Лестрейд вытащил из саквояжа жуткий предмет. Это был топор с коротким и узким топорищем и широким лезвием. Он был целиком из стали.

— Это, очевидно, очень старинная вещь, — сказал Холмс, рассматривая лезвие через лупу. — Между прочим, куда был нанесен удар?

— Вся верхняя часть черепа сквайра Эддльтона была рассечена, как гнилое яблоко, — ответил Лестрейд. — Поистине чудо, что к нему вернулось сознание хотя бы на миг. Чудо, довольно-таки неприятное для мистера Лонгтона, — добавил он.

— Говорят, сквайр произнес его имя.

— Да.

Стройная молодая женщина, рыдая, вбежала в комнату. Ее темные глаза лихорадочно горели, руки были крепко сжаты.

— Спасите его! — дико кричала она. — Он невиновен, клянусь вам! О, мистер Холмс, спасите моего мужа!

Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас, не исключая даже Лестрейда, остался равнодушным в этот момент.

— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал Холмс мягко. — А теперь расскажите мне о своем муже.

— Он самый добрый человек на свете!

— Не сомневаюсь. Но я имею в виду его внешние данные. Например, могли бы вы сказать, что он ростом выше сквайра Эддльтона?

Миссис Лонгтон удивленно взглянула на Холмса.

— Конечно, нет, — сказала она. — Ведь сквайр выше шести футов…

— Так. Мистер Винсент, может быть, вы сможете уточнить, когда сквайр Эддльтон начал продавать свое имение по частям?

— Первая продажа имела место два года тому назад, вторая примерно полгода, — ответил юрист без колебания. — А теперь, мистер Холмс, если я вам не нужен, я уведу миссис Лонгтон в гостиную.

Мой друг поклонился.

— Нам незачем больше беспокоить миссис Лонгтон, — сказал он. — Но мне хотелось бы сказать несколько слов дворецкому.

В ожидании последнего Холмс подошел к окну и, заложив руки за спину, глядел на пустынный ландшафт. Лестрейд, снова усевшийся за письменный стол, грыз кончик ручки и с любопытством глядел на Холмса.

— А, Морстед! — сказал Холмс, когда вошел дворецкий. — Вы, конечно, хотите сделать все, чтобы помочь мистеру Лонгтону. Мы приехали сюда с тем же намерением.

Дворецкий беспокойно переводил взгляд с Лестрейда на Холмса.

— Ну-с, — продолжал мой друг, — я уверен, что вы сможете оказать эту помощь. Например, постарайтесь вспомнить, не получал ли сквайр писем в тот вечер.

— Да, сэр. Он получил одно письмо.

— Вот как! Не можете ли вы еще что-нибудь добавить?

— Боюсь, что нет, сэр. На конверте был местный штемпель, сам конверт был обычный, дешевый. Такими пользуются все. Но меня удивило… — Дворецкий на миг замялся.

— Что же удивило вас? Может быть, поведение сквайра? — тихо спросил Холмс.

— Да, сэр, как раз это самое. Как только я подал ему письмо, он тут же вскрыл его и начал читать. По мере того как он читал, на его лице появилось такое выражение, что я был рад убраться из комнаты. Когда я вернулся, сквайр вышел, а на колосниках камина тлели куски сожженной бумаги.

Холмс потер руки.

— Ваша помощь неоценима, Морстед, — сказал он. — Теперь вспоминайте хорошенько. Полгода тому назад, как вы, может быть, знаете, ваш хозяин продал участок земли. Вы, конечно, не сможете припомнить, не приходило ли к вашему хозяину в то время письмо.

— Нет, сэр, не помню.

— Это естественно. Благодарю вас, Морстед, я думаю, это все.

Что-то в голосе Холмса заставило меня поднять на него глаза, и я изумился перемене, происшедшей в нем. Глаза Холмса горели от возбуждения, легкая краска появилась на щеках.

— Садитесь, Уотсон, — пригласил он, — вон туда. — Он выхватил лупу из кармана и начал тщательный осмотр.

Я с увлечением следил за ним. Камин, каминная доска, даже пол подверглись тщательному и методичному осмотру. Холмс ползал на коленях.

В середине комнаты лежал персидский ковер. Добравшись до него, Холмс вдруг замер на месте.

— Вам следовало бы заметить это, Лестрейд, — тихо сказал он. — Здесь видны слабые отпечатки ноги.

— Что из этого, мистер Холмс? — ухмыльнулся Лестрейд, подмигивая мне. — По этому ковру ходило много народу.

— Но в последние дни не было дождя. Сапог, оставивший этот след, был слегка влажный. Мне незачем объяснять вам причины. А это еще что?

Холмс соскоблил что-то с ковра и тщательно рассмотрел через лупу. Лестрейд и я подошли к нему.

— Ну, что же это?

Не говоря ни слова, Холмс передал лупу инспектору и протянул руку, в которой что-то лежало.

— Пыль, — объявил Лестрейд.

— Сосновые опилки, — спокойно возразил Холмс. — Мелкие крупинки ясно видны. Заметьте, что я соскоблил их со следа сапога.

— Правильно, Холмс! — воскликнул я. — Но мне непонятно…

Мой друг взглянул на меня блестящими глазами.

— Пойдемте, Уотсон, — сказал он, — разыщем конюшню.

На мощеном дворе мы подошли к конюху, который насосом накачивал воду. Я еще прежде говорил, что Холмс обладал даром заводить непринужденные беседы с трудовым людом. Обменявшись с конюхом несколькими словами, он добился полного его доверия, и, когда мой друг высказал мысль, что сейчас, наверно, трудно будет установить, на какой лошади ездил в ту ночь его хозяин, конюх тут же ответил:

— Это была Рейнджер, сэр. Вот ее стойло. Вы хотите посмотреть копыта? Почему бы нет? Вот, пожалуйста, и можете скрести их своим ножом сколько душе угодно.

Холмс внимательно осмотрел кусочки земли, снятые с копыта лошади, осторожно спрятал их в конверт и, вложив в руку конюха полсоверена, снова вошел в дом.

— Теперь, Уотсон, нам осталось только одно: забрать шляпы и трости и вернуться в гостиницу, — внезапно объявил Холмс— А, Лестрейд! — продолжал он, когда инспектор Скотленд-Ярда появился в дверях. — Я хочу обратить ваше внимание на стул возле камина.

— Но ведь около камина нет стула!

— Вот поэтому-то я и обращаю на него ваше внимание. Пойдемте, Уотсон, нам здесь нечего больше делать.

Вечер прошел довольно приятно, хотя я немного досадовал на Холмса. Он отказался отвечать на мои расспросы под предлогом, что завтра сможет дать более подробный ответ. Холмс вступил с хозяином гостиницы в разговор на местные темы, которые для нас, посторонних, не представляли, в сущности, никакого интереса.

Проснувшись на следующее утро, я с удивлением узнал, что мой друг уже успел позавтракать и два часа тому назад куда-то ушел. Я как раз заканчивал завтрак, когда Холмс вернулся, по-видимому, очень освеженный утренней прогулкой.

— Где вы пропадали? — спросил я.

— Я следовал примеру ранней пташки, Уотсон, — рассмеялся он. — Если вы уже покончили с завтраком, едем в Фаулкс-Рас за Лестрейдом. Наступил момент, когда он может оказаться полезным.

Через полчаса мы снова были в старом поместье. Лестрейд приветствовал нас довольно нелюбезно и, выслушав моего друга, с изумлением взглянул на него.

— Ну зачем нам бродить по торфяным полям? — сказал инспектор. — Какая муха вас укусила, Холмс?

Мой друг ответил сухо:

— А я-то думал предоставить вам возможность самому арестовать убийцу сквайра Эддльтона.

Лестрейд схватил Холмса за руку.

— Вы это серьезно?! — воскликнул он. — А как же с уликами? Ведь они ясно доказывают…

Холмс молча указал пальцем на склоны вересковых полей, за которыми виднелась лесистая долина.

— Там, — спокойно сказал он.

Эту прогулку я долго буду помнить. Я знаю, что Лестрейд, как и я, не имел ни малейшего представления, куда мы идем. Мы следовали за высокой худощавой фигурой Холмса по лугам, каменистой дороге, по пустынным торфяникам. Пройдя свыше мили, мы добрались до поросшей лесом долины и вошли в тень сосен. До нас доносилось жужжание паровой лесопилки, похожее на гудение гигантского насекомого. Воздух был насыщен характерным запахом обжигаемого дерева. Вскоре мы оказались среди штабелей строевого леса эшдонской лесопилки.

Не колеблясь ни минуты, Холмс направился к хижине с надписью «Управляющий» и решительно постучал. Миг ожидания — и дверь распахнулась.

Мне редко приходилось видеть более внушительную фигуру, чем та, которая появилась перед нами на пороге. Хозяин хижины был гигантского роста, его широкие плечи закрывали всю дверь, спутанные волосы рыжей бороды свисали на грудь наподобие львиной гривы.

— Что вам нужно? — проворчал он.

— Полагаю, что имею удовольствие говорить с мистером Томом Грирли? — вежливо спросил Холмс,

Человек не отвечал. Он откусил кусок жевательного табака. Его глаза холодно глядели на нас.

— Ну и что же, если это так? — спросил он наконец.

— Друзья называют вас Лонг Том — Длинный Том, не правда ли? — сказал спокойно Холмс. — Так вот, мистер Томас Грирли, думаю, что вы поступаете неблагородно, заставляя ни в чем не повинного человека расплачиваться за ваши злодеяния.

Одно мгновение гигант стоял неподвижно, словно каменный, затем с диким ревом бросился на Холмса. Мне удалось обхватить его за талию, а руки Холмса были погружены в торчащую спутанную бороду Грирли. Все же нам пришлось бы плохо, если бы Лестрейд не приставил револьвер к виску этого человека. Только прикосновение холодной стали заставило его прекратить сопротивление. В ту же минуту Холмс защелкнул наручники на его огромных узловатых руках.

По блеску глаз Грирли я предположил было, что он снова собирается наброситься на нас, но он вдруг грустно рассмеялся и обратился к Холмсу.

— Не знаю, кто вы, мистер, — сказал он, — но вы ловко это проделали. Если расскажете мне, как вам это удалось, я отвечу на все ваши вопросы.

Он провел нас в небольшую контору и бросился на стул, предоставив нам самим устраиваться как угодно.

— Как вы меня нашли, мистер? — беззаботно спросил он, поднимая скованные руки, чтобы откусить еще кусок табака.

— К счастью для невиновного, мне удалось обнаружить кое-какие следы вашего присутствия, — сказал Холмс. — Признаюсь, когда мне предложили расследовать это дело, я был убежден в виновности мистера Перси Лонгтона. Эта уверенность сохранилась у меня и по прибытии на место преступления. Но вскоре я познакомился с рядом деталей, которые были незначительны сами по себе, но бросали новый свет на все это дело. Ужасный удар, убивший сквайра Эддльтона, испачкал кровью камин и даже часть стены. Почему же не было пятен на груди халата того человека, который нанес этот удар? В этом было что-то непонятное, вызывающее сомнение. Далее я заметил, что у камина, где лежал убитый, не было стула. Значит, сквайра ударили, когда он стоял, а не сидел, а так как была рассечена верхняя часть черепа, значит, удар был нанесен с того же уровня, если не с большей высоты. Когда я узнал от миссис Лонгтон, что сквайр был ростом выше шести футов, у меня уже не было сомнений в том, что в ходе следствия возникла серьезная ошибка. Мне удалось установить, что в то утро сквайр получил письмо, которое он, по-видимому, сжег. Сейчас же вслед за этим он поссорился с племянником по поводу предполагаемой продажи одной из ферм. Сквайр Эддльтон был богатым человеком. Спрашивается: к чему же было тогда периодически продавать свои земли, причем первая продажа была произведена два года тому назад? Ясно, что его жестоко шантажировали.

— Ложь, клянусь Богом! — прервал яростно Грирли. — Он должен был только вернуть то, что ему не принадлежало. В этом заключается истина.

— Осматривая комнату, — продолжал мой друг, — я обнаружил следы сапог, на что и обратил ваше внимание, Лестрейд, а так как погода была сухая, то я, разумеется, понял, что след был оставлен после совершения преступления. Сапог этого человека оказался влажным потому, что он ступил в лужу крови. Сквайр, под влиянием резких протестов своего племянника, после обеда куда-то уехал верхом. Ясно, что он хотел переговорить с кем-то, быть может умолять его. В полночь этот человек пришел в дом. Он должен был обладать очень высоким ростом и огромной силой, чтобы с одного удара рассечь череп. На подошвах ног этого человека были сосновые опилки. Между мужчинами произошла ссора, возможно из-за отказа платить, затем более высокий человек сорвал со стены оружие и, раздробив череп сквайру, скрылся. Где, спрашивал я себя, можно найти землю, смешанную с древесными опилками? Конечно, в лесопилке. А здесь, в долине, находится только эшдонская лесопилка. Мне еще прежде приходила мысль, что ключ к этому ужасному преступлению следует искать в прежней жизни сквайра. Поэтому я провел поучительный вечерок, болтая с хозяином нашей гостиницы. Задавая, по его мнению, праздные вопросы, я вытянул из него ценные сведения. Два года тому назад какой-то австралиец был назначен управляющим эшдонской лесопилкой по личной рекомендации сквайра Эддльтона. А сегодня утром, когда вы вышли из своей хижины, Грирли, чтобы дать рабочим дневное задание, я стоял за этими штабелями строевого леса. Я увидел вас и понял, что дело закончено.

Австралиец напряженно, с горькой улыбкой слушал рассказ Холмса.

— Моя беда заключается в том, что он пригласил именно вас, мистер, — сказал он дерзко. — Но я не хочу нарушать нашего уговора и расскажу вам сейчас то немногое, чего вы еще не знаете. История начинается с семидесятых годов, когда недалеко от Калгурли было открыто месторождение золота. У меня был младший брат, который вступил в компанию с англичанином, носящим имя Эддльтон. Оба, разумеется, разбогатели.

В те времена дороги к золотым приискам были небезопасны, потому что в зарослях орудовали беглые каторжники. Так вот, всего лишь через неделю после того, как мой брат и Эддльтон напали на новую жилу, был ограблен транспорт с золотых приисков в Калгурли, стражник и кучер застрелены. По ложному доносу Эддльтона мой несчастный брат был схвачен и обвинен в нападении на транспорт с золотом. В те дни закон действовал быстро, и брата в ту же ночь повесили на дереве. Золотоносная жила осталась целиком во владении Эддльтона. Меня в то время не было на месте, я работал на рубке строевого леса в Голубых горах. Лишь через два года я узнал от одного золотоискателя правду, которую сообщил ему перед смертью помощник повара. Этот помощник повара был в свое время подкуплен Эддльтоном. Эддльтон нажился и вернулся в Старый Свет. У меня же не было ни гроша, чтобы поехать за ним. С этого дня я начал откладывать деньги, чтобы поехать разыскивать убийцу моего брата… Да, убийцу, будь он проклят! Только через двадцать лет я нашел его, и этот миг вознаградил меня за все годы лишения и ожидания.

«Доброе утро, Эддльтон», — сказал я. Его лицо сделалось серым, трубка выпала изо рта.

«Лонг Том Грирли!» — проговорил он и задохнулся. Я подумал, что он лишится сознания. Ну, мы с ним побеседовали, и я заставил его дать мне эту работу. И начал я выкачивать из него деньги. Это был не шантаж, мистер, а восстановление моих прав на имущество погибшего брата. Два дня тому назад я снова написал ему письмо, и ночью он приехал ко мне верхом, ругаясь и клянясь, что я разоряю его. Я сказал, что даю ему срок до полуночи: будет он платить или нет? Я обещал приехать к нему за ответом.

Он ждал меня в холле, обезумевший от спиртного и злобы. Он бранился, кричал, что не боится моего доноса в полицию. Неужели, говорил он, поверят словам грязного австралийского лесоруба, а не ему, владельцу поместья и мировому судье!

«Я так же удружу тебе, как удружил в свое время твоему никчемному брату!» — кричал он. Эти слова и заставили меня совершить то, что я сделал. В моем мозгу что-то защелкнулось, я сорвал со стены первое попавшееся под руку оружие и ударил по рычащей, оскаленной голове Эддльтона. Минуту я молча смотрел на него… «Это тебе за меня и за Джима», — прошептал я, повернулся и убежал. Вот и вся моя история, мистер. А теперь я хочу, чтобы вы увели меня прежде, чем вернутся мои рабочие.

Лестрейд и его пленник уже дошли до двери, когда их остановил голос Холмса.

— Мне хотелось бы знать, — сказал он, — известно ли вам, каким именно оружием вы убили сквайра Эддльтона?

— Я уже сказал, что схватил со стены первое попавшееся оружие. Кажется, это был топор или дубинка…

— Это был топор палача, — сказал Холмс.

Австралиец ничего не ответил, но, когда он пошел к дверям за Лестрейдом, мне показалось, что странная улыбка осветила его грубое бородатое лицо.

Мой друг и я медленно шли по лесу.

— Странно, — сказал я, — что ненависть и чувстве мести могут жить двадцать лет.

— Дорогой Уотсон, — возразил Холмс, — вспомните старую сицилийскую поговорку: месть — это единственное блюдо, которое особенно вкусно, когда его едят в холодном состоянии. Но, посмотрите-ка, — продолжал он, прикрывая рукою глаза, — вон какая-то женщина бежит к нам по тропинке. Это, видимо, миссис Лонгтон. Хотя я и обладаю некоторым количеством рыцарских чувств, я не в настроении слушать излияния женской благодарности. Поэтому давайте пойдем боковой тропинкой за кустами. Если мы прибавим шагу, мы поспеем к вечернему поезду в Лондон.