Диего с неприятным чувством отметил, что в комнате нет ни единого окна, а размерами она ничуть не больше, чем его собственное временное жилище в идиотской профсоюзной гостинице. Да и убранство комнаты говорило о личности владельца ничуть не больше, чем стандартный гостиничный номер. Впрочем, это вполне объяснимо: раз Йорген наркоман, значит, его вряд ли что-то по-настоящему интересует, кроме ротери.

Если б не эти разговоры про корабль, Диего немедленно ушел бы отсюда. Он уже не думал о Йоргене, или как там его когда-то звали на самом деле, как о сотруднике разведки и товарище по оружию. Теперь этот человек — просто тупой наркоман, окончательно сломленный и выброшенный из жизни на этот Ботом забытый Эфрихен. Дурман ротери быстро проходил, и движения уже не требовали таких усилий, как прежде. Диего чувствовал себя почти хорошо, и это еще сильнее заставляло его желать поскорее выбраться из этой ямы, хорошенько позавтракать и подготовить отчет, а потом отправляться домой.

Йорген плюхнулся на измятую койку и мрачно улыбнулся.

— Я тебе предлагаю сделку, — хрипло проговорил он. — Разговор пойдет о деньгах. Мне нужны деньги и, может быть, новые документы. — Он бережно взял в руки микрокассету: — Мои донесения. Все до последней мелочи.

— Я думал, ты уходишь с ними, — медленно проговорил Диего, — на том корабле.

— Не верь всему, что тут болтают, — резко ответил Йорген. — Да, ну и молокососа же они прислали! Ну ладно, в любом случае сделка — это сделка. Эти донесения, все, что ты, Сейн или кто бы там ни было жаждете узнать, стоят пятьдесят кусков. Только не деньгами, можно безделушками, которые легко продать, всякими там ювелирными камешками, побрякушками и разным барахлом, на которое падки коллекционеры. Никаких государственных акций и вообще никаких вещей, за оборотом которых можно было бы проследить. Понял меня?

Диего кивнул.

— Встретимся в клубе. Ты приносишь то, что я прошу, а я — вот это. Идет?

Лейтенант заколебался.

— Но я не знаю, стоит ли это тех денег, что ты требуешь, — сказал он наконец. — Что, если я тебе заплачу, а кассета окажется совершенно чистой или полна всякой чепухи? С какой стати я буду покупать кота в мешке? Мне надо все это увидеть, прежде чем выложить такую сумму.

— Что ж, может ты не такой уж и молокосос, — усмехнулся Йорген. — Но мне нужны гарантии. Ведь ты можешь смыться, вообще ничего не заплатив, и захватить товар с собой. Всякие там слова чести и тому подобная туфта меня не интересуют.

Диего напряженно размышлял.

— Вот это в залог возьмешь? — он отцепил медаль святой Варвары, сжал ее в кулаке и протянул Йоргену. — На рынке она до пятидесяти не дотянет, но все-таки это чистое золото. А лично для меня она стоит гораздо больше.

— А, сентиментальность, — мрачно сказал Йорген. — Что бы мы стали делать без сентиментальности? А ведь это только слабость. Вот поэтому-то мы в конечном счете и проиграем, мой мальчик. Вовсе не из-за того, что халиане сообразительнее нас, или сильнее, или даже подлее. Все дело в том, что они не обращают внимания на подобную ерунду.

Диего рванулся вперед и схватил микрокассету, одновременно бросив медаль на свернутые простыни.

— А почему ты так уверен, что я тебя не убью? — спросил он, обернувшись уже в дверях.

На самом деле вопрос этот Диего адресовал самому себе. Он даже не понял, что говорит вслух. Когда Йорген заговорил, Диего замер.

— По той же самой причине, по которой ты непременно вернешься за этой штукой, — проговорил тот. — Сентиментальность. Да еще нервы. Готов поклясться, что ты за свою жизнь ни разу никого не убил, и уж, конечно, сейчас не начнешь этим заниматься. Убить человека — это, браток, совсем не то, что сбить несущийся тебе наперерез космический корабль.

Диего вышел. Дорога обратно к гостинице казалась длиннее — может, от того, что он не мог выкинуть из головы Йоргена, а может, от того, что не удавалось игнорировать неприкрыто враждебные взгляды прохожих. Вернувшись в свое гостиничное гнездышко, Диего швырнул кассету на койку и, не обращая на нее внимания, провел добрый час в ванной, пытаясь смыть дурные воспоминания. Потом заказал порцию сосисок, за которую с него содрали невообразимую сумму, и принялся за еду, запивая пивом. Лишь покончив со всем этим, он почувствовал, что готов, наконец, заняться записями Йоргена.

Потратив еще три часа и две порции пива, Диего, наконец, обнаружил то, что искал. Такая информация действительно стоила того, чтобы отдать собственное тело на растерзание этой змеи, стоила того, чтобы разыгрывать наркомана, где-то на окраинах цивилизованного мира, и даже попробовать ротери на собственной шкуре. Она стоит даже медали святой Варвары, старинной реликвии Фуэнтов. Диего еще раз прокрутил кассету. Ему хотелось убедиться, что все это не сон.

«…Вчера прибыл халианский торговый корабль. Я встречал его как представитель клуба. Несомненно, они выгружали ротери. Когда мы получили свою долю, председатель клуба велел нам возвращаться. Но я затерялся в толпе и остался. Прежде чем корабль отчалил, на борт доставили другой груз. Я не очень хорошо видел со своего наблюдательного пункта, но, очевидно, это были рабы. Эфрихен не занимается работорговлей — по крайней мере, официально. Я приблизился и постарался рассмотреть получше. Татуировки ротери…».

За рассказом последовало видеоизображение — довольно нечеткое, как это всегда бывает при съемках скрытой камерой, но разноцветные татуировки ротери-клуба у стоявших рядом людей Диего различил вполне отчетливо. А еще совершенно пустое и бессмысленное выражение лиц. Казалось, эти люди начисто утратили способность мыслить.

Соответствующая доза ротери на протяжении достаточно длительного времени, подумал Диего, а может, еще и предварительный подбор людей с соответствующей психологией.

Он невольно вздрогнул. Наркотический дурман ротери не рассеялся до конца. Он все еще лип к телу фиолетовой змеей, распластавшейся на его бледной коже.

А ведь там, в глубинах душ, сокрытых под этими безжизненными, лишенными всякого выражения масками лиц, все эти новоиспеченные рабы продолжают мечтать о тех ярких красках и ощущении полноты жизни, горько подумал Диего. Всем своим существом он снова чувствовал этот зов, эту неодолимую потребность испытать вновь пережитые вчера незабываемые ощущения, сбросить оковы честолюбия и семейного долга, раствориться в океане чувств.

Он машинально ткнул пальцем в клавиатуру и перескочил в какое-то другое место рассказа Йоргена: Изображение мигнуло, и лицо на экране сделалось вдруг гораздо старше, словно за эти десять минут рассказчик постарел на многие-многие годы.

«…В ближайшие два месяца ожидается прибытие авангардного боевого корабля халиан. По клубу бродят слухи о» друзьях «. Одни утверждают, что те собираются освободить нас от гнета эфрихенских властей, другие говорят, что всю цивилизацию на планете просто сравняют с землей, а друзей-ротерианцев заберут с собой. Третьи уверены, что халиане намерены здесь поселиться.

Проанализировав действия халиан в этом секторе за последние два года, я пришел к выводу, что они готовятся создать здесь свою базу. Для этой цели Эфрихен подходит идеально. Поверхность планеты пригодна для жизни, планета способна сама себя прокормить и, главное, здесь имеется готовая и обученная рабочая сила. Оборудование порта достаточно современно для аграрного мира и поддерживается в идеальном состоянии. Огромные территории, включая целые континенты, покрыты девственными лесами и другими совершенно нетронутыми природными ландшафтами, что предоставляет большие возможности для дальнейшего расширения поселений и огромные дополнительные ресурсы. Во всем секторе такими характеристиками обладают лишь две-три другие колонии, но Эфрихен занимает среди них совершенно уникальное положение благодаря тому, что в своем колониальном развитии достиг точки Маубри, когда население впервые и гораздо интенсивнее, чем во все другие фазы существования колонии, входит в конфликт с собственной системой ценностей. Подойдя к этой точке, колония начинает производить достаточно материальных благ для возникновения роскоши и связанного с нею имущественного и идейного расслоения общества. Большая часть молодежи планеты испытывает разочарование в традиционных философских ценностях, державшихся на аграрном характере экономики. В соответствии с моделью обычного развития колоний по прошествии двух поколений Эфрихен должен перейти от преимущественно аграрной экономики к экономике с развитой промышленностью, базирующейся на сельскохозяйственной основе, что в идеологическом плане явится прямым следствием нынешнего брожения умов.

В настоящий момент молодое поколение Эфрихена ориентировано на все новое, и в особенности на все чужое, прибывшее извне. Это наилучшая среда для внедрения модного заграничного наркотика. На мой взгляд, не может быть никаких сомнений в том, что ротери — это первая ласточка халианского вторжения в данный сектор. Вторжение, в основе которого лежит разложение культуры и экономики Эфрихена».

Диего с трудом перевел дух, когда кассета закончилась. Дикость услышанного просто пугала. Откуда-то из глубин подсознания выплывали поучения его отца, адмирала: «Твой первейший долг — это долг перед человечеством в целом. Личные интересы всегда должны оставаться на втором плане». К ним присоединялся и голос матери-адмирала: «Лучше уж совершить ошибку, чем пребывать в бездействии».

В углу экрана монотонно мигал хронометр. Осталось пять, от силы шесть часов до возвращения в клуб и встречи с Йоргеном. Выбора нет. Дело теперь не только в том, что он может лишиться медали, столь ценной семейной реликвии. Там можно просто-напросто потерять свою бессмертную душу. Сейн о подобных вещах его не предупреждал.

Диего умел уничтожать корабли — он так часто проделывал это на тренировочных стендах, что давно уже не сомневался, что справится и в реальной жизни. Корабль — это не человек. Это просто некое вражеское сооружение, которое становится для тебя мишенью. Когда перед тобой абстрактная металлическая конструкция, передвигающаяся на огромной скорости, совсем нетрудно забыть, что внутри находятся разумные существа. Сама боевая обстановка заставляет забыть это. Кроме того, кто бы ни находился на этом корабле — это не люди, Халиане слишком не похожи на людей, напомнил себе Диего. Они выглядят и действуют, как хищные звери, каким-то чудом обретшие вдруг разум.

А вот сегодняшняя ситуация — совсем другое дело. У Йоргена когда-то было имя — человеческое имя, услышав которое однокурсники по академии припомнят, что оно принадлежало командиру двадцать третьего взвода. У него когда-то было офицерское звание и должность в структуре Флота, была семья, своя родословная и планета-родина. Тело его — такая же человеческая плоть, как и у него, Диего, он точно так же мыслит и чувствует. Диего слишком хорошо его понимал. Сознание молодого лейтенанта лишь очень тонкой и хрупкой перегородкой заслонило вчерашний дурман ротери. Только нечеловеческим напряжением воли он не позволял себе расслабиться и еще раз погрузиться в великолепие живых красок.

Итак, все по порядку. Постепенно, шаг за шагом. Даже если отбросить все философские вопросы, выполнить задуманное будет не так уж просто. Честно говоря, Диего вообще сомневался, что это ему удастся. Во-первых, он опирается на предположение, что Йорген уйдет с халианами на их передовом корабле. Зоя подразумевала именно это, да и из слов самого Йоргена можно сделать такой вывод. Во-вторых, надо предполагать, что его примут как одного из членов пиратский шайки, а не раба. Если Йоргена сделают рабом, весь план летит к черту. Диего не слишком хорошо осведомлен об устройстве халианских кораблей, но ему известно, что грузовой отсек находится далеко от основных двигателей и там, разумеется, нет никаких управляющих панелей. А таких сведений уже вполне достаточно.

Нет, тут гораздо больше риска, чем предусматривают инструкции. Следовало бы просто передать отчет руководству, а там уж эскадрилья быстрого реагирования отрежет халианский корабль. Именно такого образа действий и ждет от него Сейн. Диего еще раз прокрутил в голове эту мысль и почувствовал какой-то горький металлический привкус во рту. Он понял, что впервые в жизни ощущает вкус собственного страха. Новое чувство просто поразило его.

Постепенно. Шаг за шагом. Подготовиться к рискованному предприятию еще не означает пойти на риск. Ты ведь ничем не рискуешь, пока игральные кости еще не брошены на стол.

Азартными играми он не увлекался никогда. Во Флоте подобные дела строго-настрого запрещены, и Диего Бах не испытывал никакого желания рисковать карьерой ради нескольких часов за карточным столом. Он и не догадывался, до какой степени обостряется мысль под действием этой причудливой смеси страха и возбуждения.

Хочешь не хочешь, а придется принять на веру предположение о том, что халиане согласятся видеть в Йоргене пусть и не полноправного, но все-таки союзника. А это значит, что он получит возможность наблюдать с мостика момент запуска маневровых двигателей, если, конечно, верна информация о правилах этикета халиан. То есть у Диего будет шанс — один-единственный шанс. И один краткий миг, когда план может сработать.

Он критически оглядел свой гардероб и выбрал грязно-коричневого цвета спецовку. Спецовка висела на нем, как старый истертый мешок, полностью скрыв ротерианскую татуировку. Диего не желал, чтобы его внешность хоть чем-нибудь напоминала о ротери, «Тобиши Лайнс»и вообще о чем-нибудь определенном. В глазах каждого, с кем придется столкнуться, он решил остаться фигурой ничем не примечательной. Быть таким как все и ничем не выделяться из толпы — значит быть практически невидимым, как сказала когда-то его мать. Диего надеялся, что она права. Он посмотрел в зеркало и вспомнил про свои длинные, до плеч, белокурые волосы. На Эфрихене они — особая примета, символ ротери-клуба, но обрезать их можно не раньше, чем завершится вечернее рандеву с Йоргеном. Нет, так не годится. Диего смотрел на свое отражение добрых пять минут, пока наконец не нашел решение.

В здешней микроскопической ванной имелся распылитель желеобразного антисептика для оказания первой помощи. Диего набрал пригоршню этого геля и вымазал себе волосы. Полученный эффект настолько вдохновил его, что он вооружился чистой тряпкой, скатал из ткани несколько маленьких шариков и запихал в рот между зубами и нижней губой. В качестве последнего штриха он еще и вымазал тем же гелем брюки. Покончив с этим, Диего вновь посмотрел в зеркало и остался вполне удовлетворен. Теперь он спокойно сойдет за умственно неполноценного. Этих типов полно в любом городе, и их по традиции используют для выполнения мелких поручений или в качестве уборщиков. Наверное, с экономической точки зрения гораздо выгоднее применять машины, но так эти люди получают хоть какую-то работу, а вместе с ней и определенное положение в обществе. Ситуация, которую правительство хотело бы изменить, но традиции — самая крепкая вещь на свете, и никто не желает тратить время на поиски лучшего решения проблемы.

Диего с гордостью изучал собственную внешность. Камуфляжем ему прежде заниматься не доводилось. Так что это первый опыт. Слегка ссутулясь, он, тяжело ступая, прошелся перед зеркалом, припоминая манеры одного из помощников садовника, служившего в доме родителей. Диего пришлось не один раз прошагать туда-сюда перед зеркалом, прежде чем новая походка его удовлетворила настолько, что он осмелился, наконец, покинуть пределы гостиничного номера.

В кармане у него лежали деньги, только наличными, и отпечатанный на компьютере список, который Диего предварительно неоднократно складывал, разворачивал и снова складывал, чтобы придать бумаге потрепанный вид. Он вошел в первый попавшийся ювелирный магазин и протянул продавцу свою записку вместе с деньгами. Человек за прилавком бросил на него взгляд, полный одновременно жалости и отвращения, и стал подбирать товары по списку. Сейн позаботился о том, чтобы Диего снабдили всем, что может потребовать от него Йорген, но никто не предполагал тех изменений, которые Диего внесет в план операции. И теперь в его распоряжении нет всего того, без чего немыслима профессия современного разведчика. Остается лишь полагаться на самого себя.

А этого-то как раз халиане и не ожидают, подбадривал себя Диего. Вернее, если быть точным, этого не ожидает Йорген. Когда противник ждет от тебя последних достижений науки и техники, следует подсунуть ему какое-нибудь примитивное старье. Диего не смог бы точно вспомнить, кому принадлежат эти слова, но само изречение запечатлелось в его памяти очень хорошо. То, что он задумал, так примитивно по своей сути, что трудно даже и вообразить.

Ювелир вернулся, бормоча что-то себе под нос — Диего не разобрал — и выложил на прилавок антикварные ручные часы. Разыгрывая из себя слабоумного, Диего с безразличием сунул дорогостоящий предмет в карман вместе со сдачей и списком и, промычав что-то вроде «до свидания», вышел.

Следующая экспедиция — в антикварный магазин — прошла почти так же. Только здешний продавец — робот — отпуская товары, вообще не обратил никакого внимания на личность покупателя. Вполне удовлетворенный приобретениями, Диего вернулся в профсоюзную гостиницу и еще раз преобразил свою внешность, превратившись в инженера «Тобиши Лайнз». Было ровно тысяча шестьсот часов — как раз вовремя. Когда волосы высохли, Диего сразу же спустился в столовую.

Первый штурман «Лоадстоуна» Ари уже восседал перед огромным блюдом, полным оладьев и пирожных. Диего вздохнул с облегчением, вспомнив, что Ари родом с планеты, придерживающейся особых традиций в вопросе питания, не похожих на его собственные. Ари всегда настаивал на позднем и обильном ужине. Наверное, именно из-за этого он так толст. Взяв чашечку кофе, Диего уселся напротив Ари, с огромным аппетитом уминавшего объемистый кусок шоколадного торта.

— Непременно отведай этого пирога, — тут же заговорил Ари. — Он у них называется торт Черного Леса. Местное фирменное блюдо. Делают это чудо из шоколада и вишен, пропитанных коньяком.

Диего, вежливо улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Сладость пирога только заставила бы его острее ощутить горький привкус страха во рту.

— Откровенно говоря, я пришел кое о чем тебя порасспросить, — начал он. — Вот например, когда включаешь маневровые двигатели, система, кажется, выдает особый сигнал — до тех пор, пока не будет получено подтверждение, что полет проходит нормально?

Ари с любопытством посмотрел на собеседника и кивнул:

— А еще загорается такой изумрудный огонек. Тут, кстати, есть одна очень любопытная штука: халиане, я слышал, используют синий. С чем интересно, связано такое пристрастие — с природными особенностями или просто с традицией? Ты ничего по этому поводу не слыхал?

Диего отрицательно покачал головой. По широкому лицу Ари медленно расплылась добродушная улыбка:

— Желаю удачи, господин Бах. Если это ваше настоящее имя.

Диего лихорадочно попытался припомнить все события последних недель. Кажется, он не мог себя раскрыть. Ни разу не нарушил правил конспирации, ни разу не попал в какое-нибудь двусмысленное положение и ни разу и ни с кем не болтал, даже с Ари. С Ари особенно. Пораженный до глубины души, он, даже не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», оставил на столе нетронутую чашку кофе и поспешил убраться из столовой.

Вернувшись в свой одноместный номер и несколько придя в себя, Диего методично принялся за разборку часов. Хотя задача эта оказалась куда сложнее, чем он предполагал, потому что руки все еще немного тряслись. А что если он сегодня провалится?

Ладно, сейчас это уже не имеет значения. Диего до сих пор не был уверен, что действительно запустит в дело свой дурацкий, немыслимый план.

Да и к тому же, убить Йоргена, офицера, товарища по оружию, пускай и бывшего… Неужели бедняга не заслуживает того, чтобы ему дали хоть какой-то шанс. Мысль эта не давала Диего покоя. Когда теперешнему лейтенанту было всего двенадцать лет, отец поведал ему о древней традиции, существовавшей на Земле, — обесчестившего себя офицера запирали в какой-нибудь комнате, снабдив бутылкой и пистолетом. В такой ситуации можно хотя бы посмертно восстановить свою честь в глазах товарищей. А Йорген даже этой возможности не получит. Да и весь план целиком выглядит мерзким и отвратительным. Заминировать кого-то и взрывом разнести на куски — будь то Йорген, какой-нибудь раб или даже один из халианских командиров — это далеко не рыцарский метод борьбы.

И тут Диего осознал, что все эти сказочки и школьные нравоучительные истории, где все выглядит таким чистеньким и аккуратненьким, а решения выдаются тебе на блюдечке, в красивеньких шкатулочках с надписями «правильно» или «не правильно», не имеют ничего общего с реальной жизнью. Если б сам Йорген не заварил всю эту кашу, если бы он остался честным офицером разведки, а не сделался изменником, Диего не пришлось бы теперь принимать это безумное и жестокое решение, идти на такой огромный риск. Негодование и злость на Йоргена переполнили вдруг всю душу, и Диего невольно зашипел, словно готовая ужалить змея.

Крышка часов наконец подалась, открыв взору единственную крошечную микросхему с подключенной к ней микробатарейкой. Практически весь корпус часов оказался пуст, на что Диего и рассчитывал. Он раскрыл принесенный из антикварной лавки сверток, в котором покоилось несколько древних дуэльных пистолетов, к которым так неравнодушны коллекционеры, вместе с набором пороха и пуль. Забавно, что подобные вещи в открытую продаются кому попало. Люди, кажется, забыли, насколько смертоносной может оказаться такая игрушка. Ведь набитый допотопным черным порохом дуэльный пистолет не лишился способности стрелять только из-за того, что в мире теперь полно оружия куда более точного и мощного. Дело лишь в том, что никто больше не думает об этом музейном барахле, как об оружии.

В антикварном магазине его снабдили еще и небольшим «глазком»— датчиком, реагирующим на световые волны различной длины. В инструкции оказалось полно ошибок, и Диего потратил немало времени, чтобы настроить приборчик на широкий диапазон синего цвета самых разных оттенков. Оставалось только надеяться, что Ари дал верную информацию. При воспоминании об Ари во рту опять появился противный привкус страха, отодвигая на второй план злость на Йоргена.

Диего глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь в руках, снял с циферблата синий камешек и просунул в образовавшееся отверстие датчик. Затем подсоединил контакты устройства к батарейке часов, а все пустоты в корпусе заполнил порохом.

День уже клонился к вечеру, когда Диего собрал часы. Выглядели они точно так же, как и прежде. Никакого подвоха не заметно. А главное — его не заметит никакой детектор или миноискатель. Снаружи часы выглядят как обыкновенная безделушка, а внутри… Но кому придет в голову ожидать чего-то столь примитивного, как обычный пороховой заряд? Диего прислонился к стене и с облегчением вздохнул. Вызванное кропотливой работой напряжение отпустило, мышцы постепенно расслабились. Диего закрыл глаза и на несколько минут замер в полной неподвижности, потом встал, упаковал часы вместе с остальными раритетами, которые заказал Йорген, и вновь, как и вчера, превратился в ротери-наркомана.

На этот раз он вышел из гостиницы довольно поздно и оказался не единственным шагавшим по городу наркоманом. В мягком желтом сиянии старинных фонарей двигались фигуры в карнавальных костюмах любителей ротери. Покидая световой конус, отбрасываемый очередным фонарем, и погружаясь в полумрак, фигуры теряли свою яркость, снова становились бесцветными, тусклыми и серыми — до следующего фонаря. Завороженный этими странными метаморфозами, Диего прошел несколько кварталов, прежде чем осознал, что на улицах нет никого, за исключением вычурно разряженных членов ротери-клубов. Почтенные обыватели все до единого попрятались за своими массивными дверьми и кружевными занавесочками. Теперь улица во власти ротерианцев, а это значит, что она во власти халиан. Эта мысль не давала покоя Диего, пока он шел по Танделяйштрассе и дальше, к той самой старой, истертой двери с резьбой в виде змеи.

Сегодня клуб показался другим. На этот раз он сразу заметил, как сильно истерт коврик у входа и как много выжженных сигаретами отметин на полированном столе. Костюмы здешних завсегдатаев издали казались по-прежнему очень милыми, их яркие перья, сверкающие драгоценности и тонкие шелка выглядели такими дорогими и манящими. Но сегодня от внимания Диего не ускользнуло, что перья давно уже истрепались, чудеса ювелирного искусства — всего лишь дешевые стекляшки и состряпанная из фольги мишура, а шелка и парча — самая дешевая разновидность синтетики, к тому же дурно скроенная. Здесь просто напросто раскрашивали суету и никчемность в яркие веселые тона. Его мать-адмирал назвала бы все это безвкусицей, и на этот раз Диего был с ней полностью согласен.

Он выбрал себе столик и осторожно опустился в кресло, стараясь ни к чему не притрагиваться голыми руками. Чего-чего, а уж еще одного опьянения ротери ему хотелось меньше всего. Одного такого опыта и то, пожалуй, многовато для целой жизни. Диего был не уверен, что сможет устоять после второго.

К счастью, Йорген появился даже раньше, чем лейтенант успел оглядеться. Может быть, этот изменник давно уже был здесь и поджидал его, затерявшись в толпе.

— А я сомневался, что ты придешь, — перед ним теперь стоял тот, вчерашний Йорген — высокомерный, самоуверенный и ничего не страшащийся.

Диего выложил на стол сверток и молча ждал, пока собеседник разглядывал содержимое. Он с удовлетворением отметил, что Йоргену особенно понравились те самые часы. Йорген даже сразу нацепил их.

— Что ж, пригодятся, — проговорил Йорген, — о них там будет множество разговоров.

— Кстати, о разговорах, — проговорил Диего, стараясь казаться таким же спокойным, как и сидящий возле наркоман. — Я все думаю: правда ли, что ты отправишься с халианами на их корабле, как считает Зоя, или это одни только разговоры?

— С какой стати? — Йорген вспыхнул.

Диего с безразличием пожал плечами:

— Зоя была так настойчива. Это казалось странным. Ладно, считай, что я ни о чем не спрашивал. Просто верни медаль и будем считать, что мы в расчете.

Йорген выложил сверкнувшую золотом святую Варвару на полированную крышку стола. Диего аккуратно поднял ее с помощью носового платка, старательно избегая прикосновений голой рукой.

— Ах-ах-ах, какие мы подозрительные!

— Никогда не угадаешь, на что можно напороться в таком местечке, — невинно улыбнулся Диего. — Мало ли что тут по столу размазано. Осторожность — она никогда не повредит.

Он поднялся, чтобы уйти, но собеседник вытянул руку и удержал его за плечо.

— Я улетаю, — произнес Йорген. — Лично приглашен для доклада к самому халианскому командиру.

Диего так и не решил, что же во всем этом самое скверное: то, что Йорген пошел на это, или то, что на его лице светилась теперь такая откровенная гордость. Он освободился от руки Йоргена. Прикосновение этого изменника, казалось, несет в себе заразу. Хотелось поскорее убраться отсюда, глотнуть свежего прохладного ночного воздуха.

Когда он вернулся в гостиницу, волнение почти улеглось. Диего решил, что пора уже передать сообщение на корабль Флота под названием «Боливар», несший боевое дежурство в данном секторе. Он с нежностью погладил лежащую в кармане завернутую в носовой платок медаль. Ну да, это «Боливар». Семья Фуэнтов всегда была правой рукой великого освободителя. В этом совпадении есть что-то мистическое, какое-то предзнаменование грядущей удачи.

Сам процесс передачи сообщения на корабль подействовал на раздерганные нервы Диего, как лучшее успокаивающее. Здесь царствовала четкая, заранее установленная терминология, наполненная по-настоящему серьезной, важной информацией. Диего принял душ и забрался в постель, лишь теперь вполне осознав, что он сегодня сделал.

Он ввязался в азартную игру, пошел на серьезный риск. И к тому же, отдавая Йоргену эти часы, он вершил самосуд. Он самолично принял решение лишить жизни человека — человека, которого давно знал и к кому в любой другой ситуации наверняка отнесся бы с огромным уважением. Несмотря на уверенность в правоте собственного поступка, эти мысли сдавливали грудь, спазмами отзывались в желудке. Впервые в жизни Диего Бах не смог бы с уверенностью сказать, не свалится ли он в следующую минуту в приступе какой-то тяжелой болезни или же попросту расплачется.

Даже странно, насколько приятно вновь оказаться в штаб-квартире разведслужбы. Как будто это твой дом родной. Даже очередной инструктаж Сейна звучал как небесная музыка, хотя Диего и был рад, когда Сейн наконец закончил.

— Ну что ж, — сказал, наконец, его шеф, — после того, как вы выследили этот пиратский корабль, перед вами открывается куда более широкий выбор характера дальнейшей службы. У меня до сих пор в голове не укладывается, как вам удалось до такой степени повредить систему управления, что «Боливар» без труда настиг их.

— Жаль, что халиане успели взорвать корабль, прежде чем наши его захватили, — ответил Диего. — Я дорого бы дал, чтобы как следует изучить его устройство.

И в этот момент Сейн, этот вечно угрюмый, с каменным выражением лица заместитель директора контрразведки, улыбнулся: Диего порылся в памяти и решил, что это первый подобный случай за всю историю.

— Не вы один об этом мечтаете. Ну, так что будем делать дальше? Я знаю, вы стремились попасть в эскадрилью быстрого реагирования. Не стану лукавить, мне было бы крайне жаль с вами расставаться, но вы заслуживаете, чтобы я сделал для вас все, что в моих силах, даже если это и не совпадает с моими собственными желаниями. Так что я твердо обещаю свое содействие.

Диего помедлил — не из-за того, что он еще не решил, чего хочет, а просто потому что очень удивился, когда осознал это желание. Все тщательно рассчитанные на годы вперед планы карьеры, все тщательно вычерченные родителями маршрутные карты его жизни вдруг снова приобрели ту безжизненную серость, которая так напугала его в дурмане ротери. На Эфрихене он был занят серьезным, важным делом — делом настоящим, ради которого стоило жить. И там он действительно жил — жил полной и яркой жизнью, даже тогда, когда испытывал душевные муки и боль. И Диего, ошеломленный этим открытием, услышал вдруг собственный голос: