Глава 19

Персия.

Лето 532 года н.э.

— А ты можешь потом скрыть вход? — спросил Велисарий. Он взмахнул рукой, охватывая жестом долину. — Учти, Куруш, здесь пройдет более десяти тысяч солдат и столько же лошадей.

Римский полководец повернул голову и посмотрел вниз на реку. Река текла вначале на северо-запад, потом поворачивала строго на запад. Как и сама долина, река была небольшой и довольно узкой. Проход, где она выходила в долину, напоминал узкое ущелье. Они находились почти в предгорьях со стороны западного склона горной системы Загрос. Окружающие горы, казалось, были таким же скалистыми и труднопроходимыми, как прежде.

— Как я предполагаю, ты поведешь лошадей тем путем, — сказал Велисарий и показал на узкий проход. — К тому времени, как они пройдут, вся долина превратится в кашицу. Следы будет никак не скрыть.

Куруш покачал головой и улыбнулся.

— Мы не будем пытаться спрятать наши следы, Велисарий. Как раз наоборот! Чем больше Дамодара думает об этом узком проходе, тем больше он будет отвлекаться от настоящего выхода.

Велисарий почесал подбородок.

— Я понимаю логику, Куруш. Но не недооценивай Дамодару и Шангу — и их разведчиков. Эти патанские следопыты могут найти по следу мышь. Они не станут просто бежать за лошадьми, пуская слюну. Они обыщут всю долину.

Велисарий повернул голову и изучил вход в кванат. Укрепленный деревянными балками вход располагался примерно в ста ярдах вверх по горному склону, недалеко от небольшой речки, которая выточила эту долину. Идущий вниз пандус через несколько футов исчезал в темноте.

Велисарий показал большим пальцем в том направлении.

— Там тоже останутся следы, — заявил он. — И нет способа их скрыть. Даже если ты устроишь обвал входа, то следы все равно останутся по всей территории. Десять тысяч человек оставляют широкий след.

Улыбка Куруша стала шире. Он покачал головой.

— Ты слишком много беспокоишься. Мы сможем скрыть следы солдат, прогнав потом по ним лошадей. Везде, кроме вот этой непосредственно прилегающей территории. Затем…

Персидский господин благородного происхождения вспрыгнул на небольшой валун в нескольких футах. С этой жердочки он склонился вперед и показал вдоль крутого склона горы.

— Это местность, где развита горная промышленность, Велисарий. В основном, добыча серебра. В этой долине имеются небольшие залежи.

Он виновато развел руками.

— На самом деле серебра совсем немного — судя по тому, что мне сказали шахтеры, которых я взял с собой. Но шахтеры уйдут до того, как придет Дамодара. И я очень сильно сомневаюсь, что армия из кавалеристов-раджпутов сможет сказать ему, стоит в этой местности заниматься горнодобычей или не стоит.

Эйд фыркнул ментально. «Раджпуты?» Велисарий рассмеялся.

— Едва ли! А их патаны считают все виды труда, за исключением охоты, занятием для женщин.

Римский полководец кивнул.

— Да, это сработает, — признал он. — После того как мы пройдем, ты превратишь весь этот склон в место горнодобычи. Закроешь наши следы отходами, пустой породой. — Он показал на вход. — И, как я предполагаю, ты заставишь своих шахтеров хорошо упрятать наши следы в кванате. Пятидесяти ярдов должно хватить. Патаны привыкли жить на поверхности. Они будут чувствовать себя неуютно в той тьме. Поэтому не станут углубляться более чем на несколько футов.

И снова Велисарий изучил узкий проход в дальнем конце долины.

— Все, что останется через несколько дней, — это следы римских лошадей, — задумчиво произнес он. — Которые по пути в Месопотамию по чистой случайности прошли через горнодобывающую местность.

Он замолчал, задумавшись.

— Хотя есть одна вещь. Эти патаны знают свое дело, Куруш. Ты должен проверить…

Куруш улыбался.

— Да! Да! — перебил он. — Я положу на лошадей мешки с песком или грунтом. Которые весят примерно столько же, сколько римский солдат. Следы получатся достаточно глубокими.

Велисарий ответил улыбкой на улыбку.

— Как я вижу, ты обо всем подумал.

Куруш пожал плечами. Велисарий чуть не рассмеялся. Этот скромный жест подходил арийскому шахрадару примерно так, как реверанс подходит льву.

Его веселость прошла.

— Ты понимаешь, Куруш, что молот падет на тебя? После того как Дамодара поймет, что случилось — а для этого ему не потребуется много времени, — он не станет терять время, бросаясь в погоню за мной. Он ударит прямо по Месопотамии.

Куруш снова пожал плечами. Жест на этот раз даже не претендовал на скромность. Это был жест льва, которого раздражают мухи.

— Это только справедливо, римлянин, после всего, что ты сделал для ариев.

Куруш спрыгнул с валуна и широкими шагами подошел к Велисарию. Он кивнул на юг, пользуясь своей бородой, подстриженной в персидском стиле, как указателем.

— Как только до императора дойдет информация, он начнет отступать к Вавилону. В любом случае он готов к этому, поэтому его действия совсем не покажутся странными. — Куруш нахмурился. — Малва давят на него слишком сильно.

Велисарий смотрел на шахрадара. У римского полководца не возникало трудностей с толкованием выражения лица хмурящегося Куруша. Велисарий прекрасно мог представить потери, которые понесли солдаты императора Хусрау за последние месяцы. В то время как Велисарий маневрировал с Дамодарой в горной системе Загрос на протяжении всей весны, Хусрау удерживал огромную основную армию вторгнувшихся малва в дельте Тигра и Евфрата. Эта задача была бы достаточно трудной даже без… Он решил поговорить на неприятную тему.

— А восстание?..

Куруш тут же перестал хмуриться. Благородный перс усмехнулся.

— Голова сводного брата императора к этому времени уже две недели служит главным украшением его шатра, — Куруш скорчил гримасу. — Когда я уезжал, на проклятой штуковине сидела масса мух. И она воняла. — Вернулся его юмор.

— Восстание Ормазда подавлено. И восстание династии Лахмидов и их приверженцев. Мы взяли Хиллу почти два месяца назад. Хусрау выгнал население в пустыню и приказал сравнять город с землей.

Велисарий не позволил себе продемонстрировать ни малейшего отвращения. Он никогда не был склонен к карательным мерам против гражданских сторонников врага, даже до того, как встретил Эйда и ознакомился с будущими стандартами ведения войны.

Но он не ставил случившееся в вину Хусрау. На самом деле по стандартам их времени выгнать население Хиллы до того, как разрушить город, считалось скорее даже гуманным. Лахмиды были персидскими вассалами, прежде перешли к завоевателям из малва.

Большинство персидских императоров, да и, кстати, большинство римских, включая Феодору, наказали бы восставших, приказав сжечь население внутри города.

«И давай также не будем слишком сильно полагаться на Женевскую конвенцию и предположительно цивилизованные стандарты будущих войн, — заметил Эйд. — Они не предотвратят разрушение целых городов с их населением. Конечно, чисто из „стратегических причин“. Но какая разница погибшим в руинах Ковентри детям? Или тысячам, сгоревшим в Хиросиме?»27. Куруш снова показывал бородой, на этот раз на восток.

— Император приказал мне защищать Ктесифон в то время как он отступает в Вавилон. У меня будет десять тысяч человек. Этого должно быть достаточно, чтобы удерживать нашу столицу несколько месяцев. У Дамодары нет осадных орудий.

Куруш посмотрел на Велисария. Во взгляде перса не было ничего, кроме делового принятия реальности.

— Конечно, в конце мы будем обречены, — сказал он спокойно. — Если только твой удар не придется по цели.

Велисарий хитро улыбнулся.

— Знаешь ли, есть поговорка: армия марширует на своем животе. Я сделаю все возможное, чтобы всадить копье в огромное брюхо малва, после того как ты отведешь в сторону щит.

Куруш усмехнулся.

— Армия марширует на своем животе, — повторил он. — Умно! Хотя я и не узнал поговорку. А кто ее придумал?

«Прекрасный ход, гений, — мрачно сказал Эйд. — Интересно будет послушать, как ты объясняешь персу из шестого века, откуда ты знаешь слова Наполеона».

Велисарий проигнорировал колкость.

— Я услышал ее от одного гунна. Одного из моих наемников, во время моей второй кампании на Дунае. На самом деле я сильно поразился, обнаружив у варвара такое тонкое понимание материально-технического обеспечения. Но это просто показывает…

«Отец вранья, отец вранья. Очень хорошо, что мои губы, так сказать, затаены. Какие бы я мог рассказать про тебя истории! После них даже „Тайная история“ Прокопия выглядит истинно правдивой»28.

Господин Дамодара откинулся на спинку стула, изучая хмурящееся лицо Нарсеса.

— Так что же на самом деле беспокоит тебя? — спросил он у евнуха.

— Все! — рявкнул Нарсес.

Старый римлянин гневно осмотрел внутреннюю часть шатра, словно в поисках какой-то ниши или щели на его голых стенах, в которой бы лежала спрятанная правда.

— Ничто из действий Велисария не имеет смысла, — заявил Нарсес. — Ничто! Ни по крупному, ни в мелочах.

— Объясни, — приказал Дамодара. Господин сделал круговое движение маленькой пухлой рукой. Жест включал и его самого, и высокого царя раджпутов, который сидел рядом с ним. — Простыми словами, которые смогут понять два таких простых и неискушенных человека, как я сам и Рана Шанга.

Полный хорошего юмора сарказм заставил улыбнуться даже Рану Шангу. Кстати, даже Нарсеса, а старый евнух был не тем человеком, который часто улыбается.

— Что касается «по крупному», то какова цель этих бесконечных маневров, которые так любит Велисарий? — спросил Нарсес. Евнух склонился вперед, подчеркивая свои следующие слова. — Которые, однако, на самом деле не бесконечны. Они не могут быть бесконечны. Нет способа удержать вас от вторжения в Месопотамию. Велисарий — не дурак. К этому времени это должно стать для него очевидно… — Нарсес показал напряженным пальцем на вход в шатер. — Как и для большинства тупых йетайцев в вашей армии.

— Он тянет время, — заметил Рана Шанга. Нарсес скорчил кислую мину.

— Несколько месяцев, самое большее. Прошло не более восьми недель после битвы на перевале, и вы уже почти выгнали его из горной системы Загрос. Ваша армия гораздо больше, чем его. Вы можете разбить его на открытом поле брани, и вы доказали, что в состоянии маневрировать в этих горах не хуже, чем он. В течение месяца, может шести недель, ему придется отказаться от борьбы и позволить вам войти в Месопотамию. В тот момент у него не будет выбора, кроме как забаррикадироваться в Ктесифоне или Пероз-Шапуре. Так почему бы не сделать это сейчас?

— Я не думаю, что это странно, — возразил Дамодара. — Судя по донесениям наших шпионов, Велисарий умело использовал месяцы, которые держал нас связанными в горной системе Загрос. Этот его полководец, которого он оставил во главе римских сил в Месопотамии, — калека, Агафий — на протяжении последних месяцев работал, как дьявол. К тому времени, как мы доберемся до Ктесифона или Пероз-Шапура, он уже укрепит города так, что в это будет трудно поверить. Пушки и порох поступают из римских оружейных мастерских в то время как мы маршируем туда и сюда по всем этим проклятым горам.

Шанга кивнул.

— Вся кампания, по моему мнению, имеет на себе подпись «Велисарий». Он всегда пытается заставить врага атаковать, чтобы у него самого было преимущество защиты. Удерживая нас столько месяцев в горах, он смог создать защитный опорный пункт в Месопотамии. Это чистое убийство — пытаться штурмовать Пероз-Шапур.

Нарсес уставился на двух мужчин, сидевших за столом напротив него. Казалось, на мудром, похожем на морду рептилии лице евнуха совсем отсутствует выражение, но и Дамодара, и Шанга могли чувствовать сарказм, маячивший где-то внутри.

Ни один из двух не оскорбился. К этому времени они привыкли к Нарсесу и его манерам. В центре души евнуха скрывалась неутолимая горечь. Горечь окрашивала его взгляд на мир и добавляла презрение к каждой его мысли.

Однако сами мысли — и способность исследовать и анализировать — они научились глубоко уважать. И поэтому родственник императора малва и самый благородный из царей Раджпутаны внимательно слушали слова низкорожденного римского евнуха.

Нарсес склонился вперед и показал пальцем место на большой карте, которая покрывала весь стол.

— Велисарий займет позицию в Пероз-Шапуре, не в Ктесифоне, — предсказал Нарсес. — Велисарий в первую очередь — римлянин. Ктесифон — столица Персии, а Пероз-Шапур — это ворота в Римскую империю.

Дамодара и Шанга кивнули. Они уже оба пришли к тому же выводу.

Нарсес несколько секунд изучал карту. Затем заговорил вновь.

— Скажите мне вот что. Когда придет время, вы намереваетесь бросить своих солдат на стены Пероз-Шапура? — Он почти — но не совсем — ухмыльнулся. — У вас нет достаточно большого количества йетайцев, поэтому солдаты, которых вам придется использовать, как овец на бойне, все окажутся раджпутами.

Рана Шанга не стал бросаться на приманку. Он просто рассмеялся. Дамодара открыто расхохотался.

— Маловероятно! — воскликнул господин из малва.

Он сам склонился над столом. Месяцы тяжелой кампании сильно уменьшили животик Дамодары, поэтому движение получилось почти грациозным.

Палец Дамодары прошелся по реке Тигр, от Ктесифона вверх по течению к Армении.

— Я не буду приближаться к Пероз-Шапуру, — он снова рассмеялся. — Как не стану входить в клетку со львом. Я также не стану пытаться осаждать Ктесифон. Я просто использую Тигр, чтобы поставлять все необходимое моей армии, и отправлюсь к северу в Ассирию. Оттуда я могу ударить по Анатолии — или Армении — в то время как большая часть армии Хусрау сейчас связана, сражаясь против наших основных сил на юге Евфрата.

Он откинулся назад, выражая самодовольство.

— У Велисария не будет выбора, — объявил Дамодара. — Вся работа, которую он провел для укрепления Пероз-Шарупа, окажется потрачена зря. Ему придется выйти и встретиться со мной где-то на открытом поле.

Глаза Нарсеса оставили Дамодару и остановились на Ране Шанге. Царь раджпутов кивнул, показывая согласие с мнением Дамодары.

— А, — сказал Нарсес. — Отличная стратегия. Я поражен. За исключением одного — а почему Велисарий сам до этого не дошел? Этого человека никогда, если выразиться мягко, никто не обвинял в глупости.

Молчание. Дамодара слегка поерзал на стуле. Шанга оставался неподвижен, как и обычно, и сидел с прямой спиной, но сама неподвижность позы показывала его дискомфорт.

Нарсес ухмыльнулся.

— О, да. Вы сами об этом думали, не так ли? По крайней мере время от времени.

Через несколько секунд евнух прекратил ухмыляться. Он был слишком хитер, чтобы рисковать оскорблением двух человек, которые сидели за столом напротив него. И, если сказать по правде, то он искренне их уважал.

— Давайте на время оставим большую проблему и перейдем к менее значительным вопросам, или по крайней мере тем, которые кажутся такими. Я бы выделили три.

Нарсес загнул большой палец.

— Первое. Почему Велисарий с самого начала этой кампании в горной системе Загрос всегда был готов позволить нам продвигаться на север?

Нарсес кивнул на раджпута.

— Рана Шанга первым указал на это много недель назад. — Он снова кивнул, на этот раз на Дамодару. — Как вы сами заметили в то время, господин, это не имеет смысла. Должно быть наоборот. Он должен бы бороться как тигр, когда мы двигаемся на север, и оказывать только символическое сопротивление, когда мы двигаемся на юг. Таким образом, он бы не давал нам угрожать Ассирии.

Молчание.

Нарсес загнул указательный палец рядом с большим.

— Вторая маленькая проблема. Во всех стычках, в которых мы участвовали на протяжении последних месяцев, — даже во время битвы на перевале, когда его положение было отчаянным, — Велисарий ни разу не использовал своих наемников. Почему? У него две тысячи варваров-готов, но он относится к ним так, словно они — его единственные драгоценности.

Шанга откашлялся.

— Я думаю, он им не доверяет. — Царь раджпутов нахмурился. — Я также не доверяю наемникам, Нарсес.

Евнух фыркнул.

— Конечно, не доверяешь! — Нарсес шлепнул ладонью по столу. Казалось, резкий звук хлопка наполнил внутреннюю часть шатра. — Велисарий никогда не доверял наемникам, — прошипел Нарсес. Глаза евнуха были сфокусированы на Шанге, как у змеи на своей добыче. — Никогда. Он этим славится в римской армии — которая, как вы знаете, традиционно и постоянно пользуется наемниками. Но Велисарий не задействует их, кроме случаев, когда у него нет выбора, и тогда он все равно использует наемников только как вспомогательные силы. По большей части — легкую конницу гуннов. — Нарсес ткнул пальцем в карту.

— Тогда зачем ему тащить с собой две тысячи готов из тяжелой конницы на кампанию, подобную этой? В этой кампании нет ничего, что может заинтересовать наемников. Никаких трофеев, неоткуда их взять. Ничего, кроме недель и недель тяжелых маршей и переходов, и только за фиксированное жалованье.

Евнух саркастически рассмеялся.

— Велисарий никогда не взял бы с собой наемников по одной простой причине хотя бы. Он знал бы, что они дезертируют в течение двух месяцев. Что приводит меня…

Нарсес загнул третий палец.

— К пункту третьему. А почему эти наемники не дезертировали? — Он снова саркастически усмехнулся. — Готы примерно так же тупы, как лошади, на которых они ездят, но даже лошади не глупы до такой степени.

Нарсес опустил обе руки на стол и прижался спиной к спинке стула. На мгновение маленький старый евнух казался в этой позе более царственной фигурой, чем член династического клана малва и царь раджпутов, которые сидели напротив него.

— Итак. Давайте все соединим. У нас имеется один из самых хитрых полководцев в истории, который всегда подчиняет тактику стратегии. Он участвует в кампании, которая, несмотря на все тактические преимущества, совсем не имеет смысла стратегически. В процессе кампании он тащит за собой группу наемников, которых не использует и которым самим по себе там нечего делать. И что получается?

Молчание.

Нарсес нахмурился.

— А получается, господин и царь, — Велисарий. Он что-то задумал. Что-то, что мы не видим.

— Что? — спросил Дамодара. Нарсес пожал плечами.

— Я не знаю, господин. В данный момент у меня только есть вопросы. Но я настаиваю, чтобы вы серьезно отнеслись к моим вопросам. — Только мгновение саркастический и ухмыляющийся голос евнуха звучал, как настоятельная просьба к уважаемым им людям. — Или мы в конце обнаружим себя в таком положении, как многие из противников Велисария. Лежащими в пыли, истекающими кровью, умирающими от удара, которого мы не заметили.

Молчание, теперь наполнившее шатер, не было задержкой дыхания, которое случается в напряженные моменты. Это получилось долгое, долгое молчание. Задумчивое молчание.

В конце его нарушил Дамодара.

— Я думаю, нам следует поговорить с ним, — объявил он. — Организовать переговоры.

Двое других уставились на него. Оба хмурились. Нарсес хмурился от удивления.

— А что вы надеетесь достичь? Он едва ли скажет вам, что планирует!

Дамодара рассмеялся.

— Я и не предполагал, что скажет. — Господин из малва пожал плечами. — А если по правде? Мне хочется встретиться с этим человеком, после всех этих маневров. Я думаю, это будет интересно и любопытно.

Дамодара перевел взгляд на Рану Шангу. Царь раджпутов все еще хмурился.

Не от удивления, а…

— Я честью поклялся служить вам, господин Дамодара, — выдохнул Шанга. — И та же самая честь…

Дамодара поднял руку, останавливая раджпута.

— Пожалуйста, Рана Шанга! Я не дурак. Практичен, да. Но практичен во всем. — Он рассмеялся. — Я едва ли стану планировать предательскую засаду в нарушение всех кодексов чести, используя раджпутов как наемных убийц. Любых раджпутов и, уж конечно, не тебя.

Дамодара выпрямился.

— Мы найдем место встречи, где засада невозможна. Например, ферму на открытой местности, которую разведчики Велисария смогут обыскать на предмет скрытых войск.

Он кивнул Ране Шанге.

— А ты, царь Раджпутаны, будешь моим единственным телохранителем на самих переговорах. Я думаю, этого достаточно, чтобы защитить меня против нечестной игры — и будет достаточно, я уверен, чтобы заверить Велисария, что ему нечего бояться. Не после того, как он получит твое честное слово, независимо от того, что он думает о моем.

Шанга в некоторой степени перестал хмуриться. Но в быстром взгляде, который царь раджпутов бросил на Нарсеса, все еще маячила подозрительность.

Дамодара снова рассмеялся.

— Не бойся, Рана Шанга. Нарсес будет в милях от того места.

— Определенно! — фыркнул евнух.

Неделю спустя курьер Дамодары вернулся с ответом Велисария.

— Римский полководец сам его написал, — вручая запечатанный лист, сообщил раджпут. Парень казался несколько удивленным.

Или, возможно, находился в легком благоговении.

— Он даже не колебался, господин Дамодара. Он стал писать ответ, как только закончил чтение вашего послания. Я видел, как он это делал.

Дамодара сломал печать и начал читать. Увидев, что ответ Велисария написан на прекрасном хинди, Дамодара удивился, но несильно.

Когда Дамодара закончил читать, то рассмеялся.

— Что там такого смешного? — спросил Нарсес.

— Он согласился? — уточнил Рана Шанга. Дамодара помахал письмом в воздухе.

— Да, согласился. Он говорит, что мы можем выбрать место и время. Если там будет присутствовать Рана Шанга, говорит Велисарий, то он не беспокоится о предательстве.

Лицо раджпута было твердым, как доска. Дамодара улыбнулся, зная, как глубоко Шанга прячет свой прилив гордости. Дамодара перевел улыбку на Нарсеса.

— А что касается веселья, Велисарий добавил одно условие, Нарсес. Он настаивает, чтобы ты также присутствовал на переговорах.

Лицо евнуха практически скрылось под множеством морщин. Улыбка Дамодары стала по-настоящему широкой. В этот момент римский предатель даже не пытался скрыть свои эмоции. Его хмурящееся лицо источало подозрение, как ледник источает холод.

— Почему я? — спросил Нарсес. Дамодара пожал плечами.

— Не представляю. Ты можешь добавить этот к списку твоих вопросов, на которые нет ответа.

Глава 20

Асэб.

Лето 532 года н.э.

Эон сидел на троне в помещении, которое еще недавно служило залом для приемов наместника в Сане, и смотрел сверху вниз на толпу. За исключением примерно дюжины сарвенов, которые несли вахту вдоль стен, и ближайших советников царя царей — Антонины, Гармата и Усанаса — все заполнившие большое помещение люди были арабами. Арабы собрались кучками. Каждая группа состояла из нескольких мужчин среднего или пожилого возраста, женщины средних лет, выступающей в роли сопровождающей, и…