Ворота зоопарка оказались запертыми, однако, это его не остановило — он легко взломал их и с рычанием ворвался внутрь, потрясая кулаками. Его встретил рев и визг встревоженных животных, но он с налитыми кровью глазами подбежал прямо к клетке льва и принялся трясти ее. Просунув руку сквозь решетку, он ухватил царя зверей за гриву и начал безжалостно бить его головой об пол. Когда Мэнни наконец отпустил несчастного, у льва был не менее жалкий вид, чем у его собрата на гербе Великобритании.
      Расправившись со львом, Мэнни направился к клетке тигра, вырвал у него клыки и с силой вогнал их в бок носорога, испуганно следившего за этой операцией. Покончив с носорогом, Мэнни оглянулся и стал искать взглядом гориллу, но вместо нее нечаянно схватил шерифа, который не успел спрятаться, и водрузил его на спину плававшего в бассейне бегемота.
      Прошло меньше времени, чем потребовалось для нашего рассказа, и туши всех львов были уже освежеваны, тигры лишились клыков, у носорогов оказались пропоротыми бока, а у пантеры, которая спаслась только чудом, от страха начались печеночные колики.
      Напрасно пожарные пытались охладить пыл Мэнни, направив на него брандспойт, — он продолжал спокойно сдирать шкуру с ягуара, которого протащил прямо между прутьями решетки. Закончив свою работу, он картинно обернул шкуру вокруг бедер, удовлетворенно улыбнулся и запел старинную ирландскую колыбельную песню.
      Воспользовавшись этой минутой затишья, Туби старший бросил ему банан, пропитанный препаратом, прерывавшим действие «Тарзанола». Мэнни схватил банан и съел его, после чего спокойно удалился, успев по пути раздробить кулаком череп африканского буйвола, который хотел боднуть его.
      — И все-таки я чувствую себя утомленным, — признался мне Мэнни через несколько дней после этого приключения. — Черт знает, чем они меня пичкают, но мне все время хочется спать. Я вроде бы и не худею, но одежда висит на мне мешком.
      — А что говорит твоя жена?
      — Переехала к своей матери. Таковы женщины, Гарроу! Ни один мужчина не сделал бы для нее того, что сделал я: я позволил, чтобы меня откармливали, как рождественского гуся, чтобы у меня росли волосы, как у снежного человека. Я даже убил больше зверей, чем Самсон и Геркулес, вместе взятые… И вот награда!
      — Не унывай, Мэнни. Если она действительно любит тебя, то вернется. Таких, как ты, не бросают. Лучше скажи мне, как твоя новая работа в цирке?
      — В первый вечер — это было позавчера — все шло хорошо. Я сломал железную решетку и порвал якорную цепь. Дирекция цирка была мною довольна. Но, увы, эффект «Тарзанола» быстро ослабевает. Наверное, из-за той чертовщины, которой они пропитали банан. Просто не знаю, чем это кончится. Ты когда-нибудь слышал об аллополиплоидах?
      — О чем?
      — Об аллополиплоидах… — Мэнни невозмутимо смотрел на меня своими красивыми голубыми глазами.
      — А что это такое?
      — Сам не знаю. Но в записке, которую последний изобретатель пилюль подал мистеру Туби, встречалось и это словечко. Кстати, какая разница между хромосомами и хромом?
      — Не знаю.
      — Черт возьми. Видишь ли, Гарроу, обычно я дружил со всеми безумцами, чьи пилюли мне приходилось испытывать на себе. Тот, кто предложил «Аппетитоген», сам был этакий сухонький старикашка, а изобретатель нового средства для волос был совершенно лыс. Я прекрасно понимаю этих людей, которые всю жизнь бились, чтобы избавиться от собственного уродства, и таким образом смогли открыть всякую чушь… Но эти… аллополиплоиды… В конце концов, раз они дают мне еще не испытанное средство — значит они сохраняют за мной эту работу, не так ли? И за мною сохраняются все договорные права, верно? По закону так ведь выходит?
      — Так, но ведь закон — это то, что хочет мистер Туби…
      — Да… Ну, ладно, посмотрим, как все это обернется…
      Расстроенный Мэнни ушел и не появлялся в редакции почти целую неделю. Когда он снова пришел, я сначала подумал, что это его брат Сэм, моряк. Они были похожи друг на друга как две капли воды, только Сэм был вдвое ниже и худее, чем Мэнни.
      — Здорово, Сэм, — сказал я. — Давно ли ты пришвартовался, старик?
      — Какой еще Сэм? Это я, — резко оборвал меня Мэнни. — Тебе не кажется, что я похудел?
      — М-да… — пробормотал я. — Ты вроде и ростом-то стал пониже. А не слишком ли ты переутомляешь себя, Мэнни? Брось к черту этот цирк…
      — Я там уже не работаю. Занялся боксом. Силу свою я вроде бы теряю медленнее, чем вес, и, по-моему, смогу добиться кое-какого успеха в среднем весе. Ну, так вот, Гарроу, я отыскал того типа, который писал об аллополиплоидах. Он говорит, что задался целью разработать систему, которая позволит человеку жить «за счет собственных ресурсов», то есть питаться тем, что накопил его организм раньше.
      — Недурно придумано, — сказал я. — Вот и попостись дня четыре и питайся «за счет собственных ресурсов». Ты вполне можешь просуществовать за счет того жира, который еще остался на твоем теле, и за счет других веществ, которые может извлечь из тебя твой же организм.
      — Это мне и без него известно. Но он утверждает, будто можно прожить без пищи месяц, два и даже целый год. По его мнению, это намного удешевит жизнь — рабочие будут тратить на себя меньше, а работать столько же, сколько сейчас.
      — Без пищи?
      — Да, только принимая пилюли. А организм будет потреблять всякий там кальций, магний, фосфор и жиры из того, что было накоплено им раньше. Умереть не умрешь, но похудеешь.
      — Ну и отлично. А ты все равно ешь и тогда наверняка худеть не будешь.
      — В том-то и дело, что из этого ничего не выйдет. Новый препарат отнимает у организма способность усваивать пищу до тех пор, пока не наступит биологическое равновесие. Но когда оно наступит, изобретатель не знает.
      — Как же быть?
      Мэнни беспомощно развел руками и опустил голову. В его густых бровях я заметил седину, а у рта залегли две глубокие складки.
      — Ну, а как дела дома? Как жена, как куклы? — робко спросил я.
      — О, дома все в порядке! Жена говорит, что побаивалась меня, когда я смахивал на великана. Теперь она со мной очень ласкова. Не пойму я ее, Гарроу, честное слово.
      — По-моему, Мэнни, тебе надо бы раздобыть той чертовщины, которой они пропитали банан, чтобы приостановить действие «Тарзанола».
      — Это идея! — воскликнул Мэнни, и глаза его заблестели, как бывало. — Попробую.
      И он распрощался, преисполненный самых радужных надежд. Но что-то подсказывало мне, что он откажется от принятого решения, едва выйдет на улицу. Очевидно, так оно и случилось, потому что дней через восемь он позвонил мне и пригласил меня на скачки.
      — Ого, у тебя завелись деньжата для тотализатора? Снова нашлась выгодная работа?
      — Не очень-то выгодная, — смущенно пробормотал он в телефонную трубку. — Я сейчас работаю жокеем. Ведь мой вес пятьдесят три килограмма.
      — Сколько?
      — Пятьдесят два восемьсот, — уточнил Мэнни.
      — Господи, на каком же весе ты остановишься?
      — Понятия не имею. Этот мерзавец ничего не говорит. Он предложил мне испытать какие-то новые порошки, которые вызывают постоянную улыбку. Но я отказался. Хватит, не хочу больше, чтобы меня эксплуатировали, Гарроу. Я сыт по горло своей работой у Туби.
      — Правильно, держись, Мэнни, — ответил я не слишком уверенно.
      После этого разговора я решил, что, пожалуй, пора мне вмешаться в эту историю. Получив разрешение шефа на самое энергичное разоблачение проходимцев, о которых я ему рассказал, вечером следующего дня я уже подходил к зданию, где помещается фирма «Туби энд Туби».
      — Тебе что здесь нужно? — окликнул меня какой-то мальчишка у самого входа. — Захотел и себе беду нажить?
      — Убирайся, постреленок, — огрызнулся я, поворачиваясь к нему спиной.
      — Не сердись, Гарроу. Зачем ты меня гонишь? — печально ответил он. — У меня и так на душе скверно.
      Господи, это был Мэнни. Мэнни собственной персоной! Он был одет в полосатую рубашонку и короткие штанишки, а из-под густых сросшихся бровей на меня укоризненно смотрели его голубые глаза.
      — Мэнни! Что с тобой? Тебе на вид не больше двенадцати лет…
      — По весу и росту — десять лет и шесть месяцев, — уточнил он. — Но до завтра я помолодею еще на шесть месяцев. А послезавтра…
      Вот уже неделя, как Мэнни перебрался ко мне. Чтобы мы не мешали друг другу, я отгородил его кровать и письменный стол занавеской. А чтобы, не дай бог, кто-нибудь по неосторожности не наступил на него, я больше не принимаю гостей.
      Мэнни встает довольно рано, моется в мыльнице, пьет чай и, вскарабкавшись по углу шкафа, выключает электрическую плитку. Если у него нет желания писать, я беру его с собой в редакцию, завернув в носовой платок. Если же его одолевает страсть к мемуарам, он пишет их на конфетти, которые нанизывает потом на нитку, как бусы.
      Я советую ему заняться испытанием порошков «Улыбка», но Мэнни упорно отказывается. Он мечтает украсть несколько пилюль «Тарзанола» и расправиться с фирмой «Туби энд Туби» и со всей бандой изобретателей-шарлатанов. А пока он просит, чтобы я как-нибудь подсыпал его жене эту чертовщину с аллополиплоидами. Он надеется, что если она станет такой же крошечной, как и он, то вернется к нему.
 
       (Перевод М.Розенфельд)

ЕНИЧЕК