Хроники Томаса Кавинанта Неверующего (№2) - Война Иллеарта

Не открывая глаз, он лежал спокойно и внимательно исследовал себя, как будто анализировал последствия перенесенной страшной болезни.

Ниже грудной клетки он был завернут в мягкие чистые простыни. И он мог чувствовать материю пальцами ног. Холодная оцепенелость мертвенных нервов исчезла, была растворена целительным огнем, который достиг и мозга костей.

Изменение в его пальцах рук были даже более явными. Правая ладонь запуталась в простыне, и когда он пошевелил пальцами, то смог почувствовать текстуру ткани их кончиками. Его левая рука была сжата так сильно, что он мог ощущать пульс в ее суставах.

Но нервы не восстанавливались, не должны были. Проклятие! простонал он. Ощутимость этого прикосновения пронзила его сердце страхом. Он невольно прошептал:

— Нет, нет. — Но тон его был полон тщетности.

— Ах, мой друг, — вздохнул Морэм, — твои сны были полны таких отказов. Но я не понимаю их. Я слышал в твоем дыхании, что ты сопротивлялся своему собственному исцелению. И результат мне не ясен. Я не могу сказать, принесут ли твои отказы тебе благо или вред.

Кавинант взглянул на симпатичное лицо Морэма. Лорд все еще сидел возле кровати, его обитый железом посох был прислонен к стене прямо у него под рукой. Но сейчас в комнате не было факелов. Солнечный свет лился через большой проем в каменной стене рядом с постелью.

Пристальный взгляд Морэма заставил Кавинанта остро ощутить пожатие их рук. Он осторожно разжал свои пальцы. Потом приподнялся, опираясь на локти, и спросил, как долго он спал. Несмотря на отдых, его голос после криков в палате Совета Лордов был грубым и отдавался покалываниями в горле.

— Сейчас первая половина дня, — ответил Морэм. — Вызов был проведен вчера вечером.

— Ты был здесь все это время?

Лорд улыбнулся. — Нет. На ночное время — как бы это сказать? — меня попросили уйти. Высокий Лорд Елена сидела с тобой в мое отсутствие. — Минуту спустя он добавил:

— Она поговорит с тобой сегодня вечером, если ты хочешь.

Кавинант не ответил. Упоминание о Елене пробудило в нем возмущение действиями, из-за которых он оказался в Стране. Он думал о вызове как о деле ее рук: это именно ее голос оторвал его от Джоан. Джоан! — мысленно прокричал он. Чтобы не предаваться этим душевным страданиям, он спрыгнул с кровати, собрал свою одежду и пошел поискать, где бы умыться.

В соседней комнате он обнаружил небольшой каменный бассейн, вдоль которого шла труба, на которой был ряд каменных клапанов, позволявших ему пустить воду там, где он хотел. Он наполнил бассейн. Когда он погрузил свои руки в воду, острый холод вызвал дрожь новой жизненности в его нервах. Полный гнева, он опустил в воду свою голову и не поднимал ее до тех пор, пока холод не добрался до костей его черепа. Потом он подошел и остановился над чашей со светящимся гравием, стоящей возле трубы.

Пока жар раскаленных камней сушил его, он пытался утихомирить боль в своем сердце. Он был прокаженным, и знал насквозь жизненную важность признания фактов. Джоан была потеряна для него; это был факт, как и его болезнь, — вне досягаемости какой-либо возможности перемены. Она станет сердиться, когда он не поговорит с ней, и будет сердиться на него, полагая, что он нарочно дает отпор ее призыву, ее гордости, храбрым усилиям навести мост между ними. И он не мог ничего с этим сделать. Он был снова пойман в ловушку своего бреда. Если он собирался продолжать остаться в живых, он не мог позволить себе роскошь огорчаться над потерей надежды. Он был прокаженным, все его надежды были ложны. Они были его врагами. Они могли убить его, ослепляя убийственной силой фактов. А фактом было, что Страна — это лишь иллюзия. Было фактом, что его заманили, поймали в сеть его собственной слабости. Фактом была его проказа. Он настаивал на этом, и в то же время слабо возражал самому себе: «Нет! Я не могу постичь это!» Но холодная вода испарилась с его кожи и была заменена добрым, земным теплом гравия. Ощущения возбуждающе пробежали по его конечностям до кончиков пальцев на руках и ногах. С диким, упрямым взглядом, словно бившись головой о стену, он провел ВНК.

Потом он обнаружил зеркало из полированного камня и воспользовался им, чтобы внимательно рассмотреть свой лоб. На нем не было ни следа рубца — лечебная грязь стерла его рану полностью.

Он позвал:

— Морэм! — Но его голос имел непривычно молящий тон.

Противясь этому, он начал запихивать себя в свою одежду. Когда Лорд показался в дверях, Кавинант не обратил на него свой взор. Он надел свою тенниску и джинсы, обул ноги в сапоги, потом пошел в этом костюме в третью комнату своих покоев. Затем он нашел дверь, ведущую на балкон. С Морэмом за спиной, он шагнул на свежий воздух. Сразу, как перед ним открылся вид, спазм головокружения сжал его. Балкон располагался на середине южной стены Ревлстона — более чем в тысяче футов над предгорьем, на котором покоилось основание этой горы.

Глубина неожиданно разверзлась у него перед ногами. От страха высоты у него зазвенело в ушах; он стремительно схватился руками за каменное ограждение, прильнул к нему, прижавшись грудью.

Через мгновение приступ прошел. Морэм спросил его в чем дело, но он не стал объяснять. Глубоко дыша, он с усилием выпрямился и встал, прижавшись спиной к успокаивающему камню Твердыни. Стоя так, он осмотрелся.

Насколько он помнил, Ревлстон занимал длинный горный клин, который простирался отсюда в западную сторону. Он был высечен из гор великанами много столетий тому назад, во времена Старого Лорда Дэймлона Друга Великанов. Над Твердыней простиралось плато, которое уходило за нее на запад и на север, до начала водопадов Фэл на расстояние одной или двух лиг, пока не упиралось в суровые Западные горы. Водопад был слишком далеко отсюда, чтобы его можно было увидеть, но вдали река Белая изгибалась на юго-восток от своего начала у водопада Фэл. Выше реки на юго-западе Кавинант видел широкие равнины и холмы, которые уходили к Тротгарду. В этом направлении он не заметил никаких признаков возделывания земли или поселений; но на восток от него были полные урожаем поля, сады, реки, селения — все это сверкало под солнцем, словно излучая здоровье. Глядя на это, он почувствовал, что была ранняя осень. Солнце стояло в южной части неба, воздух был не таким теплым, как это казалось, и ветерок, который нежно обдувал лицо Ревлстона, был наполнен ароматом суглинистого обрыва.

Время года в этой стране, так отличающееся от весенней погоды, из которой он был выхвачен, вызывало у него ощущение дополнительной противоречивости, резкого и невероятного перемещения. Это напомнило ему многое, но он заставил себя вернуться к прошлому вечеру. Он твердо сказал:

— Не получилось ли так, что это именно Фаул, быть может, позволил этому бедному вейнхиму вынудить вас вызвать меня сюда?

— Конечно, — ответил Морэм. — Именно так и действует Презирающий.

Он собирается использовать тебя как средство разрушения.

— Но почему тогда вы это сделали? Адский огонь! Ты же знаешь, что я чувствую по отношению ко всему этому — я говорил тебе об этом достаточно часто. Я не хочу… Я не собираюсь нести ответственность за то, что происходит с вами.

Лорд Морэм пожал плечами. — Это парадокс Белого Золота. Надежда и отчаяние приходят к нам в одном лице. Как мы можем отказаться от риска? Не используя всей той помощи, которую мы только можем найти или создать сами для себя, мы не сможем противостоять мощи Лорда Фаула. Мы верим, что в конце концов ты не отвернешься от Страны.

— У тебя было сорок лет, чтобы подумать над этим. Ты должен знать, как мало я заслуживаю и даже не желаю вашего доверия.

— Возможно. Вомарк Хайл Трой очень много спорил таким же образом, хотя он очень многого не знает о тебе. Он считает, что глупо верить в кого-либо, кто так не расположен к нам. Он не убежден, что мы проиграем эту войну. Он строит смелые планы. Но я слышу смех Презирающего. К лучшему или худшему, я — пророк и предсказатель этого Совета. Я слышу… я одобряю решение Высокого Лорда вызвать тебя. По многим причинам. Томас Кавинант, мы жили здесь эти годы не в сладостных грезах о мире, ожидая, пока Лорд Фаул укрепит свою мощь и соберется выступить против нас. С момента твоего ухода из Страны и до сегодняшнего дня мы старательно готовились к обороне. Разведчики и Лорды объезжали Страну из конца в конец, собирая людей вместе, предупреждая их, передавая знания, которыми они обладают. Я сам бросал вызов опасности на Раздробленных Холмах и сражался на краю Огнеубийцы — но не об этом я сейчас говорю. Я принес обратно знание об Опустошителях. Од ин лишь дуккха не заставил бы нас призвать тебя.

Даже под горячими лучами солнца при слове «Опустошитель» Кавинант почувствовал холодную дрожь, которую не смог сдержать. Вспомнив другого вейнхима, которого он видел, умершего, с железным шипом, пронзившем его сердце — убитого Опустошителем, — он спросил:

— Так что о них? Что ты узнал?

— Много я узнал или мало, — Морэм вздохнул, — это зависит от того, как использовать эти знания. В важности этих сведений ошибиться нельзя — и все-таки их полный смысл ускользает от нас.

Когда ты был в прошлый раз в Стране, мы знали, что Опустошители были еще за ее пределами, а также то, что, как и их повелитель, они не могли были быть погублены Ритуалом Осквернения, которому Кевин Расточитель Страны предался в отчаянии. Некоторые знания об этих существах мы почерпнули из старых легенд, из Первого Завета и знаний великанов. Мы знали, что когда-то их звали Шеол, Джеханнум и Херим, что они не имеют собственных тел и питаются душами живых существ. Когда Презирающий был достаточно могущественным, чтобы давать им силу, они порабощали живые существа или людей, входя в их тела, подчиняя их волю и используя захваченную плоть для осуществления целей их господина. Укрываясь в формах, которые не были их собственными, они были хорошо скрыты, и могли таким образом входить в доверие у своих врагов. Много храбрых защитников Страны были завлечены таким способом к погибели во времена Старых Лордов. Но я узнал больше. Около Яслей Фаула я был побит — побежден страшно превосходящей меня силой. Я спасался бегством через Раздробленные Холмы, и только посох Вариоля, моего отца, отделил меня от смерти, не дал врагу наложить на меня руки. Я полагал, что сражался с высшим мастером учения юр-вайлов. Но я узнал… я узнал кое-что другое.

Лорд Морэм смотрел невидяще в глубину неба мрачным сосредоточенным взором, вспоминая, что случилось с ним. Спустя мгновение он продолжил:

— Я сражался с Опустошителем — с Опустошителем в образе юр-вайла. Прикосновение его руки поведало мне многое. В древнейшие времена, о которых не рассказывают наши даже самые древние легенды, даже раньше того туманного времени, когда появились люди в Стране и раньше жестокой вырубки Всеединого Леса, у Колосса Землепровала были и могущество, и цель существования. Он стоял на Землепровале как угрожающий кулак над Нижней Страной, который с помощью могущества Леса изгонял темное зло из Верхней Страны.

Внезапно он разразился медленной песнью, похожей на похоронную, тихий ниспадающий гимн, который рассказывал историю Колосса так, как она была известна Лордам прежде, до того, как сын Вариоля получил новые знания. Со сдержанной печалью о потерянном великолепии, в песне рассказывалось о Колоссе Землепровала — громадном каменном монолите, вздымающемся в виде кулака, который стоял рядом с водопадом, где река Лендрайдер, текущая через Равнины Ра, превращалась в реку Руиномойка Испорченных Равнин.

С древних времен, еще задолго до того, как Берек, Лорд-Основатель, потерял половину своей руки, Колосс стоял одиноким мрачным стражем над крутым обрывом Землепровала, и самые старые расплывчатые легенды Старых Лордов рассказывали о тех временах в эпоху владычества в Стране Всеединого Леса, когда этот вздымающийся кулак обладал силой остановить тень Злобы, сдержать ее, и сила эта не ослабевала, пока не началась вырубка леса неожиданным врагом — человеком, зашедшим уже слишком далеко, чтобы быть остановленным. И затем, оскорбленный и ослабленный насилием над деревьями, Колосс перестал сдерживать и позволил тени Злобы быть свободной. С этого времени, с момента оскорбительного поражения, земля медленно теряла силу и волю и возможность защитить саму себя. Итак, бремя сопротивления Презирающему легло на род, который навлек тень на себя, а от последствий этого страдала вся Страна.

— Но Колосс ограждал Страну не от Злобы, — продолжал Морэм, когда спел песню. — Презирающий был проклятием людей. Он пришел с ними в Страну из холодного мучительного севера и с юга, где правит голод.

Нет, Колосс Землепровала сдерживал других врагов — трех братьев, ненавидящих деревья и землю, братьев, которые уже были в Испорченных Равнинах задолго до того, как Лорд Фаул впервые бросил свою тень там. Они были близнецами — тройней, отродьем, порождением одного чрева их давно позабытой матери — и имена их были самадхи, мокша и туриа. Они ненавидели Страну и все, что растет на ней, точно так же, как Лорд Фаул ненавидит жизнь и любовь. Когда Колосс ослабил преграждение, они пришли в Верхнюю Страну, и, с их страстью к уничтожению и наведению страха, быстро попали под власть Презирающего. С этого времени они были его высочайшими слугами. Они совершали для него вероломства, когда надо было скрыть его руку, и вели сражения за него, когда он не мог возглавлять свои армии. Это именно самадхи, которого теперь зовут Шеол, завладел сердцами сторонников Берека, именно Шеол убил защитников Страны и довел Берека, потерявшего половину руки и одинокого, до крайнего отчаяния на склонах горы Грома. Это именно туриа и мокша, Херим и Джеханнум, страстно желали появления могучих и злобных демонов и добились порождения Демонмглой юр-вайлов. Теперь трое снова объединились с Лордом Фаулом — объединились и громко взывают к опустошению Страны. Но, увы… увы, мое неведение и слабость. Я не могу предвидеть, что они сделают. Я слышу их голоса, громкие от страстного желания расколоть деревья и опалить почву, но их намерения ускользают от меня. Страна находится в такой опасности потому, что ее слуги слабы.

Грубое красноречие Морэма увлекло Кавинанта, и под его влиянием, казалось, сверкающий солнечный свет померк в его глазах. Ожесточившийся, нерасположенный ко всем им, он уловил ощущение неясной и жестокой болезни, которая подкралась сзади к духу Страны, создавая неодолимые препятствия ее несовершенным защитникам. Когда он посмотрел на себя самого, то не увидел ничего, кроме предзнаменования бесполезности и тщетности. Эти люди, которые уверяли его в том, что он обладает могуществом, ужасно страдали от своего непреодолимого и неизлечимого бессилия. Грубо — более грубо, чем хотел бы — он спросил:

— Почему?

Морэм отвлекся от своих внутренних видений и вопросительно поднял брови, глядя на Кавинанта.

— Почему вы слабы?

На его вопрос Лорд печально улыбнулся. — Ах, мой друг — я забыл, что ты задаешь подобные вопросы. Ты склоняешь меня к длинным речам.

Хотя я думаю, что если бы я мог ответить коротко, ты бы не был мне так нужен. — Но Кавинант не смягчился, и после паузы Морэм сказал:

— Ну, хорошо, я не могу отказать тебе в ответе. Но пойдем — там нас ждет еда. Давай поедим. Потом я подумаю, какой ответ я могу дать.

Кавинант отказался. Презирая свой голод, он не желал делать больше ни одной уступки в отношении Страны пока не узнал бы лучше, к чему это может привести.

Морэм мгновение смотрел на него, а потом ответил размеренным тоном:

— Если то, что ты говоришь — правда, если Страна и Земля и все не более, чем сон, угроза безумия для тебя — даже в этом случае ты должен поесть. Голод есть голод, потребность есть потребность. Как же иначе?…

— Нет. — Кавинант с трудом отверг эту идею.

При этом золотые блестки ярко вспыхнули в глазах Морэма, словно в них отразился жар солнца, и он сказал спокойно:

— Тогда ответь сам на свой собственный вопрос. Ответь на него и спаси нас. Если мы беспомощны и не имеем друзей, то в этом — твоя вина. Только ты можешь проникнуть в тайны, которые окружают нас.

— Нет, — повторил Кавинант. Он осознавал то, что говорил Морэм, и отказался принять это. — Нет, — ответил он на пылкий взгляд Морэма. — Это уже слишком — считать меня виновным в том, что я прокаженный. Это не моя вина. Вы слишком далеко зашли.

— Юр-Лорд, — Морэм ответил, отчетливо выговаривая каждое слово. — Опасность нависла над Страной. Расстояние для меня не играет никакой роли.

— Это не то, что я имел в виду. Я подразумевал, что вы делаете слишком далеко идущие выводы из того, что я сказал. Я не могу сам формировать свое сновидение. Я не управляю, я просто новая жертва. Все, что я знаю — это то, что мне говорят.

То, что я хочу понять — это почему ты стараешься навязать мне ответственность за все это. Что делает вас слабее меня? У вас есть Посох Закона. У вас есть учения радхамаэрль и лиллианрилл. Что делает вас такими убийственно слабыми?

Пыл во взоре Лорда медленно угас. Сложив свои руки так, что его посох был прижат поперек груди, он грустно улыбнулся. — Твои вопросы становятся все сложнее и сложнее. Если я позволю тебе продолжать задавать их, боюсь, что тогда только рассказа великанов будет достаточно для ответа. Прости, мой друг. Я знаю, что наши опасности не могут быть возложены на твою голову. Сон это для тебя или нет — в этом для нас нет разницы. Мы должны служить Стране.

Теперь я должен тебе напомнить, что учения радхамаэрль и лиллианрилл — это другой вопрос, не связанный со слабостью Лордов. Учение о камне радхамаэрль и древесное учение лиллианрилл были сохранены с древних веков людьми подкамений и настволий. В своем изгнании после Ритуала Осквернения люди Страны потеряли много своих жизненных богатств. Они были глубоко обездолены и могли сохранить только те знания, которые давали им возможность выживать. Так, когда они вернулись в Страну, они привели с собой тех, чьей работой в изгнании было сохранение и использование учения: гравлингасов радхамаэрля и хайербрендов лиллианрилл. Это именно гравлингасы и хайербренды делают жизнь деревень цветущей — теплой зимой и обильной летом, истинной песней Страны. Учение Высокого Лорда Кевина Расточителя Страны служит совсем другим целям. Эти знания предназначены для лосраата и Лордов. Времена Старых Лордов, до того, как Лорд Фаул вступил в открытую войну с Кевином, сыном Лорика, были одними из самых доблестных, радостных и полных силы среди всех времен Страны. Учение Кевина способно было управлять могущественнейшей Земной Силой и целомудренно служило Стране. Страна процветала. Здоровье и веселье наполняло цветущую Страну и сверкающее земное сокровище Анделейна украшало сердце Страны бесценными лесами и камнями. Это были замечательные в ремена…

Но всему этому пришел конец. Отчаяние омрачило рассудок Кевина, и Ритуалом Осквернения он разрушил все то, что любил, намереваясь при этом уничтожить и Презирающего. Однако перед этим, имея дар предсказания и предвидения, нашел средства спасти многое из силы и красоты. Он предупредил великанов и ранихинов, чтобы они могли спастись. Он отослал Стражей Крови в безопасное место. И он оставил свои знания для последующих веков — так, чтобы они не могли попасть в дурные или неподготовленные руки. Первый Завет он отдал великанам, и когда изгнание людей из Страны закончилось, они отдали его Новым Лордам, предшественникам этого Совета. В свою очередь эти Лорды постигли клятву Мира и передали ее всем людям Страны — клятву, предохраняющую от разрушительной страсти Кевина. И эти Лорды, наши предшественники, поклялись самим себе и их друзьям в верности и службе Стране и Земной Силе.

Теперь, мой друг, ты знаешь о Втором Завете. Оба содержат много знаний и много силы, и если овладеть ими, они приведут нас к Третьему Завету. И таким способом, путем овладения знаниями, мы станем обладать всем Учением Кевина. Но мы терпим неудачу — нам не удается постижение Учения. Мы переводим с языка Старых Лордов. Мы изучаем мастерство, обычаи и песни, относящиеся к Учению. Мы изучаем мир и посвящаем самих себя жизни в Стране. И все-таки чего-то недостает. Что-то мы неправильно понимаем — мы не овладеваем учением в полной мере. Только часть силы этих знаний отвечает нашим прикосновениям. И потому мы не можем ничего изучить из других Заветов — а тем более из Седьмого, который способен пробудить саму Земную Силу. Что-то, Юр-Лорд, что-то такое есть в нас самих, из-за чего мы терпим неудачу. Я чувствую это своим сердцем. Нам чего-то недостает. Мы не способны претендовать на власть. Лорд замолчал, опустив голову, задумавшись, и его щека коснулась посоха. Кавинант смотрел на него некоторое время. Теплота солнца и прохлада ветерка подчеркивали суровую самооценку Морэма. А сам Ревлстон создавал впечатление, что его население — карлики.

Однако искренность и мужественность ответов Лорда придали Кавинанту силу. Наконец он нашел в себе мужество задать свой самый важный вопрос:

— Тогда почему я здесь? Почему он позволил вам вызвать меня?

Разве он не желает обладать Белым Золотом?

Не поднимая головы, Морэм сказал:

— Лорд Фаул не готов противостоять тебе. Дикая Магия пока превосходит его. Вместо этого он пытается заставить тебя уничтожить самого себя. Я видел это. — Видел это? — мягко с болью откликнулся Кавинант.

— В серых видениях я увидел мельком сердце Презирающего. Поэтому я знаю, что говорю. Даже сейчас Лорд Фаул полагает, что его сила не равна Дикой Магии. Он не готов еще противостоять тебе.

Вспомни, что сорок лет тому назад Друл Камневый Червь обладал и Посохом, и Камнем. Желая еще больше власти — желая обладать всей вообще возможной властью — он старался влиять на тебя такими способами, которые Презирающий не избрал бы — способами, которые были расточительными и глупыми. Друл был безумным. А Лорд Фаул не имел желания учить его мудрости.

Теперь обстоятельства другие. Лорд Фаул не растрачивает свои силы, не идет на риск, если тот не ведет к достижению цели. Он старается косвенно заставить тебя исполнять его приказания. И если все подойдет к концу, а ты все еще будешь непобежденным, он будет сражаться с тобой — но только если будет уверен в победе. А до тех пор он будет стараться склонить твою волю к тому, чтобы ты избрал борьбу против Страны, или чтобы ты отказался защищать нас, так, чтобы он был бы свободен уничтожить нас.

Но он сейчас не предпримет ни одного открытого действия против тебя. Он боится Дикой Магии. Белое Золото не связано с Аркой Времени, и он будет пытаться предотвратить его использование до тех пор, пока он не будет уверен, что оно будет использовано не против него.

Кавинант внимал искренним словам Морэма. Презирающий говорил ему много подобных вещей там, на высоте Смотровой Кевина, когда он впервые появился в Стране. Он содрогнулся при недобром воспоминании о презрительности Лорда Фаула — содрогнулся и ощутил холод, так, словно сквозь ясный солнечный свет, сияющий над Ревлстоном, повеяло сырым туманом Зла, пропитывая его душу ароматом эфира, заполняя его уши низким гулом — ниже грани слышимости — громом лавин. Глядя в глаза Морэма, он знал, что тот говорит ему правду и отвечает настолько честно, как только может.

— У меня нет выбора. — Одно это уже вызвало у него желание опустить голову от стыда, но он заставил себя выдержать пристальный взгляд Лорда. — Мне придется идти этим путем. Даже если это не является хорошим ответом — даже если безумие не единственная опасность в снах. Даже если бы я верил в эту Дикую Магию. Но я даже не представляю, как использовать ее.

Сделав над собой усилие, Морэм мягко улыбнулся. Но его угрюмый взгляд омрачил эту улыбку. Он твердо смотрел в глаза Кавинанту, и его голос был печален, когда он говорил. — Ах, мой друг, тогда что же ты будешь делать?

У Кавинанта перехватило горло от мягкости неосуждающего вопроса.

Он не был готов к такому проявлению симпатии. С трудом он ответил:

— Я буду стремиться выжить.

Морэм медленно кивнул головой, спустя мгновение повернулся и направился к выходу из комнаты. Подойдя к двери, он сказал:

— Я уже опаздываю. Совет ждет меня. Я должен идти.

Но прежде, чем Морэм ушел, Кавинант окликнул его.

— Почему не ты являешься Высоким Лордом? — Он пытался этим найти способ поблагодарить Морэма. — Разве тебя не ценят здесь?

Морэм ответил просто, не оборачиваясь, через плечо:

— Мое время еще не пришло. — Затем вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Глава 5

Дуккха

Кавинант повернулся и посмотрел на юг от Ревлстона. Ему надо было многое обдумать, и непросто было все осознать. Но, казалось, его чувства уже жили в согласии со Страной. Он мог вдыхать запах урожая на полях к востоку от него — они были уже почти готовы к жатве — и видеть сочность спелости далеких деревьев. Он чувствовал осень в солнечных лучах, ласкающих его лицо. Это ощущение усиливало волнение в его нервах и мешало попыткам ясно осознать все ситуацию. Ни один прокаженный, думал он мучительно, не один прокаженный не должен иметь даже тень желания жить в таком здоровом мире.

Однако, он не мог отрицать этого, его взволновало сообщение Морэма о затруднительном положении Лордов. Он был растроган Страной и людьми, которые ей служили — несмотря на то, что они вынуждали его так мало заботиться о себе. С тяжелым сердцем он ушел с балкона и с тоской посмотрел на поднос с едой, который был поставлен для него в центре гостиной. Суп и тушеное мясо источали аромат, напоминая ему как он голоден. Нет. Он не мог позволить себе сделать еще одну уступку. Голод был как пробуждение нервов — иллюзией, обманом, мечтой. Он не мог…

Стук в дверь прервал его размышления. На мгновение он замер в нерешительности. Он не хотел ни с кем разговаривать, пока у него еще было время поразмышлять. Но в то же время он не хотел быть один. Страх безумия всегда усиливался, когда он был один.

Продолжая движение, не оборачиваясь, он с горечью бормотал себе под нос формулировки, которые вроде бы улучшали его состояние.

Затем подошел к двери и открыл ее.

В коридоре снаружи стоял Хайл Трой.

Он был в той же одежде, которую Кавинант видел на нем до этого, крепко сидящих солнцезащитных очках, и снова улыбка на его губах была слегка таинственной и извиняющейся. Острое болезненное чувство тревоги появилось в горячей от волнения крови Кавинанта. Он старался не думать об этом человеке.

— Пойдем со мной, — сказал Трой. В его властном голосе был слышен приказ. — Лорды сейчас заняты тем, что тебе следовало бы видеть. Кавинант пожал плечами, чтобы скрыть дрожь в них. Трой был ему врагом, и Кавинант чувствовал это. Но он уже сделал выбор — тогда, когда открыл дверь. Он смело шагнул в коридор.

В коридоре он увидел Баннора, который стоял и наблюдал за его дверью.

Хайл Трой пошел быстро и уверенно, широким шагом. Но Кавинант повернулся к Стражу Крови. Баннор встретил его взгляд кивком головы, некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Плоское, смуглое, непроницаемое лицо Баннора нисколько не изменилось; Кавинант не заметил никаких признаков старения. Выглядя расслабленным и податливым, Страж Крови в то же время излучал физическую силу, ощутимую компетентность, которые пугали и принижали Кавинанта, и все-таки Кавинант почувствовал что-то грустное в недоступности Баннора времени.

Стражи Крови говорили, что им по две тысячи лет. Они были вне времени из-за строгой и всепоглощающей Клятвы служения Лордам, в то время как все люди, которых они когда-то знали — включая великанов и Высокого Лорда Кевина, который вдохновил их на принесение Клятвы превратились в пыль.

Глядя сейчас на Баннора, с его отчужденным выражением лица, с босыми ногами и в короткой коричневой тунике, Кавинант внезапно интуитивно почувствовал, что его предыдущее подсознательное восприятие прояснилось. Сколько раз Баннор спасал его жизнь? Он не смог этого вспомнить сразу. Неожиданно он почувствовал уверенность, что с высоты своего невероятного двухтысячелетнего опыта , лишенный непредвиденной силой его Клятвы дома, сна, смерти, любимых существ, Баннор мог достигнуть знания, которое было так необходимо Кавинанту.

— Баннор… — начал он.

— Да, Юр-Лорд. — Голос Стража Крови был таким же бесстрастным, как само время.

Но Кавинант не знал, как спросить; он не знал как выразить свою просьбу словами так, чтобы они не выглядели нападками на невероятную верность Стража Крови. Вместо этого, он пробормотал: «Итак, мы снова вернулись к этому же».

— Высокий Лорд избрала меня смотреть за тобой.

— Пойдем, — властно позвал Трой. — Тебе следует это видеть.

Кавинант еще некоторое время не обращал на него внимания. Он сказал Баннору:

— Я надеюсь, этот раз будет лучше, чем прошлый. — Затем повернулся и пошел по коридору вслед за Троем. Он знал, что Баннор следует за ним сзади, хотя Страж Крови шел совершенно бесшумно. Хайл Трой нетерпеливо вел Кавинанта вглубь сквозь все уровни Твердыни. Они быстро миновали залы с высокими сводами, сквозные коридоры и спускались вниз по лестницам, пока не достигли места, которое Кавинант узнал: одна из длинных круговых галерей святилища, где обитатели Ревлстона собирались на вечернюю службу. Вслед за Троем он прошел через одну из многих дверей на балкон, с которого открывался вид в огромный круглый зал. В этом зале было семью таких же балконов, вырезанных в стенах, плоский пол, с возвышением на одной стороне, и куполообразный очень высокий потолок над балконами, такой высокий, что его нельзя было увидеть. Святилище было темным, свет исходил только от четырех факелов лиллианрилл, установленных вокруг возвышения. Баннор закрыл дверь, прекратив доступ света, исходящего из наружного коридора, и в темноте Кавинант ухватился за перила, чтобы быть в безопасности перед глубиной этого зала. Он стоял на высоте нескольких сот футов над помостом.

Балконы были почти пусты. Было совершенно ясно, что та церемония, которая должна будет здесь произойти, не предназначалась для всего населения Ревлстона.

Девять Лордов уже были на помосте. Они стояли по кругу, обращенные друг к другу лицами. Факелы освещали их спины, и лица их были в тени. Кавинант не мог разглядеть их черты. — В этом виноват ты, — решительно прошептал Трой. — Они уже все испробовали. Ты пристыдил их и вынудил на это. К помосту направились два Стража Крови, несущие какую-то фигуру.