Глава 27

Пасху Вильгельм и его люди праздновали пышно. После церковной мессы начались увеселения и зрелища.

Эдгар Ателинг, Эдвин и Моркер, многие английские бароны, все в праздничных нарядах, неизменно присутствовали на торжествах. Относились к ним почтительно, но, как Эдвин признался Фаллон, они чувствовали себя как птицы в позолоченных клетках.

— Вильгельм привез нас сюда, чтобы в Англии не оставалось людей, вокруг которых можно сплотиться, пока он в отъезде. Если бы ему удалось найти ваших братьев, они тоже были бы здесь. Нас выставляют на потеху норманнам, которые глазеют на нас, смеются над нашей одеждой и языком… Господи, как я хочу домой!

Проходили дни и недели, и Фаллон чувствовала, что в ней растет внутренняя напряженность.

Аларик уехал в Анлу, и она тосковала по нему. Она вызвалась сопровождать его, но он был в эти дни мрачным и замкнутым и только покачал головой.

В Анлу Аларик пробыл недолго, однако когда вернулся, в нем появилось нечто новое, чего она не могла понять. Не происходило ли подобных перемен и в ней самой? Она признавала, что ей было радостно находиться с ним на людях, и испытывала благодарность к нему, ибо ее беременность становилась день ото дня заметнее, а он везде открыто появлялся с нею. По ночам, в его объятиях, она чувствовала себя счастливой, но день приносил огорчения и тревоги, и она мечтала, чтобы он поскорее закончился.

Вскоре после Пасхи Вильгельм устроил большой турнир. Вместе с другими дамами Фаллон с гордостью следила за поединком Аларика. Его соперником был рыцарь из Гессена, которого Аларик легко выбил из седла, а потом играючи обезоружил. Фаллон встала и зааплодировала. Но не успел Аларик поклониться и покинуть арену, как она услышала позади себя шепот.

— Это что за девица? — спросил женский голос.

— Незаконная дочь короля саксов, — ответил мужчина.

— А сейчас хорошо устроившаяся шлюха, — засмеялась женщина.

Не дожидаясь начала следующего поединка, Фаллон бросилась прочь. В зале дворца она увидела Эдвина, который стоял перед камином и мрачно смотрел в огонь. И хотя он был еще совсем молодым, в эту минуту он казался усталым стариком.

— Фаллон! — Он прочитал смятение на ее лице. — Что с вами?

Она покачала головой.

— Ах, Эдвин, я, кажется, больше этого не вынесу.

— Они просто ревнуют, — сказал негромко Эдвин. — Они пялят глаза на самую красивую из птиц в золоченой клетке — и страшно ревнуют.

Фаллон боялась, что расплачется. Эдвин подошел к ней и сжал плечи. Она коснулась щекой его плеча, и он провел ладонью по ее волосам.

— Эдвин, порой это становится невыносимым, — пробормотала она.

— Я знаю, знаю.

Внезапно он напрягся, рука его замерла. Фаллон отпрянула от него, обернулась и увидела Аларика, который был еще в кольчуге, но шлем держал в руке. Он возвышался над ними, словно башня, и в его холодных стальных глазах нельзя было прочитать ничего доброго.

Эдвин встретил взгляд Аларика мужественно и с достоинством.

— Не ищите в этом ничего другого, мой господин, кроме того, что видели глаза. Мы старые друзья, и у кого, как не у старых друзей, можно найти утешение.

Аларик чуть поклонился им обоим.

— В таком случае, не буду мешать вам в этом, — холодно сказал он.

Взбешенный, он снова вернулся на арену. Матильда посылала к нему человека сказать, что Фаллон чем-то расстроена. Он отправился искать ее — и нашел в объятиях другого, молодого герцога Эдвина из Мерсии. Неужели ей нельзя доверять? Неужто ему всегда нужно будет бояться, что она ищет другого любовника, ищет способа убежать? Между ними все еще оставался барьер: он был завоевателем, она — принцессой побежденного народа. Сколько времени будет вести она эту борьбу?

Хотя турнир еще продолжался, Аларик крикнул Ричарду, чтобы тот подвел к нему Сатану. Старые друзья, видите ли… Ищет утешения…

— Сатана, — обратился он к своему коню. — Ты мой старый друг. Ты храбро сражался. Ты не раз пересекал Английский канал и всегда был в хорошем настроении независимо от погоды… И ведь тебе без разницы, какой ты конь — нормандский или саксонский!

Он собрался было сесть на Сатану, когда услышал, что кто-то его окликает. Он повернулся и увидел улыбающуюся Матильду.

— Куда это вы собрались в таком дурном настроении?

Он кивнул ей.

— Просто прокатиться, Матильда.

— Давайте лучше пройдемся, поговорим.

Аларик передал поводья Ричарду и пошел с ней. Матильда повела разговор о нынешней ситуации в Нормандии и вспомнила прошлые годы. Аларик слушал ее вполуха, пока они шли под тенистыми деревьями по берегу ручья. Весна уже вступила в свои права. Вокруг возрождалась жизнь и красота, земля была зеленой и благоухающей.

— Что вас рассердило? — внезапно спросила Матильда.

— Вы ошибаетесь. Все отлично, миледи.

Она засмеялась.

— Аларик, вы забываете, что я знаю вас с незапамятных времен.

Он пожал плечами.

— Все в полном порядке, уверяю вас.

Матильда внезапно остановилась и, глядя ему в глаза, сказала:

— Женитесь на ней.

— Что?

— Вы сердитесь на Фаллон. Я не знаю, что случилось, но настроение ваше бросается в глаза. Люди жестоко и несправедливо говорят о ней. Вы сделали ее любовницей. Утешьте свою собственную душу, женитесь на ней. Подарите вашему ребенку то, чего не было ни у вас, ни у Вильгельма, — законнорожденность.

— И Вильгельм и я вполне обходились без этого, mаdаmе.

— Аларик…

— Нет, Матильда, я не женюсь во второй раз.

— А почему?

Аларик помолчал, глядя на преисполненную решимости герцогиню.

— Матильда, вы касаетесь раны, которую другой не решился бы трогать… Но я отвечу вам, почему не могу на ней жениться. Я не верю в любовь, mаdаmе… Я видел, какие беды она приносит. Я не верю женщинам вообще, и тем более не могу доверять Фаллон. Она дважды поднимала оружие против меня. Эрику Улфсону удалось скрыться, и он еще поднимет войско против Вильгельма, в этом нет сомнения. А в качестве награды Фаллон пообещала себя… И наконец, миледи, очень сомнительно, чтобы она согласилась выйти за меня замуж. Она до сих пор смотрит на нас как на убийц, которые хладнокровно погубили ее отца.

— Думаю, что она выйдет за вас замуж.

— Этого не случится.

— Вы глупец, Аларик. Вы сами отказываетесь от счастья.

— Возможно.

— Подумайте об этом, Аларик. Ради ребенка… Ради самого себя… И ради Фаллон. Я знаю, что она не плетет никаких интриг против вас. И я верю… Да, верю, что она любит вас.

Аларик скептически хмыкнул. Матильда продолжала внимательно разглядывать его.

— Хорошо, герцогиня… Я подумаю над тем, что вы сказали. — Однако он сомневался, что сможет преодолеть мучительный страх перед предательством, чтобы решиться на брачную церемонию. Он вздохнул. — Она моя, Матильда, я опекаю ее и позабочусь о том, чтобы она не страдала от злых языков… У Вильгельма есть для меня работа, и я мечтаю вернуться домой.

— Ваш дом здесь.

Он хмуро посмотрел на Матильду, затем сказал:

— Я хочу вернуться в свои владения в Англии. Я пообещал Фаллон, что ребенок родится там. Я буду любить его, он будет моим наследником… Этого достаточно.

Аларик учтиво поклонился Матильде, повернулся и ушел. Он направился не к месту, где продолжался турнир, а в апартаменты, которые делил с Фаллон.

Она сидела у камина и что-то шила для малыша. Когда Аларик вошел, ее голубые глаза глянули на него с вызовом.

Метнув на нее холодный взгляд, он крикнул Ричарду, чтобы тот помог ему снять доспехи. Затем он приказал принести еды и вина. Коротко кивнув Фаллон, Ричард быстро удалился.

Стоя у камина, Аларик долго, очень долго смотрел на Фаллон.

— Завтра мы уезжаем в Англию, — сказал он.

Она вздрогнула, уронила свое рукоделие, вскочила и бросилась через всю комнату к нему. Однако в последний момент холодность его взгляда остановила ее на полпути. Помолчав, она сдержанно произнесла:

— Спасибо.

Ричард подал еду. Фаллон убедилась, что у нее нет аппетита. Аларик оставался мрачным и молчаливым. Нехотя откусив кусочек, Фаллон возобновила шитье, словно Аларика не было рядом. Он также сделал вид, что не замечает ее, и стал укладываться спать. Фаллон смотрела на маленькие стежки, но думала о другом. Ну как он может в чем-то подозревать ее, когда она день ото дня становится все неуклюжей от посеянного им семени?

— Бросай свое шитье и ложись спать, — неожиданно выпалил он.

Фаллон посмотрела в его сторону, гневно прищурив глаза.

— Я буду делать то, что мне хочется, граф!

Она очень быстро убедилась, что на Аларика ее высокомерный тон не действует. Он поднялся, взял ее на руки, уложил на кровать и задул свечи. Кажется, целую вечность они лежала молча. Фаллон решила, что Аларик заснул. Она попыталась встать, но его руки решительно вернули ее на место. Фаллон вскрикнула, услышав треск разрываемой материи, и яростно замолотила по его телу кулаками.

— Нет, мой господин, этого не будет!

— Почему же? Или утешить тебя могут только другие?

— Ты настоящий олух!

— Ты получила утешение, которого искала?

— Болван! Это у тебя женщин столько, сколько на дереве яблок осенью… Неизвестно, которое сорвется и стукнет по голове. А у меня…

— А у тебя, миледи, поклонников полным-полно по всей Англии и за ее пределами. А сегодня ты флиртовала с этим мальчишкой!

— Флиртовала! Ведь я тяжела! Какой мужчина воспылает страстью к брюхатой?!

Аларик сжал руки Фаллон, заглянул ей в глаза и сказал негромко:

— Эрик Улфсон.

Фаллон ошеломленно смотрела на него.

— Скажи мне, миледи, какие еще интриги ты плетешь?

— Я… я не плету никаких интриг, клянусь, — хрипло проговорила она.

— Так я тебе и поверил.

Фаллон с несчастным видом покачала головой.

— Но это правда, Аларик, Эрик Улфсон всегда вызывал у меня отвращение… Неужели ты не хочешь понять, что я обратилась к нему ради Англии?

— А ты не собираешься вновь обратиться к нему — ради Англии?

Она покачала головой. К ее глазам подступили слезы.

— А почему? — продолжал допытываться Аларик.

Она не могла ответить, что причина в том, что она любит его, Аларика. Подобное признание сделало бы ее слишком уязвимой.

— Из-за нашего ребенка… И потом, я не верю, что его орды могут спасти Англию. Люди только начинают приходить в себя после вашего нашествия. И еще потому, что Вильгельм коронован. Поверь, Аларик, мне никогда не нравилось прибегать к предательству.

Аларик разжал руки, его глаза потеплели. Он притянул ее к себе, и она с готовностью ответила на его поцелуй. Он разорвал на ней платье, но она едва отдала себе в этом отчет, входя в тот волшебный мир, где земля вращается вокруг них двоих и не существует ничего, кроме Аларика и связанных с ним ощущений. Он содрогался и стонал, судорожно обнимая ее и шепча слова благодарности. Фаллон лежала, умиротворенная, в его руках, но им снова овладела печаль. Ее это обидело, но она ничего не сказала.

Аларик прижал подбородок к голове Фаллон, обнял ее и положил руку на выпуклый живот.

— Если бы это все было правдой, — прошептал он с какой-то душевной болью.

Фаллон повернулась, чтобы увидеть его лицо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего… Давай спать.

Фаллон не могла понять причины. В конце концов она заснула в его объятиях.

Он сдержал свое слово. Утром они выехали в Англию. Их сопровождали Роже, Ролло, а также оруженосец Стивен, юный Ричард и несколько рыцарей из числа людей Аларика. Матильда настояла на том, чтобы они взяли с собой Мотали — одну из самых опытных ее повитух. Фаллон была рада этой женщине, которая, несмотря на почти полное отсутствие зубов и на свои седины, была неизменно бодрой и приятной в обращении, что было немаловажно сейчас, ибо Аларик продолжал пребывать в мрачном расположении духа. Он злился на себя за то, что они не уехали раньше, ибо Фаллон была уже на седьмом месяце, и он боялся, что она плохо перенесет дорогу. Тем не менее они благополучно добрались до побережья и без всяких трудностей переплыли Английский канал.

Аларик сказал, что они на несколько дней остановятся в Бошеме, где Фаллон сможет побыть с матерью.

Фаллон не возражала остаться там и на больший срок, но в начале июня Аларик увез ее в Хейзелфорд. Он не хотел, чтобы его ребенок родился на старой римской дороге. Фаллон изъявила желание, чтобы до Хейзелфорда ее сопровождала мать, против чего Аларик не имел возражений, ибо питал к Эдит самые добрые чувства.

Было так приятно возвращаться к себе. Аларик чувствовал, что здесь он познает душевный мир и покой. Хэмлин и его дочери содержали дом и хозяйство в полном порядке. Поля щедро обещали богатый урожай. Мирно паслись овцы на изумрудном лугу, украшенном желтыми цветами.

Наблюдая за Фаллон, Аларик пришел к выводу, что ей здесь нравится. Это было место, где жили простые люди, где пищу готовили на кострах, но не знали ужасов воины и по-прежнему высоко несли голову.

Фаллон было приятно вновь увидеть Джин и Марлу, а Хат тут же продемонстрировал Аларику выполненную в его отсутствие работу. И всюду было много детей.

— Даже не верится, что кругом все разрушено, когда видишь это место, — заметила Эдит, когда они вечером впервые собрались за столом.

— Похоже на рай, — согласился Роже.

Аларик бросил взгляд на Фаллон и улыбнулся.

— Это мир Фаллон, — мягко сказал он. — Мы говорим: пусть уходит зло. И оно уходит, потому что так хочет Фаллон.

Услышав эти чудесные слова, Фаллон взглянула на Аларика и увидела, что он смотрит на нее с нежностью.

Для них обоих это был приезд домой. Когда они оказались одни, Аларик был одновременно яростным и нежным. И в то же время он с сожалением подумал, что время родов приближается и ему более не следует спать с ней.

Утром он сказал Фаллон, что прикажет перенести его вещи в другую комнату.

Она удивленно подняла глаза и тихо спросила:

— Почему?

— Я не должен беспокоить тебя и младенца, — сказал он сухо. — Мы и без того слишком затянули с этим. Остается совсем мало времени.

Она кивнула, но все же задала еще один вопрос:

— Но разве обязательно переселяться в другую комнату?

Он медленно покачал головой, чувствуя прилив тепла в груди.

— А ты хочешь, чтобы я остался?

— Мы можем спать рядом, — спокойно сказала она. — Если это что-либо значит для тебя.

Он поцеловал ей руку.

— Очень много. Но мне придется временами уезжать на несколько дней… Тут ничего не поделаешь, пока Вильгельм в Нормандии.

Он отлучался на неделю, имея твердое намерение вернуться к ее родам. Вначале ему пришлось отправиться в Дувр с посланиями и инструкциями для чиновников Вильгельма, оттуда в Лондон, чтобы удостовериться в том, что правительство функционирует должным образом. Его сопровождали Роже и Ролло, а охранять усадьбу оставался Фальстаф.

Аларику было нелегко оставлять Фаллон. Он привязался к ней сильнее, чем мог этого ожидать. Несравненная как любовница, она постепенно стала его другом. Фаллон была честной, откровенной и страстной.

Но раньше они были врагами, и он не подозревал об этих ее качествах. Кстати, он и сейчас не был до конца уверен в том, что она смирилась с господством Вильгельма и с ним, Алариком.

Аларик любил ее, и в глубине сердца признавал это. Но он не решался полностью довериться ей, и это создавало барьер между ними. Не мог он также забыть, какие беды принесло ему то, что именуют любовью.

В последних числах июня он ехал из Лондона домой. С ним были Роже, Ролло, Ричард и Стивен. День был ясный и безмятежный. Радостно пели малиновки, необычайно громко звенели кузнечики, умиротворяюще журчал поблизости ручей. Сожженные деревни постепенно отстраивались, и это радовало взгляд. Осень и зима были страшны для разоренной Англии, подумал Аларик. Нынешняя весна и лето несут жизнь.

— Разве он может это сделать?

Ответ Роже на вопрос Ролло сказан был столь громко, что явно предназначался для ушей Аларика.

— Конечно, это трудно, — согласился Ролло. — Но как ты считаешь, он хочет изменить положение вещей?

Аларик остановил коня и повернулся к друзьям. Он был в постоянном раздражении, потому что спать рядом с Фаллон, но при этом преодолевать в себе желание было нелегко. Младенец стал совсем большой, и Аларик любил класть руку на живот, ощущать там движение и размышлять, где находится ножка, а где головка. Ему нравилось обнимать Фаллон, касаться пальцами набухшей груди, прижимать ее к себе.

— Если ты должен что-то сказать — говори. Что случилось?

— Случилось? Ничего, — невинно ответил Роже. — Сейчас все то же самое, что и много месяцев назад.

Аларик перевел взгляд на Ролло.

— О чем он, черт возьми, болтает?

— Ни о чем… Если не считать того, что ты ведешь себя безобразно… В точности так, как, по мнению саксов, должны вести себя варвары-норманны.

— Да я самый милосердный из всех, кого я знаю, — раздраженно сказал Аларик.

— Милосердный! Ты слышишь, Ричард?

— Ричард! — взревел Аларик, бросив свирепый взгляд на юного оруженосца. — Что это? Ты сплетничаешь за моей спиной, парень?

— Нет…

— Да, он сплетничает, — дерзко заявил Роже. — Аларик, ты носишь клеймо ублюдка всю жизнь и хочешь наградить им своего первенца, своего наследника… Когда-то ты совершил ошибку, женившись не на той… Сейчас с тобой другая… Ее нельзя усмирить силой или ненавистью, но она испытывает нежность к тебе. И ты заставляешь ее страдать за то, что тебе причинила боль первая женщина.

— Она не страдает!

— Она страдает!

— Я очень сомневаюсь, что она выйдет замуж за меня.

Ролло разразился смехом.

— Ха, он боится! Сильнейший, славнейший рыцарь во всей Европе — и боится!

— Да пропадите вы все пропадом! — застонал Аларик.

— У тебя совсем не остается времени! — взревел Роже.

Аларик повернулся и пустил Сатану галопом. Все бросились за ним следом.

Вскоре они въехали в Хейзелфорд. Аларик спешился, увидел чужих лошадей во дворе и почувствовал необоримый страх. Похлопав по крупу Сатану, он бросился в дом.

К его удивлению, в зале отец Дамьен пил с Фальстафом эль.

— Отец, — снимая рукавицы и с тревогой вглядываясь в лицо священника, спросил Аларик, — что случилось?

Священник поднялся и поклонился.

— Все в порядке. Я приехал, полагая, что могу понадобиться вам.

Фальстаф встал и похлопал Аларика по спине.

— Но он приехал слишком поздно.

— О чем ты говоришь? — быстро спросил Аларик.

В зал вошли Роже, Ролло и оруженосцы. Фальстаф не успел ответить, когда вверху на лестнице появилась Эдит. Она рассеянно улыбнулась Аларику и обратилась к Фальстафу:

— Скажи Магали, что в ней есть срочная нужда. Прорвались воды, и нужно сменить постель, — она снова улыбнулась Аларику. — Роды начались.

Аларик почувствовал, что у него подогнулись колени. Роже успел подставить ему стул. Однако Аларик быстро взял себя в руки и вскочил, бросив выразительный взгляд на Роже. Шагнув неверными ногами к столу, он налил в кубок вина и залпом осушил его. Странно… Ему казалось, что в запасе еще много времени.

Аларик со стуком поставил кубок на стол.

— Отец Дамьен, вы мне действительно нужны.

Роже засмеялся.

— Аларик, ты опоздал.

— Думаю, что нет, — отец Дамьен сверкнул глазами. — Требуется некоторое время для того, чтобы младенец появился на свет.

Из кухни вышла Магали с охапкой чистых простыней. Аларик задержал ее:

— Магали, скажи Фаллон, что я приехал домой и вскоре приду к ней.

— Хорошо, мой господин, — с поклоном протянула она, словно не была уверена в том, что Фаллон обрадуется этой вести, и направилась наверх.

Даже сейчас, несмотря на жару, Фаллон дрожала, пока мать одевала на нее чистое белье. Магали с помощью Милдред и Джин быстро убрали старые и постелили новые, сухие простыни. Едва Фаллон с помощью матери снова легла на кровать, как почувствовала приступ боли и с трудом подавила крик.

Это началось утром так исподволь, что, казалось, существовало больше в воображении.

Однако боли усиливались, охватывая поясницу стальными обручами, постепенно переходя на живот.

Сейчас, казалось, между схватками не было пауз. Фаллон и представить себе раньше не могла, что будет так больно.

— Дыши глубже, — посоветовала Эдит, сжимая руку дочери.

Фаллон попыталась последовать ее совету. Она плотно зажмурила глаза и стала молиться. Но, не сдержавшись, вскрикнула во время нового кинжального удара боли, а когда ее отпустило, бессильно откинулась назад, хватая воздух ртом. Бисеринки пота выступили на ее лице.

— Мама, — простонала она тихонько, — я этого не вынесу, я не смогу…

— Теперь уж поздно говорить об этом, — улыбнулась Эдит, смачивая лоб дочери влажной тряпкой.

— Никогда больше! — твердила Фаллон.

Три женщины засмеялись, а Фаллон издала проклятье и застонала в голос, почувствовав, что боль снова приближается. Магали посмотрела на Эдит и кивнула. Когда Фаллон стало чуть легче, повитуха осмотрела ее и бодро сказала на ломаном английском:

— Скоро, mаdemoiselle, вы родите… Очень скоро.

Очень скоро… Скорей бы… умереть… Слезы застилали ей глаза. Она, считавшая себя такой мужественной, сдалась перед болью. Она обливалась потом, и у нее было такое ощущение, что ее распинают и четвертуют.

Новый приступ буквально скрутил Фаллон. Когда ее чуть отпустило, она прохрипела:

— Будь он проклят, проклят!

— Ай! — воскликнула Магали. — Идет граф!

Она вспомнила о словах Аларика лишь тогда, когда услышала его шаги за дверью. Фаллон в ужасе посмотрела на мать.

— Не впускай его, мама, прошу тебя! Останови! — в отчаянии закричала она.

Эдит прижала палец к губам дочери.

— Я поговорю с ним, — успокоила она Фаллон. Но Аларик не просил разрешения войти, а просто вошел, к тому же не один, а в сопровождении отца Дамьена.

— О Господи! Боже милостивый! — запричитала Фаллон, лихорадочно натягивая на себя простынки. — Аларик, немедленно уходи отсюда!

Он подошел, сел рядом и взял за руку.

— Уходи! — повторила она, но в этот момент лицо ее исказилось, и она заскрежетала зубами. Почему никто не предупредил ее, что новая жизнь будет рождаться в таких страшных муках?

Боль затихла. Мокрая от холодного пота, роженица повторила трясущимися губами:

Аларик коснулся ее лица и крепко сжал ее руки. Боль накатила снова, и Фаллон выкрикнула:

— Я ненавижу тебя!

Аларик обеспокоенно взглянул на Эдит. Та пожала плечами.

— Она не будет помнить, что сейчас говорит.

— Буду! — взметнулась Фаллон.

— Наверно, надо поторопиться, — сказал стоявший у двери отец Дамьен. Сквозь дымку боли Фаллон подумала, что священник похож на высокую черную птицу.

Она облизала пересохшие губы.

— Куда надо поторопиться?

— Мы должны пожениться, — сказал Аларик.

— Нет! — Она дернулась, пытаясь сесть, но это ей не удалось. — Нет, безмозглый болван!

Фаллон была близка к истерике. Он сидел рядом такой красивый, такой внимательный. Но ей хотелось изрубить его в куски, потому что — и в этом нет сомнений! — именно он виновник ее нынешних страданий,

— Я не выйду за тебя замуж! — упрямо повторила она. — У тебя были многие месяцы для этого, а сейчас слишком поздно! Я не хочу!.. Ой, ой, помогите, я не могу больше терпеть!

— Все-таки я попробую тебя уговорить,

— Не буду!

— Фаллон, ну же! — Он повысил голос. Аларик не собирался уходить. Он не намерен был оставить ее в покое. Когда Фаллон изо всех сил сжала его руку, он накрыл ее другой рукой.

— Выходи за меня замуж, — спокойным и терпеливым тоном сказал он.

— Нет! Я тебя ненавижу… Я уйду в монастырь и никогда больше не буду с мужчиной.

— Фаллон! — резко сказала Эдит. — Он отец твоего ребенка… Остаются считанные минуты… Пусть младенец будет законнорожденным!

Аларик впился в нее глазами.

— Ну же, Фаллон…

Она лежала молча, и Аларик кивнул отцу Дамьену. Священник начал свадебный обряд. Аларик без колебаний, когда священник задал ему вопрос, сказал «да». Фаллон в ответ на вопрос молчала — она впала в легкое забытье, и Аларик крепко сжал ей руку.

— Да! — выкрикнула она. — Да! — и после этого повторила вслед за отцом Дамьеном все положенные слова: любить, лелеять — и повиноваться.

Обряд закончился, а мучения Фаллон достигли высшей точки. Она едва ли отдавала себе отчет в том, что делает, когда отец Дамьен поднес ей пергамент и перо, она поставила свою подпись. Начались схватки. Они были настолько сильными, что Эдит едва успела выпроводить из комнаты Аларика и Дамьена.

У Фаллон было ощущение, что ее тело раскалывается, разрывается надвое.

Магали сказала, что ей нужно тужиться. Когда мать услышала первый крик ребенка, каким-то волшебным образом боль сменилась безграничной радостью.

— Мой ребенок! — зарыдала она. — Мама, это мальчик? Он здоров? Он красив?

Магали перерезала пуповину и велела Фаллон снова тужиться, чтобы вышел послед. Фаллон повиновалась, но теперь она не думала о боли.

Мать положила младенца в руки Фаллон.

— Да! Это мальчик! Чудный во всех отношениях! Здоровый мальчик с черными волосами!

Фаллон засмеялась и заплакала, слыша материнские слова. Дрожащими руками она прижимала к телу отчаянно орущего младенца. Он был красавцем! Лицо его было искажено от плача, но он все равно был красивым и совершенным. Фаллон пересчитала у него пальчики на руках и на ногах и, поцеловав в живот, стала горячо молиться.

— Пусть он пососет, это поможет появиться молоку, — посоветовала мать.

Фаллон приложила ребенка к груди. Ее охватило блаженство. Малыш сосал, мял грудь и бил ее кулачками. Фаллон смеялась и плакала. Она уже забыла о перенесенных мучениях. Фаллон была полна безграничной любви к своему крохотному сыну и восхищения красотой и чудом жизни.