ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Логан вспомнил, что все еще держит завязки корсета, и разжал пальцы. Потом он встал, заслонив собой Рэчел, хотя отлично знал, что и Быстрый Лис, и чероки из рода эйдуэйс ее видели. Видели, чем он занимался.

— Одинокий Голубь, ты оказал мне честь, посетив мой дом.

Черт побери, Одинокому Голубю наверное уже под восемьдесят. Логан считал, что чероки-эйдуэйс никогда не покидают свой поселок Чеоа. Одинокий Голубь был их шаманом, и они считали его святым. Логан всегда встречался с ним лишь в полутьме Дома, Где Держали Совет. И тем не менее он стоял здесь, даже не запыхавшись после подъема, глядя куда-то мимо Логана.

Взгляд через плечо подтвердил опасения Логана. Она уже стояла не сзади него, а рядом, либо не замечая, либо считая совсем неважным, что корсет, хотя и не затянутый у талии, завлекающе выталкивал кверху ее груди. На его яростный взгляд она не обратила никакого внимания.

— Я пришел говорить с твоей женщиной. — Одинокий Голубь поднял руки, отчего отделанная перьями накидка расправилась, словно крылья.

— Это не моя жена.

— Вы могли бы представить мне вашего друга, мистер Маккейд.

Она сделала шаг вперед, приподняв руку, словно ожидая, что старый вождь упадет на колени и поцелует ее. И хоть на ней были только шелковая сорочка и корсет, она гордо подняла голову и расправила плечи. Мгновение Логан смотрел, как ветерок играет золотыми кудрями, закрывавшими ее стройную спину, и подумал, что ее, похоже, совсем не смущает птичья маска на лице старика.

— Одинокий Голубь, это Рэчел Эллиот.

— Леди Рэчел Эллиот, — поправила она. — Я — одна из фрейлин королевы Шарлотты. Шарлотта — жена короля Георга.

Логан пытался поймать взгляд святого старца, но тот не сводил глаз с Рэчел, что было вполне понятно. Логан сам с трудом удерживался от того, чтобы не пялиться на нее, когда она вышла из хижины. Но он хотел что-то сделать, как-то предупредить Одинокого Голубя, что нельзя верить ни единому ее слову.

Но старик взял ее руку и обхватил ее изящные пальчики своими пальцами, хотя целовать руку не стал.

— Я не знаком с вашим королем Георгом, но мой брат был в его Доме за Большой Водой.

— О да, я вспоминаю, прошлым летом король встречался с вашими людьми во дворце Сент-Джеймс. Ваш родственник произвел большое впечатление.

— Он был рад сам увидеть все то, о чем ему рассказывали Маленький Плотник и другие наши братья, которые побывали на вашей земле до этого. Большую башню, куда заточают врагов, обширные участки земли, чтобы ездить верхом и встречаться с друзьями.

— О да, по-моему, они совершили прогулку по парку Сент-Джеймс. Лондон так красив. — Рэчел вздохнула. — Иногда мне его ужасно не хватает. Может, вы как-нибудь сумеете навестить меня там. Я бы могла показать вам королевский дворец. Там такой прелестный парк. Ко дню рождения короля ее величество воздвигла очаровательный павильон. И я бы представила вас королю Георгу. Я уверена, он бы…

— Бога ради, Рэчел. — С Логана было вполне достаточно. Что если Одинокий Голубь поверит тому, что она наговорила?

— Простите? — Она одарила его взглядом, от которого менее смелый человек или тот, кто не знал, что она все выдумывает, тут же провалился бы сквозь землю. Логан же просто ответил похожим взглядом.

— Я уже стар и боюсь, что для меня слишком поздно предпринимать такое путешествие. Но я пришел говорить с вами. Зайдем в дом.

Логан заметил, как она одарила старика улыбкой, осветившей все ее лицо. Потом оба они зашли в хижину и закрыли дверь, оставив его и Быстрого Лиса ждать снаружи.

Мгновение он стоял, почесывая подбородок, потом взглянул на Быстрого Лиса:

— Что здесь происходит, черт побери? Его приятель только пожал плечами:

— Одинокий Голубь сказал, что ему необходимо ее видеть.

— Кого? Рэчел? Но почему?

— Этого я не знаю. — Быстрый Лис присел на корточки и стал почесывать собаку за ушами. Пес сразу перевернулся на спину, подставляя ему пятнистое брюхо.

Логан возвел глаза к небу, потом наклонился и поднял свою рубаху. Он натянул ее через голову, выпустив волосы из-под воротника, выдернул топор из колоды и повернулся к молодому индейцу:

— Что ты сказал про нее Одинокому Голубю?

— Очень мало. — Настойчивое повизгивание напомнило ему, что он отвлекся. — Я сказал, что женщина появилась ниоткуда.

— Дерьмо. — Логан взмахнул топором, и чурка разлетелась пополам. — Какого черта ты рассказал ему это, Быстрый Лис?

— Ты сам мне это сказал.

— Я сказал, что не знаю, откуда она взялась. И я действительно не знаю. Но ведь она пришла откуда-то, как же иначе? И уж не от двора короля Георга.

— Значит, вы мне верите?

Рэчел наклонилась и коснулась руки старика. Он посмотрел на нее темными, темнее ночи, глазами. Казалось, эти глаза знали больше, чем положено простому смертному.

— У меня нет причины не верить вам и, наоборот, есть все основания поверить.

— Спасибо. — Рэчел перевела дух.

Они сидели на расстеленных перед очагом шкурах скрестив ноги. Примерно так же, вспомнила она, как сидели Логан Маккейд с навещавшим его Быстрым Лисом. Хотя сперва ей было неудобно, это ощущение прошло в ходе разговора со старым индейцем. Знать, что он не считает ее историю нелепой, что он поверил всему, что она рассказала, было огромным облегчением.

— Я никогда не думала, насколько это тяжело, когда тебе не верят.

— Вы имеете в виду Логана Маккейда?

— Он не поверил ни одному моему слову.

— Вы рассказали ему?

— Не все. Но вы сами видели, как он себя вел, когда я рассказывала о доме, о короле и королеве Шарлотте. Точно так же он вел себя, когда я говорила, что послана его спасти.

— Может, он считает, что его не надо спасать?

— Без сомнения. Он думает, что из-за меня чуть не свалился в пропасть. — Ее голос стал мягче. — Когда я его окликнула, он падал с утеса, и я ничего не могла поделать. Я думала… думаю, что он собирался прыгнуть. Наверное, Быстрый Лис рассказал вам, как я пыталась спасти мистера Маккейда от него.

— Да, он мне сказал.

Рэчел взглянула на него из-под опущенных ресниц и грустно улыбнулась:

— Вы настолько джентльмен, что не находите это смешным. Думаю, что произошла ошибка. Я могу вернуться в свою собственную жизнь, только если спасу мистера Маккейда. И боюсь, я не сумею этого сделать.

— Вы считаете, что духи переоценили ваши возможности?

— Да, — негромко сказала она. Помолчав, Рэчел взглянула на него, ожидая ответа.

— Я не думаю, чтобы духи что-то перепутали. Они не ошибаются — не то что люди. Вы найдете способ сделать то, что должны.

— Хотела бы я иметь вашу уверенность. Я даже понятия не имею, как здесь жить. Так трудно, когда не знаешь, что надо делать.

— Мой народ верит, что когда-то кругом была вода и все животные вместе жили на небе. — Одинокий Голубь воздел руки. — Там было очень тесно, и водяной жук Сауниси нырнул в воду и добрался до ила. Он вытащил немного ила наверх, и из него выросла вся известная теперь земля. Давным-давно, — он посмотрел Рэчел в глаза, — кто-то соединил землю с небом четырьмя нитями. Это наша связь с небом. Большинство из нас перемещаются только наверх. Но я верю, что вы проделали обратный путь на землю. И верю, что когда настанет время, вы будете знать, что делать.

— Я охотно принимаю все, что вы сказали. И то, что было сказано раньше.

Он положил руки ей на плечи:

— Я буду говорить с духами. Буду просить их вас направить. Но вы должны прислушиваться к своему сердцу. К вашему собственному духу… духу внутри вас.

Рэчел кивнула. Она последует его совету, но ей страшно… Да что там — она знала, что в ней не было никакого духа.

— Да чем они там занимаются? — Логан швырнул полено на растущую кучу у двери. Он колол дрова уже, казалось, несколько часов, без передышки. С такими темпами ему не надо будет вновь этим заниматься раньше чем через неделю.

— Я же говорю — не знаю. — Быстрый Лис снова поднес к губам свирель и издал серию звуков, напоминавших птичий посвист.

Логану уже надоело это слышать. Или ему просто надоело раздумывать, что же происходит за закрытой дверью его хижины.

— Пожалуй, я загляну туда.

Не успев сделать и нескольких шагов, он почувствовал на своем плече твердую ладонь.

— Старику это не понравится.

— Нет? Ну, мне тоже не нравится, что она там забивает ему мозги всякой чушью.

— Одинокий Голубь знает, что истинно и что ложно.

Логан нахмурился, но тем не менее вернулся обратно и снова яростно схватился за топор. Эти чероки здорово уважают своих шаманов. Верят, что те обладают сверхъестественной силой.

Он помнил случаи, когда эти святые люди толкованием снов совершенно меняли жизнь человека. Они присутствовали на всех Больших Сборах, охраняя их от злых духов, а вожди просили их совета и в мирное, и в военное время.

Не его дело указывать Одинокому Голубю, кого тому слушать, а кого нет. Во всяком случае, он не собирался ввязываться со стариком в спор по этому поводу. Как только она достаточно окрепнет, она двинутся в долину. Пусть славные люди с Мельницы Маклафлина займутся ею, с ее слишком живым воображением… или сумасшествием.

К тому времени как дверь открылась, длинные тени сосен протянулись через всю поляну. Задолго до этого пес открыл сонные глаза, потянулся и потрусил в лес, чтобы поймать себе что-нибудь на ужин. Логан слышал его возбужденное повизгивание и еще урчание в собственном животе. У него уже устали руки и спина от этого махания топором. И он очень жалел, что утром не догадался захватить с собой из хижины кувшин.

Когда шаман с «ее высочеством» появились в лучах заходящего солнца, Логан взглянул на своего приятеля. Быстрому Лису уже давно надоело подражать птичьим голосам, и теперь он спал, положив голову на травяную кочку. Так что он не увидел золотистого ореола, казалось парившего над ее головой.

Ореол мерцал, сияя ярче бриллиантов на ее шее. Логан закрыл глаза, потом медленно открыл их, а ореол исчез. А она глядела на него все с тем же выражением, подразумевающим, что он не более чем слуга и должен поступать так, как ей заблагорассудится.

— Это все из-за солнца, — пробормотал он и потряс головой, когда Одинокий Голубь переспросил, что он сказал.

Судя по улыбке на морщинистом лице, старик был ужасно доволен собой.

— Я пригласил твою женщину к нам на праздник А-та-ха-на.

Логан выпучил глаза:

— Что?

— Ты приедешь с ней. Будешь ей все объяснять.

— Конечно, я благодарен за оказанную честь, но боюсь, что это невозможно. Может быть, леди Рэчел не сочла нужным сообщить об этом, но она скоро покинет эти места, чтобы вернуться во дворец.

Его сарказм вовсе не показался ей забавным. Мгновение она не могла скрыть отчаяния, потом одарила мистера Маккейда лучезарной улыбкой:

— Я заверила Одинокого Голубя, что еще буду здесь во время праздника и с удовольствием приму в нем участие.

Их взгляды скрестились: его — гневный, ее — строгий, несмотря на приподнятые в улыбке уголки губ. Эту схватку прервал старый шаман. Он встал между ними, положил на свою ладонь сначала его руку, потом ее и сжал пальцы.

— Слушайся своего сердца, Логан Маккейд. Оно не посоветует плохого. — Он жестом подозвал Быстрого Лиса. Тот легко вскочил на ноги, и они вместе двинулись по ведущей с горы тропе.

Рэчел и Логан, погруженные каждый в свои мысли, глядели им вслед, пока вдруг не сообразили, что все еще держатся за руки. Не сговариваясь, они отпустили руки, и каждый отступил на несколько шагов. Первым молчание прервал Логан:

— И что все это значит?

Рэчел, якобы поглощенная разглядыванием кружевного рукава сорочки, кинула на него взгляд через плечо:

— Что вы имеете в виду, мистер Маккейд?

— Приглашение. Как вы ухитрились его получить и почему вы его приняли?

— Приняла потому, что, конечно же, с удовольствием пойду. Обычно у меня не бывает других причин, чтобы находиться в чьей-то компании.

Исключая его. Она, может, и не сказала этого, но Логан знал, что она имеет в виду. И ему было на это наплевать. Ему уже дьявольски надоело ее присутствие, он будет только рад, когда от нее избавится. К сожалению, этот долгожданный момент теперь отодвинулся еще дальше.

— Все же я хочу знать, что вы ему сказали такого, что он вас пригласил. Белых редко приглашают на церемонию посвящения.

— Но ведь вы на ней присутствовали.

— Откуда вы знаете?

— Ну… — Рэчел хотела ответить, что ей это сказал Одинокий Голубь, но ведь он такого не говорил. Во всяком случае она этого не помнила. Но откуда бы тогда ей знать? — Конечно же, старик мне это сказал, — ответила она и тут же добавила, чтобы сменить тему разговора: — Ваш пес поймал кролика.

— Откуда вы знаете? — Логан догадывался, что пес, судя по его повизгиваниям, пытался это сделать, но был также вполне уверен, что у него ничего не вышло.

Рэчел не решилась ответить, что это пес сказал ей хотя так оно и было. Поскольку мистер Маккейд и так считал ее сумасшедшей, можно себе представить, как бы он воспринял такое откровение, как ее способность переговариваться с собакой.

Пес уже развалился на спине в своей излюбленной позе, задрав лапы кверху и вывалив язык. Если он и собирался что-то ей сообщить, Рэчел больше не желала его слушать.

Рэчел мотнула головой, чтобы забыть обо всем этом, но не выдержала и спросила:

— Как его зовут? Я слышала только, как вы звали его «Псина».

Логан остановился перед дверью хижины и оглянулся. Снова он поразился ее красоте и снова в нем поднялось чувство раздражения.

— Псина. И больше никак.

— Просто «Псина»? — Рэчел непроизвольно шагнула к спящему спаниелю. — Но это неслыханно! Все всегда дают имя своим любимцам.

Логан повернулся к ней, стиснув зубы:

— Он у меня не любимец. И у него нет имени. Рэчел поняла, что в его словах крылся какой-то особый смысл, которого она пока не могла понять, и она решила сейчас не допытываться. Он был совершенно невыносим. Конечно, развалившаяся у ее ног собака не представляла ничего особенного — она была ленива и вряд ли годилась в сторожа, но уж имя-то у нее должно было быть.

— Тогда я сама назову тебя. — Логан так помрачнел, что она еле сдержала улыбку. — Пожалуй, Генри. Что ты об этом думаешь, гроза кроликов? Тебе нравится имя Генри? Так звали нескольких славных королей. — Рэчел присела, почесывая пса.

— Мою собаку так звать не будут.

— Вы так думаете? — Рэчел искоса посмотрела на него. — Кажется, вы опоздали. У него уже есть имя.

Логан так стиснул зубы, что у него заболели челюсти, и он решил махнуть рукой на все это. Какое ему к черту дело, как она назовет этого встрепанного бездельника? Она была обузой, временной помехой, с которой он пока вынужден мириться. При этой мысли он чуть не расхохотался. А может, она и вправду была послана? Послана, чтобы еще больше наказать его. Ну если так обстояло дело, то она чертовски здорово справлялась со своей задачей.

Логан повернулся и скрылся в хижине, пробормотав только:

— Называйте его как хотите.

В конце концов это не имело никакого значения. Все равно эта скотина будет поступать как ей вздумается.

Только вот уже в ближайшие дни стало ясно, что он ошибался.

Она все еще не оправилась после лихорадки — этого Логан не мог не заметить. И как бы ему ни хотелось, чтобы она сама о себе заботилась — а ему уже осточертело все время ее обслуживать — он не мог оставлять ее одну. Во всяком случае, пока еще не мог.

Она целые дни рассиживала в кресле, которое он уже привык про себя называть ее троном, принимая от него то кружку чая, то миску рагу. Она была вежлива, до того высокомерно вежлива, что Логан чувствовал себя слугой в собственном доме.

И она продолжала называть пса «Генри».

Сначала он был уверен, что она это делает, чтобы действовать ему на нервы. Она поглядывала на спавшую задрав ноги собаку и говорила со вздохом:

— Ну разве Генри не прелесть? Никогда раньше не видела, чтобы собака так спала.

В ответ Логан бурчал что-то неразборчивое — он не собирался вступать с ней в перепалку.

— Знаете, когда-то у меня была собака. Прошло уже три дня со времени прихода шамана, и Логан только что вернулся с утреннего купания в ручье. Он встал у огня, чтобы быстрее высохнуть, и меньше всего ему хотелось вести разговоры о собаках. Его собственная, вместо того чтобы пойти с ним, предпочитала сидеть рядом с ее креслом. Но его молчание нисколько не подействовало на Рэчел. Она продолжала, как будто он воспринял ее заявление с огромным интересом:

— Я была совсем маленькая. И конечно, мой отец об этом понятия не имел.

Она смолкла, и что-то в ее тоне поразило Логана, натягивавшего рубаху.

— Почему вы сказали «конечно»?

— Что? — Она подняла глаза, словно только сейчас заметив его присутствие. — О, собаки напоминали ему о моей матери. Поваренок как-то сказал мне, что у нее всегда было несколько собак.

— Значит, ваша мать умерла, когда вы были еще маленькая?

— Нет. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — она нас оставила совершенно скандальным образом. Сбежала с младшим сыном друга моего отца, лорда Бейтуна. Никто не знает, что с ними стало. Одни говорили, что они покончили с собой — прыгнули в море, держась за руки. Другие — что произошел несчастный случай, когда они ехали в экипаже по горной дороге. А может, они еще живы и обитают в какой-нибудь развалюхе в Южном Уэльсе.

Она закончила свое повествование необычно беспечным голосом, а ее глаза подозрительно поблескивали. Логан молчал, и тишину нарушали только храп пса да потрескивание поленьев в очаге.

— Боже мой, понятия не имею, с какой стати я вдруг стала выкладывать вам все это?

— И сколько вам было?

— Вы имеете в виду, когда она ушла от нас? Я была совсем маленькая. Я ее почти не помню. Мне не хочется больше об этом говорить. — Она глубоко вздохнула и встала.

Как только она произнесла «Генри», неблагодарная скотина вскочила и последовала за ней.

— Пожалуй, пройдусь, пока вы займетесь нашей утренней трапезой.

Подумать только, на мгновение он ей даже посочувствовал, он, знавший, каково это — жить с воспоминаниями, которые лучше забыть. Но будь он проклят, если станет ей прислуживать. Если у нее уже достаточно сил, чтобы «пройтись», то хватит сил и для того, чтобы «заняться ее собственной трапезой». И его тоже, если уж на то пошло.

Места здесь были действительно замечательные. Тут не было ухоженной красоты парков вокруг королевского дворца, но Рэчел нравились окутанные дымкой горы и багряно-золотистая долина. По утрам вверх поднимались клочья тумана, цепляясь за сосны и ели. Одинокий Голубь называл их Тша-кона-ха — голубой дымок.

Рэчел стояла на краю обрыва, не в силах отвести глаз от всего этого. У ее ног лежал Генри. И зачем только она вспомнила о своей матери? Зачем все рассказала Логану? Она находилась здесь по одной-единственной причине, которая не имела никакого отношения к горестям ее детства. С того момента, как ее отец умер, оставив ее сиротой, и она переехала жить к ближайшей родственнице — королеве Шарлотте, Рэчел старалась выкинуть из головы все мысли о матери.

Однажды Лиз показала ей портрет леди Энн в галерее замка Сент-Джеймс. Конечно, она иногда задумывалась, как выглядела ее мать… Все ее портреты в их доме в Девоншире были уничтожены, когда та уехала.

— Я сперва подумала, что наткнулась на твой портрет, — сказала Лиз, пока Рэчел разглядывала холст в позолоченной раме.

Ничего не скажешь, она была просто поражена своим сходством с матерью, но не выказала никакого интереса, лишь молча повернулась и пошла прочь, больше ни разу не взглянув на портрет, и никогда не обсуждала этот случай с Лиз. Со своей лучшей подругой.

Так почему же она без всякой причины обо всем рассказала человеку, который ей даже не нравился?

Рэчел закрыла глаза, глубоко вздохнула и снова открыла их. Но она уже не замечала простиравшийся перед ней пейзаж. Что она здесь делает? По Логану Маккейду не было заметно, чтобы свеча его жизни грозила угаснуть. Вряд ли она встречала человека более способного постоять за себя.

И все же Одинокого Голубя нисколько не удивила возложенная на нее задача. Он сразу же ей поверил даже больше, чем она верила сама себе. Потому что чем дольше она здесь находилась, тем невыполнимее казалась ей эта задача. А ей так хотелось вернуться в королевский дворец! К покою и довольству, которые она там испытывала, к возможности отомстить за смерть своей подруги.

Интересно, что сейчас делает лорд Бингам? Считает ли он себя счастливчиком, избавившимся от неверной жены, ее любовника и подруги? Не осталось никого, кто мог бы указать пальцем на виновного, раскрыть его греховное деяние. Но она это сделает. Когда она вернется, то все расскажет королеве, и лорд Бингам понесет наказание за содеянное.

Но сначала она должна закончить дела здесь, а терпение не входило в число ее достоинств. «Прислушивайтесь к своему внутреннему духу, — сказал ей старый шаман, — и способ найдется». Но ее дух молчал, а разум требовал поспешить.

Ведь она — ангел. Наверняка она сможет влиять на окружающих, если хорошенько постарается. Сможет заставить звучать божественную музыку. Сможет летать. С легкой улыбкой на губах Рэчел задержалась на этой мысли. Конечно же, ангелы могли летать. На каждой картине, которую ей доводилось видеть, они парили расправив крылья. Конечно, у нее не было крыльев, точнее, она их не видела, но все равно она должна их иметь. Она должна обладать даром полета.

Она сделала шаг вперед, совсем не уверенная, что собирается попробовать лететь, но решение оказалось не в ее власти.

Сильные руки обхватили ее талию, и через мгновение сильный рывок сбил ее с ног. Прежде чем они вместе упали на землю, он развернулся, чтобы смягчить ее удар при падении, принимая его на себя.

Едва Рэчел успела обрести дыхание, как он перекатился, и на этот раз она оказалась внизу.

— Что это вы задумали, черт побери?

Его потемневшее от гнева лицо нависло над ней.

— Я хотела… — Рэчел прикусила губу. Сейчас ей казалось совершенно нелепым говорить, что она хотела. Прыгнуть с горы, чтобы проверить, умеешь ли ты летать, — это же сумасшествие. Во всяком случае, он бы наверняка так подумал. — Ничего. Теперь, пожалуйста, освободите меня.

Он не послушался, а прижал ее еще крепче к земле, так что щебень вдавился ей в спину.

— Я все видел своими собственными глазами.

— Ничего вы не видели. — Теперь она действительно разозлилась, отчасти и оттого, что он и вправду мог догадаться, в чем тут дело. — Освободите меня, я вам говорю! Осво…

Конец слова оборвался, потому что он накрыл ей рот своими губами. Как она и предполагала, его поцелуй был грубым, жестким и неуместным. Не то что несколько поцелуев, которыми она обменялась с Уилли.

Снизу в ее тело через одежду впивались камешки, а давление его тела сверху не давало ей возможности шевельнуться. Его язык проник в ее рот, пробуждая ощущения, переполнившие ее тело желанием. Что было довольно глупо или даже просто невозможно.

Разве может чувствовать такое тот, кто не принадлежит миру живущих?

Рэчел попыталась сосредоточиться на этой мысли и еще на том, что она ведь совершенно не выносит этого человека. Но все это словно теряло всякое значение, когда его губы прижимались к ее губам. Ее руки сами обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в длинные пряди темных волос. Дыхание ее сделалось частым и неглубоким, сердце болезненно колотилось в груди, и все, что она могла делать, — это не отпускать его, а притягивать ближе к себе.

Он шевельнулся и скользнул по ее шее языком, отчего по всему ее телу прошла дрожь. Хватая ртом воздух, Рэчел громко застонала, когда его ладонь накрыла ее грудь, и сдвинула ладонь выше, туда, где кончался мешающий лиф. Шершавые подушечки его пальцев не слишком нежно поглаживали ее кожу, но это нисколько не мешало нараставшему в ней ощущению восторга, от которого кружилась голова. Эти прикосновения разжигали ее с той же неотвратимостью, с какой ветер раздувает огонь.

Ее сосок болезненно напрягся, и только влажный жар его рта облегчал эту муку. Ее затягивал водоворот, тело ее выгибалось, прижимаясь к нему, ее ладони блуждали по его спине.

И вдруг все кончилось.

Ее тело еще продолжало ликовать, но его тяжести на ней уже не было. Пропали изысканные ощущения, вызванные его прикосновениями. Все свершилось так быстро, что Рэчел подумала о какой-то неведомой силе, оторвавшей его от нее.

Она открыла глаза и увидела, что он просто откатился в сторону и теперь сидел расставив колени и уткнувшись лицом в ладони. Лицо его скрывали свисавшие темные волосы, но от Рэчел не укрылись резкие движения его груди, порывисто набиравшие воздух в легкие. И сама она дышала точно так же.

Он повернул голову и мгновение глядел на нее своими зелеными глазами. Когда он прервал молчание, голос его звучал негромко и хрипловато:

— Теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы вас здесь не было?

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Вы слишком много пьете.

Рэчел остановилась в дверях, оглядывая хижину. Он сидел, или, вернее, развалился в кресле, слегка придерживая поставленный на колено кувшин. При звуке ее голоса он поднял голову, но ему как-то не удалось остановить свой взгляд на ней.

— А если и так, то что же? Это не ваше дело. Хотела бы она, чтобы сказанное им оказалось правдой. Это было ее самым горячим желанием. Но ничто не могло изменить того, ради чего она была послана. Ничто не свете.