ЛЮБИТЕЛЬНИЦА ЧАСТНОГО СЫСКА ДАША ВАСИЛЬЕВА - Третий глаз — алмаз

      — Я до Брежнева дойду, — кричала она в кабинете парторга Союза писателей СССР, — но не дам издеваться над телом. Если к моему бедному мужу приблизятся с ножом, я публично покончу с собой!
      От чего вдова впала в такой раж, осталось непонятно, но литературное начальство поговорило с кем надо и К. похоронили без вскрытия. Впрочем, повторяю, никто не сомневался в естественности его смерти.
      И вот через год произошел шумный скандал. Одно московское издательство выпустило книгу М., большой роман, о котором сразу заговорили и критики и читатели. Успех был сокрушительный. М., до того времени средний, ничем не выделявшийся прозаик, моментально стал вровень с первыми лицами советского литературного олимпа. Но не успел он собрать урожай на ниве славы, как в московскую организацию Союза писателей пришла молодая особа, секретарь покойного К., и предъявила рукопись того самого шедевра М., написанную рукой… его умершего коллеги.
      — Книга принадлежит К., — плакала женщина, — он сделал несколько вариантов романа, постоянно его переписывал, переделывал и за день до кончины отдал мне на перепечатку!
      — Почему же вы не выполнили требование покойного? — только и смог спросить председатель Союза писателей. — Отчего не вернули труд вдове К. в подготовленном к публикации виде?
      — Она… мы… — залепетала девушка, — в общем, К. любил меня, хотел развестись с женой, и…
      Довольно быстро правда вылезла наружу. Супруга К. была старше мужа, кроме того, обладала властным характером и надоела супругу хуже горькой редьки. Литератор задумал с ней развестись и жениться на своей секретарше. Законная жена великолепно знала об адюльтере и пожаловалась М. Дальше все просто. М. лишил приятеля жизни, а в награду получил рукопись: бездарный прозаик жаждал славы и денег.
      Это подлинная история. Шекспир отдыхает! Поэтому меня не удивило желание Благородного отомстить всему свету за свою бесталанность. Но способ, который избрал графоман, внушал ужас. Он собрался убивать невинных людей. Ему следовало обратить свой гнев против Макса, меня, издателя, который не хотел печатать его гениальный опус, в конце концов, под прицел мог попасть Олег Красков, по сценарию которого будут снимать фильм. Но посторонние люди?
      На минуту мне стало страшно, но потом взял верх здравый смысл. Благородный просто решил меня испугать, обозлился на то, что не получил приза, и стал искать виноватого. Увы, немногие люди способны сказать себе:
      — Я занимаюсь не своим делом, лучше получу какую-нибудь хорошую профессию, буду делать мебель (работать на конвейере, водить троллейбус, помогать больным людям, стричь собак, работать в магазине), писатель из меня как из веника самолет.
      Нет, графоманы, подобные Благородному, уверены в собственной гениальности. Он решил психологически раздавить председательницу жюри, которая не соизволила прочитать «великий детективный роман». Ну и каким образом можно перенести его сюжет в реальную жизнь? Нужно нанять большое количество актеров, снять помещение, купить оружие, в конце концов, понадобится много денег. Да, я не продвинулась дальше первых пяти страниц романа Благородного, но до того как мне на жизненном пути попался озлобленный графоман, я прочитала огромное количество полицейских историй и знаю, все они строятся примерно по одной схеме. Найден труп — приезжает милиция, или комиссар Мегрэ, или сыщик Арчи Гудвин , неважно, и начинается поиск преступника.
      И как изобразить такое в жизни? Нанять следственную бригаду, оперативников, экспертов?
      Я пошла на кухню, заварила чай, положила в кружку три столовые ложки варенья, выпила и успокоилась. Благородный хочет просто напугать меня. Не следует идти на поводу у сумасшедшего. Может, рассказать об этом Дегтяреву? Но у толстяка запарка на работе, сразу несколько его сотрудников уволилось со службы, полковнику не хватает рук и ног, на несчастного Александра Михайловича с утра до ночи орет генерал… Нет, моему дорогому другу сейчас не до глупостей!
      И, вероятно, графоман теперь от меня отстанет. Я сменила номер телефона, новый психу не узнать. Правда, он прислал письмо, а еще раньше роман, значит, где-то взял адрес…
      Я спустилась на кухню и сказала:
      — Ира, почта, которая приходит на мое имя, не должна валяться в холле.
      — А куда ее девать? — изумилась домработница.
      — Относи прямо в спальню.
      — Чью? — уточнила Ирка.
      — Замечательный вопрос! Ясное дело, если написано «Даше Васильевой», корреспонденцию следует передавать Зайке! — рассердилась я.
      — Ага, — растерялась Ира.
      — В мою комнату! Мою! Мою! Сразу наверх! — заорала я. — Поняла?
      — Угу, — кивнула Ирка. — Что тут не ясно?
      Но, очевидно, было неясно, потому что на следующее утро я обнаружила на тумбочке у кровати конверт из суда, адресованный Аркадию, журнал «Рыбалка», который выписывает Дегтярев, газету «Ветеринарные новости» — любимое чтение Маруси, и штук десять приглашений на тусовки, где с нетерпением ожидали Зайку.
      С тех пор я работаю почтальоном Печкиным: Ирка притаскивает почту в мою спальню, а я раздаю ее домашним. Радовало лишь одно: никаких вестей до вчерашнего вечера от Благородного не поступало.
      Я уже лежала в кровати, когда затрезвонил телефон. На дисплее выскочила комбинация из одних нулей, но меня это не насторожило. Огромное количество моих подруг рассеяно по всему свету, и если меня разыскивает кто-то из Франции или Израиля, то номер не определится. Например, Лена Голикова, живущая сейчас в США, вечно забывает про разницу во времени. Она может звякнуть в три утра и спросить:
      — Ау! Ты чего такая грустная? Как дела? У нас шикарная погода, сижу в офисе, пью кофе!
      Но на этот раз в трубке была не Голикова, а засипел знакомый противный голос.
      — Ну? Перечитала роман?
      — Благородный! — ахнула я. — Где ты взял мой номер?
      — Изучила книгу? — Псих проигнорировал мой вопрос.
      — Да, — соврала я, — она гениальна, потрясающа, великолепна! Завтра же отправлю ее в Голливуд Спилбергу. Оставь мне, пожалуйста, свои координаты, Стивен пришлет тебе контракт. Ну, записываю…
      — Включи завтра новости по каналу «КТК». Мы начинаем! Ты читала книгу?
      — Да, — упорно лгала я, — наизусть выучила.
      — Жди! Четвертое августа! Понедельник! Объявят! Ты совершила ошибку! Акция стартует!
      Благородный отсоединился, я побежала к аптечке, накапала себе валокордина, съела таблетку снотворного и рухнула в кровать. Завтра придется опять поменять симку. Интересно, как псих узнал новый номер мобильника? Хотя у меня большое количество знакомых, которым я отправила эсэмэски с сообщением: «Это мой новый номер». Значит… что это значит?
      Додумать мысль до конца не удалось, поскольку я, придавленная лекарствами, крепко заснула, а утром началась суета из-за неявившейся домработницы…
      И вот теперь новости сообщили о похищении Варвары Гинзбург. А ведь в письме было сказано: «Девочка Варвара погибнет. Ее украдут».
      — Мама, — прошептала я, — мама!
      — Что случилось? — удивилась Саша, с интересом наблюдавшая за мной.
      — Меня тошнит, — еле слышно ответила я. — Мигрень внезапно началась!
      — Заварить вам чаю? — заботливо осведомилась гостья. — Если в стакан положить побольше сахара, лучше таблетки поможет! Хотите, я обед приготовлю?! Или лучше дом прибрать?
      Но я уже, перепрыгивая через ступеньки, неслась к себе.
      Неприятно признаваться, но в моей спальне не всегда царит идеальный порядок. Прочитанные журналы и газеты я сваливаю на подоконник и понятия не имею, куда их потом уносит Ирка. Книги же возвращаю на полки в библиотеке, но не сразу после прочтения: порой на тумбочке и журнальном столике скапливаются высокие стопки. Я люблю покупать книги в твердом переплете, они сразу не разваливаются, и бумага у них лучше. Конечно, такое издание чуть дороже, но за качество надо платить.
      Я влетела в свою комнату и перевела дух. Спокойствие, только спокойствие. Где «великая книга»? Очень хорошо помню, как принесла рукопись, скрепленную пружиной, из сада и швырнула… куда? На стол? На диван? На тумбочку? Давай, Дашутка, напрягись, реконструируй события.
      Я схватила плед и какое-то издание. Оно будет исполнять роль рукописи. Выскочила в коридор, сделала пару вдохов-выдохов, опять вошла в спальню и замерла. Значит, так, я пришла из сада… Что дальше?
      Ноги понесли меня к дивану, шерстяное одеяло упало на подушки, том — на столик. Я стала просматривать гору изданий, громоздившихся на полированной столешнице. Четыре гламурных журнала и книги: детектив Смоляковой, пособия «Как правильно чистить собакам уши», «Ваш красивый сад», «Занимаемся йогой», новые романы двух Татьян — Поляковой и Устиновой… Еще там было несколько пустых пакетиков из-под кешью, пачка сигарет, упаковка бумажных носовых платков и туба с аспирином. «Десять негритят» исчезли.
      Я села на диван. Ход событий восстановился неправильно. Наверное, сначала я пошла к кровати. Так, повторим: плед летит в дальний угол ложа, рукопись… э… на тумбочку!
      Поскольку мне не нравится вскакивать ночью, чтобы бегать за бутылочкой минералки или таблетками от головной боли, я превратила прикроватную тумбочку в склад необходимых вещей. Тумбочкой мне служит полукруглая консоль с вместительным ящиком: в нем лежат лекарства и шоколадки, которые я люблю погрызть перед сном. А что на столешнице? Бутылка с минералкой, крем для рук, упаковка бумажных салфеток, калькулятор, ножницы, трубка стационарного телефона, пульты от телика и видика, DVD-диски с сериалом «Она написала убийство»… и никаких признаков рукописи мерзкого Благородного.
      Трясясь от возбуждения, я перерыла всю комнату, нашла давно потерянный «парадный» ошейник Хуча, кучу искусственных костей, спрятанных от товарищей Снапом, авторучку Кеши, паспорт Маши, штук десять носков из разных пар, но рукопись Благородного испарилась.
      В полном отчаянии я распахнула дверь в гардеробную — правильнее назвать ее небольшим шкафом, — щелкнула выключателем и заорала. Между вешалками маячило чудовище, ярко-красное, с черной головой, белыми зубами и отчаянно сверкающими глазами. Монстр вытянул вперед ужасные лапы, они начали удлиняться…
      Я захлопнула створку и завопила:
      — Помогите! Убивают!
      В коридоре раздался топот, и в мою комнату влетела Маша с сачком в руке.
      — Мышь? — деловито осведомилась она. — Не стоит поднимать панику. Это Альберта.
      — Кто? — прошептала я.
      — Альберта, — улыбнулась дочь, — пройда невероятная. Опять из клетки удрала. Мусечка, ты же не Зайка, не станешь падать в обморок при виде скромного белого хорошо воспитанного грызуна.
      — То, что сидит в моей гардеробной, не маленькое и не белое, — выдавила я из себя. — Наоборот, оно громадное, черное, жуткое…
      Манюня заморгала, дверь спальни распахнулась, и появились Кеша и Зайка, оба в голубых халатах.
      — Сто раз говорила, не читай на ночь ужасы, — завела Ольга.
      — Съеденный в большом количестве шоколад нарушает сон, — зевнул Аркадий, — а в соединении с орехами кешью и вовсе получается гремучая смесь!
      — У нас что-то случилось? — всунулся в спальню Дегтярев.
      Маша потрясла сачком.
      — Альберта удрала, проникла в мамину гардеробную.
      — Альберта? — изумился полковник. — У нас гости?
      — Мыши, — пояснила Маруся, — белые.
      — А-а-а! — взвизгнула Зайка и села в кресло, поджав ноги.
      Аркашка закатил глаза.
      — Хватит, время уже позднее, давайте спокойно разойдемся.
      — Вы оставите меня с чудовищем? — возмутилась я. — Там монстр! С клыков у него капает пена! Когти полметра! Зубы как у акулы!
      — О боги, — простонал Кеша. — Мать, признайся, тебе надоели детективы, ты стала увлекаться ужастиками?
      — Он там, — показывала я пальцем в запертую гардеробную.
      Аркадий распахнул створку.
      — Ну и… — начал он и вдруг заорал: — Эй! Стой! Не двигаться!
      — Мыши! — вопила Зайка, кутаясь в халат. — Мыши! Вау!
      — Ноги на ширину плеч, руки за спину, большие пальцы вверх, встать, упереться лбом в стену, идти ко мне медленно, — заверещал Дегтярев, — неповиновение приравнивается к побегу. Шагать спокойно, стоять смирно!
      Я вздрогнула. Может, криминальная ситуация в нашей стране изменится в лучшую сторону, если менты начнут изъясняться на понятном всем языке. Как можно выполнить отданный Дегтяревым приказ: «Шагать спокойно, стоять смирно»?
      Но чудовище поняло полковника, оно выползло из шкафа с поднятыми руками.
      — Амара! — ахнула я. — Что ты делаешь в моей спальне?
      — Это кто? — воскликнули Зайка и Кеша.
      — Только негров нам не хватало, — неполиткорректно высказался полковник. — Гастарбайтер из Замбии!
      Амара затрясся.
      — Минуточку внимания, — заявила я, — знакомьтесь, это Амара. Он временно поживет у нас в доме, поможет по хозяйству, ведь так?
      Парень закивал:
      — Очень, очень, очень хочу вам помочь! Мне велели слушаться… быть благодарным… я готов на все…
      — Просто хижина дяди Тома какая-то, — хмыкнул Кеша. — Неужели в Москве трудно найти… э… э… женщину средних лет, хорошую повариху и уборщицу? Мать! Зачем…
      Тут Аркадий прикусил язык, а Амара воскликнул:
      — Я все умею! Мне приказали вам понравиться!
      — Замечательно, — выдохнула я. — Теперь объясни, зачем ты влез в шкаф, и разойдемся.
      — Кролик велел погладить платье, — прошептал парень и втянул голову в плечи. — Быстро, он опаздывает.
      — Кто? — хихикнула Зайка.
      — Кролик, — еще тише ответил Амара.
      — Вот здорово, — потер руки Аркадий, — смена литературных декораций. Имели роман Гарриет Бичер-Стоу, получили «Алису в Стране чудес». У нас, оказывается, проживают быстро плодящиеся длинноухие! Мне нравится такой поворот событий! Весело в доме!
      — Хочешь сказать, что ты встретил в коридоре кролика, который велел привести в порядок его костюм? — откровенно веселилась Зайка.
      — Нет, — Амара слегка приободрился. — Маша сказала: «У нас запущенное хозяйство, но начать надо с платьев кролика, он вечно опаздывает, орет по утрам. Если ты шмотки отгладишь, мы спокойно поспим, бери утюг и вперед. Очень истеричный кролик!» Я испугался, пошел искать платья, заблудился, открыл комнату, решил, что это кладовка…
      — Ты принял мою спальню за чулан? — возмутилась я.
      — Здесь очень много вещей, — заморгал Амара, — человеку столько не надо, и они разбросаны. А потом дверь заскрипела, я испугался и влез в шкаф.
      Зайка опять противно захихикала, а негр продолжал:
      — Я подумал, вдруг это кролик идет, он мне по морде надает! Маша предупредила, он — может! И тут… вы…
      — Ясно, — кивнул Дегтярев, — у нас все как всегда, ничего нового! Единственное, что мне хочется узнать: Марья, где припадочный длинноухий? Ты приволокла из академии очередную жертву лабораторных исследований? Надо предупреждать! Я не готов к встрече с безумным кроликом! Я его уже боюсь! Сегодня он требует выглаженное платье, завтра прикажет приготовить на ужин жаркое из Хуча!..
      — Ни о каких кролях речи не было, — стала отбиваться Маруська, — только о мышах! Самая вредная Альберта — она выскочила из домика.
      — А-а-а… — не преминула завизжать Зайка.
      — Я в два счета поймаю беглянку, — потрясла сачком Маня.
      — Давайте уточним ситуацию с кроликом, — попросила я. — Откуда он взялся, почему ходит по нашему дому и требует выглаженных платьев? Амара, отвечай!
      — Не видел, не слышал, не знаю, — затряс головой домработник. — Маша мне сказала! Кролик псих! Истерик! Капризуля!
      — Я? — подскочила Маня. — Ты что ел на ужин? Поганки или мухоморы?
      — Нет, — чистосердечно ответил Амара, — чай пил, с печеньем. Ты сказала про кролика!
      — Никогда, — топнула ногой Маруська.
      — Да, — настаивал парень, — у меня замечательный слух.
      — Лучше бы у тебя был такой же замечательный ум, — опустилась до оскорбления Маня.
      — Эй, эй, тишина в зале, — прогремел Кеша, — у меня возникла интересная версия. Амара, ты уверен, что было произнесено слово «кролик»?
      Парень размашисто перекрестился.
      — Да.
      — Именно «кролик»? — по-адвокатски занудно уточнил Аркадий.
      — Да, — стоял на своем Амара.
      — Может, Зайка? — спросил Кеша и сделал серьезное лицо.
      — Точно! — хлопнул себя по лбу негр. — Зайка! Верно! Но какая разница? Что кролик, что заяц — однофигственно.
      — Ну, я пошел, — мигом сориентировался Дегтярев и шмыгнул в коридор.
      — Это же одно и то же, — растерянно повторил Амара.
      — Не совсем, — пискнула Маша и стала отступать к двери.
      — Очень даже «не совсем», — давясь смехом, уточнил Кеша. — Зайка в доме живет.
      — Да? — наивно удивился Амара. — А нам в школе вроде наоборот говорили: кроликов в клетках разводят, а зайцы по лесу скачут.
      — Некоторые в Ложкине, в коттедже, устроились, — не выдержал Кеша и поспешил на выход.
      Не успели брат с сестрой убежать, как Зайка избавилась от временного паралича, медленно встала и, глядя на меня, грозно произнесла:
      — Значит, тут появилась истеричная крольчиха, из-за которой никто не может нормально выспаться? Психопатка постоянно орет и скандалит?
      — Я здесь ни при чем, — в подтверждение своих слов я замахала руками, — ни слова не произнесла!
      — Ладно, — протянула Ольга, — я сделаю выводы.
      Дверь хлопнула о косяк, Зайка удалилась, я села в кресло. Ну и ну! Интересно, что она сделает с Аркадием? И каково придется Мане?
      — Случилась неприятность? — робко осведомился Амара.
      Я кивнула.
      — Из-за меня? — парень посерел.
      — В некотором роде да.
      Амара сжался в комок.
      — Извините, простите, я не хотел, исправлюсь, больше никогда…
      — Послушай, давай договоримся, ты у нас задержишься на месяц…
      — Не выгоняйте меня, — чуть не зарыдал домработник.
      — Ты у нас задержишься на месяц, — повторила я, — и при этом будешь молчать.
      — Совсем? — ужаснулся Амара.
      — Говори поменьше, всем лучше будет, — вздохнула я. — Если возникнут проблемы, обращайся только ко мне. Больше ни к кому.

Глава 6

      Большую часть ночи я потратила на поиски книги, но так ее и не обнаружила. Скорей всего, придя из сада, я кинула сброшюрованные листы на подоконник, в пачку газет, предназначенных на выброс, а Ирка отволокла прессу на помойку. Я лишилась возможности с карандашом в руке прочитать «Десять негритят» и еле-еле дождалась утра, чтобы позвонить Рите Аморади.
      — Алло, — бодро отозвалась знакомая.
      — Надеюсь, не разбудила тебя! — обрадовалась я. — Это Даша Васильева, прости за слишком ранний звонок.
      — Я всегда встаю в шесть, — отрапортовала Аморади, — пробежка, душ, здоровое питание, надеюсь дожить до пятисот лет.
      Если Риту не перебить, она будет говорить без умолку, поэтому я задала вопрос:
      — Ты по-прежнему преподаешь в музыкальном училище?
      — Увы, родители не научили доченьку ничему полезному, — заерничала Ритка, — убивать, воровать, брать взятки я не умею! Приходится на скрипочке пиликать. Трень-брень.
      — Тебе знакома фамилия Гинзбург? Юрий Гинзбург. У него есть дочь Варвара! Он композитор.
      — Юрий… Юра… ах Юрка! Но какой же он музыкант! Пиликалка! Господи! Вот времена настали! Если человек ходил два года в музыкальную школу, а потом стал писать кретинские песенки типа «Ла-ла-ла — ты мой навсегда», он уже считается композитором. Фу! Юрка лабух! Цзынь-брынь! Но теперь время посредственностей, чем тупее, тем дороже!
      — Ритуля, мне не нужна оценка творчества Гинзбурга. Расскажи мне о нем в общих чертах. Пожалуйста.
      — Ха! Он педик! Это всем известно! Не секрет.
      — А откуда у него дочь Варвара??
      — Слушай, — заверещала Ритка.
      Я села в кресле по-турецки: Аморади идеальный вариант, если вам нужно о ком-то подробно узнать. Сейчас Ритуля сообщит мне все: вес, рост, размер ноги, группу крови, опишет позу, в которой Юрий любит спать, перечислит жен, любовниц, тьфу, любовников, назовет излюбленные блюда Гинзбурга и размер его печени, определенный последним УЗИ.
      Юрий Гинзбург происходил из семьи музыкантов. Мама играла в оркестре, отец стоял за дирижерским пультом. Скрипачка — это не балерина, конечно, и ей нужно выглядеть прилично, но пара-тройка лишних килограммов, налипших на талию Диты Гинзбург, никого не волновала. Дита родила троих сыновей и одну дочь. Дети выросли замечательные, все они, естественно, окончили музыкальную школу и стали профессионалами, хорошо устроились все, кроме самого младшего, Юрочки, маминого любимца.
      Очевидно, на Юре природа не просто отдохнула — она на нем выспалась. Мальчика обучали в школе нотной грамоте и игре на фортепьяно только из уважения к его родителям и старшим братьям с сестрой. По-хорошему, Юру следовало отчислить, но он был одним из знаменитой творческой династии, поэтому получил диплом. Последнее, что успела сделать Дита перед смертью, это пристроить Юрочку в третьеразрядный оркестр.
      — Ничего, солнышко, — утешила мать незадачливое чадо, — опыт наиграешь.
      Дита кривила душой. Конечно, фанатичная работоспособность дает подчас потрясающие результаты, но одной техники мало, нужен еще и талант, а вот его запасы у Господа закончились на старших детях дирижера. С началом перестройки Гинзбурги разлетелись по свету. В Москве остался один Юра, некоторое время он сидел без работы, но никогда не нищенствовал.
      Здесь надо упомянуть об одной особенности Юрия. Даже Ритка, пытаясь перечислить всех его любовниц, иссякла на сороковой фамилии.
      — Всех его баб не назвать, — констатировала Аморади, — я могу выделить только тех, кто с нашим Дон Жуаном больше месяца продержался! Ты его видела?
      — Юрия? Нет, — ответила я.
      — Страшнее только голод, — вздохнула Рита, — маленький, кривоногий, носатый, лысый, волосатый, а дамы за него дерутся, подарками засыпают!
      — Нельзя быть одновременно лысым и волосатым, — урезонила я разошедшуюся Аморади.
      — Запросто, — не сдалась подруга. — На башке лысина, а тело будто в мохеровом свитере. Только не подумай про меня чего плохого! Я его голым на речке видела. С Юркой Света Лукашина жила, она с ним год продержалась, мы вместе на пляж ходили! Такой гиббон, а бабы пачками падают! Хотя — с его-то деньгами! Если гоблин ездит на «Бентли» и имеет в бумажнике пару платиновых кредиток, он Аполлон.
      — Постой, — удивилась я, — только что ты недвусмысленно намекнула, что Юрий существовал за счет любовниц.
      — Было, было, но его подобрала Тина Рик, слышала про нее?
      — Нет.
      — Дашка! Ты где живешь?
      — В Москве!
      — Похоже, что в тундре! Тина Рик, звезда эстрады семидесятых. Она Юрочку из грязи вытащила, отмыла, одела, он за ней сумочки носил, а потом начал песни писать! Жуткие! Бренд-кенц! Та-та-та! И взлетел! Нынче он богатый, знаменитый, морда гладкая! Женился на проститутке, бывшей подпевке. Говорят, он ее у Вадима Колина отбил. Про него хоть слышала?
      — Нет.
      — Вау! Он царь пластиковых пакетов! Производит упаковку и мешки с логотипами. Прикинь объем торговли! Теперь Юрка на горе, а его братья и сестра в жопе. Что толку от их музыкального таланта? Один в Австралии, другой в Чехии, а сестричка на Мальте, всех Юрка содержит.
      — Похоже, он добрый человек.
      — Юрка? Нет, конечно. Ему приятно родственничкам рублик сунуть. «Ах, вы меня презирали, дерьмом считали? Ничего, теперь, чтобы с голоду не подохнуть, в пояс кланяйтесь!»
      — Ты же говорила, что Юра мужчина нетрадиционной сексуальной ориентации! — вспомнила я начало беседы.
      — И что? Он пидор!
      — С огромным количеством любовниц?
      — Душевный педераст!
      — Ясно, теперь о дочери.
      — Маленькая крыса! Вся в папочку, — вскипела Аморади, — я видела, как она няньку по морде колготками хлестала. Весьма крутое поведение для малолетних.
      — Ты в курсе, что Варя пропала?
      Ритка издала хрюкающий звук.
      — Ну… вроде как! Вчера в новостях сообщили… хотя…
      — Что?
      — Ничего, — Аморади внезапно растеряла всю свою болтливость.
      — Почему ты так странно отреагировала на вопрос о похищении? — наседала я.
      — Нормально.
      — Фраза «вроде как» звучит непонятно!
      — Ну…
      — Рита!
      — Да!
      — Это очень важно!
      — Ой, прекрати, какое тебе дело до чужих детей! — отрубила Аморади.
      Я насторожилась: если Рита пытается скрыть сведения, ежу понятно — они самые важные.
      — Хорошо поболтали, — защебетала подруга, — жаль, что ты редко звонишь. Надо нам пересечься, потрепаться… Ну, ладно…
      — Стой! Рита! Помнишь, ты сбила человека? Три года назад наехала на мужика, который упал пьяным с тротуара под колеса твоей машины! — Конечно, закон был на стороне Аморади, алкоголик сам оказался виноват, но было отягчающее обстоятельство. Риточка неслась со скоростью восемьдесят километров в час, наплевав на знак «сорок» перед въездом в городок. — И кто тебе тогда помог?
      — Мне даже жена того урода «спасибо» сказала, — возмутилась Рита. — Обняла меня в кабинете у следователя и зарыдала от счастья, избавилась наконец от камня на шее, помер ее мучитель.
      — Ага, жена всем хороша, только дело-то вела не она. Лучше ответь на вопрос: кто тебя выручил? Кто приехал в местную ментовку и вытащил госпожу Аморади из вонючего обезьянника?
      — Дегтярев, — неохотно признала Рита.
      — Долг платежом красен!
      — И что тебе надо? — с тяжелым вздохом осведомилась Ритка.
      — Александру Михайловичу поручили дело о похищении Варвары, — беззастенчиво соврала я. — Ему необходима подробная информация о семье и девочке. Начинай.
      — Юрка пидор, богатая сволочь, живет в шикарном доме. Женат на Лизке. У Юрки полно баб, Лизка с ним не расходится, потому что ей это удобно, она дура, но ей повезло, работать не надо. — Рита заныла. — Не то что я, с утра в классе маячу. Юрка в шоу-бизе, значит, Лизку на тусовки зовут, она за вечер пять мест объезжает, вечно ее снимки в глянце. Дочка их Варька — дикое существо, хамка и сволочь в папу, дура в маму. Все.
      — Мне показалось, что ты не веришь в версию с похищением, — заметила я.
      — Я ничего не знаю!
      — Рита! Вспомни про Дегтярева!
      — Слушай, — зашептала Аморади. — Юрка мерзкий гад, говорят, он своих нераскрученных девчонок-певичек разным мужикам подкладывает, а если девки отказываются, ноги им ломает. Собрал компромат на всех! Обладает связями! С ним в открытую ругаться никак нельзя. Наболтаю лишнего, а мне потом пасть порвут! Мир тесен, кто-нибудь ляпнет, другой повторит, третий подхватит, четвертый Юрке нашепчет, он кому надо в училище свистнет, и что со мной станет? Рваной тряпкой буду мыть постамент памятника Петру Ильичу Чайковскому.
      — Спасибо, — язвительно ответила я, — надеюсь, великий и ужасный Гинзбург никогда не узнает, что ты разносишь слухи о его яркой душевной голубизне.
      — Подумаешь, это же глупости, — повеселела Рита.
      — Значит, с Варей случилось нечто ужасное? — предположила я.
      — Понятия не имею! И вообще! Сплетни я не повторяю, слухи не собираю.
      — Ладно, — сдалась я, — но в следующий раз, если случится беда, не звони полковнику, он у нас человек добрый, но с плохой памятью, поэтому всегда записывает фамилии тех, кто его не отблагодарил, на всякий случай, чтобы потом не ошибиться и случайно не помочь во второй раз.
      Рита засопела.
      — Я правда ничего не знаю.
      — Охотно верю, пока.
      — Дашута!
      — Слушаю.
      — Это всего лишь догадки.
      — Выкладывай.
      — Пару дней назад журнал «Ах» проводил светский праздник: на благотворительном аукционе продавали рисунки малышей. Добрые папеньки выложили немалые денежки, выкупая творчество дочек и сыновей. Собрали изрядную сумму, которая пошла на лечение детей с больным сердцем. Надеюсь, деньги и впрямь достались тем, кто в них нуждается, а не осели в карманах организаторов. Так вот. Варьки среди участниц аукциона не было, хотя картина ее демонстрировалась. Лиза, которая там блистала, заявила, что дочь подхватила ветрянку.
      — На мой взгляд, ничего странного, это распространенное детское заболевание, — осторожно заметила я.
      — Ха! Ветряной оспой два раза не болеют!
      — Не понимаю!
      Аморади понизила голос до свистящего шепота.
      — В прошлом году я отдыхала в Тунисе. Так себе курортик. Жила в трехзвездочном отеле, он стоял на левом берегу аквапарка, а на правом была более дорогая гостиница, но тоже не фонтан. Детей полно, орут, визжат, место на лежаке надо с шести утра занимать. Но нам, бедным преподавателям, к такому не привыкать.
      Я чуть отодвинула от уха трубку: пластик нагрелся от долгой болтовни, а Рита продолжала вещать.

Глава 7

      Устав от шума на берегу, Рита пошла искупаться, а когда вернулась к своему лежаку, обнаружила, что он занят девочкой, по виду школьницей младших классов. Тело ее было покрыто прыщами, полотенце Аморади и ее сумка валялись на песке.
      — Деточка! — возмутилась Рита. — Немедленно встань!
      Девочка даже не шевельнулась, Аморади ее толкнула.
      — А-а-а! — заорала та.
      — Как вы смеете! — завизжала сзади женщина. — Отвяжитесь от крошки!
      — Она сбросила мои вещи, — начала Рита, повернулась и тоже взвизгнула: — Светка! Лукашина!
      — Я, — с неохотой откликнулась бывшая любовница Гинзбурга. — Ты что здесь делаешь?
      — Отдыхаю, — засмеялась Аморади. — А ты?
      — Аналогично, — ответила Света.
      — Откуда у тебя ребенок? — не утерпела Рита и тут же покривила душой. — Очень милая девочка, только она лежаки перепутала!
      Светлана моргнула.
      — Это Варя, дочь Юры и Лизы Гинзбург.
      — Да ну? — поразилась Рита.
      — Она заболела ветрянкой, — пояснила Светлана. — Юра с Лизаветой испугались, их в детстве инфекция миновала, ну и попросили меня Варьку увезти, ей солнце полезно.
      — Странно, что они дочь на третьесортный курорт отправили, — пробормотала Рита.
      Светлана села на песок.
      — Торопились очень, горящие путевки схватили, в один день нас собрали.