– Генерал-лейтенант Коробков у аппарата! – заорал Дима.
      – Идиот! – вздрогнула я от неожиданности.
      – Рад знакомству с вами! Приятно, когда абонент сразу представляется, – гаркнул хакер. – А я всего лишь скромный человек, маленький, незаметный Димочка.
      – Немедленно влезь в компьютер клуба «Лучшие времена» и узнай список их членов! – приказала я.
      – Ума не приложу, коим образом такой большой дядечка, как Димочка, втиснется в небольшую машинку с экранчиком.
      – Боже, как ты меня достал своими кретинскими шутками! – не вытерпела я.
      Не успела я произнести фразу, как в ухе раздалось гудение.
      – Что такое? – подпрыгнула я.
      – Списочек пришел, – пояснил Дима. – Извини, не в подарочной упаковке отправил, пожадился на золотую ленточку.
      – Спасибо, – буркнула я и стала изучать фамилии.
      Протопопов Олег Петрович, Кузьмин Антон Валерьевич, Шапкина Карина Валентиновна… Всего восемнадцать человек, около некоторых фамилий стоял таинственный значок, напоминающий свастику.
      Перечитав список десять раз, я набрала номер Марты Карц и стала слушать заунывно-длинные гудки. После пятнадцатого зазвучал капризно-недовольный дискант:
      – Кто у нас дебил? Ясное дело, если человек не берет трубку, значит, не может! Или не хочет! Какого хрена надо?
      – Марта, это я.
      – Ой, здоровски! И как мне догадаться, что за «я» пристает? – продолжала сердиться светская львица.
      Для меня остается большой загадкой, за каким чертом Марта работает у Чеслава. Уж точно не из-за желания получать зарплату, хотя она у членов группы весьма достойная. Но госпожа-то Карц имеет в своем распоряжении миллионы папочки и счета любовников-олигархов. Красотку и завсегдатая светских вечеринок Марту буквально раздирают на части устроители всяческих тусовок, да оно и понятно почему. Если в информации для СМИ указано, что в числе приглашенных есть Карц, орда папарацци займет все углы, закоулки и стояче-сидячие места в зале, где предполагается торжество.
      Как вы думаете, зачем организуются всякие там презентации, благотворительные аукционы или шумные дни рождения? Из желания заработать денег для бедных людей или получить подарки-поздравления? Вовсе нет – народ хочет, чтобы о событии сообщила пресса, а журналистов в основном привлекает скандал, и здесь Марте нет равных. Карц ничего не стоит подраться с кем-нибудь из гостей, выплеснуть на репортера коктейль или на разговорном русском языке сообщить какому-нибудь политику всю правду о его внешности и уме. Кавалеров Марта меняет с пулеметной скоростью. И папарацци затаив дыхание ждут: она уйдет с тусовки с тем, с кем пришла, или отобьет мужа у какой-нибудь гостьи? Марта – постоянный ньюсмейкер: если она не матерится и не дерется, то приходит на вечеринку в платье самого невероятного вида. Не далее как неделю назад все СМИ России дали снимок госпожи Карц, которая приехала на день рождения модной писательницы Смоляковой в «маленьком черном платьице». Прикид выглядел скромно, если не сказать – сиротски. Юбка, простая узкая, слегка прикрывала колени, верх не имел декольте, воротничок мог бы украсить школьную форму, никаких разрезов по бокам, да еще Марта стыдливо прикрыла плечи серенькой шалью. Ну просто мышь на автобусной экскурсии! Журналисты разочарованно зашептались: мало того, что Марта пришла одна, скромно села в углу, не пила коктейли, так она еще и оделась, как учительница математики, которая проводит родительское собрание.
      – Наверное, она заболела, – перешептывались писаки. – Или отец ей крылья пооборвал, надоело ему про похождения принцессы читать.
      И тут Карц встала, капризно сказав:
      – Боже, ну и духотища! Неужели организаторы не знают, что человечество придумало кондиционеры? – и скинула свою серую шаль.
      Присутствующие посмотрели на спину Марты и ахнули – задняя часть платья оказалась прозрачной, а нижнего белья светская львица принципиально не носит. В результате все СМИ России дали фото попы Карц, забыв упомянуть, по какому поводу собралась тусовка.
      И ведь если к Марте приглядеться, то станет понятно: она совсем даже не красавица, фигура смахивает на грабли, нет ни шикарного бюста, ни роскошных волос, а лицом дива похожа на мишку-панду. У Карц круглая мордочка с курносым носиком, а ее не особо выразительные глаза всегда окружены синяками – Марта ведет неправильный образ жизни: курит, пьет, ложится спать под утро, встает после обеда. Поэтому и кожа ее совсем не похожа на китайский фарфор. Без косметики Марта просто страшная. Но даже если ей взбредет в голову заявиться на бал в халате, стянув на затылке волосы в хвост, девица затмит тех, кто просидел месяц в салоне красоты, тщательно готовясь к выходу в свет.
      Так в чем секрет успеха Марты? В деньгах ее отца? Безусловно, старик Карц богат, но он не является первым лицом в списке журнала «Форбс». В уме? Карц успешно прикидывается идиоткой, многие считают ее родной сестрой куклы Барби. В любовниках? Их список настолько широк и разнообразен, что скорей мешает, чем помогает ее светскому успеху. В статусе радиоведущей? О боже, конечно нет. Марта сидит у микрофона раз в неделю, зачитывает вопросы викторины, которую составляет редактор. Одним словом, я не понимаю, что позволило Карц стать тем, кем она является, и уж совсем неясно, почему она сотрудник Чеслава. Кстати, о ее работе в группе не известно никому, кроме коллег. Тупая болтливая блондинка ухитрилась сохранить тайну от всех, ни один журналист не разнюхал правду о том, кто такая на самом деле отвязная девица.
      Я испытываю к Марте смешанное чувство. С одной стороны, она моя коллега и ни разу пока меня не подвела. С другой… Гри уж слишком восхищается Карц, называет ее гением перевоплощения и одной из самых ярких актрис современности. Только не подумайте, что я ревную, мне просто не нравится, когда мой муж хвалит другую женщину…
      – Ну и что? – продолжала сейчас злиться Марта. – Имя-то свое назови!
      – Таня.
      – Ларина? – фыркнула Карц. – Хочешь посоветоваться, как лучше на правильном русском языке написать письмо Онегину? Не по адресу обратилась! Я бы его конкретно послала в задницу.
      – Татьяна Ларина составила признание в любви на французском, – уточнила я, – русским она, как многие дворянки того времени, владела плохо.
      – Сергеева, ты, что ли? – наконец сообразила собеседница. – Чего надо?
      – Извини, если помешала.
      – Да уж… Ни минуты покоя! Делаю педикюр, а телефон словно взбесился. Что ты хочешь?
      – Сейчас прочту тебе список.
      – Ну!
      Я старательно перечислила фамилии.
      – Не поняла проблему, – процедила Карц.
      – Знаешь хоть кого-нибудь из названных? – спросила я.
      – Ну… в общем, да.
      – Супер!
      – Так что надо? Говори живей, времени нет, сказала же – ногти в порядок привожу!
      Я озвучила просьбу о рекомендации.
      – Всего-то? – с легким недоумением осведомилась Карц. – Жди.
      Из трубки полилась бравурная мелодия, затем вновь прорезался капризный голосок:
      – Федосов Женя.
      – Это кто?
      – Твой рекомендатель. Он сейчас свяжется с администрацией. Если это все, то пока!
      Марта отсоединилась. Я постояла несколько секунд с трубкой в руке, потом сунула ее в сумку, дошла до будки с мороженым, купила эскимо и быстро съела. Не успел последний кусок холодного лакомства упасть в желудок, как меня охватило горькое раскаяние: мороженое слишком калорийная штука для женщины, которая хочет похудеть. С другой стороны, эскимо ведь не жареная картошка, не отбивная, не «оливье» с майонезом… И вообще, человек, впавший в депрессию, начинает сильно поправляться. Уныние и самоедство ведут к ожирению, а недовольство собой провоцирует болезни, поэтому никогда не жалейте о своих поступках, даже самых неправильных, даже совершенных ошибках!
      Какой толк сейчас укорять себя? Я же не могу выплюнуть мороженое – уже проглотила. Значит, отбросим в сторону плохое настроение и скажем вслух:
      – Небольшое отклонение от предписанного рациона пойдет только на пользу. Моему организму сегодня необходимо именно эскимо. Все шикарно. А вот с завтрашнего дня – никаких сладостей.
      Решив, что незнакомый Федосов уже успел переговорить с начальством коттеджного поселка, я смело набрала номер и услышала вежливое:
      – Телефонистка на проводе.
      – Соедините с управляющим Куприяновым.
      – Ваше пожелание, сударыня, будет моментально выполнено, – заверила девушка. И не обманула.
      – Куприянов, – прожурчал через пару секунд баритон.
      – Моя фамилия Сергеева, я хочу стать членом вашего клуба, имею рекомендации от Жени Федосова, – отрапортовала я. – Женя должен был позвонить.
      – О! Да! Конечно! Евгений Нилович уже побеспокоился! – зачастил Куприянов. – Ждем-с! С нетерпением-с! Проходите на полянку! Прямо в избу администрации!
      – Буду через пять минут, – заверила я.
      – Стучите сильнее, Антон глуховат, – предупредил Куприянов.
      Последние слова управляющего прозвучали загадочно, но я уже успела подойти к воротам поселка и впала в еще большее изумление.
      Простые дощатые створки ворот были лет десять назад выкрашены темно-зеленой краской, и сейчас она свисала облупившимися лохмотьями. Слева виднелась калитка, вместо ручки на ней было железное кольцо. Ни домофона, ни даже простого звонка тут не имелось и в помине. Не было и вывески с названием поселка.
      Я подергала калитку. Заперто. Может, я не туда забрела? Это мало похоже на центральный вход в пафосный клуб, куда без рекомендации нечего и соваться. Вероятно, я стою сейчас у служебного входа. Но справа и слева тянулся глухой деревянный забор, улица Калашникова здесь благополучно заканчивалась. Не бегать же мне по периметру изгороди!
      Я снова вынула мобильный.
      – Телефонистка у аппарата.
      – Соедините меня с управляющим.
      – Куприянов к вашим услугам!
      Главная роль в спектакле «День сурка» стала меня раздражать.
      – Опять Сергеева от Жени Федосова.
      – Я весь внимание.
      – Стою у ободранных зеленых ворот.
      – Да, да, правильно, входите.
      – Как? Калитка заперта.
      – Сделайте одолжение, постучите энергичней, наш ключник Антон слегка глуховат, – безукоризненно вежливо сообщил управляющий.
      Я сунула сотовый в карман, стала изо всей силы барабанить в хлипкие доски и кричать:
      – Антон! Эй! Открой! Анто-о-он!
      Через десять минут такого времяпрепровождения я снова воспользовалась сотовым.
      – Телефонистка у аппарата.
      – Управляющего! – заорала я. – Живо! Подайте сюда Куприянова в жареном виде!
      – Простите, – испуганно пролепетала девушка, – но я могу лишь соединить вас с ним…
      Злость мгновенно отступила… Действительно, нельзя требовать от служащей невозможного.
      – Куприянов!
      – Сергеева от Федосова.
      – Наверное, вы запутались на перекрестке? Сворачивайте налево у большого камня. Не бойтесь, ни медведей, ни волков в лесу нет, одни лисы, зайцы и белки.
      – Мне не открыли ворота! Я на улице!
      – Ох уж этот Антон… Пожалуйста, покричите.
      – Орала, как раненый тигр! Но ваш секьюрити даже не шелохнулся!
      – Извините, пожалуйста. Попытайтесь еще раз.
      – Издеваетесь?
      – Господи, конечно нет! – явно перепугался Куприянов.
      – Тогда позвоните ему и велите меня впустить.
      – Куда позвонить? – задал идиотский вопрос управляющий.
      – На охрану.
      – У нас только Антон.
      – Вот его и побеспокойте.
      – Но это невозможно.
      – Почему?
      – У ключника нет телефона.
      Сделав пару быстрых вдохов-выдохов и почти успокоившись, я предложила:
      – Соединитесь с проходной.
      – Никак нельзя, – заблеял Куприянов.
      – Что, и там нет телефона?
      – Конечно!
      Я решила не сдаваться:
      – Ладно. Тогда сами выйдите к воротам и откройте.
      – Но… вообще-то…
      – Что? Вам трудно сделать пару шагов?
      – Я нахожусь в центральном офисе, – прошептал Куприянов, – на Тверской.
      Я растерянно заморгала. И тут калитка приотворилась, в щель высунулась голова в картузе.
      – Кто тута нервничает? – прошамкала она.
      – Антон!
      – Ась?
      – Мне надо войти! Я Татьяна Сергеева.
      – Извольте, – кашлянула голова. – Не гневайтесь, ждем-с вас.
      – Чуть руки не сломала, пока достучалась!
      Картуз повернулся.
      – Простите, барыня, тута веревочка топорщится… Видите?
      – Где? – повела я глазами.
      – А с чертовой руки, – ответила голова и, увидев мое изумление, пояснила: – Та длань, что справа, ангельская, а слева бесовская.
      Я растерялась. Похоже, Антон душевно болен, разговаривает весьма странно. А когда мне удалось-таки проникнуть на территорию, я увидела, что охранник одет в холщовую, украшенную вышивкой косоворотку, синие штаны, гармошкой ниспадающие на… лапти. Картуз и окладистая седая борода дополняли образ замшелого деда.
      – Коли за шнурок потянуть, – не торопясь вещал Антон, – щеколда подымется. Наши завсегда так поступают. Ишо хорошо, что я неподалеку крапивку на щи рвал, вот и услыхал, аки барыня о калитку колотится.
      – Где здесь рецепшен? – перебила я сумасшедшего деда.
      Антон выкатил выцветшие глаза:
      – В толк не возьму, о чем толкуете? Не извольте гневаться! Ре…цып…цып… Никак о хохлатке речь завели? Так это к Маркеловой. Антонина Сергеевна лучших кур разводит, супы у нас жирненькие, наваристые. Намедни она Олегу свет Яковлевичу пеструшку подарила, такой духовитый бульон получился! Янтарный!
      – Мне нужен административный корпус, – попыталась я растолковать безумному деду цель своего визита, – имею рекомендации от Жени Федосова, хочу у вас жить!
      – Дык вон оно что! – обрадовался псих. – Лесочком топайте, по тропочке.
      – И далеко?
      – Версты тута немерены. Шесть али восемь.
      – Сколько?
      – Может, и семь, – изменил показания Антон.
      – А в километрах какое расстояние?
      – Не понимаю такой мерки. Хотите, в саженях назову? – услужливо поинтересовался Антон.

      Услышав последний вопрос дедка, я окончательно убедилась в том, что имею дело с юродивым, и ласково ответила:
      – Спасибо, милый Антон, лучше попробуйте назвать время, за которое я доберусь до администрации.
      Старичок стянул картуз, поскреб в затылке и прогудел:
      – Вот уж не скажу, потому как скорости вашей не знаю. Может, вы быстроногой серной или пятнистым ягуаром полетите? А я за два часа доползаю, подагра ноги ест.
      – Такси до корпуса взять нельзя? – в безумной надежде поинтересовалась я.
      – Кого? – попятился Антон. – Бакси? Это кто? А-а-а, вы про Рикси толкуете. Но он, иродово отродье, под седлом не ходит. Погодьте, покажу другую забаву.
      Со скоростью молодой ящерицы Антон нырнул в кусты. Я осталась стоять у ворот, пытаясь справиться с изумлением. Куда я попала-то? Провалилась во многократно описанную писателями-фантастами временную яму? Никаких признаков жилья в обозримом пространстве нет, дорог тоже не видно, есть лишь узкая тропиночка, уходящая в глубь зеленого леса.
      – Соблаговолите взглянуть, – прокряхтели из кустов, затем ветви раздвинулись, и показался Антон, который вел за собой… ослика.
      – Рикси кусается, – пустился в объяснения дедок. – Его даже барин Китаев остерегается, а уж вас он и вовсе скинет да копытами и затопчет.
      Я попятилась в удивлении:
      – Кто? Барин Китаев?
      – Рикси, – уточнил Антон. – Потому я привел вам Потапия. Ён смирный, правда, подчас характер проявить может. Взлезайте и рысите.
      – Вы предлагаете мне сесть на осла? – попятилась я.
      – Боитесь, не свезет? Не, Потапий крепкий, мешки с мельницы легко прет, а они шестипудовые, – деловито сказал дед.
      – Лучше пешком, – я решительно отвергла ишака как транспортное средство.
      – Дык взопреете шагать, не близок путь. И дорога неведомая, а Потапий хорошо тропки знает. Не смотрите, что он из животных, умней некоторых людей, – зачастил Антон. Но вдруг осекся и добавил: – Я имею в виду слуг, а не господ. Потапий не умеет, как барин Николаев, считать. Да взлезайте, не пужайтеся.
      Очевидно, безумие заразно, иначе чем объяснить тот факт, что я все-таки приблизилась – с опаской, конечно, – к ослику?
      – Цапайте его за шею и закидывайте ногу, – посоветовал Антон. – Оно, конечно, бесовская одежда, не ладно бабе под мужика рядиться, но зато мне вас не срамно подсадить, коли вы, барыня, в портах. Ну… уф!
      Тот, кто ни разу не садился на осла, и не догадывается, какое это непростое занятие. Хорошо хоть дедушка, несмотря на почтенный возраст, обладал железными мускулами – в конце концов я очутилась в седле.
      – Красивая вы баба, мясистая, – с чувством произнес Антон. – Уж извиняйте за простоту. Я хоть и старый, но глазьями любоваться могу. С вашей статью только царицей быть! Ну, с богом!
      – А как им управлять? – спохватилась я. – Осел как заводится?
      – Пяточками по бочкам стукните и прикажите: «Потапий, вперед!» Коли остановиться надумаете, скомандуйте: «Стой, Потапий!» Но лучше не трогайте его, сам живенько добежит, путь ему знакомый, – пояснил Антон. – Да! Он токмо на Потапия отзывается. Хороший зверь, не подлый, как Рикси. Вот тот, хоть и конь, да сущий дьявол. Прости господи, помянул сатану вслух… Но и Потапий капризы имеет, желает собственное имя слышать – коли Пафнутием, Патрикеем, Прокопием али еще как окликнете, не шелохнется, может даже фортеля закрутить. Ну, Потапий, ступай, не подведи!
      Ослик фыркнул, мотнул головой и потрусил по дорожке. Я, забыв попрощаться с приветливым безумцем, вцепилась в торчащую передо мной кожаную полупетлю.
      Сначала поездка на ишаке показалась мне забавной, потом я ощутила некоторые неудобства. Узкое жесткое седло больно врезалось между ног, и меня все время трясло. Ослик не «Мерседес», поэтому плавной езды не получилось. Еще мешали собственные болтающиеся ноги. Я попыталась прижать их к бокам животного, но ишак повернул голову и укоризненно глянул на меня карим глазом.
      – Прости, милый, – живо извинилась я.
      Наверное, теперь ослу стало удобно, зато пассажирка начала испытывать дискомфорт.
      Но вскоре я абсолютно случайно обнаружила стремена, всунула в них ступни и почувствовала себя счастливой. Правда, радость длилась недолго, потому что нос уловил крайне неприятный запах, который исходил от животного. Очевидно, ишак не привык каждый день пользоваться душем, никогда не употреблял дезодорант и не имел понятия о зубной щетке.
      Стараясь не дышать полной грудью, я покачивалась в седле, озирая окрестности. Наконец мы оказались на перекрестке. Ослик остановился и понурил голову.
      – Давай, милый! – приободрила я его. – Надеюсь, ты не забыл дорогу?
      Ишак задвигал ушами.
      – Сделай одолжение, – простонала я, – не шевели ими, очень воняет. Ну, Пафнутий, вперед!
      Ослик чихнул, но с места не сдвинулся. Я слегка пнула его пятками:
      – Пафнутий! Не спи!
      Ишак повернул голову и дыхнул мне в лицо, отчего я чуть не вывалилась из седла.
      – Фу! Прекрати, Пафнутий! Эй, шевели лапами! То есть переступай копытами! Пафнутий, шагай же! Или тебя зовут по-другому? Извини, дорогой, не хотела тебя оскорбить. Вспомнила, ты Пантелеймон!
      Но и это весьма красивое имя не произвело на длинноухого должного впечатления.
      – Пантелеймон, – осторожно повторила я, – цып, цып, иди вперед.
      Осел задрал голову, отвел назад серые уши, открыл пасть и заорал:
      – И-и-и-и-а…
      На секунду я оглохла и вроде как даже ослепла – никогда не предполагала, что вонь и отвратительный рев способны лишить человека зрения. А осел так и замер – с разинутым ртом.
      – Солнышко, – прошептала я, – если ты не Пантелеймон, значит, Панкрат. Ведь так?
      – А-а-а-а-а… – затянул ишак.
      Из соседних кустов во все стороны разлетелись крохотные птички, с ближайших елок посыпались молодые шишки.
      – Спокойно, Прохор! – скомандовала я. – Соблюдай тишину.
      Осел стал трясти задом, я вцепилась в кожаную петлю.
      – Платон! С ума сошел?
      Задние копыта транспортного средства начали отбивать дробь.
      – Павел! – взвыла я. – Паша, не дури!
      В ту же секунду седло скособочилось, ишак выгнул спину, и я рухнула на землю. На меня лавиной обрушилась масса новых впечатлений. Во-первых, свалиться даже с небольшой высоты больно, во-вторых, несмотря на жаркое засушливое лето, земля оказалась сырой, в-третьих, крапива, куда я угодила, очень неприятно жжется, в-четвертых, ослы умеют смеяться.
      Да, да, можете мне не верить, но отвратительное животное, сбросив меня, растянуло губы и стало откровенно хихикать.
      – Тебе весело, Парамон? – осведомилась я, вставая. – Ну ничего, сейчас залезу в седло и посмотрим, кто кого! Не так уж много существует мужских имен на букву «п», переберу все и вспомню твое. Петр… Нет, слишком просто, ишака звали заковыристо. Полад! Пахом! Поликарп! Полкан!
      Я перевела дух. С Полканом я погорячилась, это явно собачья кличка. Что там еще есть из старинных? Путислав, Путята, Патрикей, Парфен… У меня когда-то была пятерка по русской литературе, и я подстегнула свою память «Ну-ка, Танечка, вспоминай героев произведений нашей классики!» Перфилий, Паисий, Павлин… Да, да, существовало имя Павлин – насколько помню, в пьесах А. Островского частенько фигурировали всякие купцы с отчеством «Павлинович».
      Но почему я так уверена, что имя моего транспортного средства начиналось на «п»? Ведь начисто забыла, как его называл Антон. Вполне вероятно, что первая буква «т». Трофим, Терентий, Тихон, Тихомир, Трифон, Тимофей, Тарас…
      Осел развернулся и с быстротой молнии помчался по одной из тропинок. Я бросилась за ним, выкрикивая:
      – Назар, Модест, Кондрат, Захар, Кузьма, Митрофан! Черт тебя побери, Харитон! Тпру, кис-кис, цып-цып, джага-джага, оле-оле!
      Но ишак все летел вперед. В конце концов мы галопом выскочили на небольшую площадь, посреди которой стояла ладная избушка. Я остановилась, вытерла рукавом вспотевший лоб, подождала, пока сердце перестанет колотиться о ребра и уйдет резкая боль в правом боку, а потом сказала ослу:
      – Надеюсь, Перикл, тебя забудут покормить ужином!
      Осел опустил голову, заморгал и мгновенно стал похож на милейшее, нежнейшее существо, этакого зайчика-переростка с трогательными ушами и умильной мордой.
      – Обманывай кого-нибудь другого, мерзавец! – не успокаивалась я. – Теперь я знаю твою сущность!
      Из домика вышла девушка в серо-синем свитере и мешковатой юбке.
      – Доброго денечка! – закивала она. – Как добралися? Не запыхалися? Я Устинья. А вы Таня Сергеева? От барина Федосова? На погляд?
      Итак, у девчонки есть мобильный. Иначе как она узнала про мое появление? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить: управляющий соединился с Устиньей. Небось и у Антона лежит в кармане сотовый, мерзкий Куприянов просто не захотел поговорить с дедом. Что тут вообще происходит?
      – Хочете обустроиться? – склонила набок голову Устинья. – Осталася одна изба. Вы к нам как, на время али на жизнь?
      – Дайте воды, – попросила я, ощущая себя героиней идиотской сказки.
      Устинья сходила в дом и вынесла обычную алюминиевую кружку, чуть мятую.
      – На здоровье, – поклонилась она мне, протягивая посудину.
      Я отхлебнула ледяной жидкости, и у меня тут же заныли зубы. Вкус у воды был странный.
      – Хороша? – заулыбалась девушка. – Не из трубы, из колодца! Исконно русская!
      Я вернула ей кружку. Вода не может быть немецкой, французской, еврейской или арабской, она просто вода. Жидкость не имеет национальности!
      – Дык пойдемте? – спросила Устинья. – Вона туточки, рядом!
      В полном ошалении я пошла за девушкой и очутилась около домика из бревен. Устинья присела на корточки, пошарила рукой под крыльцом, достала большой ключ, отперла дверь и засмеялась.
      – Загадка вам: не лает, не кусает, а внутрь не пускает. Это кто?
      – Кошка, – ляпнула я, не подумав.
      – Замок, – с легким разочарованием протянула Устинья. – А вот другая: без окон, без дверей полна горница людей. Это кто?
      – Давайте внутрь зайдем, – остановила я девушку.
      – Вступайте, – сказала Устинья, – токмо пригнитесь, а то о притолоку шарахнетесь, больно низко у Марфы.
      Я, согнувшись, вошла в комнату и попросила:
      – Свет не зажжете? Темно здесь.
      – Ща, – пообещала Устинья, пошуршала бумагой и… тонкий огонек свечи задрожал на большом грубо отесанном столе.
      – Ну усё тута для счастья! – завосхищалась Устинья. – Лежаки крепкие, а то и на печи можно спать, лавки целые, чугунов полно, ухватья отличные. Ежели пожелаете, любая скотина ваша: буренка, куры-петухи, гуси. Огниво хорошее, свечи сами делаем, вода в колодце, дрова в лесу…
      – Это гостиничный номер? – уточнила я.
      – Изба для житья, – затрясла головой Устинья. – Их у нас всего две оставалися, «Марфа» и «Владимир». Вернее, одна «Марфа», «Владимира» вчера арендовали, через неделю заедут. Сердце радуется! Бегут люди из идолового капища, из города постылого, охота им к природе прильнуть. А мы здеся традициев не нарушаем, обитаем по родительским привычкам. Вас ведь с историей познакомили?
      Я села на твердую лавку, покачала головой:
      – Нет.
      Устинья уселась рядом, подперла подбородок кулаком.
      – Совсем-совсем не слышали?
      – Ну… в общих чертах, – осторожно ответила я.
      – Не побрезговаете в нашу хатку вернуться? – предложила Устинья. – За квасом беседа лучше потекёт.
      – С удовольствием, – кивнула я. И мы пошли назад, туда, где спокойно щипал сочную траву осел с редким, так и не всплывшим в моей памяти именем.
      Устинья выставила на стол большой кувшин и похвасталась:
      – Ржаной квасок, с хреном! Секрет бабушка мне передала. Пейте всласть.
      – Лучше кофе, – попросила я.
      Девушка заморгала.
      – Чего?
      – Кофейку нальете? Растворимого.
      – А ето что такое? – разинула рот Устинья. – Суп али второе заморское?
      Я вцепилась руками в лавку, потом перевела дух. Так, девушка тоже не в себе.
      – Шуткуете… – засмеялась Устинья. – Может, каши хотите? Или брюкву пареную? Ой, вкусная! Мед! Севодни день постный, можно паренкой лакомиться. Ишо киселек есть, овсяный.
      – Скажите, вас на самом деле зовут Устиньей? – спросила я не в тему .
      – А как же иначе? – поразилась девушка.
      – Ладно, – кивнула я. – Спасибо за прием и угощенье, честно говоря, я ищу Владимира.
      – А в ём живут! – Устинья сложила руки на коленях.
      – Простите?
      – За что? Ничего плохого вы не сделали.
      – Мне нужно поговорить с членом клуба по имени Владимир, – повторила я.
      Устя заморгала.
      – Чле… чле… как? И кто такой клуб? Давайте лучше киселька набуровлю. Он для желудку пользительный.
      – Хватит ломать комедию! – вышла я из себя.
      – Про што речь ведете?
      – Устя, у вас тут, наверное, есть ноутбук, подключенный к Интернету?
      – Че? Бук не растет в нашем лесу. Елки да дубы с осинами.
      – Или вы используете мобильный?