«Мне необходимо лучшее решение».
      Странно, но из всего того времени, которое «Труба» провела на краю черной дыры, она запомнила только эти слова. Морн оставалась в сознании достаточно долго. Она успела поговорить с Дэйвисом, убедиться в том, что он жив. Затем боль раздробленной руки вернула ее во тьму. И дальше…
      «Я не могу повторять это вновь и вновь. Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда».
      Кто-то отнес ее в лазарет. Наверное, Дэйвис. Это доказывали гипс и повязки на руке. Ее боль заглушили лекарствами. Ей вкололи много лекарств, иначе она не спала бы так долго. Однако Морн ничего не помнила. Сохранилось только неожиданное обобщение, которое она сделала. Несмотря на беседу с Дэйвисом, ее мысли двигались медленно, цепляясь за остатки сна и преграды лекарств.
      «Мне необходимо лучшее решение».
      Сказать это было легко – куда труднее сделать. За кораблем велась погоня. Их преследовали силы, которые она не могла оценить. Из-за позывных первого класса «Труба» была на виду у всей вселенной. Саботаж на борту привел к поломке двигателей. Бедный Сиро. Хотя, возможно, Энгус знает, как починить неисправность. Но после битвы в космосе он получил серьезные ранения. Если он пострадал слишком сильно, лазарет не вылечит его. Кроме того, могла вмешаться его программа.
      Через некоторое время погоня возобновится. Морн не находила путей к спасению. Все они влекли за собой большие жертвы: она могла купить свободу для своих друзей только ценою собственной жизни. Тут уже не до больной руки. Если она хочет найти лучшее решение, ей следует быстрее начать его поиск.
      Тем не менее Морн оставалась с сыном до тех пор, пока тот не заснул. Что значили для нее несколько минут в сравнении с тем, что он был жив и относительно цел, а значит, достоин сражения за его бесценную жизнь? Дэйвис неподвижно лежал под плетеным гравитационным куполом. Его обычная напряженность покинула тело. Время от времени из горла вырывался тихий храп, который быстро угасал. Во сне он выглядел мальчишкой и почти не походил на отца. Он казался уязвимым и нежным – не приученным к жестокости. Господи, как он нуждался в радости и любви! Но наследственность давала себя знать: в нем было больше от Энгуса, чем от Морн Хайленд.
      Глядя на него, она чувствовала острую боль, от которой ее не мог избавить ни один анальгетик и каталепсор. Энгус издевался над ней со звериной жестокостью, пытаясь сломить ее дух. В результате его забав она родила ребенка – сына, который стал ее бесценным сокровищем. Затем Морн обзавелась друзьями. К ней примкнули Вектор, Мика и отважный Сиб Макерн, защищавший ее, как преданный рыцарь.
      Однако теперь их спасение зависело только от Энгуса. Несмотря на этот факт, боль в сердце Морн взывала к мести. Она трубила сигнал к атаке во всех направлениях. Но Морн помнила, что в порыве измученной души Энгус отдался на волю ее решений. Сначала он спас ее от амнионов, затем поддался уговорам и доставил Вектора на Лабораторную станцию, где генетик проанализировал иммунное лекарство. Какое-то время Термопайлу пришлось выполнять приказы Ника. Он едва не сошел с ума от душевных мук.
      «Я не защищался», – сказал он, умоляя Морн освободить его от приоритетных кодов. Служба безопасности Рудной станции не нашла никаких доказательств, подтверждавших его вину. Однако Майлс Тэвернер запер Энгуса в камере. Он пытал и унижал его, силой и болью выбивая признание в совершении серьезных преступлений. Он ничего не добился, но это не помогло Термопайлу. «Я позволил им делать с собой все, что они хотели. Лишь бы ты осталась на свободе». Почему? «Потому что мы с тобой заключили сделку. Я отдал тебе пульт импланта, а ты позволила мне жить. Я просто выполнял свое обещание – независимо от того, как ты выполняла свое».
      Он говорил ей правду. Энгус знал о махинациях Тэвернера. Если бы он начал давать показания, то сговор Бюро по сбору информации с Ником и Майлсом был бы раскрыт. Термопайла не сделали бы киборгом полиции Концерна, и им не управлял бы человек, который мучил его в тюремной камере. Морн не могла отрицать, что Энгус хранил ей верность. «Когда мне приходилось причинять тебе боль, – с горечью признался он, – я вредил себе».
      С тех пор как Морн и Дэйвис освободили его от приоритетных кодов, он не раз спасал их жизни. Она не знала, каким образом изменение программного ядра Термопайла поможет ее поиску «лучшего решения». Результат мог оказаться новой формой саморазрушения. Впрочем, Морн так не думала. Она могла начать поиск истины только с тем человеком, который оголил вину в самом центре ее сердца.
      Морн осторожно направилась к двери. В ее распоряжении была лишь одна рука, и это сильно усложняло перемещения в невесомости. Вначале ей не удавалось останавливать вращение. Усилия здоровой руки все время создавали крутящийся момент движения.
      Но затем она обнаружила, что может использовать пальцы правой руки. К счастью, гипс и бинты оставляли их свободными, а анальгетики по-прежнему притупляли боль. Она притушила свет в каюте, прикрыла дверь и, перебирая поручни, полетела в лазарет.
      Ее поразила неестественная тишина на корабле. Низкий и равномерный гул импульсного двигателя отсутствовал. Аккумуляторы «Трубы» хранили достаточно энергии, чтобы питать системы жизнеобеспечения. Экипаж по-прежнему мог пользоваться светом и теплом, очищенным воздухом и услугами лазарета. Большая часть электронного оборудования продолжала функционировать: командные пульты, сканеры, системы связи и диагностическая аппаратура. Но движущая сила корабля, включая генератор контактного поля, поддерживалась импульсным двигателем. Отсутствие его вибраций создавало впечатление, что, несмотря на освещение и тепло, люди покинули «Трубу», и она превратилась в дрейфующий склеп, населенный призраками.
      Как долго протянут ячейки аккумуляторов? Возможно, день или два. Если Энгус не починит двигатели, кто-то на борту захочет, чтобы их нашли – пусть даже амнионы. Новая тревога подстегнула Морн, словно удар хлыста. Ее движения ускорились. Подлетев к лазарету, она уцепилась правой рукой за поручень, открыла дверь и проскользнула в комнату. Инерция толчка направила ее в проход между переборкой и хирургическим столом. Ее взгляд скользнул по телу Энгуса и перешел на Вектора. Генетик отвернулся от стойки с приборами и с улыбкой посмотрел на нее.
      – Морн! Рад видеть тебя живой. Мне жаль, что ты травмировала руку. Значит, ты уже можешь двигаться?
      Она оставила его реплики без ответа. Сейчас ее волновало состояние Энгуса.
      Термопайл лежал на животе, прижатый к хирургическому столу ремнями и ограничительными скобами. Его скафандр был стянут ниже пояса. Свежие бинты закрывали рану между лопатками – разрез, который Дэйвис сделал для доступа к чипу программного ядра. На белой марле проступали пятна крови. В воздухе чувствовался запах метаболина и антибиотиков. От ритмичного дыхания грудная клетка Энгуса медленно поднималась и опускалась. У стены под потолком парил шлем с закрытой лицевой пластиной.
      Энгус не осознавал ее появления. По словам Дэйвиса, система лазарета не нашла в его физическом состоянии серьезных отклонений от нормы. Он просто очень устал – так же, как и ее сын.
      – Энгус спит, – сказал Вектор, опережая ее вопрос. – Диагностика лазарета удовлетворена его состоянием, но я не знаю, будет ли он в форме, когда проснется. Сейчас им управляют импланты. Мне кажется, программное ядро погрузило его в сон, чтобы он восстановил свои силы. Мы не можем остановить действие программы и пробудить его. Для этого нужно запустить в действие какие-то рефлексы выживания. Я даже не представляю, как он выжил за бортом корабля, и во что ему обошлось это пребывание в полях сингулярности.
      Вектор задумчиво помолчал, а затем продолжил с показным спокойствием:
      – Наблюдая за приборами, я пришел к заключению, что система лазарета проверяет оснастку Энгуса. Вероятно, люди, превратившие его в киборга, разработали для этой цели особую диагностику.
      Он скорчил унылую гримасу.
      – Однако у меня нет доступа к результатам проверки. Я не знаю нужных кодов.
      «Да, – подумала Морн. – Наверное, ты прав».
      Она наконец отвела взгляд от Энгуса и повернулась к Шейхиду, чтобы поблагодарить его за заботу. Ее обеспокоил вид генетика – пепельный оттенок кожи и странная медлительность движений. Несмотря на обычный налет спокойствия синие глаза Вектора потемнели от боли. Округлые щеки казались впалыми. Скулы выпирали, как голые кости.
      – Ты в порядке? – спросила она. – Дэйвис сказал, что это ты вернул Энгуса на корабль. При твоем артрите выход в космос был тяжелым испытанием.
      Некогда в прошлом Орн Ворбалд избил Вектора до полусмерти и нанес необратимый вред его суставам.
      – Почему бы тебе не отдохнуть? Мне кажется, ты нуждаешься в отдыхе.
      Вектор пожал плечами. Несмотря на невесомость, это движение вызвало приступ боли. Он поморщился и отрешенно, словно не имел интереса к этой теме, ответил:
      – Его транспортировка на корабль оказалась нелегким делом. Мне было тяжело как никогда. В физическом смысле, конечно. Нас затягивало в черную дыру. Мне пришлось использовать лебедку для передвижения. Ерунда. Заменю полдюжины суставов, и все будет в порядке. Я собираюсь попросить лазарет вколоть мне псевдосеротоновую серию. Она должна уменьшить воспаление суставов.
      Взглянув на Морн, он быстро добавил:
      – Я в порядке. Невесомость помогает. К тому же нам нужно позаботиться о более важных вещах.
      Морн хотела возразить, но он не дал ей такой возможности.
      – Мика сказала, что собирается немного поспать – после того, как проверит Сиро. Но я ей не верю. По-моему, она безумно страдает и винит себя в поступке брата. Если один из нас не присмотрит за ней, она пойдет чинить двигатели.
      Морн нахмурилась. Неужели он не понимал, что имелись более серьезные проблемы? К сожалению, она была слишком слаба, чтобы браться за большие дела. И ее тоже беспокоило состояние Мики.
      – Как себя чувствует Сиро?
      Вектор развел руками.
      – Не знаю. Честно говоря, я этим не интересовался. Пока Мика и Дэйвис находились здесь, мы были заняты другими неприятностями.
      – И что вы делали? Дэйвис не сказал ей об этом.
      Вектор ответил не сразу. Наверное, он гадал, как много Дэйвис не раскрыл ей – и по какой причине.
      Затем, встряхнув головой, он отмел свои сомнения в сторону.
      – Когда я принес его внутрь, – сказал генетик, указывая на Энгуса, – он не спал, но и не был в сознании. Капитан Термопайл находился в стазисе. Программное ядро отключило его от внешнего мира. Мы не знали, как вернуть его обратно. Насколько я мог судить, он застрял в стазисе надолго. Мы провели какое-то время, стараясь пробиться к его сознанию, но это нам не удалось. Тогда Дэйвис решил вытащить чип программного ядра.
      Флегматичный тон Вектора никак не акцентировал этой важной подробности.
      – Когда он вытащил и вставил чип обратно, компьютер Энгуса перезапустился и возобновил свою работу. Сразу после этого зонные импланты ввели Термопайла в сон.
      «Вытащил чип», – с изумлением подумала Морн. Ее постнаркотическое оцепенение начинало рассеиваться. Она почувствовала гордость за Дэйвиса. Он придумал гениальное решение. Морн призналась себе, что не додумалась бы до этого. Но почему он ничего не рассказал?
      – Дэйвис умолчал об этом, – пояснила она, отвечая на вопросительный взгляд Вектора. – Он лишь вкратце ознакомил меня с ситуацией.
      «Мальчик слишком устал», – предположила Морн.
      – Он не рассказал ни о стазисе, ни о выводе Энгуса из него.
      Безмятежный взгляд Вектора не предлагал никаких комментариев.
      – Ты не знаешь, почему он ведет себя так? – спросила Морн.
      Вектор поджал губы, обдумывая вопрос. Несмотря на черноту под глазами, указывающую на усталость, его лицо излучало симпатию.
      – У твоего сына нелегкая жизнь, – рассудительно ответил он. – Прежде Дэйвис беспомощно наблюдал, как ты творила чудеса, защищая его от ударов судьбы. Затем он пытался понять самого себя. Должен признаться – это было не всегда изящно. Процесс шел напряженно и со сбоями. Возможно, он утаил часть информации, чтобы не пугать тебя.
      Вектор с улыбкой посмотрел на нее.
      – Или Дэйвис решил научиться тому, как уважать себя без посторонней помощи.
      Решил научиться отделять себя от нее. Морн медленно кивнула. Это объяснение имело смысл. И оно соответствовало неожиданному извинению Дэйвиса. Пока она спала, ее сын повзрослел… Она улыбнулась. Если мальчик останется рядом, он поможет ей отказаться от саморазрушения.
      – Ладно, – проворчала Морн. – Когда он начнет рассказывать мне о своих победах, я открою ему секрет, как творить чудеса.
      Тем не менее спасение Энгуса было чудеснее всего того, что сделала она сама.
      Вектор устало рассмеялся. Морн ответила ему улыбкой. Однако мысль о саморазрушении напомнила ей, что у них осталось мало времени. Пока «Труба» беспомощно дрейфовала в космосе, к ней летели корабли полиции, и неведомые силы хотели захватить и подчинить своей власти непокорную команду крейсера. Пора было что-то предпринять.
      Изменив тему, Морн с показным спокойствием произнесла:
      – Кажется, я забыла сказать, что нам нужно разбудить Термопайла.
      Вектор покачал головой и кивнул на консоль с приборами.
      – Перед твоим приходом я подверг его кибернетической встряске. Хотел посмотреть, что получится. Результат нулевой. Нам придется ждать, пока его не разбудит компьютер – точнее, пока программное ядро не решит, что он готов к приему внешних стимулов. Однако, как я уже говорил, программа Энгуса может разбудить его, если возникнет угроза для выживания. Я предлагаю включить тревожную сирену – возможно, она подействует на него. Хотя это несколько бесчеловечно. После того, что он перенес, ему требуется отдых.
      Морн согласилась с ним. Конечно, время поджимало, но пока на экранах сканера не было меток других кораблей, ситуация позволяла небольшую отсрочку. С печальным вздохом она призналась себе, что не спешила иметь дело с Энгусом. Слишком многое зависело от того, в каком физическом состоянии он будет находиться, когда зонные импланты позволят ему проснуться. И сможет ли она по-прежнему влиять на его поступки. Пусть он спит. Им всем нужен отдых. Отдых и время на размышления.
      – Тогда давай перейдем на мостик, – предложила она. – Здесь больше делать нечего, а там мы, по крайней мере, можем устроиться в креслах и определить по сканерам наше местоположение.
      Убедиться в том, что датчики не засекли другой корабль.
      – Подумаем, как выбраться из этой ситуации. И проконтролируем, чтобы Мика не полезла к двигателям. Возможно, нам удастся задействовать систему безопасности.
      Вектор задумчиво посмотрел на показания диагностирующих систем и кивнул.
      – Ты иди, а я загляну на камбуз – приготовлю кофе и принесу нам еды. Мне даже трудно вспомнить, когда мы последний раз питались.
      Он с улыбкой кивнул на Энгуса.
      – Если, конечно, не считать таблеток «четверки».
      Стоило Вектору сказать об этом, как Морн почувствовала ужасный голод. Упоминание о кофе вызвало поток слюны. В руке запульсировала боль. Судя по ощущениям, лекарства ослабили свое воздействие.
      – Звучит неплохо, – скрывая содрогание, ответила она. – Только не задерживайся. Наверное, я иду на поправку. Во мне проснулся зверский аппетит.
      Не рискуя использовать правую руку, она осторожно направилась к двери. Перемещения в невесомости превратились для нее в акробатические трюки. Тот же толчок, которым она открыла дверь, отбросил ее в противоположную сторону. Морн погасила инерцию, упершись ногами в хирургический стол, и мягким движением стоп направила себя в коридор. После этого все стало проще – ей не приходилось иметь дело с дверьми. Прижимая раненую руку к груди, она перелетала от поручня к поручню. У трапа Морн остановилась, изменила направление движения и, влетев в рубку, увидела Мику.
      Бывшая помощница Ника сидела за пультом. Ее голова безвольно свисала над клавиатурой, словно она заснула посреди выполнения какой-то задачи. Морн поморщилась от боли. Воздействие лекарств ослабевало, и она начинала чувствовать новые раны. Вектор оказался прав: Мика не смогла остаться в постели. Она слишком сильно переживала за поступок брата. Но она не спала. Как только ботинки Морн соприкоснулись с полом, Мика подняла голову и оглянулась.
      Ее лицо выглядело болезненно усталым. Горе углубило морщины в уголках сжатых губ. Повязка закрывала глаз и височную часть лба, куда пришелся удар Энгуса, едва не проломивший ее череп. Взгляд затуманился печалью – такой глубокой и открытой, что даже привычная хмурость больше не казалась воинственной. Внутренний кризис лишил ее причин, ради которых стоило бы жить дальше, и она ненавидела себя за эту слабость.
      – Морн, – чуть слышно прошептала она. – Я рада, что ты…
      Однако радости не было. Ее голос угас, как сдавленный стон. Настроение Мики встревожило Морн. Оно вызывало такую же боль, как раздробленные кости. Оттолкнувшись от трапа, Морн подлетела к спинке гравитационного кресла.
      – Мика. Ты зря пришла сюда. Посмотри на себя. Тебе нужен отдых.
      Она хотела обнять подругу, чтобы как-то успокоить ее. Но это было невозможно. Здоровой рукой она держалась за край пульта. Тиски сочувствия сдавили горло.
      – О Господи! Тебе действительно нужно отдохнуть.
      Мика бесцельно отмахнулась.
      – Я знаю.
      Она отвела взгляд в сторону.
      – Но я не могу.
      Морн быстро взглянула на дисплеи бортового сканера. К счастью, Мика догадалась вывести данные анализаторов на экраны пульта. Судя по всему, вблизи «Трубы» пока не было других кораблей. Их судно окружала только черная пустота, украшенная блестками недосягаемых звезд. Сканер фиксировал лишь небольшие фрагменты космической пыли.
      Конечно, астронавигационная система могла бы определить местоположение «Трубы». Скорее всего, Мика уже позаботилась об этом. Но результат ничего не изменит. Цифры покажут, что при такой скорости их корабль достигнет ближайшей станции через несколько десятков световых лет. Впрочем, пока на экране сканера не появится метка другого корабля, команде «Трубы» волноваться не о чем – и не на что надеяться.
      – Мика, – мягко сказала Морн, – ты не одна на корабле. Сейчас сюда придет Вектор. Я выспалась за шестерых и готова к работе. Энгус тоже скоро проснется. Тебе не нужно взваливать весь груз забот на свои плечи.
      – Я понимаю, – прошептала Мика, – и не стремлюсь казаться мученицей. Но там, в каюте, Сиро. Я не могу…
      Она резко опустила голову, словно ее шея надломилась от тяжести вины.
      – Я не могу находиться рядом с ним.
      – Это из-за того, что он испортил двигатели? – спросила Морн. – Из-за того, что он подчинился Сорас Чатлейн, несмотря на лечение Вектора?
      Неужели ты сердишься на него?
      Мика медленно покачала головой.
      – На его месте я могла поступить точно так же.
      Она снова замолчала. Для продолжения разговора ей потребовалась долгая пауза. Ее голос дрожал от боли, как раненая рука Морн.
      – Сиро сделал то, о чем предупреждал. Теперь он не находит себе места. Груз вины слишком велик для него. Он лежит на койке и плачет. Нет, Сиро не хнычет и не издает ни звука. Он просто лежит, и слезы текут по его лицу. Он ничего не говорит. Похоже, он даже не слышит меня. Я думаю, мальчик оглох от горя. Он ведь еще ребенок. Ему кажется, что он обрек нас на верную смерть. Сиро не думал о последствиях, когда выполнял приказ Сорас. Это было внушение. Она загипнотизировала его. Но теперь… Он не может представить, как жить с этим дальше.
      Мика склонилась над клавиатурой. Она не смела поднять голову.
      – Он все, что у меня есть.
      Ее надломленный и усталый голос звучал, как тихий вой очистителей воздуха.
      – Он мой самый родной человек. Это я потащила его за собой – уговорила Ника взять его в команду. Мне казалось, что я смогу устроить нашу жизнь. Но теперь он ушел в себя. Нанес нам вред, который не может исправить. Если я не починю двигатели, нам больше незачем будет жить.
      Боль разжигала досаду Морн. Она слишком сильно ценила Мику, чтобы молча наблюдать за ее страданиями. А Мика устала. Она не могла вырваться из черной дыры своего отчаяния. Требовалось срочное вмешательство.
      – Я не согласна с тобой.
      Морн подбирала слова осторожно, выстраивая их так, чтобы Мика не могла опровергнуть смысл ее фраз.
      – Тебе кажется – только ты знаешь истину. Ты не хочешь слышать о временах, когда твои действия спасали мою жизнь и наш корабль. Ты не хочешь вспоминать о том, как уговорила Вектора и Сиба восстать против Ника и тем самым дала нам единственную возможность – единственный способ, которым каждый из нас мог освободить себя. Без тебя Вектор и Сиб остались бы на «Купюре», мы не полетели бы на Лабораторную станцию, и Вектор не открыл бы формулы лекарства. А главное, Ник по-прежнему был бы жив… Наверное, тебе не понравятся мои слова, но я хочу сказать, что мне неприятно видеть, как ты теряешь объективность в своем неусыпном наблюдении за Сиро.
      Мальчишка уже достаточно взрослый, чтобы бороться за собственный разум.
      Иглы острой боли начали ощупывать суставы ее рук и костный мозг. В ней поднимался беспричинный гнев – желание закричать на Мику. Она едва сдерживала стоны. Если Вектор не поспешит, и горячий кофе не отвлечет ее внимание, она начнет говорить слова, о которых позже пожалеет.
      – Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Морн, вложив в голос последние остатки мягкости. – У меня тоже достаточно личных проблем. Энгус стал отцом моего сына. Как только гравитационная болезнь овладевает мной, я пытаюсь уничтожить все, что окружает меня. Это похоже на самоубийство. Но я не согласна с тобой, когда ты говоришь, что «больше незачем жить». А как же ты сама? Твоя дальнейшая судьба достойна забот и усилий. Даже если тебе не удалось защитить Сиро от некоторых ошибок.
      Морн замолчала. Ей показалось, что Мика не слушала ее. Но та уныло ответила:
      – С моей судьбой все в порядке.
      В ее голосе не было ни злости, ни надежды.
      – Пока копы не схватят меня.
      Морн молча застонала. Мика Васак считалась опасной преступницей. Будучи помощницей Саккорсо, она участвовала в грабежах и убийствах. Ради Ника она шла на подлоги и предательство. Однажды Сиро спросил, почему они так боятся погибнуть в бою. Он имел в виду Мику, Вектора и Сиба. «В битве мы можем сражаться до последнего мгновения. Это лучше, чем сидеть и ждать, когда тебя осудят и казнят!» В тот момент Мика ответила: «Я не боюсь, что меня казнят. Мне плевать на все то, что случится со мной через дни, недели и месяцы. Сейчас меня волнуешь ты! Если хочешь предать нас, то предавай. Но не используй меня как свое оправдание».
      Теперь ее отношение к жизни изменилось. Угроза ареста стала для нее такой же страшной, как и для Морн. Их ситуация была неутешительной. Морн не доверяла полиции Концерна. Она не могла обещать Мике справедливость или снисхождение.
      На миг леденящая хватка боли заставила ее задержать дыхание. Ей вспомнился ужасный эпизод гравитационной болезни. Вытянув руку за защитное поле гравитационного кресла, она отдала свою плоть во власть сингулярных потоков черной дыры. Их дикая сила раздробила ей кости и хрящи, повредила суставы и порвала связки. Системам лазарета понадобилось несколько часов, чтобы сложить и сшить все это вместе. Будь у нее больше мозгов, она пошла бы сейчас за новой порцией обезболивающих лекарств, а не дожидалась бы нового приступа.
      Однако Морн не покинула мостик. Ей требовалась боль: не для наказания себя, а для того, чтобы научиться принимать последствия своих поступков. Если бы прежде она не уклонялась от боли, то не приняла бы пульт зонного импланта и не убежала бы с Ником с Рудной станции. Она могла бы сдаться службе безопасности и прекратить все то, что поглощало ее теперь. Она могла бы забыть о Нике и Энгусе.
      Прижимая раненую руку к груди и вращаясь вокруг нее, словно та была центром ее тяжести, Морн перелетела к командному пульту. Она устроилась в кресле, пристегнулась ремнями и закрыла глаза, с каждым выдохом изгоняя боль из тела. Когда ей удалось восстановить спокойствие, она вновь посмотрела на подругу.
      – Что ты собираешься делать?
      Мика убрала руки с пульта, как будто боялась принять на себя ответственность. Она горбилась под бременем беды, от которого не спасала даже невесомость. Тем не менее это была Мика Васак, а не какая-то выпускница полицейской академии, напуганная гравитационной болезнью, зонными имплантами и Энгусом Термопайлом.
      Сделав усилие, она стряхнула с себя путы горя и тихо ответила:
      – Я хотела войти в базу данных и найти схемы двигателей. Тогда мы могли бы провести диагностику и пройти по протоколам починки. Но прежде мне хотелось понять, как работают устройства. Сломать электронику легко. Здесь ума не требуется. Это как убийство: взял гаечный ключ, ударил, и точка. А для ремонта нужно знать тонкости того, что ты решила починить.
      – И тебе это удалось? – спросила Морн, уже зная ответ.
      Она пыталась отвлечь Мику разговором – хотя бы до прихода Вектора. Васак печально покачала головой.
      – Все информация о корабле хранится за электронными замками и паролями. Нам разрешены действия с дюзами, сканерами, связью и оружием. Но структурные данные «Трубы» закрыты для доступа. Мне не удалось войти в систему диагностики. Черт! Я не получила даже доступ к данным о ресурсах корабля. Каковы запасы пищи? Как долго нам хватит горючего? Я не могу сказать тебе этого!
      – А мы передаем сообщение Вектора?
      – Конечно. Только это ничего не даст. Нас никто не услышит, даже если мы усилим мощность трансляции в десятки раз.
      Мика помолчала, а затем сердито добавила:
      – Кстати, она истощает наши аккумуляторы.
      В данный момент их жизнь зависела только от энергетических ячеек.
      – Я тоже их немного разрядил, – спокойно сообщил вошедший Вектор.
      Морн повернулась к нему. Он, прищурившись, смотрел на Мику. В его руках был поднос с гравитационными флягами и пищевыми пакетами. Над ними вился пар.
      – Налетайте, дамы, – добродушно продолжил он. – В нашем меню кофе и горячий суп – судя по запаху, с черными бобами. И, наконец, филейные полоски. Во всяком случае, так было написано на этикетке. Пришлось потратить электроэнергию. Иначе вы глотали бы питательные капсулы.
      Он подлетел к пульту помощника и, остановившись у консоли, строго обратился к Мике:
      – Ты же сказала, что пойдешь спать.
      Васак хмуро посмотрела на него, но ничего не ответила. Возможно, у нее не осталось для этого сил.
      – Ладно, – пожав плечами, проворчал Шейхид. – Кто я такой, чтобы учить тебя? Будь у меня хотя бы та доля разума, которую Бог дал скисшему молоку, то мы не оказались бы в такой заварушке.
      Он с шутливой манерностью вручил им пакеты и фляги. Как только Морн почувствовала запах, она едва не заскулила от голода. Боль куда-то исчезла, и вся вселенная поблекла на фоне кофе, супа и мяса. Дрожа от нетерпения, она поставила кофе на подлокотник кресла, бросила пару пищевых пакетов на колени и нетерпеливо поднесла ко рту флягу с супом.
      О, черт! Бобы! Пусть они не так пахнут и странные на вкус, но все равно это райское блюдо. Морн почти не замечала, что горячая жидкость обжигала ее язык. Она не чувствовала такого возбуждения с тех самых пор, как последний раз включала зонный имплант. Сделав несколько глотков и восстановив контроль над собой, она заметила взгляд Вектора. Наверное, он хотел убедиться, что с ней все в порядке.
      – Вектор Шейхид, ты святой человек, – сказала Морн. – За свои поступки ты заслуживаешь вечной жизни.
      Он улыбнулся ей, затем направился к вспомогательной инженерной консоли и устроился на откидном сиденье. Морн разорвала зубами филейную полоску и пожевала мясо. Затем попила суп. Проглотила пару питательных капсул и отхлебнула кофе. Это были «лучшие решения» из всех возможных. Пища придала ей не только силы, но и оптимизм. В руке ожили острые пульсации, словно голод и сытость служили пусковыми устройствами боли. К счастью, приступы стали более слабыми, и Морн могла их терпеть.
      Она взглянула на Мику. Та сидела, склонив голову над флягой, как будто вдыхала аромат кофе. Но затем она сделала несколько глотков, выпрямила спину и потянулась за супом. Ее движения приобрели точность и уверенность, взгляд прояснился, и она немного приободрилась. Морн облегченно вздохнула – ей требовалось помощь Мики. Покончив с пищей, она смяла пустые пакеты, сложила фляги в сетчатое ведерко для мусора и положила здоровую руку на панель пульта.
      – Я не знаю, как много у нас осталось времени, – объявила Морн. – Но экраны сканера пока пусты.
      Отсутствие мигавших точек на дисплее подтверждало, что в зоне охвата антенн не было других кораблей.
      – То есть мы можем без спешки придумать какой-нибудь план.
      – Какой еще план? – проворчала Мика. – Двигатели испорчены.
      Очевидно, прием горячей пищи дал ей силы для злости. Впрочем, она была права. Без энергии двигателей любое планирование дальнейших действий превращалось в пустую болтовню.