И сам Христос мало-помалу отдаляется в Павловых посланиях от просто мессианской фигуры первых писаний.
      Человек осужден умирать из-за грехопадения Адама, хотя его грех еще не акт вожделения, как скажет впоследствии св. Августин, а уход от некоторых ревнивых норм, навязанных богом патерналистского типа, аналогичным Юпитеру греческой мифологии, который жестоко карает Прометея за то, что тот открыл людям секрет огня. Христос - это "новый Адам", который своим самопожертвованием, "дорогой ценою", выкупил человека у смерти (1 Коринф., 7 : 23),- экстравагантная, но тотчас воспринятая угнетенными слоями концепция.
      Благодаря обряду крещения верующий умирает для мира, освобождается от "прежнего человека" и обеспечивает себе выживание в результате воскресения из мертвых. Для Павла крещение лишь акт веры, свидетельство того, что "смертное сие облечется в бессмертие" (1 Коринф., 15 : 54); без этого испытания верующие "пропадут", в том числе и те, кто уже умерли. Таково настоящее кредо новой веры. Однако посвященные в иные культы спасения рассуждают точно так же.
      Причастительное богослужение восстанавливает некоторые древние иудаистские традиции, отмеченные также в манускриптах Мертвого моря. Но ему присущ и обряд священной трапезы мистических религий, в которых осуществлялся мистический союз индивида с богом. Реальное присутствие Христа связывается, впрочем, с нравственным поведением участников трапезы. Если в их среде возникает разлад, если обнаруживаются достойные осуждения поступки, если среди сотрапезников оказываются такие, что едят досыта, оставляя других голодными, священная вечеря лишается всякого значения. В таком случае, "кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе" (1 Коринф., 11 : 29). {106}
      Официальное освящение священнослужителем хлеба и вина еще не практикуется.
      Причастие по Павлу - это коллективный обряд, основанный на взаимной солидарности любви. Греческий термин "агапе" - "коммуна с культом мистерии" вскоре станет обозначать само собрание верующих для братской вечери еще до того, как примитивная литургия превратится в таинство. Слово "таинство" (sacramentum - перевод на латинский язык греческого слова "мистерия") первоначально означало обряд посвящения, инициации.
      Взгляды Павла принимались не всеми.
      В некоторых местах его эпистолярного цикла звучит эхо ожесточенных споров между соперничавшими проповедниками, столкновения чувств, которые можно счесть чем угодно, но только не благожелательным порывом. Таков Аполлос, с уважением поминавшийся в раннехристианские времена,- еврей из Александрии, "муж красноречивый и сведущий в писаниях", который был "наставлен в начатках пути господня" (Деян., 8 : 24-25), гневно обличенный, однако, апостолом Павлом в двух посланиях к коринфянам за его чисто аллегорическое толкование учения о спасении - в духе "мудрости мира сего". Павел прибег к игре слов, понятной только говорящим на греческом языке, и назвал его последователей среди христиан Коринфа "аполлуменой" (ср. имя толкователя - Аполлос.- Пер.), что означает "осужденные", "проклятые" (1 Коринф., 1 : 18) 1.
      Борьба против Павла продолжалась в течение всего второго столетия.
      Почти все писания, возникшие в Малой Азии, такие, как послания Варнавы и Игнатия или мартиролог Поликарпа, следовали его учению. Те же, что происходили а "римского запада" (как, например, авторы послания Климента или авторы "Пастыря" Гермы), отражают иные умонастроения. В конце концов происходит слияние обоих течений, и учение Павла принимается впоследствии большинством церквей, хотя и не без эпизодических, но показательных противоречий. {107}
      КАТОЛИЧЕСКИЕ ПОСЛАНИЯ
      Приписанное Павлу эпистолярное наследие, отредактированное в соответствии с достаточно распространенными в ту эпоху формальными литературными правилами, содержит главным образом послания отдельным общинам: Фессалоник, Коринфа, Эфеса, Филипп, Рима. Небольшое число писем составляют так называемые "пастырские послания", предназначенные некоторым ученикам и сотрудникам апостола и адресованные им в назидательных и организационных целях; это два послания Тимофею и одно Титу - членам образовавшейся вокруг Павла группы.
      Эти послания весьма безличны, так как содержат общие указания относительно управления общинами и предостерегают против "ложных наставников", коррупции и религиозного и общественного неповиновения. На почве вероучения они в основном придерживаются линии Павла. Может быть, поэтому они и дошли до нас, попав в канон вместе с другими, хотя налицо большие расхождения в их стиле, языке и религиозном настроении.
      Аналогичного типа послания, но только отражающие еще более позднюю стадию развития, получили наименование "католические", то есть универсальные, всемирные, обращенные ко всем верующим диаспоры, а не только к живущим в определенных городских центрах или к индивидуальным адресатам. Традиция приписывает их нескольким апостолам: одно Иакову, два Петру, три Иоанну и одно Иуде Фаддею. Это воспитательные и нравоучительные послания, отражающие весьма различные ситуации и взгляды.
      Более близким к настроениям бесправных и обездоленных социальных слоев является послание, адресованное "двенадцати коленам, находящимся в рассеянии" (Иаков., 1 : 1), которое с первых же строк обнаруживает четко иудаистскую ориентацию. Оно приписывается Иакову, хотя недостаточно ясно, Иаков ли это "брат Иисуса" или Иаков, замученный при Ироде Агриппе, о чем сообщается в Деяниях апостолов (12 : 1-2), либо кто-нибудь из многих персонажей, известных в истории церкви древнейших времен и носивших то же имя. Оно известно яростными обличениями богатых и угнетателей: "Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством про-{108}тив вас и пожрет плоть вашу, как огонь" (Иаков., 5 : 3) - и настойчивыми призывами к "делам", то есть к нравственным и обрядовым действиям ради достижения спасения.
      В отличие от тенденции, связанной с именем Павла, в этом послании говорится, что "вера без дел мертва", как "тело без духа мертво" (Иаков., 2 : 26). Характерно также радикальное переосмысление образа Авраама. В послании к римлянам библейский патриарх приводится в пример оправдания одною верой; здесь же эта идея скрыто оспаривается на том основании, что без участия в "делах", которых требует Яхве, и в частности без пожертвования на алтаре собственным сыном, Авраам никогда не был бы спасен (Иаков., 2 : 21).
      Осуждение богатых
      в Послании Иакова (5:1-6)
      Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания. Вы осудили, убили праведника; он не противился вам.
      Дискуссии о словах и делах отражают мыслительную работу общины, которая еще не полностью освободилась от взглядов прошлого. Сами такие споры по значению и содержанию в то время опережали конкретный момент процесса этого освобождения.
      В самом деле, конфликт вероучений восходит к наиболее критическому периоду истории христианства, ко временам Августина, занявшего враждебную позицию по отношению к традиционной этике монаха Пелагия. Он вновь возник с особой силой вместе с Реформацией XVI в., когда разрыв с иерархической дисциплиной стал выражением {109} надежд на освобождение и самостоятельность новых, поднимающихся слоев буржуазии. Не случайно Лютер заявит в свое время, что послание Иакова, хоть оно и включено в число боговдохновенных писаний, это просто-напросто "пугало", "чучело".
      Совсем иного рода проповедь, лишенная обычных признаков эпистолярного жанра, представлена так называемым посланием к евреям. В нем нет указаний ни на отправителя этого письма, ни на его адресата, отсутствуют всякие формулы приветствия в начале его и в конце. Оно похоже на небольшой теологический трактат, наполненный доводами талмудистского толка, в которых Иисус представлен как "великий священнодействователь" нового порядка мира, гораздо более значительный, нежели традиционный мессия: вспомним, что то были времена разрушения Иерусалимского храма, когда уже не существовало прежнего иудаистского духовенства. Жертвенная смерть Иисуса, предсказанная священным писанием, сделала его в этих условиях достойным "большей славы пред Моисеем" (Евр., 3 : 3).
      Предание, отнюдь не единодушное, приписывало это послание тому же Павлу, но и по стилю и по литературному ритму, не говоря уже о его идеях, оно глубоко отличается от других посланий павловского цикла. Автор отождествлялся то с одним, то с другим более или менее мифическими персонажами истории первых двух столетий нашей эры, действовавшими в среде, которая еще была чувствительна к памяти о прошлом иудаизма, когда крушение еврейской нации стало фактом.
      Было бы ошибкой видеть за всей этой литературой какую-либо однородную общественную и культурную среду, которую определяли воззрения одних только выходцев из самых униженных слоев общества. Напротив, Павел был ремесленником, делавшим шатры, Кай имел дома в Коринфе, Стефан был "первенствующим в Акко", Эраст был казначеем города. Процесс их превращения в христиан восстановить не так просто.
      Можно думать о неясном ощущении упадка, экономического оскудения, духовной изоляции людей, существование которых целиком зависело от неподвластных и даже непонятных им политических событий. По сути дела, это было то же самое состояние души, которое побуждало отпавшие от господствовавших классов группы увлекаться лишенными предрассудков идеологиями - эпикуреизмом, {110} стоицизмом, кинизмом. Нередко эти учения приобретали характер проповеди, которая дискредитировала официальный культ, причем настолько, что вызывала обвинения в атеизме сторонников этих учений. "Долой эпикурейцев и христиан",скажет однажды некий историк конца II в.
      Эти учения тоже о принципе не одобряли рабовладение, но не шли дальше бесплодных призывов к милосердию и состраданию. Никто из их приверженцев не проповедовал идею отрицания всякого классового деления, идею всеобщего равенства, пусть даже в ином мире. По отношению к религиям мистерий, которые обещали посвященным счастье и оформляли это прорицание наивными красочными церемониями, отправлявшимися в закоулках эллинистических городов и в трущобах "красного пояса" Рима, вышеназванные учения питали чувства презрения и сострадания, которые затем обратили на христианство. Их сторонники не пренебрегали сотрудничеством с местными властями, особенно в тылах имперских армий, постоянно наносили удары группам инакомыслящих, выявляя и предавая трибуналам христианских провидцев, которые отказывались подтверждать свою лояльность властям и на тайных сборищах встречались с подозрительными заговорщиками.
      В их отношении к христианству, еще до того, как его стали рассматривать как серьезную опасность для государства (это случилось только к концу II в., когда давление "варварских" народов на границах империи стало более грозным и в Галлии, и на Дунае, и в Сирии, и в северных районах Малой Азии, на Понтийском море, в Вифинии, Армении), проявлялись уже мотивы той ожесточенной полемики, которую вели во имя римского мира выразители интересов господствующего общества: Цельс, Порфирий, Иерокл, Юлиан, Симмах.
      Обедневшие слои, волнующаяся масса рабов, осознававших свое подчиненное положение, дезорганизованные ремесленники и рабочие видели, напротив, в христианстве не только надежду на искупление вне зависимости от их положения, но и форму солидарности во взаимном общении, в жизни и смерти, совершенно чуждую индивидуализму странствующих философов. Призыв к созерцанию, с которым эти идеологи кризиса обращались к массам, едва маскировал суть идеологии смирение перед лицом конкретной реальности классового господства. {111}
      ГЛАВА 4
      ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РАЗМЕЖЕВАНИЕ
      ХРИСТИАНСТВА И ИУДАИЗМА ВО II ВЕКЕ
      Внутренняя организация христианских общин восточного бассейна Средиземного моря, ставшая моделью для других церквей греко-римского мира, предстает перед нами во всей своей непосредственности в тексте, который пользовался большой популярностью в первые периоды истории церкви и исчез в своей оригинальной форме в конце IV или в начале V в., но был, к счастью, обнаружен греческим епископом Филотеем Бриенниосом только в 1875 г. в рукописи, хранившейся вначале в Константинополе, а потом в библиотеке православной патриархии Иерусалима.
      Правда, некоторые части этого документа оказались включенными в седьмую книгу "Апостолических конституций", приписываемых Ипполиту Римскому, а отдельные отрывки его дошли до нас в коптских, латинских и арабских переводах. Однако, когда это произведение было собрано воедино, его открытие явилось своего рода сенсацией для историков древней христианской литературы, столь далеким оказался найденный текст от официального описания раннехристианской обрядовой и организационной структуры.
      Речь идет о подобии краткого руководства по религиозному воспитанию и отправлению богослужения. Оно восходит к началу II в. и известно под названием "Учение двенадцати апостолов", или "Дидахе". Слово "двенадцать", впрочем, должно быть, было добавлено позже, поскольку ни Евсевий Кесарийский, ни Афанасий в IV в. о нем не вспоминают. Они называют этот труд просто "Учение апостолов". Термин "апостол", к тому же, в первичной иерархической структуре не имеет ничего общего с наименованием непосредственного учения Иисуса.
      В первой части текста ни евангелие, ни Христос нигде не упоминаются, а среди изречений, восходящих, как в нем {112} сказано, к новозаветной традиции, некоторые либо утрачены в писаниях, либо были изъяты из официального текста Евангелий от Матфея и Луки (о двух других евангелиях в этом документе не содержится никаких упоминаний). Таков, например, почти конформистский афоризм, которого нет в евангелиях, но который известен не только из "Учения апостолов", но и из сочинений св. Августина, Кассиодора, Григория Великого и св. Бернарда: "Пусть милостыня прежде увлажнится потом в твоих руках, прежде чем ты поймешь, кому ее подать".
      НАСТАВЛЕНИЕ О "ДВУХ ПУТЯХ"
      Шесть первых глав "Учения апостолов" представляют собой морализирующее рассуждение на тему о "двух путях": один ведет к жизни, другой - к смерти. Мотив сам по себе не специфически христианский. Легко установить его аналогию со сходным иудаистским текстом, составленным в Сирии или в Египте.
      Путь к жизни - это путь любви к богу и ближнему, в кротости сердца и мягкости поведения. Если возлюбите тех, кто вас ненавидит, "не будете иметь врагов", говорит автор, добавляя нечто от себя к категорическому назиданию Евангелий от Матфея и Луки 1. Надлежит соединить в общине все имущества и не отвергать бедного: если вы "сотоварищи по бессмертию", то тем более вы должны быть ими в земных делах и благах. Бегите от пороков, заботьтесь о детях и не обращайтесь жестоко с рабами. Эти последние в свою очередь "подчинены господину как образу самого господа".
      На собраниях верующих совершается публичное исповедание грехов, точно как в еврейской общине Кумрана. Возбраняется заниматься магией, заклинаниями или астрологией, а также следить за полетом птиц, чтобы составлять по их траекториям предсказания. Божественные предписания должны исполняться буквально, не допускается {113} ничего из них изымать и добавлять к ним. "Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того" (Второзак.. 4 : 2). Ссылка на это известное место иудаисгского закона объясняет, какие ритуальные предписания имеются в виду, в отличие от Павловой доктрины.
      Путь к смерти вымощен всеми теми пороками, которые свойственны любому обществу древнего мира. Их перечень содержится отчасти в Новом завете: человекоубийство, супружеская неверность, вероломство, отравление, грабеж, лжесвидетельство, лицемерие, сквернословие, скаредность, зависть, роскошь, угодничество перед богатыми и неправедный суд над бедными. За ним следует замечание, которое открывает возможность отличать предписания от советов,различение, чуждое евангелиям: "Если сможешь осуществить все учение господа, будет прекрасно; если это тебе не удастся, делай только то, что для тебя возможно".
      Целомудрие рекомендовалось, но не предписывалось. Одна загадочная фраза придает этим первым главам апокалиптический тон, который уточняется в конце всего сочинения: "Не ведай сомнений, будешь ли ты или не будешь". Другими словами: сохраняй нетронутой веру в неизбежное пришествие господа.
      Вторая часть, включающая центральные главы, с 7-й по 15-ю, позволяет распознать зыбкие контуры общинной организации в те или иные моменты ее жизни. Здесь упоминаются три чина "служителей слова" - апостолы, учители и пророки, которые не занимают определенных постов, и два чина формирующейся иерархии епископы и диаконы. Эти две последние категории мало отличаются друг от друга; отсутствуют всякие указания на коллегию старейшин, или "пресвитеров", священников. Образуется достаточно демократическая система: все обязаны трудиться, и местные руководители избираются поднятием рук, как в сказании в Деяниях апостолов.
      По отношению к странствующим предсказателям высказывается известная осторожность, одновременно суровая и ироническая по тону.
      Апостол и пророк получают по прибытии необходимый приют и пропитание. Но если они задерживаются долее одного дня или самое большее двух дней, а работать не умеют или не хотят, их рассматривают как ловкачей, ложных пророков. Задача их состоит в привлечении и наставлении верующих, и их выслушивают с подобающим по-{114}чтением. Если они просят устроить стол для общего собрания, им надлежит воздерживаться от потребления яств. Если же они, "рассуждая духовно", то есть как пророки, "домогаются денег или чего-либо иного", то они всего лишь мошенники.
      Как отличить ложного пророка от истинного
      ("Дидахе", глава XI)
      Что же до апостолов и пророков, то обходитесь с ними согласно предписаниям евангелия.
      Всякий приходящий к вам апостол да будет принят как господин. Но пусть остается не долее одного дня, и только в случае необходимости еще и следующий день. Если задержится и в третий, скажите, что он лжепророк. Когда апостол уходит, он ничего не должен получать, за вычетом хлеба, пока не найдет себе другого прибежища; если же станет просить денег, скажите, что он лжепророк.
      Не все, кто говорят духовно, пророки: судите по их поведению. Например, если пророк решает согласно духу своему попросить устроить застолье, пусть он воздерживается есть кушанья: иначе он лжепророк.
      Кто бы из них ни сказал вам по настроению своему: дай мне денег или чего-нибудь иного, не слушайте его. Но если он скажет дать их бедным, никто его да не осудит.
      Странствия лжепророков, должно быть, были не редкостью. Одна сатира бытописателя Лукиана из Самосаты, жившего во второй половине II в., посвящена именно описанию некоего Перегрина 1, шестидесятилетнего чудотворца и исповедника, который живет за счет восточных христианских общин и трагически кончает свои дни, запутавшись в своих собственных кознях. Это, кстати сказать, один из первых образчиков полемической антихристианской литературы, которая в последующие столетия широко распространится и просуществует вплоть до победы христианской религии. {115}
      Помимо коллективного покаяния в грехах в "Учении" отмечаются два других кульминационных культовых момента: крещение в проточной воде, которому предшествует всеобщий пост, и священная трапеза, во время которой следует оглашение двух богослужебных формул - одной о чаше и другой - о преломленном хлебе. Это настоящий обед, уподобленный трапезе "сотоварищей" из скромного люда, с хлебом, вином, маслом и маслинами: "Когда поедите досыта, поблагодарите". Оба элемента причастия, или благодарственной молитвы, нисколько не символизируют тело и кровь Христа: хлеб, испеченный из муки собранного на холмах урожая, символизирует только единение общины, собранной с разных концов земли, чтобы войти в царство.
      О распятии на кресте нет ничего и в помине. Календарь уже не традиционный иудаистский, а тот, о котором шла речь в еврейских рукописях Мертвого моря. Посту отводятся среда и пятница, а не понедельник и четверг, "как у лицемеров", вероятно у фарисеев или в других конкурирующих группах. Трижды в день полагалось читать молитву "Отче наш", "как повелел господь в своем евангелии", то есть в Евангелии от Матфея. Общая трапеза имеет место "в день господен", то есть в тот день недели, который впоследствии станет воскресеньем 2. Еще не специализируется поминание воскресения Христа в этот день; этот момент будет введен в богослужение только спустя некоторое время.
      Рекомендуется заботиться о малоимущих, заблудших, безработных. Вообще, атмосфера "Учения" определяется умонастроениями многочисленных религиозных сообществ взаимопомощи, распространенных в иммигрантской среде, в городских центрах империи в первых веках.
      В последней, семнадцатой главе обнаруживается обычное апокалиптическое настроение трех синоптических евангелий и двух посланий к фессалоникийцам с отсылками к библейским пророкам. Верующие призываются к бдительности, поскольку точный час конца света не известен. Прежде чем он наступит, умножится число лжепророков, возрастет ненависть и участятся предательства среди людей, пока не обнаружится "искупитель мира в образе {116} сына божьего". Не очень ясно, намек ли это на распространение культа императора или на трансформацию мистико-павловского понимания образа мессии.
      Космическая катастрофа приведет каждое творение к "испытанию огнем". Многие будут им поглощены и погибнут. Но те, кто устоят в своей вере, будут спасены. И тогда они увидят явление "знамений истины", описанных в иудаистском духе: разверзнутся небеса, раздастся трубный глас, восстанут мертвые, "но не все". В конце мир увидит "господа, шествующего по облакам",- весьма близко к описанию конца света у пророка Захарии (14 : 5).
      ЛИТЕРАТУРА "АПОСТОЛИЧЕСКИХ ОТЦОВ"
      Богослужебный и моральный контекст "Дидахе" сближает это произведение с писаниями тех древних христианских авторов, которых начиная с XVII в. стали условно именовать "апостолическими отцами", связанными непосредственно с первыми учениками Иисуса. Конечно, эта связь не имеет ни малейшего фактического подтверждения.
      Не столь уж важно установить, кому в действительности следует приписать оба послания Климента, предполагаемого третьего епископа Рима (одно верующим Коринфа, другое - просто проповедь), семь писем Игнатия Антиохийского (пять общинам Малой Азии, одно римской общине и одно Поликарпу из Смирны), послание Варнавы, фрагменты писаний Папия, епископа Гиераполя в Малой Азии, мартиролог Поликарпа, послание Диогнету неизвестного автора, "Пастырь" Гермы. Все это сочинения разной ценности, не слишком высокого уровня. К ним следовало бы добавить несколько папирусов, в частности одиннадцатую Песнь Соломона, проповедь Мелитона Сардского о пасхе и апокрифическую переписку Павла с коринфянами, в которой отражены некоторые догматические взгляды церкви в начале III в.
      Только послание Диогнету выделяется из общей посредственности этих документов. Оно и относится к менее архаическим временам. Однако отцы церкви не ведают о нем.
      Что касается Варнавы, персонажа павловского цикла, то для него апостолы "грешники из грешников". У Климента уже обозначается определенное представление о {117} прерогативах иерархии, сформированное под углом зрения римской военной дисциплины. Порой отмечается полемический акцент по отношению к другим культам, однако отсутствует какая-либо целенаправленная критика идолопоклонства, которая отличает апологетическую литературу второй половины этого столетия.
      Все еще в рамках иудаистского религиозного опыта обозначается тенденция к аллегорической интерпретации Библии, позже возобладавшая в александрийской школе, особенно у Оригена. Она нередко граничит с гротеском.
      Согласно Варнаве, например, число обрезанных Авраамом сначала 18, а затем 300 мужчин его племени дает числа, отвечающие порядку букв греческого алфавита, образующих слово "Иеосус", так как число букв от "йота" до "эта" равно числу 18, а название изображения креста в виде буквы "Т" ("триакосой"), по наименованию букв этого слова, число 300. По этой детали, кстати, можно заключить, что крест в те времена был в форме буквы "Т" ("тау" по-гречески), так называемый "пятибулярный", а не латинский (или пресловутая "капитата"), который затем стал преобладать в католическом и протестантском искусстве. Получает подтверждение также процесс "конструирования" в библейских текстах основных эпизодов жизни Иисуса.
      Один из двух агнцев, принесенный великим жрецом Аароном в жертву, согласно Моисею, украшенный терновым венцом и покрытый пурпурной шерстяной тканью, стал символом мученичества Христа. Когда Моисей сказал: "Будете есть жвачное животное с раздвоенным копытом" (Лев., 11 : 3) одно из запрещенных к употреблению в пищу животных в древнем иудаизме, на деле, согласно Варнаве, это означало призыв почитать праведников и следовать за теми, кто "пережевывает божественное слово" и шествует по миру в ожидании наследства (Варнава, Х : 11). Христиане же и являются законными получателями этого наследия.
      Слово книги Бытия о том, что бог завершил дело творения за шесть дней и прекратил его в день седьмой, означают, что мироздание просуществует шесть тысяч лет, на седьмой тысяче, в великую космическую субботу, бог будет отдыхать, после того как его сын придет преобразовать солнце, луну, звезды и судить нечестивых. На восьмом тысячелетии все будет обновлено и благочестивые будут славить "святой день иного мира". {118}
      Таким способом пытались оправдать практику соблюдения "дня господня", связанную отныне с празднованием воскресения и вознесения мессии, которая отличала христиан от евреев (Варнава, XV).
      КОНЕЦ НАЦИОНАЛЬНОГО
      И ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО ЕДИНСТВА ИУДЕЕВ
      К этому именно периоду относится окончательная редакция четвертого евангелия.
      Основные общины претендовали на то, что берут начало от легендарных основателей: обоих Иоаннов, апостола и старейшины,- в Эфесе; во Фригии - от Филиппа и его дочерей-пророчиц; в Сирийской Антиохии, в Палестине и Риме - от Петра; в Акае и Вифинии - от Луки; от Марка - в Египте; от Павла - каким-то образом тоже в Риме.
      Серьезные события тем временем назревали у границ Иудеи. Они усиливали процесс дифференциации между иудеями и христианами. Необходимость противостоять опасности, которую создавала для империи борьба партий, и потребность иметь на Востоке надежные тылы побудили римлян положить конец плохо погашенному брожению в Иудее, которая сплачивала вокруг себя недовольных большей части Палестины и Малой Азии. В 113 г. Траян начал войну и по истечении трех лет пробился до Персидского залива, захватив Армению и Месопотамию; но это предприятие истощило его ресурсы в людях и средствах и оставило незащищенным тыл.
      Соединившись с другими, только что завоеванными народами, евреи восстали, чтобы отомстить за разрушение Иерусалима в 70 г. Траян был вынужден убраться и умер в Салинунте Киликийской, в Малой Азии, в 117 г., еще до того, как восстание было подавлено.
      В репрессиях которыми сопровождались все эти события, вероятно, пострадали также некоторые руководители христианских общин. Существует известная историческая нить, связывающая осуждение на смерть Игнатия, главы антиохийской церкви, раба по рождению и потому отправленного в Рим для высшей муки, с участью Поликарпа из Смирны и Климента Римского, осужденных на растерзание хищными зверями в римском цирке. (Римские граждане обрекались на обезглавление.)
      Письма Игнатия отражают эту ситуацию. Наряду с {119} проявлением религиозного фанатизма - желанием "быть растерзанными дикими зверями, чтобы стать едиными с Христом",- нарождается стремление укрепить иерархическое правление церковью, порученное епископату, старейшинам и диаконам. В послании Поликарпу рабы призываются не спешить с освобождением за счет общины, поскольку еще более тяжким было бы стать "рабом своих страстей".
      Таковы новые пастырские запросы, которые вскоре возобладают в лоне церкви.
      При Адриане (117-138) политика принуждения и захватов стала более умеренной. Началась кодификация римского права, в которой приняли участие юристы стоического направления, стремившиеся осуществить известные реформы. Чтобы не расточать ресурсы рабов, ставших дефицитными после завершения имперской военной экспансии, Адриан ограничил власть господ над жизнью и смертью рабов и их безраздельное право продавать их для роли гладиаторов и проституток. Были запрещены человеческие жертвоприношения, где они еще были в ходу, умерена задолженность данников и ограничен произвол в поборах с провинций. Система прямых сборов налогов должна была сделать обложение урожая менее тягостным.
      Но уйти от законов преобладавшей тогда структуры классового общества было невозможно, и царствование Адриана завершилось восстанием и кровавой баней второй иудейской войны.
      Существует любопытное письмо, направленное императором своему зятю, консулу Сервиану, и сохранившееся в "Истории Августов": "Здесь поклонники Сераписа одновременно являются христианами, а те, кто зовутся служителями Христа, поклоняются Серапису. Нет ни еврея, главы синагоги, ни самаритянина, ни христианского священника, который не был бы также астрологом, прорицателем или лгуном. Когда сам патриарх иудеев прибывает в Египет, одни заставляют чествовать ради него Сераписа, другие - Христа. Но их общий бог - деньги" ("Жизнь Сатурнина", VIII).
      Может статься, что император имеет в виду попытки некоторых христианских течений передать в более доступных для чужестранцев терминах свое учение и ритуальную практику. Не случайно гностик Василид происходил из Александрии. И сам иудаистский прозелитизм приобрел в Египте той эпохи весьма необычные формы. Когда же {120} Адриан, желавший изменить к лучшему создавшееся положение, издал декрет, которым запрещал обрезание, публичное чтение закона Моисеева, соблюдение субботнего отдыха, и повелел восстановить Иерусалим в качестве римской колонии, немедленно вспыхнул мятеж.
      В 132 г. под водительством Симона Бар-Кохбы (Кохебы или Косебы), "князя Израилева", которого раввин Акива приветствовал как мессию, "сына звезды", а его противники именовали "Бар-Козита", то есть "сын лжи", 200 тысяч повстанцев, поддержанных евреями диаспоры, сильными группами союзников и - по крайней мере в первое время - христианскими общинами Галилеи, освободили Иерусалим и три года держали под ударом войска одного из лучших полководцев Адриана, Севера.