– Да че вы знаете! – горестно воскликнула Валя. – Они ж все богатые. Знаете, сколько тут год обучения стоит? И на шмотки их посмотрите. Машку видели? Ну ту, что у доски стояла?

Я кивнула.

– Вся в брюликах! – с отчаянием воскликнула Валя. – Блестит и переливается! Везде! Даже на ремне!

– Это цитрины, – улыбнулась я.

– Что? – осеклась собеседница.

– Есть такие камушки. Они очень похожи на бриллианты, но намного дешевле. Издали трудно отличить одни от других.

– Откуда ты знаешь? – фыркнула Валя.

Девушка, очевидно, плохо понимала, как вести себя с незнакомой женщиной, называла меня то на «вы», то на «ты».

– В жизни очень полезно уметь логично мыслить, – ответила я. – Скажем, вопрос о бриллиантах Маши. Ладно, пусть в ушах у нее дорогие подвески, но на ремне! Видела здоровенный «кирпич», торчащий из пряжки?

– Да, – чуть не заплакала Валентина.

– Вот он – точно имитация, даже к цитринам не имеет отношения, просто стекляшка.

– Почему? – насторожилась школьница.

– Я уже говорила об умении логично мыслить. Бриллианты – очень дорогое удовольствие, в мире известна всего пара камней размером с голубиное яйцо, они содержатся в спецхранилищах, допустим, в российском Алмазном фонде. Обладай семья Маши этаким богатством, отец бы не разрешил дочери приносить реликвию в школу. Значит, на талии у нее подделка! Тебе полегчало?

– Ну… не очень, – нехотя ответила Валя. – Меня загнали в угол, ждут, пока я из окна выпрыгну.

– Кто? – изумилась я.

– Да все!

– Так не бывает. Определенно есть люди, хорошо к тебе относящиеся.

– Нет! Нет! Меня ненавидят все!

– Тогда, прости, конечно, но ты сама виновата.

Внезапно Валя села на ступеньку и закрыла лицо руками.

– Знаешь, кто я? – глухо спросила она. – Налоговая льгота.

– Извини, не поняла, – ответила я, устраиваясь около девушки.

Валя раздвинула пальцы и глянула на меня.

– Ничего хитрого. Если хозяева учебного заведения занимаются благотворительностью – берут бесплатно парочку нищих, то государство в поборах им послабление делает. Я здесь из милости, меня мать пристроила. Дура! Ничего не понимает! Объясняю ей: все надо мной тут издеваются. Вернее, нет. В младших-то классах мне клей в кроссовки наливали, а теперь просто не замечают, на тусовки не зовут, в компании не приглашают. Учителя еще хуже – чуть что, все на Красноносову валят. В гардеробе какая-то дрянь повадилась из карманов деньги таскать, так все уверены: это моих рук дело.

– Но это не ты? – уточнила я.

– Нет! – вскинула голову Валентина. – Только на кого еще подумать? Все же здесь богатенькие, с кредитками. Как вы там советовали? Мыслить логично? Если мозгами пораскинуть, получается, я единственная в нашем классе, кому бабки нужны. И че делать?

– Надо поймать вора, – посоветовала я. – Схватишь его за руку и отмоешь свое имя от грязи.

– Ага! Невозможно это!

– Никогда не говори «никогда»! – предостерегла я. – Давай спустимся в раздевалку и изучим обстановку.

– Вот ты где! – вышел на лестницу Тима. – Че тут делаешь?

– С Валей беседую, – улыбнулась я, – проблему ее решаем.

– Ерунда! Вот у меня задача! – отмахнулся от чужих бед Тимофей. – У тети день рождения, подарок нужен. Мне ваще башку свинтило – че ей купить?

– Нашел трудность! – подала голос Валентина. – Ступай в любой торговый центр и потроши отделы: парфюмерия, посуда, ювелирка. С твоими деньгами тебе все по карману.

Лицо Тимы приняло презрительное выражение.

– Че? Ну, Красноносова, ты убогая. У тети Оли всего под потолок! На хрена ей сто пятьдесят восьмые духи или тысячные часы? Неинтересно!

Валя покраснела и отвернулась к стене.

– Тетя что-нибудь коллекционирует? – спросила я.

– Ага, – кивнул Тима, – кошек. У нее их три штуки, в смысле живых, а еще статуэтки, картины, подушки.

– Ну, я пошла! – вскочила Валентина. – Чао вам! Не хочу мешать чужой беседе.

Я проводила девочку взглядом. Жаль, Тимофей помешал нашему разговору, Вале явно не по себе.

– Так че купить? – пристал ко мне недоросль.

И тут меня осенило.

– Картину «Три богатыря» знаешь? Алеша Попович, Добрыня Никитич и Илья Муромец на конях.

– Видел такую, – кивнул Тима. – И че?

– Компьютером владеешь?

– Легко.

– Езжай в Третьяковскую галерею, там есть ларек с постерами. Возьми «Три богатыря» и на компьютере сделай коллаж: убери лица и руки богатырей, а на их место вставь кошачьи морды и лапы. Тетя точно придет в восторг. Такого прикола ни у кого не будет!

– Вау! – подскочил парень. – Круто! Ща порулю. Какой магазин? Ну, где картинку можно купить. Чья галерея?

– Ты никогда не бывал в Третьяковке?

– Разве в Москве все бутики обойдешь? – меланхолично отреагировал Тимофей. – Да и не люблю я среди шмоток таскаться. Ты ща про Третьяковский проезд^[2] говоришь?

Я вынула из пачки новую сигарету (после развода стала много курить, надо, пожалуй, бросить). Внезапно вспомнилось, как полгода назад, занимаясь одним запутанным делом, попала в Большой театр на канонический балет «Лебединое озеро». В зале сидело много детей, и один из юных зрителей, увидав на сцене злодея в черном костюме, радостно закричал: «Мама! Бэтмен прилетел!» Присутствующие захохотали. Малышу было на вид годков шесть, и потому его слова не вызвали у меня горестного вздоха, он еще успеет познакомиться с классикой. Но Тима!

– Тебе сколько лет? – не утерпела я.

– Пятнадцать, а че?

– Третьяковская галерея находится в Лаврушинском переулке. Сходи, тебе понравится, там интересная экспозиция.

– Ща понесусь за богатырями!

– Погоди! Говоришь, прыщи проходят? – остановила я юношу.

– Да! Супер! Спасибо!

– Но я вижу парочку новых.

– Где? – испугался Тима.

– На левой щеке.

– Еще утром ничего не было. Вот блин! Почему они снова вылезают?

– Помнишь, я предупреждала тебя, что нужно совершать добрые поступки? – прищурилась я. – Заботиться, допустим, о животном.

– Я кролика купил, – насупился Тима, – сам клетку чищу.

– Значит, длинноухого мало, его приобретение помогло тебе ненадолго.

– И че? За вторым гнать? – занервничал Тимофей. – Кроличья ферма получится, отец обозлится.

– Можно помогать людям.

– Ну ваще! Это кому же?

– Например, Вале.

– Красноносовой?

– Да.

– Никогда!

– Почему?

– Она противная, – отрезал Тима. – Ни с кем не разговаривает, а если рот разинет, то гадости вываливает.

– У твоей одноклассницы беда!

– Какая? – заинтересовался Тимофей.

Я изложила историю про воровство в гардеробе и завершила рассказ фразой:

– Думаю, если ты сумеешь оправдать Валю, высыпания на коже прекратятся навсегда.

– Угу, – кивнул юноша. – Так я пошел?

– Да, уже пора на урок, – кивнула я.

– Не, хватит занятий, – отрезал Тима, – я за картиной.

– Нельзя пропускать учебу!

– Можно.

– Потом экзамены не сдашь!

– Ха! – подскочил Тимофей. Приблизил ко мне лицо и шепнул: – Хочешь, секрет открою? Вся гимназия, вместе с учителями, принадлежит моему отцу. Прикольно будет, если они мне на экзаменах двояков насуют. На помойке враз окажутся!

– На твоем месте я, наоборот, попыталась бы стать лучшей.

– Охота ломаться!

Мы еще поспорили некоторое время, и Тима, победив меня на всех фронтах, то есть отказавшись слушать мои правильные речи, убежал, а я, потерпев педагогическое Ватерлоо, отправилась в местный буфет, решив подкрепиться кофе и булочками. В конце концов, я не нанималась сюда на постоянную работу, просто оказываю завучу Ирине Сергеевне дружескую услугу, а она просила меня сидеть на уроках при Тимофее. Сейчас он собрался прогулять занятия, значит, и я могу считать себя свободной. Кстати, я отлично понимаю, по какой причине Тима удирает с уроков. Если все педагоги тут такие, как физрук и литераторша Варвара Михайловна, то нужно пожалеть учащихся. Вот капучино в местной столовой выше всяких похвал, а сдоба просто тает во рту.

Через полчаса я спустилась в раздевалку и пошла между рядами вешалок, разыскивая свою куртку. Несмотря на погожую погоду, основная масса учащихся и преподавателей еще ходила в пальто или плащах, поэтому гардероб был полон разномастной одежды.

Не успела я приблизиться к своей куртке, как в кармане задрожал мобильный. Я вытащила аппарат и услышала голос Куприна.

– Вилка, в отношении твоего вопроса…

– Узнал? – обрадовалась я. – Ну и что? Где Ларсик?

– Извини, тут… в общем…

– Василий не стал рассказывать про Ларсика?

Куприн крякнул и выдавил из себя:

– Дело дурацкое.

– Может, это и так, – рассердилась я, – но Ника Терешкина была моей подругой, она погибла страшной смертью, и…

– Василий умер, – перебил меня Олег. – Сердечный приступ, скончался в камере.

– Бред! – закричала я. – У вас разве в СИЗО врачей нет? Почему Ярцеву не оказали помощь?

– Сама знаешь, – без всякого раздражения стал объяснять Олег, – пока сокамерники шумнули, пока надзиратель пришел, пока в медпункт сообщил, пока оттуда врачи приплелись, пока… Да и что у местного врача есть! Он же не кардиолог с необходимой аппаратурой. Когда мы с тобой в первый раз разговаривали, Василий уже мертвый лежал.

– Он точно умер естественной смертью?

– А как иначе?

– Ой, хватит! – вскипела я. – Будто ты не в курсе, что за решеткой с людьми случается!

– Ярцев сидел в маломерке, с ним еще трое – приличные люди, экономические преступления. Один банкир, другой – махинатор с кредитными карточками и третий – сотрудник почты. Никаких мокрушников, первоходки без зоновских привычек, – вздохнул Олег.

– Почему же Ярцев в их компанию попал? – удивилась я. – Он-то считался жестоким убийцей.

– Ну да… – с некоторым сомнением протянул Куприн, – был взят у тела.

– Ничего себе! – вырвалось у меня.

– Ты подробности знаешь? – оживился муж.

– В общих чертах.

– Каких?

– Он лишил Нику жизни из ревности. Нашел дома газету с подчеркнутым объявлением и понесся в гостиницу, – повторила я слова Майи.

– Сейчас расскажу… – засуетился Олег, явно желая подольстится к бывшей жене.

Портье из отеля позвонила в милицию. Женщина была очень напугана, сообщила, что в холл гостиницы ворвался всклокоченный мужик, сунул ей под нос фото и рявкнул:

– В каком номере баба? Живо говори, а то зарежу!

На случай нападения у портье под столом предусмотрена аварийная кнопка. Дежурившая в тот день администратор Галина Киселева никогда не пользовалась сигнализацией, и у нее от страха голова пошла кругом.

– Не помню, – проблеяла она, – не видела ее.

Мужик вынул из пакета молоток и стукнул им по стойке.

– Ой! – подлетела над стулом Киселева. – Комната двадцать восемь.

Дядька бросился к лестнице.

– Сейчас ей, суке, мало не покажется! – вопил он, размахивая молотком. – Убью к чертям собачьим!

Перед Киселевой стояли два телефонных аппарата: местная и городская связь. Трезвомыслящий человек позвонил бы в двадцать восьмой номер и сказал клиентке:

– Скорее убегайте, к вам несется разгневанный супруг.

Но Галина только ойкала, а потом набрала «02» и заорала:

– Убили! Постоялицу!

Василию в тот день очень не повезло, возмездие настигло его сразу. Не успел он изуродовать бедную Нику, как в спальню влетели парни в форме и схватили преступника, так сказать, тепленьким. Никаких сомнений у милиционеров не возникло. Муж узнал об измене жены – железный мотив. Состояние аффекта отпадало: если человек временно лишается разума, он хватает то, что видит на месте преступления: стул, сковородку, вилку, бутылку… а Василий принес молоток с собой, что свидетельствовало о преступном умысле, заранее спланированном действии. На ручке орудия убийства имелись отпечатки пальцев Ярцева и никаких других, Василий стоял на коленях около мертвой жены, весь перемазанный кровью. Стопроцентные улики.

– Убедительно, – прошептала я.

Глава 8

Ярцева задержали и допросили. Василий выдал собственную версию случившегося. Он домой не заходил, газеты не видел, сидел на работе, потом решил сходить в кино. Один, надумал развеяться. Но когда стоял возле кассы в кинотеатре, у него зазвонил мобильный. Глухой – то ли женский, то ли мужской – голос заявил:

– Твоя жена в гостинице «Оноре», запомни адрес. С любовником! Хотят уехать потом из Москвы, у них при себе чемодан с деньгами, которые Ника украла у семьи. Проверь, если сомневаешься!

Муж кинулся в отель, влетел в номер, увидел на полу изуродованное тело, на лице убитой лежал молоток. Ноги у Ярцева подкосились, он сел на пол и поднял инструмент. Естественно, Василий испачкался, кровь там была повсюду. И тут примчалась милиция.