Лоток с газетами стоял не у дома, а чуть поодаль, на перекрестке. Я подошел к торговке и, приветливо улыбаясь, спросил:

– Простите, вы Лена?

Женщина подняла голову:

– И чего?

Она походила на гору, вернее, на холм, низенький и толстый. Рост газетчицы почти совпадал с объемом талии. Неожиданно Лена стащила огромную варежку, на свет показалась маленькая, совсем детская ладошка, и до меня внезапно дошло: она не полная, просто из-за холода нацепила на себя куртку, а сверху еще натянула безрукавку из цигейки.

– Что вам надо? – шмыгнула носом продавщица. – Газету или журнал?

Чтобы расположить ее к себе, я вытащил сторублевую банкноту и попросил:

– Наберите изданий на эту сумму.

Обрадованная женщина зашуршала бумагой, потом спросила:

– Пакет дать?

– Сделайте милость.

– Тоже мне милость, – фыркнула баба, – пять рублей гони, и все дела.

Я вынул монетку, протянул ей и поинтересовался:

– Как бизнес идет?

– Нет никого, вы первый, народ от холода дома прячется.

– Зачем вы тогда стоите?

– Хозяин велит, ему наплевать, что мороз, если не выйду, денег не даст, а нам с дочкой жрать надо.

– И сколько получаете?

– Семьдесят рубликов за смену.

Я вновь открыл кошелек, снова добыл оттуда розовую бумажку и положил ее на газеты.

– Это что? – напряглась Лена.

– Берите, премия.

Но бедная женщина твердо усвоила истину про сыр и мышеловку. Не прикасаясь к деньгам, она протянула:

– Что вам от меня надо?

– Да вы не бойтесь, – улыбнулся я.

– Что лыбишься, словно гиена, – неожиданно рявкнула Лена, – говори живо, в чем дело!

– Помните женщину, которая несколько дней назад налетела на ваш лоток?

– Кто ж такую дуру забудет!

– Описать ее внешность сумеете?

– Это все?

– Да.

Лена осторожно взяла деньги, помяла в руках, потом сунула сторублевку в карман и вполне дружелюбно сказала:

– Так ничего особенного в ей не было. Шуба из каракуля, воротник норковый, шапка такая, круглая, меховая, очки в коричневой оправе. В общем, сильно старомодная, сейчас так не одеваются. Вышла она из-­за угла, подбежала ко мне и потребовала: «Дайте «Семь дней».

Лена отпустила товар, получила купюру, положила на тарелочку сдачу. Тетка оперлась рукой с ярко-красными ногтями на столик, и тот по непонятной причине опрокинулся. Журналы и газеты попадали в снег. Лена разозлилась:

– Ну за каким фигом на столик навалилась? Подбирай теперь!

– Сама соберешь, не барыня, – огрызнулась тетка. – Где моя сдача?

– Вона, в сугроб укатилась, когда ты лоток снесла!

– Давай деньги.

– Так они в сугробе.

– Выкладывай другие.

– … совсем! – взвилась продавщица. – Лезь за ними, один раз уже дадено…

– Дрянь!

– Гадина!

Они препирались пару минут, и тетка ушла к метро.

– Вот ведь падла какая! – возмущалась сейчас Лена. – Специально сапожищами по газетам потолклась, все изодрала. У меня хозяин потом из зарплаты вычел. Я эту скотину на всю жизнь запомнила! Морда противная, родинка у самого носа, очки, челка седая до бровей висит. Сама старая, а хулиганка, да и маникюр как у проститутки, ногти красные-красные, словно она их в кровищу окунула.

– Вы уверены, что это были ногти?

– А что у людей на пальцах? Волосы? Слава богу, с глазами у меня полный порядок. Увижу еще раз, сразу узнаю и морду отполирую.

Еле двигая совершенно заледеневшими ногами, я дошел до машины, открыл дверь, воткнул ключ в зажигание и застонал от злости, услышав столь неприятный для любого автомобилиста звук: цык-цык-цык. Мотор не заводился, очевидно, не слишком новый аккумулятор не вынес мороза.

Конечно, многие мужчины шутя справляются с подобной проблемой, но не я. Техника ставит меня в тупик, максимум, на что я способен, – это ввернуть лампочку.

С тоской захлопнув дверцу, я со всей возможной скоростью понесся к метро. Сейчас доберусь до дома, позвоню механику Георгию Васильевичу, уж он-то быстро оживит умерший «жигуленок».

В подземке я был последний раз году этак в девяносто первом, поэтому страшно удивился, когда вместо жетона мне в кассе выдали картонный прямоугольник. Я попытался запихнуть его в щель автомата, но он не пролезал. Сзади напирала толпа.

– Эй, дядька, – крикнула размалеванная девица, – дрыхнуть дома надо, поворачивайся живее!

– Наверное, автомат сломан, – растерянно протянул я.

– Он в порядке, – взвизгнула девка, – это у тебя голова не работает! Ну как ты карточку суешь? Повернул жопой вперед! Давай сюда!

Цепкой ладошкой с короткими пальцами она выхватила карточку.

– Смотри, деревня, тут для таких, как ты, козлов, стрелка нарисована, ясно?

Автомат хрюкнул, втянул внутрь карточку, потом выплюнул ее назад. Я указал на красный огонек.

– Видите? Он все же неисправен.

– Ну, блин, ты откудова в столицу заявился? Из какого Зажопинска? – веселилась девчонка. – Вытащи пропуск и шагай.

– Чего над человеком потешаешься? – сурово сказала женщина лет пятидесяти. – Небось и впрямь впервые в метро, объясни нормально.

– Понаедет провинция, – не сдалась девушка, – все метро заполонили.

– Сама-то ты москвичка? – хмуро осведомилась тетка, выдергивая мой талон на вход.

– Да, а шо? – скривилась девчонка.

– Ой, не могу! Шо! Ни шо, – захихикала тетка. – Езжай в свое общежитие, лимита убогая, ишь когти раскрасила, срам смотреть!

Я не стал слушать их ругань, а, быстро пройдя турникет, спустился на платформу и стал ждать поезда. Если признаться честно, живу словно рыба в аквариуме, плаваю в закрытой системе и редко общаюсь с народом. Может, это к лучшему?

Поезд с ревом подкатил к перрону, я вошел в вагон, который, к моей радости, оказался полупустым. Сел на сиденье и принялся бездумно разглядывать пассажиров, большинство из которых держало в руках книги.

Недавно «Литературная газета», которую я продолжаю по привычке покупать, затеяла целую дискуссию на тему, кого из современных литераторов считать гениями. Назывались совершенно неизвестные мне фамилии, в результате победил некто Слонов с повестью «Душевная рана». Интересно, журналисты «Литературки» когда-нибудь ездят в столичном метро? Сейчас в вагоне находилось примерно двадцать человек, и я насчитал три томика Марининой, два – Колычева, четыре – Литвиновых и один – Агаты Кристи. Остальные уткнулись в учебную литературу, Слонова не было ни у кого.

– Следующая станция… – ожил динамик.

В вагоне началось шевеление. Часть пассажиров вышла, им на смену вошли другие. У вновь прибывших тоже оказались книги: парочка любовных романов, Дашкова и грамматика немецкого языка. Двери начали закрываться.

– Эй, погодь, – донеслось с платформы.

К вагону спешил дядька с двумя обшарпанными чемоданами в руках. Он подлетел к двери, всунул между створками голову, украшенную кожаной кепкой, и в эту же секунду они хлопнули, зажав несчастному шею. Все произошло в секунду, вагон дернулся и медленно пришел в движение.

– … – заорал бедный мужик, делаясь похожим на огнетушитель, – отъездился!

Я вскочил и ринулся к бедолаге, еще пара мужиков кинулись на помощь. Объединив усилия, мы отжали двери. Поезд, вздрогнув, остановился. Потный, тяжело дышащий мужик ввалился внутрь.

– Вот так … – сказал он.

– Послушай, дед, – возмутился один из парней, открывавший двери, – если в следующий раз попадешь в такое положение, бросай свои баулы и раздвигай створки, так и погибнуть можно.

– Еще чего, – огрызнулся дядька, – чтоб мой багаж сперли!

– Вот дурья башка, – взвился юноша, – если голову оторвет, ничего уже не понадобится.

– Не скажи, – отдувался дядька, вытирая лицо рукавом болоньевой куртки, – у меня в узлах полно всего хорошего, за деньги купленного, а в вашей Москве одни воры. Меня шурин крепко предупредил: «Ты, Василий, чемоданы без присмотра не оставляй, мигом…» Ох и натерпелся я страху! Метро-то дурацкое! Виданное ли дело, поезд двери закрыл и поехал! Чуть не убил меня.

– Надо было другой поезд подождать, – вступила в разговор женщина в голубой шапке из мохера. – И незачем метро ругать, просто следует аккуратно им пользоваться!

– Дрянь, а не транспорт, – решительно сказал дядька, подхватывая чемоданы, – а вы все в этом городе психи – бегом, скачком… Орут все, пихаются, бутылка пива семнадцать рублей стоит! Это кто же себе такое позволить может? Ваще, блин, сдурели.

Поезд мирно докатил до следующей станции. Двери распахнулись, я вышел на платформу. Вообще-то, провинциал был прав, окружающие сограждане толкают со всех сторон.

Глава 8

Нора взяла у меня диктофон, на который я, не надеясь на собственную память, записал рассказы тех, кто видел Соню, и удалилась в кабинет. Я прошел к себе и лег на диван. Следовало пойти на кухню и заварить чай, а еще лучше порыться в холодильнике и соорудить пару бутербродов. Но, во-первых, я терпеть не могу хозяйничать, во-вторых, во рту прочно поселился вкус «чая», которым потчевала меня Евдокия Петровна, в-третьих, у плиты сейчас колдует над очередным несъедобным блюдом горничная Лена, она явно захочет мне услужить, но даже сыр, просто положенный на хлеб, в руках Леночки превращается в нечто отвратительное. Я натянул на себя плед и начал медленно засыпать, сказывались последствия бессонной ночи. Ноги наконец-то согрелись, тело расслабилось. В комнате было тепло, пахло моим любимым табаком. Пару месяцев назад я начал курить дома трубку. В город по-прежнему беру сигареты, но в свободную минуту устраиваюсь в кресле, раскрываю книгу, набиваю…

Вдруг зазвонил телефон.

Я нехотя приоткрыл глаза. Ни за что не встану, аппараты стоят во всех комнатах, Лена подойдет. И точно, вскоре телефон замолчал. Я опять начал проваливаться в сон, и тут оглушительно заиграл мобильный. Поняв, что отдохнуть не удастся, я взял «Нокиа» и буркнул: