- Снаряд попал по хвостовому оперению, отрубил третью часть стабилизатора, - с дрожью в голосе доложил стрелок и, обнаружив огневые точки противника, запустил в них несколько длинных очередей.
      ...Город остался позади. Не стало слышно зениток. Кажется, прорвались. Но многочисленные повреждения осложняли управление самолетом. Кроме большой дыры, в крыле прибавилось несколько пробоин снарядами "эрликонов". Часть стабилизатора была отрублена. Машину сильно кренило влево, она лезла вверх. Удержать ее в горизонтальном положении стоило больших усилий. Снять же нагрузку оказалось невозможным: специальное устройство было разбито.
      Лишь мотор не имел повреждений, жужжал, как пчела, и усердно тянул сильно израненную машину. И который раз я с благодарностью подумал о тех людях, которые создали эту замечательную машину. Не всякая выдержит такие испытания.
      "Жешув", - без сомнения определил показавшийся впереди крупный город, на окраине которого находился хороший аэродром.
      - Командир, садиться будем? - спросил воздушный стрелок, понимая, что я сильно измучился.
      - Нет, потянем домой, осталось тридцать .километров, всего пять-шесть минут полета.
      Мысленно мне виделось, как переживает и ждет возвращения самолета механик. И я представил, как бы он прыгал, увидев самолет No 01 над аэродромом. А предстоящая посадка беспокоила: и самолет поврежден, и облачность низкая.
      Зашел один, другой раз. Никак не удавалось выйти в створ посадочной полосы.. Бензин кончался - стрелка приближалась к нулю.
      Наконец заход удался, на душе отлегло. Выйдя из кабины, я выкурил одну за другой, две папиросы и поздравил стрелка.
      - Алексей Петрович, со вторым рождением вас!
      - И вас также, - ответил он. - Да-а, полетик был - жуть, одна...
      На пути к командному пункту встретил Сашу. Овчинникова.
      - Доплелся? - с сочувствием спросил он.
      Я рассказал, в каких условиях пришлось лететь и как свирепо обстреливали нас гитлеровские зенитки. Такой шквал огня над этим городом был для меня неожиданным. Непонятно, почему там ад такой?
      Саша объяснил: в Ясно действует нефтеперерабатывающий завод. Противник охраняет его от удара с воздуха, прикрывая двенадцатью или даже шестнадцатью батареями зенитных орудий.
      - Вот они все и били по тебе, - сказал Саша.
      У командного пункта я встретился с Девятьяровым. Он обрадовался.
      - Доложили, что ты не вернулся. Тридцать минут прошло, как мы сели.
      - А вы-то как добрались? - спросил я.
      - Заметил низко надвигающуюся облачность. И по долине одной из речушек удачно вышел за перевал.
      - Все пришли?
      - Зайцева нет, оторвался где-то...
      Забегая вперед, скажу, что, погоревав, мы стали считать "Зайчика" погибшим. Но спустя два месяца он вернулся в полк с забинтованной головой.
      - Где пропадал? - поинтересовались мы.
      - В Венгрии, в госпитале меня отхаживали.
      - Каким ветром туда занесло?
      - Вот так и занесло. Увлекся стрельбой и не заметил, как самолеты исчезли, будто сквозь землю провалились. В облака лезть не решился. Посмотрел на
      юг - погода сносная. Пересек Чехословакию и сел в поле. К счастью, территория оказалась занятой нашими войсками.
      ...Но дорого обошлась нам Дукля. Некоторые летчики оказались на госпитальных койках, погиб замполит полка майор В. А. Константинов. В районе Теодорувки зенитный снаряд попал прямо в бомбоотсек "ильюшина". Не успев покинуть самолет, Константинов врезался в гору. Вместе с ним погиб и воздушный стрелок младший сержант Д. Шелопугин. Я особенно тяжело переживал гибель Константинова, мужественного коммуниста, исключительно душевного и обаятельного политработника, который дал мне рекомендацию в партию. За два дня до окончания Восточно-Карпатской операции, то есть 26 октября 1944 года, меня прямо на КП полка генерал В. Г. Рязанов поздравил с высокой наградой - присвоением звания Героя Советского Союза.
      Я на всю жизнь запомнил товарищеский ужин, на который собрались боевые побратимы, крыло которых я всегда ощущал рядом.
      Запомнил трогательные, проникновенные слова заместителя командира полка по политчасти полковника Е. И. Лапина, большого любителя поэзии. Свою речь он закончил так:
      - Иван правильно решил, что "лучше с бурей силы мерить, последний миг борьбе отдать, чем выбраться на тихий берег и раны горестно считать". Оваций не надо. Стихи не мои, а Адама Мицкевича.
      Волнующие, неповторимые минуты пережил тогда. Как на фотопленке, проявилось все пережитое, выстраданное: плен, госпиталь, перелет из Полтавы, бои, когда мы не знали, когда день и когда ночь, смерть друзей, гибель отца-коммуниста, письма родных из непокоренного Ленинграда... Моя награда была и наградой всем нам, ибо все делалось сообща, во имя одного великого - победы. Украдкой смахивал слезы и не стыдился своей слабости: со слезой, говорят, из человека выходит горе.
      Теперь с жешувского аэродрома мы "натаскивали" прибывших молодых летчиков, одновременно вели разведку, ходили на свободную "охоту".
      Во время тренировочных полетов четверка "мессершмиттов" атаковала самолет-разведчик Пе-2 прямо над аэродромом. Руководитель полетов, увидев, как "мессеры" клюют "пешку", отрадировал нашим истребителям, находившимся в воздухе.
      - Безобразие! На глазах бьют "пешку", а вы прохлаждаетесь. Да развернитесь влево, всыпьте как следует нахалам.
      "Яки" моментально разогнали любителей атаковать одиночек, а одного зажали и привели на аэродром. Ас попался матерый - на груди набор крестов. На вопросы отвечать не пожелал, но потом, поломавшись, дал любопытные ответы. Во-первых, гитлеровское командование делает ставку на ФАУ и реактивные самолеты, во-вторых, население панически реагирует на приближение советских войск к границам фатерлянда, в-третьих, летный состав фашистов значительно поредел, а молодежь, прибывшая в часть, необстрелянная, сырая...
      Да, это были уже не те "бриллиантовые мальчики" Геринга, которые пели бравурные песни и расстреливали на дорогах беззащитных женщин и детей, пускали под откосы санитарные поезда, картинно несли на своих боках удавов, черных кошек, пиковых дам... Летчика отправили по назначению, а пистолет "вальтер" и компас командир дивизии вручил Бате - майору Девятьярову, который уезжал лечиться.
      Вскоре уехал и я получать для полка новые машины. По возвращении узнал страшную весть: при разведке в районе Кракова погиб мой боевой друг Евгений Алехнович, наткнувшись, на бреющем полете на танковый термитный снаряд. Указом Президиума Верхновного Совета ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Путь наших войск лежал все дальше и дальше на запад. Гитлеровские заправилы полагали, что Висла станет тем рубежом, дальше которого наступающие пройти не смогут. Вражеская система укреплений включала в себя полосы долговременных инженерных сооружений, траншей, с многочисленными дотами, минными полями, чередовавшимися с противотанковыми рвами и надолбами.
      Готовясь к прорыву мощного оборонительного пояса, мы вели особо тщательную разведку с воздуха: карты буквально пестрели от выявленных целей. Все это передавалось артиллеристам, саперам. И когда по точно разработанному графику загремели залпы прорыва, все эти огневые точки были стерты с лица земли.
      Начались ненастные дни: туман, низкая облачность и снегопады приковали авиацию к аэродромам. Отважные экипажи все же бросали свои машины в эту слепящую мглу, находили и громили противника.
      Одно из сложнейших заданий здесь пришлось выполнить командиру второй эскадрильи капитану А. Овчинникову. Поступил личный приказ генерала Рязанова любой ценой уничтожить штаб фашистской танковой армии, который находился в шестидесяти километрах от переднего края наших войск в деревне Бжеги. Дело в том, что к штабу несколько раз пытались проникнуть диверсионные группы, однако безуспешно. Из деревни немцы выселили всех жителей, а штабные помещения обнесли несколькими рядами колючей проволоки, ощетинились пушечными и пулеметными стволами.
      Окрестности охранялись усиленными нарядами эсэсовцев с собаками. В воздухе патрулировали истребители противника.
      Вот на выполнение этого задания и решили послать "химиков". На штурмовики были подвешены по два выливных прибора, заряженных керосином с гранулами фосфора. При соединении с кислородом воздуха керосина и фосфора происходит самовоспламенение смеси.
      Надо иметь железную волю, чтобы под обстрелом сидеть на этой "адской бочке". Стоит осколку или пуле попасть в 250-килограммовый резервуар, и сгоришь без промедления.
      Капитан Овчинников в группу включил только "стариков" - опытных пилотов, мастеров штурмовых ударов.
      К цели шли, прижимаясь к лесным массивам. Ведущий заметил патрулировавших истребителей и дал команду усилить бдительность. Те, ничего не обнаружив, повернули в сторону Енджеюва.
      Теперь задача - проскочить мимо зенитчиков. Они, конечно, спохватились, но уже было поздно. Беспорядочный огонь не нанес урона штурмовикам. Довольно малая высота, угловое перемещение самолетов настолько велико, что зенитчики не успевали вносить поправки в прицеливание. "Причесав" по ходу зенитные установки, "илы" бросились на штабные постройки, со всех сторон обливая их горючей смесью.
      Внизу сразу все заполыхало, задымило, как в аду. Огонь беспощадно пожирал дома, во дворах метались темные фигуры гитлеровцев. Штаб армии был полностью уничтожен...
      На свой аэродром группа возвратилась без осложнений. Всем участникам полета - Александру Овчинникову, Николаю Полукарову, Владимиру Жигунову, Георгию Мушникову, Алексею Смирнову и Николаю Бойченко - командующий фронтом И. С. Конев объявил, благодарность.
      Постепенно погода начала улучшаться. Теперь летчики стали действовать солидными группами, поддерживая вырвавшиеся вперед танковые части. Штурмовики, истребители и бомбардировщики налетали на отходящие колонны фашистов, наносили по ним чувствительные бомбовые удары, расстреливали из пушек, пулеметов, эрэсами.
      Перелетели всем хозяйством на аэродром под Ченстоховом. Город находился на северной границе Домбровского угольного бассейна, с многочисленными фабриками, заводами. На горе взгромоздился внушительный древний Ясногорский монастырь, видавший у своих стен захватчиков разных мастей: и татар, и венгров, и шведов, теперь - немцев. По старинному преданию, над этой горой всегда сияет солнце, откуда и получила она название - Ясная гора. Командир эскадрильи Николай Евсюков, рассматривая новое расположение полка, устремил взгляд в небо. Самолетов в воздухе не было.Что же его заинтересовала? Спросили.
      - Монастырь, вот, думаю нам кстати. Шпиль высоченный, прямо тебе приводная радиостанция.
      Здесь сложилась довольно интересная ситуация. Наши танкисты сделали такой бросок вперед, что некоторые подразделения гитлеровцев остались в нашем тылу. Вооруженные до зубов, они сосредоточились в близлежащих лесах. По данным разведки, над ними появлялись транспортные самолеты и по сигналам с земли сбрасывали какие-то грузы.
      Наконец одно из обстоятельств особо насторожило: возле колодца был снят наш часовой. И вот подана команда "В ружье!". Завыла сирена. Что случилось? Сплошное недоумение. Ясность внес прибежавший с командного пункта дежурный: из лесу фашисты лезут на аэродром. Обычно на нас нападали с воздуха, здесь атакуют с земли. По тревоге были подняты все, вплоть до поваров, санбатовцев, сапожников... Подключился личный состав и 156-го истребительного полка.
      Летчики развернули "ильюшины" хвостами к лесу, стрелки заняли места в кабинах. То там, то здесь завязывалась перестрелка.
      Несколько машин успели подняться в воздух и начали поливать фашистов из пушек и пулеметов. По всей вероятности, нам бы пришлось туговато, не подоспей на помощь артиллеристы и танкисты на трцдцатьчетверках. Общими усилиями смяли и разогнали незваных гостей, попытавшихся отбить у нас горючее для техники.
      Наравне с мужчинами отличились здесь и оружейницы - Эмма Узилевская, впоследствии жена Овчинникова, и Катя Кубышкина. Когда на аэродром полезли гитлеровцы, они наводили порядок в бараке. Эмме и Кате приказали закрыть барак и поднести ящики с патронами к лесу, где шла перестрелка.
      * * *
      Ящики с боеприпасами были довольно тяжелые и девушки еле волокли их на веревке, держа в руках винтовки. Как только выбрались на поляну, прямо на них выскочил огромный немец с автоматом в руках. Он, наверное, не ожидал такой встречи. Эмма бросила веревку, вскинула винтовку и направила ее на гитлеровца. Тот от неожиданности так оторопел, что выронил автомат и, повинуясь окрику "Хенде Хох!", поднял рукийй: Эмма, внимательно следя за немцем, подняла автомат, уперла ствол винтовки в спину пленного. Так и вела его по аэродрому, сдав потом командованию БАО. В стычке принимал участие и замполит полка Е. И. Лапин.
      - Хоть и в обороне оказался, - весело говорил потом полковник, - но все же двух мерзавцев пленил. Один - зелень-зеленью, все плачет, трясется, показывает фотографию "муттер", "швестер". Думал, пустим его в расход. А другой орет во все горло: "Хайль Гитлер!", Покричал и перестал, понял, что его патриотические эмоции нам до лампочки.
      А вскоре механики привели трех немцев. Бродили вокруг аэродрома: ободранные, зуб на зуб от холода не попадает: словно волки, ищут места погреться, поживиться. Летчики окружили "гостей". При помощи младшего лейтенанта Жени Белкова, который немного понимал по-немецки, узнали: пробираются домой. Воевали под Сталинградом, в Крыму. Сами удивляются, что уцелели.
      А "костлявая" продолжает стоять за нашими плечами. И чем ближе победа над заклятым врагом, тем она все чаще и чаще стала появляться в полковой семье.
      Приняв неравный бой с крестоносцами-стервятниками, на израненной машине тянул на свой аэродром лейтенант Кудрявцев.
      - Самолет не слушается рулей, - передал по радио. - Прошу... - не успел досказать Виктор.
      Несколько секунд - и "ильюшин" стал неуправляем, вошел в отвесное пикирование...
      Мы долго хранили старенький баян Виктора и не могли представить, что хозяина уже нет в живых. Казалось, распахнется дверь, влетит хозяин, отогреет пальцы и пробежится ими по стертым пуговкам. И душу растревожит песня:
      Улетел штурмовик на задание,
      И не сказал он милой "прощай",
      А сказал "до свидания"...
      Но песня оборвалась.
      * * *
      В книге "Советские Вооруженные Силы в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг." описывается один, из боевых вылетов девятки штурмовиков нашего полка, совершенный в последних числах января 1945 года при освобождении Верхне-Силезского промышленного района Польши. На странице 382 можно прочесть следующее: "...Затем наши штурмовики встретились с немецкими бомбардировщиками, атаковали их. При этом майор А. А. Яковицкий, старший лейтенант Н. Т. Пушкин и сержант Н. С. Нестеров уничтожили по одному бомбардировщику, а старшина А. П. Наумов - один истребитель. Младший лейтенант П. И. Иванников, израсходовав все боеприпасы, таранил бомбардировщик противника".
      Да, это в районе железнодорожной станции Вассовка принял свой последний бой П. Иванников. Мы знали, что Петра мучил жестокий ревматизм ног. Он имел полное право не летать, однако находил дипломатический язык с врачами, каждый раз ковылял к машине со своей неразлучной палочкой. Петр и в воздух поднимался с ней, даже шутил: если собьют - палка пригодится, чтобы продолжать драку с фашистами на земле.
      После каждого полета болезнь прогрессировала, и полковой врач капитан Ларцев настоятельно требовал, чтобы Иванников лечился. Но тот упорствовал, отнекивался. Мол, раздавим гитлеровскую гадину, тогда можно и на курорте подлечиться.
      Над станцией завязался воздушный бой. Группа "Ильюшиных", врезавшись в боевой порядок "юнкерсов", начала их расстреливать с коротких дистанций. Те вошли в пикирование, пытаясь оторваться от штурмовиков, и кое-кто улизнул. Боеприпасы кончались. И тогда Петр бросил свою машину на Ю-87. Таранный удар был настолько сильным, что оба самолета, столкнувшись, рассыпались в воздухе.
      Потеряли мы и своего боевого командира эскадрильи Н. А. Евсюкова. На мемориальном кладбище среди надгробных плит можно найти и такую, где золотом высечено: "Герой Советского Союза гвардии капитан Евсюков Николай Андреевич".
      * * *
      Долгое время не мог примириться с тем, что рядом нет человека, с которым учился науке побеждать, чье крепкое крыло чувствовал рядом в неистовых атаках.
      Нелепая смерть подстерегла и Аню Сорокину, прибористку, к которой все относились с братской любовью, окружали ее теплом и заботой. Её проворные, маленькие руки никогда не знали усталости.
      Любое дело, самое трудное, она исполняла всегда добросовестно, ни в чем не уступала мужчинам. Дадут задание - умрет, но сделает.
      Помню, мы стояли в молдавском селе Пражела. На аэродром приходилось добираться через реку Реут. Была она сравнительно не широкой, а вот весной разливалась, показывала свой норов.
      Аня порой допоздна задерживалась на аэродроме, и ночью одна на утлом плотике переплывала реку. Возвращалась озябшая, мокрая, и механики сразу находили ей теплое обмундирование, отогревали чаем, укрывали своими шинелями.
      При перебазировании на новый аэродром инженерно-технический состав погрузился на Ли-2, кое-кто переезжал на автомашинах. И здесь Аня обратилась к адъютанту эскадрильи капитану Николенко с просьбой перелететь на аэродром на "иле". Мол, война идет к концу, а она ни разу не летала на штурмовике. После долгих уговоров Николенко включил ее в расчет экипажа.
      * * *
      Утро выдалось погожим и солнечным. И надо же такому случиться: штурмовик, на котором была Сорокина, на взлете, столкнулся с "петляковым", который садился после разведки на наш аэродром. Экипаж "ила" погиб.
      * * *
      Вступала в свои права весна. С деревьев, мокрых, кажущихся очень усталыми, срывались крупные капли. В пробуждении природы было что-то символическое. Мы шли уверенно к своей цели - победе. Но какие-это были трудные шаги!
      И снова вылет. Батя размашисто шагает по аэродромному полю, на ходу что-то уточняет, поворачивается, жестикулирует.
      - К чехам идем в гости. Им нужно помочь вышвырнуть фашистов со своей земли!
      Воздух ревет и клокочет, восемнадцать штурмовиков и истребители прикрытия берут старт и отрываются от земли. Цель искать не пришлось: как на ладони - бронетранспортеры. Танков становится все меньше - беднеют битые вояки. Пехота забилась по овражкам, в кустарники. Первыми спохватились зенитчики, - скороговоркой заработали пушки, запятнали небо разрывами. Майор Девятьяров круто спикировал вниз и ударил по зениткам. При выходе из пикирования по тряске "ила", по работе мотора, он определил - подбили. Передав командование Николаю Бойченко, Девятьяров пошел на вынужденную посадку. Не успел развернуться в сторону, своих - прямо перед штурмовиком выросла крутая насыпь железнодорожного полотна. Сел благополучно, перетянув через насыпь. Осмотрел машину и присвистнул - лопасти винта оборвало. Один снаряд подал в левую часть бронестекла, но не пробил. Через штаб стрелкового полка майор связался с КП генерала Рязанова и благополучно был доставлен в полк.
      Александр Андреевич Девятьяров за время боевых действий девяносто один раз водил в атаку различные по численности группы штурмовиков и истребителей, и удары их были безупречны, разящие. Еще в октябре 1944 года Совинформбюро сообщало: "На 1-м Украинском фронте группа наших штурмовиков под командованием капитана Девятьярова подвергла ожесточенной штурмовке позиции противника. Бомбовым и пушечным огнем наши летчики уничтожили несколько танков, взорвали склад боеприпасов и подавили огонь пяти артиллерийских батарей противника".
      Надо добавить, что группа, ведомая Героем Советского Союза А. А. Девятьяровым, насчитывала в своем составе тридцать "илов" и двадцать "яков". Такое доверялось лишь большим мастерам вождения. самолетов в самых сложных условиях погоды, противодействия зенитной артиллерии и истребителей противника.
      Чем сильнее сжимался обруч обороны противника, тем в более непосредственной близости от наступающих войск приходилось действовать.
      Было еще темно, рассвет только занимался. Издали доносился гул канонады - где-то впереди шла подготовка к форсированию Нейсе.
      Заместитель командира эскадрильи Герой Советского Союза старший лейтенант Н. Яковлев доложил командиру полка, что летчики прибыли, и майор Д. Нестеренко, без всяких вступлений приказал приготовить карты.
      - Задание весьма ответственное. Вам следует выйти к восточной окраине города Мускау и поставить дымовую завесу. Форсирование реки и овладение важным узлом сопротивления гитлеровцев будет всецело зависеть от точных действий и умения...
      По команде разбежались летчики к самолетам, сели в кабины и стали ждать сигнала к запуску. Мигание фонарика с КП заметили все сразу. Аэродром взревел моторами, язычки фиолетово-желтого пламени выстреливались из выхлопных патрубков. Выруливали с аэронавигационными огнями, осторожно, соблюдая установленные интервалы.
      И вот шестерка "ильюшиных", собравшись вместе, легла на курс к Нейсе. Видимость - хуже не придумаешь - вокруг сплошная серятина. И только чуть позже начала высвечиваться земля, в лощинах плавали клочья тумана. "Илы", приближаясь к линии фронта, чуть снизились, и стало отчетливо видно, что делается на земле: передний край прямо-таки полыхал. Казалось, какая-то сверхъестественная сила чиркала по земле огромным огнивом и высекала искры разных цветов и оттенков. Небо над Мускау содрогалось от артвыстрелов, вспарывалось огненными лезвиями "катюш".
      - Приготовиться к постановке завесы! - уверенно подал команду ведущий группы, и самолеты, снизившись до высоты десяти метров, приступили к работе. Из-под плоскостей самолетов потянулись шлейфы черного дыма. Опорожняют выливные приборы В. Жигунов, М. Петров, А. Смирнов.
      И вдруг Смирнов, идущий замыкающим, увидел в сплошной стене дыма образовавшийся разрыв. Видимо, у кого-то сработал прибор дымовой завесы с опозданием. Не колеблясь, Алексей направил машину к бреши в завесе и "затянул" прогал.
      В это время под брюхом "ильюшина" разорвался артиллерийский снаряд, и машину швырнуло вверх и перевернуло на крыло. Она на мгновение зависла, ручка безо всяких усилий свободно ходила в разные стороны. Самолет, казалось, попал в какой-то вакуум.
      "Сектор газа вперед", - моментально решил Алексей. Взревел мотор, разрываясь от натуги, и вынес экипаж из западни в плотные воздушные массы...
      Начало всходить солнце. "Илы" повернули назад. И здесь не избежали случайностей: в момент разворота самолет Михаила Петрова напоролся на трос немецкого аэростата, с которого наблюдатели корректировали огонь своих артиллеристов. Корректировщики, как горох, посыпались из корзины. Трос ударил по плоскости, дернул самолет, но, к счастью, обошлось благополучно.
      - Что случилось? - сразу не сообразил Петров.
      - На крючок попали, командир, - ответил воздушный стрелок Лиманский. Да, вроде бы, сошли... Редкий случай!
      Таким был для младшего лейтенанта Михаила Петрова сто одиннадцатый боевой вылет.
      Вслед за группой Н. Яковлева в бой повел восемнадцать "илов" старший лейтенант А. Фаткулин. Они добивали уцелевших гитлеровцев в дотах, блиндажах, траншеях после обработки нашими артиллеристами. Затем в небо поднялись штурмовики, ведомые лейтенантом И. Филатовым. С Иваном на выполнение боевого задания в качестве воздушного стрелка вылетел парторг полка капитан Ольшанский. Штурмовики дали возможность наземным войскам без потерь еще глубже вклиниться в оборону противника.
      Во второй половине дня ощутимый удар по врагу нанесла группа старшего лейтенанта Н. Пушкина. Она была атакована "сто девятыми", но ни одна атака не принесла успеха гитлеровцам. Более того, в бою они потеряли самолет. Стервятника сбил воздушный стрелок сержант Кузин.
      Вскоре я узнал о гибели Николая Пушкина. Не видел, как это случилось, но мне рассказали ребята.
      ...Николай летал на точку, куда предстояло перебазироваться полку, с заданием оценить условия захода на посадку. С ним отправился на рекогносцировку старший техник-лейтенант А. Русин. На обратном пути при подходе к своему аэродрому все увидели: за машиной тянулся черный хвост дыма.
      Поступила команда - немедленно покинуть машину.
      - Я-то могу, но Русин без парашюта, - доложил Николай и стал плавно сажать горящий штурмовик.
      Огонь все больше и больше охватывал самолет. Все бросились спасать экипаж. Русин, откинув фонарь, выскочил сам. Пушкина вытянули. На летчике горело обмундирование, а лицо, шея, руки покрылись волдырями. Его перенесли в дом, где Николай и умер.
      Последний рубеж войны
      Наконец-то свершилось то, о чем мы мечтали, когда еще на наших картах мелькали названия - Курск, Белгород, Харьков, Кировоград, Львов. Теперь названия на штурманских картах совсем иные: Котбус, Дрезден, Герлиц, Берлин...
      Настали, как говорят, иные времена, иные песни. Наши песни - грохот танков, детищ седого Урала; рокот моторов сотен и сотен самолетов, могучее "ура!" матушки-пехоты, от которых содрогаются стены цитадели-фашизма. В июле 1941 года газета "Фолькишер беобахтер" писала: "Сопротивление большевиков сломлено. Мы разделаемся с ними в точно установленные сроки.В ближайшее время Советская Россия будет стоять на коленях и тщетно молить победителя о милости".
      Начало 1945 года. Тон писанины совсем другой: "Советская Армия движется в глубь Германии. Все висит на волоске... Все поставлено на карту. Неимоверна серьезность положения. Теперь решается исход войны".
      Безумная, слепая нацистская Германия! Она смотрела на Советский Союз, как на географическое пространство, где живущие народы разных национальностей при первых же испытаниях перегрызут друг другу горло. Наивные и глупые надежды! Монолитный советский народ, его армия рушат последние рубежи фашизма.
      Наш аэродром теперь находился неподалеку от города Зорау. Несколько дней стояла отличная погода, затем полил дождь. Летное поле раскисло, земля, изъеденная минеральными солями, не успевала впитывать влагу.
      - Командир корпуса приехал, - кто-то первым увидел генерала Рязанова, и мы сразу приободрились, как будто он привез хорошую погоду.
      А Василий Георгиевич метал громы и молнии:
      - Тоже мне - хваленые немецкие аэродромы. Полюбуйтесь - все сидят по уши в грязи! Подведем мы танкистов, ей-богу подведем!
      - Чистый кисель, - сокрушенно гремел командир истребительной дивизии генерал К. Г. Баранчук.
      - Константин Гаврилович, вы представляете, что у нас завтра будет? Ваши "яки", мои "ильюшины" разобьют площадку вдребезги. А тылы? Тылы зарежут без ножа. Надо работать, а здесь...
      Да, работу предстояло сделать большую. Разведчики пополняли все время штабы сведениями: где расположение полевых орудий, минометов, зенитных батарей, на аэрофотоснимках четко выделялись стога сена, вокруг которых на мокрой земле отпечатывались гусеничные следы. Появились подозрительные постройки и мельницы с недвигающимиея крыльями. А ведь их ранее не было.
      Утренний туман не успел еще рассеяться, как забурлил аэродром. Рядом с нашими штурмовиками и "яковлевыми" стояли трофейные самолеты, брошенные в паническом бегстве гитлеровцами, склады и амбары, забитые новыми моторами, всевозможной аппаратурой. Невдалеке от ангаров - обширные склады с награбленным имуществом, экспонаты из русских музеев, продукты. Не успели увезти, съесть, не успели уничтожить.... Несколько "илов" взлетело. Тяжело, с риском, но они поднялись в воздух. Истребители сопровождения попытались взять разбег - ничего не получилось: "яки" плюхались в "кофейную" гущу, радиаторы забивались грязью, моторы ревели от натуги.
      На летном поле истребителями руководил сам генерал Баранчук. Он с флажками в руках, носился перед машинами, за ним следовали инженеры. Потом посовещались и все же нашли выхода Весь техсостав бросился по складам, начал разбирать штабель фанерных.листов... Минут через тридцать уже были готовы щитки простой, но остроумной конструкции - ими закрыли радиаторы истребителей. После взлета щитки спадали на землю и кружили в воздухе, словно осенние листья. Туман совсем рассеялся. В вышине пенились серые облака. Их догоняли "ильюшины" под прикрытием истребителей.
      Восьмерки, девятки, десятки "илов" вытягивались в пеленг, строились в замкнутый круг и с пикирования обрушивали на головы противника тонны разящего металла, обдавали землю мощным пушечно-пулеметным огнем.
      И, как прежде, в сумятице эфира слышится знакомый голос нашего бессменного "поводыря" Николая Шутта: "Спокойно работайте, "горбатые"!"
      Воздушный бой скоротечен, но сколько в нем спрессовано напряжения сил, нервов, психологических нагрузок, где властвует неумолимый и справедливый закон войны: уничтожить врага!
      Увиденное еще раз подтвердило, насколько тонким мастером с обостренной интуицией был Николай Шутт.
      В разгар штурмовки он заметил, как Ме-110 воровато уходил в свою сторону. По всей видимости, успешно произвел разведку и теперь жал на всех парах домой.
      Первым атаковал "сто десятого" ведомый Шутта младший лейтенант Гурко, но безуспешно: трасса молочного цвета прочертила след справа от плоскости врага.
      "Месс" рванулся вверх и оказался впереди самолета Николая. Затем разведчик клюнул вниз, его стрелок-радист беспрерывно поливал пулеметным огнем преследователя.
      Шутт, приказав своему заместителю охранять штурмовики, стал преследовать самолет противника. Надо было подойти поближе и с короткой дистанции ударить наверняка. Но Ме-110 полупереворотом ускользнул, уклонился от удара. Надежно нас прикрывали летчики-истребители М. Токаренко, А. Максимов, А. Шаманский, А. Безверхий, Н. Попов, В. Шевчук, Н. Сметана.
      О действиях авиации написано много. Все справедливо - труд летчика опасен, специфика боевой работы его особенная. Но без вспомогательной службы, - я здесь имею в виду нашу тыловую службу - и нам была бы грош цена. Тыл порой даже трудно назвать тылом, если он авиационный. Он шел вперед нас, готовя для полков и дивизии боевые позиции.
      Передовые команды двигались буквально по следу танкистов и пехоты, рекогносцировочные партии рыскали под огнем на "ничейной" земле, определяли качество грунта, вымеряли поле, изучали подходы, потом подтягивался инженерный батальон и вся многосложная служба - аккумуляторно-зарядные станции, транспорт с горючим, боеприпасами, разные машины, столовые.