Утро началось как всегда – с кофе, поданного Раисой.
      – Сегодня восхитительный день, – сообщила «волшебная палочка», раздвигая шторы, – солнце чуть спряталось за облака, нет удушающей жары. Самое лучшее время для пляжа. Желаете массаж на свежем воздухе?
      – Нет, спасибо, – отмела я ее предложение, – еду в Пелоппонесус.
      – Вызвать машину? – без всякого удивления поинтересовалась дама.
      – У меня есть колеса, – ответила я. – Эмма Поспелова одолжила, она, оказывается, моя фанатка.
      – Удачной дороги, – пожелала Раиса. И предостерегла: – Не превышайте скорость, местная дорожная полиция строга к нарушителям.
      Через час я проследовала на центральную стоянку и увидела Эмму, высунувшуюся из серебристого «Мерседеса».
      – Вилка! – крикнула она, выходя из салона. – Сюда!
      Я приблизилась к машине и нарочито громко спросила:
      – Значит, меховая фабрика Руфуса?
      – Да, да, – ажитированно закивала Поспелова, – советую туда съездить! Они хорошие манто шьют! Из цельных, нерастянутых шкурок. И цена не завышена. Езжай в Пелоппонесус. По шоссе прямо, никуда не сворачивая. Удачи тебе и ни пуха ни пера!
      – Эй, эй, погодите! – заверещал въедливый голос, и к «мерсу» подскочила блондинка с большой сумкой в руках. – Здрассти! Эмма, как вы себя чувствуете? Вроде дождик собирается, вон тучка ползет!
      – Здравствуй, Нина, – нервно ответила Эмма. В подошедшей я сразу узнала девицу, которая вчера у моря произнесла гениальную фразу про цвет самолета.
      – Душенька, помогите! – молитвенно сложила розовые ладошки Нина. – Вы, как я только что слышала, собираетесь в Пелоппонесус ехать? На заводик, за шубками?
      – Ну да, – осторожно ответила я.
      – И мы туда намылились, – запрыгала Нина, – но наш гадкий «ламборджинчик» тапочки откинул. Возьмите нас с собой! Плииз! Милочка! Душенька! Я вам не помешаю! Даже лучше: скажем, что мы вместе и нам за две шубочки скидочку дадут. Я умею с греками торговаться!
      Эмма дернулась, а я растерялась. В мои планы не входила покупка манто, да я и не ношу одежду из шкур убитых животных.
      – Вчера я поехала в Сантири, – стрекотала Нина, – а на обратной дороге налетела на булыжник, он «ламборджинчику» чего-то там внутри повредил. Вроде… э… спидометр. Хотя я точно не знаю! В общем, не хочет он теперь, гаденыш, ездить. А мне так надо шубочку! Обязательно до завтра!
      – Я всегда считала, что новые русские приобретают меха в Лондоне, – с напряжением в голосе заявила Эмма. – Вас тусовка не заклюет, когда поймет, что ваше манто с простенькой греческой фабрики?
      Нина покраснела.
      – Вы, Эммочка, должны мне помочь. Сейчас поймете почему, я вам честно признаюсь. Завтра мой муженек прилетает, а с ним его змея мамаша, свекровь моя хренова, чтоб ей по дороге лопнуть! Надо жабе подарок сделать. Она из Турбиновска. Слышали про такой город?
      – Нет, – хором ответили мы с Эммой.
      – Понятное дело! Унылая дыра за тридевять земель от цивилизации, – засмеялась Нина. – У них там своя, турбиновская, мода – на башке кудри химические, сверху шапка типа сарай. Нахлобучка должна колом стоять, считается – это красиво. А на теле доха. Из норки. Жутче не бывает! И обязательно, чтобы в пол, чтобы подолом по дерьму елозила. Ну не оценит Светлана Игоревна шубку из Лондона, ей надо тулуп от Руфуса. Ну е мое… Мы вам не помешаем, чес-слово! Ну пожалуйста, Эммочка, скажите ей! Она же на вашей машинке собирается катить?
      – Кроме шубы у меня есть еще и другие планы, – сообщила я.
      Эмма приподняла очки и посмотрела на меня. Во взгляде ее промелькнул испуг. Чтобы успокоить ее, я добавила:
      – Собиралась погулять по окрестностям Пелоппонесуса, набраться впечатлений для работы.
      – А мы, пока вы видами нахлебываетесь, в ресторанчике посидим, – деловито заявила Нина. – Неужели откажете? Не по-соседски как-то получится, ваще некрасиво. Мы ж не чужие друг другу, россияне, значит, родственники. Так я сяду? Эммочка, ну…
      Нина бесцеремонно взялась за ручку передней дверцы.
      – Вас двое? – в тоске уточнила я.
      – Ой, точненько, – закивала нахалка.
      – Немыслимо! – прошипела Эмма. – Моя машина не такси! Еще целую группу соберите!
      – Я очень тороплюсь, – заявила я, – вашей подруги пока не видно, ждать ее я не могу, время идет, поэтому…
      – Все здесь! – радостно взвизгнула Нина. – Спасибки, Эммочка, что согласились! Деньги хорошо, а дружба лучше. Мы обе тут.
      Эмма и я начали озираться.
      – Где? – нервно осведомилась Поспелова.
      – Она завсегда со мной, в сумке сопит, – возвестила Нина. – Опа, Америка – Европа! Гляди…
      Пальцы, унизанные многочисленными колечками, расстегнули сумку и вытащили из ее недр крохотную лохматую бело-серую собачку.
      – Во, – заулыбалась Нина, – моя Муму.
      Всю мою злость немедленно унесло.
      – Как зовут вашу псинку?
      – Муму, – повторила супруга олигарха. – Вы, наверное, не читали Достоевского?
      – Просто цирк! – засмеялась Эмма. – Ей-богу, с таким я впервые сталкиваюсь.
      Нина с явным превосходством посмотрела на Поспелову.
      – Жил в восемнадцатом веке такой Лев Николаевич Достоевский. Он книги писал, про людей. А сейчас по ним сериальчики снимают.
      – Да ну? – всплеснула руками Эмма. – Очень интересно!
      Нина прищурилась.
      – В одной повести тетка влюбилась в молодого парня по имени Ромео, он ей взаимностью ответил. Но у тетки… Как же ее звали? Э… э… э…
      – Джульетта, – подсказала я.
      – Ой, сказанула! – отмахнулась Нина. – Не нашенское же имя, французское, а Достоевский русский. Кажется, Маша… Точно, Маша Онегина! Значитца, у ней муж был, типа генерал, и собачка Муму. И она изменила мужику.
      – Собака? – съязвила Эмма.
      – Ну как животное с парнем может переспать? – подскочила Нина. – Черепахе понятно: Машка с Ромео снюхалась. А потом один приятель ее носовой платок, который он в ванной нашел, генералу показал. Во гад! И чего в чужую жизнь полез? Без него бы обошлись! Таких друзей отстреливать надо! Генерал хотел Машу придушить, но не успел, та сама под поезд кинулась. Бедненькая Муму!
      На меня напал столбняк. Первый раз слышу столь оригинальную версию самых известных произведений мировой литературы. Нина ухитрилась смешать в кучу пару пьес Шекспира, роман Льва Толстого «Анна Каренина», поэму Пушкина «Евгений Онегин» и «Муму», труд Ивана Тургенева. Интересно, девушка читала все эти книги?
      – А при чем здесь Муму? – задала справедливый вопрос Эмма.
      Нина шмыгнула носом.
      – Так Маша под поезд сиганула с собачкой в руках. Несчастненькая животинка утонула, когда паровозик на глупую бабу наехал. Ну за фигом она Муму с собой прихватила?
      – Вы уверены, что там был поезд, а не подлодка? – на полном серьезе уточнила Эмма.
      – Уж не дура, – подбоченилась Нина.
      – Рельсы по воде не прокладывают, – влезла я с идиотским замечанием.
      – Ой, ну конечно же, – засмеялась Нина, – ту бабу переехало. Жуть! Голова направо, ноги налево, руки ваще к буфету отлетели. Я даже зажмурилась, когда увидела!
      – Ты присутствовала при несчастье? – поразилась Поспелова.
      – Сколько ж мне лет, по-вашему? – вытаращила глаза Нина. – Триста? Говорила же, дело в восемнадцатом веке было, еще до той войны, когда Горбачев в Сталинградской битве победил, в тысяча девятьсот седьмом году. Поезд-то по берегу Чудского озера ехал. Муму отшвырнуло и – бумс, прямо в воду. Бедная, бедная, бедная псинка! Я в кино видела!
      – Однако… – пробормотала я. – Захватывающий сценарий. Не подскажете, где DVD-диск с фильмом купить можно?
      Собачка неожиданно заскулила.
      – Солнышко мое, кошечка, пусенька… – начала целовать питомицу Нина. – Твоя мамочка не дура, никогда под поезд не бросится. Скорей уж я кого-нибудь туда сама кину. Тебе, Мумушенька, беда не грозит! Ну, поедем?
      Я кивнула и села за руль. Нина высунулась в окно и помахала рукой Поспеловой.
      – Эммочка, не волнуйтесь, мы скоро вернемся!
      Чтобы прервать процедуру нежного прощания, я резко нажала на газ, «Мерседес» рванул вперед и понесся по шоссе.
      – Эй, эй! – испугалась Нина. – Потише! Тут нельзя летать, я никогда больше двухсот пятидесяти километров на «ламборджинчике» не выжимаю. Горы! Дорога петляет! И Мумушенька испугается. Видели, какая Эммочка страшная? Она в катастрофу попала, ей лицо изуродовало, поэтому ее Антоша сюда и отселил, вот!
      – Вы знаете о несчастье, случившемся с Поспеловой? – удивилась я, не отрывая взора от дороги.
      – Мы тут все обо всех знаем, – закивала Нина. – А как скрыть? Рано или поздно люди друг другу все рассказывают! От скуки болтают! Во Флоридосе делать не фиг, тока кости соседям языком полировать.
      – Эмма не похожа на сплетницу! – не выдержала я.
      Нина достала из сумки расческу и стала расчесывать Муму.
      – У нее работала в горничных Тамарка, – сообщила мне попутчица после короткой паузы. – Мужики сволочи, сами в Москве кобелируют, сюда пару раз в месяц прилетают, а за женами «глаза» понатыкали. Томка за Эммой шнурком ходила. Конечно, Эммочка противная, грубая, слова хорошего никому не скажет, гав-гав со всеми. Но ей прощают, потому что несчастная. Так вот, Тамарка заболела, ее подменила Катя, сестра Ники из отеля. Но Катя Эмме не понравилась, и она ее выгнала. Катька забыла в доме паспорт. Пришла назад, а Эммочка по дому без всего ходит. Во где кошмар! Катька всем растрепала, и с той поры Эмму люди жалеют. И как это она так умудрилась?
      – Несчастья обычно происходят случайно, – вздохнула я.
      – Ой, – закивала Нина, – точняк. Че ща расскажу! У Олеськи…
      У меня началась морская болезнь. Эта неприятность никогда не случается с людьми на земле, но меня вдруг укачало от беседы с Ниночкой. Жалея, что не взяла никаких таблеток, я решила не слушать попутчицу. А та болтала без умолку.
      – У ней любовь случилась с Максом, а он только постояльцев обслуживает. Их Ника поймала и парню пригрозила: «Будешь спать с чужими бабами – уволим». А тот ей и говорит… А она ему отвечает… А он ей… А она ему в рожу… А он ей… Налево!
      Я, начисто потеряв нить разговора, нажала на педаль тормоза.
      – Что?
      – Надо внимательнее рулить, – укорила меня Нина. – Поворачивай, приехали.
      «Мерс» замер у двухэтажного дома с вывеской «Лучьшие шубы». Похоже, Руфуса, хозяина фабрики, консультировала подруга Ниночки, поэтому надпись оказалась с орфографической ошибкой.
      Моя спутница запихнула безропотную Муму в сумку.
      – Ты сколько шуб до сегодняшнего дня купила? – деловито осведомилась Нина.
      – Ни одной, – призналась я.
      – Значит, ни хренашечки не понимаешь в мехе?
      – Верно.
      – Тогда молчи, – приказала отвязная девица, – иначе торг испортишь. Предоставь дело мне. Шоколадно срулю!
      Удивленная странным глаголом «срулить» и не очень-то понимая, что он обозначает, я покорно поплелась за Ниной. А она пнула дверь ногой и влетела в торговый зал. Где-то под потолком звякнул колокольчик, в ту же секунду появилась молодая женщина в джинсах и футболке.
      – Хау ду ю ду, мисс? – бойко произнесла она. А затем начала заикаться: – Ту… э… вонт… э…
      – Не умничай! – оборвала продавщицу Нина. – Своих не признала?
      – Здрассти, – с явным облегчением ответила та. – Шубку хотите?
      – Нет, блин, приехали голову красить! – гаркнула Ниночка и поставила на пол сумку с Муму. – Поглупей чего спроси… Прямо обожаю в меховых лавчонках педикюр делать! Где хозяин?
      – Руфус уехал за товаром, – доложила продавщица и расцвела в улыбке. – Я готова вас обслужить, меня зовут Вера.
      Нина брезгливо поморщилась:
      – Ты-то на все готова, но я не общаюсь с поломойками. Где Руфус?
      – Чай, кофе? – запела Вера.
      – Руфуса! – гаркнула Нина.
      – А вам? – повернулась ко мне Вера.
      Я открыла было рот, но тут кто-то подергал меня за брючину. Взгляд машинально устремился вниз. На полу сидела Муму – она явно хотела что-то сказать.
      – Это моя глухонемая свекровь, – гаркнула Нина, – она те не ответит, не лезь к бабке. Лады, мы уходим. Хотели купить штук семь-восемь-пять ваших гадостных шуб прислуге в подарок, но раз нас обслужить некому… Пошли, мамуля, здесь не срослось. Через пару километров еще фабричка имеется.
      – Анденстенд, пожалуйста, – занервничала Вера, – уно моменто, Руфус уже вернулся.
      – Супериссимо, – кивнула Нина. – Ну-ка, прикати нам кресла. Видишь, свекровка пожилая, плохо на ногах держится.
      – Битте, сюда, – принялась кланяться Вера, – проследуйте в вип-зону. Чай, кофе?
      – Ага. И сразу у столба повеселимся, – нахмурилась Нина, когда мы оказались в другом помещении. – Слетай за хозяином, одна рука здесь, другая там.
      Вера вихрем рванула в глубь магазина.
      – Какого черта ты обозвала меня своей свекровью? – возмутилась я, поворачиваясь к спутнице. – Разве я выгляжу на сто лет?
      – Ой, перестань, – поморщилась та. – Хочешь шубку задарма? Тогда молчи. И потом, сейчас все золотые нити вшивают, эмбриональные клетки колют… Старухе пятьдесят лет, а она на двадцать смотрится! Главное, пасть не разевай, потопчешь малину.
      – Здравствуйте, дорогие дамы, – понеслось над залом, и передо мной возник толстый смуглый лысоватый мужчина с глазами-черносливами. – Извините, задержался. Верочка уже показала наши лучшие модели? Вот!
      Жестом фокусника Руфус выкатил стойку, на которой покачивались вешалки с шубами. Очевидно, большую часть клиентуры фабрики составляли женщины из России, и Руфус научился почти без акцента объясняться на моем родном языке.
      – Норка! – возвестил хозяин и стал перебирать манто. – Шиншилла! Леопард!
      Нина закинула ногу на ногу.
      – Кошка, – равнодушно отметила она, – крыса и… э… похоже, хомяк. Может, и подойдет кому, но нам надо для горничных. Поэтому неси настоящий мех!
      – Этот не фальшивый, – заморгал Руфус, – и я не торгую кошатиной! Вы говорите ужасные вещи! В Греции обожают кисок! Мы их…
      – Ага, вы их в каждом доме подкармливаете, – перебила Нина. – Здесь ты не соврал. У вас везде миски с кормом стоят. Да только куда трупы девать? Я же не сказала, что шкуру с живой Мурки содрали… Меня не обдуришь. Я своя! Из Флоридоса!
      Руфус закатил глаза.
      – И как я сразу не понял… Вера, подай вип-манто.
      Продавщица живо поменяла стойки. На мой взгляд, никакой разницы между увезенными и вновь появившимися шубами не было.
      – Норка! Шиншилла! Белый барс! – закатил глаза Руфус.
      Я прикусила губу: и еще мексиканский тушкан. Надеюсь, Нина слышала о таком звере? В конце концов, она же могла видеть фильм про двенадцать стульев.
      – Я уже сказала: не хотим ерунду из лабораторных мышей, – ледяным голосом заявила Нина. – Вставай, мама, поедем на соседнюю фабрику.
      – Зачем нервничать? – заулыбался Руфус. – Покажу эксклюзивный мех. Вера, неси шубы, которые я для своих дочерей приготовил.
      Помощница вкатила еще один держатель. Судя по количеству вешалок, Руфус был мегамногодетным отцом.
      – Хм, ниче… – смилостивилась Нина. – Вон тот жуткий полушубочек хау матч?
      – Ваш вкус безупречен! – закатил лживые глаза Руфус. – Лучшая модель! Подкладка шелк! Цельные шкурки бобра! Износа ему не будет!
      Нина встала, лениво подошла к вешалке, тряхнула шубенку и констатировала:
 
      – Гремит.
      – Никогда! – энергично замотал головой Руфус. – Нежная, словно сливки.
      – Шкурки перетянуты, – возвестила Нина, – передержаны в рассоле.
      – Чтоб мне сгореть! – подпрыгнул хозяин. – Мы их не отмачиваем!
      – И скока за хомячка? – осведомилась Нина.
      – Бобр стоит десять тысяч.
      – Мама, дай калькулятор… – скомандовала Нина.
      Я, не растерявшись, протянула «доченьке» мобильный.
      – Значитца, триста баксов, – заявила после краткого молчания Нина.
      – С ума сошли! – возмутился Руфус. – Сказал же: десять тысяч.
      – Чего? – весьма натурально изумилась Нинуша.
      – Долларов, – пояснил Руфус. – Это же бобр!
      – Карликовая землеройка, – фыркнула Нина.
      – Ладно, для вас девять штук, – слегка сбавил цену хозяин.
      – Четыреста баксов и вон тот жилет в подарок, – не растерялась Нина.
      – Жилет? – схватился за голову скорняк. – Дизайнерская душегрейка! Украшение подиума! В ней сама Лагерфельд ходила!
      Я установилась в пол. Легендарный Лагерфельд мужчина. Хотя, вероятно, у него есть жена, я плохо знаю мир высокой моды. Может быть, мадам Лагерфельд супермодель?
      – Ваще! – села в кресло Нина. – Четыреста двадцать.
      – Восемь девятьсот.
      – Четыреста тридцать.
      – Восемь семьсот.
      – Четыреста тридцать пять, – меланхолично продолжала Нина. И добавила: – Последняя цена. Ей-богу, грязная, никогда не бывавшая у ветеринара крыса больше не стоит. Кстати! Грызуны – разносчики чумы! Санитарный врач в курсе, чем торгует господин Руфус? Прикольно, если нет. В Пелоппонесусе когда в последний раз холера случилась?
 
      Вера отскочила от стойки и стала вытирать ладошки о джинсы. Нина заржала:
      – Во, я права! Чего она дергается?
      Руфус побагровел и прошипел какую-то фразу по-гречески.
      – Чегось? – не поняла помощница.
      – Вон пошла! – заревел хозяин по-русски и повернулся ко мне. – Мама, вам ведь нравится?
      – Она глухонемая, – живо заявила Нина.
      – А разговор понимает, глазами-то как чиркает… – отметил Руфус.
      – Это у нее после подтяжки рожу перекосило, – буркнула Нина и, глядя на меня в упор, добавила: – Ни фига не слышит, корова тупая, она только по губам читать умеет. Идите, мама, погуляйте по залу. Идите, идите… Мама, валите отсюда!
      Я вздрогнула и пошла к окну. Руфус и Нина стали отчаянно торговаться. В конце концов хозяин сдался.
      – Ладно, ваша взяла! Пятьсот!
      – По рукам, – ответила Нина.
      – Вы грабите мою семью, – выдвинул последний аргумент Руфус.
      – Это не мои проблемы, – не смутилась Нина. – Эй, Муму, ты где? Муму… Мумушечка! Мумуся! Где моя кошечка? Где? Где?? Где???

      Я обернулась и увидела, что Нина пребывает в страшном волнении.
      – Ты видела Муму? – кинулась ко мне попутчица.
      Помня о своей немоте, я кивнула головой.
      – Отвечай по-человечески, – приказала Нина.
      – Да, видела, – послушалась я. – Муму сидит в сумке, а ее ты оставила на полу в первом зале.
      Нина развернулась и понеслась к двери.
      – Кошечка моя! – выла она. – Муму, кисонька, доченька! Если с ней что-нибудь случилось, наш папочка вашу фабрику с землей сровняет! Петенька завтра прилетит, а кисоньки не-е-е-е-ет…
      Громкий вопль взметнулся к потолку. Нина исчезла, ухитрившись обогнать звук. Очевидно, Муму значила для нее слишком много.
      Руфус уставился на меня.
      – Вы умеете говорить? – изумленно спросил он.
      Мне стало неудобно.
      – Только сейчас научилась, – заверила я хозяина, радуясь, что хоть Вера не участвует в идиотском разговоре. – От стресса я стремительно обрела речь.
      Хозяин крякнул. Но тут в зал внеслась Вера и громко сообщила:
      – В клетках с заготовками никакой Муму нет. Там только кошки от Димитроса, серо-голубые, с фермы.
      Я разинула рот. Значит, Нина была права – мерзкий, улыбчивый, мармеладно-галантный мужик использует шкурки несчастных кисок!
      Руфус что-то быстро сказал Вере на греческом.
      – Ась? – не поняла та и заверила: – Вы не дергайтесь, я двери в скорняжную заперла, ее кошка по офису разгуливает, в закройную не попадет. Может, подманить хвостатую на сосиску?
      – Заткнись, идиотка! – гаркнул Руфус. – Она прекрасно разговаривает и еще лучше слышит!
      – Кошка? – заморгала Вера.
      – Клиентка, – зашипел хозяин. – Потом сообразишь, лучше ищи эту дрянь!
      – Покупательницу? – снова попала впросак помощница.
      – С ногами, покрытыми шерстью, не знаю, какую по цвету кошечку ищем, – перешел на гекзаметр Руфус. Видно, в школах Греции до сих пор детально изучают творчество Гомера.
      Я решила внести ясность:
      – Она собака.
      – Кто? – хором спросили хозяин и продавщица.
      – Кошечка, – уточнила я. – Ну то существо, что в офисе осталось, Муму. Однако опасно разрешать клиентам входить на меховую фабрику с домашними любимцами. Вдруг животное удерет, а скорняки превратят его в воротник? Хотя вы только что сказали: дверь в мастерскую закрыта.
      – Не надо повторять глупости! – взвизгнул Руфус. – У нас тут меховое производство, мышей развелось невидимо, и для их ловли мы завели кошек. Наши животные обученные, они шкурки не портят, а обычная…
      Я вздохнула и, перестав слушать Руфуса, пошла на вопли Нины. Когда я переступила порог, она стояла посреди помещения и монотонно кричала:
      – Муму… Мумуша! Мумуленька!! Мумусик!!!
      – Что ты делаешь? – удивилась я.
      Нина осеклась.
      – Ищу кисоньку, – через секунду ответила она обычным голосом.
      – Так ты ее не найдешь.
      – А как надо? – спросила Нина.
      Я начала осматривать офис, пошевелила занавески, наклонилась под стол, потом заглянула под диван и радостно крикнула:
      – Вот же она, в углу! Иди сюда.
      – Где? – завизжала Нина. – Кисочка моя…
      В ту же секунду в офис влез Руфус с пакетами.
      – Здесь ваша шубка, – закурлыкал он, – а еще презенты от фирмы, эксклюзивная сумочка из меха, кошелек…
      – Покажите! – Нина моментально потеряла интерес к питомице.
      Руфус начал шуршать бумагой, я постучала рукой по полу и тихонечко сказала:
      – Муму, ну иди же сюда!
      Беленькое тельце поползло вперед, через мгновение я схватила собачку за шиворот. Муму не оказывала никакого сопротивления и повисла в моих руках тряпочкой.
      – Эй, – встряхнула я крошку, – ты как?
      Муму издала странный звук – то ли стон, то ли плач. Мне стало жаль перепуганную крошку. Очевидно, Муму что-то вроде игрушки для Нины, девица относится к питомице, как к плюшевому мишке, то нянчит ее, то швыряет на пол. Не удивлюсь, если при всей своей внешне безумной любви к собачке хозяйка забывает ее вовремя покормить. Вон какая Муму тощая! И почему она трясется?
      – Нина! – позвала я.
      – Еще давай плед, – донеслось от стола, на котором стояли пакеты, – сумки маловато будет.
      – Нина! – повторила я попытку.
      – Меховое одеяло нормального размера, – предприимчивая девица продолжала вымогать у Руфуса подарки. – Ишь, решил кошельком для таракана отделаться… Не выйдет!
      – Мадам, покрывало из норки стоит тысячу долларов, – начал торг Руфус.
      – Нина-а-а-а! – заорала я.
      – Что? – обернулась девица.
      Испытывая сильнейшее желание дать нахалке по шее, я собрала в кулак всю силу воли и деланно спокойно сказала:
      – Во-первых, мне пора по своим делам. Во-вторых, Муму, похоже, плохо, она колотится в ознобе. Собачка заболела.
      – Сунь ее в сумку, – скомандовала Нина, – забирай покупки и иди в автомобиль.
      От столь откровенной бесцеремонности у меня потемнело в глазах, и тут Муму, которую я машинально прижала к груди, быстро начала облизывать мой подбородок. Я пришла в себя, собачка-то не виновата, что ее хозяйка хамка. Осторожно положив крохотное тельце в свою сумку, я вышла во двор и села в машину. Нина продолжила торг с Руфусом и не заметила моего бегства.
      Добравшись до Пелоппонесуса, я притормозила около ресторанчика, на котором пламенела вывеска «Русский сезон». Если учесть тот факт, что название написано на моем родном языке, следовало предположить, что с барменом мне удастся договориться.
      В баре хозяйничала хрупкая блондинка. Увидев посетительницу, она быстро затараторила по-гречески.
      – Шпрехаете по-русски? – остановила я ее. И тут же удивилась идиотскому вопросу: ну отчего я вдруг произнесла глагол «шпрехать»?
      – А як же ж! – заулыбалась женщина. – Мы с Мелитополю. Чаю хочете? Али кофэ со сливками? Моментом сгоношу!
      – Я ищу виллу «Олимпия». Не скажете, где она находится?
      – Меня Галя зовут, – заговорщицки улыбнулась барменша. – А тэбэ як?
      – Виола, – представилась я.
      – Гарно, – одобрила Галя. – А зачем тэбэ «Олимпия»?
      – Посмотреть, – обтекаемо ответила я.
      – Снять хочешь? – с любопытством спросила женщина.
      – Ну… не знаю… Пока просто так, по саду походить решила, – вздохнула я.
      – Через Катьку действуешь?
      – Это кто?
      Галина навалилась грудью на стойку.
      – Да ладно тэбе! Пелоппонесус нэвелики, усе друг друга знають, наших здесь як грязи. Кто замуж за грэков вышел, кто, як я, працовать приихал. В Мелоносе, за горой, дом престарелых, там санитарки и медсестры сплошь з Украины. А Катька… Усе про нее ведають. Вот уж кому пофартило! Ейный мужик, Ваня… имя у него другэ, но его не произнести, вот и кличем его Ваней…
      – Галя, простите, пожалуйста, – решительно остановила я болтливую бабу, – мне нужно проехать в «Олимпию».
      – Катька тэбе наврала, что дом классный и сдаст его ейное хреновое риэлторское агентство задарма? Показала другие виллы за нереальные бабки, а потым про «Олимпию» спела? Так?
      Я на всякий случай кивнула, Галя рассмеялась.
      – Не верь. У дома страшная история. Там жил большой грэческий чоловик. Он на воровстве попался и в тюрьму сидэ. Жена от срама помэрла, дочка в авиакатастрофе сгинула. Осталась «Олимпия» пустовать. Мужик-то хоть и живы, та за рэшеткой сидэ. Его адвокаты отбивають, но як там и шо, я не ведаю. О деталях Роза в курсе, она по довэренности виллу здае, а деньги на хозяйских законников тратит. Поняла?