19 октября 1943 года при содействии штурмовой и бомбардировочной авиации танкисты 5-й гвардейской танковой армии генерала П. А. Ротмистрова стремительным броском преодолели сопротивление врага, освободили город и важный железнодорожный узел на Правобережной Украине - Пятихатки. Здесь были захвачены несколько эшелонов с вооружением и продовольствием и элеватор с большим запасом зерна.
      В этот район начали передислокацию и полки корпуса, садились на те самые аэродромы, с которых еще недавно взлетали самолеты противника. Отступая, гитлеровцы оставили о себе память - кучи обгорелых, обуглившихся фюзеляжей и крыльев с черно-белыми крестами и пауками свастики, поврежденные взлетно-посадочные полосы, заминированные здания...
      На командном пункте командарма Ротмистрова работал и генерал В. Г. Рязанов, помогая гвардейцам-танкистам взламывать неприятельскую оборону на подступах к Кривому Рогу.
      Расскажу об одном боевом вылете тех дней, за который его участники были отмечены благодарностью командира корпуса и представлены к наградам.
      День выдался неважный. Стояла низкая облачность, видимость была плохая. Разведку вел капитан Девятьяров. Задача: выяснить пути подхода гитлеровцев к населенному пункту Недайвода или нахождение их там.
      С борта штурмовика ведущий видел, как в юго-западном направлении горело большое село Лозоватка. По дороге от него в Недайводу втягивалась танковая часть. Пролетев над селом, разведчики вышли с правой стороны шоссе, идущего на Кривой Рог, прощупывали местность. Через километров двадцать увидели на дороге движущуюся танкетку. Очевидно, откуда-то со стороны по ней выстрелили - машина вспыхнула ярким пламенем. Итак, на дороге засады.
      Группа развернулась над городом. Он словно вымер. Не видно людей, войск тоже, штурмовиков никто не обстреливает. Став с другой стороны шоссе, группа взяла обратный курс. Пройдя половину пути от Кривого Рога до Недайводы, ведущий радировал:
      - Противник не обнаружен, идем на Недайводу. Будем атаковать.
      Не успели ведомые принять команду, как Девятьяров заметил в небольшом шахтерском поселке, утонувшем в садах, прихваченных ржавчиной осени, замаскированные танки с желтым камуфляжем, заправщики и всякую техническую "мелочь".
      Ударить сразу не смогли: штурмовики проскочили скопление вражеских машин. Но нервы у фашистов не выдержали - и они вдогонку открыли зенитный огонь по грозной четверке.
      Капитан Девятьяров связался по радио с генералом Рязановым: "Обнаружил до шестидесяти танков. Укрылись в поселке. Передаю координаты... Решил атаковать". Ответ был коротким: "Действуй, Батя!"
      Четверка "илов" устремилась па танки. Вражеские зенитки сплели перед атакующими самолетами разноцветную сеть из трасс, но штурмовики, обстреляв их из пушек и пулеметов, высыпали на скопление бронированных машин ПТАБы.
      Не успели затихнуть взрывы, как самолеты развернулись, снизились до бреющего полета и стали расстреливать все еще неподвижные танки реактивными снарядами, из пушек...
      После второй атаки ведущий развернул группу в восьми-десяти километрах от поселка и увидел вражеских связистов, сматывающих телефонные провода, саперов, устанавливающих минные поля, а возле Недайводы... тридцатьчетверки! У Девятьярова, по его рассказам, волосы встали дыбом, когда он подумал, что они ведь могли штурмовать свои войска!.. К счастью, этого не случилось.
      В те дни вездесущий комкор находился в центре многих событий: он постоянно бывал на КП армий, утрясал вопросы взаимодействия с танковыми и стрелковыми частями.
      Как-то на село, где расположился штаб генерала Ротмистрова, налетел целый косяк "юнкерсов". Из-за разрывов бомб, туч поднятой земли, гари, дыма стало темно. Село исчезло, на его месте чернели огромные воронки.
      Вероятно, об этом эпизоде Василий Георгиевич вспоминал в письме к близким в конце октября 1943 года: "Уже много дней, как я на правом берегу Днепра. Правда, противник изо всех сил сопротивляется, но мы все же колотим его и гоним. Недавно от бомбежки сгорел мой самолет. Но я везучий - обпалило только фуражку, а меня засыпало землей. Встряхнулся и пошел. Моего летчика Алексея Минеева - он совмещал обязанности шеф-пилота с адъютантскими тяжело ранило, и пришлось его отправить в госпиталь, где ему сделали сложную операцию. После выздоровления Минеев снова вернулся в эскадрилью связи..."
      ...Вскоре все части, соединения, объединения 2-го Украинского фронта (до 20 октября он именовался Степным) облетела долгожданная весть - 6 ноября столица Советской Украины - Киев вновь стала свободной. Это был большой подарок нашей Родине накануне знаменательного праздника - 26-й годовщины Великого Октября. В честь освобождения Киева в Москве был дан салют: 24 залпа из 324 орудий, какие давались потом в честь освобождения столиц союзных республик, в честь других особо выдающихся событий.
      Те, у кого в Киеве остались родители, семьи, кто там учился или работал, как авиаторы 66-го и 800-го штурмовых полков, сформированные до войны в Киевском особом военном округе, чувствовали себя именинниками. Узы родства, братства, товарищества... Настроение у всех было самое боевое. Жажда сражаться с врагом - в душе и на устах у каждого!
      Кировоградский гвардейский
      Сбитый с Днепра, отброшенный со своих оборонительных позиций на Ингульце, противник решил закрепиться в Кировограде - этой природной крепости - и на его окраинах и держаться тут любой ценой, зазимовать.
      Так, на подступах к городу и в самом центре была создана прочная оборона: организована плотная система флангового и перекрестного огня, установлены многочисленные проволочные заграждения и минные поля.
      Еще в первые декабрьские дни 1943 года, когда гитлеровцы волнами контратаковали передовые части, выдвинувшиеся у Знаменки, Новой Праги, на дальние подступы к Кировограду, воздушная разведка доносила, что вокруг города широким фронтом идут окопные работы. Противник рассчитывал в короткий срок возвести оборонительную линию по реке Аджамке и ее притоку Серебрянке, прикрыть подступы к крупнейшему опорному пункту на правобережье в излучине Днепра. С этой целью фашисты выгоняли на земляные работы все местное население многих районов области, обрекая его на каторжный труд. Вскоре ряд крупных населенных пунктов - Субботцы, Аджамка, Клинцы превратились в мощные узлы сопротивления, опоясанные противотанковыми и противопехотными препятствиями - рогатками, "ежами", спиралями Бруно, создан своеобразный огневой щит, прикрывавший Кировоград с востока.
      26 декабря 1943 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила 2-му Украинскому фронту следующую задачу:
      "...Прочно удерживая занимаемый рубеж на своем левом фланге, не позднее 5 января 1944 года возобновить наступление, нанося главный удар на Кировоград силами не менее четырех армий, из которых одна танковая. Ближайшая задача - разбить кировоградскую группировку противника и занять Кировоград, охватывая его с севера и юга. В дальнейшем овладеть районом Новоукраинка, Помошкая и наступать на Первомайск с целью выхода на Южный Буг, где и закрепиться. Одновременно нанести вспомогательный удар силами двух армий в общем направлении Шпола, ст. Христиновка" {16} .
      В последние декабрьские дни потеплело. Пошли дожди, чередуясь с мокрыми снежными зарядами. На рассвете вставал густой холодный туман, в сумерки подмораживало, и на земле застывала ледяная кора.
      На аэродромах особо доставалось техническому составу: авиаспециалисты то и дело скалывали лед с обшивки самолетов, постоянно держали их в боеготовности.
      Несмотря на дождь, туманы, мороз, боевая работа не прекращалась. Перед операцией особо активизировалась воздушная разведка. Крылатые следопыты не только изучали поле боя и тактическую глубину вражеской обороны, но и во избежание внезапных контрударов часто заглядывали в оперативную глубину.
      Несомненно, полеты в таких условиях были сопряжены с большим риском. Но вышестоящее командование требовало все новых и новых сведений о противнике.
      Так было и в тот день, о котором я поведу рассказ.
      Когда утром у штабной землянки командира 800-го полка майора Павла Михайловича Шишкина, заменившего убывшего на лечение подполковника Митрофанова, остановился "виллис" генерала 5-й гвардейской армии А. С. Жадова, никто не удивился. Понимали: срочно нужны пехоте разведданные. Противник копил силы для контрудара. Особую тревогу вызывала ситуация, сложившаяся южнее населенного пункта Канеж.
      Учитывая плохие погодные условия, решено было послать на задание опытного летчика младшего лейтенанта Бегельдинова.
      Когда он вошел, генерал недоверчиво осмотрел его невысокую, щуплую фигуру, потом махнул рукой.
      - Давайте хоть такого, - и развернул карту. - Вот смотрите: в десяти километрах за линией фронта тянется довольно глубокий овраг. Радом проходят две дороги, гравийные. По проселкам не проехать, а вот по этим дорогам гитлеровцы раскатывают. Взяли несколько "языков", но картины ясной нет. Задача понятна?
      - Все ясно, товарищ генерал, хотя в тумане за два шага ничего не видно, - ответил Бегельдинов и ушел готовиться к полету.
      Через несколько минут его "ил" вылетел.
      "Да, это был полетик, - рассказывал мне Талгат, - Летел словно с завязанными глазами. У немцев, наверное, и в мыслях не было, что кто-то посмеет в такую погоду пожаловать к ним в "гости".
      Бегельдинов решил пересечь линию фронта, углубиться во вражеский тыл километров на пятьдесят, а потом обратным курсом пройти в интересуемый квадрат,
      Через десять минут полета самолет вышел из облачности, начал снижаться. Внизу отчетливо обозначилась дорога, на ней - машины, повозки... А вот и квадрат, указанный генералом. У оврага пусто. Но опытного разведчика на мякине не проведешь! Включив фотокамеры над оврагом, он набрал высоту и ринулся вдоль его оси. Полетели бомбы, сорвались с направляющих эрэсы. Внизу вздрогнула земля, машину качнуло от мощных взрывов. Зашевелились немцы, бросились вверх по крутому склону балки. Хотел угостить их пулеметным огнем, но... поздно. Облачность поднялась метров на двести. Отчетливо обозначились движущиеся по дороге танки, мотопехота.
      Руки Талгата легли на гашетки, и огненные струи потянулись к колонне. Пехота бросилась к обочинам, два танка запылали, вспыхнуло несколько машин. Вошел в облака, еще раз с включенными фотокамерами прочесал расползшуюся колонну, набрал высоту и взял курс на Александрию.
      Пробивать облачность начал заранее - до линии фронта оставалось километра три. Неожиданно взгляд зацепился за копны сена. Аккуратные, выстроенные, как по шнурочку. Подвела немцев педантичность! Спикировал на одну из копешек, ударил по ней из пушек - она и взорвалась. Атаковал вторую, из-под нее, очертя голову, бросились несколько человек, похоже, танкистов. Тут и остальные "копны" не выдержали, стали расползаться. Сфотографировав эту картину, младший лейтенант повернул домой. При возвращении через линию фронта прошелся с огоньком по немецким траншеям.
      Облачность опять стала густеть, прижимать к земле. Сел. Друзья чуть не вырвали Талгата из кабины, сзади бежал генерал в распахнутой шинели. Специалисты аэрофотослужбы забрали пленку, понесли проявлять. А Бегельдинов уже докладывал, давая генералу объяснения по каждой кажущейся мелочи.
      По имеющимся у генерала Жадова предварительным данным, в балке у немцев находился склад с боеприпасами.
      - Молодец, что накрыл его! - похвалил пилота генерал. - Колонну атаковал хорошо, а вот кто разрешил будоражить гитлеровцев в траншеях? Тут уж пахнет наказанием. Никакой дисциплины! - сурово сказал генерал, но веселые огоньки в его глазах свидетельствовали о другом. - Придется, товарищ Шишкин, наказать Бегельдинова. Как вы считаете? - обратился он к командиру полка.
      Принесли плёнку. Алексей Семенович долго ее рассматривал, затем осторожно свернул и положил в планшет.
      - Поздравляю вас, лейтенант...
      - Я младший, - поправил Талгат генерала.
      - Не поправляйте старших, лейтенант. И к ордену Славы вас представим. Командир, передайте генералу Рязанову, что хлопцы у него - настоящие орлы. И уехал. Но слово свое генерал сдержал... Всем памятен случай, когда младший лейтенант Алексей Рогожин из 673-го полка обнаружил при разведке скопление эшелонов на станции Верховцево. Были там и товарные вагоны, и классные, и цистерны, и открытые платформы с какими-то мешками, ящиками, прочей кладью. Прорваться к объекту не удалось, не дали зенитки, а это первый признак, что там - важные грузы. Младший лейтенант поспешил домой. Его доклад пошел по инстанциям, и вскоре из штаба дивизии последовала команда - послать на доразведку в паре с Рогожиным кого-то из комэсков. Выбор пал на старшего лейтенанта Павла Алексеева.
      По пути к самолетам Рогожин рассказал, как лучше подобраться к станции. Взлетели под прикрытием четырех "яков".
      Вначале попробовали подойти к станции с ходу, но их сразу отогнали вражеские зенитчики ураганным огнем.
      Увидев готовые к отправке эшелоны, "илы" отвернули в сторону и с тыла прорвались к объекту. Снаряды легли точно по цистернам, фотоаппараты зафиксировали момент их взрыва и вспыхнувший пожар. Горели вагоны, грузы.
      При выходе из атаки в самолет Рогожина попало несколько зенитных снарядов, мотор затарахтел, тяга уменьшилась, из правых патрубков повалил дым. Машина начала терять высоту. Штурмовик каким-то чудом держался в воздухе, но упрямо шел вперед. Рогожин с ходу сел на аэродром и, как только машина прекратила бег, сразу же оказался в объятиях однополчан...
      Как показали последующие вылеты, станция надолго вышла из строя. За проявленное мужество и воинскую доблесть Алексей Рогожин был награжден орденом Александра Невского, Павел Алексеев - орденом Красного Знамени.
      Впоследствии оба летчика стали Героями Советского Союза.
      В подобную ситуацию попал и однополчанин Рогожина старший лейтенант Г. Кришталенко. Возвращаясь с разведки, он также получил повреждение и с трудом дотянул на подбитом самолете до расположения своих войск, сел на "брюхо" у опушки леса. К месту посадки срочно выехала группа авиаспециалистов.
      Они подняли самолет на колеса и приступили к ремонту. За ночь штурмовик был восстановлен, заправлен всем необходимым. Но вот вопрос: как взлететь? Площадка небольшая и вся изрытая. Пришлось засыпать воронки, трамбовать землю.
      - Буду взлетать, - сказал Кришталенко. - Полк готовится к напряженным боям, каждая машина на учете.
      Посоветовавшись с товарищами - старшим техником звена В. Гнитием и механиком А. Денисовым, решил рискнуть - взлететь на форсаже. У колодок стали Гнитий и Денисов с ломами. Когда летчик дал газ, "ил" затрепетал, как живой, мотор взял высокую ноту. Но вот Кришталенко включил форсаж, и его помощники ломами одновременно выбили колодки из-под самолета. Тот рванулся с места и, пробежав десятки метров, оторвался от земли.
      Это был случай, когда невозможное становится возможным. Возможным благодаря высокому мастерству таких асов, как коммунист Георгий Захарович Кришталенко, кавалер трех орденов Красного Знамени, двух орденов Красной Звезды и двух орденов Отечественной войны...
      Под стать ему был и ведущий разведгруппы лейтенант Ю. Балабин. Как свидетельствуют документы, командующий 7-й гвардейской армией генерал М. С. Шумилов своим приказом за образцовое выполнение сложных заданий наградил его наручными золотыми часами, отметив также высокое мастерство при ведении воздушной разведки летчиков-штурмовиков С. Володина, Н. Пушкина, В. Лыкова, А. Фаткулина.
      ...Когда синеватый зимний рассвет озарили красные ракеты - сигнал о наступлении - и оглушительный гром артиллерийской и авиационной подготовки потряс обледенелую землю, противник был ошеломлен: он не смог определить направление главного удара и сконцентрировать свои силы. Два острых наступательных клина вонзились в оборону врага, и к концу вторых суток фронт прорыва расширился до семидесяти километров, углубился на тридцать, как бы клещами охватив Кировоград.
      Условия для наступления наземных войск были довольно благоприятными. Сухая погода, слабый мороз, отсутствие снежных заносов - все это способствовало маневру и подвозу боеприпасов, горючего, продовольствия. Густая облачность и туманы, помогая пехоте, сдерживали действия авиации.
      В марте наконец распогодилось. Небо очистилось, и целые полки нашей штурмовой и истребительной авиации принялись громить железнодорожные станции и аэродромы, оказывая поддержку наземным войскам. Напряжение было на пределе человеческих возможностей. Летчики и стрелки с утра до ночи не покидали кабины своих машин.
      ...Командованию 735-го полка было приказано нанести удар по станции Долинская, где, по предварительным данным разведки, гитлеровцы сосредоточили эшелоны с военной техникой и цистерны с горючим. Ведущий - командир полка С. Володин сформировал группу из шестнадцати экипажей. Прикрывали штурмовиков восемь "яков" во главе с капитаном В. Шевчуком.
      В тот день в группе летел и Владимир Ермолаев. Отчаянный парень! Пересел он на штурмовик с истребителя, и потому имел свой особый почерк. Увидев двух "фоккеров", Ермолаев доложил ведущим штурмовиков и истребителей. Те приняли сообщение. Все шло хорошо. Над целью самолеты зашли на боевой курс, выпустили эрэсы, сбросили бомбы.
      На земле забушевал огонь...
      Штурмовики продолжали атаковать объект. Натужно ревели моторы, длинные языки пламени плясали на стволах пушек и пулеметов. О "фоккерах" Ермолаев забыл в пылу боя. Вспомнил при выходе из пикирования, когда услышал какой-то треск и машина задрожала. Мельком увидел, как из-под крыла метнулся вражеский истребитель. Выходит, "яки" прозевали атаку гитлеровцев? Воздушный стрелок молчал. С трудом Ермолаев взял курс на свой аэродром. На душе стало светлее, когда увидел два своих истребителя. В кабине одного узнал Евгения Меншутина, с которым служил в запасном полку. Тот что-то кричал, жестикулировал, но Ермолаев его не понял.
      Так и тянул на свой аэродром. С ходу зашел на посадку, подрулил к месту стоянки: Хотел открыть фонарь, но тот - ни с места. Механики суетятся, помогают, ничего сделать не могут. Наконец ломом открыли кабину. Ермолаев выскочил из нее и бросился к стрелку сержанту В. Корчагину. Раненый морщился от боли, постанывал. Меховый комбинезон стрелка сзади весь был иссечен осколками. Подошла машина и увезла Корчагина в санчасть.
      Когда Ермолаев обошел свой "ильюшин", то ахнул - в сквозную пробоину беспрепятственно залез мастер по вооружению. Выходит, и на этот раз судьба была благосклонной.
      Сколько их, таких вылетов, было у Владимира Ивановича Ермолаева, Героя Советского Союза?! Думается, немало.
      Успех сопутствовал и группе, которую повел капитан А. Девятьяров. Обнаружив железнодорожный состав под парами, следовавший, по всему, в сторону Николаева, штурмовики пустили под откос все его 70 вагонов.
      Гитлеровцы, стараясь сдержать натиск советских войск, активизировали действия своей авиации. С кировоградского аэродрома поднимались в воздух сотни "юнкерсов", обычно в сопровождении "мессершмиттов".
      Любой ценой нужно было парализовать эти точки, не дать возможности подниматься в воздух крестатой саранче.
      Командир корпуса В. Г. Рязанов, находясь на армейском КП генерала И. М. Манагарова, приказал майору Д. Рымшину полком нанести удар по близлежащему активнодействующему аэродрому. Предварительно летчики изучили характер местности, подходы к объекту, по фотоснимкам - размещение самолетов, зенитных средств, ангаров.
      На рассвете "илы" поднялись в воздух. К цели шли двумя группами на предельно малой высоте. Младший лейтенант В. Андрианов летел во второй группе. Несмотря на зенитный огонь, полк благополучно вышел на контрольный ориентир вблизи цели и, набрав высоту метров четыреста, выполнил команду "Все вдруг". Перед штурмовиками открылось широкое летное поле. Два "Фокке-Вульф-190" выруливали на взлетную полосу. По сигналу майора Д. Рымшина две пары обрушились на истребителей и зенитную батарею. Остальные с ходу сбросили бомбы на стоянки, взлетную полосу и аэродромные постройки. Раздались взрывы, поплыли черные клубы дыма. Выполнив еще два захода на цель, штурмовики легли на обратный курс. Внизу, на земле, горели 12 бомбардировщиков.
      Понятно, что не обошлось без воздушного боя. Истребители прикрытия сбили еще три вражеских самолета.
      ...Еще в боях на Калининском фронте сержант Бегельдинов видел варварское изобретение фашистов - специальный плуг, который выводил из строя железнодорожное полотно: ломал пополам шпалы, а рельсы, упираясь в покатые "щеки" агрегата, изгибались и лопались. За какой-то час он мог вывести из строя двенадцать-пятнадцать километров пути. Именно такой "плуг" и орудовал между Малой Виской и Первомайском.
      Вот что рассказал мне Т. Я. Бегельдинов. Его вызвал на КП командир полка майор П. Шишкин и приказал любой ценой уничтожить разрушительное устройство.
      Приведу его рассказ дословно.
      "Пролетая не раз над этими местами, я видел стальные нити рельсов. И вдруг - их нет. Не было и паровоза с "плугом". Получив приказ комполка, не раз пытался обнаружить злодеев, но тщетно. И тут нам на помощь пришла наземная разведка.
      С воздушным стрелком сержантом Алексеем Грачевым мы находились на КП аэродрома в боевой готовности, когда поступили сведения о том, что "наш" паровоз орудует у Малой Виски. Лечу туда, вижу: варварская работа налицо, а самого путеразрушителя и след простыл.
      И так день за днем. Начинаю нервничать - командование не дает покоя, требует немедленного уничтожения вредителей. Ведь за эти дни они причинили столько вреда, что потом потребуются недели для восстановления путей, а кроме того, понадобятся материалы, затраты труда сотен солдат и офицеров инженерных войск. Мало того, разрушения повлекут задержку в доставке грузов наступающим войскам.
      Помню, о путеразрушителе не было никаких сведений, я вновь вылетел на разведку. Собрал данные о позициях немцев, сфотографировал расположение артиллерийских батарей, врытые в землю танки. Лечу на свой аэродром.
      Неожиданно замечаю внизу странную тень. Именно тень. В лучах заходящего солнца движется что-то непонятно большое, уродливое. Резко снижаюсь и тут только понимаю, почему бесплодной была моя "охота". Сверху на паровозе смонтирована площадка-макет, на ней - снег, комья земли, кусты.
      Я даже вскрикнул от радости. Ну, теперь ты от меня не уйдешь! Захожу сбоку, беру макет в прицел, атакую. Машинист резко дает ход - и снаряды идут мимо цели. Атакую вновь. Видно, снаряд попал в котел, потому что облако пара вдруг поднялось метров на двадцать..."
      Подобная встреча с паровозом-"плугом", режущим шпалы, произошла и в районе Подвысокое, где разведку вели летчики лейтенант Е. Алехнович и младший лейтенант И. Драченко. Тот самый, который попал под Мерефой в зону сильного зенитного огня и был подбит.
      В бессознательном состоянии он оказался в плену, вскоре с группой товарищей бежал из полтавского лагеря. После излечения в Москве возвратился в полк с глазным протезом, но добился разрешения летать.
      Так вот, на полотне дороги штурмовики заметили паровоз с двумя платформами, на которых стояли зенитные пушки. Присмотревшись, поняли, что это путеразрушитель. Атака "ильюшиных" - и огненные струи эрэсов уперлись в локомотив, пушечные снаряды накрыли зенитчиков на платформе. Паровоз-вредитель попятился назад и сошел с рельсов, так как полотно с хвоста было разрушено...
      На войне счастье побед редко бывает безоблачным. На этот раз беда подстерегла комэска старшего лейтенанта А. Карпова. Он вел свою группу штурмовиков в район села Совшевка, здесь немцы сконцентрировали большое количество техники. Сюда же, по сведению разведки, прибыло и несколько частей моторизованной пехоты.
      Группа Карпова была сравнительно небольшая. Стояла прескверная погода: над землей плыли плотные космы тумана, при этом все внизу кажется расплывчатым, смазанным.
      При подходе к намеченному квадрату штурмовики натолкнулись на массированный зенитный огонь Небо буквально рвали зеленые и желтые трассы тяжелых установок и "эрликонов". Несмотря на это, группа подожгла несколько танков, разогнала по укрытиям пехоту противника. Но гитлеровские зенитчики не унимались: то справа, то слева вспыхивали шапки разрывов сотни снарядов буравили небо. Один из них таки попал в машину ведущего. "Ил", по сути дела, стал неуправляемым. Он шел какими-то зигзагами, терял высоту. С каждым метром падения все отчетливей приближалась земля: черно-серая, покрытая оспинами воронок, очагами пожаров.
      Когда самолет ударился фюзеляжем об землю, первым пришел в сознание воздушный стрелок сержант Б. Бурлак. Он с трудом освободился от лямок парашюта, вылез из кабины. Выбрался на плоскость и Карпов, но сразу с нее упал. Стрелок бросился к командиру, приподнял его голову; из рваной раны на шее хлестала кровь. Помочь раненому Карпову так и не смог - на него навалились немцы, куда-то поволокли.
      Позже узнал, что подбитая машина упала вблизи станции Куцевка, недалеко от Кировограда, где еще хозяйничали оккупанты. По-видимому, Карпов погиб после пыток в полевой жандармерии...
      В одном из сараев Бурлака раздели. Потом конвоиры увезли его в полевую жандармерию. Здесь Бурлак встретил раненого лейтенанта В. Бушуева из своего полка. Еле узнал: из ран сочилась кровь, лицо и руки в волдырях от ожогов, видно, выбросился из горящей машины.
      В жандармерии их продержали недолго. На следующий день отправили в уманский лагерь.
      Впоследствии сержант Бурлак рассказывал, как гитлеровцы и их прихвостни старались растоптать в узниках все человеческое, переманивали на свою сторону всяческими посулами. Но те, кто находился за решетками и колючей проволокой, боролись до конца, использовали любую возможность, чтобы вырваться на волю.
      Бурлаку удалось достать немецкую шинель, и однажды ночью он бежал. После нескольких дней скитаний попал к партизанам.
      Воевал, но сердце все-таки рвалось в небо. С разрешения партизанского командования вернулся в освобожденную от фашистов Умань. Здесь встретил бежавшего из плена лейтенанта Бушуева. В Умани "наземники" связались с авиаторами, и через несколько дней на Ли-2 Бурлак и Бушуев прибыли в родной полк. Здесь они узнали, что однополчане посчитали их погибшими и из штаба родным были отправлены похоронки.
      Но судьба распорядилась иначе. И снова они в боевой семье. Сержант Владимир Бурлак был назначен в свою прежнюю 3-ю эскадрилью, которой командовал Георгий Васильевич Клёцкин. С ним Бурлак совершил более 140 боевых вылетов и воевал до самой победы. Но возвратимся к кировоградским событиям. В ходе наступления советских войск гитлеровцы оставили Плавни, Червоный Яр, Аджамку. К исходу третьего дня борьбы фронт прорыва расширился до ста километров. На оперативных картах острые клинья нашего наступления, будто выброшенные вперед, охватили Кировоград с северо - и юго-запада.
      Ощутимый урон противнику нанесли штурмовики корпуса у разъезда Лелековка, где замыкалось кольцо окружения и разместились складские помещения. Все запасы на складах, а также эшелон с военной техникой танками и арторудиями - были уничтожены.
      Здесь же эскадрильи штурмовиков под командованием капитана Г. Красоты и старшего лейтенанта Г. Александрова буквально разметали танковую и автомобильную колонны противника.
      Прибывший после занятия нашими войсками этого района начальник штаба 5-й гвардейской армии генерал-майор Н. И. Лямин в очередном донесении командующему фронтом сообщил: штурмовики сожгли 52 танка, 400 автомашин, 5 самоходных пушек {17} .
      Гитлеровцы уже бежали из Кировограда, Но и напоследок они творили гнусные злодеяния. Возвращаясь с заданий, летчики радировали командованию, что видят колонны машин. "На площадях города согнаны огромные толпы населения, людей погружают в машины и увозят на запад". Авиаторы срочно обратились к танкистам и пехотинцам, чтобы те воспрепятствовали этому черному делу. Лишь разрозненным группам гитлеровцев удалось выскользнуть из кольца окружения...
      Собираясь вместе, ветераны вспоминают о том, сколько различных встреч случалось на их фронтовых дорогах. Приведу один из таких рассказов. Как-то, когда летчики 800-го полка Ю. Гусев и Г. Фроленко вылетели на штурмовку вражеской колонны, к штурману полка капитану М. Степанову дежурный подвел пожилого пехотинца с автоматом и нехитрым походным скарбом за плечами.
      - Кого ищешь, батя? - спросил солдата капитан.
      - Сынок Юрий у меня в авиации служит. Может, слышали фамилию - Гусев?
      - Да, есть, есть такой летчик! Геройский парень, три ордена получил. Только сейчас он на задании, расчищает дорогу пехоте.
      Пожилой боец от этих слов будто окаменел, не мог сдвинуться с места. Потом сокрушенно махнул рукой, прошептал сдавленно:
      - Какая досада! Сын рядом, а увидеть его не смогу. Времени нет, своих надо догонять...
      Степанов знал, каким счастьем было встретить родного человека на неоглядных дорогах войны.
      Он не мог задержать отца Гусева, но когда Юрий посадил самолет, поспешил к летчику, рассказал все и дал машину.
      - Догоняй отца. Да надень боевые ордена. Пусть порадуется.
      Помчалась полуторка по проселочной дороге. В соседней деревне отец и сын встретились...
      Счастье встречи с близким человеком - матерью - выпало и младшему лейтенанту М. Белану. С начала войны он не имел весточки - цел ли их дом в Кировограде, жива ли мать...
      К вечеру жизнь на аэродроме стала понемногу затихать, экипажи возвратились с боевых вылетов. Михаил подошел к командиру эскадрильи с просьбой разрешить ему навестить родных. Тот разрешил отлучиться до семи утра и наказал, чтобы был летчик внимательным и осторожным. Город освобожден недавно, весь в развалинах - все может быть...
      Кировоград показался Белану вымершим: темень, руины, на улицах ни души. Дорога была неблизкой. Около полуночи, наконец, добрался. Вот его дом! Целый! Кто же там теперь? Вошел. За столом сидела его мать - седая, постаревшая вдруг женщина. Она повернулась к нему, и у нее затряслись руки. Попыталась встать, но не смогла. Истомилось, изболелось материнское сердце в безвестности, но верило, что жив, кровинушка.
      Миша бросился к матери: "Родная моя! Ты жива!" А мать зашептала, обнимая его: "Сынок, сынок..."