Глава 1

ЛИХА БЕДА НАЧАЛО

Говорят, господь завершил все дела свои за шесть дней, а в субботу сам почивал и людям то же самое заповедал. Только хитрые божьи создания себе ещё и воскресенье урвали, чтобы если уж отдыхать, то по полной программе.

Последним воскресным августовским вечером курганский Дворец спорта «Дружба» вибрировал от возбуждённого гудения 8000 человеческих душ, собравшихся насладиться платным мордобоем, преподнесённым в афишах под видом «Международного чемпионата по борьбе без правил». Вниманию почтённой публики предлагались беспощадные поединки между двумя десятками бойцов, разделённых попарно. Их весовые категории и стиль борьбы не имели никакого значения. Противники подбирались по национальному признаку. Таким образом, хохол имел возможность прилюдно начистить морду москалю, если только он был здоровее и опытнее.

Этим миниатюрным национальным конфликтам предстояло произойти на видавшем виды боксёрском ринге. Яркие прожектора уже нацелились на него, приготовившись высветить для любопытных каждую ссадину, каждую кровавую отметину. Со всех сторон помост был отгорожен от зрителей толстой проволокой, натянутой на металлические каркасы. Эту меру предосторожности предприняли на тот случай, если зрителям станет невтерпёж сидеть на местах, когда у них на глазах начнут добивать лежачего. Могли ведь найтись желающие подбежать и добавить. А спорт — это не свадьба, где каждый может дать волю рукам и ногам.

Девиц в несвежих купальниках смелых покроев, которые вышли погарцевать на помосте под бессмертный чемпионский хит группы «Куин», встретили благосклонными посвистами, но проводили всеобщим вздохом облегчения. Оголённые женские ягодицы в данный момент интересовали собравшихся куда меньше мужских бицепсов с трицепсами.

— Приветствуем вас, уважаемые дамы и господа, — взревели мощные динамики, налегая на звонкие и шипящие. — Международный чемпионат объявляется открытым!

Заслышав этот трубный глас, толпа возбуждённо загудела, заёрзала. Праздник для души начался.

Для затравки на ринг выпустили ярко выраженного запорожца с бритым черепом и висячими кобзарскими усами, наряжённого почему-то дзюдоистом.

Несколькими звучными оплеухами он сшиб с ног полного пожилого таджика, якобы представляющего школу турон. Украинец, подбадриваемый братьями-славянами, хотел было наподдать противнику ещё, но тот проворно уполз за пределы площадки и уткнулся лицом в пол, признавая своё поражение. Публика возмущалась:

— Тю-уу! Вставай, косоглазый!

— Добей его, Тарас Бульба!… Ур-р-рой!

Запорожец на кровожадные подначки не купился.

Выпятил грудь колесом, прошёлся по рингу, победоносно рассекая кулаком воздух, и отправился наращивать мышечную массу.

Следующий поединок тоже оказался коротким.

Непонятно кто в чёрной майке и с богатыми наколками на могучих плечах облапил грациозного вьетнамца, согнул в три погибели и принялся методично молотить его носом о своё волосатое колено. Вьетнамец, которого расписной амбал держал за уши, являлся мастером экзотической борьбы тунг-конг-коланг, хотя теперь и сам плохо сознавал это. В паузах между ударами он просто жалобно верещал и пытался отворачиваться, хотя особого смысла в этом уже не было. То, что он пытался уберечь, меньше всего походило на человеческое лицо. Опознать сына на второй минуте поединка не сумела бы и родная азиатская мать.

Когда секунданты кое-как разняли соперников, на арену выпустили вертлявого самбиста-армянина и стокилограммового адепта греко-римской классики.

Этот поединок затянулся, потому что чернявый крепыш легко выскальзывал из медвежьих объятий здоровяка, а сам к сближению не стремился. Ещё и кусался между делом, раздражая этим аудиторию.

— Гля! Да он хуже Мкртчяна!

— Джигарханян какой выискался!

— Врежь этому лаврушнику, пузатый! Что ты на него смотришь?

— Вали его, вали-и-и!

Зал дрожал от негодующих улюлюканий и молодецких посвистов. Народу хотелось хлеба и зрелищ.

Хлеба — лёгкого, дармового. Зрелищ — пусть платных, но кровавых. Это для них придумали распятия на Голгофе и гладиаторские бои в римском Колизее.

Человек по кличке Итальянец, наблюдавший за реакцией публики, косо улыбнулся… Хотя какой, к чертям собачьим, Итальянец?! Разве шла эта дешёвая мафиозная кличка импозантному пятидесятилетнему мужчине с внешностью современного патриция, который возвышался над толпой плебеев в недосягаемой ложе с личной гвардией, баром и кондиционером? Одним только своим сходством с былым народным любимцем Кашпировским он вызывал мгновенное обожание у женщин и внушал столь же безоговорочное почтение мужчинам. Когда он выступал по телевидению, каждому хотелось верить, что в скором будущем все беды россиян рассосутся, как рубцы от исцелённой язвы. Очень подходящий имидж для человека, сосредоточившего в своих холёных руках все видимые и невидимые бразды правления Курганском.

Всеми уважаемый чеканный римский профиль и мало кому известное тёмное «итальянское» происхождение являлись двумя главными козырями Александра Сергеевича Руднева на данном этапе его карьеры.

После известных мер по упрочнению вертикали власти, когда Россия была разбита на федеральные округа, над которыми встали верные президенту люди, в Курганской области все пошло наперекосяк.

Кому вертикаль с перпендикуляром, а кому крутой угол падения. Первым испытал на себе это бывший губернатор.

Даже уголовные паханы сразу смекнули, что появление в области полномочного представителя президента приведёт к большим переменам. Они затаились, присматриваясь к новому «смотрящему». Губернатор продолжал вести себя как ни в чем не бывало. Он ведь не вором в законе себя мнил, а самым настоящим сенатором, поскольку пару раз в месяц вояжировал в Москву, где гулял по кабакам с саунами да заседал в Совете Федерации. Только апломба у него оказалось значительно больше, чем реальных денег и власти.

Не приглянулся вольнодумец президентскому наместнику, а потом вдруг и областная прокуратура против него ополчилась. И получился из губернатора прожжённый плут и мошенник, против которого возбудили уголовное дело по фактам незаконной приватизации госимущества. Осиротел Курганск. Один только перепуганный до инфаркта мэр остался. А до выборов нового главы области осталось всего два месяца.

Тут-то и всплыл из тёмной политической проруби Руднев А.С., первый заместитель опального губернатора. Президентский наместник наградил его ослиной приставкой и.о., дружески приобнял перед фотообъективами и поставил у штурвала: давай, мол, покажи, как лично ты понимаешь вертикаль власти и чем собираешься её подпирать. Это было почти стопроцентной гарантией победы Руднева на грядущих выборах. Под его контролем находились местная пресса, радио, телевидение — высокий рейтинг был обеспечен. Оставалось лишь оправдать оказанное доверие, чтобы не сковырнули раньше времени с губернаторского трона. Доказать своему благодетелю всю выгодность подобного гамбита. Ведь шахматный гамбит, между прочим, есть жертва пешки с целью развития остальных фигур, а в переводе с итальянского термин этот означает «подножка». Размен произошёл. По мрачной иронии судьбы главной фигурой, выдвинутой на ключевую позицию в Курганской области, уже почти стал Италь…

Черт! Руднев нахмурился. Если уж он сам под страхом смерти запретил приближённым поминать свою прежнюю кличку, то в первую очередь следовало отвыкать от неё самому. Нелегко, конечно, навсегда откреститься от прежнего авторитетного имени, но теперь оно было совершенно некстати. Итальянцы, они пусть строят свои коза ностра на Сицилии или в бесчисленных, как щупальца спрута, телесериалах. Да в дешёвых книжонках типа «Конь в пальто», одну из которых однажды подложили на рудневский стол злопыхатели. Там описывался некий курганский мафиози по прозвищу Итальянец, описывался не с лучшей стороны, но довольно правдоподобно, надо признать. Необходимо оградить себя от всяческих грязных намёков. Был Итальянец, да сплыл. А выплыл завтрашний глава областной администрации со всеми причитающимися ему правами и полномочиями. В этой ипостаси он не должен был иметь тёмного прошлого и подозрительных кличек.

Руднев окинул взором пиршественные столы бандитов, опоясавшие бойцовский ринг. Теперь снизойти к ним из ложи не позволял статус, но зато сверху они смотрелись как на ладони. Хрустели осетровыми хрящами, булькали шампанским, бренчали золотыми ошейниками, скрежетали перстнями о перстни. Все как обычно. Полный контроль над ситуацией. Братва внизу, а он над ней — завтрашний губернатор, который после трудов праведных во имя процветания родного края явился полюбоваться спортивными состязаниями вместе с земляками.

Руднев скользнул взглядом по переполненным трибунам и саркастически искривил губы. Народные массы. Быдло электоратское. Рабочая скотина, на долготерпении и безропотности которой сколочены все финансовые империи и пирамиды. Вот и сейчас львиная доля выручки от продажи билетов, напитков, закусок и прочей всячины незримо осядет в рудневских карманах, не говоря уже о тотализаторе, напрямую подпитывавшем его большую дружную «семью».

Публике действительно было наплевать, куда делись её кровные денежки. Единственное, о чем жалели зрители, что даже в борьбе без правил не позволяется отгрызать носы, выдавливать глаза, отрывать уши и раздавливать мошонки.

Когда псевдотайский боксёр отечественной бурятской сборки завёл на арене своё гнусавое «гин-нннда», плавно водя перед лицом растопыренными пятернями, публика приумолкла, напряжённо гадая: прольётся ли кровь на этот раз? На первый взгляд азиатский лягающийся кузнечик не производил грозного впечатления, как и его противник, похожий на начинающего культуриста в обтягивающих плавочках.

Но действительность превзошла все ожидания. Ах, какие эффектные удары вдруг обрушились на горекультуриста! В челюсть! Под ребра! По печени! Слева, справа, с разворота! Кулаком, ребром ладони, пяткой!

— Даваа-аа-ай!… Вааа-аа-ай!… Ааа-аа-ай!

Зал взвыл от восторга. Жалобным комариком попискивал микрофон рефери, которого никто не слушал. Братки стеной поднялись из-за столов, не давая секундантам выскочить на ринг. Какой ещё аут, в натуре, когда мочилово в самом разгаре?

Крутнувшись на месте, тайский боксёр так шарахнул культуриста ногой по уху, что тот рухнул на колени, оглушённый и беспомощный, в карикатурно лопнувших на заднице плавках. Оттого, что он мотал головой, пытаясь прийти в себя, брызги крови летели во все стороны, орошая ринг ярко-красными разводами. — — Добе-её-ей!… Бе-её-ей!… Её-ей!

Повинуясь окружающему исступлению, Руднев едва удержался, чтобы не вскочить и не присоединить свой голос к общему ликующему хору. Напрасно поскромничал. Это только придало бы его либерально-демократическому образу дополнительные привлекательные черты. Все как один! Народ и мафия едины!

— Ну-уу!.. Уу-уу!

Блестящий от пота победитель подпрыгнул, забавно передёрнув ногами в воздухе. Получив удар в висок, культурист опустился на четвереньки. Под его склонённой головой моментально образовалась малиновая лужица. Голый зад празднично сверкал в лучах прожекторов.

Руднев до хруста переплёл пальцы рук. Очень хотелось орать, сатанея от собственного крика.

Полтора года назад истошным воплем «забить их, как собак!» он развязал войну против своего заклятого врага Хана и его группировки. Короткая кровопролитная война завершилась полным разгромом Золотой Орды. По завершении междоусобицы Курганск, судя по публикациям в прессе и сводкам телевизионных новостей, смог вздохнуть свободно. Дело было представлено как очередная победа над организованной преступностью. В действительности же победила просто более коррумпированная группировка, после чего рядовые курганцы, конечно, могли дышать свободно, хоть до посинения.

Да только Рудневу было не до них, убогих. Невероятная по размаху криминальная пирамида вознесла его в заоблачные выси, откуда он равнодушно взирал на копошащихся внизу людишек. Насрать было Рудневу на них со своего Олимпа.

Тайский боксёр опять подпрыгнул и обеими ногами приземлился на хребет поверженного противника. Тот вскрикнул и растянулся на ринге ничком. Рраз! — победитель перевернул его лицом вверх, чтобы удобнее было молотить кулаками и локтями. Два! — оседлал соперника. Культурист пытался загораживаться вялыми руками. Перехватывая их по одной, азиат прижал обе к полу коленями, гортанно закричал и вдруг бросил корпус вперёд. К этому моменту зрители уже заворожённо притихли, поэтому столкновение лбов прозвучало так отчётливо, что каждый в зале невольно вздрогнул. Словно один бильярдный шар врезался в другой, оказавшийся полым внутри и расколовшийся, как скорлупа. Крак!

В следующее мгновение победитель уже расхаживал по арене, вскинув руки в торжествующем жесте.

Он упивался овациями и приветственным воем зрителей, а они безнаказанно наслаждались видом безжизненно распростёртого тела. Когда его начали укладывать на носилки, тайский боксёр рявкнул, как пёс, у которого отбирают кость, и бросился к поверженному, успев пнуть бесчувственное тело. Обслуга и секунданты дружно принялись крутить ему руки, но он ещё долго вырывался и что-то неистово кричал, нагнетая страсти в зале. Благодарная публика стояла на ушах.

Руднев почувствовал себя таким обессиленным, словно сам только что побывал на ринге. Он хотел было достать платок, чтобы промокнуть испарину на лице, но в этот момент его осторожно тронули за плечо и шепнули:

— Вас, Александр Сергеевич.

— Кто?

— Губерман. Говорит, что дело срочное.

Руднев взял трубку и бросил в неё раздражённо:

— Слушаю.

— Добрый вечер, Александр Сергеевич. Я звоню, чтобы поблагодарить вас за совет. Особняки фирмы «Самсон» действительно будут пользоваться большим спросом. Уже есть первый клиент. Между прочим, иностранец. — Сообщение завершилось заговорщицким смешком.

— Н-да? — Приятное возбуждение вернулось к Рудневу, и он вальяжно забросил ногу за ногу. — Ну вот, а ты сомневался. Лиха беда начало, верно?

— Верно, — откликнулся Губерман. — Лиха беда.

Руднев поморщился. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь превратно толковал русские народные поговорки, которыми он увлёкся в последнее время с подачи референта, составлявшего для него тексты речей и выступлений.

— Не любишь ты, Боря, великий и могучий, — осуждающе сказал он. — При чем тут беда? Я имею в виду начало, успешно положенное начало. Это образное выражение. Когда дело подойдёт к завершению, я скажу: конец — делу венец. Понимаешь?

— Конечно, Александр Сергеевич. Но начало все равно было лихим, таким лихим, что… — Губерман прыснул в трубку.

Руднев отстранил сотовый телефон от уха, словно опасался брызг губерманской слюны, а когда вернул трубку в исходное положение, тон его был сух и официален:

— Завтра утром у меня с докладом. Все. Я очень занят.

Возвратив охране трубку, он уставился в зал, пытаясь определить, живого бойца уносят с арены или мёртвого. Откинулся разочарованно на спинку кресла. Этот был жив, хотя и здорово покалечен.

Уж чего-чего, а трупов и.о. губернатора за свою карьеру навидался предостаточно.

Незадолго до этого телефонного разговора новоиспечённому гражданину Израиля господину Кацу, уроженцу Курганска, наведавшемуся с исторической родины на родину малую, показали рыбину, и ему захотелось заплакать.

Отчего в нем прорезалась такая сентиментальность? Это же была не фаршированная мамой щука и даже не бабушкина сельдь под шубой. Самый обычный местный окунь, хоть и здоровенный. Неужели Каца охватила ностальгия по босоногому детству, когда он с друзьями-товарищами рыбачил на курганских прудах, именуемых здесь ставками? Нет. Гость города страдал, очень сильно страдал, но вовсе не от острого приступа ностальгии. Тогда, может быть, ему стало жаль задыхающегося окуня, судорожно разевающего губастый рот? Нет. Кацу стало жаль самого себя. А слезы наворачивались на его глаза по той причине, что окружавшие его молодые люди грозились запихнуть головастого окуня ему в задний проход, а потом сделать вид, что так и было.

Рыба гниёт с головы, но когда она гниёт в закупоренной прямой кишке человека, то и «царь природы» невольно вовлекается в этот процесс разложения.

Кац хотел жить. Окунь — тоже. Изогнув сильное тело и растопырив все своё шипастое оперение, он неожиданно запрыгал на столе, едва не свалившись на пол:

— Живучий какой! — искренне восхитился молодой интеллигентный собеседник Каца. — Ребята его три часа назад у какого-то Ивана-дурака на водку выменяли. — Он отодвинул бунтующего окуня подальше от края стола и пососал пораненный палец, доверительно сообщив при этом:

— Колю-у-чий! Потом его ни за что не вытащить… С виду — обтекаемый, скользкий. На самом деле — чешуя, гребень, плавники… Хотите попробовать?

— Не хочу! — истерично взвизгнул Кац.

Под низкими сводами подвала раздался дружный гогот парней спортивного телосложения, которые толпились у двери, с любопытством наблюдая за происходящим. Молодой человек поправил на переносице очки с дымчатыми стёклами и тоже хохотнул беззлобно:

— Вы меня не так поняли. Просто потрогайте это создание. Ну? Смелее!

Кац брезгливо ткнул окуня пальцем, понюхал ноготь и сварливо произнёс:

— Дикость! Абсолютная, беспросветная дикость!

— Так мы в дикой стране живём, — покаялся молодой человек. — Отсюда и нравы. Так что не испытывайте судьбу. Соглашайтесь. А?

— Но ваше предложение неприемлемо! — Кац выбрал самые убедительные интонации из всех возможных. — Зачем мне ваш особняк за два с половиной миллиона долларов на берегу какого-то вонючего ставка? Да я во Флориде виллу в два раза дешевле найду! Такую, чтобы до меня в ней проживала сама Синди Кроуфорд.

— Только не надо мне заливать тут про Синди Кроуфорд! — Молодой человек внезапно окрысился, сделался грубым и неприязненным. — Лично я её терпеть не могу.

— Как скажете. — Кац примирительно развёл в стороны открытые ладони.

Молодой человек хмыкнул и подтвердил:

— Вот именно. Как скажу, так и будет. — Он выразительно посмотрел на окуня, а потом на собеседника, как бы примеряя их друг к Другу — рыбу и человека.

— Мы договоримся, — быстро сказал Кац, проследивший за его взглядом.

— Всегда можно обо всем договориться. Решить вопрос к удовольствию обеих сторон. Я правильно говорю?

Утвердительного ответа он так и не дождался.

А это пугало. Не удавалось Кацу воззвать к совести собеседника, к его очевидной интеллигентности.

Даже туманные намёки на родственную кровь не срабатывали. Позади молодого человека стояли совсем уж несговорчивые ребята, тогда как за спиной Каца не было никого — ни моссадовцев, ни даже телохранителей, оставленных в целях экономии в далёкой Хайфе. Приходилось полагаться лишь на свою изворотливость и дипломатическую смекалку. Кац заискивающе улыбнулся:

— Такие подвалы я раньше видел только в кино про гангстеров. Думал, все это выдумки. Голливудские страсти-мордасти…

Молодой человек скучно посмотрел на него сквозь дымчатые очки и сказал:

— Это не кино. Это жизнь. Настоящая жизнь, настоящая смерть. Окунь вот сдохнуть успел, пока мы беседовали. Но вы же не станете настаивать, чтобы он был непременно живым?

Кац жёлчно напомнил:

— Я вообще ни на чем не настаиваю в отличие от вас. Мои доводы разумны, а ваши предложения абсурдны, Я отлично знаю рынок недвижимости. К примеру, у нас отдельный двухэтажный дом…

— У нас все иначе, — сухо перебил его собеседник. — Вы не так давно эмигрировали, должны помнить. Все эти утюги, кипятильники, паяльные лампы… Специфика такая, понимаете? Особенности национального бизнеса… Вам предлагается обзавестись особняком на родной земле. Или вы его купите, или ляжете в эту землю сами. И не надо больше торговаться. Я очень дорожу своим временем. — Молодой человек обласкал взглядом циферблат своих золотых часов «Картье».

Кац почувствовал, что на глаза его снова наворачиваются слезы, и тоном обманутого ребёнка напомнил:

— Я приехал покупать металлопрокат, а не особняк!

— Ничего страшного. Одно другому не помеха.

Наша фирма занимается самым разнообразным бизнесом.

Да, горько подумал Кац, клиентам, у которых по рыбе в заднице, можно навязать любой товар по самой фантастической цене. Ржавую арматуру, какие-то фантастические особняки, прокисший йогурт, использованные одноразовые шприцы и штопаные гондоны. Все раскупят и привередничать не станут.

Странно, что при таком подходе к делу Россия до сих пор не выбилась в мировые лидеры по экспорту…

А начиналось все так славно — факсограмма с приглашением на подписание сказочно выгодного контракта, торжественная встреча в аэропорту, белоснежный лимузин, шикарный фуршет, красивые тосты, гостиничный люкс с бесплатными девочками.

В итоге — мрачные застенки и вежливые угрозы соплеменника, заманившего Каца в коварную ловушку.

Вот тебе и АОЗТ «Самсон»! Был такой библейский герой, хотя рэкетом он, кажется, не занимался. Далила обкорнала ему кудри, он растерял свою силу и погиб.

А парни, собравшиеся в подвале вокруг несчастного Каца, были все, как на подбор, наголо стриженные.

И не Библией они руководствовались, а роскошно изданным фолиантом, на обложке которого изогнулся в виде свастики колесованный человек.

Перехватив взгляд Каца, интеллигентный собеседник многозначительно погладил лаковую обложку книги.

— Интересуетесь? Описание фокуса с рыбой я нашёл здесь. Хотите, зачитаю подробно, что и как?

Кац с ненавистью посмотрел на лупоглазого пресноводного обитателя и буркнул:

— Не хочу. Лучше уберите… это.

— Неприятное зрелище, верно? — посочувствовал молодой человек. — Но придётся вам потерпеть присутствие окуня. Если переговоры затянутся, он должен оказаться, гм, в надлежащем месте. Я уйду, а беседа продолжится завтра. Напрасная боль, напрасные хлопоты. Так что решайте. А про Флориду и Синди Кроуфорд больше не надо. Лучше сразу снимайте штаны.

Вздрогнув, Кац опасливо вцепился в брючный ремень и попросил:

— Не трогайте меня!

— Значит, договорились?

— Договорились, — просипел Кац, думая, что больше никогда в жизни не прикоснётся к рыбным блюдам.

— Отлично! — откровенно обрадовался молодой человек, азартно поблёскивая стёклышками очков. — Сейчас вас покормят и уложат спать. Утречком займёмся перечислением денег за особняк. Связь с Израилем у нас хорошо налажена, как вы могли убедиться. — Он тонко улыбнулся. — Подпишем простенькое соглашение. От господина Каца предоплата.

От АОЗТ «Самсон» — дом, построенный по нашему проекту.

— А взглянуть можно? — спросил Кац с нотками неожиданно пробудившегося делового интереса.

— Почему же нельзя? Но контракт я ещё не набросал. Привезу завтра.

— Я хочу посмотреть не ваш… контракт. — Кац с трудом пропустил слово «вонючий». — Я желаю увидеть этот… — На язык запросилось ещё более хлёсткое определение, которое опять пришлось проглотить. — …этот особняк.

Собеседник пожал плечами.

— Его вы тоже увидите. Но позже. Дело в том, что он пока не построен. Ваши два с половиной миллиона — это всего лишь предоплата. Теперь мы займёмся проектированием, составим смету. Через годик сдадим вам объект под ключ.

— Предоплата? За год вперёд? — воскликнул Кац, торгашеская натура которого не могла не возмутиться. — Я не желаю покупать кота в мешке!

— А рыбу в жопу желаешь? — мрачно поинтересовался один из представителей молодой гвардии фирмы «Самсон». Был он одет во все чёрное, как кинематографический злодей, но этот наряд в подвале выглядел как раз очень даже уместным. Парню явно не терпелось реализовать задумку шефа. Его зрачки сузились до размера двух карандашных точек.

Стараясь не смотреть на него, Кац заёрзал на своём колченогом стуле и сделал ещё одну попытку сократить явные убытки:

— Я заплачу авансом половину. Остальное — потом.

— Знаете, — молодой человек опять поправил очки и скорбно вздохнул, — у меня вот-вот возникнет желание продать вам сразу два особняка.

— Мы так не договаривались, — резонно возразил Кац.

— А если вы хотите, чтобы я соблюдал уговор, то и вы держите слово. Сами же сказали, что мы договорились. Вас кто-нибудь тянул за язык?

— Нет. — Кац постарался вложить в свой короткий ответ как можно больше сарказма. — За язык меня пока что действительно не тянули.

— Вот видите! — Молодой человек укоризненно покачал головою. — Следовательно, имеет место обоюдное согласие. Учитывая вашу вредность и несговорчивость, предупреждаю наперёд: не вздумайте потом оспаривать сделку, скажем, через Интерпол.

У вас в Курганске, насколько нам известно, осталась масса родственников. Не подводите их. Они вам потом во сне станут являться.

— А вам? — Кац на всякий случай съёжился, но храбро закончил фразу:

— Вам никто не является?

Он ожидал какой угодно реакции, но только не смеха! Сдержанно похохатывал собеседник, громко ржали парни за его спиной. Только теперь Кац по-настоящему понял, с какой страшной, неумолимой силой он столкнулся. Это тёмное воинство забавляло одно только предположение, что на свете существуют угрызения совести.

Отсмеявшись, молодой человек иронично склонил голову набок и весело признался:

— Для меня вы и эта дохлая рыба равноценны.

Просто два способа достижения одной цели. При этом окунь мёртв, а вы живы… Хотите, я прикажу его засолить для вас? На долгую память. Будете смотреть и вспоминать нашу встречу… Нет? Вы не любите рыбу?

— Терпеть не могу! — крикнул Кац, взор которого туманили слезы бессильной обиды и унижения.

Он сказал чистую правду. Рыбу, особенно окуней, он возненавидел на всю оставшуюся жизнь. Если бы не этот роковой визит в город детства, Кац никогда бы не осознал, какие же это мерзкие твари — окуни.

Глава 2

ИДИ И СМОТРИ

Никогда в Курганске не бывало такой адской жары в конце августа. До наступления осени оставалось несколько календарных листков, но лето, похоже, только вошло во вкус.

С каждым днём в городе снижалось потребление водки на мужскую душу населения, а сами эти души проявляли резкий спад всякой активности. В том числе и половой. Удивительное дело, но женщины не протестовали. Секс теряет всякую привлекательность, когда воду из кранов приходится выдавливать по капле, а пот при энергичных телодвижениях, напротив, льётся ручьями.

Для потного, разморённого и вялого большинства курганцев, не имеющих возможности выбраться на Лазурный берег или побережье Чёрного и даже Азовского моря, единственной отрадой оставались искусственные водоёмы. В народе их нарекли ставками.

Они — краса и гордость Курганска. Они — его слава.

Давно угасли в Курганске плакатные улыбки оптимистичных строителей развитого социализма. Лишь ставки сияют в своей первозданной красе на общем неприглядном городском фоне. Маленькие зеркала, старательно отражающие безразличные к человеческим проблемам небеса.

Имеется в Курганске несколько центральных ставков, прямо посреди жилых бетонных домен и плавящегося на солнце асфальта. Отклеившись от слипшегося в общественном транспорте людского месива, можно окунуться в воду в непосредственной близости от примет цивилизации. С точки зрения уринотерапии это даже полезно, но все же традиционная медицина не рекомендует плескаться в этих водоёмах, наполненных чем-то вроде тёплого бациллоемкого бульона. Уж лучше махнуть подальше от городского пекла — на окраину.

Можно приземлиться на берегу безымянного загородного ставка, окаймлённого плакучими ивами и суховатыми камышовыми зарослями. В самой широкой его части имеется даже небольшой романтический островок, вокруг которого с ранней весны до поздней осени неустанно бродят голозадые раколовы. И хотя они делают это усердно — днём и ночью, раки в ставке не переводятся. Они тоже учёные — в руки пацанов даются редко и неохотно.

Рыбье племя многочисленнее и разнообразнее рачьего. Поверхность воды на зорьке испещрена кругами от поклевок. А иногда тяжело и шумно всплывает неведомый пресноводный левиафан, потрясая воображение здешних рыболовов. Только и остаётся им, что языками цокать. Этих генералов рыбьего царства, русалоподобных чудищ с бессмысленными глазами ставок не выдавал никому.

Причудливо изогнутый буквой S, ставок распростёрся на три километра, то хвастаясь широтой своей натуры, то обнаруживая некую узость и ограниченность. Но глубина его местами достигала семи метров.

Прибившиеся к берегам окурки, пластиковые пробки, дырявые презервативы и раскисшие тампоны могли заинтересовать разве что безмозглых лягушек, мальков да водомерок, резвящихся на мелководье. Прибрежная мелюзга делала вид, что за пределами её маленького уютного мирка нет никаких тёмных глубин. Ведь стоит по легкомыслию сунуться туда, сгинешь навеки.

Уж лучше не забивать себе головы такими неприятными мыслями. Существует множество других, жизненно важных проблем. Просто голова от вечных вопросов пухнет. На сколько лет Филя младше Аллы?

Что не даст человечеству окончательно засохнуть, спрайт или фанта? Помогают ли крылышки прокладок воспарить над житейской суетой? И компенсирует ли свежее дироловое дыхание неистребимый запах несвежих носков?

Все это — жизнь. А смерть лучше оставить мёртвым.

Оскорблённые всеобщим забвением, молчат они о своих жутких открытиях, сделанных за последней чертой. Словно воды в рот набрали. Те, кто приобрёл печальный опыт в вышеописанном ставке, — в буквальном смысле. Иных вынесло на поверхность, прибило к берегу — страшных, раздутых.

Некоторых ставок так и не отпустил.