- Папа, пошли! У меня задачка по алгебре не сходится!
      Александр Михайлович уставился на Маню, открыв рот. Маруська зовет моего приятеля "дядей Сашей", а когда злится на него - полковником. Дегтярев никогда не был моим мужем, но Машку действительно любит как отец, беззастенчиво балует и прощает то, что не простил бы никому другому.
      - Ты... - начал было Дегтярев, но вдруг сменил тон. - Ладно, пошли, поглядим задачку.
      Я прикусила губу. Лысый, толстенький, коротконогий Дегтярев и высокая блондинка с роскошными волосами, в которую нежданно-негаданно превратилась Маня, выглядели комично. К тому же у Маруси по математике сплошные "отлично".
      - Это твой муж? - удивился Генка.
      - Ага, - неожиданно влезла Ленка, - гражданский. Всю жизнь живут, никак не распишутся. Богатый, однако. Тут все его: дом, машины, вещи...
      Я потеряла дар речи. Ну ладно Аркашка зол на Генку, ладно Зайка решила отомстить обидчику мужа, а Маня - уесть того, кто постарался избавиться от ненужного ребенка... Но Ленка-то чего лезет?
      - Ой, у вас собачки, - решил сменить тему Генка. - Вон тот, толстенький, на моего бульдога похож. Эй, иди сюда, на кусочек сыра!
      Мопс Хуч больше всего на свете обожает эдам, но вместо того, чтобы мигом оказаться возле лакомства, медленно потянулся, зевнул и... вышел за дверь. Я обалдела. Да, приходится признать, мой бывший муж не пришелся никому по вкусу.
      Глава 4
      Утром мы с Ленкой поехали к ней. Живет Гладышева в блочной башне у шумной магистрали. Двора нет, дверь подъезда распахивается прямо на тротуар, по которому беспрестанно течет людской поток. Бедные жильцы как могли боролись с теми, кто заходит в дом как в общественный туалет: ставили кодовый замок, домофон, железную дверь. Не помогало ничего. Но потом на первый этаж въехала баба Клава - и воцарился невероятный порядок. Не знаю, правда ли она работала конвоиром в тюрьме, но сначала велела превратить помещение подъезда в некое подобие накопителя перед входом на зону. Для тех, кто никогда не бывал в местах не столь отдаленных, поясню. Накопитель - это узкое пространство между двумя железными решетчатыми створками. Жмешь на звонок, лязгает замок - вход открыт, но не успеваешь войти, как дверь с грохотом захлопывается, и ты чувствуешь себя мышью, попавшей в клетку. Впереди запертая решетка, сзади тоже, а сбоку, за железными прутьями сидит дежурная и голосом, лишенным эмоций, говорит: "Документы!" Примерно так выглядит подъезд дома, в котором живет Ленка. Пенсионерка баба Клава весь день на посту, за что получает от жильцов зарплату. Старуха надежна, как швейцарский банк. Ей оставляют ключи, просят, уезжая в отпуск, поливать цветы или кормить кошку - баба Клава выполняет все поручения. Есть у нее еще одна особенность - фотографическая память. Увидев человека один раз, она больше не забудет его лица. Мимо такой лифтерши не то что мышь, таракан не проскочит незамеченным.
      - Здравствуйте, Лена, - кивнула баба Клава. - И вам, Дарья Ивановна, добрый день.
      Непостижимо - каким образом она ухитрилась запомнить мое имя? Я не так часто бываю у Лены.
      - Клавдия Петровна, - улыбнулась я, - не припомните, кто вчера около восьми вечера положил в почтовый ящик Гладышевой пакет?
      Старуха прищурилась:
      - Помню, конечно. Почтальон.
      - Какой? - в один голос закричали мы с Ленкой.
      - Обычный, одна она у нас который год, Соня, татарка.
      - Вы точно знаете? - решила уточнить я.
      - Естественно, - хмыкнула старуха, - больше некому по ящикам шастать.
      - Может, кто посторонний прошел...
      Баба Клава вздохнула:
      - Дарья Ивановна, мне с этого места весь подъезд видать, а ящики - вот они. Кто к ним подходит, всегда гляжу, чтобы чужой не открыли. И за почтальоншей приглядываю, хоть и работает давно, всяко бывает. Сейчас журналы дорогие, не доложит кому, скандал. Нет, я все записываю. Вот смотрите... Учет как в аптеке.
      - Ну еще другие приходят, - не успокаиваюсь я, - с бесплатными изданиями. "Экстра-М" приносят, каталоги всякие, "IKEA", к примеру.
      - Я таких не пускаю, - скривилась лифтерша. - Возьму стопку и сама разложу. Мне неприятности не нужны. Эти, которые с бесплатными газетами, люди непроверенные, бог их знает, может, по подъездам воруют.
      Не успела она договорить, как из лифта вылетел мальчишка лет восьми с клюшкой в руке. Баба Клава нахмурилась:
      - Роман, ты куда?
      - На пруд, в хоккей играть, - ответил паренек.
      - Пропуск давай!
      - Нету, - тихо сказал Роман, - мама забыла оставить.
      - Иди домой, уроки делай, - спокойно ответила лифтерша.
      - Я уже все сделал...
      - Роман, - железным голосом сообщила дежурная, - наш разговор бесполезен. Ступай домой. Позвони матери на работу, пусть она со мной соединится и отдаст устное разрешение выпустить тебя.
      Мальчик побрел к лифту, волоча клюшку за собой.
      - У вас имеются документы на выход? - обалдев, поинтересовалась я.
      Баба Клава без тени улыбки пояснила:
      - Роман - двоечник и прогульщик. Отца нет, мать целый день на работе, а бабушка с ним не справляется, старая. Ляжет поспать, а внук на улицу бежит и дотемна пропадает. Вот и придумали ему пропуск. Мать перед уходом на работу бумажку пишет и мне оставляет. Только сегодня она предупредила, чтобы я его не выпускала. Он с утра в школу не пошел, больным сказался и должен уроки учить. Так-то!
      Закончив речь, баба Клава поправила воротничок у блузки и добавила:
      - Видела я, как Соня конверт в ящик впихивает, он туда с трудом влез, пухлый очень. Я еще подумала, что за странное письмо, без адреса и марок.
      Зоркости старухи мог позавидовать горный орел. Я повернулась к Ленке:
      - Ты иди домой. Лучше я одна схожу на почту.
      - А может, вместе?
      - Нет-нет, эта Соня еще испугается. Подожди меня дома, я скоро вернусь.
      - Ладно, - без энтузиазма согласилась Ленка, - ты уж расспроси ее как следует.
      Узнав у бабы Клавы, где местное отделение связи, я выбралась на улицу. По календарю февраль, в воздухе мороз, а под ногами слякоть. Как у всех автомобилевладельцев, у меня совершенно не приспособленные для прогулок ботинки, на тонкой скользкой подметке. Но почта - с обратной стороны дома и подъехать туда просто невозможно. В зале почты было пусто: ни служащих, ни посетителей. Постояв минуту у окошка, я крикнула:
      - Есть кто живой?
      - Во народ, - раздалось из глубины, - чего орать? Уж и постоять не могут.
      Я повернула голову и увидела сухощавую женщину лет пятидесяти, с крайне недовольным выражением лица.
      - И что у вас за спешка? - продолжала злиться служащая, подходя к окошку.
      - Мне нужна Соня.
      - Какая?
      - Которая разносит корреспонденцию по домам, татарка.
      - Она газеты разнесла и домой ушла, все, рабочий день окончен.
      - Но сейчас только двенадцать!
      - А чего ей за копеечную зарплату тут сутками сидеть? - окрысилась тетка. - Сами-то, небось, не на службе!
      - Подскажите, пожалуйста, ее адрес.
      - Правов таких не имею, адреса сотрудников всяким раздавать!
      Захлопнув рот, она чеканным шагом двинулась внутрь почты.
      - Эй, подождите, - закричала я, но тетка даже не обернулась.
      В полной растерянности я осталась у окошка.
      - Зачем вам Соня? - прошелестел тихий голосок.
      От неожиданности я подскочила. Потом вгляделась и заметила у стены маленькую девушку, размером с нашего мопса, только худенькую, как кузнечик.
      - Соню зачем ищете? - повторила она.
      - Живу в этом доме. Сегодня утром Соня по ошибке сунула мне в ящик два журнала Cosmopolitan.
      - Можете лишний у нас оставить.
      - Нет, журнал дорогой, хочу лично в руки отдать.
      - Вольному воля, - философски вздохнула "кузнечик", - она через дом живет, в пятиэтажке, внизу еще магазин "Лаванда", квартира один.
      - Спасибо! - обрадовалась я и пошла к двери.
      Глава 5
      По улице я прошлепала вперед до уродливой пятиэтажки, обнаружила нужную квартиру и позвонила.
      - Вам кого? - донесся детский голосок.
      - Соню, почтальона.
      - Баба! - завопил ребенок, громыхая замком. - К тебе тетенька пришла!
      Дверь распахнулась, я увидела крохотную прихожую и маленькую черноглазую женщину, вытиравшую руки посудным полотенцем.
      - Вы ко мне? - настороженно поинтересовалась она. - С претензией? Пропало что? Журнал сперли?
      - Что вы, - мило улыбнулась я, - просто кое-что узнать хочу.
      - Идите на кухню, - велела Соня.
      Я втиснулась в пятиметровое пространство и подавила тяжелый вздох. Это сейчас у нас двухэтажный кирпичный особняк и домработница с кухаркой, но большая часть моей жизни прошла в Медведково, на такой же кухне, где между холодильником и столиком оставалось место лишь для одной табуретки...
      - Садитесь, - предложила Соня, вытаскивая из-под стола табуретку.
      Я осторожно опустилась на колченогое сиденье и решила схватить быка за рога:
      - Я Лена Гладышева. Вчера вечером, около восьми, вы разносили почту?
      - А как же! Два раза в день положено, - кивнула Соня.
      - Откуда вы взяли конверт с долларами?
      Соня покраснела так, что губы ее слились по цвету со щеками.
      - Какой конверт? - прозаикалась она. - Ничего не знаю!
      Я пару секунд молча смотрела на нее, потом вынула из кошелька сто долларов и тихо сказала:
      - Сонечка, вы не сделали ничего плохого, мне просто надо знать, кто вручил вам деньги.
      Почтальонша уставилась на зеленую бумажку, потом тоже очень тихо спросила:
      - Это мне?
      - Да, - кивнула я, - если расскажете.
      - Не знаю, деньги-то какие огромные, - покачала головой Соня. - Да и так объясню, бесплатно. Муж ваш постарался.
      - Да ну? - фальшиво изумилась я. - Давайте-ка поподробней!
      Соня облокотилась на подоконник и завела рассказ. Вчера, подойдя к Ленкиному подъезду около половины восьмого, не успела она открыть тяжелую дверь, как ее остановил мужчина:
      - Вы почтальон? Тогда сделайте одолжение, положите в ящик квартиры сто двадцать этот конверт.
      - Ни за что! - испугалась Соня. - Мало ли чего там!
      - Да вы не бойтесь, - улыбнулся мужчина, - там всего лишь деньги.
      Он раскрыл конверт, и Соня увидела доллары.
      - Жена моя бывшая там живет, - грустно объяснил дядька, - ушла и сына забрала. Гордая, алименты не берет. Пытался ей деньги давать, назад швыряет. Вот, думаю, вынет из ящика, и придется их принять, не станет же в подъезде бросать.
      Честно говоря, объяснение выглядело не слишком убедительно, но Соня женщина недалекая и больше всего на свете любит любовные сериалы, поэтому взяла пакет и, получив сто рублей за услугу, положила его вместе с газетами в железный бокс. Отчего не положить? Ведь ничего не забирает, а прибавляет!
      - И как этот мужчина выглядит?
      - Соня наморщила лоб:
      - Да обычно, в куртке и брюках.
      - Лицо помните?
      - Волосы темные, вьются слегка, длинные, уши прикрывают.
      Я почувствовала легкий озноб. Олег тоже был темноволосым, и волосы у него вились, но не мелкими кудряшками, а лежали красивой волной, спускаясь ниже мочек. Балетные часто носят подобные прически, но у Олега была утилитарная причина: у него на виске сидело родимое пятно и, стесняясь отметины, он как мог прикрывал ее.
      - Глаза тоже коричневые, - мерно перечисляла Соня, - большие такие, внизу синяки. Я еще подумала, на больного похож.
      Мне стало совсем нехорошо. Темные подглазники Олег "носил" с детства. Его бабушка в свое время обежала чуть ли не всех московских педиатров, требуя ответа на вопрос: почему у внука неприятно болезненный вид. Но медицина только качала головой. С нагрузкой в балетном училище парень справлялся легко, никаких недугов у Олега не наблюдалось, и даже насморк к нему не цеплялся: когда вся Москва чихала и кашляла, Олежка спокойно ходил без шапки. Просто строение лица у него было такое, с подглазниками. Кстати, в подростковом возрасте предприимчивый Гладышев часто пользовался этим: приходил домой и шлепался на диван с книжкой, а бабушка ни о чем его не просила, приговаривая: "Отдыхай, детка, ты ужасно выглядишь!"
      - Куртка на нем была, - продолжала Соня, - черная, а может, темно-коричневая, кожаная. Плохо разобрала, хоть у подъезда фонарь, да вокруг-то темно, февраль... Вроде джинсы еще виднелись.
      Я молча слушала почтальона, пытаясь справиться с тревогой, змеей вползавшей в душу. Олег никогда не носил пальто ниже колен и из всех видов одежды больше всего любил джинсы.
      - Стройный такой мужчина, - не останавливалась Соня, - наверное, бывший военный.
      - Отчего так решили? - удивилась я.
      - А спину ровно держит, - пояснила Соня, - словно палку проглотил. Сейчас все скрюченные да скособоченные, а этот прямой, будто накрахмаленный, и голова подбородком вверх. Видать, себе цену знает! Похож на вашего? Чего же вы от такого симпатичного мужика ушли, да еще при деньгах! Мне бы такой попался, языком бы облизывала!
      Это Олег! Полуграмотная почтальонша четко описала осанку профессионального танцора: абсолютно прямой позвоночник, лопатки почти вместе и высоко поднятая голова. Еще Олег завязывал ботинки, не сгибая коленей, и ходил, словно сытая кошка... Значит, он решил удрать от Ленки. Теперь понятно, почему он испарился вместе с паспортом. Хотя странно... его искали... Ну и что? Машину тоже объявили в розыск, а толку? Никто и ухом не повел, если бы не Нинка Расторгуева! Скорей всего, Олег уехал из Москвы. Впрочем, и тут легко затеряться - снял квартиру в другом районе и живи себе припеваючи. Но почему? Конечно, чужая жизнь потемки, но семья у Олега и Ленки казалась на редкость крепкой. Я бы засомневалась, будь у Ленки капиталы или богатые родители, но у нее никаких родственников нет, а материальное положение ее на момент брака с Гладышевым было просто аховым. Когда Олег впервые привел ее к нам, на ней была тоненькая курточка на рыбьем меху. Это в январе-то! Стянув ее в прихожей, Лена быстро сказала: "Мне так жарко, что шубу не ношу, висит норка в шкафу, только пылится!" Я тогда глянула на ее красный нос и озябшие руки... и не поверила. Так что никаких материальных расчетов Олег не имел, он на самом деле любил Ленку и обожал Алешу. Так почему убежал от них? Да еще так дико, заставив жену мучиться от неизвестности?
      - Вы узнаете этого человека, если покажу вам фотографию? - спросила я.
      Соня кивнула.
      - Можно еще раз к вам зайти?
      - Почему же нет? - удивилась почтальонша. - Я сегодня весь день буду дома, уборку затеяла.
      Я попрощалась с простоватой теткой и пошла назад. Придется сообщить Ленке неприятные новости. Как она отнесется к тому, что Олег жив и прячется?
      Железные решетчатые двери в подъезде оказались открыты, баба Клава не сидела на своем месте. Я оторопела, не увидев ее на посту, вошла в лифт, нажала на кнопку, кабина поползла вверх. Даже идеальной дежурной иногда нужно отлучиться в туалет. Очевидно, бабе Клаве приспичило так, что она унеслась в свою квартиру, забыв проверить, заперты ли решетки.
      Дверь "трешки" Лены была приоткрыта, но это меня не удивило: жильцы тут потеряли всякую бдительность, и Лена частенько не запирает замок. А зачем? Мимо бабы Клавы и пушинка не пролетит, а соседи тут приличные, в основном люди искусства: Олег купил квартиру в кооперативе Москонцерта.
      - Эй, ставь чайник, я замерзла! - закричала я, стаскивая сапожки. - А лучше кофе, только не растворимый, слышь, Лен!
      Но в ответ не донеслось ни звука. Я шагнула в гостиную Гладышевой и обомлела. Стенка раскрыта, на полу валяются вещи вперемешку с видеокассетами, фотографиями и книгами. Честно говоря, Ленка неряха, особого порядка у нее никогда не бывает, но чтобы такое?! Я распахнула дверь в маленькую комнату. Раньше она была семейной спальней, теперь Ленка живет в ней одна. Десятиметровое пространство выглядело вполне нормально. Кровать, правда, не застелена, на спинке кресла висит кое-какая одежда, на прикроватном коврике валяется подушка, но у Ленки всегда так. В комнате Алеши царил порядок. Мальчик большую часть времени проводит у няни: Лена забирает его в пятницу вечером и возвращает назад в воскресенье. Мне кажется, это не лучший режим для ребенка, но если учесть, что никаких помощников у матери нет, а пишет она статьи для глянцевых изданий, то, наверное, Алеше лучше с няней, тем более что она живет в этом же доме. Относительно аккуратно было и на кухне, так, как всегда. Наверное, Ленка решила произвести генеральную уборку, случаются у нее раз в год подобные порывы, но, не доведя дело до конца, бросила. Но куда она сама подевалась? Может, пошла к соседке?
      Внезапно со двора раздался вой сигнализации. Я насторожилась - местные хулиганы решили обидеть мой "Пежо"? Распахнула дверь лоджии, выскочила, чтобы посмотреть вниз, - и закричала. На полу, выстланном итальянской плиткой, лежала, скорчившись, женская фигура. Мне понадобилось несколько минут, чтобы сообразить: передо мной Ленка, скорей всего, мертвая - под головой растеклось большое темное пятно. Преодолевая ужас, я присела на корточки и прикоснулась к ее плечу... Пальцы почувствовали живое тепло, а потом Лена застонала - еле слышно, но отчетливо.
      Потеряв всякий разум, я принялась метаться по квартире в поисках телефонной трубки. Естественно, она может валяться где угодно. Бросив взгляд на софу, я вдруг поняла, что подруга лежит на холодном полу, правда, в брюках и свитере, но в придачу к проломленной голове получит еще и пневмонию. Быстрее птицы я метнулась к балкону, схватив плед. Поднять Ленку я побоялась, просто прикрыла ее сверху, бормоча:
      - Сейчас, сейчас, я доктора вызову.
      Ну где же телефон? Надо набрать Ленкин номер на сотовом - трубка запищит, и я сразу ее обнаружу. Я потыкала в кнопки своего мобильника, и из-под подушек понеслась бодрая мелодия. Я радостно бросилась к софе, потом остановилась в растерянности. Похоже, совсем с ума сошла: можно же было сразу вызвать "скорую" по мобильному!
      Глава 6
      "Скорая помощь" приехала на удивление быстро. Не задержался и Дегтярев. Хмурый Александр Михайлович быстро переговорил с врачами и велел мне:
      - Хочешь курить, ступай на балкон.
      Я покорно шагнула к двери.
      - Да не на этот! - взвился полковник. - Не смей затаптывать место происшествия, иди на другую лоджию.
      Я повиновалась. Ленкина квартира угловая, в ней два балкона, на один можно попасть из большой комнаты, на другой - из кухни. Его Олег в свое время красиво застеклил, он стал похож на веранду, весной и летом Ленка частенько пьет там кофе. Вторая лоджия превращена в склад всякой чепухи. Я пробралась между коробками и, опершись на парапет, посмотрела вниз. У подъезда стояли две "скорые помощи", толпились зеваки. Из подъезда показались санитары. Мое сердце тревожно сжалось. Двое крепких парней в темно-голубых халатах тащили носилки, на которых лежал черный, наглухо закрытый пластиковый мешок. Я уронила недокуренную сигарету и заорала:
      - Дегтярев!
      - Ну что еще? - высунулся на лоджию полковник. - Только не говори, что тут еще кто-то лежит с простреленной головой.
      Не обращая внимания на его идиотскую шутку, я ткнула рукой в сторону подъезда.
      - Лена умерла?
      - С чего это тебе пришло в голову? - изумился Александр Михайлович, глядя вниз.
      - Тело в мешок положили!
      - Это не Лена.
      - А кто? - подскочила я. - Больше никого в квартире не было!
      - Дежурная, - сказал Дегтярев.
      - Я попятилась:
      - Баба Клава?
      - Лифтерша, - уточнил Дегтярев. - Ее нашли на полу, около стола. Очевидно, не хотела пускать в подъезд, а эти отморозки в нее выстрелили. Точно в глаз попали, так что скончалась мигом, и вскрикнуть не успела.
      Я рухнула на коробку, набитую ненужным шмотьем. Вот почему баба Клава не сидела на посту, когда я вошла в подъезд, - не бегала она в туалет, а лежала под столом. Мертвая.
      В Ложкино я приехала в состоянии близком к истерическому. Мало того что узнала про "воскресение" Олега, смерть бабы Клавы и ранение Ленки, так еще Дегтярев заставил чуть не сто раз повторить историю с конвертом. Долларов в квартире не нашли, и мне стало ясно, что бедная Ленка - жертва грабителей, которые зашли в открытую квартиру.
      Дома было тихо. Аркадий и Зайка на работе, Машка возвращается около девяти вечера, а Аньку и Ваньку, моих внуков, няня повела на занятия. Близнецам только-только исполнилось два года, но Зайка нашла учебный центр "Грамотей", где таких малышей обучают математике, рисованию, чтению и пению. Честно говоря, мне, педагогу с многолетним стажем, непонятно, о каком чтении может идти речь, если Ванька еще плохо говорит, но с Зайкой спорить совершенно бесполезно. Если Ольге что взбредет в голову, отговорить ее от этого шага не сможет никто, а уж тем более я.
      Я вползла в столовую в надежде попить кофейку и передохнуть в одиночестве и тут же налетела взглядом на тщедушную фигуру Генри. Вот черт, совсем забыла, что к нам заявился Генка вместе с профессором-орнитологом. Ну почему я вчера не послушалась Зайку? В Москве и впрямь полно гостиниц, куда можно отвезти незваных гостей!
      - Чудесная стоит погода на дворе, - приветливо улыбнулся Генри. - Вроде еще зима, но все уже свидетельствует о приближении карнавала.
      - Какого карнавала? - испугалась я. Неужели Генри думает, что в его честь будет дан костюмированный бал? Только этого мне не хватало!
      - Извините, - смутился Малкович, - могу сказать не то слово. Мы дома говорим только на родном языке, но, поскольку последним членом семьи, кто посетил Москву, была моя бабушка, то, естественно, случаются ошибки. Я имел в виду такое веселье, которое устраивают в России, провожая зиму. Одеваются в чудные наряды, жгут костры, поедают блины с икрой.
      - Это вы про масленицу, - сообразила я. - Только в этом году она будет в марте. Но ряженые по улицам у нас не ходят.
      - Да? - вежливо удивился Генри. - Бабушка утверждала наоборот: рано утром слуги входят в спальню хозяев без приглашения, в обычные дни это нельзя, но в масленицу можно. Девушки одеты в красные сарафаны...
      - Простите, Генри, - не утерпела я, - а когда ваша бабушка последний раз была в России?
      - Она уехала из Москвы в 1918 году, - пояснил орнитолог. - Сбежала от гражданской войны, голода и репрессий. Больше ей не довелось побывать в родимых краях, и бабушка очень тосковала, вспоминая, какая была интересная жизнь: балы, театры, концерты...
      - С 1918 года у нас много чего изменилось, - пробурчала я. - Вашей бабушке не очень понравилось бы в Москве в тридцать седьмом году... А вы сами, Генри, зачем приехали?
      Профессор откашлялся:
      - Я изучаю оранжевого гуся.
      - Кого?!
      - Никогда не слышали? - изумился в свою очередь Генри. - Дозвольте, я разъясню.
      Похоже, покоя все равно не будет, так хоть узнаю, что это за гусь.
      - Возле города Юм, это маленькое местечко, тихое, провинциальное, завел Генри, - есть уникальное озеро Так. Оно представляет собой небольшое водяное пространство ничем не примечательное, кроме одного. Озеро избрали для своего жилья гуси очень редкой породы...
      Как все люди науки, Генри излишне говорлив, его рассказ изобиловал ненужными деталями с заумными подробностями. А суть в том, что гусей этих осталось очень мало и Генри с коллегами очень хотят сохранить популяцию этого гуся. Но глупая птица не понимает своего счастья и, вместо того чтобы плодиться на озере и трескать заготовленную орнитологами еду, ведет себя по-идиотски и норовит устраивать перелеты. Осенью оранжевые гуси косяком тянутся в Африку, а весной возвращаются. Но с каждым годом птичек становится все меньше, а когда их осталось всего пятнадцать штук, ученые всполошились, решили изучить пути миграции: надели на всех гусаков специальные ярко-оранжевые браслеты, и Генри на экране компьютера мог увидеть, куда летит стая. Сначала все шло нормально. Гуси всю осень сидели где-то в Египте, а в декабре случилось непредвиденное: четырнадцать гусей продолжали смирно пастись на берегах Нила, а вот пятнадцатый вылетел в сторону Европы. Генри обалдел, когда гусь прибыл в Париж. Там, судя по информации, которую выдавал компьютер, в одном предместье он свил себе гнездо - и принялся летать по всей Франции. Потом вернулся в Париж, но не угомонился: каждый божий день он летал над центром, а спать возвращался в гнездо. Генри не знал, что и думать. Дальше - больше. Январским утром, спокойно позавтракав, орнитолог уселся перед экраном и увидел, что птица непостижимым образом за одну ночь переместилась из Парижа... в Москву. Было от чего сойти с ума! В столице России птичка взялась за старое: принялась каждый день кружить над городом, возвращаясь на ночь в предместье. Генри поведал невероятную историю своему приятелю Геннадию и, ткнув в карту, сообщил: "Вот тут он живет, в каком-то Ложкино. Мне бы найти этого сумасшедшего гуся! Дело пахнет научным открытием!" Геннадий посмотрел на карту и воскликнул: "Ложкино! Да у меня там бывшая жена!" Так и родился план поехать к нам и на месте разобраться, что к чему.
      Я внимательно слушала Генри. По крайней мере хоть что-то становится ясно. Орнитолог явился сюда за всемирной славой. А вот зачем приехал Генка?
      - Неужели сразу видно, где находится гусь? - поинтересовалась я, когда орнитолог замолк.
      - О, это очень интересно, хотите покажу? - подскочил Генри, схватил меня за руку и поволок в свою комнату.
      - Вот! - воскликнул Генри, открывая ноутбук. - Все крайне просто, видите?
      Я взглянула на экран и не удержалась от возгласа:
      - Это же наше Ложкино!
      - Я жду из Юма еще лучшую программу! - воодушевленно воскликнул Генри. - И покажу с точностью до сантиметра, где прячется гусь. Хотя, думаю, я знаю его место обитания. Тут есть озеро?
      - Буквально в двух шагах от дома, только пройти через лес.
      - Уверен, что он там! - радостно крикнул ученый, уставившись на экран. - А сейчас гусь опять улетел в Москву. Не понимаю, зачем ему город!
      Лицо орнитолога приобрело странное, застывшее выражение.
      - Генри, вы не знаете, какие дела привели в Москву Гену? - осторожно спросила я.
      - Нет, - задумчиво ответил Генри. - Что-то с бизнесом.
      - Разве он не преподает? - удивилась я.
      - Да-да, - буркнул орнитолог, щелкая мышкой, - именно так. О! Смотрите, пришла программа!
      Он уткнулся в ноутбук. Я постояла немного рядом и вышла.
      Дегтярев приехал поздно. Он не умеет водить автомобиль, и ему приходится ждать, пока кто-нибудь из нас не подхватит его в Ложкино. Честно говоря, это очень неудобно: каждый раз приходится менять свои планы и поджидать Дегтярева. Как-то раз, просидев часа два в машине перед зданием, где он служит, я обозлилась и, когда толстяк соизволил явиться, сердито сказала:
      - В Ложкино очень удобно ехать на такси, дорога, сам знаешь, идеальная.
      Какую глупость ты говоришь! - возмутился приятель. - С меня же сдерут жуткие деньги!
      До нашего коттеджного поселка можно добраться и на электричке, но почему-то это не приходит Дегтяреву в голову. Чаще всего честь доставлять полковника домой достается мне, но сегодня его привез Кеша.
      Я глянула со второго этажа вниз и крикнула:
      - Эй, Дегтярев, как Лена?
      Хмурый полковник поднялся наверх и коротко ответил:
      - Пока жива, хотя прогноз в таких случаях неутешителен. Огнестрельное ранение головы - вещь непредсказуемая.
      - Я думала, ее ударили...
      - Нет, выстрелили, - сухо констатировал приятель.
      - Скажи...
      - Нет! - оборвал он меня.
      - Что нет? - удивилась я. - Как это понимать?
      Александр Михайлович медленно порозовел и стал похож на фруктовый зефир.
      - Дарья, - сурово заявил он, - тебя это дело не касается. Никак!
      - Ничего себе! Ленка - моя подруга, Олега я знаю с детства и обязана...
      - Ничего ты не обязана! - прервал меня полковник. - Кроме того, чтобы воспитывать внуков, следить, чтобы Maшa хорошо училась... Ну что тебя тянет заниматься не своим делом! Ведь дрянь получается!
      От негодования у меня пропал голос. Воспользовавшись моментом, Дегтярев решительно двинулся по лестнице и чуть не упал, но устоял на ногах, уцепившись за перила. Наклонился, оглядел ступеньку, прикрытую ковром, потом повернулся ко мне и с пафосом заявил:
      - Вот! Ты обязана следить, чтобы все в доме было в порядке! И незачем изображать из себя Шерлока Холмса и мисс Марпл в одном флаконе. Вечно ты попадаешь впросак, а я потом отдувайся!
      Закончив сентенцию, он невозмутимо достиг первого этажа. Ну, толстяк, погоди! Можешь быть уверен, я отыщу Олега - и намного быстрее, чем твои правоохранительные органы. Тогда посмотрим, кто из нас в каком флаконе!
      Глава 7
      На следующий день около часа я поехала к почтальону Соне. В сумочке лежала фотография Олега, может, не самая удачная, но Гладышев на ней узнаваем. Мне повезло, я миновала половину пути без пробок и первый раз встала у светофора только на пересечении Ковалевской улицы с Нежинским переулком. Пока горел красный, я закурила и призадумалась. Почему Олег удрал? Должна же быть какая-то причина! Жена, ребенок, хорошая работа - и вдруг бац!
      Слева раздался резкий стук. Я вздрогнула и увидела сотрудника ГИБДД в ярко-желтой жилетке.
      - Что случилось? - удивилась я, опуская стекло.
      - А ну, отъехай в сторону! - велел постовой.
      Я послушно замерла у обочины.
      - Попрошу документики, - потребовал мент.
      - Что я не так сделала? - недоумевала я, протягивая техпаспорт и права.
      - Чего, чего... - бормотал сержант, разглядывая закатанные в пластик корочки. - Зеленый загорелся, потом красный, опять зеленый, а ты все стоишь, пьяная, что ли?
      С подозрением глянув на меня, он велел открыть багажник. Я выполнила приказ и нырнула обратно в нутро "Пежо". Почему наши гаишники такие противные?! В декабре я точно так же задумалась, стоя на улице Арго в Париже, и полицейский тогда спросил: "Мадам, на светофоре уже горел красный, желтый и зеленый, вы предпочитаете какой-то другой цвет?" А наш сразу документы, пьяная... Не найдя никаких нарушений, постовой меня отпустил. Только настроение испортил.