Однажды ты полюбишь

Кейт Доули
Однажды ты полюбишь

1

      – Боб! Как же я рада тебя видеть!
      Энн счастливо улыбнулась и обвила руками шею человека, с которым собиралась связать свою жизнь.
      – Как прошла поездка? Как Кэтрин? Почему ты не приехал ко мне, как только вернулся? – зачастила она, как только поцеловала Боба.
      – Не все сразу, Энн, – попросил он и вымученно улыбнулся.
      – Если хочешь, мы сейчас же уйдем с этой вечеринки, – тихо предложила Энн. – Я здесь уже три часа и должна тебе честно признаться: более скучной помолвки я еще не видела!
      – Хочешь сказать, делать здесь нечего? – усмехнулся Боб и как-то странно от нее отодвинулся, будто изо всех сил старался не прикасаться.
      – Ну разве что учиться, как не нужно организовывать помолвку. – Энн пожала плечами. – Когда ты вернулся?
      – Только что. – Боб отвел глаза. – Успел только забежать домой, чтобы принять душ и переодеться. Не видела Стивенсона-младшего? Очень бы хотел с ним поговорить.
      Энн надула губки. Боб только что вернулся, и, вместо того чтобы бросить все и уехать с ней отсюда, он ищет какого-то Стивенсона! Было от чего обидеться.
      – Нет, я его не видела! – подрагивающим голосом ответила она, хотя пять минут назад разговаривала с отпрыском одной из самых богатых фамилий Лондона.
      – Очень жаль, – пробормотал Боб.
      – Нормально прошли твои лекции? – спросила Энн, решив сменить тему. Может быть, хотя бы разговор о работе Боб поддержит?
      – Ты же знаешь, Оксфорд все время один и тот же. – Боб равнодушно пожал плечами. – Мне кажется, что даже цветы на клумбах растут те же, что и в мое время.
      – Слышу разочарование в твоем голосе. – Энн надеялась хоть как-то расшевелить Боба, но он оставался совершенно серьезным.
      – Скорее усталость. Ты же знаешь, я уже почти десять лет езжу туда читать лекции, а до этого пять лет посещал занятия. С ума сойти можно! Нужно было соглашаться на лекции в Кембридже, правда, на меня многие обиделись бы. – Боб тяжело вздохнул.
      – А вот я всегда мечтала окунуться в атмосферу Оксфорда. Столько веков, столько судеб... – мечтательно произнесла Энн.
      – Кембридж с тринадцатого века является крупным университетским центром, так что там тоже прошло немало веков и судеб, – менторским тоном, словно он стоял за кафедрой перед скамьями, заполненными студентами, заметил Боб.
      – Я ведь просто хотела поддержать тебя, – обиженно проворчала Энн.
      Боб потер глаза пальцами, будто хотел вдавить глазные яблоки в глазницы. Энн всегда становилось жутко, когда он так делал.
      – Прости, – тихо сказал Боб, открыв наконец глаза. – Я, наверное, слишком устал и теперь незаслуженно тебя обижаю.
      Интересно, значит, заслуженно меня можно обижать! – возмущенно подумала Энн, но говорить это вслух не стала. Она и так чувствовала, что они с Бобом на грани ссоры.
      Энн бросила быстрый, цепкий взгляд на своего бойфренда, который все никак не становился женихом, и тихонько вздохнула. В том, что они поженятся, не сомневался никто. Просто Боб и Энн были слишком заняты своей карьерой, чтобы устраивать свадьбу. Может быть, через пару лет...
      Вот только чем дольше они встречались, тем меньше Энн верилось в то, что свадьба все же состоится. Но она честно признавалась себе, что и без кольца на пальце отлично проживет. Единственное, что требовала Энн от Боба, чтобы он хотя бы раз в неделю, в уик-энд, оставался ночевать у нее. Энн прекрасно понимала, что ритм их жизни не позволит создать нормальную семью: Энн постоянно пропадала в «Калвин индастриалз», Боб убегал на работу к семи утра, а возвращаясь, садился за очередную книгу об экономике массовых коммуникаций. К тридцати пяти годам Боб успел стать признанным авторитетом в этой области и уже лет десять ездил в Оксфорд читать курс будущим менеджерам печатных изданий, радио– и телеканалов.
      Но и Энн не оставалась в тени своего бой-френда. Не имея ни образования, ни связей, она сумела стать ведущим менеджером «Калвин индастриалз». Лишь благодаря своему упорству, старательности и незаурядному уму она пробралась по всей цепочке менеджеров на самый верх. Вот только теперь Энн не знала, куда же стремиться дальше. Да, она добилась многого, но не собиралась останавливаться. А для того, чтобы двигаться выше, ей не хватало диплома какого-нибудь престижного колледжа. Но Энн часто успокаивала себя тем, что как только младшая сестра Кэтрин отучится, она сможет взяться за свое образование. И уж после этого перед ней откроются головокружительные высоты.
      Родители Энн и Кэтрин Ланкастер погибли, когда старшей дочери было восемнадцать, а младшей только что исполнилось тринадцать. Энн всегда покровительственно относилась к сестре, а теперь ей и вовсе пришлось взять на себя роль родителей: Энн официально стала опекуном Кэтрин.
      Если бы в тот злополучный день родители остались живы, Энн смогла бы на полученную стипендию окончить колледж и ей не пришлось бы кровью и потом пробивать себе путь наверх, но нужно было растить и учить сестру. И в восемнадцать лет Энн пришлось проститься с мечтами о колледже и заняться поисками работы. Родители оставили дочерям довольно приличное наследство, но Энн предпочла забыть об этих деньгах до тех пор, пока Кэтрин не придет время поступать в колледж. Пять лет, пока сестра не окончила школу, Энн содержала их обеих. Днем она трудилась в офисе, сначала помощником, а потом и менеджером, а вечером подрабатывала официанткой. Кэтрин не была избалованной и себялюбивой девчонкой, она видела, как тяжело приходится сестре, и не раз хотела устроиться на работу, но Энн категорически запрещала, надеясь реализовать в сестре собственные мечты о колледже.
      Вот только Кэтрин, очень похожая на сестру внешне, не унаследовала ее способностей. Как только она окончила школу, Энн пришлось отправляться в банк, чтобы сделать первый взнос в оксфордский колледж журналистики. Кэтрин всерьез собралась стать журналистом. Энн лишь пожала плечами, решив, что это не такой уж и плохой выбор: у сестры был дар слова, природное любопытство и обаяние – вполне достаточно, на взгляд Энн, чтобы сделать карьеру в журналистике.
      Теперь, когда сестра почти окончила обучение, Энн спокойно занималась своей жизнью. С Бобом они встречались уже четыре года. Их роман не подошел бы для пьесы или фильма. Все было спокойно и размеренно. Боб даже в любви умудрился признаться так, что у Энн сложилось впечатление, будто он делает очередной доклад. Но ей в то время хотелось спокойствия и стабильности, того, чего не было в ее жизни, и все это олицетворял Боб.
      Энн была уверена, что отвечает на его чувства, искренне хотела выйти замуж за него и родить детей. Только не сейчас, а через пару лет. А пока им нужно заниматься карьерой. Энн отдавала себе отчет в том, что с рождением ребенка делать карьеру будет гораздо труднее. А становиться «матерью на час» ей вовсе не хотелось.
      Боб тоже был увлечен своим исследованием и писал сейчас книгу, которая, как он уверял, изменит весь мир менеджмента журналистики.
      В общем, о свадьбе думать было некогда.
      – А чем ты занималась, пока я торчал в Оксфорде? – спросил Боб, беря Энн под руку.
      – Работала. – Энн улыбнулась.
      – Хочешь сказать, я задал дурацкий вопрос? – Боб улыбнулся ей в ответ, но тут же отвел глаза.
      – Мне приятно знать, что я тебе интересна. Кстати, вот и твой Стивенсон.
      От слов Боба ей стало легче. Энн уже упрекала себя в плохом отношении к Бобу и готова была просить у него прощения.
      – Да бог с ним, со Стивенсоном! – Боб махнул рукой. – Я бы хотел поговорить с тобой.
      – А мы что сейчас делаем? – спросила Энн. – Ах боже мой! Я же обещала счастливой паре, что, как только ты появишься, сразу же подойдешь к ним! Если Мэри узнает, что мы уже пятнадцать минут стоим тут и до сих пор не расцеловались с ней и ее счастливым избранником, она обидится.
      – Думаешь, нужно идти? – устало прикрыв глаза и скорчив гримасу, спросил Боб.
      – Обязательно, – твердо сказала Энн. – Давай, Бобби, все же мы гости и должны следовать некоторым нехитрым правилам.
      – Кстати, тебе привет от Кэтрин, – наконец сказал он то, чего Энн давно ждала.
      – Ну и как она? – как можно более равнодушно спросила Энн.
      – Кэтрин просто бесподобна! – восторженно ответил Боб. – Удивляюсь, почему она так и не получила стипендию? В группе не было лучшей студентки. Мне кажется, Кэтрин сможет сделать карьеру.
      Энн было приятно слышать похвальный отзыв о сестре, но восхищенные интонации в голосе Боба слегка коробили ее. Почему о ней он так никогда не говорил?
      Какие глупости приходят в голову! – сердито подумала Энн, пробираясь через толпу гостей. Кэтрин моя сестра, я должна быть рада тому, что Боб признал ее лучшей. Если уж он считает, что у сестренки есть будущее в журналистике, это может значить только одно: Кэтрин достигнет вершины. Боб всегда предельно строг со своими студентами. Интересно, чем же так его заинтересовала Кэтрин?
 
      Энн и Боб исчезли с вечеринки, как только это позволили правила приличия. Энн была за рулем, Боб сказал, что слишком устал, чтобы вести машину и не подвергать риску пассажира.
      – К кому едем? – спросила Энн.
      – Если тебе несложно, отвези сначала меня, а потом уже поедешь домой. Я просто засыпаю на ходу. – В подтверждение своих слов Боб широко зевнул. – Прости, – извинился он, – я так старательно сдерживался на этой вечеринке, что сил вести себя прилично уже не осталось.
      – Я понимаю. – Энн завела мотор и тронулась.
      Она-то рассчитывала, что Боб поедет сейчас к ней или пригласит ее к себе. Его не было почти месяц, и, несмотря на насыщенный рабочий график, Энн за это время ужасно соскучилась. Но раз Боб так сильно устал, не имеет никакого смысла ночевать сегодня вместе. Все равно завтра суббота, можно будет приготовить ужин, красиво накрыть стол и зажечь свечи. Бутылка шардоннэ и мерцание свечей – что еще нужно для обольщения?
      – Какие у тебя планы на завтра? – спросил Энн, тормозя у светофора на красный свет.
      – Отсыпаюсь! – радостно отозвался Боб. – Может быть, немного поработаю. А ты?
      – Хотела устроить домашний ужин. Но раз ты так устал... У меня дома лежит один очень подозрительный контракт, нужно внимательно его перечитать.
      – Вот и отлично, – уже бодрее произнес Боб. – Я рад, что тебе есть чем заняться. Если честно, я устал настолько, что могу думать только о сне.
      Энн вымученно улыбнулась и сосредоточилась на дороге: несмотря на поздний час, движение было оживленным, как и всегда в Лондоне. Больше они ни о чем не разговаривали, и Энн даже показалось, что Боб задремал.
      Она остановилась у знакомого дома на Кенсингтон-стрит и осторожно положила руку на плечо Боба. От этого нежного прикосновения он вздрогнул, словно к пальцам Энн были подведены оголенные провода.
      – Мы приехали, – ласково сказала Энн, удивляясь такой странной реакции.
      – Прости, я задремал.
      – Тебе и правда стоит сейчас лечь спать, – обеспокоенно сказала она. Боб выглядел изможденным: даже всегда ухоженные усы торчали во все стороны. – Нельзя работать так, словно сегодня последний день.
      – И это ты мне рассказываешь? – Боб улыбнулся.
      Он чмокнул Энн в щеку и быстро вышел из машины, словно опасался, что Энн набросится на него прямо здесь. Она лишь нервно дернула плечами: Боб слишком много работает и из-за этого стал удивительно нервным.
      – Я тебе позвоню в воскресенье, – пообещал он.
      – Пока, – пробормотала Энн и помахала ему рукой.
      Она отъехала от дома Боба и бросила последний взгляд на окна его квартиры: в них уже зажегся свет. Энн улыбнулась и покатила домой. Она ужасно удивилась бы, если бы узнала, что у Боба свет горел до самого утра.
 
      Лифт как всегда не работал, и Энн пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Она давно могла бы перебраться в более престижный район, где в холле дежурит швейцар, а лифт работает всегда, но Энн ужасно не любила перемены и потому предпочитала оставаться в своей малюсенькой двухкомнатной квартирке. Да и стоила эта квартирка гораздо дешевле «приличных апартаментов».
      Энн зарабатывала вполне достаточно, чтобы позволить себе чуть больше необходимого для жизни минимума. Но за годы жизни без родителей привычка экономить на всем, на чем только можно и нельзя, так плотно въелась в ее плоть и кровь, что Энн до сих пор предпочитала проходить целый квартал пешком, лишь бы не переплачивать за стоянку лишние двадцать фунтов.
      Но, несмотря на экономию, ставшую частью жизни, на одежду и косметику Энн всегда тратила довольно много. Вовсе не потому, что ей это нравилось, – как консервативный по сути своей человек, она предпочла бы носить один и тот же свитер, пока тот не придет в полную негодность, чем привыкать к новому, – но Энн отлично понимала, что ее будут оценивать «по одежке» и лишь потом восхищаться ее проницательным умом. Менеджер солидной фирмы должен выглядеть солидно, ведь по ее внешнему виду судят обо всем предприятии. Так что Энн старалась покупать вещи только лучших производителей, правда, на распродажах. И когда в прошлом году ее отправили в командировку в Нью-Йорк в самый сезон распродаж, счастью Энн не было предела.
      Энн устало вздохнула и бросила ключи на малюсенький столик у двери. Она скинула туфли на высоком каблуке и с удовольствием сняла чулки. Босяком Энн прошла в ванную и включила воду. Плитки кафеля приятно холодили стопы, уставшие за целый день на высоченных каблуках.
      Она была небольшого роста, не просто низенькая, а миниатюрная, и, чтобы людям при общении с ней не приходилось наклоняться, Энн постоянно ходила на пятнадцатисантиметровой шпильке. Конечно, у нее ужасно болели стопы и икры, но Энн спокойно относилась к этой жертве: соляная ванночка, и все будет в порядке.
      Она запустила тонкие пальцы в короткие, отливающие благородной старинной бронзой волосы и помассировала голову. Короткая стрижка была еще одной жертвой работе: у Энн просто не хватало времени для того, чтобы ухаживать за длинной косой, спускавшейся почти до ягодиц. И она, ни секунды не раздумывая, отправилась в парикмахерскую и сделала на голове боб. А на следующий день встретила своего Боба. С тех пор Энн ни разу даже и не думала о том, чтобы отрастить волосы вновь.
      Конечно, временами она сожалела о потерянном сокровище, особенно когда расчесывала великолепные волосы сестры, но это была всего лишь еще одна жертва на пути к успеху, такая же, как и постоянная боль в икрах и стопах. Не самая страшная жертва, нужно признаться.
      Энн забралась в ванну и блаженно вздохнула. Горячая вода приятно расслабляла мышцы. Энн почувствовала, что очень устала сегодня и совсем не прочь завалиться в постель прямо сейчас.
      Даже хорошо, что Боб не поехал ко мне, подумала она, вытираясь огромным махровым полотенцем. Хороши бы мы были сегодня в постели! Может быть, Кэтрин права и мне следует меньше работать?
      Энн тяжело вздохнула, понимая, что все это только слова. Она уже никогда не сможет работать меньше, и уж тем более не работать вовсе. Наверное, ей следовало бы показаться врачу. Что-то это уже слишком похоже на трудоголизм.
      Намазав лицо кремом, Энн залезла под одеяло. Уже засыпая, она вспомнила, что не прослушала автоответчик.
      Ну и что, подумала Энн, переворачиваясь на другой бок. Даже если там есть что-то по-настоящему важное, в два часа ночи ни один вопрос я уже решить не смогу!
      Но тут же, тяжело вздохнув, села на постели: она знала, что не уснет теперь. Энн никогда не могла спать, если знала, что сделала не все, что планировала.
      Я все же ненормальная! – обреченно подумала она, включая автоответчик.
      Одно сообщение было от Клер – давней подруги Энн, которая в пятый раз напоминала, что Энн обещала позвонить. Еще одно сообщение оставили из магазина нижнего белья, предлагая постоянной клиентке посмотреть их новую коллекцию и обещая какие-то умопомрачительные скидки. Энн уже решила, что зря вставала: перед Клер, конечно, неудобно, но не будет же она звонить во втором часу ночи, а в магазин она заглянет, как только там будет распродажа, – но после третьего сообщения Энн поняла, что больше вообще не уснет.
      – Мисс Ланкастер, вас беспокоит адвокатская контора Бернер и сыновья. Я Адам Бернер. Я являюсь представителем мистера Кристофера Ланкастера, вашего троюродного дядюшки. Мне очень не хотелось бы сообщать вам скорбную весть, но ваш дядя скончался. Примите мои соболезнования. Вас, мисс Ланкастер, и вашу сестру, мисс Кэтрин Ланкастер, он включил в свое завещание. Так как мисс Кэтрин Ланкастер еще не совершеннолетняя и не замужем, согласно завещанию мистера Ланкастера распоряжаться ее долей будете вы. Прошу вас связаться с нами в самые короткие сроки, чтобы вступить в права наследования. Я буду ждать вашего звонка в любое время дня, в том числе и в субботу. Еще раз примите мои соболезнования: терять родных всегда тяжело...
      Энн, не веря происходящему, еще раз прослушала сообщение.
      Какой дядюшка? – ошеломленно думала она. Родители ничего не говорили ни о каком дядюшке! Судя по тому, что он Ланкастер, это папин родственник, но почему же я ничего не знаю? И почему этот дядюшка не объявился, когда родители погибли? Вот тогда бы нам с Кэтрин пригодилась его помощь... Что-то мне все это не нравится. Скорее всего, это какая-то ошибка. Может быть, однофамилец?
      Энн бросила взгляд на часы, раздумывая, насколько допустимо звонить адвокату Бернеру в это время. Но все же сдержалась, решив, что сможет подождать до утра.
      Она забралась обратно под одеяло.
      Интересно, что же нам оставил неожиданный родственник? – на удивление быстро засыпая, гадала она.

2

      Энн в нерешительности стояла перед дверью с начищенной до блеска медной табличкой «Адам Бернер, адвокат». Это неожиданно свалившееся наследство сулило перемены в жизни Энн, а перемен она боялась как огня. В ее жизни первые серьезные изменения произошли, когда погибли родители, так что Энн имела основания опасаться всего нового.
      Скорее всего, это какая-то ошибка, думала Энн. Сейчас мистер Бернер это поймет и извинится за то, что потревожил меня. Я скажу: «Ничего страшного», – мило улыбнусь, и мы простимся навсегда.
      Она толкнула дверь и вошла в кабинет.
      – Мисс Энн Ланкастер? – вежливо поинтересовался сухонький старичок в превосходном костюме.
      – Да.
      – Я – Адам Бернер. Я не только поверенный вашего дядюшки, но и его душеприказчик. Я был близким другом Кристофера, так что вы можете расслабиться и чувствовать себя совершенно спокойно. Так, будто я не адвокат, а еще один ваш дядюшка. – Он тепло улыбнулся и жестом предложил Энн присаживаться.
      Слишком много дядюшек для одних суток, подумала она, но ничего не сказала и лишь мило улыбнулась. Тем более что мистер Бернер выглядел точь-в-точь так, как Энн представляла себе доброго дядюшку.
      – Хотите чаю или кофе? – поинтересовался мистер Бернер.
      – Нет, спасибо. Я хотела бы сразу же перейти к делу. Мне кажется, произошла какая-то ошибка. Я никогда не встречалась с Кристофером Ланкастером. Более того, я никогда не слышала от отца, что у него есть брат!
      – Ничего удивительного. Мне даже кажется, что ваш отец также ничего не знал о брате Кристофере.
      Брови Энн от удивления поползли вверх.
      – Это давняя семейная история. Если бы не это печальное обстоятельство, вы бы, скорее всего, никогда ее не услышали. Думаю, вы знаете, что у бабушки и дедушки, родителей вашего отца, была серьезная разница в возрасте?
      – Да, – подтвердила Энн. – Бабушка была моложе на двадцать лет примерно.
      Мистер Бернер довольно кивнул.
      – Папа рассказывал, что дедушка полюбил бабушку с первого взгляда. – Энн печально улыбнулась, вспоминая, как неизменно внимательно слушала в детстве эту историю любви. – Энн – меня назвали в ее честь – ответила взаимностью. Они поженились, и через год родился мой отец. Но бабушка не выдержала родов и умерла. Дедушка прожил еще девятнадцать лет. Папа всегда говорил, что он просто хотел вырастить сына и, как только понял, что мой отец уже самостоятелен, сразу же ушел вслед за любимой женой.
      – Да, все именно так и было. Но вы не знаете предысторию.
      – Какую еще предысторию? – удивилась Энн.
      – Думаю, ваш дедушка не рассказывал ее даже собственному сыну. Кристофер поведал мне все буквально за день до своей смерти, словно чувствовал... И в тот же день попросил меня изменить завещание.
      – И что же это за таинственная история? – Энн почувствовала, что она заинтригована.
      – К моменту встречи с Энн Саупхемтон, это девичья фамилия вашей бабушки, мистер Сэмюэль Ланкастер уже был женат почти двадцать три года.
      – Как же так? – растерлась Энн.
      – Ваш дедушка никогда бы не признался в том, что он женился на Сьюзен Эрданс по глупости, я имел честь быть с ним знаком, мистер Ланкастер всегда был истинным джентльменом. Назвать этот союз счастливым не смог бы никто, но он не был бесплоден. Первенец Сэмюэля Ланкастера родился через семь месяцев после поспешной свадьбы. Как вы уже догадались, ему дали имя Кристофер. Мистер Ланкастер был искренне рад рождению сына, только вот с женой отношения становились все хуже и хуже. Уже через пять лет ваш дедушка жил отдельно от жены. Сьюзен была истеричной и склонной к аффектам женщиной, с ней никто бы не смог ужиться, это признавал даже Кристофер, хотя он искренне любил мать. Через десять лет после рождения сына Сэмюэль был вынужден поместить жену в клинику для душевнобольных: она стала совершенно неуправляемой и могла причинить вред не только себе, но и окружающим. Вы никогда не интересовались, откуда у вашего дедушки страшный рубец на шее?
      Энн ошеломленно покачала головой. Она-то всегда считала, что дедушка получил этот шрам во время Второй мировой войны. Но война не оставила на Сэмюэле Ланкастере никаких следов, а вот законная жена чуть было не отправила на тот свет.
      Мистер Бернер правильно истолковал выражение ужаса в глазах Энн и довольно кивнул.
      – Вы же понимаете, что у него просто не было другого выхода?
      – Конечно, – бесцветным голосом согласилась Энн.
      – С этого момента он начал отдаляться от сына. Хотя, возможно, отдаление началось с того момента, когда мистер Ланкастер оставил жену. Он взял сына с собой. Конечно же Сьюзен могла видеть мальчика столько и тогда, сколько ей хотелось и когда хотелось. Нужно честно сказать, Кристофер не слишком сильно ее интересовал... В любом случае, Кристофер чувствовал, что он не нужен матери, видел, как она медленно сходит с ума, видел, что отец отдаляется от нее, не желает ее спасать. Только к старости Кристофер понял, что Сьюзен невозможно было спасти: тяжелейшее наследственное заболевание. Сьюзен умерла, когда Кристоферу исполнилось пятнадцать. Все эти долгие годы он сначала подсознательно, а потом и открыто винил в сумасшествии матери вашего деда. И вот, когда Кристоферу исполнилось двадцать, Самуэль Ланкастер встретил Энн Саупхентон. Кристофер порвал отношения с отцом, как только узнал о вашей бабушке. Он даже не стал с ней знакомиться, просто ушел из дому, оставив записку, в которой просил отца больше его не беспокоить, написал, что не хочет мешать его счастью, которое построено на крови и слезах его матери.
      – Какой ужас! – воскликнула Энн.
      Мистер Бернер сочувственно покивал головой.
      – Только представьте, что почувствовал любящий отец, получив такую записку! Перед своей смертью Самуэль Ланкастер попробовал поговорить со своим старшим сыном, но тот вновь отказался иметь какое-либо дело с отцом. Он лишь прислал нотариально оформленный отказ от наследства. Нужно сказать, что Кристоферу передалось большинство фамильных черт Ланкастеров, в том числе и упрямство. Ваш дедушка понял, что не имеет смысла на чем-то настаивать, и смирился с потерей сына. Наследство он оформил на вашего отца и больше никогда не пытался связаться с сыном.
      Мистер Бернер замолчал. Энн почувствовала боль в ладонях: оказывается, она глубоко вонзила ноги.
      – Кристофер, когда узнал о смерти отца, не смог сдержаться и приехал на похороны. Ваш отец был убит горем, поэтому и не заметил странного незнакомца, да и проститься с Сэмюэлем Ланкастером пришли многие люди... Я узнал, что с тех пор Кристофер пристально следил за сводным братом. А потом, когда ваши родители погибли, следил за вами. Несколько раз, особенно когда вам, Энн, приходилось особенно тяжело, он порывался помочь, но в последний момент застарелая обида останавливала его. Только на самом пороге Кристофер смог простить Самуэля Ланкастера. Он включил вас и вашу сестру в завещание. Мне кажется, Кристофер таким образом хотел попросить прощения у всей семьи. Так что никакой ошибки не произошло, вы действительно наследница Кристофера Ланкастера.
      – Неужели ему больше некому оставить свои деньги? – удивилась Энн.
      – Кристофер всю жизнь боялся, что его детей поразит болезнь, убившая Сьюзен. Он никогда не женился, и внебрачных детей у него нет. Так что, мисс Ланкастер, вы и ваша сестра его единственные родственники. Правда, есть родственники со стороны матери. Тем племянникам также кое-что досталось. А сейчас давайте займемся бумагами.
      Мистер Бернер сел за стол и принялся рыться в какой-то папке.
      – Если честно, мне не очень хочется получать эти деньги... – призналась Энн. – Я бы с радостью приняла помощь Кристофера Ланкастера пять лет назад, но сейчас... Знаете, иногда ночами, когда от усталости я уже просто не могла уснуть, я мечтала о том, как появится какой-нибудь потерявшийся родственник, возьмет меня за руку и скажет: «Тебе больше не нужно работать, Энн. Ты можешь получить образование и заняться собой. За Кэтрин я присмотрю».
      – Я понимаю вашу обиду, мисс Ланкастер, но, прошу вас, не уподобляйтесь вашему дяде, – мягко сказал Бернер. – Ему понадобилась вся жизнь, чтобы понять, как глупа была его обида.
      Энн покраснела до корней волос.
      – Да, вы правы, это ужасно глупо, – пробормотала она. – Что я должна подписать?
      Мистер Бернер протянул ей документы.
      – Дядя оставил оставил вам дом в центра Лондона, коллекцию произведений искусства и счет в банке. Используя эти деньги, вы можете не думать о содержании дома в ближайшие десять лет. Я так понимаю, именно на это Кристофер и рассчитывал.
      – И что же мне со всем этим делать? – растерялась Энн.
      – Владеть. – Мистер Бернер чуть заметно улыбнулся. – Да, дядя еще оставил вам письмо. Просил отдать лично в руки.
      – А почему вы все это говорите одной мне? Ведь есть еще и Кэтрин.
      – Как я уже говорил, ваш дядя пристально следил за вами. Из увиденного он сделал простой вывод: свое состояние на данный момент он смело может доверить только вам, мисс Ланкастер. Не обижайтесь, но ваша сестра может просто потратить выделенные ей деньги. Вы же можете их приумножить. Во всяком случае, Кристофер Ланкастер рассчитывал на то, что вы не продадите его дом и его картины и не растратите все деньги. Он верил, что вы сможете употребить их с пользой для себя и для сестры.
      – Понятно, – кивнула Энн, хотя ей было совершенно неясно, что же делать с неожиданным богатством.
      – Можете не беспокоиться. У вашего дяди есть управляющий, несмотря на солидный возраст, он в здравом уме и твердой памяти. Думаю, мистер Флескраб не откажется продолжить управлять, в том числе и бывшим домом вашего дяди. Он занимался домом почти двадцать лет, так что отлично сможет справиться со своими обязанностями.
      – Это просто замечательно! Если честно, я с трудом справляюсь с двухкомнатной квартиркой, – призналась Энн.
      – Тогда вам стоит познакомиться с мистером Флескрабом.
      – Да, конечно, в самое ближайшее время, – согласилась она. – А скажите, в какую сумму оценивается дом?
      – Я позволил себе вызвать оценщиков, дом сейчас стоит около миллиона фунтов стерлингов.
      – Ох боже мой! – пробормотала ошеломленная Энн.
      – Кроме того, это не просто большой особняк в престижном районе, а и памятник архитектуры восемнадцатого века. Отсюда и такая высокая стоимость. Но мы еще не учли стоимости коллекции произведений искусства...
      – Насколько я понимаю, это нужно сделать обязательно? – уточнила Энн.
      – Да, я также вызвал искусствоведа. Этому человеку я полностью доверяю. Уже через несколько дней вы узнаете стоимость коллекции.
      – Отлично! – Энн облегченно улыбнулась. Как хорошо, что есть человек, который может справиться со всеми вопросами без ее участия. Энн научилась разбираться в людях, и она видела, что адвокату Адаму Бернеру можно доверить не только свое имущество, но и жизнь.
      – Только учтите, мисс Ланкастер, вы должны будете выделить половину имущества вашей сестре, как только она достигнет совершеннолетия или выйдет замуж.
      – Мой дядя, – Энн с трудом дались эти слова, – четко оговорил, что именно должно входить в эту половину?
      – Нет, он понадеялся, что вы с сестрой не поссоритесь из-за наследства.
      Энн понимающе кивнула. Этот вопрос они обговорят с Кэтрин. Скорее всего, Кэтрин просто махнет рукой на неожиданно свалившееся богатство и предоставит сестре право заниматься всем этим добром.
      – Прочитайте внимательно все, что я вам дам, и распишитесь на каждой странице вот здесь. – Мистер Бернер специальной указкой показал Энн, где она должна поставить свою подпись.
      Энн старательно изучила каждую букву документов и особенно внимательно отнеслась к сноскам, набранным мелким шрифтом. Нет, она полностью доверяла Адаму Бернеру – ему невозможно было не доверять! – но, как говорится, береженого бог бережет.
      Как только Энн подписала документы, мистер Бернер достал запечатанный конверт и протянул ей.
      – Ваш дядя просил передать еще это.
      – Что это? – удивилась Энн.
      – То самое письмо. Ему было очень жаль, что это письмо станет первым и последним его письмом вам. Если вы не против, я пока выйду, у меня есть несколько важных дел, а вы спокойно прочитаете.
      – Что вы, не стоит! – поблагодарила его Энн. – Я прочитаю письмо дома.
      – Хорошо. Нам с вами еще нужно будет встретиться, чтобы я представил вас мистеру Флескрабу.
      – Конечно.
      – Когда вы сможете с ним встретиться?
      Энн задумалась. Следующая неделя у нее расписана буквально по минутам...
      – Что, если в среду, в семь вечера? – предложила она.
      – Замечательно. Я сам его оповещу. До свидания, мисс Ланкастер. Если что-то будет нужно, звоните.
      – До свидания, мистер Бернер, спасибо вам.
      – Это моя работа. – Адвокат и поверенный Кристофера Ланкастера улыбнулся ей.
      Придя домой, Энн не спешила распечатать конверт. Она не знала, чего ждать в этом письме: просьб о прощении, исповеди или еще чего-то. Письмо с одинаковой силой отталкивало и притягивало ее.
      Глупо бояться какой-то бумажки! – твердо решила Энн и вскрыла конверт.
      От удивления Энн чуть слышно вскрикнула: почерк Кристофера был как две капли воды похож на почерк ее отца.
      Дрожащими руками Энн взяла листок и принялась читать.
      « Дорогая моя Энн (если только я имею право называть вас дорогой). Я много лет не мог решиться написать это письмо. Множество вариантов придумывал я, а вот сейчас и не знаю, что писать. Наверное, мне следует попросить у вас прощения, ведь из-за моего малодушия вам пришлось столько пережить. Если бы я только смог вовремя решиться и сделать шаг вам навстречу! Я ведь понимаю, сколько возможностей вы, Энн, упустили из-за того, что вам пришлось растить сестру. Понимаю и знаю, что мог бы помочь вам обеим. Простите меня, если сможете. Мне очень важно получить прощение от людей одной со мной крови и одной фамилии.
       Я отдаю вам свой дом и свои деньги не потому, что хочу выкупить у вас это прощение. Я знаю, что вы сможете потратить их с умом, и тем самым я хотя бы частично искуплю вину за все то, что вам пришлось пережить и по моей вине.
       Теперь вы знаете полную историю нашей семьи. Не судите меня строго. Жизнь сделала это лучше любого судьи: у меня нет жены, нет детей и из-за моей собственной глупости нет родных племянниц. Как жаль, что я решился на это письмо так поздно! Ведь когда вы его будете читать, меня уже не будет...
       Но я не был бы Ланкастером, если бы продолжал ныть и стенать. Сделанного не воротишь. Я лишь хочу просить вас, Энн, помнить мою историю, помнить о человеке, который сам себя лишил радости жить рядом с любимыми и близкими людьми. Берегите себя, берегите Кэтрин. Мой отец родил двух сыновей, а фамилию Ланкастер носят теперь только две девушки. Надеюсь, вы выйдете замуж и родите много детей, фамилия исчезнет, но останется семья, берегите семью, Энн. За шестьдесят пять лет одиночества я понял, как это важно.
 
       Ваш любящий дядя Кристофер Ланкастер».
 
      Энн уронила листок на колени и грустно улыбнулась. Она протянула руку и набрала номер мистера Бернера.
      – Адам Бернер слушает, – раздалось на другом конце провода.
      – Мистер Бернер, скажите, почему он умер? – спросила Энн. – Он ведь был еще не старый...
      – Сердечный приступ. – Адвокат тяжело вздохнул. – Кристофер жил один, он просто не смог дотянуться до телефона. Но врачи сказали, что он совершенно не мучился и умер моментально.
      – А где похоронен дядя? Я бы очень хотела съездить к нему.

3

      – Кэтрин, у меня для тебя удивительные новости! – воскликнула Энн, как только услышала в трубке голос сестры.
      – Что случилось? – тревожно спросила Кэтрин.
      – Все в порядке. Оказывается, у нашего папы был сводный брат, Кристофер Ланкастер. Недавно он умер и оставил нам с тобой свой особняк в центре Лондона.
      – Откуда он взялся-то? – удивилась Кэтрин.
      – Особняк? – не поняла ее вопрос Энн.
      – Какой особняк! Дядя!
      Энн кратко пересказала ту часть семейной истории, которая долго оставалась для них тайной. Как только она закончила,
      – И где же он раньше был? Когда ты с таким трудом сумела убедить социальные органы передать опеку надо мной тебе? Когда мы много лет экономили на всем, на чем только можно?
      – В последнее время ты очень неуравновешенна, Кэтрин! – попеняла ей Энн. – Нужно избавляться от этой ужасной привычки! Мне кажется, мы должны быть благодарны дяде Кристоферу. Он мог бы ничего нам и не завещать... Ты как хочешь, а я съезжу к нему на могилу, чтобы проститься.
      – Ох, Энн, я тебе уже тысячу раз говорила, что нельзя быть такой доброй! Ты готова простить кому угодно и что угодно. Все вокруг пользуются этим!
      – Кристоферу Ланкастеру уже все равно, простила я его или не простила. Да и если разбираться по существу, ему не за что было просить у нас прощения: он не встречался с нашим дедом много лет, отца в первый раз увидел на похоронах Самуэля Ланкастера. Да и о нашем существовании узнал, я думаю, совсем недавно. Да, мы его кровные родственники. Но ведь у него есть еще и родня по линии матери, с этими людьми его связывает гораздо больше. По крайней мере, с ними он общался в течение жизни. А особняк он оставил нам. Его поверенный сказал мне, что этот особняк стоит почти столько же, сколько и бизнес, доставшийся другим родственникам. И это если не учитывать коллекцию произведений искусства, которая хранится в этом особняке.
      – Все-все, Энн! Я осознала свою ошибку и неправоту. Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с этим особняком? У нас ведь нет средств, чтобы его содержать. И это не квартира и не дом, чтобы можно было его сдавать.
      – Скажем прямо, в последние несколько лет я зарабатываю не так уж и мало...
      – И все равно этого не хватит! – перебила сестру Кэтрин.
      – Кроме того, – спокойно продолжала Энн, – Кристофер Ланкастер оставил нам приличный счет в банке. На ближайшие десять лет на содержание дома нам вполне хватит. А я искренне верю, что через десять лет мы с тобой будем зарабатывать гораздо больше. Так, звезда колумнистики?
      – Уговорила! – вздохнув, ответила Кэтрин. – Оставляем особняк себе. Интересно бы было на него посмотреть...
      – Если хочешь, приезжай в уик-энд, и мы вместе съездим, – предложила Энн.
      – А как же Боб? – каким-то натянутым тоном спросила Кэтрин.
      – Его все равно не будет. Он снова уезжает к вам в Оксфорд. Кстати, он сказал, что ты лучшая ученица в группе.
      В голосе Энн явно звучало обожание и восхищение. Непонятно было только, кем она восхищается: то ли своим «почти женихом», то ли умницей сестрой. Скорее всего, обоими. Но на Кэтрин интонации Энн не произвели ни малейшего впечатления, и она презрительно фыркнула.
      – Ты скоро будешь все вокруг воспринимать в свете Боба и его мыслей! – недовольно буркнула она.
      – Да что это с тобой? – удивилась Энн. – Тебе же всегда нравился Боб.
      – Не хочу говорить на эту тему, – остановила ее Кэтрин. Говорила она каким-то странным, чужим голосом. – Постараюсь выбраться на выходные. Я по тебе очень соскучилась, сестренка!
      – Я тоже скучаю о тебе, Кэтрин. Звони мне, пожалуйста, чаще! – попросила Энн.
      – Обещаю!
      Энн рассмеялась.
      – Ты всегда обещаешь, а мне приходится первой набирать твой номер.
      Энн стояла в холле огромного особняка. Она робко смотрела по сторонам, словно была здесь не полноправной хозяйкой, а рассчитывающей на место поломойки сиротой. Ее угнетали высокие потолки, темные балки, блестящий в тусклом свете угасающего дня паркетный пол. Пугал даже какой-то странный портрет на стене.
      Ни за что на свете не буду здесь жить! – твердо решила Энн. Она сделала глубокий вздох и крикнула:
      – Эй, есть здесь кто-нибудь?!
      От звука собственного голоса коротко стриженные волосы на затылке Энн встали дыбом. Она передернулась и поспешила подняться по лестнице. Насколько Энн помнила план дома, где-то наверху должны были располагаться жилые комнаты, библиотека и кабинет, куда она, собственно, и спешила.
      В эти выходные Кэтрин не смогла выбраться к сестре, Боб снова пропадал на каком-то семинаре и даже не соизволил позвонить Энн. Она была немного обижена на Боба и при встрече собиралась высказать ему все, что думает по этому поводу.
      Его пренебрежение уже перешло всякие рамки! – рассерженно думала Энн, поднимаясь по огромной центральной лестнице. Мало того что он не звонит, никак не сообщает о себе, так мы еще и не были близки уже почти два месяца! Как только Боб вернется, мне нужно будет серьезно с ним поговорить. С тех пор, как он начал читать этот курс в Оксфорде, он себя ведет как минимум странно. Может быть, я смогу убедить его не разевать рот на слишком большой кусок?
      – Надо же, мне всегда казалось, что богини спускаются с неба в ослепительном сиянии, а не поднимаются, словно простые смертные, по лестнице!
      От неожиданности Энн вздрогнула и чуть не оступилась.
      – Кто вы такой? – выдохнула она, схватившись за перила, покрытые сложной резьбой.
      – Позвольте представиться, богиня: Фредерик Стрейт. Меня пригласил мистер Бернер, чтобы я мог оценить коллекцию вашего дядюшки. Вы знаете, что он был страстным поклонником искусства Испании времен Золотого века?
      – Я всего неделю знаю, что у меня вообще был дядюшка, – ответила Энн. – Вы уже закончили работу?
      – Нет, только начал. Думаю, вам будет интересно посмотреть на коллекцию.
      Энн пожала плечами. В ее программу самообразования раздел «искусствоведение» не входил. Но все же эта коллекция – шанс узнать Кристофера Ланкастера лучше, и Энн не хотела упускать этот шанс. Почему-то неожиданно появившийся родственник был ей очень интересен.
      – Может быть, обопретесь? Вдруг снова не сможете устоять перед моим обаянием?
      Фредерик предложил Энн руку и, произнося вежливые, ничего не значащие фразы, повел ее в глубь дома.
      Совершенно удивительный человек! – подумала Энн, украдкой рассматривая Фредерика. То он говорит непростительные вещи, то ведет себя как истинный джентльмен. Странно, с такой-то внешностью этот Фредерик Стрейт должен был бы не картины рассматривать, а на «харлее» носиться по улицам с банкой пива в одной руке и с девчонкой в другой!
      Внешность искусствоведа Фредерика Стрейта действительно заслуживала самого пристального внимания. Высокий, гораздо выше Энн, хотя миниатюрная Энн и привыкла к тому, что подавляющее большинство мужчин выше ее. Упругие бугры мускулов переливались под ладошкой Энн, и это движение отзывалось во всем ее теле напряженной дрожью.
      Энн имела достаточный опыт общения с мужчинами, чтобы считаться опытной женщиной, она прекрасно понимала, чего хочет ее тело!
      С ума сойти можно! – сердито думала Энн, стараясь унять дрожь, чтобы Фредерик, не дай бог, ничего не почувствовал. Я хочу совершенно незнакомого мужчину, и это при условии, что у меня есть Боб! Конечно, с Бобом у нас никогда не было сногсшибательного секса, но он всегда удовлетворял мои потребности. Боже мой, я еще и думаю о Бобе в прошедшем времени! Давай, Энн, возьми себя в руки! – призвала она себя к порядку. Нельзя так реагировать на совершенно незнакомого мужчину, да еще и на рыжего.
      Но одного взгляда на шелковистые длинные волосы Фредерика было достаточно, чтобы волна дрожи вновь возникла в ее животе. Энн только представила, какими мягкими и нежными будут на ощупь его длинные, сейчас стянутые в хвост волосы.
      Нет, рыжие мне никогда не нравились, твердо решила Энн и постаралась больше не пялиться на искусствоведа. Но не успела она отвернуться, как встретилась взглядом с Фредериком. Только сейчас Энн поняла, кого ей напоминает этот человек, и поняла, почему она чувствовала все это время скрытую угрозу. Глаза Фредерика были совершенно желтыми, словно у кошки.
      Он даже не тигр, он рысь: быстрая и смертоносная кошка, от которой невозможно спастись, думала Энн, завороженная этим взглядом.
      – Вы мне сейчас очень напоминаете мышонка, застывшего перед огромной кошкой! – рассмеялся Фредерик.
      Энн несмело улыбнулась и поспешила отвернуться.
      Как восьмиклассница, честное слово! – сердито обругала она себя.
      – Вы ведь уже видели коллекцию? – спросила она, решив сменить тему разговора. Сильной и уверенной в себе Энн было неприятно оказаться в шкурке мыши.
      – Да, я видел коллекцию мистера Ланкастера еще до того, как ее хозяин покинул сей бренный мир. Жаль, хороший был человек.
      Шокированная Энн вновь чуть не упала.
      – Такая очаровательная, как ценитель прекрасного говорю, между прочим, женщина не может быть столь неловкой! – попенял ей Фредерик. – Может быть, вы, мисс Ланкастер, просто хотите быть ближе ко мне?
      И он подмигнул Энн самым неприличным образом. От возмущения она даже не нашлась, что ответить грубияну.
      – Стоп. А как вы узнали, что я – Энн Ланкастер?
      – Мне вас рекомендовал мистер Бернер. Он очень точно описал вас.
      Интересно, как же? – подумала Энн, но спрашивать не рискнула, не желая разочаровываться еще и в пожилом адвокате.
      – Так что вы можете сказать о коллекции? – тоном, отточенным во время многочисленных деловых встреч, спросила она. В «Калвин индастриалз» все знали, что так мисс Ланкастер говорит только с клиентами. В основном с клиентами – должниками.
      Фредерик усмехнулся, и на его щеке появились ямочка, от одного взгляда на которую Энн чуть не прослезилась.
      Я стала слишком эмоциональной, недовольно подумала она. Ничего удивительного, за последние два месяца Фредерик – первый мужчина, обративший на меня внимание.
      – Раз вам так хочется уйти от обсуждения ваших достоинств... – Он выразительно посмотрел в вырез платья Энн, и она почувствовала, как заливается краской. – Вам никто не говорил, что вы очаровательно краснеете? – поинтересовался Фредерик таким тоном, словно спрашивал о погоде.
      – Остановитесь, мистер Стрейт, – устало попросила Энн. – У меня есть жених, и мне не очень хочется продолжать эту игру.
      – Странно.
      – Что странно? Что я не собираюсь изменять своему жениху? – удивилась Энн.
      – Странно, что при наличии жениха у вас в глазах застыла такая тоска. Вы ведь давно не были с мужчиной?
      Словно выброшенная на берег рыба, Энн хватала воздух ртом. Всего за пятнадцать минут этот мужчина уже во второй раз ставил ее в положение, когда она не знала, что делать дальше: ударить его по щеке или упасть в его объятия и попросить сделать счастливой хотя бы на полчаса.
      – Ох, мисс Ланкастер, непросто вам с таким характером жить, а? – Фредерик подмигнул ей. – Никогда не думали о том, чтобы стать премьером?
      – Спасибо, мне и на моем месте неплохо, – огрызнулась Энн. – Мы будем обсуждать мою карьеру или коллекцию моего покойного дядюшки?
      – А что коллекция? Она великолепна и стоит больше чем этот дом и весь бизнес вашего дяди в придачу. Но я бы не советовал вам спешить распродавать ее: такое сокровище нужно передавать из поколения в поколение или дарить музеям. – Глаза Фредерика загорелись, он схватил Энн за руку и потащил за собой. – Вы только посмотрите! – восторженно воскликнул он, указывая Энн на какой-то странный рисунок. – Ведь это первые снимки с гравюр Гойи из знаменитой серии «Капричос»!
      – И что это такое? – удивилась Энн, разглядывая гравюру, на которой мужчина спал, уронив голову на руки, а вокруг него сидели, летели, бежали странные звери.
      – Это гравюра под номером сорок три: «Сон разума порождает чудовищ. Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с разумом оно – мать искусств и источник творимых ими чудес».
      – Красиво, – пробормотала Энн, внимательно всматриваясь в гравюру. – Наверное, дядя был очень интересным человеком?
      – Своеобразным, – чуть подумав, ответил Фредерик. – Думаю, Бернер уже рассказал вам о психическом заболевании, передающемся по наследству в их семье по линии матери?
      – Мистер Бернер сказал, что моему дяде удалось сохранить разум и он умер вполне здоровым психически человеком.
      – Мне иногда кажется, что Кристофер Ланкастер все же потерял часть разума... Он так много времени проводил со своими гравюрами... Эта была его любимая гравюра. Может быть, она и помогла ему остаться по эту черту? «Сон разума рождает чудовищ». Впрочем, кого из нас можно считать нормальным?
      Фредерик вдруг повернул Энн лицом к себе и впился губами в ее губы. Ошеломленная, она стояла, словно истукан, и не могла ни оттолкнуть его, ни ответить на поцелуй. И Энн ужасно боялась ответить самой себе честно на вопрос, чего же ей хочется больше.
      Его губы были страстными и жаркими. Сладкие, словно нагретый июльским солнцем вересковый мед, они дарили блаженство и забвение.
      Энн и сама не заметила, как начала отвечать на этот неожиданный поцелуй: ее губы раскрылись, повинуясь беззвучной просьбе, язык сплелся в страстном танце с языком Фредерика...
      Боб, боже мой, Боб! – подумала Энн.
      Она оттолкнула Фредерика, не понимая, откуда только взялись силы справиться с этим огромным мужчиной.
      – Что вы себе позволяете?! – возмутилась Энн.
      – У вас не было мужчины очень, очень давно. Я был прав! – чуть насмешливо сказал он.
      – Вы просто мерзавец!
      – Нет, я всего лишь пораженный вашей красотой и изяществом мужчина. Все же вы богиня, мисс Ланкастер. Или теперь мне можно называть вас Энн?
      – Для вас я всегда буду мисс Ланкастер! – сердито бросила Энн, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. Она не была уверена в своей способности сопротивляться магнетизму и природному обаянию этого мужчины.
      – Если честно, мне все равно, кого целовать, Энн или мисс Ланкастер. У обеих губы сладкие и пьянящие, словно вересковый мед.
      Энн вздрогнула. Фредерик сделал один шаг к ней.
      – Не подходите ко мне! – сердито потребовала она. – Я буду кричать.
      – Вам ведь так хочется оказаться в моих сильных руках. Я бы ласкал вас, словно вы хрупкий цветок, растущий высоко в горах, я бы заставил вас сойти с ума, показал бы вам Вселенную... Разрешите мне сделать вас счастливой, мисс Ланкастер!
      Энн прикрыла глаза. Соблазн был велик. Она была уверена в том, что Фредерик сможет выполнить свои обещания. Но кем же окажется она, если не выполнит свои? Пусть с Бобом они еще не обручены, но ведь это просто пустая формальность!
      – Ясно, честность победила. – Фредерик тяжело вздохнул. – Я бы все же советовал вам подумать, мисс Ланкастер.
      – Когда вы оцените коллекцию? – дрожащим голосом спросила она.
      – Через три дня я подготовлю все документы.
      – Вот и отлично. До свидания, мистер Стрейт.
      – Увидимся через три дня?
      – Нет, передайте документы мистеру Бернеру.
      Энн страшила одна только мысль о том, чтобы вновь встретиться с ним, вновь оказаться дрожащей мышью, с которой желтоглазая кошка затеяла какую-то сложную игру.
      Он просто убьет меня, а потом пойдет искать следующую жертву, с ужасом думала Энн, спускаясь по лестнице так быстро, что это было похоже на бегство.
      У двери что-то заставило ее обернуться. Фредерик стоял на верхней ступеньке и смотрел ей вслед. Энн показалось, будто его желтые глаза, словно два фонаря, горят в сгущающихся сумерках. Фредерик усмехнулся и облизал губы. Энн почувствовала, как у нее подгибаются ноги от одного только воспоминания об этом поцелуе. Еще никто ее так не целовал! И Фредерик знал об этом. Он все о ней знал.
      Энн выскочила за дверь и подняла руку, надеясь, что такси попадется ей достаточно быстро, чтобы хватило моральных сил не броситься обратно в дом, в объятия человека, пообещавшего сделать ее счастливой.

4

      Что я делаю? Что я делаю?!
      Если бы сейчас Энн попала в руки психиатра, он бы непременно сказал, что пациентка находится в состоянии, близком к панике. Энн с трудом вспомнила собственный адрес и сейчас совершенно отключилась от происходящего вокруг. Она вспоминала неожиданный поцелуй, пыталась понять, почему же сразу не оттолкнула Фредерика, почему ответила, почему, в конце концов, ей так хочется повторить этот поцелуй!
      Ох, Боб, если бы ты только был рядом! – огорченно думала Энн, рисуя что-то пальцем на запотевшем от дыхания стекле.
      Уже была середина марта, но весна в этом году выдалась очень сырая и промозглая, и серые низкие тучи, готовые разразиться дождем, как нельзя лучше соответствовали настроению Энн.
      Я должна позвонить Бобу и рассказать ему обо всем, что со мной сегодня произошло! – наконец решилась Энн. Он имеет право знать. И, может быть, тогда мне станет легче?
      Только утром, проверив содержимое кошелька, Энн поймет, что таксист безбожно обсчитал ее, когда давал сдачу, но сейчас ей было все равно, лишь бы добраться до телефона.
      Пальцы Энн дрожали, и она только с третьей попытки набрала правильно номер Боба.
      – Кто? – раздраженно спросил он.
      Энн и сама часто так общалась с позвонившими, когда была занята работой. Она не обиделась на Боба, лишь порадовалась тому, что хоть что-то вокруг нее осталось по-прежнему: Боб работает и злится, что его отвлекают.
      – У меня проблема, – с трудом сдерживая слезы, сказала Энн.
      – Тебе двадцать шесть лет, пора бы научиться решать свои проблемы самостоятельно! – зло бросил Боб. – Это все?
      – Да, – твердо ответила Энн (и куда только пропали слезы и истерика!). – Остальное мы обсудим, когда ты вернешься.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.