данный момент, и казалось, у нее не было причины бояться реакции мужа на ее приезд.

Пока Джон радостно здоровался со стариком, Томас представил его Женевьеве и Эдвине, сказав, что верный Гэйлорд позаботится о том, чтобы женщины ни в чем не испытывали нужды. Джон добавил, что этот человек присматривал за ними, когда они были еще детьми. Женевьева приветливо улыбнулась, хотя заметила, что Гэйлорд пристально рассматривает ее. Он попросил разрешения подержать Кэтрин, и Женевьева вопросительно глянула на Томаса, который, улыбаясь, заверил ее, что у того немалый опыт в обращении с грудными малышами, что он и их когда-то нянчил. И к удивлению девочка заулыбалась, когда старый слуга взял ее на руки.

Когда Женевьева входила в дом, то зацепилась подолом платья и вскрикнула. Томас рассмеялся и поспешил ей на помощь. Пока он помогал ей, Женевьева глянула поверх его головы, и внезапно ощутила приступ необъяснимого страха.

Сразу же за надворными постройками начинался лес. И там, где дубы сплетались ветвями, Женевьева снова увидела еще одну тень. Кто-то стоял между деревьев и держал зажженный фонарь.

– Томас.

– Что?

Но тут слабый свет фонаря пропал между деревьев.

– Я подумала… Не обращай внимания, – она решила пока ничего не говорить. Если ходят слухи, что в замке завелись «привидения», то Женевьеве не стоит создавать лишних поводов для домыслов. – Томас, а где Тристан?

– Разрешает земельные споры между йоменами, – неохотно ответил тот.

– Он вернется сегодня?

– Гэйлорд сказал, что милорд приедет очень поздно, а это меня вполне устраивает. Он снимет с меня голову за твой приезд, ты же знаешь. Ну что ж, раз уж ты здесь, то пойдем, я покажу тебе замок.

Он взял за руку и провел ее по длинному коридору, обшитому деревянными панелями. Слева располагались обеденный зал и галерея, справа – большой холл, кабинеты и кухни. Они вошли в просторный холл, и Женевьева ахнула от восхищения. На окнах висели тяжелые бархатные занавеси, а пол устилали яркие ковры, привезенные из восточных стран. Стены были увешаны гобеленами, вокруг камина стояли большие удобные кресла.

– И ему не нравится здесь жить! – пробормотала Женевьева.

Гэйлорд, сидящий у камина с Кэтрин на руках, грустно посмотрел на Женевьеву. Девочка залилась плачем, и Женевьева подумала, что она должно быть голодна и у нее мокрые пеленки, ведь в карете не было возможности как следует позаботиться о ребенке. Она улыбнулась и забрала ребенка у Гэйлорда.

– Сэр, вы не могли бы показать, где бы я могла… заняться своей дочерью?

– Миледи, – Гэйлорд беспомощно посмотрел на Томаса. Похоже старик был уверен, что Тристану не понравилось бы присутствие здесь Женевьевы.

– Гейлорд, мне нужно покормить Кэтрин, – властно сказала Женевьева.

Старый слуга быстро поднялся и, кивнув мальчику-пажу, промолвил:

– Я провожу вас…

– Нет, Гэйлорд, лучше уже я сам, его светлость все равно снимет с меня голову, – вмешался Томас.

– Спасибо, – сказала Женевьева. Она с улыбкой посмотрела на Джона и Эдвину и увидела, что они немного побледнели. Джон пожелал Женевьеве спокойной ночи, и ей захотелось обозвать его трусом, уж слишком было заметно, что он стремится оказаться в своей комнате вместе с женой до того, как вернется Тристан. Но могла ли она винить его?

Третий этаж замка был столь же великолепен, как и второй. Коридоры и залы разделялись между собой арками, на стенах висели многочисленные портреты. Томас показал ей музыкальную комнату и библиотеку. Но вот он остановился перед массивной дверью с бронзовыми ручками. Сердце Женевьевы тяжело застучало. Она вошла за Томасом внутрь комнаты.

Там, на полу лежал дорогой ковер, на окнах висели тяжелые портьеры, в центре стояла большая кровать, поддерживаемая четырьмя столбами, с белым покрывалом из тончайшей ткани. Эта спальня, судя по обстановке, предназначалась для супругов.

– Я пришлю к вам Мэри и слугу с вашими вещами, – сказал Томас. – Не хотите ли вы принять ванну?

Женевьева кивнула. Да, ей хотелось вымыться, хотелось ощутить прикосновение воды, благоухающей розовым маслом. Ей хотелось чувствовать, что ее кожа чиста и упруга, что она достаточно соблазнительна, чтобы обворожить мужчину, отвернувшегося от нее.

Томас собрался уходить, Женевьева подняла взгляд, посмотрела на окно и поняла, что именно в нем она видела тень.

– Томас, подожди, ты уверен, что Тристана здесь нет?

– Конечно же, уверен, – несколько нетерпеливо ответил Томас. – Гэйлорд не мог ошибиться.

Женевьева натянуто улыбнулась и погладила Кэтрин по головке.

– Извини, Томас, не придавай значения.

Как только он вышел, Женевьева легла на кровать вместе с дочерью, и пока девочка ела, Женевьева продолжала разглядывать комнату. Спальня была настолько уютна, настолько хорошо обставлена, что Женевьева даже представила себе, как здесь было при ее предшественнице. Она не знала, какой была Лизетта, но ее воображение рисовало хрупкую женскую фигурку, ей слышалось тихое шуршание шелка, чудился тонкий запах притираний и духов. Но ей снова вспомнилась таинственная тень в окне и Женевьева вздрогнула. Она справилась со своим страхом, потому что не верила, что духи мертвых могут тревожить живых. Тем более что Лизетта не была злодейкой. Женевьева подумала, что эта женщина поняла бы ее, и не причинила бы ей вреда. Кэтрин, вволю насосавшись, уснула. Вошла Мэри, а слуги принесли медную лохань и несколько ведер горячей воды. Женевьева мылась долго и тщательно в надежде на то, что горячая вода сможет облегчить ее состояние. «Что будет, когда вернется Тристан? – снова и снова спрашивала она себя. – Отошлет ли он ее обратно в Лондон? Может быть, ему и не хочется видеть здесь Женевьеву, но он любит свою дочь».

Женевьева облачилась в белую шелковую ночную рубашку, Мэри причесала ее волосы, а затем позвала слуг. Они быстро унесли лохань и прибрали в спальне. Затем пришел Гэйлорд и повел служанку за собой, чтобы показать ее комнату в том крыле замка, где жила челядь. Женевьева осталась одна.

Она посмотрела на свою дочь, мирно спавшую на постели, и с досадой прикусила губу, как жаль, что ей не пришло в голову спросить Гейлорда, ни кого-либо другого из прислуги, о колыбели для девочки.

В комнате еще была одна дверь, и Женевьева посмотрела на нее, спрашивая себя, не ведет ли она в детскую. В другое время она бы охотно спала вместе с Кэтрин, но сегодня она хотела, чтобы ее ничто не могло отвлечь от Тристана.

Женевьева взяла на руки дочь и направилась к двери в предполагаемую детскую, но в это время кто-то негромко постучал, и она поспешила ко входной двери, открыла ее и увидела, что на пороге стоит Томас, держа в руках поднос, уставленный бокалами с вином и несколько мрачновато улыбаясь.

– Я подумал, что тебе нужно чем-то заняться во время ожидания, – сказал он, и Женевьева с благодарностью улыбнулась.

– Спасибо, Томас, спасибо, входи, мне нужна твоя помощь! – прошептала Женевьева.

Томас последовал за ней. Он поставил поднос на туалетный столик. Женевьева подвела его ко второй двери, и он остановился, не в силах сделать ни одного шага.

– Томас, там детская?

Он не ответил, и Женевьева, нахмурившись, толкнула дверь, та бесшумно распахнулась.

– Захвати, пожалуйста, свечу.

Женевьева переступила порог и оказавшись в полумраке подумала, пойдет ли он за ней или нет. Томас вошел внутрь, держа канделябр одной рукой.

– Женевьева…

Она увидела колыбель и негромко вскрикнула от восхищения. Кто-то позаботился о Кэтрин, Женевьева чувствовала запах свежих простыней, постеленных в новой деревянной колыбели. Рядом стояли маленькие креслица и столик.

Она осторожно опустила дочку в колыбель. И затем, обернувшись, посмотрела на Томаса, При свете свечей было заметно, как он побледнел.