На следующий день я спустилась в торговый зал около полудня. Что ж, Ленка опять не прогадала. Место для очередного магазина подруга выбрала просто великолепно. Дом стоял углом, выходя одной стороной на шумное Садовое кольцо, прямо напротив здания виднелась троллейбусная остановка, а в двух шагах находился вход на станцию метро “Маяковская”. В соседнем дворе расположены сразу две школы, общеобразовательная и музыкальная.
      Я вспомнила, с какой страстью моя Машка опустошает прилавки канцелярских отделов, и вздохнула. Похоже, покупатели здесь не переведутся никогда. Вот и сейчас на часах полдень, а в зале полно народа. Около стеллажей с любовными романами клубились пожилые дамы, контингент помоложе толкался возле детективов, несколько женщин смотрели книги по воспитанию детей, стайка подростков, явно сбежавших с занятий, громко обсуждала достоинство гелевых ручек перед шариковыми.
      Я спокойно обозрела торговые помещения. Магазин явно в свое время сделали из двух квартир, из двух огромных старомосковских апартаментов, столь характерных для домов постройки начала двадцатого века. Одна квартира была на первом этаже, другая на втором. Сейчас их соединяла довольно широкая лестница. Внизу помещались основные торговые залы с книгами по домоводству, воспитанию детей, детективы, фантастика, отдел канцтоваров и открыток. Наверху расположились прилавки с учебниками и разнообразными пособиями, киоск с сувенирами, отдел лазерных дисков и компьютерных игр. Склад, бухгалтерия, комната отдыха сотрудников, раздевалка и туалеты находились в подвале. Кабинеты начальства, мой и Аллочкин, тоже были на втором этаже, их разделял небольшой предбанник, где стояли два кресла и круглый журнальный столик, выходя из своих рабочих помещений, мы с Аллой попадали сразу в отдел компьютерных игрушек. Заместительница меня предупредила:
      – Дашенька, если покидаете кабинет, не забывайте запирать его. Покупатели – народ вороватый, жуть. Увидят открытую комнату и сопрут все, что не прибито.
      В магазин вел один, центральный, вход, оборудованный железными воротцами. Все книги стояли на стеллажах в открытом доступе, и на каждую нанесена защита. Любой человек, пожелавший утащить из магазина издание, мигом “зазвенит” на выходе. Там на этот случай стоят две продавщицы. Я посмотрела на хрупких девочек и вздохнула: нет, мне такое положение вещей не нравится. Сегодня же вечером переговорю с Леной. В магазине должна быть служба безопасности, если кто-то из посетителей начнет скандалить, мы с ним не справимся. Коллектив, как на подбор, состоит из одних женщин.
      Впрочем, есть еще один вход. Люк, расположенный во дворе. Около него паркуются машины, привозящие книги. Шофер нажимает на звонок, завскладом Лидочка открывает изнутри створки, и водитель начинает швырять на ленту транспортера довольно тяжелые пачки, некоторые состоят из десяти томов, а некоторые из четырнадцати. В подвале их подхватывают девушки и растаскивают на места. И это мне тоже не нравится, надо нанять грузчиков. Однако странный у Ленки подход к организации бизнеса. Неужели не понятно, что хрупким девочкам тяжело весь день ворочать каменно-тяжелые пачки? Представляю, как у них к концу рабочего дня ломит спину. Кстати, зарплата у сотрудников копеечная.
      В подвал можно попасть и минуя ленту транспортера. Естественно, все желающие оказаться в бухгалтерии или заглянуть в туалет не бегут во двор и не прыгают в открытый люк. Из торгового зала в подсобные помещения ведет железная дверь, снабженная кодовым замком. Сотрудникам магазина цифры известны, а покупателям нет.
      Сегодня с утра я самым тщательнейшим образом опросила всех подчиненных. Никто и слыхом не слыхивал о девушке по имени Дарья Ивановна Васильева. Честно говоря, я предположила, что она знакомая кого-то из продавщиц. Пришла в гости к подружке, а та ее впустила в раздевалку… Дальше этого момента мои мысли не шли. Кто, как и зачем запихнул несчастную в шкафчик, отчего ее убили? На эти темы я решила не размышлять. Но сейчас выяснилось, что погибшая никому не известна. Как же она попала в подвал?
      – Небось покупательница, – предположила Света, – вон их сколько тут ходит!
      – Воровка, – безапелляционно заявила курносая Лиля.
      – Почему ты так думаешь? – спросила я.
      – А вы гляньте, – принялась объяснять Лилечка, – дверь в подвал расположена между отделами. Справа книжечки по домоводству, слева фантастика. Народу уйма. Вот она дождалась удобного момента и шмыгнула внутрь.
      – Зачем?
      – Так ясно. В подвал хотела. Он огромный, на складе потеряться можно, девчонки наши аукаются, друг друга не видят. Книг она напереть задумала.
      – Как же она выходить собиралась? Книги же с защитой!
      Лиля улыбнулась.
      – Нет, те, которые в подвале, пустые, без “магнитки”. Ее наносят перед тем, как томики наверх подают. Она, дрянь такая, могла целую сумку напихать и выйти, ничего бы не зазвенело, потому что нечему звенеть!
      – Интересная версия, – протянула я, – есть в ней только один изъян. Вход в подвал закрыт на кодовый замок, как она шифр узнала?
      – Делов-то, – фыркнула Лиля, – легче легкого. Мы целый день сюда бегаем. Кому в туалет, кому кофе попить, кому в бухгалтерию, кассиры ходят, со склада книги на тележках вывозят, а пустые назад заталкивают.
      – И что?
      – Так каждый раз девчонки код набирают! Встала небось возле стеллажей по домоводству и подсмотрела. Там столько народа! А потом и шмыгнула внутрь, вход ведь никто не охраняет!
      Я решила проверить ее предположение и устроилась возле того места, где покупателям предлагались книги по домоводству. Ждать долго не пришлось. Мимо пролетела девушка в красном форменном костюме. Наманикюренным пальчиком она потыкала в кнопки: 976. Вот как просто! Покачивая головой, я пошла наверх. Надо что-то придумать, иначе нечестный человек запросто прошмыгнет в подвал.
      День потек своим чередом. Сначала мы с Аллочкой разбирались во всяких бумажках, потом моя заместительница пошла перекусить. Мне обедать не хотелось, и я решила спуститься в подвал, набрать себе побольше новых детективов. Как раз сегодня поступила обожаемая мной Полякова. Заодно посмотрю и раздевалку, кажется, там шкафчики без замков, и это мне тоже не по вкусу.
      В темноватом помещении было пусто. Отчего-то мне стало страшно. Ругая себя за трусость, я оглядела железные шкафы, предназначенные для хранения одежды. В магазине весь обслуживающий персонал, кроме начальства, носит форменные костюмчики. Юбки и пиджаки темно-малинового цвета, на лацкане вышито золотой нитью “Офеня”. Придя на работу, девочки переодеваются. Шкафчики состоят из трех отделений. Верхнее, самое маленькое, предназначено для головных уборов, среднее, наиболее просторное, для пальто, костюмов и сумок, а нижнее, вернее, ящик на колесиках, задвигающийся под шкафчик, служит для хранения уличной обуви.
      Я изучила несколько пустых шкафчиков, отметила, что они и впрямь не запираются, потом выдвинула зачем-то один из ящиков. Он легко выкатился вперед, демонстрируя пустое нутро. Быстрым движением я попыталась задвинуть его, но что-то мешало. Подергав ручку туда-сюда, я выдвинула ящичек до упора и увидела сзади на полу нечто плоское. Рука сама собой схватила предмет. Кошелек! Нет, маленькая плоская сумочка. Внутри обнаружилась связка ключей, два из которых, украшенные плоским брелком сигнализации, явно были от автомобиля, двести долларов, около тысячи рублей сотенными бумажками, помада и крохотный носовой платочек.
      Сунув находку в карман, я еще раз внимательно оглядела “гардероб”. Это был тот самый шкафчик, где вчера нашли труп моей полной тезки. Я присела на корточки и поводила рукой по дну среднего отсека. Так и есть! Между задней стенкой и полом обнаружилась довольно широкая щель. Я пошла в кабинет, не замечая клубящейся вокруг многоголосой толпы. Значит, сумочка принадлежит погибшей девушке. Скорей всего дело обстояло так.
      Убийца запихнул тело несчастной в железный шкаф. Естественно, в полный рост оно не вошло, и негодяю пришлось сложить бедняжку просто пополам. Очевидно, во внутреннем кармане пиджака девушки лежала эта сумочка. Она выпала и провалилась в щель. А ящик не был задвинут до конца, вот вещица и оказалась на полу.
      Один раз я перерыла дома весь наш письменный стол в кабинете, разыскивая книжку по оплате электроэнергии. Совсем уж было решила, что потеряла ее, но тут ворвалась Маня, выдернула из пазов нижний ящик и показала квитанции, валяющиеся на полу под ним.
      Надо же, как плохо подчиненные противного Витьки обыскали помещение. А еще обзывает других постоянно действующим несчастьем! Лучше бы проследил за своими Шерлоками Холмсами, такую улику не заметили!
      Хотя… Ничего особенного в ней нет. Просто ключи, губная помада… Вот ведь странно! Я повертела в руках серебристый тюбик Живанши, похожий на ракету, – дорогая фирма, вернее, одна из самых дорогих. Я сама пользуюсь такой и хорошо знаю ее цену – пятьдесят долларов. Выбросить такую сумму на косметику может себе позволить только обеспеченная дама. Помада – это ведь не весь макияж, нужны еще пудра, тональный крем, румяна, тушь, различные карандаши. Только весь набор останется в ванной, с собой женщина прихватит максимум губную помаду и пудреницу. И вот теперь вопрос: зачем даме, имеющей в сумочке эксклюзивную косметику и довольно большую сумму денег, тырить книжки со склада? Она запросто могла купить любую!
      Деньги! Я еще раз пересчитала купюры. Долгие годы, проведенные в бедности, если не сказать в нищете, приучили меня с уважением относиться к всемирному эквиваленту. Может, несчастной только что выдали зарплату, и она собиралась жить на эту сумму месяц. Так, ясно, сумочку надо отдать родственникам. Витьке она абсолютно ни к чему, никаких записных книжек или бумажек в ней нет. Решено: после работы поеду к бедняжке домой и отдам найденное мужу, если он, конечно, есть. Адрес я знаю. Вчера, когда Витька сообщил, что убитую зовут Дарья Ивановна Васильева, я не поверила, выхватила у него из рук паспорт и перелистала. На одной из страниц стоял штамп “Волоколамское шоссе, дом 1, квартира 1”.
      Около девяти вечера я въехала во двор большого серого дома и припарковалась возле контейнеров с мусором. Первая квартира находилась у самого входа, я нажала на звонок.
      – Ура, – раздалось с той стороны, – папка пришел!
      Без всяких вопросов дверь распахнулась, на пороге возникла девочка с горлом, завязанным шарфом.
      – А что ты принес больному, страдающему ребенку, – завела она, но потом, увидев, что у входа стоит вовсе не отец, ойкнула:
      – Вы к кому?
      – Мама дома?
      Девчонка повернулась, но крикнуть не успела, потому что из глубин квартиры появилась молодая полная женщина, вытирающая руки о фартук.
      – Что-то ты рано, – говорила она, приближаясь ко мне, – котлеты не поджарились.
      – Это не папа! – сообщил ребенок расстроенным голосом.
      – Уже вижу, – ответила мать и спросила:
      – Ищете кого?
      – Простите, – осторожно спросила я, – Дарья Ивановна Васильева вам кто?
      – О боже, – закатила глаза тетка, – пять раз уже объясняла: никто! Не живет здесь такая! А вы не поверили и приехали! Ну что, милиции больше делать нечего!
      – Я не из милиции…
      – А откуда?
      – Заведую книжным магазином… Женщина две минуты послушала мои сбивчивые объяснения и решительно прервала их:
      – Аня, иди в кровать.
      – Ну мамочка, – заныла девица, сгорающая от любопытства, – почему?
      – У тебя ангина, ступай, ступай, а то позвоню сейчас отцу на работу, и никаких подарков тебе не будет.
      Тяжело вздохнув, дочь повиновалась.
      – А ну идите сюда, – велела хозяйка, – на кухню. Вас как зовут?
      – Даша.
      – Очень приятно, Тоня.
      Впихнув меня в тесное, заставленное шкафчиками пространство, Антонина попросила:
      – Сделайте милость, расскажите поподробней, что это за идиотская история?
      – А в милиции вам что сообщили? Тоня сердито загремела чайником.
      – Разве от ментов правды добьешься? Сначала один позвонил, потом другой, затем наша паспортистка из жэка. Знаете, очень неприятно выяснить, что на твоей законной жилплощади еще кто-то прописан.
      Я попыталась связно изложить события, а потом предположила:
      – Может, эта Дарья тут раньше жила?
      – Это невозможно, – ответила Тоня, – этот дом – один из первых московских кооперативов, построили его в сорок восьмом году для сотрудников закрытого НИИ. Мой отец был директором предприятия.
      – Что же вы получили квартиру на первом этаже? – невольно ляпнула я.
      – Так люди какие были, – всплеснула руками Антонина, – не то что нынешние начальники, норовят себе побольше откусить. Папа считал стыдным взять себе лучшее, вот почему мы на первом этаже оказались. Уж мама его пилила, пилила. Ну да это не интересно. Въехали родители сюда в сорок восьмом, меня еще и в помине не было. Поселились вчетвером: отец, мать и две бабушки – теща со свекровью.
      Я вздохнула. Представляю, каково пришлось несчастному директору завода. Коктейль из двух престарелых родственниц, причем каждая небось считала себя самой больной, это будет похуже домашних крокодилов.
      – Потом, – продолжала Тоня, – родилась моя сестра Нина, следом я. Никаких Васильевых тут в помине не существовало. Папа и мама были Рощины, одна бабушка, соответственно, тоже Рощина, другая Миловидова. Сестра, когда замуж вышла, стала Некрасовой, а я Каблуковой. Тут только мы были прописаны, никого другого. Жилплощадь никогда не меняли. Родители умерли, сестра к мужу перебралась, у них дом в пригороде. А тут нас трое осталось. Я, Анька и Сергей, мой муж. Представляете, как неприятно!
      – А паспортистка что говорит?
      – Так ничего, – завозмущалась Тоня, – она тут сорок лет работает, всех знает прям наизусть. Нормальная тетка, честная. Когда она позвонила, я на нее налетела с воплем, а та в рыдания кинулась.
      Поняв, в чем ее обвиняют, несчастная паспортистка велела Тоне:
      – Иди немедленно в домоуправление.
      Разгневанная до предела Каблукова понеслась прямо в домашних тапках, благо бежать было недалеко, в соседнюю дверь.
      Увидав красную от злости Тоню, паспортистка вновь залилась слезами и показала ей документы. В бумагах царил полнейший порядок, никакой Дарьи Ивановны Васильевой там и духа не было.
      – Нет, ты смотри внимательно, – рыдала пожилая женщина, – мне глупые слухи в доме не нужны.
      – Ладно, – поморщилась слегка успокоившаяся Тоня, – хватит сырость разводить.

      В Ложкино я прибыла около одиннадцати и мигом кинулась звонить Витьке. Но у него дома трубку не снимали. Я набрала рабочий номер.
      – Ремизов! – рявкнули из трубки.
      – Витенька, – завела я, – этот труп, то есть женщина, ну Дарья Ивановна, она с фальшивой пропиской и…
      – Откуда ты знаешь? – сердито прервал меня Витька.
      – Ездила сегодня туда!
      – Вот что, дорогуша, – взвизгнул он, – заруби себе на носу, я не Дегтярев!
      – Знаю, – слегка растерявшись, ответила я, – вы совершенно не похожи. Александр Михайлович толстый, ты тощий, полковник лысый, а у тебя кудри.
      – Главное наше отличие в другом, – перебил мои речи Ремизов. – Дегтяревым ты вертишь, как хочешь. Он с тобой ничего поделать не может, а со мной подобный номер не пройдет, ясненько?
      – Но…
      – Имей в виду, – несся дальше на струе злобы Витька, – я тебя к расследованию на пушечный выстрел не подпущу! От вас, мадам, одни неприятности!
      – Но…
      – И Женьку строго-настрого предупрежу, что тебе запрещено что-либо рассказывать, и Тане, знаю, знаю, ты щенка ей от Хуча подарила, и теперь наша секретарша за тебя горой. Все! Торгуй книгами! Хотя, лучше бы ты просто сидела дома и читала детективы! Меньше неприятностей всем! Не успела на работу выйти, и готово – жмурика обнаружила!
      – Витя…
      – Отвяжись, – рявкнул Ремизов, – дел полно! Мне за зарплату работать надо, не то что некоторым, которые не знают, куда доллары девать, и от скуки везде лезут.
      Он швырнул трубку. Я уставилась на телефон. Я совершенно не собиралась заниматься никакими расследованиями, просто хотела рассказать ему про сумочку. Но теперь, естественно, не скажу ни слова. Потом я почувствовала, как вся наполняюсь гневом. И этого человека я считала одним из своих друзей? Он приезжал к нам в Ложкино, и повариха Катя специально пекла ради такого случая кулебяку с капустой? А наши собаки бежали к Ремизову со всех лап, чтобы прижаться к дорогому гостю? Да что там собаки! Наши псы дружелюбны до идиотизма и оближут каждого, кто появится на пороге. Но даже кошки выбирались из укрытий и вспрыгивали к Витьке на колени… Даже Аркадий выходил из своего кабинета и угощал омерзительного Ремизова великолепным коньяком. А мой сын – это не собака и не кошка, он ни за что не высунется в коридор, если человек, пришедший в дом, ему неприятен.
      Дойдя до точки кипения, я вновь ухватила телефон и набрала номер Витьки.
      – Круглосуточная стоматологическая помощь, – ответила женщина.
      Обозлившись еще больше, я потыкала пальцем в кнопки.
      – Вы позвонили в квартиру Леоновых, – завел гнусавый голос, – к сожалению, сейчас никто не может…
      Трясясь от негодования, я предприняла третью попытку.
      – Ремизов, – рявкнуло в ухо.
      – Виктор Афанасьевич, – прошипела я, чувствуя, что горячая злоба плещется в горле, – многоуважаемый Виктор Афанасьевич…
      – Даша, – устало сказал Витька, – завтра приеду к вам, и поговорим…
      – Ну уж нет, Виктор Афанасьевич, – гаркнула я так, что стоящие на столе коньячные рюмки тоненько зазвенели, – я вас к себе более не приглашаю! Никогда!
      – Даша…
      – Знаете, в чем состоит ваше основное отличие от полковника? – прошипела я, прерывая гадкого парня на полуслове. – Дегтярев умный, а вы дурак! И никогда вам не раскрыть этого дела о трупе в шкафу!
      Может, Витька и хотел что-то возразить, но я быстренько швырнула трубку. Потом, слегка успокоившись, подошла к окну и, отодвинув занавеску, стала смотреть, как под ярким светом фонаря крутится веселый рой снежинок. Вдруг в ногу что-то ткнулось. Я наклонилась и подняла мопса Хуча, сопящего от восторга.
      – Ну и растолстел ты, братец! А все потому, что ешь не два раза в день, как положено комнатной собачке, а шесть!
      Хучик зевнул. У мопсов страшно умильные морды, черные, складчатые, с выпуклыми глазками. Выражение лица совершенно детское, при виде вазочки с печеньем Хучик начинает так облизываться, с таким несчастным видом стонать и так повизгивать, что вы не выдерживаете и моментально запихиваете ему в пасть куски восхитительно сдобного, жирного курабье, строго-настрого запрещенного для собак. Может, кто и сумеет удержаться от такого поступка, но в нашей семье подобных людей нет. Аркадий, регулярно возмущающийся: “Мать, прекрати подкармливать Хуча со стола”, сам потихоньку угощает его сыром.
      Зайка, гневно сдвигающая брови при виде того, как я протягиваю мопсу кусочек яблока, тайком подсовывает ему карамельку. Маруся, собирающаяся стать “собакологом” и посещающая кружок при Ветеринарной академии, Манюня, которая готова подраться со мной, объясняя, сколько калорий должен содержать собачий ужин, приносит Хучику пакетик чипсов. Результат налицо, вернее, на теле. Маленький Хуч весит, как мешок с картошкой, он намного тяжелей нашей пуделихи Черри и йоркширской терьерихи Жюли. Впрочем, до девяностокилограммового ротвейлера Снапа и тянущего на семьдесят мировых эквивалентов питбуля Банди ему еще далеко.
      Я погладила нежную шелковую шерстку собачки. Мопс лениво зевнул и, положив голову мне на плечо, заснул. Я продолжала бездумно водить рукой по его широкой, приятно теплой спинке. Часы показывали полдвенадцатого, Хучик поступил абсолютно правильно, в это время уже пора отправляться на боковую. Но мне, к сожалению, придется выйти на улицу, чтобы загнать в гараж серебристый “Пежо-206”. Честно говоря, делать это было безумно лень. Ноги просто не шли во двор.
      Там бушевал настоящий буран. Из теплой, уютной гостиной, где на столе заманчиво пахли свежие булочки с корицей, вдохновенно выпеченные Катериной, где на диване около пледа лежал новехонький детективчик Поляковой, из этого райского уголка требовалось выйти в январскую пургу. Может, ну ее к черту, эту машину? Что случится с “Пежо”, если он один разочек переночует во дворе, без крыши? У нас закрытая, тщательно охраняемая территория, ни одному автомобильному вору не придет в голову начать тут охоту, когда сотни других железных коней преспокойненько “спят” у подъездов и на улицах…
      Машина!!! Я разжала руки, Хуч шлепнулся на диван и, обиженно сопя, полез под плед. Всем своим видом он говорил: “Ты чего, хозяйка? Хорошо, что диванчик у окна стоит и я шлепнулся в мягкие подушки!”
      Но мне было не до обиженной собачки. Машина! Убитая девушка была при автомобиле. То-то я удивилась, когда увидела на ней легонький пиджачок, совершенно не подходящий для нынешней не по-московски суровой зимы. Но, если дама за рулем, подобный наряд вполне оправдан. Я сама никогда не надеваю ни шубу, ни дубленку, в тяжелой одежде неудобно крутить баранку, к тому же в машине, как правило, работает печка.
      Схватив с вешалки куртку, я ринулась во двор. Ну надо же быть такой дурой! Ведь в сумочке убитой лежали ключи. Интересно, как скоро Витька Ремизов додумается до того, что погибшая была на колесах? Мне надо опередить его, я должна бежать впереди противного мента на несколько шагов.
      Конечно, я обещала Дегтяреву, что больше никогда не полезу в расследование, но Александр Михайлович в Таиланде, небось вкушает сейчас экзотические фрукты, а Ремизову ни за что не раскопать этого дела. Он самовлюбленный идиот, а подобного сорта люди всегда терпят неудачу. И потом, несчастная погибла в моем магазине, да и звали ее, как меня, получается, что я тут совсем даже не посторонняя.
      Представляю себе, как “обрадуется” Александр Михайлович Вернется из отпуска, загорелый, отдохнувший, а тут, бац, сюрприз, в отделе еще один “глухарь”. Отвратительный Ремизов на корню загубит все расследование, а профессионалы хорошо знают: если преступление не раскрыто по горячим следам, то шансы разобраться в деле тают с каждым днем. Я просто обязана помочь Дегтяреву. Ну выручал же он меня из всяких неприятностей, а долг платежом красен. Вот прикатит полковник домой, ужаснется тем дровам, которые наломал Витька, и тут я с достоинством сообщу: “Не расстраивайтесь, милый! Эту даму убил господин N!”
      Пока в головке крутились эти мысли, ноги нажимали на педали, а “Пежо” послушно несся вперед. Ночью не езда, а удовольствие, машин мало, пробок никаких, и нет пешеходов, безголовых людей, опрометью выскакивающих на проезжую часть из-за автобуса или троллейбуса.
      Меня всегда поражают матери с детьми, несущиеся наперерез идущему транспорту. Чего больше в их действиях? Наглого эгоизма? Уверенности, что водитель обязательно затормозит? Но ведь машина не может мигом замереть как вкопанная. Я, например, становясь пешеходом, веду себя крайне осторожно. Честно говоря, меня пугает простая мысль: а вдруг за рулем сидит какая-нибудь Даша Васильева, способная при экстремальном торможении перепутать педали?
      Подрулив к книжному магазину, я вытащила ключи, нажала на брелок сигнализации и с радостью увидела, как оранжевые “Жигули” мигнули фарами. Так, отлично! Тупоголовый Витька не додумался до того, что несчастная прибыла к месту своей гибели в кабриолете. Дрожащими от возбуждения руками я принялась тыкать ключом в замок. Я обязана помочь Дегтяреву. Дверь послушно распахнулась, изнутри пахнуло чужими, чересчур сладкими духами, я нырнула в салон и, распахивая бардачок, пробормотала:
      – Ну, Дашутка, хоть сама себе не ври, ты просто обожаешь заниматься расследованиями.
      Внутри темного углубления нашлась масса вещей, которые обычно таскают с собой автомобилисты, – атлас, полупустая бутылка с кока-колой, упаковка бумажных носовых платков, две пятидесятирублевые купюры, явно приготовленные для взяток ментам, непонятная изогнутая железная трубочка и здоровенный магнит. Документов никаких.
      Но я не унывала. Быстро отогнула солнцезащитный экран, установленный над ветровым стеклом, и сунула пальцы в небольшой кармашек. Вот они! Техпаспорт и права. Последние были выданы на имя Леоны Сергеевны Романцевой, 1976 года рождения, а с фотокарточки смотрела на меня довольно круглощекая блондинка с сердито сжатыми губами. Надо же, при чем тут Даша Васильева? Хотя, может, несчастная просто взяла машину у подруги? Доверенности, правда, в документах нет, но это ни о чем не говорит. Кое-кто сейчас преспокойненько колесит по дорогам вообще без прав и техпаспорта. Вполне вероятно, что у этой Васильевой есть собственный транспорт, водить-то она умеет. Небось сломался автомобиль, вот и попросила у подруги “Жигули”.
      Я не люблю никому давать свой “Пежо”, но некоторые совершенно спокойно доверяют руль знакомым. К техпаспорту была прикреплена сложенная вчетверо бумажка. Я осторожно развернула ее и чуть не заорала от радости. Полис! Леона Романцева невесть зачем таскала с собой бумажку, подтверждающую факт страхования машины в компании “Роено”. В первой графе указывались имя, отчество и фамилия дамы, а во второй – ее домашний адрес: улица Курникова, дом 12, квартира 2.
      Очень довольная собой, я положила документы на место, вылезла на улицу и упала. Ветер принял штормовой характер, и сильный порыв сбил меня с ног Кое-как поднявшись, я доковыляла до “Пежо”, распахнула дверцу, но тут ветер налетел еще раз, и я опять оказалась на асфальте. Почти ползком я добралась до водительского места и с ужасом уставилась в окно. На улице бушевал ураган. Деревья раскачивались, как сумасшедшие, по тротуару, словно скомканную бумажку, несло железную, тяжелую урну. Вспомнив, что “Пежо” припаркован у тополя, я быстренько завела мотор и, чувствуя, как машину сносит вбок, загнала ее в подворотню между книжным магазином и булочной. Сделала я это очень вовремя. Не успел “Пежо” устроиться в относительно “тихом” “гараже”, как раздались сначала оглушительный треск, потом шум и звук “бум”, сопровождающийся звоном бьющегося стекла. Большой тополь, под которым только что стоял “Пежо”, рухнул на мостовую, задев верхушкой оранжевые “Жигули” Леоны Романцевой. Вмиг завыла сигнализация, а ветровое стекло рассыпалось мелким крошевом. Я похолодела. Тяжелый толстый ствол дерева скорей всего проломил бы крышу “Пежо”…
      Представляю, как вознегодовал бы Витька, обнаружив еще один труп примерно на том же месте, что и вчера. Не успела я испугаться окончательно, как зазвонил мобильный.
      – Мусечка, – вопила Маня, – ты где?
      – Стою в подворотне, боюсь двигаться, не волнуйся, со мной все в порядке, как у вас? В Москве ураган.
      – Тут жуть, – верещала Маня, – представляешь…
      Дочь не успела договорить. Из трубки донесся сначала грохот, затем звон, потом дикий лай животных, визг и далекий крик Зайки:
      – Блин, спасайте кошек!
      – Что? Что случилось? – нервничала я, но в ухо уже неслись частые гудки.
      Трясущимися пальцами я набрала номер Машкиного мобильного, но девочка не снимала трубку. Аркашкин сотовый отвечал мелодичным женским голосом:
      – Абонент отключен или временно недоступен.
      Вне зоны связи оказался и аппарат Ольги. Не зная, что и думать, я попыталась дозвониться на стационарный номер, но он был занят. Выехать из подворотни я не могла, ветер несся по улицам с жуткой силой. Около часа мне пришлось провести в безумной тревоге, пытаясь соединиться хоть с кем-нибудь из домашних, но тщетно. Представляете теперь, в каком настроении я ехала домой?
      В домике охранника ярко горел свет. Обычно после полуночи наши секьюрити выключают лампы, только синий луч от работающего телевизора пробивается наружу. По инструкции парням нельзя спать, и они коротают время у экрана.
      Не успела я щелкнуть брелком, открывающим автоматические ворота, как дверца домика распахнулась и вылетела Маня.