Со временем, действительно, происходит что-то странное. Когда-то я был алкоголиком, блядуном и умудрялся что-то писать, а теперь я не пью, погряз в мещанстве, а времени нет совершенно. Я встаю около шести и до самого позднего вечера только ем и работаю, с перерывами на какие-то неизбежные поездки и действия + Ленины заказчики и т. д.
      Издательские хлопоты, составление всяких бумаг, материалы для всяческих паблик релейшинс — отнимают много времени (при моем английском), но это — человеческие заботы. Синопсис на «Зону» представлен в издательство Кнопф, все решится в течение двух недель. Уверенности нет, потому что агент запросил слишком большой аванс, кнопфы возражают.
      Отзовитесь хотя бы бегло на мою идею альманаха «Эрмитажа». Выпустим разовый томик, а дальше будет видно.
      Когана, а главное — Вашу рукопись, пришлите обязательно. Эрмитажные книги хранятся на отдельной полке, все будет возвращено.
      Книжная торговля в Чикаго по техническим причинам не состоялась. Я оставил 10 «Зон» Сокольскому по 60 %. Деньги он пришлет либо Вам, либо через меня — Вам же. Что касается гонораров, то, извините за фраерство, но гонораров от русских издателей я не беру, для этого есть американцы, «Либерти» и так далее. Все и так еле живы, кроме подлецов и мошенников.
      Рубин, наученный мною, но ни черта не усвоивший из моих рекомендаций, затеял вялую и невразумительную тяжбу с Седыхом. Пишет длинно, вежливо, с намеками, понятными лишь трем интеллигентам-велферовцам.
      Общаться с людьми почти совсем невозможно, никто не в состоянии провести ни одного разумного и точного действия, на свидания являются произвольно, ничего не записывают, ничего не запоминают, обидчивые, веселые, шутят беспрерывно. Может быть, это антисемитизм, но я не готов воспринять такое количество чистокровных евреев — ни одного человека, хотя бы на секунду усомнившегося в своем совершенстве. На протяжении многих лет мне было интересно только с Вами и с Лешей Лосевым, но вы оба живете далеко, а Леша еще и обижен на что-то — вроде бы я недооценил Алешковского, все остальные знакомства в Ленинграде — плод моего алкоголизма, а здесь бескультурье и ужас, чувствую, как опускаюсь, причем, не с Монблана, а с бугорка.
      В Чикаго и Кливленде заработали с Консоном и Сичкиным по 500 долларов, провели двое суток в автобусе, насмотрелись на живую Америку, устали, едва пришли в себя. Сичкин очень добрый и веселый крашеный старик-Воробьянинов.
      Гиршину написал.
      Ребенок Коля объективно хороший, забавный и трогательный, но внимания требует — массу. Нянька приходит только на семь часов, она из Румынии.
      Как всегда, имею просьбы. Я написал рецензию на книжку Дины Виньковецкой. Завтра прочту ее в студии, копию вышлю Вам. Еще одну копию я хотел бы выслать Дине, когда-то она прислала мне книжку, а я, кажется, вообще не ответил. Нельзя ли получить ее адрес?
      Это не все. Пришлите мне, пожалуйста, адрес Либерманов из Детройта. Мы с Консоном и Сичкиным поедем туда выступать (если они захотят), и тогда я заверну в Ан Арбор.
      Нужно ли выслать 90 страниц «Заповедника» (готовых), или Вы дадите мне месяц или полтора на окончание? Мне очень стыдно, но все затягивается. Дни летят, Ленины заказчики приходят по три раза в день, пьют кофе, едят мою колбасу и говорят Лене, что я не писатель, а говно.
      «Петух» думаю бросать, потому что не оправдались надежды. Можно что-то делать в силу трех факторов: 1) за деньги, 2) ради творческого самовыражения, 3) в приятной компании. Ничего этого нет. Денег мало, творческого горения никакого, общество — так себе. Однако вышел четвертый номер, готовится пятый, бросить Консона неудобно.
      Простите за сумбур. Наверняка что-то забыл.
      Обнимаю вас. Маме, бабушке, девочкам привет.
      Ваш С.Д.

* * *

       Ефимов — Довлатову
       12 апреля 1983 года
 
      Дорогой Сережа!
      Спасибо за рекламу в «Петухе», спасибо за передачу о Виньковецкой. Все же повторяю снова: очень глупо, что Вы не печатаете свои передачи. Короткие рецензии всем нужны. Немного подправить и послать в «Континент», в «22», даже в «Посев» — вреда бы не было. Львов, я вижу, печатает все свои передачи.
      С альманахом «Эрмитаж» связываться страшновато. «Глагол» в Ардисе расходился очень плохо. Материала, который жег бы руки и просился в печать, у меня нет. Деньги надо вкладывать свои, а они всегда — считанные.
      Ваши картинки нью-йоркской жизни (в письмах) не только смешат, но и греют сердце: перестаем чувствовать себя оттертыми в тень провинциалами, начинаем воображать мудрыми отшельниками а-ля Руссо.
      «Заповедник» пришлите, когда будет готов. Но если вдруг у нас возникнет аварийное окно в графике наборных работ — тогда запрошу срочно.
      Просимые адреса:
      Mr. & Mrs Vinkovetsky […] Luda & Kostya Liberman […]
      Будет очень славно, если приедете. Обнимаю.
      Игорь.

* * *

       Ефимова — Довлатовой
       12 апреля 1983 года
 
      Дорогая Леночка!
      Спасибо большое за записочку. Теперь придется переделывать все в огромной книжище Свирского, в которой Игорь свою часть набирал верно, а я свою — неверно. Ну, хоть на будущее буду знать. Я вообще-то чувствовала, что с этим не все ладно.
      Книжку, которую ты посоветовала, немедленно закажем.
      Игорь прочел твою записку и сказал с заметным удовлетворением: «Террор! На всех страху нагнал!»
      Надеюсь, что в июне приедем в Нью-Йорк, с Игорем и с Наташкой. А, может быть, и с Леной. Наконец познакомлюсь с Колей. Не собираетесь ли вы куда-нибудь умотать летом? Хотелось бы вас застать.
      Еще раз спасибо, приветы всем твоим.
      P.S. Сережа, только что прочла последнего «Петуха» № 4. По-моему, славно и очень смешно. Над некоторыми шутками Светлова и над mot внучки Сталина смеялись просто до слез. Стихотворение из советской газеты тоже дивное найдено. И оформление симпатично. Неужели, действительно, на ладан дышите? Я тут начинаю агитацию на подписку, к тому же он и без того нравится. Но жаден еврей. И высокомерен. Мой совет — пошлите Либерманам в Детройт. Они люди читающие, смешливые, денежные, и к тому же — энтузиасты. Они могут помочь.
      Я думаю, что в Детройте, во время Вашего выступления, мы будем продавать книги. Ваши и прочие. А потом заберем Вас к себе. Ну, это Вы с Игорем все обсудите.
      Не терпится посмотреть, что получается с Заповедником.
      Всех целую. Пишите.
      Марина.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       19 апреля 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Сразу, чтобы не забыть — адрес Нудельмана («22»), имени-отчества не знаю, «господин Нудельман»:
      R. Nudelman, […] ISRAEL
      Главы и статью о Трифонове немедленно прочел [»Писатель, расконвоированный в историки» в журнале «Время и мы» № 71 (1983)]. Главы хорошие, много смешного, читать интересно. Я только не заметил (видно, просмотрел, а перечитывать нет времени), как и почему герой соглашается ехать в Чехословакию, вопреки историко-гражданскому стыду. Еще — мелкое замечание старого версификатора: для изображения еврейской картавости достаточно показать ее два или три раза, а дальше читатель механически воображает это сам. Это я насчет Кирпотина.
      Статья же о Трифонове меня чрезвычайно заинтересовала и удивила. Я считал Вас более безоговорочным поклонником Трифонова и, честно говоря, обрадовался, увидев, что это не совсем так. Замысел же, условно «Технология лояльности» — потрясающе интересный и важный. В разговоре со знакомыми я тысячу раз говорил, что у любого официального писателя (левого, смелого, честного и талантливого) могу обнаружить состав преступления, то, что открыло ему дорогу в печать. Но я это все утверждал голословно, иногда даже не прочитав хулимых мною произведений. А Ваша статья читается, не боюсь пошлого выражения — как детектив, она доказательная и совершенно не злорадная, нет того, что писатель средней известности находит, ликуя, червоточину у писателя более знаменитого и признанного. Никакой желчи я не обнаружил, наоборот — чувствуется неформальная дань уважения, но, конечно, и резкости достаточно, без этого такая статья не имеет смысла. Конечно, существует идея Бродского насчет того, что лояльность — категория эстетическая, и такая идея художественно меня волнует, но она чересчур поэтична. Можно было бы Вам написать чудную книгу на эту тему, пять портретов: Трифонов, Тендряков, Распутин, Искандер, Битов и так далее, то есть, о хороших официальных писателях, Вы ведь как литературовед и критик практически себя никак не зарекомендовали, а такая книга могла бы вызвать резонанс, она не расплывчата по идее, публицистична, и может вызвать некоторую бурю в среде технической, да и не только технической интеллигенции… Короче, я Вас поздравляю.
      В Нью-Йорке продолжается война. Рубин вяло и тускло обрушился на «Новое русское слово». Но тут подняла голову вся отрицаловка — Шрагин, Михайлов, тот же я. Возникло небольшое колыхание почвы. Да еще вышла «Трибуна» в Париже, изделие Синявских, нечто вроде здешнего самиздата. Михайлов отдельно сражается с «Континентом», разослал общественности циркуляр с приглашением к дискуссии о плюрализме. Если Вас почему-то интересует вся эта херня, я могу сделать несколько копий, как минимум, со своих собственных публикаций и выслать.
      Кнопфы договора на «Зону» все еще не подписали, но надежда все еще есть. С европейскими правами на «Компромисс» что-то делается, но все идет Кнопфам, а на мне как-то отразится, но позднее.
      Редактор Кнопфа позвонил мне и попросил найти русского фотографа, который бы за 150 долларов сфотографировал меня для обложки. Я нашел Марка Сермана, полагая, что делаю ему любезность, Марк долго и хитро щурился, взял с меня почему-то 18 долларов за наем лаборатории, требовал, чтобы я сфотографировался либо с Колей, либо с птицами, либо с собакой, говорил, что не покажет мне фотографию, ибо я не профессионал, а сам отнесет ее в Кнопф. Это я к тому, как страшно иметь дело с земляками.
      С «Заповедником» все не очень хорошо, но не безнадежно. Героиня ожила процентов на 30, герой довольно тускл, вообще, лучшее, что там есть, — это картинки деревенской жизни и второстепенные герои. Если бы я сейчас придумал сносную заключительную часть, то все было бы ничего, удачный конец — большое дело, но ничего пока не придумал, нет ни интонации, ни событий.
      Суд первой инстанции мы все проиграли. Адвокат наш — заика (!), кретин и тупица. Судебное разбирательство — балаган и произвол, то есть, судья здесь действительно независим и что-то решает, и почти бравирует произвольностью своих решений, поправить судью нельзя, его можно лишь переизбрать. Кроме того, наш акцент, непонятные для суда моральные подоплеки и так далее, короче — проиграли. Теперь будем судиться по второй инстанции с Дэвидом [Даскалом] и «Новым американцем». Неловко говорить, но все участники этой истории, кроме нас с Леной, включая Петю и Сашу — хитрые свиньи, а Орлов — законченный мерзавец. Боря тоже не подарок, но он хоть ясен, он мне чуть не плача признавался, что завидовал моему успеху у рекламной агентши Ляли (варикозное расширение вен, затхлый парик и подавляющих размеров жопа) и у наборщицы Любы Брукс, которая ковыряла в зубах маникюрными ножницами. Все без исключения русские в Нью-Йорке дрянь.
      Высылаю передачу о Гиршине, ему тоже послал. Мы созвонились. На второй минуте он сказал: «Оба мы с вами не гении», и мне это как-то не понравилось. Есть в таком заявлении какая-то неприятная правда. Мои комплименты Гиршин воспринял как должное и даже кое-что дополнительно подсказал, короче, его роман интереснее его самого.
      Обнимаю вас всех. Хотелось бы увидеться, хлебнуть кислорода.
      С.Д.

* * *

       Ефимов — Довлатову
       2 мая 1983 года
 
      Дорогой Сережа! Посылаю три книги:
      1. Черток. «Последняя любовь Маяковского».
      2. Паперно. «Записки московского пианиста».
      3. Коган. «Соляной столб».
      Книга Когана, возможно, уже была отрецензирована парижским отделом «Свободы» — проверьте, чтобы не работать зря. О Чертоке можно писать сразу. А вот Паперно умолял ни в коем случае по радио о книге не передавать. Он (безумец) хочет съездить в Союз (хотя даже в посольстве ему сказали, чтобы забыл и думать) и поэтому старается вести себя тихо-тихо. (Но при этом отрывки в НРС печатает.) Если очень понравится (а книга написана очень хорошо), можете позвонить ему, попробовать уговорить. Телефон: (312) 761-4413.
      Еще раз поздравляю с Кнопфом и договором. Я тоже сейчас скребусь с разных сторон в американские издательства, но пока все глухо. На днях послал четыре переведенных главы из «Архивов» в «Вайкинг» (через агентшу, которая живет в Сиэтле — довольно кривой путь).
      Как там Лена? Обнимаю,
      всегда Ваш, Игорь.

* * *

       Довлатов — Ефимовым
       21 июня 1983 года
 
      Дорогие Игорь, Марина!
      С некоторым трепетом посылаю вам «Заповедник». Как всегда, ни малейшей уверенности в качестве. Сюжета нет, идеи нет, язык обыкновенный. Что же, по-моему, все-таки есть? Есть, мне кажется, голоса, картины и лица, что-то вроде панорамы деревенской жизни, есть, наконец, какая-то любовная история. Короче, ознакомьтесь.
      Надеюсь, ваше издательство сохранило благородную традицию делать по 150 замечаний автору, из которых со 145-ю автор полностью согласен?
      Дальше — некоторые технические моменты.
      1. Если по какой угодно (неустранимой) причине вы раздумали печатать «Заповедник», то сообщите мне об этом без малейшего стеснения и с абсолютной прямотой. Отношения не пострадают, какой бы эта причина ни была.
      2. Если изменилось что-то в условиях (200 экземпляров — без права ими торговать, а с правом лишь дарить), то скажите мне об этом также прямо и просто.
      3. Формат (как набора, так и всей книжки) — на ваше усмотрение. Мне бы хотелось, чтобы она была не больше «Зоны», а то получится большая и тонкая, как журнал.
      4. Шрифт — на ваше же усмотрение, в «Зоне» был хороший, наверное рубленая десятка.
      5. Я намерен употребить все усилия, чтобы опечаток не было, мама и Лена прочтут корректуру, я тоже, разумеется, прочту и буду изводить Игоря просьбами о дополнительных сверках. Как бы это вас ни раздражало, помните, что это делается для общего блага. Все дополнительные расходы по пересылке я с удовольствием оплачу.
      6. Обложку, если можно, я сделаю сам, учту все ваши замечания, буду переделывать до тех пор, пока она всех не удовлетворит. Первый вариант дрянь, Игорь прав. Я найду один рисунок Пушкина и использую его. Фотографий у меня теперь много. Цвет подберем.
      7. Обратите при наборе внимание на знаки (соединение) и (разъединение). Этих знаков довольно много и их легко перепутать. А поправить в макете очень трудно.
      8. Посвящение «Моей жене…» и так далее — как бы входит в сюжет, так же, как указание на 114 странице — «Июнь 1983 года, Нью-Йорк».
      Заранее благодарю за внимательное (привычно) отношение.
      Новости у нас такие:
      Лена в больнице, ей удалили аппендикс, завтра (в среду) выходит. Все благополучно. У нее были сильные боли, а я как раз в это время прочитал статью Проффера о раке в «Вашингтон пост», о том, как у него было подозрение на аппендицит, а обнаружился рак. Поэтому мы довольно много нервничали. Но все, кажется, обошлось.
      Восемь дней, что Лена отсутствовала, я воевал с ребенком и полностью обессилел. Нянька приходит с 12 до 6, остальное время творилось что-то страшное. Это типичный «вождь краснокожих», очень шаловливый, вредный и опасный.
      Вся русская общественность бурлит по поводу фильма об эмиграции и насчет гастролей Кобзона с бригадой. Во все эти дела я каким-то образом глупо и бессмысленно втянут, что-то писал по этому поводу, наслушался, как всегда, упреков и т. д. Степень низости, полной и всесторонней, в которой пребывает местное общество, невыразима, нет слов, нет слов…
      Права на «Компромисс» продаются в самые неожиданные страны, включая «третий мир» и даже Финляндию. Европейские гонорары смехотворны.
      До осени будут напечатаны по-английски 4 рассказа, но только за один заплатят ощутимо, а за рассказ, например, «Ищу человека» (из «Компромисса») объемом в 16 страниц журнал «Коламбия джорнэлизм» собирается уплатить 35 долларов, из которых моему богачу-агенту полагается три пятьдесят.
      Как-то раз я спросил его (агента):
      — Если ты против капитализма и хочешь его гибели, почему же ты такой богатый? А он, естественно, ответил:
      — Я ненавижу капитализм и хочу его гибели, но пока капитализм еще жив, я предпочитаю быть богатым… Вот такие они и есть…
      Всех обнимаю и с тревогой жду ваших отзывов… Привет женскому полу.
      Ваш С.Д.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       20 июля 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Посылаю Вам 7 вариантов обложки (так сказать — эскизы) и 7 же вариантов моего изображения.
      Я просмотрел довольно много книг и понял, что рисунки Пушкина использовать трудно, а виды заповедника (например, валуны у дороги) тусклые, серые и тоже не годятся.
      Насколько я помню. Вы хотели обозначить на обложке заповедник, как именно Пушкинский заповедник, я же склоняюсь к более общей (или более расплывчатой) метафоре — заповедник, Россия, деревня, прощание с родиной, скотский хутор. И т. д.
      Конкретность же могут дать те фотографии, где я не один, а с Катей и с приятелями — в заповеднике. Подпись может быть: «Группа молодых ленинградских писателей… Справа — такой-то…»
      Шрифт рисованный (мною, увы) на обложке, я думаю, не годится. Это быстро надоедает, лучше не рисковать. Я закажу типографские — заголовок и фамилию — для обложки и для титула.
      Короче говоря, посмотрите. Если не понравится ни один вариант, будем думать дальше. Если что-то понравится — хорошо. Идеально было бы получить такой отзыв: «Два варианта (такие-то) категорически не устраивают, три (такие-то) — ни то ни се, а два (такие-то) вроде бы приемлемы.
      Все типографские цацки (фотостаты, заголовки, выворотки) я изготовлю сам и гордо беру эти мелкие расходы на себя.
      Будете разглядывать картинки — посоветуйтесь с Мариной. С детьми не советуйтесь — они все обругают.
      Будьте здоровы, цветите, богатейте.
      Копию из «Русской мысли» вышлю в понедельник.
      Ваш С. Довлатов.

* * *

       Ефимов — Довлатову
       25 июля 1983 года
 
      Дорогой Сережа!
      Из присланных вариантов обложки мне больше всего понравился тот, где сюрреалистическая мешанина карт, ламп, церквей, деревьев. Шрифт — темный на светлом — тоже устраивает. Кстати, чья это картинка? Калинина? Существует ли она в более четком варианте?
      На заднюю обложку можно Вас с Катей. С приятелями не годится: во-первых, слишком документально, во-вторых, не стоит подводить людей, оставшихся там.
      Мы доехали благополучно. Родня здорова, дом цел, если не считать того, что Лена, разъярившись на бабку, выбила ногой нижнюю филенку двери. Теперь мухи, осы и бабочки залетают без труда.
      Обнимаю всех, дружески,
      Игорь.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       26 июля 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Посылаю Вам копии из «Русской мысли» + рецензию («Вашингтон пост») на Лимонова, кажется, не слишком хвалебную. А заодно и статью Карла Проффера из той же «В.П.».
      Жду гранок и Ваших идей насчет обложки.
      Не считаете ли Вы целесообразным дать к «Запов.» такой эпиграф из Блока: «Но и такой, моя Россия, ты всех сторон дороже мне…»? Или это слишком примитивно? Все равно что дать к «Лолите» эпиграф: «Любви все возрасты покорны…»
      Всех обнимаю.
      Ваш С. Довлатов

* * *

       Ефимов — Довлатову
       29 июля 1983 года
 
      Дорогой Сережа!
      Спасибо за вырезки из газет, спасибо, что держите меня в курсе. В «Русской мысли» рекламная шапка жирна и красива, но адреса издательства, конечно, нет. Статья Карла ужасно волнует и написана поразительно достойно. Единственный момент: он так возмущается эгоизмом и круговой порукой клана докторов, но эгоизм, невежество и клановую организацию славистов всегда считал нормальным и необходимым явлением. В рецензии на Лимонова («не слишком хвалебной», как Вы заметили) есть очень приятные строки. Например: «Лимонов потерпел неудачу в попытке представить свою жизнь сквозь призму воображения, а уж тем более превратить ее в произведение искусства…» Или: «Первые читатели и рецензенты этой книги, видимо, ошибочно приняли сотрясение основ за литературные достоинства и глубину. Обнаружить роман русского писателя, наполненный бранью и откровенными сексуальными сценами, — это привело их в такое возбуждение, что они оказались слепы к пустоте книги…» Или: «Автор пытается выставить себя героической фигурой, но то, что он таковой не является, видно на каждой странице этой плаксивой, сопливой, крикливой книжонки» (эта фраза — заключительная). А мы все ругаем «Вашингтон пост»!
      Набор «Заповедника» подходит к концу. Остается вычитать, исправить ошибки. Сережа, одна просьба: можно изменить фамилию Грибанов? Это наш близкий московский друг, сидящий в отказе третий год.
      Всего доброго, приветы семье,
      Ваш И.Е.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       29 июля 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Обложка, будем считать, утверждена. Живопись — Калинина, что мы и укажем на второй странице. Картина — цветная. Репродукции, следовательно, нечеткие, но я постараюсь сделать максимально хорошую копию. То, что я Вам послал — обыкновенный хороший зирокс, а для чистовика я, естественно, сделаю фотостат.
      Шрифт — черные буквы на белом фоне.
      Если Катя не устроит скандала (причины ей совершенно не нужны), то используем фотографию с Катей, если устроит, то любую другую, они все на одном уровне.
      Всем привет и любовь. На «Компромисс» появилась первая рецензия в журнале «Паблишерз викли», вроде бы положительная, я еще не читал. Журнальчик издается для таких, как Вы.
      Еще у меня появились рассказы в двух журналах — «Грэнд стрит» и «Коламбиа джорнэлизм». «Грэнд стрит» — прибежище интеллектуальной элиты (!), расходится маленьким тиражом. Когда я искал его в киосках, продавцы говорили: «Грэнд стрит»? Это не здесь. Садитесь на А-трейн и поезжайте в нижний Манхэттен…» Они думали, что я ищу улицу Грэнд-стрит.
      Обнимаю всех, в особенности женщин.
      С.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       1 августа 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Рецензию на Лимонова я прочитал. Она довольно точная, разумная и выразительная. Но там слегка задет Карлинский, а Карлинский и Бродский самые влиятельные люди по русским делам в ньюйорктаймсовском книжном обозрении, так что, я думаю, по высшему разряду Лимошку будут хвалить. Механизм симпатий Бродского примерно ясен (приподнять Лимонова, опустить Аксенова), а Карлинский, вероятно, старый дурак, вроде Дмитриевского, который очень хвалил Валеру Попова за то, что Валера употребил в какой-то завуалированной форме слово «ебля».
      «Грибанова», конечно, заменим. Ваши чувства мне очень понятны. Сложность в том, что:
      1. Не должны появиться одинаковые буквы.
      2. Должна быть фамилия того же ритма.
      3. Нужно, чтобы были возможны формы, аналогичные формам: «Грибан» и «Грибаныч».
      4. Нужна фамилия из такого же количества букв, чтобы не перебирать строчки и абзацы.
      Короче, я остановился на Гурьянове. Посылаю Вам копии страниц, на которых этот поц фигурирует.
      Отнеситесь и Вы с пониманием к моему сумасшествию. Вообразите на секунду, что Пьера Безухова зовут Эдуард Лимонов, а Митеньку Карамазова не Митенька, а Толечка, или, например, Вагрич Бахчанян.
      Я, конечно, не Достоевский, но все же… И так далее.
      Звонила Люда из Калифорнии, минут пятнадцать рассказывала про своего неведомого мне внука Даню, затем спросила, как мои дела, я сказал — хорошо, вроде бы, тогда Люда сказала — значит, продолжается эта буря в стакане воды?.. Только не рассказывайте ей, что я жалуюсь. Я так долго ожидал возможности жить жизнью, близкой к литературе, успел состариться, и теперь, наверное, веду себя как-то неприятно, хвастливо и торжествующе… Надо об этом подумать и как-то остепениться.
      Всех обнимаю. Жду набор, корректуру прочтут три человека: я (это почти не считается), мама и Лена.
      Ваш С. Д.
      P.S. При случае отправлю Д. Штурман мою записку, если она (записка) не постыдна. С.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       25 августа 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Во-первых, спасибо за хороший набор. Лена, я и мать обнаружили втроем 22 опечатки на 120 страницах, при том, что каноны советской партийной печати допускают для машинисток 5 опечаток на странице, а значит, вы работаете в 30 раз лучше.
      Обложка и титул — готовы, всем понравилось — просто, строго и симпатично. Новый фотостат (штриховой) с Калинина получился идеально. Уже сейчас напоминаю Вам, что в выходных данных надо указать (чтобы не прицепился какой-нибудь вонючий Глезер, да и просто по правилам): «На передней обложке использован фрагмент (или репродукция) картины Вячеслава Калинина «По мотивам Гофмана». 1972. Точное название картины: «Motifs from the Story of Hoffman». Об этом я еще раз напишу Вам, когда буду отсылать макет и гранки. Не позднее понедельника.
      Правку Лена наберет Вашим шрифтом, чтобы Вы ее просто наклеили, и я бы не беспокоился относительно возможных новых опечаток. Будут также указаны страницы, где находятся эти опечатки.
      Перечитывая «Заповедник», я, конечно, обнаружил много несовершенства. Мама говорит, что самое плохое в книге — все разговоры героя с женщинами. Еще она говорит, что все женщины во всех моих произведениях всегда удивляются, глядя на лирического героя — какой он высокий! Это правда. Весь мой творческий путь — это борьба с дурным вкусом, унаследованным от папаши.
      Далее. Я получил от Доры Штурман очень любезное письмо и сразу пожалел о своих нападках, но я все налажу, почва для этого есть, дело в том, что и первая ее книга — «Мертвые хватают живых» — очень хорошая.
      Приезжали на неделю Серманы-старшие.
      Из приятных новостей — я познакомился с Чеславом Милошем, который притворился, что знает меня (мы печатались в одном номере «Партизан-ревю»), был любезен, говорил, что Бродский — гораздо более крупный поэт, чем он сам, и вообще меня всячески поразил. Именно таким я представлял себе Андрея Седых, когда жил в Ленинграде.
      Спасибо за фото с рыбой. Значит, у Вас уже есть время ловить рыбу. А как насчет второй — пагубной и антидуховной страсти — к бриджу?
      Все хвалят кругом и Ваше издательство, и Ваши собственные книжки, а один знакомый, наводя справки о живущем в Мюнхене Игоре (Гаге) Смирнове, сказал:
      «Нельзя ли позвонить Ефимову?». Я ответил: «Зачем звонить Ефимову, когда я знаю Игоря Смирнова ровно 25 лет?!». А он говорит: «Тебе что, жалко позвонить?».
      Обнимаю вас всех. Надеюсь, книжка будет черно-белая? Я знаю, что Вы не любите мрака, но там явно преобладает — белый.
      Ваш С. Довлатов

* * *

       Ефимов — Довлатову
       29 августа 1983 года
 
      Дорогой Сережа!
      Ваше последнее письмо пришло очень вовремя. Потому что мы с Мариной были просто подавлены Вашей «полемикой» со Штурман. Что на Вас нашло? Избрать для войны с Седыхом объектом нападок единственного автора, который за последние месяцы пришелся Вам по сердцу! Это все равно, как если бы Америка, враждуя с Ираном, решила бы бросить пару бомб на Израиль — чтоб знал, как продавать иранцам запчасти к самолетам. И все передержки и демагогические натяжки в статье разваливаются мгновенно, если вспомнить, что Седых не держит в своих руках монополии на печатное русское слово, как держит советская власть, с которой Вы его постоянно сравниваете. Историю того, как он одолевает конкурентов. Вы знаете лучше меня и знаете, что он делал это со всеми акульими и шакальими приемами, но оставаясь в рамках закона. А не есть ли это тот способ существования, тот самый звериный мир рынка, который мы так расхваливаем в теории? Почему-то никто — ни Вы, ни я — не осудили Проффера за то, что он после разрыва со мной отнял у нас все заказы на наборную работу, и я только радовался, что они достались Лене. А от Седыха Вы требуете, чтобы он вел себя по-джентльменски с авторами и рекламодателями. Ну, хорошо, он не джентльмен, а Штурман с ним в дружеских отношениях. Вы что же, водитесь с одними джентльменами? Кухарец, Поляк, Соловьев — это что, сливки общества?
      Когда я думал, каким образом могло Вас занести в такой ляп, я вспоминал Ваши рассказы о катастрофическом опускании критериев в нью-йоркской среде. Но потом я вспомнил и другое: сколько Вас помню, если случалось вам несправедливо нападать на кого-то (бывало довольно редко), всегда объектом оказывался кто-нибудь из самых Вам близких и дорогих. Не может ли быть, что и тут такая же ситуация?
      Буду очень рад, если Вам действительно удастся — как Вы пишете «наладить», загладить это.
      Всего доброго, ждем пакет, дружески
      Игорь.

* * *

       Довлатов — Ефимову
       29 августа 1983 года
 
      Дорогой Игорь!
      Одновременно с этим письмом посылаю пакет, который Вы получите, очевидно, дней через 6–8. В этом пакете:
      1. Тщательно вычитанные копии гранок
      2. Набранная Леной правка (Вашим шрифтом и на Ваш формат) с указанием страниц, куда эту правку надо вклеить. Надеюсь, это чуть облегчит Вашу работу.
      3. Макет обложки, которая мне кажется простой и симпатичной. Надеюсь, Вы сделаете ее черно-белой, иначе пропадет, так сказать — графичность.
      4. Титульный лист.
      Прошу Вам не забыть указать в выходных данных, что мы использовали картину Вячеслава Калинина «Мотив из Гофмана».
      Ну, пока все. Новостей, вроде бы, никаких. Поповский стал баптистом, но уже поссорился с двумя другими русскими баптистами, назвав одного из них «шавкой».