Муж Жаклин оторвался от бокала с коньяком:
      – Да, да, дорогая, все, что хочешь!
      – Правда, он прелесть? – умилилась Жаклин, – Все, что ни скажу, – на все один ответ: “Да, да, дорогая!” А что ему отвечать, когда он нищий поляк, а все деньги у меня? Да нет, не волнуйтесь, польский, конечно, походит на русский, но Яцек не понимает ни слова, потому что он идиот. – И она громко засмеялась.
      Тут только я поняла, что Жаклин совершенно пьяна. Яцек подошел к ней.
      – Пойдем, дорогая, нам пора выпить по чашечке крепкого и сладкого кофе.
      – Да, – неожиданно покорно закивала Жаклин, – кофе – это прекрасно.
      За окнами совершенно стемнело, слуга зажег торшеры. Мягкий полумрак смягчил краски, сделал лица присутствующих моложе. Легкий хмель кружил мне голову – вкусный джин, прекрасное вино… Все вокруг показались мне необыкновенно приятными людьми, слегка резкими на язык, но милыми и приветливыми. Стены библиотеки уютно поблескивали корешками книг. Аркадий, Оля и Маша разглядывали альбом Босха, Наташка и Жаклин щебетали о чем-то на диване. Яцек угощал Аллана сигаретой. Андре тихо вязала в кресле. Андре!.. Андре подняла глаза от вязания и с нескрываемой ненавистью и злобой поглядела на Жана, Взгляд этот, явно не предназначенный для посторонних, поразил меня какой-то детской яростью. В мирной комнате повеяло грозой. Мимо моего лица большой черной птицей пролетела ненависть. Если бы взглядом можно было убивать, Жан свалился бы замертво около бара с коньяками. Увидев, что я смотрю на нее, Андре моментально улыбнулась.
      – Ненавижу запах коньяка. Каждый раз, когда Жан открывает этот бар, готова всех убить. Правда, смешно?
      Я засмеялась вместе с ней. Засмеялась, но не поверила ей ни на минуту. Коньяк нельзя ненавидеть, как человека. А взгляд Андре был более чем красноречив. И зачем только она стала оправдываться?
      Чудесный вечер полностью потерял для меня свое очарование.
      На следующее утро меня разбудила Наташка.
      – Хватит дрыхнуть, – сказала она и раздвинула занавески. – Ты чего, спать сюда приехала?
      Я зажмурилась от яркого солнца и потянулась к джинсам.
      – Ну уж нет! – воскликнула Наташка. – Хватит лохмотьев, давай, сделай мне приятное. Надень. что-нибудь поприличнее. Вот хотя бы это. – И она вытащила из необъятного шкафа легкое голубое платье в белую полоску и белые туфли. Я оделась, и мы спустились в столовую. Там царила пустота. На столе был накрыт кофе с круассанами.
      – А где все? – поинтересовалась я.
      – Ты бы еще больше почивала, – засмеялась Наташка. – Проглядела детей, так тебе и надо. Пока ты дрыхла без задних ног, дети-то уехали!
      – Куда уехали?
      – Аркадия с Олей забрала Жаклин, она же прихватила с собой и двух твоих котят. Говорит, что это лучший подарок для ее матери – котята из России. А Машка с Жаном отправились на экскурсию в Париж – сначала “Самаритэн”, потом “Галери Ла-файет”. Поедят они в городе, а мы с тобой прямо сейчас – по музеям. С чего начнем: Лувр, Дворец Инвалидов?
      – Подожди, подожди, – попробовала я охладить Наташкин пыл. – Может, поедем туда же, куда и Маша с Жаном. Что там выставлено?
      – Шмотки, – захохотала Наташка, – там выставлены шмотки! Ты что, в своем институте совсем одичала? Это же крупнейшие парижские универмаги. Жан повел Машку делать покупки.
      Мне стала неудобно.
      – Они и так уже накупили целую комнату вещей. Чтобы все это увезти, потребуется грузовой самолет.
      – Ничего, ничего, – успокоила Наташка, – пусть покупает, а насчет отъезда мы еще подумаем: кто, куда и когда поедет. Знаешь, Машка напоминает Жану его сестру.
      – У Жана есть сестра? – спросила я.
      – Была. Нужно тебе все равно рассказать, но только по дороге, хватит тратить время на кофе.
      Мы прошли сквозь большой холл и вышли во двор. На ступеньках дома лежали страшные собаки Жана. Из-за их спин вылезла кошка, а за ней… моя Клеопатра. Единственный оставшийся котенок самозабвенно играл с хвостом питбуля.
      – Эти идиоты обожают кошек, – расхохоталась Наташка. – Их купили для охраны, но они оказались совершенно ни на что не годными. Зубы используют только для еды, лижутся со всеми. Да и как им быть другими? Слуги вечно суют им в пасть сдобное печенье. Софи поит их кофе со сгущенкой. Даже почтальон приносит халву. И вот результат! А кошки, мышки, птички – просто любимые друзья! Самый смех был, когда Яцек привез своего попугая. Он их заклевал, и мои грозные охранники боялись выйти из кухни.
      Продолжая рассказывать, Наташка распахнула дверь гаража, и я увидела три машины.
      – Вот это моя, – ткнула Наташка пальцем в “Ситроен”. – Простовата, конечно, но чего выпендриваться? Французы, знаешь, не любят тех, кто высовывается. Предпочитают скромность. Платье попроще, совсем не красятся… Здесь быть богатой вроде как бы вульгарно.
      С этими словами мы сели в машину.
      – Пристегнись обязательно, тут тебе не Москва. Могут содрать штраф, даже если, не пристегнувщись, простo сидишь в машине с включенным двигателем.
      Мы выехали на автостраду. Наташка подняла окно и вдавила педаль газа.
      – Может, не надо так быстро? – робко попросила я.
      – А разве это быстро? – удивился мой шофер, входя в поворот на третьей скорости. – Мы же еле ползем! Ну слушай. Теперь о Жане. Конечно, об этой истории известно всем, но вслух мы никогда о ней не говорим. Отец Жана англичанин, а мать француженка. Оба состоятельные люди и после брака объединили свои состояния. Эдуард коллекционировал картины, а Сьюзен – старинные куклы. У них родилось двое детей: Жан и Элизабет. Дочь Лиза была младше на два года. Как-то раз в Лондоне предполагалась большая выставка кукол, и Сьюзен повезла туда свою коллекцию. У них был небольшой самолет, Эдуард пилотировал сам. И вот уже в момент отлета Жану стало плохо: тошнота, рвота… Срочно вызвали врача, тот определил отравление. И Жана отправили домой. А его отец, мать и сестра полетели в Лондон. Но туда они не прилетели. Исчезли, скорее всего упали в Ла Манш. История эта произошла шесть лет назад и наделала много шума. Коллекция кукол Сьюзен была застрахована на очень крупную сумму, и страховая компания не хотела платить, пока им не предъявят точные доказательства гибели коллекции. В общем, Целое дело. Жану тогда было семнадцать лет, его сестре пятнадцать. От тоски он женился в восемнадцать лет на Катрин. Но что-то там у них не заладилось, и уже через год они разошлись. Катрин быстро снова вышла замуж и теперь живет в Америке. А Жан и я встретились на дне рождения у Бернара, друга Гаспара. Помнишь Гаспара, моего первого мужа?
      Я кивнула.
      – Ну вот, встретились, и через некоторое время Жан сделал мне предложение. Я развелась с Гаспаром и вышла замуж за Жана.
      – А кто такие Яцек и Жаклин? Наташка еще сильнее нажала на газ.
      – О Господи, сейчас я тебе все объясню. Слушай внимательно. Жан был женат на Катрин. У Катрин есть новый муж. У мужа есть брат. Это Яцек. Яцек женат на Жаклин. Андре – дочь Яцека от первого брака. Общих детей у них нет. Жаклин еще та штучка. Ее мать и правда была бедной деревенской девушкой. А вот отец – совсем другое дело. Что уж он такого нашел в Галине – матери Жаклин, – никто не понимал. Сейчас она вполне благообразная старушка, а в молодости, поговаривают, красотой не блистала, да и не очень умна была. Может, это-то его и привлекло. Короче, чтобы там ни было, но отец Жаклин женился на Галине, обеспечил ей райскую жизнь и более чем безбедную старость. А на Жаклин мужики слетаются, как мухи на мед. И дело не в ее богатстве. Что-то есть в ней такое… В общем, куда ни придет, все вокруг нее вьются.
      – А чем она занимается? – глупо поинтересовалась я.
      – Замуж выходит. Правда, последние годы живет с Яцеком. Но до него уже трижды разводилась. А с Яцеком просто невозможно поругаться. Он удовлетворяет любые ее капризы. Знаешь, как они познакомились? Жаклин сбила его в предместье Парижа. Думала все – труп на дороге, а она в Сантэ. Она рассказывала, что выскочила из машины и заглянула под колеса. А Яцек лежит и хохочет. “Вы, Мадам очень неосторожны, – проговорил он, – в другой раз будьте внимательнее на повороте”. Представляешь? Жаклин отвезла его к себе – был ноябрь, и Яцек весь измазался. А наутро они пошли оформлять брак. Галину чуть удар не хватил – поляк, почти нищий, да еще с кучей бедных родствен-. ников. У него сестры, братья, несколько теток – все бедны, как церковные мыши… И вот, представляешь, зовет Жаклин гостей на свадебный обед. И уж конечно, в первых рядах Жан: их отцы сводные братья. И Катрин позвали. А она не растерялась и зацапала брата Яцека. Денег-то у нее после развода – тьма. То-то была потеха! Жаль, меня при этом не было. Приехали, вылезаем.
      Наташка резко затормозила, и мы выбрались из машины.
      – Где это мы? – спросила я, оглядывая небольшую площадь.
      – Что, любительница детективов, не узнаешь? Посмотри: впереди Сена, набережная, большой дом…
      Я посмотрела по сторонам: “Площадь Дофин” – стояло на табличке у входа в кафе. Не может быть! Неужели это кафе, где любил сидеть комиссар Мегрэ!
      Наташка обрадованно закивала головой:
      – Вот именно. Впереди перед тобой набережная Орфевр. Вот этот большой дом, это комиссариат, где работал Мегрэ. Вот только кафе по-другому называется. Дофин – это вся небольшая площадь. То ли Сименон выдумал это кафе, то ли переводчик когда-то ошибся, и с тех пор пошло, что “Дофин” – это кафе. Ну, отсюда двинем пешком. В центре полно машин, лучше погуляем на своих двоих.
      Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни. Мы проходили весь день по музеям, а в перерывах заглядывали в кафе, ели мороженое, пили вино и были всем абсолютно довольны. Толпы парижан текли мимо нас, витрины магазинов и маленьких кафе манили зайти. Все были веселы, никто никого не толкал, не ругался. “Даже дети у них не капризничают”, – подумала я с завистью. Над толпой витал запах хорошей косметики, аромат вкусной еды. Можно только удивляться, как, поедая столько печеного, сладкого, жареного и жирного, французы в массе своей остаются тощими.
      Рано или поздно все заканчивается, завершился и этот волшебный день. На улице уже окончательно стемнело, когда мы с Наташкой помчались домой. Устав от беготни, я тихо дремала на заднем сиденье, Наташка напевала какую-то песенку:
      – Зизи, зизи…
      "Надо будет спросить у нее, что такое “зизи”, – вяло отреагировал мой мозг на незнакомое слово. И на этом я заснула.
      Разбудил меня резкий толчок машины. Оказывается, мы уже доехали. Я открыла глаза и зажмурилась от яркого света. Во дворе было полно машин: две простые “Скорые помощи” и одна реанимация, несколько полицейских, два красных “Рено”, грузовик, на котором громоздились останки темно-синей машины.
      Наташка выскочила из машины. Невысокий лысый толстячок поспешил ей навстречу:
      – Мадам, позвольте представиться, я комиссар Перье. Глубоко сожалею, но должен сообщить вам ужасную новость. Мадам, мужайтесь: ваш муж попал в автомобильную катастрофу и…
      Не дослушав его, Наташка рухнула на землю. Комиссар засуетился вокруг нее:
      – Сюда, скорей, врача, ей плохо!
      К Наташе подбежал бородатый мужчина в белом комбинезоне.
      – Разве можно так, господин комиссар, – сразу, как обухом по голове. Вы бы сначала дали ей сесть. Ну и методы у вас… – укорил он комиссара.
      – Я еще не успел ничего произнести, – начал оправдываться толстячок. – Я только намекнул, что произошла катастрофа.
      – Да, конечно, глядя на то, что осталось от машины, она должна была подумать, что ее муж задавил кошку, – продолжал доктор, делая укол. – Хорошо, хоть ребенок не сильно пострадал.
      При этих словах я почувствовала, что теряю сознание.
      – Господа, с бароном Макмайером в машине была девочка. Что с ней?
      – Ребенок в полном порядке, несколько легких ушибов, и все. А вы кто, мадам? – поинтересовался комиссар.
      Я замялась: Наташка всем представляла меня как свою сестру – жаль, не успела спросить у нее, почему.
      – Я сестра баронессы Макмайер и мать девочки, которая ехала с Жаном!
      – О, простите мадам, – комиссар поклонилcя. – Ваша девочка в гостиной вместе с врачом, медсестрой и няней. Но мы будем вынуждены допросить ее, так как она единственный свидетель. Скажите, мадам, сколько лет ребенку? По нашим законам мы обязаны вызвать адвоката, если…
      – Хорошо, хорошо, – перебила я комиссара, – скажите, что с Жаном?
      – Он мертв, мадам, – сухо ответил комиссар. – И сделайте так, чтобы ваша сестра не настаивала на осмотре тела. Его уже опознали слуги.
      – Но почему, комиссар?
      – Он сильно изуродован, зрелище это – не для жены, мадам, – еще раз вежливо поклонился полицейский.
      Я пошла в дом, за мной брели очнувшаяся Наташка в грязном костюме, комиссар, врач и два ажана.
      В гостиной горели все лампы. На диване в горе подушек, укрытая пледом, сидела Маша. Перед ней на коленях я увидела Софи с чашкой, по ее лицу текли слезы.
      – Я педиатр, мадам, – обратился ко мне мужчина, стоявший возле Софи. – Ребенок пережил страшный шок, девочку следует поместить на несколько дней в клинику, потом вам, вероятно, потребуется психотерапевт. Ни о каком полицейском допросе не может быть и речи. Детскому организму не под силу такие перегрузки…
      – Глупости все это! – фыркнула Маша, выбираясь из пледа. – Может, это ваши французские дети такие нежные, а мы, дети из России, абсолютно нормальные и здоровые люди. Допросить меня нужно сейчас, а то завтра я могу забыть какие-то детали. Мой долг – помочь правосудию. И уберите от меня эту чашку с бульоном. Терпеть не могу воду с жиром!
      Комиссар почесал переносицу. Врач снял очки.
      – Знаете, мадам, – пробормотал он, протирая стекла, – я много слышал о русских женщинах. Позвольте мне выразить вам свое искреннее восхищение!
      – Ладненько, ладненько, мой ангел, расскажи-ка нам все с самого начала, прямо с той минуты, как ты сегодня проснулась, – проговорил комиссар.
      Все расселись по креслам, ажаны встали у двери. Софи, вытирая слезы, вновь укутала Машу пледом.
      – Утром меня разбудил Жан, – начала Машка. От всеобщего внимания она раскраснелась, и на ее щеках выступили грязные подтеки.
      "Значит, она все-таки плакала”, – отметила я машинально.
      – Он вошел рано, было около восьми. Я оделась, мы позавтракали и составили план разорения.
      – План чего, моя белочка? – поинтересовался комиссар.
      – Вы можете со мной не сюсюкать, – отрезала Машка. – Составили план разорения. Это Жан придумал. Он сказал, что мы идем разорять магазины. Сначала разорим один, потом другой, а когда товары кончатся во всех магазинах, мы полетим в Нью-Йорк и продолжим там. Но это была шутка.
      Машка рассказывала долго, смакуя подробности, описывала покупки… Я поняла, что в районе часа они проголодались и решили перекусить. Машка попросилась в “Макдональдс”. Но Жан сказал ей, что это salte и что Макмайеры в “Макдональдс” не ходят. Поэтому они зарулили в китайский ресторан, где от души попробовали все блюда. Жан не пил ни капли, даже пива, только “Виши”. Потом они ели мороженое – ванильное с шоколадом и орехами. А затем снова кинулись в магазины. Завершилась эта оргия на Блошином рынке покупкой фарфоровых собачек…
      Все их приобретения не влезли в багажник. Поэтому хорошенькое голубое одеяло в розовых белочках, набор подушечек “Белоснежка”, теплые попонки для собак, подстилочки в бантиках для кошек, пуфики в виде оленей, большого розового зайца, большую голубую собаку и сумку с подарками для меня и Наташки они положили на заднее сиденье. Машка же, несмотря на протесты Жана, тоже уселась на заднее сиденье – ей не терпелось еще раз все посмотреть. Уже в дороге она натянула на себя маскарадный костюм тигра, сделанный из бархата, – ей Захотелось, когда они приедут домой, выскочить из машины и зарычать на Софи… Все это и спасло девочке жизнь.
      Всю дорогу они весело болтали” потом Жан замолчал и сказал ей неожиданно строгим голосом:
      – Быстро сбрось все с сиденья на пол и сверху ляг сама!
      Машка выполнила его приказ, и через несколько секунд раздался ужасный скрежет и визг, пол и потолок машины несколько раз менялся местами, они кувыркались, падали, опять кувыркались… В конце концов, эта адская карусель затихла. Зная, что машина может загореться, Машка вылезла через разбитое стекло наружу. Но, увидев, что Жан не движется, кинулась к нему. Он был без сознания. Девочка выбежала на шоссе и остановила первую попавшуюся машину. Не знаю, что подумал водитель, увидев на дороге заплаканного ребенка в маскарадном костюме, но он сразу вызвал полицию и “Скорую помощь”…
      Выслушав Машку, комиссар покачал головой:
      – Очевидно, что-то произошло с машиной. Барон понял это и велел ребенку лечь в груду мягких вещей. Более подробно о причинах аварии мы узнаем только после специальной экспертизы.
      – Я думаю, что всем надо немного отдохнуть, – сказал педиатр.
      Полицейские откланялись и уехали, сделав Наташке еще один укол. Ушел и врач. Мы остались в гостиной вчетвером – Машка, Наташка, я и Софи.
      – Пойду принесу вам перекусить, – засуетилась Софи и поспешила на кухню.
      Наташка оглядела свой измазанный костюм:
      – Где это я так вымазалась? Ах, да!
      Я чувствовала себя совершенно измученной, и меня удивляло Наташкино спокойствие. Хотя, может это просто шок? Бедный Жан! Куда они увезли его останки? Когда мы будем его хоронить? И что теперь будет с Наташкой?
      – Ничего не будет, – словно подслушав мои мысли, сказала Наташа. – По завещанию я единственная наследница. Никаких родственников, прямых или кривых, у Жана не было. Кое-какие суммы оставлены слугам и приятелям, а остальное все мое!
      Дверь растворилась, и появилась Софи с гигантским подносом.
      – Это хорошо, что деньги будут твоими, – подала голос Машка. – Но ты должна поклясться страшной клятвой, что накажешь тех, кто убил Жана!
      – Милая моя, – сказала я, – сейчас, конечно, трудно сказать точно, но, кажется, в машине произошла какая-то поломка. Может быть, отказали тормоза… Роковая, ужасная случайность! Жан был таким милым, таким молодым… Навряд ли кто-нибудь хотел его убить!
      – Но он сам мне об этом сказал, – настаивала Машка.
      – Кто сказал? – воскликнули мы с Наташкой одновременно.
      – Жан, – ответила Машка. – Видите ли, я немного соврала комиссару. Когда я выбралась из машины, то увидела, что Жан не двигается. Я подбежала к нему. Он был в полном сознании, яснее не бывает, только говорить ему было больно и трудно.
      – Поклянись, что отомстишь за меня… меня Убила Андре… – вот что он успел сказать перед смертью.
      Страшный грохот заставил нас вздрогнуть. Мы оглянулись. У буфета Софи уронила поднос с чаем.
      – Ты ничего не слышала, – моментально отреагировала Наташка. – Понимаешь? У барона, наверно, помутился рассудок.
      – Да, мадам, – покорно согласилась Софи, – барон, очевидно, очень испугался.
      – Да нет же, – затопала ногами Машка. – Говорю вам, он был абсолютно спокоен и совершенно в своем уме. Он хотел еще что-то сказать, но тут у него из горла пошла кровь, черная такая, как чернила, и он умер.
      – Успокойся, маленькая, – ласково проговорила Наташа, – бывает, что перед смертью человеку чудится всякая чертовщина. Может, он вспомнил, как какой-то Андре его когда-то обидел.
      – А вот и нет, – возразила Маша, – не какой-то, а какая-то. Я разве вам не сказала? Он прошептал: “Поклянись, что отомстишь за меня, меня убила Андре Ярузельская”. Я слышала, как вчера Андре объясняла Аркадию, что ее фамилия Ярузельская, а Жаклин теперь мадам Ярузельская. Это Андре, Андре убила Жана… Я только не знаю, как она это сделала!
      В наступившей тишине мы услышали, как в кабинете пробили часы.
 

 
Глава 4
 

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.