Требовалось избавиться от всего, что имеешь, и отдать его бедным (Марк, 10 : 21). Когда Закхей, крупный сборщик податей, предложил отдать бедным только половину своего имущества, Иисус и его объявил спасенным и указал на его пример (Лука, 19 : 8-10).
      Следует затем знаменитая "нагорная проповедь" (по другой версии она имела место на равнине).
      В ней от "блаженных и нищих" (Лука, 6 : 20-23) совершается переход к "блаженным и нищим духом" (Матфей, 5 : 1-12), что предполагает уже значительные уступки. Желать голодному хлеба - это одно, испытывать же "голод" по отношению к справедливости - нечто совсем иное, и утоление его служит слабым утешением для тех, кому нечего есть. Там, где составлялось Евангелие от Матфея, социальный состав общины подвергался перестройке, и более невозможно было захлопнуть двери перед богатыми, если они определенным образом свидетельствовали о своей "духовной" склонности к бедности.
      Социальная доктрина церкви и до сих пор не освободилась от этого противоречия. {76}
      Богатые и бедные
      в "нагорной проповеди"
      Евангелие от Луки
      (6:20-21; 24-25)
      "...Блаженны нищие духом, ибо ваше есть царствие божие.
      Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь.
      ...............................
      Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете".
      Евангелие от Матфея
      (5:3-6)
      "Блаженны нищие духом; ибо их есть царство небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
      Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
      Блаженны алчущие и жаждующие правды, ибо они насытятся".
      Согласно Евангелию от Матфея, прежде чем начать проповедь, Иисус "взошел на гору" (Матфей, 5 : 1). Лука же говорит, что "стал он на ровном месте" (Лука, 6 : 17). Рисуется пейзаж Капернаума, на востоке от Назарета, близ Геннисаретского озера: вся география этого района представлена противоречиво.
      Порой труд за вознаграждение расценивается презрительно: не заботьтесь о материальных вещах, о том, как вы будете жить, подражайте птицам небесным и полевым лилиям (Матфей, 6 : 26-28). С точки зрения этого евангелиста, работа законна: "Ибо трудящийся достоин пропитания" (Матфей, 10 : 10). В рассуждениях Матфея - зеркале жизненных условий своего времени - отношения между господином и рабом, сувереном и подданным, земельным собственником и батраками даже не обсуждаются. Торговые операции также выглядят совершенно законными. Кто следует за мессией, покинув дом и поля, получит сторицей в этом мире и в будущей вечной жизни. Подобные же противоречия обнаруживаются в евангелиях по поводу семейных отношений. {77}
      Вступление в брак угодно богу; вместе с тем и возвеличивается состояние безбрачия, и прямо восхваляются те, "которые сделали сами себя скопцами для царства небесного" (Матфей, 19 : 12). Союз мужчины и женщины нерасторжим: "Что бог сочетал, того человек не разлучает". Это изречение Марка (10 : 9) воспроизведено также и в Евангелии от Матфея (19 : 6), который затем, однако, объявляет (и даже дважды) совершенно законным и развод в случае неверности супруги (Матфей, 5 : 32; 19 : 9). Этот принцип был воспроизведен в кодексе Юстиниана. Из него в любом случае вытекает юридическое и моральное неравноправие, в котором раннее христианство удерживало женщину: подобное исключение не предусматривалось в случае неверности мужа.
      Во всяком случае, вступление в царство и воскресение разрушали состояние супружества (Лука, 20 : 35). Более Того, тот, кто приближался к Иисусу и не "ненавидел" отца и мать, жену и детей, братьев и сестер, не мог быть его учеником (Лука, 14 : 26). "Ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!" (Лука, 23 : 29).
      Одна мораль утверждает семью, другая ее разрушает.
      На бракосочетании в Кане Мария пожелает, чтобы сын совершил чудо, потому что кончилось вино. Ответ ей не мог бы звучать жестче, чем в Евангелии от Иоанна: "Что мне и тебе, жeно?" (Иоанн, 2 : 4). В смертный час Иисус все же обнаруживает сыновью нежность и поручает мать Иоанну, ученику, "которого любил" (Иоанн, 19 : 26). Вообще же мать, братья, сестры для него лишь все те, кто следуют за ним.
      Не менее значительны в евангелиях антиномии частной и общественной жизни.
      С одной стороны, одобрение встречают преданные кесарю граждане, которым надлежит обладание всем тем, что составляет их законную собственность. Таково мнение синоптических евангелий (Матфей, 22 : 15-22 и сл.). С другой стороны, Иоанн уточняет, что политическая власть идет от дьявола: сатана есть истинный "князь мира сего", и потому он должен быть "изгнан вон" со всеми своими земными приспешниками (Иоанн, 12 : 31).
      Человеку возбраняется судить других; но в то же время освящается существование традиционных судов. "...Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду" (Матфей, 5 : 22). Чтобы судить ближнего, нуж-{78}но не иметь самому ни сучка, ни бревна в "своем глазу" (Матфей, 7 : 4), но лучше не осуждать никого, "и не будете осуждены" (Лука, 6 : 37).
      Иисусу, как и всем основателям религий, приписывается множество чудес, которые почти всегда отвечают неудовлетворенным ожиданиям бедняков: умножение хлебов, чудесный лов рыбы, превращение воды в вино, чудодейственные исцеления. Но совершив их в качестве доказательства своих мессианских прерогатив, он "строго запрещал им (ученикам.- Ред.), чтобы не делали его известным" (Марк, 3 : 12).
      Таким образом, попытки проникнуть в прошлое, в сущность христианского послания, ориентируясь на логику евангелий и других писаний Нового завета, бесполезны. Главное, что можно извлечь из них,- это факт существования ряда религиозных групп, которые жили в различном социальном и культурном окружении.
      Нет возможности обнаружить какую-либо логику там, где преобладают разные ответы на разные вопросы, стоявшие перед бедными и богатыми, евреями и неевреями, ожидавшими великого финального перелома в их жизни.
      СМЕРТЬ И ВОСКРЕСЕНИЕ
      Эпизоды осуждения и смерти Иисуса вплоть до мельчайших подробностей: пропажа его одежд, уксус, который ему давали пить, сокрушенные покачивания голов в проходившей мимо толпе, отсутствие переломов ног и рана в боку умирающего,- все это подтверждается ссылками на Ветхий завет. Все "сконструировано", чтобы показать, что в страстной муке Иисуса воплотились мессианские пророчества Ветхого завета, римляне же оказались лишь исполнителями их.
      К этой версии прибавляется иная, кажущаяся противоречащей первой, а именно: что ответственность за муки Иисуса лежит не на римлянах, а исключительно на евреях. Евангелия отражают влияние того периода, когда христианские общины начали радикально отделяться от еврейских общин и проявили потребность в усилении полемики против этих последних, особенно после окончательного поражения иудеев в 135 г. Поэтому выдвинутое против Иисуса обвинение было прежде всего политическим, а уже потом религиозным: при римской оккупации всякая {79} претензия выступить в роли "царя иудеев" представляла собой мятежный жест, наказуемый смертной казнью.
      Какими бы ни были исходные соображения авторов евангелий, то немногое, что добавлено к ним, чтобы придать описанию какую-либо "историческую" достоверность, лишено самой элементарной последовательности.
      Прежде всего, арест Иисуса. Согласно синоптическим евангелиям, Иисус был схвачен "толпой, вооруженной мечами и палицами", натравленной на него великими жрецами, писарями и старейшинами, представителями иудейских властей. Кроме них, согласно Иоанну, арест потребовал мобилизации целой "когорты": отряда римских солдат числом 300 человек во главе с их трибуном. Незадолго до того в Иерусалиме бесчисленная толпа приветствовала Иисуса; но достаточно было предательского поцелуя, чтобы заставить опознать его и передать убийцам.
      Далее, образ предателя: это один из "двенадцати", одержимый Сатаной (Лука, 22 : 3),- Иуда, по прозванию Искариот. Что понималось в действительности под этим прозвищем, которое поддается самым странным интерпретациям? По одному из таких толкований, которые встречаются в кодексах D и N,- и тот и другой весьма важные,- это имя распадается на "Исх-Кариот" - "человек из Кариота". Но такой местности не существует. С филологической точки зрения речь идет, возможно, о семитской транскрипции латинского слова "сикарий" (sikarius), прозвища зелотов. Быть может, это попытка передать разочарование одного из учеников Иисуса, вызванное неудачей восстания? Или мы имеем дело с неким коррумпированным правителем, который приобщился к общинной кассе группы учеников и оказался чувствительным к приманке в "тридцать сребренников"?
      Немыслимо проникнуть в сознание составителей евангелий. Что в самом деле достоверно, так это то, что апостол-предатель - один из всех апостолов родом из Иудеи, все же другие - галилеяне. В его имени сконцентрирована горькая досада на иудеев после разделения двух религиозных течений, когда на евреев пожелали возложить всю вину за смерть мессии. Хотя для некоторых теологов Иуда станет впоследствии простым орудием божественной воли, поскольку благодаря ему совершилось таинство спасения.
      Затем судебное разбирательство. Верно (и Талмуд подтверждает это), что Синедрион утратил право выно-{80}сить смертные приговоры за сорок лет до разрушения Иерусалимского храма, то есть около 30 г. н. э. Но тенденция снять с римлян всякую ответственность никогда не была принята всеми общинами первых христиан. Апокалипсис, которым завершается собрание новозаветных писаний, придерживается совсем иного мнения: вина целиком вменяется без всяких оговорок "зверю", который символизирует Римскую империю.
      Немногие "исторические" фигуры, которые встречаются в ходе суда, выведены на сцену теми, кто имел очень смутное представление о подлинной ситуации того времени. Таковы великий жрец Анна и его тесть Каиафа, который носил то же имя, что и Кифа, апостол Петр; Ирод Антипа, который вышел из своих земель в Иерусалим, чтобы увидеть мессию; Понтий Пилат, "умывающий руки" и, чтобы не допустить осуждения невиновного, предлагающий заменить Иисуса Вараввой. Имя этого последнего, означающее по-арамейски "сын отца", на деле - дубликат одного из мессианских титулов. Варавва изображен выступившим против римлян бандитом, который со своими сообщниками совершил во время мятежа убийство (Марк, 15 : 7). Какого мятежа? Или и он был зелотом?
      Во всяком случае, Пилат помещает Варавву на один уровень с Иисусом. Мы уже знаем один из вариантов текста Евангелия от Матфея, где он назван Иисус Варавва. Ясно, что в описании всего этого эпизода переплетены различные предания.
      Теперь о распятии, которое более или менее воспроизводит схему казни бунтовщика. Ничто, однако, не позволяет утверждать, в соответствии с евангелиями, что Иисус был прибит гвоздями к кресту. Эта деталь уточняется только одним апокрифом - Евангелием от Петра, где говорится о том, что были прибиты его руки; и уже во II в. апологет Юстин добавил указание на то, что были прикованы и ноги Иисуса. Согласно Деяниям апостолов, Иисус умер "повешенный на дереве" (5 : 30), в послании к галатам Павел предполагает ту же процедуру (3 : 13). Была и такая форма распятия.
      В самом деле, в процессе трансформации Иисуса в "божественного" спасителя человеческие детали, касающиеся его смерти, представляли для верующих все меньший интерес.
      Два евангелиста отмечают, что отчаянный призыв Иисуса на кресте, воспроизведенный по-арамейскиi "Ил! {81} Ил! ламмa савахфан", "бог мой! бог мой! почему ты пожертвовал мной" (обычный перевод: "для чего ты меня оставил", приведенный Матфеем (27 : 46) и Марком, (15 : 34), лингвистически менее точен), заставил присутствующих подумать, что он призывал пророка Илию. Но подобное созвучие имен немыслимо в среде, говорящей на семитском языке; оно, однако, было вполне возможно за пределами Палестины.
      Наконец, воскресение. Его детали не описаны ни в одном евангелии. И самое древнее из них - Евангелие от Марка их не сообщает. Напротив, о них рассказывают некоторые апокрифические тексты, начиная с Евангелия от св. Петра. В отдельных христианских общинах попросту верили, что Иисус избежал смерти. В так называемых Деяниях Иоанна Иисус является к избранному ученику, который укрылся в одной пещере Оливковой горы, убитый горем и рыдающий, и сказал ему: "Для людей иерусалимских я распят; но, как видишь, вот я с тобой говорю". Эта мысль о кажущейся смерти Христа впоследствии пространно развивалась в теологической сфере целым течением инакомыслящих, прозванных "докетами" (от греческого слова "казаться", "выглядеть", "скрывать правду").
      И способ вознесения Иисуса на небо не описан евангелиями. Во II в. послание Варнавы и Евангелие от св. Петра относят вознесение на самый день смерти, а не на сороковой.
      В приписываемой св. Петру литературе вера в воскресение рассматривается как необходимость, поскольку посвященные могли считать собственное возрождение обеспеченным. "...Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, и вера ваша". (1 Коринф., 15 : 14). Почти в тех же словах жрец Митры уверял вновь обращенного, умащая его священным елеем: "Верь, твой бог воскрес, его страдания гарантируют твое спасение".
      Двенадцать апостолов
      Апостолов, или "нарочных", "специальных посланцев", двенадцать, столько же, сколько племен израилевых. Имена одиннадцати из них совпадают во всех текстах; имя последнего встречается в двух разных версиях. {82}
      Вот их полный список.
      Симон, прозванный по-арамейски Цефа ("камень"), и отсюда Кифа в Библии, а в переводе с греческого на латинский язык - Петр.
      Андрей, его брат.
      Иаков и Иоанн, сыновья Заведея.
      Филипп.
      Варфоломей.
      Фома, прозванный затем Дидимом (по-гречески "близнец", но неизвестно чей: то ли Иуды, то ли Иисуса).
      Матфей, именуемый Марком и Лукой также Леви-мытарем ("сборщиком податей"), сын Алфея, согласно Евангелию от Марка.
      Иаков, сын Алфея, возможно брат предыдущего.
      Симон-Хананей (Зелот). Кананита - в православной Библии.
      Иуда Искариот, замещенный после убийства Матфеем (Деяния апостолов, 1 : 26).
      Фаддей в Евангелии от Матфея и Марка (Леввей в некоторых рукописях), или Иуда, сын Иакова, в Евангелии от Луки и в Деяниях апостолов. Евангелие от Иоанна не перечисляет "двенадцатерых", но называет двух Иуд и уточняет, что второго не следует смешивать с Искариотом (14 : 22).
      В "техническом" смысле слова Павел не был апостолом; но апостолы существовали во всех ранних христианских церквах. Роль "двенадцати" в качестве гарантов сохранения иерархии в общинах средиземноморского мира возникает в сложных перипетиях нарастающего разложения мессианской доктрины иудаистского мира, вплоть до ее превращения в учение об универсальном спасении.
      Это и в самом деле было важно для масс, признававших свое положение в этой жизни все более нетерпимым, ничтожным, бесправным, подневольным. Вместе с проекцией их чаяний в мир ирреального образ Иисуса, если он когда-либо имел какое-либо "историческое" содержание, утрачивает всякие отчетливые контуры. Отныне он искупитель, который обеспечит верующим спасение, и не только сыновьям Израиля, но и всем, без различия родины, "иудеям и грекам", как скажет апостол Павел. {83}
      ГЛАВА 3
      ПАВЕЛ ИЗ ТАРСА:
      ВОЗНИКНОВЕНИЕ
      И БОГОСЛУЖЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
      ПЕРВЫХ ХРИСТИАНСКИХ ОБЩИН
      СРЕДИЗЕМНОМОРСКОГО МИРА
      В одном из самых оригинальных исследований Фридриха Энгельса, опубликованном в 1894 г., за год до его смерти, в теоретическом журнале немецких социалистов "Нойе Цайт", самые ранние христианские общины, о которых пишет Э. Ренан, сравниваются с местными секциями I Интернационала в первые годы его существования. В самом деле, их сближает народное окружение бедняков и бесправных, и сходная структура, выделенная из совокупности общества, тот же порыв новообращенных, при незначительных организационных возможностях, в одно и то же время передовые и наивные формы взаимопомощи и солидарности в противопоставлении привилегированному, и эгоистичному миру.
      Сравнение по-своему несомненно справедливое.
      Оно может послужить лучшему пониманию атмосферы, царившей внутри общин, которые образовались вне Палестины, в землях, где с давних времен экономический и религиозный кризисы способствовали появлению бродячих прорицателей, сообществ посвященных с разнообразными обрядами и мифами, которые отвечали чаяниям людей, не видевших выхода на земле, сообществ неоднородного национального происхождения, смешанного социального состава.
      Вышедшие из Палестины мессианские группы, которых теперь стало модно именовать иудео-христианами, соответствуют именно этой модели. Открытие еврейского центра инакомыслящих в Иудейской пустыне, на берегах Мертвого моря, проливает свет на их идеологию и организационные формы.
      В Палестине разделение между свободными и рабами было гораздо менее четко выраженным. Границы между классами были беспощадно жесткими главным образом в восточных районах Средиземноморья, простиравшихся от {84} Малой Азии до Сирии, Фракии, Македонии, Северной Греции, Египта и включавших также часть относительно плодородных и цветущих зон Северной Африки, колонизированных богатыми фамилиями римских патрициев. Христианская проповедь с самого начала нашла в этих районах свою основную массовую базу.
      Упадок сельского хозяйства на Западе, усугубленный тяжкими и кровавыми грабежами во время гражданских войн, происходивших до утверждения принципата Августа, вверг в кризис также и систему латифундий с их устаревшими методами производства. В Италии, Сицилии, Южной Галлии, Испании концентрация рабов была низкой, рабы были распределены преимущественно по наиболее богатым поместьям римской аристократии, италийской и провинциальной. Наметился новый тип крестьянства, по видимости свободного, но обедневшего, которое одолевали покинувшие свои владения землевладельцы и целая свора продажных чиновников. Христианство придет туда с некоторым опозданием.
      В I и II вв. н. э. различия между населением города и деревни становились все более заметными. Противоречия между разными категориями городских тружеников и крестьянами, углубившиеся в результате взлета цен на продукты сельского хозяйства, были на руку господствующим слоям. Труд свободных презирался. Желанное освобождение, по меньшей мере на земле, казалось все более трудным делом; сама надежда на внеземное счастье была неравной для разных категорий людей: бывших свободных, крестьян-бедняков, городских рабов или рабов в старых латифундиях.
      После великого страха, вызванного восстанием рабов во II и I вв. до н. э., имперские власти уделяли особое внимание укреплению железных законов, ограждавших права господ, облегчавших процесс снабжения Рима дешевыми рабочими руками рабов, доставленных из недавно покоренных зон, особенно из Малой Азии, где опустошались богатые районы, когда-то цветущие, а теперь обреченные на нарастающее обнищание.
      Перечень товаров, которые Рим до разрушения пожаром в изобилии вывозил с Востока,- золото, серебро, драгоценные камни, слоновую кость, пурпур и шелка, железо и мрамор, масло, вино, зерно и первосортную муку - дает образное представление о характере господствующих торговых сношений между столицей и Малой Азией. Но {85} важнейшее место в них занимала купля-продажа "тел и душ человеческих", то есть рабов, и Апокалипсис указывает на это (Откров., 18 : 13).
      ПЕРВЫЕ ЦЕРКВИ В МАЛОЙ АЗИИ
      Последняя по порядку книга Нового завета, но, вероятно, самая древняя,это Апокалипсис. Его напрасно рассматривали почти исключительно как документ синкретизма иудаизма и астрологии, не связанного с какой-либо определенной социальной и политической ситуацией. Апокалипсис был написан в конце I в. в городских центрах Малой Азии, которые переживали особенно тяжкий гнет чужеземного господства.
      Его страницы дышат яростной ненавистью к римлянам, к их союзникам, к развращенным и беспощадным правящим классам. Столица империи уподоблена в нем историческому врагу еврейского народа - "Вавилонии", которая много веков назад уничтожила независимость и поставила под угрозу его религиозную целостность. Кесари тоже чудовищные воплощения сатанинской "бестии". Воспоминание о великом пожаре, который опустошил в 64 г. н. э. значительную часть самых элегантных и аристократических кварталов Рима, жило в экзальтированном сознании как проявление божественного гнева, как знак неминуемого конца света и начала в совсем близком будущем тысячелетней эры справедливости, равенства и главенства "святых", то есть избранных, отождествленных с сыновьями Израиля. По словам автора Апокалипсиса, убитые праведники возмущенно требуют отмщения. "И возопили они громким го
      Сожжение Рима
      (Откровение Иоанна Богослова, 18:8-14)
      "За то в один день придут на нее 1 казни, смерть, и плач, и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен господь бог, судящий ее. И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара ее, стоя издали от страха мучений ее и говоря: {86} горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришел суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает. Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя; ты уже не найдешь его".
      А. Донини приводит текст католического Апокалипсиса, отличающийся по форме от текста православного Откровения Иоанна Богослова Он несколько напоминает ритмическую прозу и выглядит примерно так:
      И купцы земные восплачут и возрыдают о ней,
      потому что товаров не купят их больше:
      грузов золота и серебра, драгоценных камней,
      жемчугов и порфиры, и шелка, и багряницы,
      ...и т. д.
      Именно эту особенность перевода объясняет Донини: Метрика этого песнопения основана на принципе параллелизма семитской поэзии: чередовании скорее понятий, чем слов. В прозе времен Павла эта тенденция вытесняется ритмом скорее ударного, а не музыкального типа, свойственным народному греческому языку того времени.
      лосом, говоря: доколе, владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?" (Откров., 6 : 10).
      Атмосфера, которой насыщено это писание, еще та же, что и в иудаистской апокалиптической литературе. Идеальный град - это "небесный Иерусалим", к которому обращены взгляды тех, кто живет вдали от родных мест, мучимый порой тоской по родине. Спасение - пока еще преимущественно национальное дело. "Святые", которые предстанут перед троном бога,- это 144 тысячи израильтян, по 12 тысяч на каждое из двенадцати племен ("колен"), неевреи допущены только после них, при условии, {87} что они обратятся в новую веру. Но общины были устремлены к возвращению "сына человеческого", мессии, мистического агнца, который дал себя закласть ради спасения мира и стал жертвой, искупляющей все мерзости сильных мира. Эти общины уже были по своей сущности христианскими.
      Мститель Иисус, к которому они обращаются, не имеет в Апокалипсисе никаких человеческих черт:
      "Глава его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи его - как пламень огненный; и ноги его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос его - как шум вод многих. Он держал в деснице своей семь звезд, и из уст его выходил острый с обеих сторон меч; и лице его - как солнце, сияющее в силе своей" (Откров., 1 : 14-16).
      Понятно, что в обнищавшей и униженной среде призыв религиозного обращения, переданный христианскими миссионерами по каналам иудаистской иммиграции, реализовался в создании общин, члены которых были связаны друг с другом узами солидарности и взаимопомощи, противопоставленными ударам врага, склонного видеть в ожидании "нового царя", пусть даже небесного, угрозу земному царю, римскому кесарю. Фон этого конфликта уже не тот, что в мессианских группах Палестины. Понятие противостояния выдвинуто здесь людьми иного языкового и религиозного облика, причастными в течение столетий к культам искупления и обрядам чествования страстей, смерти и воскресения бога, будь то Дионис или Атон, Осирис или Гор, Аттис или Митра - все они не слишком отличались от распятого на кресте Христа.
      Официальный текст Апокалипсиса, который донес до нас не без явных внутренних несоответствий канон Нового завета, предваряют семь коротких посланий, адресованных церквам, то есть общинам посвященных, возглавляемых "ангелами", которых традиционная герменевтика отождествила впоследствии с епископами. Впрочем, однако, первоначально это слово имело буквальный смысл, сравнимый с будущими "ангелами-хранителями" христианского катехизиса. Итак, речь идет о церквах Эфеса, Смирны, Пергама, Тиатира, Сард, Филадельфии и Лаодикии. Число семь имеет символический смысл, но города существовали в самом деле и по большей части существуют и поныне.
      Описание этих когда-то богатейших и модных центров {88} древних царств Фригии и Лидии, поглощенных административными структурами Римской империи под общим наименованием "провинции Азии", свидетельствует, несмотря на все чисто фантастические детали, о непосредственном знакомстве автора с зоной, которую он имеет в виду. Таковы Пергам с его производством задубленных овечьих шкур для письма; Лаодикея с ее дорогими снадобьями; Тиатира, известная своей керамикой; богатая и ненасытная в одно и то же время Смирна - все это те города, где евангелие распространялось в своем первозданном виде бродячими проповедниками, апостолами и пророками, которые переходили с места на место, возвещали пришествие мессии в синагогах, пока не были грубо выброшены за пределы страны, в соответствии с той моделью, которая будет затем использована в Деяниях апостолов для рассказа о миссионерских путях Павла и его сподвижников Тита, Тимофея и Варнавы.
      Их противниками были, помимо имперских властей, таинственные группы соперников, именуемые в посланиях держащимися учения Валаама и последователями пророчицы Иезавели, которая учила есть "идоложертвенное" и практиковала "любодеяние", то есть допускала смешанные браки между евреями и неевреями (Откров., 2 : 15). Это, таким образом, некий тип христианства, который защищает "чистоту" крайних форм иудаистского вероучения и обрядности от тех, "которые говорят о себе, что они иудеи, но не суть таковы, а лгут" (Деян., 3 : 9), говорят о себе, что они апостолы, но являются не ими, а приверженцами "синагоги сатаны". Не будет излишней смелостью усматривать под этими оскорбительными прозваниями тех более откровенных предсказателей, которые предваряли настроения, возникавшие в странах иммиграции, и, стремясь выйти за пределы иудаистской ортодоксальности, оперировали терминами космополитизма, обращаясь к людям иного рождения, то есть к неевреям, как это стало обычным в языке эпистолярных писаний павловского цикла.
      На фоне сбивчивых и малопонятных сообщений доступных нам источников вырисовываются очертания христианства, возникавшего в конце I в. как религии горожан: наиболее униженных тружеников, рабов, опустившихся людей и, естественно, некоторых элементов из господствующей среды, выходцев из военной и гражданской аристократии, переживавших кризис. В деревню, в среду преданных древним богам и культам крестьян, которые ото-{89}ждествляли их с легендарными временами первобытной общины, христианство сумело проникнуть только много позже, и слово "паганый", "житель пагуса" (pagus - "деревня"), в конце концов стало означать "нехристианский".
      Все 43 населенных района Средиземноморского побережья, где в конце I в. можно обнаружить достаточно компактные ячейки христиан (столетием позже их станет 76), носят названия городских поселений. Еще в IV в., в эпоху первых соборов, на тысячу или более восточных и западных епископов приходилось лишь несколько представителей сельских районов.
      ДЕЯНИЯ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ
      В Палестине иной среде отвечали и иные организационные формы новой религии. В Галилее, Самарии, Иудее условия жизни раба были менее тяжкими благодаря обычаю ритуального освобождения каждые семь лет, перераспределению земель каждые пятьдесят лет ("юбилеи") и участию в обязательном отдыхе по субботам. Последнее побудило доблестного Сенеку сожалеть о том, что евреи заставляют общество терять седьмую часть человеческого труда.
      В числе свободных мы обнаруживаем на первом плане мелких сельских ремесленников, рыбаков, розничных торговцев и особенно вечных должников крупным землевладельцам и скотоводам - бедных крестьян, задавленных всякого рода сборщиками, ненавистными "мытарями", задерганных религиозными предписаниями относительно "чистого" и "нечистого" и притесняемых жреческими кастами: 12 процентов урожая шло духовенству, столько же - иерусалимским беднякам, то есть по преимуществу тому же духовенству. В эпоху римского владычества в Палестине насчитывалось 18 тысяч левитов и священнослужителей, или "коханим", священников низшего ранга, то есть 3 процента всего населения.
      Все евреи по рождению были равны перед законом, но для подавляющего большинства бедняков, людей нищих, но гордых, действительность была совсем иной. Обычным видом их протеста, помимо периодических безуспешных восстаний, были отказ от всякой личной активности, изоляция и уход от мира, тяга к элементарно простым фор-{90}мам общинной жизни, согретой верой в лучшее будущее. Подобным уходом инаковерующих в разгар обширного социального кризиса IV в. стал, как мы увидим, феномен христианского аскетизма.
      Среди множества грубых исторических и хронологических ошибок, которыми полны Деяния апостолов, можно различить достаточно подробно обрисованные контуры жизни первых учеников Иисуса, собравшихся в Иерусалиме после его смерти, и рассказ об их первых попытках обращения инаковерующих, особенно эллинизированных евреев, выходцев из разных центров средиземноморского мира, изредка являвшихся в "святой" город для оказания ему материальной помощи и менее тесно связанных с соблюдением общепринятого религиозного закона.