— Спокойной ночи, Ролло! — любезно сказала она.
— Это Роже. Спокойной ночи, миледи! — последовал ответ.
— А, в таком случае, спокойной ночи, Роже.
Она направилась к высокому гардеробу в углу комнаты, опустилась позади него на колени и вынула панель. Открылся небольшой лаз, из которого появились два сакса, одетых в одежду арендаторов, но сохранивших длинные волосы воинов.
— Фаллон, мы должны решить все сегодня, — начал старший.
Фаллон прижала пальцы к губам.
— Тс-с! — она показала жестом на дверь. Оба пришельца дрожали — декабрьская ночь выдалась на редкость холодной. Фаллон улыбнулась им, ощущая прилив тепла от переполняющего ее чувства любви, она обняла своего брата Галена и стала его лихорадочно целовать. Затем заключила в объятия Аэлфина.
— Господи, как же я вас обоих люблю! — шептала она.
Они подошли к камину и уселись перед огнем.
Эдит знала, что ее сыновья мирно жили в Бошеме под маской арендаторов. Они делали вид, что не говорят по-французски, а жители деревни так умело подыгрывали им, что никто из норманнов не мог и подумать, что молодые сыновья Гарольда находятся поблизости. Юного Тэма с ними не было — Гален отправил его в Лондон, откуда тот посылал отчеты о происходящем.
Гален ласково коснулся щеки Фаллон.
— Фаллон, мы сегодня уезжаем.
Она поймала его руку. Слезы блеснули у нее в глазах.
— Я так боюсь за тебя! Позвольте и мне отправиться с вами! Я буду…
— Нет, Фаллон… Я знаю, как мечтаешь ты о побеге, но это все поставит под удар. Никто не обратит внимания на двух арендаторов, которые кочуют из одной разоренной деревни в другую. Но страна будет поднята на ноги, если ты исчезнешь из дома, — сказал Гален.
— В этом нет сомнения.
Аэлфин посмотрел на Галена.
— Ты нам будешь очень нужна попозже, Фаллон.
Она сидела грустная, крепко сжав пальцы. Она знала, чего хотят братья, и очень беспокоилась за них. Становилось очевидным, что Эдгар Ателинг не будет коронован. Никто не верил в то, что мальчик способен противостоять Вильгельму.
Но существовал очень сильный человек, который мог это сделать. Братья поддерживали связь с их дальним родственником Эриком Улфсоном. Он клялся, что ради Фаллон, дочери Гарольда, готов начать любую войну.
Аэлфин опустился перед ней на колени.
— Фаллон, подумай об отце. Ты должна помочь нам привлечь Эрика.
Она вздрогнула.
— Мне это не по душе… Какая нам разница, кто разорит нас: викинги или норманны?
— Эрик придет в Англию не как завоеватель. Да, он жесткий воин, готов воевать где угодно и с кем угодно… Но он оставит Англию для нас. Саксы будут управлять землей саксов.
Гален прошелся вдоль возле камина, посмотрел на дверь и сжал руки Фаллон.
— Я слышал, что Аларик посылает людей за тобой. Должно быть, гонец еще не доехал.
Фаллон опустила взгляд на ладони, боясь выдать свои чувства. Она нервно поправила юбку и ничего не сказала.
— Он хочет отправить тебя к Аэдит.
Фаллон удивленно подняла глаза.
— Конечно, ты сможешь отделаться от нее. Тебе надо будет лишь встретиться с одним из людей Эрика Улфсона и убедить его, что ты ждешь викинга.
Фаллон покачала головой. Она недолюбливала Эрика, ей было неуютно рядом с ним, и она подозревала, что своей жестокостью он превосходил всех известных ей людей, будь то саксы, норманны, датчане, шведы или норвежцы.
— Отец умер, — сказала она тихо, — и корона принадлежит Эдгару Ателингу.
— Да! Но у него нет сил удержать ее! Ты можешь призвать сюда Эрика и его викингов. Вильгельм не сможет воевать вечно. Вон уже сколько полегло его людей! Численность его войска уменьшается. Эрика не смутят никакие папские благословения. Некоторые говорят, что он христианин. Но мы знаем, что он поклоняется Одину и славит Тора. Его приводят в восторг смерть и разрушение.
— И вы хотите, чтобы я привела его сюда! — устало сказала Фаллон. — Сменить одного дракона на другого.
— Ты забыла отца? — Слова Галена прозвучали слишком громко, и Фаллон приложила палец к губам. Гален понизил голос, но горячности и горечи в его речах не убавилось. — А я не забыл! Я там был! Всего в нескольких шагах, когда на него напали! Неужели ты стала предательницей и все позабыла?!
Фаллон ударила брата по лицу. Ее душили стыд и боль, и когда на щеке Галена проступили красные следы от пальцев, она опустилась на колени, борясь с подступившими слезами.
Гален опустился на колени рядом с ней.
— Прости меня, Фаллон… Я сожалею о сказанном. Ты можешь меня простить?
Она качала головой, не в силах ответить ему, ибо боялась, что это жестокое, в сердцах высказанное обвинение справедливо. Она не могла разобраться в своих чувствах, в хитросплетениях боли, угрызений совести и сомнений. К своим врагам она относилась неодинаково. Она всем сердцем желала поражения Вильгельму. Но Аларика ей хотелось пощадить. Она страстно молилась об избавлении от норманнов, однако не менее горячо желала, чтобы один из них остался цел и невредим.
Она поклялась воевать, но ей мешала жалость. И, как ни храбра она была, ей хотелось покоя.
— Фаллон, — тихо сказал Гален.
Она откинула голову, снова покачала головой.
— Гален, неужели нет другого пути?
— Другого пути нет… Если мы хотим победить… Ни у кого, кроме Эрика Улфсона, нет для этого сил… Я передам тебе свои указания. У тебя будет время и возможность для побега… Фаллон, ты единственный человек, который может убедить Эрика в том, что он должен выступить против нормандского герцога.
Наконец она медленно кивнула.
— Мы должны ехать, — напомнил Аэлфин Галену.
— Да, — сказал Гален, продолжая смотреть на сестру. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.
— Береги себя, Фаллон… Береги… Я люблю тебя.
Она прижала к груди Аэлфина, и оба брата исчезли в потайном ходе. Глядя им вслед, она вспомнила, какое удовольствие он доставлял им, когда они были детьми. Фаллон поставила на место панель и села перед камином, стараясь не разрыдаться.
Братья оказались правы. На следующее утро появился молодой белокурый оруженосец. Когда Фаллон вошла в зал, он стоя разговаривал с Роже и Ролло.
— Мы должны сопровождать вас в Лондон, миледи, такое распоряжение привез нам Стивен.
Она перевела взгляд на гонца.
— Когда нужно выезжать?
— Как только вы соберетесь, — ответил Роже.
— Я попрощаюсь с матерью и буду готова ехать во дворец вдовствующей королевы.
Она повернулась и направилась к себе. Роже, нахмурившись, смотрел ей вслед, не в состоянии сообразить, что его обеспокоило.
«Во дворец ее тети…»
Он не говорил ей, куда именно ее собираются везти. Он лишь сообщил, что они направляются в Лондон.
Роже покачал головой и пожал плечами. Должно быть, кто-то другой сказал ей об этом. Иначе откуда бы она знала?
— Простите, сэр, а мне ехать?
Роже обернулся и увидел Ричарда, который смотрел на него преданными глазами в ожидании ответа.
— Граф Аларик сказал, что меня сделают оруженосцем, как только герцога коронуют.
Роже крепко хлопнул его по плечу.
— Да, парень! Он об этом не забыл. Тебе нужно ехать. Отправляйся со Стивеном и помоги готовить вьючных лошадей. Ночь мы проведем в дороге, а завтра начнется твое обучение.
Сияющий Ричард стал горячо благодарить рыцаря. Роже посмотрел на Фаллон, которая поднималась по лестнице.
Что принцесса думает об этом? На ее лице не отразилось никаких эмоций. Была ли она огорчена тем, что ее разлучают с матерью? Испытывала ли тревогу, что ее снова везут к Аларику? Продолжала ли неистово ненавидеть всех норманнов? Или она готова смириться с неизбежным ходом событий?
«Не пытайся больше оказывать ему сопротивление, Фаллон, — молча призывал ее Роже. — Не делай этого. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты пострадала.
Вероятно, Аларик тоже любит тебя».
Нет, решил Роже. Для него любовь умерла и покрылась горестным пеплом много лет назад. Однако к тому, что считает своим, он относится бережно.
Роже покачал головой, продолжая испытывать беспокойство, хотя и не мог понять почему. Впрочем, это неважно, главное, что она скоро окажется в Лондоне. За коронацией последует грандиозный пир, и вся Англия склонит головы перед Завоевателем.
Отмахнувшись от неприятных предчувствий, Роже вышел из зала.
Вверху, в комнате матери, той самой, где родились и ее братья, и она сама, Фаллон, не скрывая при этом слез, крепко обняла Эдит. Это время было кратким возвратом в счастливое прошлое. Она походила по полям, где играла в младенчестве, полюбовалась речкой, в холодной воде которой когда-то любила болтать босыми ногами. Посидела перед камином, возле которого отец рассказывал о древнем Камелоте и великом короле Альфреде. Казалось, она чувствовала, как он гладит ее лицо, когда вспоминала его рассказы, слышанные им от его матери-датчанки, об Одине, Торе и колесницах, мчащихся по небу, или о друидских священниках, которые передавали вести по воздуху, разговаривали с оленями, белками и даже с деревьями.
Все это остается в прошлом. Фаллон смотрела на мать и понимала, что Эдит тоже погружена в воспоминания. Сейчас Фаллон поняла, что такое любовь между мужчиной и женщиной, и ей было больно смотреть на мать, которая так верно и горячо любила Гарольда. Фаллон была убеждена, что мать никогда не захочет видеть рядом другого мужчину.
Вздрогнув, Фаллон подумала, что это похоже на то чувство, которое она испытывает к Аларику. У них не было долгих счастливых лет за спиной, они не делились по ночам планами и мечтами. Но Аларик тронул ее душу. Он разбудил ее. Она никогда не оказалась бы рядом с ним, если бы их не свела война, но сейчас это необратимо. Но она будет бороться с ним, как в том и поклялась Галену. Она и ее братья были детьми Гарольда, и страна принадлежала им, а не норманнам.
Эдит оторвалась от дочери. В глазах ее блестели слезы, когда она посмотрела в лицо Фаллон и прошептала:
— Фаллон, сложи оружие, прошу тебя. Не сопротивляйся больше!
Сердце Фаллон дрогнуло при этих словах. Что известно матери о ее планах?
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она. — У меня нет никакой власти.
Эдит улыбнулась.
— У тебя больше власти, чем ты полагаешь. Но пойми, Фаллон, Англия не в силах воевать. Твой отец погиб, его братья тоже. Это наши лучшие воины. Я знаю, что твои братья ушли, чтобы поднимать людей против Вильгельма. Они рыцари и воины, я и не могу остановить их. Возможно, я и их потеряю. Поэтому прошу тебя, прекрати войну.
— Они убили отца! — прошептала Фаллон. Эдит поднялась и взволнованно заходила по комнате. Затем она подошла к Фаллон.
— Гарольд сам решил принять участие в битве… Ты говоришь: «Они убили отца…» Кто «они», любовь моя? Аларик не убивал его. Фаллон, я говорю тебе все это, чтобы ты не обманывалась на сей счет: если бы Аларик просил твоей руки, отец отдал бы тебя независимо от твоего желания.
Некоторое время Фаллон ошеломленно молчала.
— Нет! — возразила она, наконец. — Я была помолвлена с Делоном. Мы бы поженились…
— Никогда! — твердо сказала Эдит.
— Отец любил Делона!
— Да, любил. — Эдит слегка улыбнулась. — Но ты не для него. У него не хватило бы сил быть мужем женщины, которая владеет мечом и способна вести войско в бой.
— Сейчас он томится в нормандской темнице! — выкрикнула Фаллон.
— Возможно. Хотя не исключено, что он не столь уж ограничен в своих действиях, — проговорила Эдит. — И потом, меня это не столь беспокоит.
— Мама, как ты можешь!
— Фаллон, я потеряла так много, что мне на родных едва хватает слез. Прошу тебя, не надо сопротивляться! Аларик — хороший человек… Твой отец восхищался им и ставил выше любого англичанина. Уступи — и ты полюбишь его.
— Он не любит меня!
— Он испытывает к тебе симпатию. Он доброжелателен к тебе.
— Значит, это была ты! — внезапно осенило Фаллон. — Он поклялся тебе, что сохранит мою жизнь.
Эдит пожала плечами.
— Он сделал это, уважая твоего отца. Помни об этом и будь благодарна. Я замечала, как ты краснеешь, когда произносят его имя… Я счастлива, что ты находишься под покровительством такого сильного рыцаря… Пожалуйста, Фаллон, прояви сдержанность!
Фаллон уронила на грудь голову. Мать хочет, чтобы она оставалась любовницей норманна до тех пор, пока не найдется более подходящая постель. Брат назвал ее предательницей, однако он тоже хотел, чтобы она оставалась в постели Аларика и помогла свалить его.
Внезапно дыхание у Фаллон стеснилось, и она поняла, что влюблена. Возможно, она всегда была немножко влюблена в него. Этим и объяснялись ее злые проказы.
Она любила его. Но никогда не скажет ему об этом, не поступится гордостью и достоинством. И никогда не перестанет ненавидеть его, ибо он ее враг.
Глава 23
Путешествие в Лондон принесло Фаллон немало душевных мук. Они ехали по тем местам, где прошла армия победителей. Всюду виднелись следы разрушений. То, что не было сожжено людьми Вильгельма, было разграблено. Зима грозила разграбленным деревням голодом. — Им постоянно встречались нищие, которые без колебаний подходили к вооруженным нормандским рыцарям. Возможно, они считали, что смерть от меча менее мучительна, чем медленное умирание от голода и холода.
Фаллон быстро раздала всю еду, которую захватила с собой. Глядя на нее, то же самое сделал Ричард. Роже ничего на это не сказал. В одной из деревень к ним с криками подбежали голодные крестьяне, потерявшие голову от отчаяния. Роже сделал здесь остановку, вместе со своими людьми прочесал лес. Они поймали нескольких кроликов и отдали их женщине, возле которой сидело пять или шесть детей. Это растрогало Фаллон. Роже попросил ее сказать женщине, что тот, кто не надеется здесь выжить, может ехать в Хейзелфорд, где он получит еду и работу.
Когда они двинулись дальше, Фаллон тронула Роже за рукав.
— Спасибо, — сказала она.
— За это благодарите не меня, а Аларика. Это его приказ.
Она покачала головой.
— Аларик не ловил кроликов для той крестьянки.
Роже некоторое время смотрел на нее.
— Вы помните время, когда мы были юными? Вас наказали за какую-то проделку. Вы только улыбнулись мне, и я уже готов был все для вас сделать. Я тогда был влюблен. — Он на мгновение замолчал. — Я и сейчас влюблен в вашу улыбку. Но я уже не юнец. Мы стали старше, а жизнь оказалась гораздо печальней… Всему, что я умею, я научился у графа, Храбрость, сдержанность — эти качества он постоянно во мне воспитывал. Милосердие, справедливость, разумный подход — добродетели, которые от него неотъемлемы. Он мой сеньор, и, хоть я восхищаюсь вами, я хочу, чтобы вы знали, что мне еще присуща верность, которой я также учился у него.
— Я знаю вашу верность, Роже. Да, мы уже не дети. Эта поездка произвела на меня тяжелое впечатление, потому что это мои люди. Вы проявили доброту, и я благодарна за это.
Он улыбнулся.
— Очень приятно, — просто сказал Роже.
Когда до Винчестера оставалось около двух часов пути, Роже остановил маленький отряд, сопровождающий принцессу.
— Приближаются всадники, — коротко сказал он.
Фаллон также остановила лошадь. Хотя люди Вильгельма шли по стране как победители, они все время опасались засады. Они были в латах и с ног до головы вооружены. У Ролло, истинного сына войны, были не только топор и меч, но и булава, которую Фаллон вряд ли удалось бы поднять.
Приближающиеся всадники также были снаряжены для боя. Их доспехи сверкали под лучами яркого зимнего солнца, а лошадиные копыта звонко и грозно стучали о мерзлую землю. Внезапно Роже вскинул в приветствии руку и улыбнулся Фаллон.
— Видите знамя? Это Аларик нас встречает.
Сердце Фаллон встрепенулось, в груди у нее потеплело, но затем она устыдилась своей радости. Завернувшись в меховую накидку, она наблюдала за приближением всадников.
Аларик скакал впереди. Накидка его развевалась на ветру, забрало скрывало лицо. Фаллон почувствовала, что дрожит. Он послал за ней, он хотел видеть ее. И в ней тоже росло, переполняло ее через край желание увидеть Аларика.
Она крепко вцепилась в поводья, чтобы скрыть дрожь. Аларик поднял руку, и скакавшие за ним рыцари натянули поводья, сдерживая огромных боевых коней. Роже выкрикнул приветствие, Аларик резко остановил своего Сатану рядом с ним, и всадники пожали друг другу руки. Затем Аларик обратил взгляд на Фаллон.
Ей видны были холодные серые глаза, в которых трудно было прочитать какие-либо эмоции.
— Миледи, — сказал он спокойно, выдохнув туманное облачко. Лошадь сделала шаг вперед, звякнул колокольчиками на упряжке. Вокруг стоял заснеженный, словно завороженный лес.
— Граф Аларик, — таким же спокойным тоном ответила она. Прошло более недели с того времени, как они виделись в последний раз. Фаллон старалась сохранить независимый вид, хотя сейчас, когда он был рядом, ей невыразимо трудно было сдержать дрожь волнения.
Некоторое время Аларик изучающим взором смотрел на нее, затем подъехал к Роже. До Фаллон долетал разговор о предстоящей коронации, о том, что город наводнен их сторонниками.
Некоторые бранили норманнов, другие приветствовали победителей.
Когда наконец они добрались до Винчестера, Фаллон с упавшим сердцем увидела, что именно так все и было. Некоторые ворчали на норманнов, но многие бойко торговали своими изделиями. Сейчас зима, напоминала себе Фаллон. Как бы там ни было, а людям нужно есть и кормить семью.
Они подъехали ко дворцу тети. Аэдит ожидала их на ступенях, а ее тяжеловооруженные всадники держали знамена Вильгельма. Аларик помог Фаллон спешиться, и девушка с удивлением заметила, что согрелась. Зима могла выкрасить весь мир в белый цвет, но ей становилось тепло, когда Аларик прикасался к ней.
Аларик подвел Фаллон к Аэдит, которая по-родственному обняла племянницу. Улыбнувшись, она сказала:
— Добро пожаловать в мой дом. Счастлива видеть тебя здесь и надеюсь, что тебе у меня понравится.
Аэдит снова обняла ее. Фаллон поймала на себе взор Аларика. Она понимала, что дворец тетки — очередная тюрьма.
— Рада видеть вас, тетя, — негромко произнесла Фаллон.
Аэдит повела ее в зал, расспрашивая о матери, о том, видела ли она братьев или кузенов, на что Фаллон ответила, что мать чувствует себя превосходно, и отважно наврала об остальных членах семьи.
— Мне говорили, тетя, что вы пригласили сюда Вильгельма и что вы хотите видеть его королем, — многозначительно сказала Фаллон.
Они обе остановились. Некоторое время Аэдит вглядывалась в племянницу, которая бросила ей замаскированный упрек.
— Да, я хочу, чтобы Вильгельм был королем, — проговорила она. — Мой брат Гарольд заявил, когда отправлялся на битву, что за него должен все решить Бог. И Бог решил. Разве не так, Фаллон?
— Мой отец умер… Англия еще держится.
— Лишь небольшая часть ее, дорогая моя, — усталым голосом возразила Аэдит. — Пройди по тем местам, где прошло войско, и посмотри. — Она горестно улыбнулась и жестом пригласила гостью в большой зал.
В камине ярко горел огонь. Аэдит величественно показала на роскошные стулья с высокими спинками, покрытые богатой тканью. Они сели, им тут же принесли кубки с горячим глинтвейном. Внезапно воцарилась напряженная тишина. Фаллон обратила внимание, что в зале находятся также Аларик, Роже и оруженосцы Стивен и Ричард.
Аларик снял шлем, Роже последовал его примеру. Знающий свое дело Стивен тут же забрал тяжелое металлическое снаряжение и помог Роже снять кольчугу. Ричард сделал то же, хотя, когда он взял шлем Аларика, тот выскользнул у него из рук и с грохотом упал на пол. Бедный Ричард выглядел совершенно несчастным. На губах Фаллон заиграла легкая улыбка, Аларик же откровенно засмеялся. Вскоре к нему присоединился и Ричард, и внезапно Фаллон стало весело, тем более что Аларик и Роже стали подтрунивать над начинающим оруженосцем.
Аэдит наклонилась к Фаллон.
— Я любила своих братьев, Фаллон… Всех… Я любила Тостига и Леофвина, Гирта и Гарольда… Но Гарольд мертв, Фаллон. Никакой местью его не вернешь. Я открываю объятия Вильгельму не для того, чтобы опозорить Гарольда. Я делаю это, чтобы проклятие, которое пало на нас, перестало действовать и народ вернулся к нормальной жизни.
— Ну как, парень, теперь все сделал, как надо? — обратился Стивен к Ричарду. Они снова засмеялись и покинули зал. Роже и Аларик подсели к камину, потягивая глинтвейн.
Завязалась беседа. Роже рассказал о положении на побережье и о кораблях, которые уже пересекли или собираются пересечь Английский канал. Аларик говорил о битве у моста, и при взгляде на Фаллон глаза его теплели. Вел он себя беспокойно, вставал, задумчиво смотрел в огонь и выпил несколько кубков вина.
Наблюдая за ним, Фаллон трепетала. Аларик говорил что-то о латах, но она чувствовала, что он глазами раздевает ее. Аэдит описывала Вестминстер и обряд коронации, но Фаллон едва ли способна была воспринимать что-либо из ее рассказа, сосредоточив все внимание на Аларике. Он стоял у камина, опершись локтем на каминную доску, рассеянно поигрывая кубком, и не спускал с нее глаз. Отсветы огня играли на его лице. Фаллон чувствовала, что щеки ее пылают. Слова не доходили до нее. Входили и выходили слуги, но она едва замечала их, завороженная силой его взгляда.
— Аларик, а ты что скажешь на это? — смутно донеслись до нее слова. Но, похоже, он не слышал этих слов, ибо продолжал смотреть на принцессу. Внезапно он поставил кубок, бросил короткое извинение Роже и вдовствующей королеве, подошел к Фаллон и, взяв за руку, помог встать, продолжая смотреть ей в глаза.
— Я покажу принцессе ее апартаменты, — сказал он.
Фаллон почувствовала, как краска прилила к ее щекам.
Аларик обнял ее. Не может же она сопротивляться при тете, сказала она себе. Но это была ложь, потому что она ждала его прикосновений.
Кажется, свечи закружились в хороводе, когда она шла через зал. Она споткнулась на лестнице, и он подхватил ее. Они оказались перед дверью, и Аларик открыл ее ногой, продолжая смотреть Фаллон в глаза.
— Ты не имеешь права это делать, — сказала она.
— Ты моя. И я возьму тебя сейчас.
— Я твой заклятый враг.
— Я думаю, что ты в эту минуту думаешь о мире.
— Я думаю, что ты помнишь…
— Я чувствую, как ты дрожишь… Вырывайся, принцесса, если можешь… Сопротивляйся, если найдешь силы…
Очевидно, вино бросилось ей в голову. Она вся пылала и была как во сне. Не хотелось вырываться из этих горячих объятий. Да, она окажет сопротивление ему, как и поклялась, но потом, потом, а не сейчас.
Они вошли в покои. Фаллон почти ничего не видела вокруг. Она была пьяна от вина, от его объятий, от желания и от предчувствия того, что должно сейчас свершиться.
В уютной спальне в камине был предупредительно разведен небольшой огонь. Для Фаллон не существовало ничего, кроме Аларика. Она дотронулась до его волос, пока он нес ее к широкой кровати. Он осторожно положил Фаллон и дрожащими пальцами коснулся ее щеки.
— Я тосковал по тебе… Как тоскуют по солнцу, по луне, по звездам…
Ей было трудно дышать. Она лишь трогала, гладила его мускулистое, упругое тело. Когда успела она попасть под воздействие его чар?
— Скажи, а ты, принцесса, — прохрипел он, — скучала по мне? Хотя бы немножко?
— Ты мой враг, — напомнила она, опуская глаза. — Я должна сопротивляться тебе.
— Значит, мы меня ненавидишь?
— Не тебя. Я ненавижу мир, из которого ты пришел, чтобы украсть у меня мой мир.
Аларик тихо застонал, уткнув лицо в шелковистую копну ее волос.
— Мой мир, любовь моя? Ради того, чтобы видеть тебя, я отбросил его. Но это невозможно… Я не волшебник, не алхимик, чтобы отбросить прошлое или провидеть будущее.
Фаллон погладила ладонью его красивое, словно вылепленное искусным скульптором лицо. Было такое ощущение, что вокруг горят сотни и сотни свечей. Золотистый свет трепетал и струился в воздухе. Где-то там, снаружи, мир был белым, заснеженным и холодным, а здесь было сказочно тепло.
— Если бы только… — зашептала она.
Он забрал в ладонь ее пальцы и стал по очереди их целовать.
— Если бы только… Да, если бы это было возможно, я построил бы для тебя хрустальный дворец, и ты жила бы там, в сказочном мире. Тебе не угрожали бы ни смерть, ни опасность… А я любил бы тебя так нежно, что ты забыла бы о существовании черного мира снаружи и всегда обнимала меня с лучезарной улыбкой.
Он шептал у самых ее губ, а затем ее рот прикоснулся к ним, и Фаллон с легким, светлым вздохом отдалась поцелую и нежным, опьяняющим ласкам. Комната была освещена золотистым светом, и Фаллон не отвернулась, когда Аларик стал раздеваться. Она позволила ему снять одежду с ее трепещущего тела. Мягко и нежно коснулась его плеч. После этого призрачный, словно сотканный из легкого облачка чудесный мир начал бледнеть, и его заменило пламя. Бронзовые могучие плечи и контуры вздымающейся груди… Тень его руки на стене… Неповторимый вкус поцелуя. Они встали на колени друг перед другом, сплели пальцы рук, а их губы слились в поцелуе. Затем он откинулся назад, и она поднялась над ним, глядя ему в глаза. Он притянул ее поближе, сжал тяжелые груди. Было впечатление, что она парила, неслась вслед за ним. Он обнял округлые ягодицы, прижался к ней…
Аларик наслаждался страстью и красотой Фаллон. Сегодня она одарила его всем, что может дать женщина.
Никогда за всю свою бурную жизнь ему не приходилось встречаться с такой отвагой в любви, любовью, которая заставляет забывать о времени. На поле боя он не думал о смерти, но в тот миг ему показалось, что он умирает. Когда все кончилось, он остался лежать рядом с ней, прижимая Фаллон к себе, поглаживая ее влажное тело.
Аларик понимал, что влюблен. Это может погубить их обоих. Закрыв глаза рукой, он сказал себе, что ведет себя как законченный глупец. Это не любовь, а безудержная чувственность. Природа наградила Фаллон невероятным обаянием, и с каждым прикосновением он все более подпадал под ее чары.
Огонь в камине догорал, и Фаллон уснула. Ее тонкая, хрупкая ладонь лежала на могучей груди Аларика. Он ощущал легкое теплое дыхание. Роскошные волосы Фаллон накрывали его, словно крыло ангела. Она спала, непринужденно положив колено ему на бедро, — такая уязвимая в своей наготе, что он поклялся никогда не причинять ей и малейшей боли.
Но перед ним возникли картины, которые мучили его постоянно, — картины смерти и предательства. Не люби ее! Ее нельзя любить!
Фаллон вздохнула и пошевелилась, навалившись всей грудью на его руку.
Теперь слишком поздно, подумал он устало. А может быть, поздно было уже много лет назад.
Он задремал. Они проснулись одновременно. В полумгле видно было, как переплелись их руки, ноги, а ее волосы накрывали их обоих. Она улыбнулась ему полусонной улыбкой и повернулась на другой бок, прижавшись к его телу округлыми ягодицами. Ощутив прикосновение атласной плоти к животу, Аларик мгновенно почувствовал возбуждение. Он подтянул ее к себе за талию, медленно и осторожно вошел в нее и задал темп движения. Когда затихли их содрогания, он не покинул ее лона. Он гладил ее волосы, плечи, спину. Так они и заснули.
Когда они вновь проснулись, огонь в камине погас и в комнате было холодно.
— Нужно разжечь огонь, — лениво сказал Аларик, и она кивнула. Он встал, испытывая радость оттого, что они оба ведут себя так непринужденно.
Размешав угли, он подбросил в камин пару поленьев. Сидя на корточках, он наблюдал, как разгорались дрова. Он обернулся к Фаллон и увидел, что она не спускает с него глаз. Застигнутая врасплох, она вспыхнула, а он протянул к ней руку.
— Бери с собой покрывало и иди сюда. Потребуется время, пока в комнате опять станет тепло.
Поколебавшись, она встала с постели, прихватив с собой покрывало. Аларик нашел вино и наполнил два кубка. Они сидели на меховом покрывале, прижавшись друг к другу. Фаллон набросила второй конец им обоим на плечи.
— Сейчас, должно быть, ночь, — прошептала она. Аларик не мог отвести взгляда от ее изумительно красивого лица, от ясных голубых глаз, таивших нежность и мужество.
— Да, наверное, ночь. — Аларик улыбнулся, снова помешал дрова в камине и подбросил еще полено в огонь. Поцеловав ее в макушку, он добавил:
— Пожалуй, уже почти утро.
Фаллон прильнула к нему, и несколько секунд они молчали. Он ласково обнял ее за плечи, затем побаюкал тяжелые груди под покрывалом, удивляясь тому, как быстро способна она возбудить его.
— Ты не сожалеешь, что я прислал за тобой? — тихо спросил он.
Щеки ее зарделись… Кажется, с того времени прошла вечность. Фаллон легко вздохнула.
— Аларик, я… — Она помолчала. — Я не отрицаю того, что все это волшебно и изумительно, — прошептала она.
Он поймал ее пальцы и поцеловал их.
— Но мы враги…
— Да, Аларик, мы враги, это так. Никто из нас не способен это забыть.
Рука его напряглась.
— Ты моя, Фаллон… И не просто в фантазиях. Ты пришла ко мне не как пленница, а как любовница. Здесь действительно какое-то волшебство. И я иногда думаю, что твой знакомый священник…
— Отец Дамьен?
— Да, тот удивительный человек… Иногда я думаю, что он знаком с древней мудростью. Может, он напустил на нас чары? Ведь я готов поклясться, что околдован тобой.
Она покачала головой и улыбнулась. Мягкие золотистые отсветы пламени играли на его лице, а он был молодым, сильным и красивым. Сейчас он был не норманном, а мужчиной — блестящим мужчиной, которым всегда восхищался ее отец.
Но так не должно быть, она это знала. Она — дочь Гарольда и не может допустить, чтобы ее считали шлюхой норманна. А ничем другим для него ей быть не дано. Какое-то зловещее воспоминание довлело над ним, и он не верил ни одной женщине. Он никогда не женится на ней, но дело не только в этом. Смириться, выйти замуж за завоевателя было бы предательством.