Люда! У тебя есть набор «Коллег» из «Времени». Почему же ты не издашь книжку? Это стоит 800 долларов.
      Твой С.

21

       14 января (1980 г., из Нью-Йорка в Бостон)
 
      Милая Люда!
      Вчера с Гришей написали тебе письмо. Гриша вечером унес его, должен сегодня отправить. Ночью позвонила Эля Троль (ее официальная профессия чревовещательница. Окончила цирковое училище по кафедре чревовещания.) Она сообщила, что Виктор Перельман намерен (и пишет это ей, а не мне) не печатать меня больше. Это я ему отвечаю. Исследуй мое письмо, как знаток моих комплексов. Целую, С.
      Дорогой Виктор!
      Эля Троль передала мне Ваше «печатать не будем». Я ужасно расстроился. Объясню, в чем дело.
      Откровенно говоря, в русских публикациях я сейчас не заинтересован. Не именно у вас, а где бы то ни было. Да и печатать мне, в общем, нечего. Надо дописывать роман. Надо что-то зарабатывать. Надо делать газету. Реставрировать личную жизнь, и т. д.
      Так что ощущение странное. Как будто от незнакомого человека получил записку: «Прошу на мой юбилей не являться».
      Что же меня так расстроило? (растролило?)
      Вы меня печатали неоднократно. Рассказы мои при оценке журнала неоднократно упоминались в положительном смысле. И вдруг «печатать не будем».
      Чтобы написать такое, редактор должен быть лично глубоко оскорблен. Что значит — «печатать не будем»? А если я напишу «Белые ночи»? Значит, дело в личной обиде.
      Эмигрантский круг тесен. Сплетников много. Уже и Седыху что-то нашептали, но он пренебрег. И Марку Поповскому тоже. Ладно…
      Я признаю за собой некоторую устную беспечность. Однако решительно не помню, чтобы в Ваш адрес я допускал унизительные или враждебные акции. Разрешите Вас в этом торжественно заверить. Я знаю, в каких условиях делается ежемесячный несубсидируемый журнал. Допускаю, что у Вас есть недоброжелатели. Догадываюсь о каких-то личных и творческих комплексах удел всякого нормального человека. И все-таки… Вы оттолкнули талантливых Каганскую, Рубинштейн и Люду Штерн, знаменитую как раз тем, что за всю жизнь не испортила отношений ни с одним человеком…
      Подумайте, Вы же редактор, а не бубновый валет-Журнал мне по-прежнему нравится. Ваш энтузиазм и мастерство вызывают глубокое и дружеское уважение. От души, поверьте, желаю Вам и Вашему журналу успеха и процветания.
      Ваш С. Довлатов
      P.S. Люда, газета скоро выйдет. Ты во втором номере, рядом с Максимовым. В первом — Некрасов. Пришли еще что-то о культуре. О Бостоне. Рецензию на какое-нибудь мероприятие. Что хочешь. О Коржавине. Пожалуйста.
      С.Д.
      P.P.S. Люда, на днях я напишу тебе. Может, ты захочешь вести у нас один раздел. Изложу все подробно не позднее субботы. Теоретически, возможно ли это?
      Твой С.

22

       (Без даты, 1980 г.)
 
      Милая Люда!
      Спасибо за доброе отношение к газете. Хотя она пока этого не заслуживает. Второй номер уже гораздо лучше. Мы заказали 12 000 копий. Это реально.
      К четвертому (где ты) — будет, надеюсь, совсем хорошо.
      Байка про Жульетт Греко весьма годится. Есть два предложения.
      1. Название очень вялое. Нельзя ли — «Для вас, интеллектуалы»?
      2. В предпоследнем абзаце. После слов «на русский язык» хочется вставить фразу: «Чтобы вы могли уловить их глубокий философский смысл».
      Обе поправки как бы заостряют смысл. Помни о нашей брайтонской публике.
      Гришкин альманах почти готов. Все очень солидно и эффектно. И без туфты. Появится в апреле. Это будет тайный и сокрушительный антиметрополь. Вайль и Генис тут же напишут громадную статью. И т. д.
      «Нью-Йоркер» любезно поинтересовался, хочу ли я деньги вперед. Я коротко ответил — хочу.
      Мои заработки огромны. 300 долларов в неделю. Подумай об этом, выбирая очередного кавалера.
      Твой С.

23

       13 окт. (1981 г., из Нью-Йорка в Бостон)
 
      Людочка, здравствуй!
      Обращаюсь к тебе по литературному делу. У меня есть реальная возможность завязать отношения с Голливудом. Они хотят русский эмигр. фильм (Как известно, эмигр. тема в Голливуде очень ходовая. «Крестный отец», «Хлеб и шоколад»…) У меня есть исходная ситуация. По-моему, ничего…
      Некий Черняк, в эмиграции лет шесть. Возраст — 50–60. Такой брутальный еврей из Кишинева. Еврейский Зорба. Немного Бендер, немного Крик. Подонок и герой. Многое перепробовал в эмиграции. Имеет трак, занимается перевозками. Знакомится с неким, допустим, Аликом. Тот врач, приехал недавно. Мед. лайсенз получить — требуется несколько лет. А у Алика сын вундеркинд. Новый Буся Гольдштейн. Его надо учить, денег нет. И вот Черняк решает: «Жизнь прожита глупо. Жён бросил. Родину бросил. Детей не завел. Надо раздобыть деньги вундеркинду. Любой ценой».
      Алик же знакомится с американкой. Приехала из Теннесси учиться живописи. Живет у богатой тетки. Склеить местную — один из ходовых путей ассимиляции. Чаще в мечтах, нежели реально. У Алика смесь корысти и экзотического влечения. Девушка еще менее устроена. Черняк решает жениться на богатой тетке. (Это я уже приблизительно фантазирую. Образы Бендера и Крика можно эксплоатировать нещадно. Американцы их не знают). Тот же Черняк создает пародийную еврейскую мафию. Короче, не знаю, что дальше… Нужна афера, грандиозная и смехотворная. Основанная на трогательном полузнании Америки. Нужен какой-то анекдот… финал, условно и пошло говоря — мальчик, играющий на скрипке. Его концерт… А спаситель Черняк в графике. А Все это условно.
      Люда, придумай срочно что-нибудь. Напишем вдвоем заявку. Режиссер, очень заинтересованный, есть. Амер. гражданин. С амер. киноопытом и связями. Зовут Яша Бронштейн. Наведи справки. О нем много писали года два назад. Все это, мне кажется, реально. Жду.
      С.

24

       31 окт. (198 1 г., из Нью-Йорка в Бостон)
 
      Милая Люда!
      Твои замечания справедливы. Давай изменим акценты. Вернее — уточним.
      Сценарий называется «Дом». Первое — это синоним родины. Второе реальный эмигрантский дом в Квинсе или Бруклине. Там происходит какая-то жизнь. Психологическая основа всех событий такова. Люди не знают Америки. Набиты информацией «от противного». Жаждут немедленной реализации «возможностей». Такие всплывшие советские камбалы. Есть Зорба, он же Бендер, Крик. Пытающийся жениться на вдове миллионерше. Привыкший, что быть женихом — высокая должность и милость. Организующий смехотворную русскую мафию. Есть врач (да какой он врач — жалкий зубной техник). Провоцирующий американского дога на укус себя. И получить, как он слышал, большие деньги за это. Пытающийся вызвать автокатастрофу. Умеренно пострадать и тоже нажиться.
      Представь такую сцену. Врач и собака. Собака безнадежно добра. А он готов ее сам укусить. На бумаге это глупо. Как всякая пантомима. Но в кино может быть смешно необычайно.
      Мальчик не Буся Гольдштейн. Это дядя Моня так полагает. Мальчик играет в бейсбол. А скрипка ценою в 28 рублей хранится в банковском сейфе.
      Короче — показать русскую жизнь в Нью-Йорке. Видя ее смешной и трогательной. С голодовкой возле ООН. И с этой собакой. С приехавшей умирающей старухой. Не безнадежной.
      Не хватает ключевого анекдота. Надо бы поговорить 3–4 часа. Потом сесть и написать заявку. В один день.
      У меня все хорошо. Все постепенно куда-то движется. Может, будет работа по специальности. И т. д.
      Обнимаю.
      С.Д.

25

       10 нояб. (1981 г., из Нью-Йорка в Бостон)
 
      Милая Люда!
      Яша очень торопит с заявкой. Говорит, что перспективы и возможности укрепились. Что CBS как-то особо заинтересовано (а). Что мне будет звонить вице-президент, некая Эстер Шапиро. (Что заведомо приводит меня в ужас.) Может, в финале засадить какой-то поджог со страховкой. Пожар обновление — мудрость (?????).
      Он сказал: «Вы будете идиотом, если не попытаете счастья». Я сказал ему о тебе. Он что-то прочел, слышал. Давай твои соображения.
      С.

26

       9 июня (1983 г., из Нью-Йорка в Бостон)
 
      Милая Люда!
      Не откажи в любезности передать эту записку твоей матушке.
      Привет Виктуару
      С.
      Уважаемая Надежда Филипповна!
      Ввиду чрезвычайной, бессмысленной занятости, я сократил почти до нуля неделовую переписку, и все-таки хочу поблагодарить Вас за отповедь Майе Муравник в связи с ее бреднями о Маяковском. Все публикации такого рода основаны на хамском стремлении навязать большому человеку параметры собственной личности, востребовать от него соответствия нашим, как правило — убогим моделям, беззастенчиво взятым за образец. Маяковский, например, следуя эмигрантским критериям, должен был написать похабные частушки о Ленине, распространить их в самиздате, затем попросить политического убежища во Франции и оттуда по западному радио героически критиковать советскую власть. Майя (которую я давно и хорошо знаю с плохой стороны) никогда не поймет, что Маяковский служил не советской власти, а своему огромному пластическому дару, служил неправильно, ложно, и решился на такую для себя меру наказания, каковой не потребовал бы для него ни один из самых железных оппонентов…
      Подобная же низость творится в эмигрантской прессе относительно Горького, Блока, Есенина, Клюева и Пильняка (убитых), Олеши, и даже в адрес Булгакова раздавались упреки насчет недостаточного антисоветизма…
      Бич эмиграции — приниженность, неполноценность и холуйство, и Вы оказались первым человеком, отчитавшим холуев резко и без церемоний, дабы отбить у них охоту к осквернению монументов, что на языке цивилизованных народов называется вандализмом.
      Еще раз — спасибо, и простите, что не могу написать более внятно, четко и коротко, полуторагодовалый ребенок Николай буквально, физически сидит у меня на голове.
      От души желаю Вам здоровья и благополучия.
      Надеюсь, Вы не бросили курить?
      Ваш С. Довлатов