Но прежде чем с языка ее сорвались слова, о которых она впоследствии могла бы пожалеть, Кэролайн резко отвернулась.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее.

— Да, поторопитесь, пожалуйста!

— Вы справитесь, Кэролайн!

Кэролайн показалось, что Волк произнес эти слова полувопросительно. Она медленно повернулась к нему и кивнула, боясь, что расплачется, если произнесет еще хоть слово. Он молча привлек ее к себе и принялся гладить по пушистым волосам. Кэролайн склонила голову ему на грудь.

Он терял время. Волк сознавал, что чем раньше он уйдет отсюда, тем скорее вернется. Но оттолкнуть от себя Кэролайн было выше его сил. Вместо этого он с силой привлек ее к себе.

Губы ее, как всегда мягкие и податливые, с готовностью ответили на его поцелуй. Он впивал в себя их восхитительный вкус, точно хотел навеки запечатлеть его в своей памяти. Когда он наконец, пересилив себя, отстранился от нее, Кэролайн со стоном покачнулась.

Волк отступил еще на шаг, протянул руку за мушкетом и, повесив его на плечо, снова взглянув на Кэролайн. Рот ее, все еще хранивший следы поцелуя, был влажен и ярко-ал, волосы блестели и переливались в колеблющемся свете свечи. Она была вдовой его отца, и Волк, напомнив себе об этом, с трудом поборол желание овладеть ею прямо сейчас, здесь, на полу, покрытом ковром. Издав глухое рычание, он подошел к двери и уже взялся за ручку, как вдруг услыхал пронзительный крик, донесшийся из спальни.

Кэролайн опередила его, с быстротой молнии метнувшись из комнаты. Когда он вошел в бывшую комнату отца, Кэролайн уже склонилась над роженицей. Та была белее простыни, которая укрывала ее до самого подбородка. Когда несколько минут назад они с Кэролайн выходили в гостиную, Мэри спокойно спала, и Волк подумал, что успеет привести Садайи. Теперь же ему стало ясно, что ни о чем подобном и речи быть не может. Придется обходиться собственными силами. Глаза Мэри были закрыты, дыхание с хрипом вырывалось из ее пересохших губ. То и дело она слабым, дрожащим голосом звала Логана.

Волк никогда не осуждал брата за то, что тот покинул Семь Сосен. Он и сам ни за что не стал бы жить под одной крышей с Робертом. Даже если бы был законным сыном и чистокровным англичанином. Но теперь он с неприязнью подумал о брате, который ушел отсюда, нимало не заботясь о беременной жене.

— По-моему, уже скоро, — сказала Кэролайн. Ее саму поразил спокойный, даже какой-то будничный тон, каким она произнесла эти слова. — Пожалуй, вам лучше было бы подождать в другой комнате. — Она взяла Мэри за руку и заставила женщину ухватиться за веревки, которые незадолго перед тем привязала к изголовью и изножью кровати. Обретя опору, Мэри принялась тужиться.

Кэролайн начала разворачивать лежавшую наготове чистую простыню, но вдруг краем глаза заметила Волка, все так же стоявшего в дверном проеме. Он точно оцепенел и не сводил безумных глаз с Мэри. Произойди подобное в иной, менее серьезной ситуации, Кэролайн вволю посмеялась бы над выражением его лица. Он был едва ли не более бледен, чем сама роженица, которая к этому моменту, надо сказать, стала розовой от натуги. Зубы ее были стиснуты от боли, кожа покрылась бисеринками пота.

— Рафф! — воскликнула Кэролайн, но ей пришлось еще раз, громче, повторить его имя, прежде чем он, словно очнувшись, перевел взгляд с лица Мэри на нее. — Надо подогреть воду!

Кэролайн решила все же удалить его из комнаты под первым попавшимся предлогом. Это сработало блестяще. Тихо, как кот, прокравшись в комнату, он подхватил оба ведра и, стараясь не расплескать ни капли, все так же на цыпочках бесшумно удалился.

Кэролайн усмехнулась, и вниманием ее снова безраздельно овладела Мэри. Прежде, когда роженица рассказала ей, что следует делать, Кэролайн была уверена, что все перепутает и от волнения непременно упустит из виду что-нибудь важное. Теперь же она с удивительной четкостью и точностью выполняла все до единой инструкции Мэри, ни разу не сбившись и ничего не забыв.

— Давай-давай, Мэри! Я уже вижу головку ребенка! — она похлопала подругу по руке и с чувством воскликнула: — Ты справишься, Мэри! Ты просто молодчина!

Кэролайн не могла быть уверена, что роженица расслышала ее слова, но в ее распоряжении просто не было никаких иных средств для поддержания слабеющих сил подруги.

Ибо Мэри с каждой секундой дышала все тяжелее, голова ее беспомощно поникла, и руки, сжимавшие узлы веревок, сами собой разжались.

— Соберись с силами, дорогая! Осталось ведь совсем немного! Ребенок уже готов появиться на свет!

Истошный крик, вернее нечеловеческий вой, который вдруг издала хрупкая Мэри, заставил сердце Кэролайн похолодеть от страха. Волосы ее поднялись дыбом. Нечто подобное она слышала, когда... Тряхнув головой, она отогнала от себя непрошеные воспоминания.

— Еще совсем чуть-чуть. Ну, вот и все! — радостно воскликнула она, подхватывая скользкое тельце новорожденного. Глаза ее наполнились слезами, и, обернувшись к Волку, который в эту минуту ворвался в комнату, с грохотом распахнув дверь, она счастливо улыбнулась.

— Девочка! — Кэролайн поднесла крошечное, багрово-красное, жалобно попискивавшее создание к изголовью кровати. — Мэри, я поздравляю тебя с дочерью!

Но ответа на эти слова не последовало. Мэри настолько обессилела, что не реагировала на окружающее. Она неподвижно лежала на постели и не отзывалась, сколько ее ни звали.

— Рафф, подойдите сюда! — позвала Кэролайн и, когда он оказался подле нее, протянула ему продолжавшего хныкать младенца.

— Вы хотите, чтобы я взял ее на руки?! — спросил Волк с неподдельным ужасом.

— Ну да, а что же тут такого? Но сначала возьмите вот это, — и она кивком головы указала на льняные пеленки, сложенные стопкой на крышке сундука. Волк понял, что ему придется-таки хотя бы некоторое время подержать племянницу на руках и покорно развернул пеленку, на которую Кэролайн бережно положила девочку.

Стоя возле кровати, он внимательно наблюдал за дальнейшими действиями Кэролайн. Та, ритмично нажимая на живот Мэри, освобождала ее от последа, то и дело заглядывая в лицо подруги с надеждой, что та очнулась от своего полузабытья. Но Мэри была все так же бледна, и дыхание ее оставалось частым и поверхностным. Говоря по правде, Волк выглядел ненамного лучше. Происшедшее явно потрясло его до глубины души, и Кэролайн, не высказывая этого вслух, побаивалась, как бы он, подобно Мэри, не лишился чувств.

— Не слишком ли она маленькая? — почтительным шепотом осведомился он у Кэролайн, пеленавшей ребенка.

— О да! Ведь она родилась преждевременно. Но будем надеяться, что Господь окажется милостив к ней и к Мэри.

Как бы то ни было, здоровье новорожденной вызывало у Кэролайн гораздо меньше опасений, чем состояние ее матери. Отвязав сослужившие свою службу веревки, она намочила в воде чистое полотенце и осторожно протерла им бледное, точно восковое лицо роженицы.

Чтобы снять охватившее его напряжение. Волк принялся ходить взад-вперед по комнате, держа дочь Логана на вытянутых руках, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, которую небезопасно даже прижать к груди. Краем глаза он видел, что Кэролайн вытирает тело Мэри влажным полотенцем, и хотел было предложить помочь перевернуть ее, в то же время боясь, что стоит ему отвести взор от красного сморщенного личика ребенка, как тот зальется неистовым плачем и — того и гляди — умрет от натуги прямо на его руках. Он счел за благо подождать, когда Кэролайн сама обратится к нему за помощью и, что самое главное, заберет у него из рук этот крохотный комочек едва тлеющей жизни.

Волк пытался и не мог вспомнить, где он оставил свой мушкет, когда вне себя от ужаса помчался в спальню на крик Мэри. Оглянувшись, он обнаружил, что глаза больной широко раскрыты. Его несказанно обрадовало то, что ребенок на его руках тихо посапывал во сне. Хорошо, что она не плачет, а то еще, чего доброго, Мэри сочла бы его никуда не годной нянькой!

— Дайте мне ее! — слабым голосом попросила молодая мать.

Кэролайн взяла крошечный сверток из рук Волка и положила его возле Мэри. Бледное лицо роженицы озарилось светлой, радостной улыбкой, которая, впрочем, тут же погасла, но Волк успел заметить ее и улыбнуться в ответ. У него точно гора с плеч свалилась. Однако Кэролайн, судя по всему, не разделяла его оптимизма. Лицо ее хранило озабоченное выражение, и между бровей обозначилась глубокая складка.

Тем не менее она продолжала беседовать с Мэри ровным, тихим голосом, восхищаясь девочкой и заверяя молодую мать, что та должна гордиться такой прелестной малюткой.

Волк вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь, и направился в гостиную на поиски своего ружья.

Кэролайн склонилась над Мэри, обтирая ее тело влажной простыней. Значит, он не зря кипятил и снова подогревал воду. Услыхав позади себя торопливые шаги, он удивился. Кэролайн вошла в гостиную следом за ним. Там по-прежнему горела единственная свеча, но даже в ее неверном свете Волк мог заметить, какой тревогой горят

глаза его юной мачехи.

— Что случилось?

— Меня очень беспокоит состояние Мэри. — Кэролайн вытерла руки о фартук и подошла к окну.

Листья дуба, посеребренные луной, трепетали на легком ветру, упорно не желая облетать с ветвей, не уступая натиску поздней осени. Вот дорожку лунного света торопливо перебежал енот и скрылся в тени.

Кэролайн устало повернулась лицом к Волку.

— Она очень слаба...

— Наверное, просто утомлена, — предположил он с надеждой в голосе. — Вы ведь и сами едва стоите на ногах, что уж говорить о ней.

Кэролайн невесело улыбнулась.

— Да, что и говорить, у Мэри больше оснований быть усталой и измученной, чем у меня. — Она снова оглянулась на могучий дуб, росший за окном. Вид его действовал на нее успокаивающе, придавал ей сил. — Я совсем не знаю, что мне следует делать, как за ней ухаживать.

— Пока вы справлялись с этим отлично.

Слова эти, произнесенные низким голосом, прозвучали почти над самым ее ухом. Она не слышала, как он подошел, но, повернувшись к нему лицом, обнаружила его стоящим почти вплотную к ней.

— Мэри просто повезло, что вы оказались рядом, — сказал он, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно более убедительно.

— Но я ведь и понятия не имела, что следовало делать. И если бы у Мэри не хватило сил подробно проинструктировать меня...

— Но, к счастью, она это сделала. Зачем же думать о том, что уже благополучно миновало?

Кэролайн пристально посмотрела на него своими серьезными голубыми глазами.

— Боюсь, вы были правы тогда, в Чарльз-тауне, когда убеждали меня не ехать сюда. Я действительно не гожусь для здешней жизни.

— Что заставило вас прийти к такому выводу? — спросил Волк слегка охрипшим от удивления голосом.

— Вы можете мне не верить, но я не думала об этом ни во время нападения индейцев, ни когда оказалась их пленницей.

— Так в чем же дело? — Кэролайн глубоко вздохнула.

— Я поняла, что не подхожу для этой жизни, только нынче, когда Мэри, того и гляди, могла умереть у меня на руках, а я... не знала, как спасти ее.

— А не кажется ли вам, что вы слишком много на себя берете?

— Признаться, мне немного странно слышать подобный вопрос из ваших уст. — Волк вопросительно поднял брови, и Кэролайн пояснила: — Вы считаете себя ответственным ни много ни мало как за сохранение мира между чероки и англичанами...

Волк усмехнулся и с некоторым нажимом произнес:

— Мы ведь говорим не обо мне, а о вас. О том, что у вас сложилось совершенно превратное представление о ваших возможностях, о силе, которой вы наделены.

— Я лишь согласилась признать то, что вы утверждали обо мне в самом начале нашего знакомства.

— Я был не прав.

— Что?! — Кэролайн показалось, что она ослышалась.

— Увидев вас, такую хрупкую и беспомощную, я решил, что вам недостает внутренней силы и отваги. Это было ошибкой с моей стороны.

— Мне думается, что подобное признание далось вам нелегко, не так ли?

Волк улыбнулся ей в ответ широкой, обезоруживающей улыбкой, волшебно преобразившей его и без того красивое лицо.

— Я совершил немало ошибок, Кэролайн. — Не считает ли он их объятия одной из этих ошибок? Кэролайн снова повернулась к окну, не поддавшись искушению задать вертевшийся у нее на языке вопрос... Она почувствовала, как рука Волка мягко опустилась на ее плечо, и закрыла глаза.

— Я обойду вокруг дома. Хочется взглянуть, все ли спокойно. А потом сменю вас у постели Мэри. Вам надо хоть немного отдохнуть.

Кэролайн, все еще чувствуя на своем плече тепло руки Волка, проследила за тем, как он, скользнув вдоль лунной дорожки, бесшумно исчез во тьме. Лишь после этого она вернулась в спальню роженицы.

На третий день после родов у Мэри началась лихорадка.

Еще накануне вечером, когда Кэролайн ходила по комнате, укачивая хнычущего младенца. Волк озабоченно спросил ее, когда, по ее мнению, можно будет перевезти мать и дитя в форт Принц Джордж. Лишь укрывшись за его мощными бревенчатыми стенами, обе женщины и ребенок, вверенные его попечению, окажутся в безопасности.

— Я не знаю, — Кэролайн с негодованием засопела и, остановившись посередине ковра, повернула к Волку недовольное лицо. Он был единственным, перед кем она могла позволить себе обнаружить снедавшие ее чувства, хотя вины Волка в том, что Мэри никак не шла на поправку, равно как и в том, что ребенок, почти не переставая, жалобно кричал, решительно не было. Но зачем задавать бессмысленные вопросы? Ему было прекрасно известно, что Мэри пока нельзя никуда ехать. Она была не в состоянии ни встать с постели, ни, тем более, сделать несколько шагов.

Не говоря ни слова. Волк подошел к Кэролайн и взял спеленутого младенца из ее рук. Девочка никак не желала успокоиться, но по крайней мере Кэролайн могла немного отдохнуть, сев в кресло и откинув голову на его спинку. Она так устала за последние дни, что едва держалась на ногах.

Вздохнув, Кэролайн извинилась перед Волком за то, что была слишком резка с ним. Он кивнул в знак того, что принимает ее извинения. Разговор об отъезде они решили отложить до наступления утра.

Кэролайн спала теперь на кушетке в комнате Мэри. Сон ее был чуток, она бросалась к девочке при малейших проявлениях беспокойства с ее стороны. Мэри назвала дочь Коллин в честь матери Логана, решив, что тот будет очень рад этому. Стоило Коллин начать хныкать, и Кэролайн, вскочив с кушетки, бросалась к ней, меняла мокрые пеленки и прикладывала младенца к груди матери. В такие минуты Мэри словно преображалась. С нежностью глядя на малышку, она гладила ее редкие волосенки, шепча:

— Она действительно очень красива. Вся в отца! — Кэролайн охотно соглашалась с ней, отзываясь о малышке с не меньшим восторгом, и особо подчеркивала, что? Логан будет просто счастлив, когда увидит их. И все это время ее не покидала тревога. Самочувствие Мэри внушало ей самые серьезные опасения. С ребенком, похоже, тоже происходило что-то неладное.

Наступило утро, но разговор между Кэролайн и Волком не состоялся. Рассвет еще только занимался, и Кэролайн сквозь сон услышала скрип закрываемой двери. Волк отправился к реке. В этот момент Коллин принялась плакать.

— Мэри! — воскликнула Кэролайн, взяв ребенка на руки. — Твоя дочь снова проголодалась!

В ответ послышался сдавленный стон, при звуках которого по спине Кэролайн побежали мурашки. Она быстро положила маленький сверток обратно в колыбель орехового дерева, в которой младенцем спал Логан, и бросилась к Мэри.

Кожа молодой женщины была сухой и обжигающе горячей.

Кэролайн оцепенела от ужаса, ноги ее подкосились. С трудом преодолев охватившее ее чувство беспомощности, она решила первым делом, не дожидаясь Волка, сбегать за водой, весь запас которой, как на грех, кончился ночью.

— Я сбегаю на реку, — сказала она, не отдавая себе отчета, что слов ее не услышал никто из находившихся в комнате. — И сейчас же вернусь!

Метнувшись на кухню, она схватила глиняный кувшин и выбежала из дома через заднюю дверь. Быстрее молнии неслась она к ручью.

Вдруг справа от нее, в чаще деревьев раздался треск сломавшейся под чьей-то ногой ветки. Думая, что это Волк возвращается после купания, неся в дом воду, Кэролайн бросилась туда.

— Мэри совсем плохо! — крикнула она. — Ее лихорадит. Я хотела принести...

Тут рот ее зажала чья-то жесткая ладонь, и, не успев опомниться, она оказалась в руках краснокожего дикаря.