– Прости, не понимаю, о чем ты? – спросил я.

Егор потер нос.

– Фу, воняет тут, надо проветрить. О чем я веду речь? Есть офис, где у меня притырены денежки, так, на всякий случай, если понадобится энную сумму взять, не светясь. Ты получишь тугрики и купишь мне кое-что: спортивный костюм, белье, еду, книги, телик, а то я с ума от скуки сойду. Надеюсь, ты недолго провозишься!

– Если дашь список, то за день я управлюсь!

– Я не о покупках!

– А о чем?

– Ваня, найди моего убийцу!

– Но ты жив и…

– Ваня! Меня хотели убить!

– Навряд ли я сумею…

– Сможешь, я тебе помогу.

– Однако…

– Иван Павлович, – вздохнул Егор, – насколько я знаю, в твоей жизни есть одна проблема.

– Увы, их много!

– Глобальная!

– Какую ты имеешь в виду?

– Квартиру, – пояснил Егор, – наличие собственной жилплощади.

Я вздрогнул, вот уж не в бровь, а в глаз. Егор насыпал соли в открытую рану. Я, по сути, бомж. Нет, у меня имеется московская прописка, я родился в столице и всю жизнь живу здесь, но маленькая деталь: мои родные пенаты – это отцовская квартира, где проживает моя матушка Николетта. Основным побудительным мотивом для устройства на службу к Элеоноре было предложение ею мне личной комнаты. Существовать под одной крышей с маменькой я категорически не способен. Все годы секретарства я пытаюсь собрать деньги на личную нору, но, увы, цены на квадратные метры растут намного быстрее, чем моя зарплата. Иногда в голову закрадывается подлая мысль: что, если с Норой, не дай бог, случится неприятность, куда денусь я?

– Я бы с удовольствием купил тебе квартиру, – улыбаясь, словно змей-искуситель, продолжал Егор, – но ведь ты не примешь подарок.

– Огромное спасибо, – сказал я, – нет. Мы с тобой находимся в равных весовых категориях. Если я получу жилплощадь, то должен достойно отдарить, например, пригнать тебе «Бентли», но, к сожалению, у меня нет возможности делать столь щедрые подарки.

– Вот-вот, – закивал Егор, – зная тебя, зануду, я иное и не ожидал услышать, поэтому предлагаю: найдешь организатора покушения – и получишь в качестве гонорара двушку!

– Мне и однокомнатной хватит, – машинально ответил я.

– Не спорь, – нахмурился Егор, – значит, по рукам!

Я покачал головой:

– Нет.

– Ваня! – изумленно воскликнул Дружинин. – Ты не хочешь мне помочь? Что тебе мешает? Элеоноры нет, ты сидишь один, времени полно. Боишься не справиться? Так я помогу, надо начать с Юрия, прижать ему хвост и выяснить, почему он меня не откопал! Ваня, мне некому помочь! Я доверяю только тебе, знаешь, твой мобильный телефон, засунутый в гроб, убедил меня: ты никоим образом не причастен…

– Наверное, я неправильно высказался, – остановил я Дружинина, – попробую разобраться в этой истории. И считаю, что в первую очередь следует нанести визит Юрию Трофимову. Но я не приму квартиру и не возьму никакого гонорара.

– Ваня, – вскипел Егор, – ты идиот! Частный детектив берет за работу бабки!

– Я не владею агентством «Ниро», хозяйкой является Нора, она и решает, каким делом заняться. Кстати, я никогда не обсуждаю с заказчиком финансовые вопросы, это прерогатива Элеоноры.

– Но сейчас ты в отпуске, и я не простой клиент, а, смею надеяться, твой лучший друг, – вконец рассердился Егор, – попавший в беду! Неужели ты мне откажешь? Ей-богу, в этом случае я изменю свое мнение о человечестве.

– Безусловно, я прямо сейчас займусь этим вопросом, – улыбнулся я, – только, как ты правильно заметил, я в отпуске, следовательно, не могу брать гонорар.

– Глупости! Да это полнейшее…

– Егор, – пресек я излияния Дружинина, – неужели ты считаешь меня человеком, который способен взять вознаграждение за помощь другу?

Приятель осекся, потом встал, подошел к окну, посмотрел вниз и нервно воскликнул:

– И как только люди тут живут? С видом на помойку?!

– Многие были бы счастливы получить даже такую квартиру, – мягко возразил я, – если тут сделать ремонт, все будет не так уж плохо.

Дружинин побарабанил пальцами по подоконнику.

– Извини, Ваня! Если всерьез занимаешься бизнесом, рано или поздно начинаешь меняться, нечто в тебе появляется этакое…

– Думаю, ты абсолютно прав! – воскликнул я. – Давай мне координаты Трофимова, попытаюсь его найти в кратчайшие сроки. Кстати, в этой норе есть телефон?

Дружинин указал глазами на аппарат доисторического вида, громоздкий, черный, с наборным диском.

– Раритетная вещь! – восхитился я. – Интересно, он работает?

Дружинин снял трубку.

– Гудит, я оплатил телефон за год вперед вместе с коммунальными и прочими услугами.

– Давай номер.

– Я его не знаю, – растерялся Егор, – вернее, наизусть не помню, записан где-то. Вот что, сначала добудешь деньги, купишь мне сотовый…

Через час, обсудив в мельчайших подробностях план действий, я оставил приятеля в квартире, а сам спустился к машине, воткнул в свой вернувшийся с того света мобильный зарядку, завел мотор и тут же услыхал звонок.

– Вава! – закричала Николетта. – Ну сколько можно спать! Немедленно приезжай. Мы с Сонечкой хотим…

– Прости, я занят!

– Чем? – завопила маменька. – Нора уехала, у тебя отпуск! Нет, это просто безобразие! Что ты себе позволяешь? Я несчастная, брошенная, жду не дождусь, когда у тебя появится минутка для матери.

– Уже еду, – сломался я.

«Несчастная, брошенная» Николетта встретила меня на пороге, одетая в изящную шубку из щипаной норки.

– Мы с Сонечкой хотим пойти в магазин! – тут же воскликнула маменька. – Отвезешь нас в центр, да, милая?

Сонечка, натягивавшая туфли, закивала.

– Боюсь, у меня нет времени на поход по лавкам, – ляпнул я и съежился.

Сейчас Николетта откроет рот, и оттуда полетят ядовитые стрелы, но маменька неожиданно ответила:

– Ты нам не нужен! Добросишь до магазина, и адью!

– Назад можно и такси взять, – воскликнула Сонечка.

– Потом разберемся, – заявила Николетта. – Пошли, Вава, сколько можно тебя ждать, я в шубе! Жарко ведь!

– На улице чудесная погода, – напомнил я, – тепло, солнечно, меховая доха тебе ни к чему!

Николетта скривилась.

– А меня знобит! И потом, манто не из целиковых пластин, оно связано.

– Как это? – удивился я.

Николетта махнула рукой, а Сонечка, надевая красивое черное пальто, воскликнула:

– Очень просто! Берут шкурки, обрабатывают их особым образом, потом нарезают на полоски и вяжут на специальных спицах. Получается легкое изделие, его можно даже летом надевать.

– Но зачем такие сложности? – недоумевал я. – Не проще ли купить трикотажную куртку?

Сонечка засмеялась, а Николетта воскликнула:

– Ну, что я тебе говорила, детка? Вава просто первый день творения. Подожди, ангел мой, сбегаю за носовым платочком.

Повернувшись на каблуках, Николетта испарилась, Сонечка улыбнулась и, поправив длинную белокурую прядь, сказала:

– Похоже, мама вас обожает! Только и разговоров о сыне! Вы, оказывается, писатель?

Я начал судорожно кашлять, а Сонечка, наивная душа, продолжала:

– Николетта рассказала мне о вашей книге. Очень, очень интересный сюжет. Прямо дух захватывает, я чуть не разрыдалась от жалости к вашей героине. Как ей не повезло с мужем! Мерзкий занудливый старик! Ясное дело, Анна не выдержала и полюбила молодого, красивого военного! Изменила мужу! Впрочем, что тут особенного! Да и чего этот супруг хотел со своим возрастом и брюзгливым характером? Зачем вы сделали так, что она призналась? Бегала бы к любовнику тихонько. А то ведь никакого счастливого конца! Бросилась под поезд! Ужасно! Я бы на такое не решилась! Хотя… Каренин у жены сына отнял… Нет, вы дико талантливый! Надо одному человечку слово замолвить, вполне вероятно, что он захочет снять фильм по вашему роману.

На секунду я замер с открытым ртом, забыв о кашле, но тут из спальни Николетты раздался крик:

– Ваня, помоги, не могу открыть ящик!

Я помчался на помощь.

– Который из комодов заклинило? – деловито осведомился я, влетев в душное, застеленное коврами помещение.

Николетта приложила палец к губам:

– Тсс.

Я оглянулся и шепотом поинтересовался:

– Что стряслось?

Маменька округлила глаза.

– Специально позвала тебя сюда! Господь услышал мои молитвы! Знаешь, кто такая Сонечка?

– Дочка Розы, сестры Фани, подруги Зюки…

– Ее фамилия Моргенштерн.

– И что?

– Вава! МОРГЕНШТЕРН! Понимаешь?

– Насколько я помню из курса немецкого языка, – забубнил я, – морген – это утро, а штерн – звезда, утренняя звезда, очень красиво!

– Дурак! – выпалила маменька. – Сонечка – дочка Якова и внучка Исаака Моргенштерна.

Луч понимания забрезжил в голове.

– Погоди, погоди… Исаак Моргенштерн, коллекционер, много лет назад уехал в Израиль…

– Он сбежал в Америку, – с горящими глазами перебила меня маменька, – уж и не припомню в каком году! Я была совсем ребенком, еще в школу не пошла! Ой, какой скандал был! Павел пришел домой и говорит: «Исаак-то что учудил, таким правильным считался, член КПСС, по заграницам катался, и тут! Ба-бах! Поехал с делегацией в Венгрию, оторвался от группы и прямиком в американское посольство». Да уж! Полетели тогда головы! Все партруководство Союза писателей разогнали, не уследили за Исааком! Проморгали врага! «Голоса» долго выли: «Моргенштерн выбрал свободу. Автор поэмы «Рабочий и колхозница» сбежал в США» ^[2].

Мне стало смешно. Николетта в своем духе. Только что спокойно заявила, что во время побега Исаака была почти пеленочным младенцем, и через пару секунд изложила разговор с моим отцом. Нестыковочка вышла. Либо маменька в те годы была неразумным дитятком, либо женой прозаика Павла Подушкина! А Николетта не замечала шероховатостей в своем рассказе и лихо неслась дальше.

Жена Исаака и его сын Яков остались в СССР, вот уж кто получил по полной программе, так это несчастная женщина с ребенком. Хорошо хоть к тому времени скончался Сталин и бедолаг не выслали в лагерь, как семью врага народа. В конце концов жизнь потихоньку наладилась, особенно после перестройки. Исаак, которого мучила совесть, приехал в Москву, он буквально засыпал свою семью подарками. В средствах Моргенштерн не нуждался, петербургские сплетники, закатывая глаза, рассказывали об уникальной коллекции картин Исаака и о его богатстве. А после смерти старика весь немалый капитал достался его единственной внучке Сонечке.