Глава 26

Ссылка оказалась не так страшна, как предполагала Фаллон, ибо погода стояла отвратительная и принцесса весь январь провела в Бошеме с матерью. Переправа через пролив в это время была небезопасна, а Аларик опасался шторма и не хотел подвергать Фаллон риску. Фальстаф сказал, что он был в курсе всех ее проделок и что в старом доме Гарольда они будут в безопасности.

Эдит ничего не знала о неудачной встрече Фаллон с Эриком Улфсоном, и Фаллон предпочла об этом не распространяться. Эдит очень взволновала новость о младенце, и Фаллон не желала омрачать радость матери рассказом о той страшной ночи, когда он был зачат. Но однажды, когда мать что-то вязала для ребенка и строила планы, связанные с его рождением, Фаллон с горечью сказала, что ребенок будет незаконнорожденным красавчиком.

— Может быть, Аларик женится на тебе, — кротко сказала Эдит, и по ее щеке скатилась слезинка. — Мало кто знает здесь о датских законах. Для Англии ребенок будет незаконнорожденным. Но таков сам Вильгельм, таков Аларик. Что из того? Дитя будет первым внуком твоего отца. Разве можно сетовать, когда рождается человек?

Фаллон подбежала к матери и опустилась перед ней на колени.

— Прости меня, мама. Я люблю тебя. Я не хотела тебя обидеть. И я очень хочу этого ребенка.

Мать погладила Фаллон по волосам.

— И ты влюбилась в его отца.

Фаллон откинула назад голову и внимательно посмотрела на мать.

— С чего ты взяла?

Продолжая гладить ей волосы, Эдит сказала:

— Твой отец всегда говорил, что ты и Аларик будете хорошей парой. И он, как ты знаешь, очень хотел этого.

Фаллон поднялась и отошла в сторону.

— Отцовские желания сейчас имеют мало силы… Аларик не женится на мне. Боюсь, что он не очень любит женщин, а тем более меня.

— Но он признает ребенка своим.

— О да, — с горечью сказала Фаллон, вспоминая речь Вильгельма на его пиру. — Победителей радует, что дочь Гарольда родит ребенка во славу норманнов.

— Считай, что тебе повезло, дочь, — тихо сказала Эдит. — Скоро многие женщины Англии понесут от норманнов, даже не зная, кто отец их ребенка… Сколько деревень разграблено и разрушено…

«Он услал меня от себя! — хотелось ей закричать. — Я влюблена в него, а он даже не думает обо мне!»

Но открыть матери сердце Фаллон не могла. Вместо этого она пожала плечами и сказала безразличным тоном:

— Я не могу выйти за него замуж. Это было бы неуважением.

— Неуважением? К кому?

— К памяти отца… Ко всем, кто погиб, защищая страну.

Эдит встала, подошла к дочери и потрясла вязанием перед ее носом.

— Ты не права, Фаллон… Твой отец сам выбрал бы Аларика, если бы оставался у власти. Сейчас пришли трудные времена, но Аларик ведет себя мужественно и с достоинством. Он был другом отца, оставаясь верным герцогу… Фаллон, ты собираешься родить ребенка. Забудь о том, что ты слышала от других… Даже от родных братьев… Если Аларик женится на тебе, этим ты обязана своему отцу!

Фаллон редко приходилось видеть мать столь взволнованной. Удивленная этим, она некоторое время молчала.

— Он не звал меня замуж, и я сомневаюсь, что позовет. Но, возможно, он позволит мне приехать сюда, когда придет время родов. Я… Я молюсь об этом.

— А если не позволит, — шепотом сказала Эдит, — я приеду к тебе…

Они обнялись и замолчали, глядя в огонь камина.

На второй неделе февраля Фаллон и Фальстаф благополучно пересекли Английский канал и прибыли в Нормандию, а двадцатого числа она оказалась в Руане. Похоже, Матильда понимала, как тяжело было для Фаллон потерять отца и лишиться привычного уклада жизни. Закутанная в меха, миниатюрная жена Вильгельма устроила ей горячую встречу в морозный зимний день.

— Проходите и погрейтесь у камина, — сказала Матильда. — Дети очень хотят вас видеть. Готова поклясться, что бедный Роберт уже влюблен. Девочки тоже горят нетерпением. — Поколебавшись, она добавила:

— И, конечно, ваш дядя Вулфнот… Он очень разволновался, когда прослышал о вашем приезде.

Фаллон наклонила голову, чтобы скрыть волнение. Вулфнот — единственный сын Годвина, сейчас жив. Он остался в живых, потому что жил в доме герцога как пленник.

— Мне очень хочется повидаться с дядей, — сказала Фаллон.

Ее проводили в уютную спальню. Интересно, почему ей не дали комнату, в которой всегда жил Аларик, подумала она.

Увидев Вулфнота, Фаллон заплакала. Дядя обнимал и успокаивал племянницу, говорил ей о том, что он пленник герцога уже более десяти лет и что теперь вряд ли когда-либо увидит свободу.

— Но живу я здесь неплохо, Фаллон… Я не закован в цепи, не брошен в темницу. Много времени провожу с семьей Вильгельма. Я убеждаю себя, что я почетный гость, и почти верю этому. Я почти забыл родной язык, потому что редко говорю на нем. Мы с тобой выжили, Фаллон… Мы должны жить… Мы обязаны рассказать будущим поколениям об Англии, которую знали.

У Фаллон мелькнула мысль, что, возможно, больше повезло тем, кто не выжил. И тем не менее она была рада тому, что жила и несла в себе новую жизнь.

— Дядя, — тихо спросила Фаллон, когда они оказались одни, — ты не знаешь, что случилось с Делоном? Его сослали сюда, и это лежит на моей совести… Он очень страдает по моей вине?

— Страдает? — засмеялся Вулфнот. — Нет, дитя мое, нет причин для беспокойства. Он не здесь… Он влюбился в молоденькую и славную сестру сицилийского посла и теперь на службе у короля Сицилии.

— Ах вот оно что, — удивилась Фаллон. На какое-то мгновение она почувствовала боль оттого, что Делон так быстро забыл ее. Однако, говоря по правде, она почти не вспоминала о молодом человеке, который рисковал из-за нее жизнью. Она была рада, искренне рада, что он счастлив.

И она засмеялась вместе с Вулфнотом.

Жить в Нормандии было неплохо, но Фаллон скучала по дому. Ей не хватало живописной зимы, когда лед покрывал землю, и весеннего радостного пробуждения. Она любила английские праздники и танцы вокруг майского дерева, любила слушать разговоры слуг и крестьян на ее родном английском языке.

Однако она не чувствовала себя несчастной. Матильда была славной и доброй женщиной. Она не только воспитывала детей, но и была регентшей при сыне Роберте, который в отсутствие Вильгельма номинально управлял Нормандией. При руанском дворе всегда было шумно и многолюдно. Здесь преобладали женщины, что весьма радовало Вулфнота и несколько смущало Фаллон. За принцессой постоянно наблюдала какая-то рыжеволосая дама. Всякий раз, останавливая на ней свой взгляд, Фаллон замечала, что дама насмешливо кривит губы. Однажды, когда Фаллон вечером шла из зала в свою комнату, перед ней возникла рыжеволосая.

— Вы стали появляться в обществе, моя госпожа. — Последнее слово она произнесла с явной насмешкой. — Он никогда не женится на вас. Он не женится ни на ком… Совершенно ясно, что он уже устал от вас. Вы хотели поймать его в ловушку, но вместо этого родите никому не нужного ребенка. Вы испортили себе и молодость и красоту!

Фаллон была ошеломлена. Никто при дворе Матильды не осмеливался говорить с ней столь дерзко. Более того, следуя примеру герцогини, все были к ней исключительно добры.

Фаллон сжала пальцы в кулак, чувствуя, как в ней просыпается гнев.

— Madamе, мне кажется, вы забываете: я из рода саксов. Мы не приглашали норманнов. Они пришли сами и взяли что хотели. Выйду я замуж или нет — это не ваша забота. — Фаллон прошла мимо женщины, слыша за собой негромкий, но колючий смех.

— Вас не поселили в его комнату, — дерзко сказала дама.

Фаллон не остановилась и приказала себе не думать о том, что эта пышногрудая рыжеволосая красотка может оказаться в объятиях Аларика. Она считала, что сама она день ото дня становилась все более непривлекательной. Когда приедет Аларик, не отшатнется ли от нее? Не обратится ли он к рыжеволосой?

Эта мысль не давал Фаллон покоя. Ей снились кошмарные сны, в которых Аларик и женщина смеялись над ней. В одном сне Фаллон после родов была брошена в темницу, а женщина и Аларик скрылись с ее ребенком.

Утром Фаллон проснулась в холодном поту. Она лежала, не имея сил подняться, пока не пришла Матильда. Энергично взбив подушки, она заставила Фаллон выпить холодного молока, а затем стала расспрашивать, что случилось.

Фаллон сказала:

— Как вам удается совмещать в себе это: оставаться доброжелательной и внимательной — и одновременно быть женой Вильгельма?

Нисколько не обидевшись, Матильда присела рядом с ней.

— Одно время я сама думала, что Вильгельм — настоящее чудовище. Я поклялась, что никогда не выйду замуж за ублюдка, а он ворвался в дом моего отца и избил меня.

— И вы все же вышли за него замуж?

— Я знала, что он безумно хотел меня и что он сильная личность. И наш брак оказался счастливым. Красивые дети, прочный союз… Он не ищет утех на стороне, до сих пор любит меня. Страстные люди все такие. Они страшны в гневе, но если любят, то любят по-настоящему, глубоко, их не свернуть и не сдвинуть… Вот и Аларик такой же.

Фаллон не ответила.

— Ага, — сообразила Матильда. — С вами разговаривала Маргарет.

Фаллон бросила быстрый взгляд на Матильду.

— Такая рыжеволосая дама с умопомрачительным бюстом…

Фаллон рассмеялась, к ней присоединилась герцогиня.

— Она считает, что имеет на него права, — проговорила Фаллон.

Герцогиня пожала плечами.

— Она принимает желаемое за действительное.

— Она говорит, что он ни на ком не женится…

Матильда вздохнула.

— А она не рассказывала вам о его прошлом?

Фаллон отрицательно покачала головой, и Матильда поведала ей трагическую историю женитьбы Аларика.

— Думаю, что после этого Аларик боится слишком сильной любви, — завершила свой рассказ Матильда.

— Как вы считаете… он действительно хочет этого ребенка?

— Да, я в этом уверена, потому что он дал мне наказ проявлять особую заботу о вас… Так что вам не следует бояться ревнивых дам. — Она поднялась, собираясь уходить, но остановилась у двери. — Не стоит так чрезмерно ненавидеть моего мужа, Фаллон. Он искрение считает себя наследником английской короны. Он и ваш отец очень похожи. Гарольд тоже был человеком долга.

— Ваш муж меня выпорол, — сказала Фаллон. — И унизил перед своими баронами и перед моим народом… Это не способствует тому, чтобы я могла полюбить его.

— Он восхищался Гарольдом. Если бы ваш отец поддержал его, то стал бы при Исповеднике первым, после короля, человеком. Ваш отец погиб в бою, оставив трон свободным.

Матильда ушла. Лежа на кровати, Фаллон еще долго размышляла над тем, что ей рассказала Матильда. Фаллон и сама видела, как изменился Аларик. В юности он был полон задора и огня и готов неистово сражаться, чтобы искоренить существующее в мире зло. Сейчас он стал суровее и холоднее. Фаллон попыталась представить себе, что он перечувствовал, когда умерла его жена. Да, это нанесло ему глубокую рану.

Но затем пришла новая любовь, сможет ли он принять ее?

В Лондоне Аларик тоже думал о Фаллон. Однако его мысли не отличались особой нежностью. Целый день он вместе с Вильгельмом и приближенными нового короля тщательно взвешивал, кто как сражался при Гастингсе и какого вознаграждения заслуживал. Стараясь соблюдать справедливость, раздавали земли, титулы и пенсии. Будут довольны все, кроме английских крестьян, размышлял Аларик. Народ привык к тому, что им управляют таны, занимающие законное место в окружном суде. Сейчас же править будут чужестранцы, которые не знают ни языка, ни обычаев Англии.

Этот вечер Аларик провел с Роже и Ролло, при них находился и юный Ричард. Было очень много выпито. Последние несколько месяцев Аларик был в сплошных разъездах. Он посетил многие графства, города и деревни и всюду пытался выяснить настроение людей. Волна насилия, кажется, пошла на убыль. Вильгельм приказал, чтобы проявляли милосердие к людям, которые сдались на милость победителя. Он понимал, что восстания в ближайшие годы неизбежны и подавлять их нужно безжалостно. Нет, он хотел покончить с жестокостью по отношению к простым людям.

Они пили и смотрели в огонь камина. Роже проговорил:

— Как все-таки странно! Мы захватили Англию, а мечтаем о своем доме. Мы поносим англичан за то, что они не складывают оружие, а сами все время воюем. Ведь война — это способ нашего существования.

— Моего — это точно, — согласился Ролло.

— А я мечтаю о мире, — так же негромко продолжал Роже. — О доме и очаге, о красавице-жене, которая тебя там ждет. Прийти, погладить мягкие шелковистые волосы… посмотреть в глаза цвета полуденного неба…

Ричард кашлянул. Роже спохватился, замолчал и выпрямился в кресле.

Некоторое время Аларик ничего не отвечал, затем вдруг швырнул кубок в огонь.

— Смотри, не обманись. Голубые глаза могут предать так же, как и любые другие.

— Она дочь Гарольда, — напомнил Роже, смущенно поежившись.

Аларик встал, подошел к камину и посмотрел на друзей.

— Да, конечно, она дочь Гарольда.

Стало быть, он должен бороться с ней всю жизнь? Стоит ли? Может ли быть иначе?

Тем не менее в этот вечер, как и во многие предыдущие, Аларику было тоскливо сознавать, что Фаллон так далеко. Ему хотелось обнять ее и ощутить ее трепет. Как она сейчас выглядит? Об этом он не решался спрашивать в письмах к Матильде. Заметна ли уже ее беременность?

Она ушла от него. Она так хотела сокрушить Вильгельма, что пошла к конунгу, хотя уже знала, что беременна, и вряд ли еще успела забыть его поцелуи.

Это было для него источником постоянных мучений. Он мечтал о том, чтобы простить ее. Ему хотелось верить в то, что она действительно рада ребенку, что Дамьен предсказал правильно и что его сын родится здоровым.

— Если бы она была моей, я бы не отослал ее!

Это сказал Роже. Оценив выражение лица Аларика, Ролло поднял друга на ноги.

— Я думаю, нам пора отдыхать! — сказал он и потянул Роже за собой. Аларик опустился в кресло. Ричард принес ему еще вина, и Аларик, потягивая из кубка, с любопытством посмотрел на оруженосца.

— Давай, выкладывай… Я вижу, ты хочешь что-то сказать.

— Сир, только то, что леди Фаллон — прекраснее, чем утренняя заря, чем золотой закат. Она как ветер, она как огонь, она…

— Предательница, — сухо перебил юношу Аларик. Он потер виски, но затем улыбнулся и поднес кубок к губам. — Ты мне скажи вот что. С самой первой встречи с ней я понял, что от Фаллон жди одних неприятностей… Я знал, что могу успешно сразиться с любым воином на поле боя, но от нее нужно бежать… Так в чем дело, парень? То ли губы ее краснее, чем у других женщин? То ли волосы у нее мягче и шелковистей? То ли глаза какие-то колдовские? А может, у нее походка какая-то особая, так что нельзя не залюбоваться?.. Так что все-таки ранит сердце, берет душу в плен и заставляет постоянно думать о человеке?

— Я… э-э… думаю, что любовь, сир, — ответил Ричард.

— Да, но ведь я поклялся больше не любить, Ричард… потом это так глупо — полюбить именно ее.

— Не совсем, сир. Я уверен, что она вас тоже любит.

— Она меня любит! — горько произнес Аларик. Он тяжелым взглядом посмотрел на Ричарда — Может, она поэтому вступила в сговор с викингом? Может, поэтому я застал их, когда они целовались?

— Но ее чуть не вырвало…

Аларик некоторое время удивленно смотрел на Ричарда, затем рассмеялся. Он поднялся, слегка покачиваясь, — столько он не пил со времен своей юности.

В этот момент он всей душой стремился к Фаллон. И в то же время боялся, что она продолжает оставаться опасным врагом и будет таковым всю жизнь.

Ибо Фаллон не согнется и не сломается.

— Ричард, король на Пасху отправляется в Нормандию. Ты хочешь увидеть мою родину?

— Очень!

— Тогда решено. Отправимся вместе с ним.

Аларик опередил короля и в сопровождении Ричарда направился в Руан. К этому времени он настолько истосковался по Фаллон, что почти лишился сна.

Матильде доложили о приезде Аларика, и едва он спешился, как она вышла навстречу. Он крепко поцеловал ее, сообщил, что Вильгельм жив и здоров, и они направились в зал. Аларик огляделся по сторонам, ища глазами Фаллон.

— Где она? — обратился он к Матильде. В голове зашевелились беспокойные мысли. Он вспомнил, как они расстались, и у него засосало под ложечкой. Он знал, что ни один разумный мужчина не должен доверять красивой женщине, тем более дочери Гарольда. Она обязана воевать с ним, и глупо, что он этого не понимает. Он подумал, что и в будущем его ждет невеселая перспектива.

— Я сообщила ей, что вы подъезжаете, — огорченно сказала Матильда. — Должно быть, она сейчас появится.

— Мой господин! — К Аларику подошел Фальстаф, они обнялись.

Внезапно появилась Маргарет. Аларик холодно ей улыбнулся. Повернувшись, он увидел Фаллон. Она была спокойной и неотразимо-красивой. На ее лице не было и намека на улыбку. Она вновь была в белом. Черное облако волос ниспадало, почти достигая колен.

Внезапно в нем поднялась злость. Он был зол на себя за то, что тосковал по ней, что позволил ей завладеть всеми его мечтами. Эта ведьма знала, что он околдован ее красотой, и постоянно испытывала его терпение.

Аларик оторвал взгляд от Фаллон и направился к Маргарет, которая весело смеялась и готова была приветствовать его вместе с другими дамами и рыцарями. Поцелуй Маргарет длился дольше обычного. Когда закончились приветствия, Аларик снова огляделся и не увидел Фаллон.

— Простите меня, — шепнул он Матильде и, пробиваясь сквозь толпу, бросился вверх по лестнице. Перескакивая через две ступеньки, он достиг второго этажа, когда Фаллон заворачивала за угол. Он помчался за ней.

Аларик подбежал, когда Фаллон пыталась перед его носом захлопнуть дверь. Он рванул дверь на себя, и Фаллон не успела закрыться на замок. Она попятилась в глубь комнаты, и он, закрыв за собой дверь, двинулся к ней. На мгновение Аларик остановился, чтобы оценить произошедшие в ее облике изменения, затем снова шагнул к ней. Она металась, ища путь для отступления, но он настиг ее в углу.

— Нет! — воскликнула Фаллон и стала колотить кулаками по его груди, успев, однако, заметить огонь в его глазах. — Уходи от меня, Аларик!

Он сжал ладонями ее лицо и поцеловал. Фаллон пыталась вырваться из объятий, хотя ее сердце то бешено стучало, то замирало от его прикосновений.

— Отправляйся к своей нормандской шлюхе, мой господин! Помоги мне, о Господи! Тебе не удастся иметь нас обоих!

Ему удалось справиться с ее гневными руками и заключить в объятия. Он испытывал невыразимую радость. Было так сладко видеть, касаться, обнимать ее. Красота ее оказалась ярче, чем он представлял в воспоминаниях.

— Что с тобой? Ты злишься не на то, что я жег, грабил и разорял страну? Как его чисто по-женски — забыть обо всем, зато помнить о поцелуе с другой женщиной. И как же быстро ты забыла о ране, которую нанесла мне. Вспомни, что я застал тебя, когда ты целовалась с викингом.

— Ах вот оно что! — Фаллон с новой силой возобновила попытки вырваться. — А вы сэр, забыли, что сделали со мной?

— Миледи…

— Ты обещал, ты заманил меня и затем обманул…

— Принцесса, я получил огромное удовольствие от того вечера, и, надеюсь, ты тоже.

Фаллон продолжала браниться, но он притянул ее поближе, удерживая за запястья.

— Я так тосковал, леди. Разве жизнь здесь — такое суровое наказание?

В его голосе прозвучала удивительная нежность, и Фаллон смолкла, а сердце ее забилось еще сильнее. Он наклонился к ней для поцелуя, она не стала вырываться, и поцелуй длился долго. Когда он кончился, их глаза встретились.

— Пусти меня! Сейчас же! — проговорила она, не в силах преодолеть дрожь.

Он засмеялся и, погрузив лицо в ее волосы, вдохнул их аромат.

— Леди, я долго и трудно скакал сюда, чтобы увидеть, в каком состоянии моя собственность, а ты гонишь меня?

— Ты сам услал меня сюда!

— И страшно тосковал о тебе, принцесса… Страшно!

Он говорил хрипло и таким проникновенным голосом, что у нее прервалось дыхание. Она смотрела ему в глаза, чувствуя, как ее охватывает пьянящее возбуждение.

Аларик жадно приник ртом к ее губам, и она руками обвила его шею, погрузив пальцы в волосы на затылке. Он целовал ее, пока у них обоих не закружилась голова. Оторвавшись от ее губ, он понес ее на кровать.

Простое прикосновение его рук заставляло Фаллон вздрагивать в предвкушении ласк. Она хотела, жаждала его. Любовная битва была быстрой, неистовой, отчаянной, но сладость, которую оба испытали, была от этого ничуть не меньше. Фаллон не могла поверить, что Аларик вернулся, что он лежит здесь, рядом с ней.