Глава 13

Предупредив Энн, Коко вернулась к главному входу. На перилах сидел, жуя травинку, Ангус Донахью, как всегда спокойный и бдительный.

«Только и делает, что за всеми наблюдает», – подумала Коко.

Со времени своего появления он постоянно находился в салуне, молча сидел за столом, потягивая виски. Ангус производил впечатление довольно осторожного человека. Коко никогда не видела, чтобы он хватался за оружие, но трусом он не был. И это Коко знала наверняка.

Распаленные войной страсти еще не улеглись, и нашлось бы много желающих повесить негра лишь за то, что он черный. Коко от всей души приветствовала Декларацию независимости, дающую свободу цветным. Ангус был умным, образованным негром, что в те времена являлось большой редкостью.

Он нравился Коко. Но Ангус наблюдал за Энн или за ее старыми друзьями.

– Ну что, великан, – она кокетливо остановилась перед ним, – кого-то ждете?

– Никого не жду. – Ангус показал рукой на небо. – Просто любуюсь луной.

– Ну-ну, – пробормотала Коко, проходя мимо.

– Вы только что совершили ошибку, – тихо сказал он ей вслед.

Помедлив, Коко обернулась.

– О чем вы?

– Макшейн знает о потайной двери. Девушка слегка приподняла бровь. Если она чему-то и научилась в жизни, так это сохранять невозмутимость игрока в покер.

– Да?

– Вас всех ожидают неприятности.

– Мистер Донахью, мы этот салун не строили. Ни Энн, ни Эдди Маккестл ничего здесь не трогали.

– Но эта дверь пришлась очень кстати, не так ли? Все думают, что Энн Маккестл находится в своей спальне, когда где-то происходят некие события.

– Я вас не понимаю.

– Понимаете.

Коко тряхнула головой.

– Вы можете предполагать, что угодно, мистер Донахью, но все это остается лишь вашими предположениями. От меня вы ничего не добьетесь.

– Даже если я когда-нибудь поднимусь в вашу комнату? – вежливо спросил он.

– Это зависит от того, в каком я буду настроении, – холодно ответила Коко.

Он улыбнулся.

– Я как-нибудь загляну к вам. Или сделаем наоборот: добро пожаловать в мою комнату. Когда-нибудь вы заглянете ко мне?

– Я уже сказала, что сама выбираю, с кем проводить время.

И Коко прошла мимо него в салун.

«Дела принимают опасный оборот», – подумала она, наливая себе виски. Кто-то остановился у нее за спиной. Повернув голову, Коко опять увидела Ангуса Донахью. Заказав пиво, он сел рядом.

– По-моему, вы пытаетесь сбить меня с пути истинного и отвлечь от работы, – тихо сказал он.

– Я? – искренне удивилась она. – Кажется, это вы постоянно отвлекаете меня от моих обязанностей в салуне, мистер Донахью. Кстати, в чем заключается ваша работа?

– Я – миротворец.

Коко смерила его взглядом.

– Миротворец. Странное занятие для парня с таким сложением, да к тому же чернокожего. И кого с кем вы мирите?

– Мисс Коко, по-моему, из нас двоих вы гораздо интереснее. Кажется, вы упоминали, что были рабыней, но для бывшей рабыни у вас очень грамотная речь, как будто вы ходили в школу для белых.

Улыбнувшись, Коко подняла стакан с виски.

– Моя мать была правнучкой одной нубийской принцессы. Во всяком случае, так говорили. Чернокожая или нет, но она, по-видимому, была очень красива, раз привлекла внимание отца, ублюдка, которому принадлежала плантация. Не стоит и говорить, что отцовские чувства ему были совершенно незнакомы. Своих многочисленных сыновей и дочерей он продавал за хорошую цену друзьям. Меня купил толстый ирландец, любивший рассуждать о политике и по утрам игравший на флейте. Мистер Линкольн освободил нас на бумаге, в действительности же мы получили свободу только после войны. Энн и Эдди увидели меня на невольничьем рынке в маленьком техасском городке, через который они проезжали. Железная цепь на моей шее привела Энн в ужас, и она заставила Эдди купить меня. Именно ей я обязана своей свободой, поэтому, как ни старайтесь, вы не услышите от меня ничего, что могло бы ей повредить.

Ангус улыбнулся, и от этой улыбки, такой веселой и открытой, сердце Коко оттаяло. Он погладил ее по щеке.

– Вы похожи на кактус, детка, сплошные колючки. Но в пустыне кактусы иногда цветут.

– А если вы не в пустыне?

– Тогда приходится колоться о колючки.

Коко засмеялась. С Ангусом ей было почему-то хорошо, как ни с кем другим.

Она считала, что знает жизнь и знает мужчин, от которых столько натерпелась. Она вспомнила бессердечие отца, издевательства одного школьника, который, начитавшись книг и почерпнув оттуда разные жестокости, демонстрировал это на ней. Мужчин, которые ее избивали, и мужчин, которые ее страстно желали. Но, работая у Энн, она сама выбирала себе мужчин. Славных ковбоев или парней вроде Джои Уэзерли. Обаятельных, которые легко смеются, легко платят, легко расстаются. Да, она повидала на своем веку разных мужчин. И ни с кем она не смеялась так искренне, ни с кем не чувствовала себя так хорошо, как с Ангусом Донахью.

– Коко – ваше настоящее имя? – спросил он. Она кивнула.

– И единственное. А ваше? На самом деле Ангус Донахью?

– Я не похож на ирландца?

Коко снова засмеялась. Проходивший мимо Шрам остановился.

– Коко, не хочешь… э… поговорить? – предложил ковбой.

Ангус вопросительно смотрел на нее, и она с удивлением вспомнила его слова. Когда-нибудь вы заглянете ко мне. Что он имел в виду?

Это ее заработок. Энн, конечно, не выставит ее на улицу, однако…

– Коко, вы придете ко мне? – тихо спросил он, продолжая улыбаться.

Эта ласковая улыбка наполнила Коко сомнениями. Она считала, что знает мужчин, но Ангус, кажется, пробудил в ней то, о чем она никогда даже не мечтала. За его словами таилось нечто большее.

– Шрам, дорогуша, я сейчас занята, – сказала она.

– Шрам, сэр, она занята на всю жизнь, – поправил ее Ангус и, подхватив на руки, понес к лестнице.

Ошарашенная Коко сначала замерла в его объятиях, а потом расхохоталась. До чего же он забавный! И сильный! В нем столько достоинства, он не похож на раба, даже бывшего.

Ангус внес ее в свою мансарду, где стояли только большая кровать, стол с лампой, умывальник и шкаф. Ее комната была гораздо уютнее, но… Это его комната. На крючке висит его плащ, на стульях лежат его книги, на умывальнике его бритва. Его вещи о многом сказали ей.

– Ангус… – начала она.

– Поцелуй меня, Коко. Остальное не имеет значения.

Она снова засмеялась.

– Я целовала десятки мужчин, Ангус Донахью, теперь мне хочется поговорить.

Но он нежно опустил ее на кровать и поцеловал. Она прижала его ладонь к своей щеке, ощущая ее силу и теплоту. Ей так много хотелось узнать…

– Ангус… – прошептала она.

– Что?

– Я…

Она прижалась губами к его рту. Почувствовала, как его руки сжали ее тело. Почувствовала на себе его тяжесть.

– Ангус, я хочу…

Темные пальцы ласкали ее. Загрубевшие, нежные, сильные. Играли ее грудью, гладили соски. По-другому, совсем по-другому. Она тихонько застонала.

– Я хочу…

– Да? – прошептал он.

– Я хочу…

Это все, что она смогла пробормотать, все, о чем могла думать.

– Я хочу, я хочу, я хочу…

Она хотела, чтобы это было чудесно, она хотела, чтобы это было… по-другому.

Раньше она никогда не занималась любовью. А он делал именно это. Занимался с нею любовью. Каждым словом, которое шептал ей, каждым своим движением и жестом.

Каждое уходящее мгновение…

– Йен, пусти меня!

– И не подумаю.

– Почему?

– Где ты была?

– Там же, где и ты, на ранчо Беннингтона. Он покачал головой.

– Ты уезжала.

– Но потом вернулась.

– Тогда зачем ты крадешься через потайную дверь?

– Я не крадусь…

– О Господи, ты же здесь. И ты всегда пользуешься потайной лестницей, когда хочешь незаметно уйти или вернуться. Я прав?

– Какая потайная лестница! Это всего…

– Поразительно! И ты ничего мне не сказала!

– Я просто забыла.

– О, разумеется! Ты делаешь только то, что считаешь нужным, помнишь? Ты сочла нужным выйти за меня замуж.

Энн молчала, ноги у нее вдруг стали ватными. Возьми себя в руки! Он ничего не знает, он нашел потайную дверь случайно.

Или нет? Почему он не стрелял в нее?

– Сегодня был такой утомительный день…

– Согласен, но хотелось бы узнать, почему он оказался столь утомительным.

– Ну, день был утомительным потому… Закончить Энн не успела. Он рванул ее к себе, схватил одной рукой за волосы и, запрокинув ей голову, с яростью произнес:

– Что нужно сделать, чтобы ты наконец поняла, насколько твоя игра опасна?

– Я не играю ни в какие игры! – закричала она.

В следующий момент, перелетев через всю комнату, Энн рухнула на кровать, но тут же вскочила. Он выругался и угрожающе шагнул к ней.

– Нет! – в ужасе закричала она, падая обратно. К удивлению Энн, он больше не сделал ни шагу. Его бронзовое лицо посерело, пальцы сжались в кулаки.

– Будь ты проклята! – прошептал он. И, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Энн глубоко вздохнула и закрыла глаза, вызывая из памяти тот последний день, когда она видела своих родителей живыми.

Отец уже не спал, но Энн лежала тихо, делая вид, что не проснулась. Его рука нежно погладила округлившийся живот матери. Скоро должен появиться второй ребенок, которого они ждали с такой радостью.

– Ты прекрасна, – прошептал он. Энн услышала тихий смех матери.

– Я бесформенная и нескладная.

– Но прекрасная.

– Ты тоже прекрасен, Джошуа. Ты знаешь это? Прости меня. Я все время ворчу и сержусь.

Наверное, мы бы уже давно приехали на место, если бы не мое желание путешествовать с другими поселенцами.

– Все в порядке, Дженни. Что хорошего путешествовать в одиночку? Здесь мы в безопасности.

– Который час? Нельзя задерживать этих славных людей, они и так проявили любезность, взяв нас с собой…

– Не волнуйся. У нас достаточно времени. Я уверен, мы будем на месте до того, как родится мой сын.

– А если дочь?

– Тоже хорошо. Наша маленькая кокетка получит сестричку. Держу пари, она подслушивает. – Отец щелкнул Энн по носу.

– Почему кокетка, па?

– А кто же еще? Самая большая маленькая кокетка!

Энн засмеялась и обняла мать, ощутив, как под рукой шевелится брат или сестра, которым так и не суждено было появиться на свет.

Затем из памяти всплывает страшная картина. Медленно падает на землю мать, отец с криком бросается к ней и вот уже лежит в пыли.

Падают, умирают…

Она и выжила только потому, что у нее есть долг, который нужно исполнить.

Энн открыла глаза. Слезы текли по ее щекам, но она их не вытирала. Воспоминания навалились всей тяжестью, а сейчас они не должны на нее давить, они должны придать ей силы, чтобы отомстить. Какие бы опасности ей ни грозили, она отдаст свой долг мертвым.

И не важно, что думает Йен, не важно, что он отвернулся от нее и ушел.

Энн снова закрыла глаза. Теперь воспоминания сами явились к ней. Уже не столь мрачные. Плывущее Облако. Он так много дал ей, хотя никогда не узнал, для чего она хотела научиться метко стрелять. Он брал ее на охоту, сначала посмеиваясь над странным желанием девочки, потом стал уважать ее за упорство и природные способности.

Затем появился Эдди. Улыбающийся, румяный человек с седыми бакенбардами пришел в индейскую деревню, пришел к ней.

– Не трать слезы по пустякам, дорогое дитя. Эдди здесь, он не даст тебя в обиду.

И сдержал обещание. Помогал, оберегал, любил. Только раз он подвел ее.

Азартная игра.

О, Эдди, я все простила. Мне тебя не хватает. Ты давал мне силы, ты знал правду, знал о моем отчаянном желании убить этого человека. Если бы ты был здесь.

Эдди больше нет. Она потеряла его, как потеряла Плывущее Облако и своих родителей.

У нее был муж. Но она потеряла и его, потому что не может рассказать ему правду. Хотя он нужен ей. И она его любит.

Энн закусила губы, пытаясь остановить бегущие ио лицу слезы.

Она оплакивала свое прошлое и будущее.

– Хорошая новость, сын! – Кэш Уэзерли размахнулся и ударил Карла по лицу. – Нас снова ограбили. Эти идиоты отправили дилижанс с одним вонючим охранником. Ты должен был выехать им навстречу, но не сделал этого!

Карл Уэзерли отступил на несколько шагов от разъяренного отца, вытирая ладонью кровь.

– Это не моя вина. Ты сам приказал мне заняться конторскими книгами…

– Замолчи, сын. Никто из вас, идиотов, даже не знал, где находится дилижанс, а когда он прибыл, эти проклятые воры уже ограбили его.

– Па, ты же не сказал нам…

– А вы что, тупые? Чем теперь платить работникам? Я потерял все деньги от продажи скота и двух своих лучших людей.

– Но ведь ты не можешь винить в этом меня, па? Рука Уэзерли снова взметнулась, и Карл, не успевший отскочить, получил вторую затрещину.

– Все эти годы, вся эта работа! Для кого? Для тебя. Для тебя и твоих братьев. С Божьей помощью я прошел кровавую войну, вернулся с добычей и создал здесь империю. И теперь из-за вашей неумелости меня грабят все, кому не лень.

Карл молчал, но ответ вертелся у него на языке. Может, Бог недоволен Кэшем Уэзерли? Может, Бог считает, что все это Кэш добыл на войне неправедным путем, как продолжает делать и теперь?

– Мы все тоже воевали, даже Джои, – вступился за старшего брата Дженсон.

– А где, черт побери, Джои? Мальчишки никогда нет дома.

– Он, кажется, вернулся в город, папа, – сказала вошедшая в гостиную Мэг.

Она, как и Дженсон, жалела брата. Он изо всех сил пытался угодить отцу, но всегда оказывался виноватым. Особенно в последнее время, когда на отца посыпались неприятности.

– Опять он в этом проклятом салуне! – прорычал Кэш.

– Возможно, он в другом месте, – сказал Мэг.

– Нет, именно в этом чертовом салуне, который должен был стать моим, – пробормотал Кэш.

Казалось, он забыл и о Карле, и об ограбленном дилижансе. Опустившись на диван, стоящий перед камином, он в бессильной злобе стукнул кулаком по кожаной обивке.

– Если бы не этот негодяй южанин, он был бы моим!

– Па, салун всегда принадлежал Маккестлам, и если бы Эдди не проигрался…

– Но он проигрался. А потом умер. Салун уже был почти моим. – Уэзерли посмотрел на Мэг. – Иди спать, дочка, уже поздно.

– Но, па…

– Иди!

– Хорошо. Карл, Дженсон, вы тоже не задерживайтесь.

– Ладно, Мэг, – ответил Дженсон. Карл только болезненно скривился. Выждав, пока дочь закроет за собой дверь, Кэш мрачно взглянул на сыновей.

– Салун должен был стать моим. И она тоже! Если бы не этот ублюдок-полукровка. Вы слышите меня? – рявкнул он так, что братья вздрогнули. – Эта шлюха должна была стать моей!

– Па, зачем она тебе? Ведь ты не собираешься на ней жениться…

– Она должна стать моей, – упрямо повторил Кэш.

– Па, Джои почти все знает об этом салуне, и он говорит, что она была дочерью Эдди. Она вела себя как леди, работала в баре, пела. Никогда не уходила наверх с мужчинами. Может, она совсем не такая, как ты думаешь, она…

– Зло, – пробормотал Кэш.

– Но, па…

– Зло! Она влезает в душу мужчине, заставляет его думать, что она ему необходима, а потом…

– Отец, – сказал Дженсон, – она вышла замуж за этого мятежника.

– Этот мятежник тоже отправится в ад. Господи, труды всей моей жизни! – Кэш вдруг замолчал и диким взглядом обвел комнату.

– Па, это на тебя не похоже, – успокаивающе произнес Дженсон.

– Ты прав, парень. Ты прав. Да, у нас были неудачи, но я никому не позволю разорить меня. Я умею бороться, умею побеждать и сдаваться не собираюсь.

Дженсон взглянул на брата. Он знал, что отец – человек осторожный и хитрый, не доверяет даже собственным сыновьям, хотя поручал им разные дела.

– Ведьма! – снова крикнул Уэзерли. – Все пошло вкривь и вкось с тех пор, как она здесь появилась. Со своим вздернутым носом, нежным голосом и взглядом, от которого закипает кровь.

– Но, па…

– Слушайте меня, парни! И слушайте внимательно. Что-то не так в этом проклятом салуне, я намерен выяснить, в чем дело, и вырвать зло с корнем. Вы со мной, парни, или вы мои враги?

Карл Уэзерли потер руки. Они измазаны кровью из его разбитых губ. На них кровь еще многих людей, которую ему никогда не отмыть. Но он должен быть с отцом. Или тот убьет его. Не считаясь с тем, что Карл – его собственная плоть и кровь. Теперь отцу нужна эта женщина. Он хочет ее. Давно. Неистово.

– Я их уничтожу. Всех – тихо сказал Кэш.

– Па, не забывай, что шериф считает тебя уважаемым человеком, героем войны.

– Шериф прав. Я сам поймаю грабителей, а потом с радостью погляжу, как их будут вешать. И позабочусь об этом мятежнике и девчонке. Если мятежника убить не удастся, то я хотя бы увижу его болтающимся на виселице. Девчонка будет ползать передо мной на коленях. Колесо закрутилось, и меня не волнует, кто в него попадет, ясно?