Лебуол не доложил Уордену Диосу о своем возвращении на станцию полиции Концерна. Это было типично для него.
      Нет, он не избегал серьезного разговора с человеком, который переиграл и в некотором смысле опозорил его. Наоборот, он с оптимизмом предвкушал беседу с главой полиции. Хэши просто не хотелось проявлять инициативу. Он полагал, что Уорден Диос сам мог распознать критическую ситуацию и вызвать директора Бюро, если бы тот ему понадобился.
      Кадзе, который подорвал себя на заседании Руководящего Совета Земли и Космоса, намеревался ликвидировать Клитуса Фейна – первого исполнительного помощника Концерна рудных компаний. Только личное вмешательство Хэши предотвратило серьезное – если не сказать шокирующее – кровопролитие. Прямым результатом атаки стало отклонение закона об отделении, представленного на рассмотрение Совету старым капитаном Вертигусом. На самом деле члены Руководящего Совета впали в панику и мертвой хваткой вцепились в гарантов их жизней – в Холта Фэснера и полицию Концерна. Никто из них не хотел брать на себя ответственность за личную безопасность – и тем более за безопасность человеческого космоса.
      Если Уорден не сочтет такую ситуацию кризисом, то это покажет, что он полностью потерял контакт с реальным миром. Или что игра Уордена Диоса была более тонкой и сложной, чем представлял себе Хэши. Возможно, ее сложность вообще выходила за грань его воображения.
      Любой из трех вариантов не предлагал никакого утешения. Однако Хэши склонялся к последнему – ведь все то, что он находил сегодня непостижимым, завтра могло стать понятным и ясным. Он всегда приветствовал развитие своих возможностей. И конечный результат мог оказаться для него довольно неплохим. Тем временем он как-нибудь смирится с мыслью о позорном проигрыше.
      Но если Уорден перестал контролировать события… Подобный вариант сулил бесконечные бедствия.
      Конечно, все это были домыслы и предположения. И все же Хэши сомневался. Он сомневался и тревожился. Квантовая механика его головоломки оставалась нераскрытой, пусть даже Гейзенберг определил ее. Своими силами он мог фиксировать текущие события: квалифицировать их и расставлять по полочкам. Но ему был непонятен их ход. Определенность малого скрывала за собой структуру большего масштаба.
      Он решил не проявлять инициативу и не спешить с докладом Диосу. Ему хотелось выяснить, какую паузу сделает Уорден, прежде чем вызовет его к себе. Этот интервал лучше всяких слов мог показать, насколько сильно был удивлен глава полиции.
      В любом случае директору Бюро по сбору информации предстояло проделать много работы, чтобы – подготовиться к вызову Диоса: проверить и закрепить те сведения, которые он раздобыл на Сака-Баторе. Никто не сможет упрекнуть его в трате времени, если он посвятит каждый миг своей отсрочки поиску новых улик.
      Как только шатл полиции покинул остров и освободился от гравитационных уз Земли, Хэши воспользовался узкополосным лучом и особым кодом Бюро по сбору информации. Он связался с Лейн Харбингер и снабдил ее предварительными данными, нацелив помощницу на предстоящее расследование. Во время разговора с ней он чувствовал себя стесненным, так как рядом находились другие люди. Вместе с ним летела Койна Хэнниш – руководитель службы протокола. Ее сопровождала свита секретарей и техников. Эту шумную компанию дополнял шеф службы безопасности Мэндиш. В отсутствии его непосредственной начальницы Мин Доннер он отвечал за работу спецназа и летел на станцию, чтобы лично объяснить свою неудачу Уордену Диосу. Его помощник Форрест Индж остался на Сака-Баторе, контролируя подобие «военного положения», которое было введено местной службой безопасности.
      В другое время Хэши воздержался бы от подобного разговора – если бы только намеренно не захотел оказаться подслушанным. Тем не менее в данной ситуации промедление было непозволительной роскошью. Он должен был оправдаться перед Уорденом за прежние ошибки. Именно поэтому Лебуол не стал дожидаться прибытия шатла на станцию. Он кратко инструктировал Лейн, используя особый жаргон Бюро, который превращал его слова в непонятную околесицу.
      Судя по виду Койны, ей было не до него. Вне всяких сомнений, ее одолевали собственные мысли. Возглавив службу протокола, она неплохо показала себя во время этой сессии Совета. Конечно, ей во многом помог капитан Вертигус. Несмотря на провал предложенного им законопроекта, она должна была сказать ему спасибо. Но, с другой стороны, как полагал Хэши, Койна сейчас испытывала сильную тревогу. Зная ее характер, он подозревал, что Хэнниш терзала себя укорами. Она думала – это ее выступление перед Советом подтолкнуло кадзе к действию, и наивно верила, что люди, пославшие террориста на сессию Руководящего Совета, не зашли бы так далеко, если бы не были удивлены и напуганы ее декларацией о нейтралитете полиции в отношении закона об отделении. И действительно – ее речь свидетельствовала о том, что Уорден Диос объявлял себя независимым от Холта Фэснера.
      Однако у Хэши было другое мнение. Прежде он сомневался в нем, но теперь все больше убеждался в своей правоте. Да, выступление Койны могло оказаться катализатором. Тем не менее оно играло второстепенную роль. Люди, ответственные за замену Клея Импоса на Натана Элта, не могли знать о том, что Вертигус Шестнадцатый, старший советник от Объединенного западного блока, собирался представить на сессии законопроект об отделении. Более того, Импос-Элт направлялся не к Вертигусу, а к Клитусу Фейну, когда Хэши выявил его. То есть капитан Вертигус не был намеченной целью. Атака кадзе замышлялась независимо от планов старшего советника и его законопроекта – и уж тем более от нейтралитета Уордена Диоса.
      Хэши не стал успокаивать Койну. Она его об этом не просила. В любом случае ей вскоре предстояло выслушать его соображения.
      В отличие от нее шеф Мэндиш не спускал глаз с директора Бюро, пока тот беседовал с Лейн. Очевидно, он хотел поговорить с ним и ожидал, когда Лебуол освободится.
      «Чтоб ему пусто было», – с непривычным раздражением подумал Хэши. Прямолинейность шефа службы безопасности была такой же безупречной, как честность Мин Доннер, однако Мэндиш уступал ей в гибкости мышления и в способности допускать концепции, попиравшие их кодекс чести. К примеру, Лебуол не сомневался, что Мэндиш, будь он вознесен на пост главы полиции, без колебаний уволил бы Хэши за поступки, которые вызывали у него угрызения совести. С другой стороны, Мин Доннер оставила бы Хэши в Бюро, несмотря на то, что она знала о многих его делах и, следовательно, имела больше причин для возмущения и проявлений ее своеобразного чувства чести.
      Тем не менее Хэши не стал избегать шефа Мэндиша. Наоборот, закончив инструктировать Лейн, он всем своим видом показал, что готов к общению.
      Шеф Мэндиш тут же воспользовался этой возможностью, пересел в соседнее кресло и пристегнул ремень.
      – Директор Лебуол, – без экивоков начал он, – я хотел бы узнать, как вы распознали в том мужчине кадзе.
      Синие глаза Хэши зловеще сверкнули за испачканными линзами очков.
      – Вам это очень нужно? – с притворным дружелюбием парировал он.
      Несомненно, Мэндиш имел в виду другой вопрос. Он должен был спросить: «Каким образом вам удалось просчитать его, если даже мы, специалисты, оказались здесь бессильны?»
      – Да, очень, – ответил Мэндиш.
      Он был грубым солдафоном, с туповатым и бесстрастным лицом. Однако в его невыразительном взгляде угадывалось упорство питбуля.
      – И еще я хотел бы узнать, почему вы не остановили его раньше. Ведь что-то во внешности кадзе вызвало у вас подозрение. Вы встали с кресла, прошли через зал и приблизились к нему. И при этом ничего нам не сказали!
      Мэндиш говорил с неприкрытой злостью. Он проклинал себя за свой промах.
      – Нам просто повезло, что никто из членов Совета не был убит. Если бы вы предупредили нас, охранник службы безопасности остался бы живым. А лейтенант Крендер по-прежнему имел бы левую руку!
      Он презрительно усмехнулся.
      – При всем моем уважении к вам, директор Лебуол, я не могу понять, о чем вы думали, когда решили действовать в одиночку.
      По телу Хэши пробежала дрожь. Его реакция на опасность и унижения, пережитые им несколько часов назад, начинала проявляться в неподходящее время. Чтобы скрыть нервный трепет, он опустил руки на колени.
      – Хорошо. Я отвечу на ваши вопросы – но только после того, как вы ответите на мои! Используя ваши слова, шеф Мэндиш, я хотел бы спросить, о чем вы, черт возьми, думали, когда давали мне в помощники такого безмозглого щенка, как Крендер?
      Глаза Мэндиша расширились.
      Говоря с тяжелым присвистом, Лебуол направлял свои слова, как осиный рой, прямо в его тупую физиономию:
      – Я дал ясные инструкции вашему помощнику Инджу и информировал его, что мне нужны люди, способные в любую секунду выполнить мой приказ. Он ответил, что должен посоветоваться с вами. Я счел это грубейшим нарушением субординации. «Если я высказываю просьбу или даю указание сотрудникам полиции Концерна, то ожидаю от них безоговорочного и незамедлительного исполнения без всяких консультаций, подтверждений и советов». Это мои точные слова! Я ясно сказал вашему помощнику, что не знаю, чего ожидать. Но мне хотелось быть готовым ко всему, что могло случиться.
      Хэши прочистил горло.
      – Поскольку он не удовлетворил моей просьбы, я сказал ему: «Будьте любезны, сообщите шефу Мэндишу, что я требую закрепить за мной одного из ваших сотрудников, который мог бы выполнять мои приказы». Я вновь повторю вам точную фразу. Директор Хэнниш может подтвердить мои слова.
      Лебуол искоса взглянул на Койну и заметил, что ее губы слегка приоткрылись от удивления. Вероятно, за долгие годы их совместной работы она еще никогда не слышала, чтобы его голос звучал так сердито.
      Шея Мэндиша покраснела от гнева, на щеках появился румянец. Он открыл было рот для резкого ответа, но с Хэши этот номер не прошел. Он не дал ему возможности заговорить.
      – Как же вы отреагировали на мое требование? – хрипло спросил Лебуол. – Вы приставили ко мне мальчишку, настолько неопытного и нерешительного, что его медлительность едва не привела к кровопролитию и гибели людей в зале заседаний Руководящего Совета Земли и Космоса! В конечном счете он преодолел свой страх. Он предпринял необходимые действия и спас многие жизни. За это я отдаю ему честь. Но не удостаиваю честью вас, шеф Мэндиш!
      Если бы Хэши не контролировал дрожь в руках, его пальцы впились бы, как жала, в глаза собеседника.
      – Я являюсь директором Бюро по сбору информации – одним из главных руководителей полиции Концерна рудных компаний! Вы же отнеслись к моему требованию с халатной несерьезностью и не дали мне в помощь человека, который мог бы проворно выполнить мой приказ. Так стоит ли теперь обсуждать наши мотивации и поступки? Возможно, вы согласитесь подождать, чтобы представить свои объяснения непосредственно директору Диосу?
      Хэши раздраженно пожал плечами.
      – Лично я склонен подождать.
      Шеф Мэндиш закрыл рот. Черты его лица казались распухшими от напора эмоций. Бедный человек! Он был обречен на вечную честность. Это чувство делало его абсолютно беззащитным. Мин Доннер с ходу бы осадила Хэши, требуя ответы на свои вопросы. Но ее заместитель не имел такой твердости духа.
      Через некоторое время он тихо произнес сквозь зубы:
      – У вас имеется веская причина для недовольства, директор Лебуол. Если вы начнете осуждать меня, то мне уже не отбиться.
      Сердито нахмурившись, он отстегнул ремень безопасности и направился к своему прежнему месту.
      «Конечно, я буду осуждать тебя, – подумал Хэши, глядя ему вслед. – Иначе мне придется подставить под удар себя. Три атаки кадзе стали нашим общим обвинением. В такой ситуации вина ложится на каждого из нас».
      Тем не менее он честно признался себе, что наслаждается поражением Мэндиша. Почувствовав взгляд Койны, Хэши повернулся к ней. Невесомость и раздумья туманили ее глаза.
      – Мне показалось, что вы были немного неискренним, директор Лебуол, – прошептала она. – Даже такой «щенок», как лейтенант Крендер, выполнил бы ваш приказ без колебаний, если бы вы намекнули ему, какую опасность ожидать.
      Хэши вытянул руки, словно демонстрировал ей силу своего самоконтроля.
      – Моя дорогая Койна, вы изучали Гейзенберга?
      Она покачала головой.
      – Очень жаль.
      Лебуол поудобнее устроился в кресле и приготовился к посадке шатла на станцию полиции Концерна.
      – Если бы вы изучали его, то поняли бы истину Я не знал, чего мне ожидать, пока не наткнулся на кадзе
      Еще немного, и он рассказал бы ей правду.
 
      Лейн Харбингер встретила его в доке. Как только шатл заглушил двигатели, и внешний люк платформы закрылся для закачки атмосферы, Лебуол увидел ее угловатую фигуру.
      На Сака-Баторе он лично наблюдал за тем, как земные останки Импоса-Элта в плотном стерильном мешке помещались в грузовой трюм шатла. Теперь он следил за их разгрузкой и передачей под заботу Лейн.
      Беглый осмотр коридора, в котором взорвался кадзе, убедил его, что толпа любопытных людей затоптала все улики. К тому же коридор был слишком велик для такого тщательного поиска частиц, который Лейн провела в офисе Годсена Фрика. Ему пришлось отказаться от сбора микроскопических фрагментов тела и сконцентрировать усилия экспертов на трупе Импоса-Элта – вернее, на пятнах крови и бесформенной массе плоти. Останки тела были собраны стерильной лопаткой в пластиковый мешок. Каждую найденную прожилку тканей или капельку загустевшей крови отделили от бетона лазерным лучом, поместили в отдельный пакетик и добавили к содержимому мешка.
      Хэши искренне надеялся, что эти останки помогут Лейн найти ответы, в которых он нуждался. Точнее, доказательства. Ответы он уже знал.
      Когда Лебуол направился к грузовому трюму, Лейн присоединилась к нему. В ее губах покачивался дымящийся ник. Глаза блестели, как пятна слюды – знак того, что она накачала себя стимуляторами до уровня, который прикончил бы любого другого человека, чей метаболизм не был приучен к таким огромным дозам. Ее пальцы подергивались в карманах лабораторного халата, словно она непрерывно вводили данные на какой-то метафизической клавиатуре.
      Пока техники переносили пластиковый мешок с останками тела на передвижные носилки, чтобы затем транспортировать груз в лабораторию Бюро по сбору информации, она напряженно спросила:
      – Вы уверены в его опознании?
      – Ах, милая Лейн, – с мягким укором ответил Хэши.
      Она, как и все другие, кто работал с ним, должна была знать, что Лебуол не делал подобных ошибок. Однако его помощница пожала плечами.
      – Все равно уточню. Если вы правы, то моя работа будет проще.
      Прежде всего, она сэкономит время. Ей не придется ждать, пока Информационный центр проведет сканирование огромных баз данных.
      – Какой шанс, что я найду остатки детонатора? – спросила она.
      Хэши сделал усилие, чтобы остаться спокойным и сохранить налет благожелательности. Лейн заражала его своей врожденной тревожностью.
      – Почти нулевой.
      Это зависело от многих факторов – от типа взрывчатки, ее мощности, формы заряда и даже рикошетов от ближайших стен.
      – Однако если вы их найдете, – продолжил он более строгим тоном, – информация будет очень интересной. Вы меня понимаете, Лейн?
      Она затянулась ником.
      – А что тут понимать? Они станут главной уликой.
      – Не совсем, – покачав головой, возразил Лебуол. – Но от них будет зависеть многое.
      Хэши уже знал ответы, и любые находки Лейн не могли изменить суть истины. Тем не менее он должен был представить Уордену Диосу конкретные доказательства, а их количество и качество напрямую зависели от работы его помощницы.
      – В любом случае мы можем найти интересные зацепки, – добавил он.
      Небрежно и почти незаметно, словно желая скрыть это от посторонних взглядов, Хэши опустил в карман Лейн пластиковую карточку доступа и идентификатор Импоса-Элта. Она ощупала предметы пальцами и решительно кивнула.
      – Я уверена, что мы их найдем.
      Когда техники уложили мешок с останками тела на передвижные носилки, Лейн махнула им рукой и направилась в лабораторию. Однако Хэши, вопреки своим привычкам, вернул ее обратно. Маскируя серьезность шутливым тоном, он сказал ей, что хочет видеть результаты «по возможности немедленно».
      – Включите ваш тахионный двигатель, Лейн. Победите время, если это будет нужно.
      Он хотел узнать о ее находках раньше, чем Уорден вызовет его. Харбингер выпустила клуб дыма и с удивлением ответила:
      – А разве я когда-нибудь медлила?
      Он хрипло рассмеялся.
      – Нет. Я этого не замечал.
      Когда Лейн и ее бригада техников покинули док, Хэши начал действовать. К тому времени он уже удивлялся терпению Уордена и гадал, как долго тот будет откладывать встречу.
 
      Прошло больше часа, прежде чем его настиг звонок главы полиции. Диос велел ему прибыть в один из личных офисов.
      Хэши не тратил время зря. Прежде всего он санкционировал запись всех линий связи, принадлежавших «Анодин систем» – дочернему предприятию Концерна рудных компаний, которое изготавливало чипы. Он установил три замка безопасности «красного уровня» – «кричаще красного», как назвал этот режим какой-то остряк. Первый замок «закрывал» компьютерные файлы «Анодин систем»; второй – базу данных о персонале полиции Концерна; третий – сведения о персонале, платежных ведомостях и об использовании каналов безопасной связи в домашнем офисе Холта Фэснера. «Кричаще красный» замок безопасности не мешал кому бы то ни было просматривать электронные файлы или пользоваться коммуникационными линиями. Он лишь блокировал изменения в этих файлах и контролировал передачу сообщений. Одновременно он предупреждал Бюро по сбору информации о попытках подобных изменений и отслеживал код до конкретного компьютера, с которого производилась замена данных.
      Лебуол был убежден, что техникам Дракона не удастся определить и отключить замок безопасности «красного уровня» – независимо от того, как громко тот будет «кричать». Прежде всего, Фэснер не подозревав, что обличавшие его сведения находились на грани разоблачения. Во-вторых, Холт верил, что может оградить себя от любых столкновений с законом – один звонок Уордену Диосу, и все уляжется само собой. В-третьих, из политических соображений Дракон создавал иллюзию своей открытости и честности. Даже если его техники обнаружат замок безопасности, им придется принять такое ограничение, чтобы сохранить еще одну иллюзию – показное подчинение законам.
      Впрочем, последний вариант мог навлечь на Хэши убийственную ярость Дракона – особенно если глава Концерна решит, что Лебуол не представляет для него угрозы.
      Эта перспектива не тревожила Хэши. Он не боялся Фэснера в обычном смысле слова. Несмотря на реальную угрозу физического устранения, его больше беспокоил вероятный проигрыш в интеллектуальном поединке.
      Установив ключи безопасности, он воспользовался приоритетами «красного уровня», направил системы Информационного центра на опрос компьютерных архивов «Анодин систем» и службы безопасности Руководящего Совета Земли и Космоса, а затем ввел команду для сбора полного досье на Натана Элта и Клея Импоса.
      Звонок Уордена застал его на заключительной стадии этой работы. Прошло больше часа с тех пор, как шатл совершил посадку в доке; и несколько часов после взрыва кадзе. Похоже, Диос не был удивлен, узнав о новом террористическом акте.
      Такая отсрочка имела свои плюсы и минусы. Она позволила Хэши завершить предварительное расследование. С другой стороны, будь у них больше времени, Лейн успела бы добыть необходимые улики.
      Несмотря на явную неотложность ситуации – и приказ Уордена – Хэши решил позвонить свой помощнице.
      Ее голос, прозвучавший в динамике интеркома, и грубоватая бесцеремонность свидетельствовали о том, что Лейн была поглощена работой.
      – Говорите быстрее. Мне некогда.
      Хэши не сдержался. Присущая ему ехидность заставила его сказать:
      – Вам даже некогда договорить со мной? О, Лейн! Я раздавлен!
      Она издала вздох, как будто выпустила изо рта клуб дыма.
      – Для более быстрой работы мне требуется точность и концентрация внимания. Если вы хотите, чтобы я работала на сверхсветовых скоростях, то обеспечьте мне божественный покой.
      Лебуол смягчился.
      – Я вас прекрасно понимаю.
      Превыше всего он ценил Харбингер за ее дотошность.
      – Однако через пару минут мне придется предстать перед директором Диосом. Пришло время подводить итоги. Он потребует от меня каких-то результатов.
      – Тогда не будем тратить время зря. Вот что я накопала к этому моменту. С идентификатором и пропуском все ясно.
      Ей не требовалось уточнять свои слова. Хэши иногда казалось, что она не позволяла себе необоснованных суждений.
      – Они настоящие и соответствуют всем нормам. Я имею в виду, что Клей Импос действительно работал в службе безопасности Руководящего Совета и пользовался хорошей репутацией. Он служил охранником несколько лет. Жетон и пропуск принадлежат ему. А тело – нет. Вы были правы. Это Натан Элт. Генное сканирование дало точное подтверждение. Вам, наверное, хочется узнать, как он прошел через тесты службы безопасности?
      Она без труда предугадала его вопрос.
      – Сразу после того, как первый кадзе подорвал себя в офисе капитана Вертигуса, служба безопасности Руководящего Совета Земли и Космоса начала использовать ретинные сканеры для идентификации своих сотрудников. Эта предосторожность выявила бы Элта. Но его жетон был новым. Он учитывал проверку ретины. То есть он как бы опознавал Импоса, но содержал ретинный отпечаток и описание физических данных Натана Элта.
      – Разве такое возможно? – с притворным удивлением спросил Хэши.
      – Конечно. Физиологическое опознание проводилось тем же кодовым устройством, которое подтверждало допуск Клея Импоса. При беглой проверке все выглядело законным. Служба безопасности Руководящего Совета не догадалась войти в архив чипа и сравнить старые данные Импоса с текущими показаниями сканера. Но, Хэши, мы и сами не делаем этого! При такой процедуре на проверку допуска одного сотрудника уходило бы по нескольку часов.
      Печально, но она была права. На самом деле работа охранных служб Совета и штаб-квартиры полиции Концерна имела смысл лишь потому, что их сложное оборудование и изощренные проверки не позволяли обойти защитные барьеры.
      – А вы декодировали архивную часть чипа? Мне нужны улики.
      – Этим занимается один из моих техников.
      – И что? – спросил Хэши.
      – Пока мы ничего не обнаружили.
      – Вы не наткнулись на какие-то шунтирующие программы или другие элементы кодового взлома?
      Хэши вспомнил, что перед сессией Совета он лично заверил Койну Хэнниш в истинности кодов, которые Лейн извлекла из фрагментов идентификатора, найденных в офисе Годсена. Коды были правильными и соответствовали текущей дате. Если бы в них содержались изменения и шунтирующие элементы, внесенные специалистами Руководящего Совета, «Анодин систем» или кем-то еще – законным или незаконным образом, – вмешательство в цепочки кода было бы обнаружено. Все эти дополнения меняли исходную кодовую матрицу с такой же очевидностью, с какой амнионские мутагены преобразовывали человеческую РНК.
      Однако в данном случае преступники могли обойтись лишь взломом старого кода.
      – Еще нет, – с плохо скрытым раздражением ответила Лейн.
      Он решил сменить тему.
      – Ладно. Что известно о кодовой матрице?
      – Она легальная, – тут же ответила Харбингер. – Соответствует текущей дате и установленным требованиям. Вы сами знаете, что это означает. Кстати, если вы хотите подтверждения, то я могу сказать, что все это относится и к исходному коду, который мы выделили из идентификатора кадзе, убившего Годсена.
      Хэши задумчиво кивнул.
      – Такие подтверждения всегда нужны. Но ваши заключения меня не удивили.
      – Да уж, – согласилась Лейн.
      Лебуол с тревогой взглянул на хронометр и спросил:
      – Что еще вы узнали?
      – Я сейчас работаю над телом, – ответила она. Хэши уловил в ее тоне что-то новое – возможно,
      оттенки гордости. До сих пор, несмотря на важность полученных данных, она говорила о рутинных процедурах, которые мог бы выполнить любой из ее лаборантов. Но теперь в голосе Лейн появились признаки возбуждения и личной заинтересованности. Вскоре Хэши убедился, что она действительно обнаружила нечто важное.
      – Я уже сейчас могу сказать, что мы не найдем детонатор, – продолжила Лейн. – Бомба была спрятана в теле – иначе служба безопасности определила бы ее наличие. В подобных случаях, как вы знаете, заряд обычно защищается отражающим экраном.
      Хэши это знал. Тело Энгуса Термопайла было напичкано экранами и различной аппаратурой.
      – Чтобы пройти проверку на сканере, экранная оболочка должна была иметь органической состав и воспроизводить ожидаемое отражение. К сожалению, при взрыве бомбы она сыграла роль сдерживающего элемента. Ее хватило на миллисекунду или две, но она создала внутреннее давление, разрушившее все детали детонатора. На молекулярном уровне я могу найти любые фрагменты, но мне не удастся воссоздать устройство, которому они принадлежали По этой причине я сконцентрировала свое внимание на биохимии.
      В ее речи слышалась почти подсознательная шепелявость, похожая на далекие электростатические разряды. Секунды на хронометре не прекращали бег, но Хэши затаил дыхание.
      – Его кровь, словно варево ведьм, была наполнена химическими соединениями. Как вы и ожидали, он находился в состоянии наркогипноза. Из-за нехватки времени я не закончила анализ всех веществ, но многие из них не присущи человеческому телу.
      Она сделала паузу, предупреждая, что дальше последует важный вывод.
      – Среди них мне попалось вещество, которое я нашла довольно странным. Вернее, более странным, чем все остальное.
      – И что это за вещество? – спросил Хэши, словно хотел поторопить ее, словно он не знал, что Лейн и так уже неслась на всех парах, едва не слетая с колеи обоснованных рассуждений.
      В ответ на его вопрос она, наоборот, замедлила темп речи, с намеренной точностью подчеркивая каждое слово.
      – При спектральном анализе его крови я заметила коэнзимный пик. Большой и четко выраженный пик! Это вещество инертно. Оно даже отдаленно не похоже на естественные коэнзимы. Однако в комбинации с некоторыми человеческими апоэнзимами оно создает искусственный голоэнзим. И вот он уже активный! Он имеет интересное сходство с псевдоамилазой, которую мы используем для производства защитных экранов в телах киборгов… Хотя, конечно, есть и существенные различия.
      Хэши непроизвольно забарабанил ногтями по столу. Ему были нужны конкретные ответы.
      – Лейн, пожалуйста, изложите вашу точку зрения. Я и так не в милости у нашего начальника. Он назначил мне встречу, и мое опоздание рассердит его еще больше.
      – Я же, черт возьми, стараюсь! – огрызнулась она. – Но мне приходится разжевывать каждую мелочь!
      Лебуол с трудом подавил вспышку гнева. Впрочем, он сам был виноват – позвонил ей до того, как она подготовилась к докладу. Ее результаты были фрагментарными и умозрительными. Естественно, она хотела подать их с предельной осторожностью. Хэши ничего бы не получил, укоряя ее.
      – Из-за большого сходства с псевдоамилазой я поначалу решила, что этот коэнзим использовался для защитного экрана, – продолжила Лейн. – Но затем мне стало ясно, что он представляет собой отличный пусковой механизм. Попадая в кровь, вещество запускает в действие химический детонатор, и через пару ударов сердца бомба, спрятанная в теле кадзе, взрывается. Это как оргазм невиданной силы, который лишает вас жизни!
      Раздражение Хэши улеглось. «Лейн, – подумал он, – ты чудо! Вот поэтому я терплю твою эксцентричность».
      Упиваясь радостным возбуждением, он посоветовал ей:
      – Проверьте его зубы.
      Где еще мог находиться коэнзим, чтобы мужчина, одурманенный наркогипнозом, был способен проглотить его по условному сигналу? Где еще, как не во рту? При таком варианте вещество попадало в кровяной поток с задержкой – по крайней мере на десять-пятнадцать секунд. Это гарантировало безопасность тому человеку, который подавал сигнал.
      – Вы бы видели, что от них осталось, – ответила Лейн. – Я как раз их осматриваю.
      – Тогда не буду вам мешать, – с шутливой галантностью произнес Лебуол. – В награду за доблестный труд, когда вы закончите ваши анатомические исследования, я попытаюсь убедить вас стать моей супругой.
      Чтобы не слышать ее презрительный хохот, он быстро отключил интерком.
      К сожалению, Лейн не могла обосновать те умозаключения, которые он сделал. Возможно, в конце своих изысканий она докажет, что странный голоэнзим служил химическим пусковым устройством. Но ее логика не позволит ей перейти к следующим выводам относительно этого вещества.
      Тем не менее результаты экспертиз вполне соответствовали текущим целям Хэши. Поправив мятый халат, он вышел из кабинета и отправился на встречу с Уорденом Диосом – так быстро, как позволяли его развязанные шнурки.

      Вектор утверждал, что вылечил его. Мика повторяла это вновь и вновь, обнимая и покачивая Сиро, как ребенка. Но он знал, что они ошибались. Края судьбы сжимались вокруг него сильнее объятий Мики. Койка стала гробом. Он знал, что они ошибались.
      Сорас Чатлейн ввела в его вену мутаген. Он чувствовал, как генетическая программа меняла цепочки его ДНК. Он понимал это глубже, чем те, кто беседовал с ним. Никакие слова не могли перевесить клеточное знание того, как гнусно он был предан.
      Морн лаской и хитростью заставила его открыть все то, что с ним случилось. Теперь об этом знал каждый. И его судьба стала более определенной. Естественно, Морн обратилась за помощью к Вектору. А как же иначе? Разве она могла оказать Сиро любезность и оставить его наедине со своим ужасом? Нет, никто и никогда не относился к нему серьезно!
      Когда Вектор понял дилемму Сиро, он дал ему какой-то антимутаген. Дал и сказал: «Основой этого лекарства являются генетически созданные искусственные микробы, которые действуют как связующее вещество. Они прикрепляется к нуклеотидам мутагена и делают их инертными. А затем эти связки выводятся из тела, как отходы».
      Прежде он был наставником и другом Сиро. Его голос звучал уверенно и не по-человечески спокойно. Но утешения Вектора не доходили до юноши. Он не слышал их. В его ушах гремели угрозы Сорас Чатлейн. Ее слова были бесконечно сильнее.
      «Мутаген останется в тебе. Он будет действовать в каждой твоей клетке, обвиваясь вокруг цепочек ДНК. Но он не станет изменять тебя, пока ты будешь принимать это лекарство». Сорас Чатлейн предлагала ему отсрочку в обмен на услугу. «Твоя человеческая сущность будет зависеть от количества принятого лекарства – или от того, как часто ты будешь принимать эти капсулы. С их помощью ты можешь оставаться человеком. Но когда они кончатся, ты превратишься в амниона. Вот почему я служу им, Сиро. Если я откажусь, они перестанут давать мне капсулы. И вот почему ты будешь служить мне».
      Затем, пока Майлс Тэвернер держал его, она ввела мутаген – и Сиро понял, что Сорас говорила ему правду. Он мог оставаться человеком до тех пор, пока у него был запас капсул. Сиро знал, что надо сделать для получения лекарства. Чатлейн хотела, чтобы он испортил оба двигателя «Трубы». Это была плата за его человечность. Чтобы получить какой-то шанс, он должен был убить своих товарищей… и даже Мику. Особенно Мику.
      Чем больше она знала о грозившей им опасности, тем сильнее становилась ее верность команде. Она была на их стороне, хотя ее вмешательство могло убить его. Мика не понимала страданий брата. Да и как она могла их понять? Гордая, упрямая, сильная… Они все были сильнее его. Вместо того чтобы помочь ему – разве он не умолял сестру оставить его в покое? – она смущала Сиро своей силой, гасила и комкала в нежной привязанности. Она защищала его и мешала ему. Сжимала в объятиях, чтобы успокоиться. А в это время его судьба продолжала обратный отсчет, приближаясь к моменту полного разрушения.
      «Вот, – сказал Вектор, вернувшись из лазарета. – Это антимутаген». Он отдал капсулу Сиро. «Глотай и иди за мной. Я в твоем присутствии проведу анализ крови. Посмотрим, как работает лекарство. Ты своими глазами увидишь, что опасность уже миновала».
      Однако Сиро знал, как сильно ошибался Вектор. Они все ошибались. К сожалению, он был слишком слаб, чтобы справиться с ними.
      Когда «Труба» оказалась в относительно спокойной части астероидного роя, Мика отвела его в лазарет. По ее настоянию, он ознакомился с результатами анализов крови, проведенных Вектором. Сиро следил за перемещением нуклеотидных пиков, пока они не вошли в зону, обозначенную как «человеческая норма». Он апатично наблюдал за сменой графиков на экране дисплея. По мнению Мики и Вектора, он должен был увидеть картину того, как иммунное лекарство прикреплялось к цепочкам амнионского РНК и выводило их вместе с собой из организма.
      Вектор верил этим графикам. И Мика тоже верила. Но Сиро знал, что они ошибались.
      «Ты должен испортить двигатели. Оба. Тебя учили на механика, и ты знаешь, как это сделать. Останови "Трубу". Отдай ее мне. Если она не сможет лететь, с ней будет покончено».
      Вернувшись в каюту под надзором сестры, он начал ждать удобного момента. Ему дали двенадцать часов. Сорас Чатлейн сказала: «Если в течение двенадцати часов я не получу желаемого, ты останешься без моей поддержки». Всего половина суток. И время быстро истекало. Когда ему нужно было принимать очередную капсулу, он отпрашивался у Мики в туалет и там глотал дозу временного противоядия. По крайней мере, на это ему хватало сил. Но сокращавшийся запас напоминал, что у него осталось мало времени.
      А вдруг уже слишком поздно? Его терзали сомнения. С тех пор как «Труба» ввязалась в бой, он был вынужден находиться под гравитационным колпаком, невзирая на свое желание – или принуждение – подчиниться приказу Сорас. Все судно наполнилось шипением плазменной пушки, металлическим лязгом отраженных выстрелов и воем импульсного двигателя. С огромным ускорением крейсер метался то в одном, то в другом направлении. Любое сражение среди астероидов было навигационным кошмаром. Но, судя по звукам и сотрясениям, этот бой оказался хуже любого кошмара. Необъяснимое чередование тишины и неистовой какофонии битвы создавало впечатление, что «Труба» сражалась с несколькими противниками и в более чем одном астероидном рое.
      Голоса, доносившиеся из интеркома, частично поясняли ситуацию, но Сиро не обращал на них внимания. Они не отзывали Мику от него и, значит, не имели смысла. Затем корабль помчался с таким ускорением, что у Сиро потемнело в глазах. Он больше не знал, что ему нужно и что происходит. Его ум наполнился смертью и беспамятством – последнее принесло ему облегчение. Он думал, что судьба наконец пожалела его.
      Через какое-то время ускорение уменьшилось. Рев в турбинах продолжался, но давление в ушах начинало ослабевать до терпимого уровня. На соседней койке зашевелилась Мика. Несмотря на истощение и пробитый череп, она по-прежнему была сильнее брата.
      – Черт! – тихо проворчала она, словно боялась повысить голос. – Что это было?
      Он не знал. Сиро даже не знал, зачем она задала ему такой вопрос.
      Бежали минуты. Или, возможно, они уже прекратили свой бег, упав на пол и скорчившись там от боли в конвульсиях мутации. Что со следующей капсулой? Не пропустил ли он срок, находясь без сознания? Нет, темная брешь, вызванная большим ускорением, не отняла у него много времени. Она лишь казалась огромной. А жаль… Убив его, она совершила бы добрый поступок.
      Неужели Мика будет мучить его до самой последней минуты? Неужели она настолько бесчувственна и груба? Да, она не спустит с него глаз, хотя он был ее братом – последним членом семьи, оставшимся в живых. Если бы они поменялись местами, он ухаживал бы за ней более чутко и нежно.
      – Мика!
      Голос Дэйвиса, внезапно зазвучавший из динамика интеркома, был наполнен отчаянием.
      – Мика? Слышишь меня? Ты мне нужна.
      Как только Сиро уловил тоску в тоне Дэйвиса, он ощутил в своем сердце сладкий укус надежды. И тогда он понял, что выполнит приказ Сорас Чатлейн.
      – Только не говори, что не можешь оставить Сиро! – продолжил Дэйвис, как будто читал его мысли. – Пусть он немного пострадает в одиночестве. Ты мне нужна. Я здесь один.
      Мика напряглась и сжала руку Сиро. В чем дело? Наверное, она интуитивно понимала, в каком положении находился ее брат – вернее, какую опасность он собой представлял. Однако теперь им грозило и нечто другое. Это было ясно по голосу Дэйвиса. Своей верностью Мика загнала себя в ловушку. Она хотела остаться с братом, чтобы защитить Морн и остальных. Но им срочно требовалась ее помощь.
      Сиро знал, как она поступит. Голос Дэйвиса подстегивал ее, как бич.
      – Вектор? Вектор, прошу тебя, отзовись. Я не успеваю следить за приборами. Мне нужен помощник. Если кто-нибудь из вас не придет, мы погибнем.
      Мика приподнялась на локте и сердито посмотрела на брата. Судя по тому, как она хмурилась, ее разрывали противоречивые сомнения. Сиро попытался рассеять опасения сестры.
      – Тебе надо идти.
      От напряжения в горле его голос звучал как тревожное карканье.
      – Больше некому. Со мной все будет хорошо.
      Он лгал ей. Сиро знал, что с ним не «будет хорошо» – никогда уже не будет. Однако ложь не смущала его. Он не мог позволить себе честность.
      Из динамика интеркома донесся голос Вектора:
      – Я слушаю тебя. Скажи, что надо сделать. Я постараюсь выполнить это.
      Из-за вибрации переборок ему приходилось кричать. Или, возможно, он кричал от боли в суставах, потревоженных большим ускорением.
      – Я не могу оставить тебя, – простонала Мика. – Ты в таком состоянии…
      – Термопайл снаружи, – прервал ее Дэйвис. – Он не должен был выжить в потоках сингулярных полей. Но я слышу его дыхание. Очевидно, он оставил включенным нашлемный микрофон. Надень скафандр и вылови Энгуса. Мы должны вернуть его на корабль.
      – Видишь? – сказал Сиро. – Ты им очень нужна. Он старался облегчить ее выбор и тем самым упростить свою задачу.
      – Вектор будет спасать Энгуса. Морн в отключке – она не выносит больших перегрузок. Сиба больше нет.
      Саккорсо тоже больше не было. Сиро смутно помнил, как кто-то – Дэйвис или Вектор – говорил, что Ник и Сиб покинули корабль. Надев тяжелые скафандры, они полетели взрывать преследовавший их «Планер»
      – Клянусь, я буду лежать и ждать твоего возвращения.
      – Дэйвис, – ответил Вектор. – Я уже иду.
      Возможно, Шейхид действительно кричал от боли. Но даже теперь он не понимал, на какой грани разрушения находился Сиро. Мика приняла решение. Хмурясь от досады, она начала отдавать распоряжения:
      – Сделаем так: ты закроешь за мной дверь, вернешься в койку и включишь гравитационную защиту.
      Несмотря на раны и истощение, она не могла оставаться безучастной, когда Дэйвису – и всей команде корабля – требовалась ее помощь.
      – Я вернусь, как смогу – как только мы решим проблему, которая тревожит Дэйвиса.
      А в это время Сиро сделает то, что спасет его душу. Когда Сорас Чатлейн захватит крейсер, она даст ему капсулы для сохранения его человечности. Она вернет ему рассудок…
      Ускорение корабля накренило пол каюты. Одарив брата тяжелым взглядом, похожим на удар кулака, Мика вскочила с койки и начала подниматься к двери. Открыв ее, она еще раз посмотрела на брата:
      – Я прошу тебя, Сиро. Оставайся там, где лежишь. Тебе ничто не угрожает. Если и есть какая-то опасность, то мы с ней справимся. Мутаген уже вышел из твоего тела. Вектор не мог ошибиться с анализами. Ты ведь знаешь его. Он не стал бы обманывать тебя.
      Иди! Иди отсюда! Он не слушал ее заверения. Он хотел только одного – чтобы Мика ушла. И, наверное, она поняла, что Сиро пропустил ее слова мимо ушей. Она закрыла рот и поморщилась. На скулах заиграли желваки. Она печально опустила голову и вышла из каюты.
      Все! Мика оставила его в покое! Отправилась на мостик! Надолго! Он был уверен в этом. Дэйвису требовалась ее помощь. «Я здесь один. Я не успеваю следить за приборами». Сиро знал, что Мика взвалит на себя непосильный груз ответственности. Она всегда поступала так и за это время едва не довела его до безумия. Сердце в ужасе барабанило по ребрам. Яд амнионов жег его вены.
      «Мутаген останется в тебе».
      Он прислушался и уловил тяжелый вздох лифта, когда тот с натугой пополз вверх, преодолевая силу ускорения. Этот звук подсказал ему, что Вектор направился к воздушному шлюзу. А значит, центральный проход был пуст.
      Сиро отключил гравитационную защиту, вскочил с койки и метнулся к двери, как животное, обезумевшее от тоски по свободе. Страх, закодированный в цепочках ДНК, принуждал его к действию. Выбежав в коридор, он направился к ближайшему ящику с аварийным набором инструментов. Сиро знал, где его искать. На борту «Трубы» ему досталась унизительная роль юнги – мальчика на побегушках. Несколько дней назад он получил приказ вернуть на место гаечный ключ, которым Ник хотел «вырубить» Энгуса. Вот почему он знал, где находились все инструментальные комплекты.
      «Он будет действовать в каждой твоей клетке, обвиваясь вокруг цепочек ДНК».
      Если бы кто-то из команды вышел сейчас в коридор, замысел Сиро был бы раскрыт. Мика, Дэйвис и даже Морн попытались бы остановить его. Но ему приходилось рисковать. Он должен был спешить – и он спешил, насколько позволяло ускорение.
      Вскрыв контейнер, Сиро вытащил гаечный ключ. На металлической рукоятке остались пятна засохшей крови и пара прилипших волос. В прошлый раз он не стал очищать инструмент. Да и теперь это было излишним. Странно, но у киборга Энгуса в венах текла настоящая кровь. И волосы выглядели вполне обычными.
      Сиро сунул гаечный ключ за пояс. Он положил в карманы тестер, небольшой технический лазер, набор переходников, провода и припой. Затем юноша направился к техническому люку, который вел в моторный отсек «Трубы».
      «Вот почему я служу им, Сиро. Если я откажусь, они перестанут давать мне капсулы. И вот почему ты будешь служить мне».
      Он знал, что работа займет много времени. Сиро еще никогда не бывал в моторном отсеке корабля. Он понятия не имел, где находились пусковые платы и калибровочные приборы. Больше всего он боялся отключить не те механизмы – к примеру, испортить систему жизнеобеспечения и оставить двигатели в рабочем состоянии. Сиро решил действовать осторожно – семь раз проверить, прежде чем вывести из строя необходимую контрольную панель. Он знал, как это сделать. Вектор научил его многому.
      В пузырьке, который дала ему Сорас Чатлейн, оставалось несколько капсул. Сиро имел запас времени и мог не спешить при выполнении задания.
      Он по-прежнему был предан Мике – хотя и по-своему.

      Как он и предполагал, все руководители служб уже находились в кабинете Уордена. Это было одно из нескольких экранированных помещений, которые защищали главу полиции Концерна рудных компаний от прослушивающих устройств и «жучков» внешнего мира. Диос, Койна Хэнниш и шеф Мэндиш с нетерпением ожидали Лебуола.
      Койна сидела у стены – слева от двери. Эта нарочито скромная позиция выражала ее согласие с тем, что служба протокола в данный момент играла незначительную роль. Мэндиш расположился напротив нее, но гораздо ближе к столу Уордена. Присутствие шефа службы безопасности объяснялось просто: он являлся заместителем Мин Доннер и должен был отчитаться за свой промах в Руководящем Совете. Волнение заставило его отказаться от кресла. Он стоял у стены, сцепив руки за спиной и опустив широкие плечи. Прежний румянец на лице и шее немного угас, но был по-прежнему заметным.
      Уорден сидел за столом, сложив руки, как примерный школьник. Его единственный глаз сверкал, словно лазерный резак, дополняя возможности скрытого под повязкой протеза. Диос не был крупным мужчиной, но сильное тело и неподвижность позы придавали ему сходство с каменной статуей или образом на старинной иконе.
      Хэши быстро прошмыгнул в кабинет, на ходу извиняясь перед коллегами. Дверь за ним закрылась. Он услышал, как запоры с металлическим щелчком вошли в пазы. Этот звук создал у него неприятное впечатление, что он вступил в сферу окончательных вопросов и ответов. Приблизившись к столу Диоса, Лебуол осмотрелся в поисках кресла. Тем не менее он стоял до тех пор, пока Уорден сердитым жестом не предложил ему присесть.
      – Не надо извинений, Хэши, – хрипло сказал Диос. – Просто объясните мне, почему мы десять минут сжимали кулаки и массировали пальцы, словно нам больше нечем заняться.
      Хэши понял, что Уорден был в плохом настроении. Он хотел придумать какое-то оправдание, но подавил в себе этот импульс.
      – Как вы знаете, Лейн Харбингер изучает останки кадзе.
      Его очки скользнули вниз, открывая глаза для пронизывающего взора Диоса. Однако Лебуол не отважился поднять их на прежнее место.
      – Я ждал, сколько мог, пока вы не позвонили. Затем мне потребовалось время, чтобы выслушать предварительный отчет.
      Чувство собственного достоинства не позволило ему добавить, что результаты Лейн оказались достойными этого ожидания. Уорден выслушал его и мрачно кивнул.
      – Я вас понимаю. Мы переживаем критическую ситуацию: один из самых худших кризисов, который выпадал на нашу долю. Будем надеяться, что эти потерянные десять минут не увеличат грозящую нам опасность.
      Хэши заморгал, как удивленный филин. Неужели Диос считал атаку кадзе «самым худшим кризисом, который выпадал» на их долю? Невероятно! Похоже, он действительно оторвался от реальности. Конечно, только глупец не увидел бы в этой ситуации развивающийся кризис, но придавать событиям такой трагизм было просто безумием.
      – Вероятно, вы думаете, что мы собрались здесь для обсуждения взрыва на Сака-Баторе, – продолжил Уорден.
      Он искоса взглянул на Хэши.
      – И некоторые из вас ломают голову, почему я так долго не вызывал их к себе. Да, мы должны разобраться с Сака-Батором. Я хочу узнать, что там произошло. Но превыше всего мне хотелось бы понять, что означает эта акция. Атака на Совет является лишь одной из граней текущего кризиса. Прежде чем мы перейдем к ней, я сообщу вам тревожную новость. Надеюсь, после этого вам станет ясно, почему я не вызвал вас сразу по прибытии на станцию.
      Что-то случилось. Несмотря на мрачный тон Диоса, Лебуол облегченно улыбнулся. Он убедился в том, что глава полиции оценил его искреннее признание.
      – Вкратце ситуация такова.
      В голосе Уордена чувствовалась злоба, которую он, видимо, не мог отбросить.
      – Судя по донесениям наших кораблей, мы вступили в войну с амнионами.
      Шеф Мэндиш напрягся. Не осознавая этого, он сделал шаг к столу начальника. Его черты лица стали такими же жесткими, как у Уордена. Койна склонилась вперед. Ее губы слегка раздвинулись. Глаза потемнели от изумления и ужаса – генетического страха людей перед амнионами.
      Война? Сердце Хэши, пропустив удар, застучало в груди как плазменная пушка. Мы вступили в войну? Он с трудом удержался от вопросов. Не потому ли ты послал Тэвернера присматривать за Джошуа? Неужели ты предвидел это? Но что тебе дал такой ход?
      – Два часа назад я получил сообщение от Мин Доннер, – пояснил Уорден. – Его доставил дрон, отправленный с «Вэлдор Индастриал». Сообщение исходит от службы безопасности станции, но это Мин приказала им отправить его. Директор Доннер передала на Вэлдор, что в системе «Массива-5» ею был обнаружен амнионский сторожевик класса «Бегемот». Учитывая огромное расстояние от запретного пространства, мы можем отбросить идею о том, что боевой корабль амнионов сбился с курса. Как сообщает служба безопасности Вэлдора, «Каратель» вступил в бой с амнионами, но сражение было неудачным. Наш корабль получил серьезные повреждения. Щиты и плазменные ловушки противника выдержали удар крейсера. Но это еще не все.
      Он выдержал мрачную паузу.
      – В донесении говорится, что амнионский корабль вооружен сверхсветовой протонной пушкой.
      Мэндиш прошептал проклятие. Хэши сделал бы то же самое, если бы годы службы не нарастили на нем броню, скрывавшую под собой любые эмоции. Тон Уордена намекал на серьезные последствия и разрушения. Казалось, что его слова сжимали пространство, выдавливая воздух из кабинета и затрудняя дыхание людей.
      Сверхсветовая протонная пушка считалась столь страшной потому, что могла наносить мощнейшие удары через атмосферу планеты. Плазменные пушки были бесполезны для таких атак: воздух защищал поверхность лучше, чем любые магнитные ловушки. Что же касалось лазерного оружия, то его абсолютная точность не позволяла производить масштабные разрушения. Кроме того, лазерный луч обычно терял когерентность на больших расстояниях. Однако сверхсветовая протонная пушка…
      – Станция «Вэлдор Индастриал» послала эскадру на помощь «Карателю», – продолжил Уорден. – К сожалению, корабли еще не вышли в зону битвы. По каким-то причинам амнионское судно находилось вдали от наших транспортных маршрутов и Вэлдора. Крейсер «Порыв» оказался слишком далеко и не смог присоединиться к погоне за сторожевиком.
      «Вполне типично для этого крейсера», – подумал Хэши. Он ловил каждое слово Уордена, но одновременно успевал обдумывать многие детали. Бортовой журнал «Порыва» был бесславной летописью заурядного судна. Кого бы ни назначали его капитаном, и какой бы опытной ни подбиралась команда, корабль всегда казался невезучим и нерасторопным. Он как будто был проклят Натаном Элтом, который, по иронии судьбы, командовал им первые несколько месяцев.
      – Какими будут ваши распоряжения? – хриплым голосом спросил шеф Мэндиш. – В отсутствии директора Доннер я обязан…
      Он был прямым и бесхитростным, как металлический прут, но Хэши считал его непригодным для замены Мин Доннер. Койна, будучи умной женщиной, ожидала, когда Диос даст ей слово. Уорден остановил шефа Мэндиша резким жестом. Взгляд его единственного глаза был хлестким, как пощечина.
      – Я уже санкционировал предварительное усиление нашей обороны, – произнес глава полиции. – Корабли переведены на боевое дежурство с соответствующим графиком ротации. Вы должны вывести в космос все боеспособные корабли, которые мы имеем в наличии. В штаб-квартире полиции объявлена тревога. Я приказал «Кузнечному молоту» вернуться в околоземное пространство. По моему распоряжению для вызова «Доблести» и «Рискованного» были отправлены беспилотные дроны.
      Линкор «Кузнечный молот» являлся самым большим и мощным боевым кораблем, когда-либо построенным полицией Концерна. В данный момент он выполнял учебные маневры между Юпитером и Сатурном. Его команда должна была освоиться с особенностями эксплуатации такого огромного судна. Линкор находился слишком близко, чтобы вернуться к Земле через пространственную гравитацию, и слишком далеко для полета на субсветовых скоростях. На его возвращение к станции полиции могло потребоваться несколько дней. Что касается других кораблей, названных Уорденом, то эсминец «Доблесть» патрулировал район у станции «Терминус» – наиболее удаленного от амнионов космического поселения. Устаревший крейсер «Рискованный» проводил учения кадетов на «Зеленой Альфе».
      Конечно, полиция имела и другие корабли. Хэши мог бы назвать полдюжины канонерских судов и малых крейсеров в околоземном пространстве. Однако они предназначались для обороны планеты.
      Станция полиции Концерна не могла содействовать им в этой задаче. Она даже не обладала вооружением для собственной защиты. У нее имелись щиты и электромагнитные ловушки, пушки и орудия, но их эффективность в крупномасштабных военных действиях была ничтожной. Любая война, которая велась бы вблизи Земли и командного пункта полиции, предполагала полное и окончательное поражение.
      – Тем не менее я не хочу растягивать нашу оборону и оголять другие регионы космоса, – продолжил Уорден. – Если только мы этого уже не сделали. Я не знаю, что задумали амнионы. Со стратегической точки зрения, «Вэлдор Индастриал» не совсем приемлемая цель для ведения военных действий.
      «А ведь действительно, – подумал Хэши, анализируя рассуждения Диоса. – Даже если Вэлдор будет полностью разрушен, потеря станции не отразится на военном потенциале человечества». Кроме того, «Вэлдор Индастриал» имел великолепную систему обороны. К станции трудно было подобраться, и противник не мог рассчитывать на быстрый и легкий успех. Любая атака потребовала бы времени и многих усилий.
      – Я должен допустить, – добавил Уорден, – что последующие действия противника также могут оказаться нелогичными – точнее, стратегически нелогичными. Амнионы не склонны к пустой трате сил и безрассудному риску. Я полагаю, что это вторжение не подразумевает полномасштабного нападения на человеческий космос. Оно имеет другую цель. Я догадываюсь о ней, но не знаю, куда будет направлен их удар. Поэтому я не могу предсказать, в каком месте необходимо сконцентрировать нашу оборону.
      Очевидно, Койна истомилась молчанием. Страх заставил ее заговорить.
      – Расскажите нам, пожалуйста, о своей догадке, – прошептала она. – Я думаю, мы можем услышать ее?
      – Конечно, можете, – с усмешкой ответил Уорден.
      Его сарказм был адресован не Хэнниш, а самому себе.
      – Все вы знаете, что на борту «Карателя» находится Мин Доннер. Как вы, наверное, уже догадались, я приказал ей защитить «Трубу».
      – Нет, минутку, – запротестовала Койна. – Извините, директор, но вы не учли меня. О «Трубе» мне известны лишь сведения, которые вы и Хэши Лебуол сообщили Совету. На конференции вы сказали, что Энгус Термопайл и Майлс Тэвернер украли корабль…
      – Прошу прощения, – перебил ее Уорден.
      Он поморщился, словно был застигнут врасплох усталостью. Его невозмутимость дала трещину, которую он не мог себе позволить.
      – Черт бы побрал эти секреты. Я слишком долго варился в их котле.
      Диос смущенно потер переносицу.
      – Иногда я забываю, что не рассказал вам о некоторых важных моментах. Энгус Термопайл не угонял «Трубу». Он киборг. Мы забрали его с Рудной станции и превратили в послушный механизм. Он работает на нас. Мы отправили его в запретное пространство, чтобы провести диверсию на Малом Танатосе. Майлс Тэвернер должен был приглядывать за ним. История о том, что они похитили «Трубу», являлась обычным прикрытием. Нам не хотелось вызывать подозрения у некоторых плохих людей.
      Взглянув на Койну, Уорден добавил:
      – Если перед заседанием Совета вас начнет расспрашивать об этом Игенсард, вы можете передать ему мои слова.
      – Но я не понимаю…
      Койна прикусила губу.
      – Хорошо, обсудим детали позже. Сейчас важны другие дела.
      Глава полиции кивнул и приступил к дальнейшим объяснениям:
      – Я направил «Каратель» к поясу Рудной станции. Наш корабль должен был встретить «Трубу» у границ человеческого космоса и сопроводить ее к Земле. Но гравитационный крейсер отправился к «Массиву-5». Почему он это сделал, я не знаю. Нам известно, что амнионы вторглись в ту же систему и в то же время. Если причины, по которым они совершили акт вторжения, никак не связаны с «Трубой», это будет самым большим совпадением в истории человечества. Лично я считаю, что сторожевик преследует «Трубу».
      Хэши чувствовал, как атмосфера кабинета заряжалась отрицательной энергией. Шеф Мэндиш излучал тревогу и испуг перед огромной ответственностью. Койна сражалась со своим непониманием. Спокойствие Уордена походило на центр циклона. Сам же директор Бюро по сбору информации попал в водоворот догадок и интригующих возможностей. Акт вторжения? Потрясающе! Чья была эта игра? Уордена? Ника Саккорсо? Или амнионов – с участием капитана Саккорсо? Сомнения разрастались, как экстаз, сплетая неизвестные последствия из квантовой механики известного.
      Поддавшись волне возбуждения, Хэши неосторожно сказал:
      – Могу поспорить, что мы получим много преимуществ, если позволим сторожевику догнать «Трубу».
      Холт Фэснер одобрил бы это.
      Койна изумленно вздохнула. Шеф Мэндиш тихо выругался. Взгляд Уордена тут же перешел на директора Бюро. Хэши почти ощущал, как его аура жарилась под инфракрасным зондированием Диоса.
      – Объясните свою позицию, – велел ему Уорден.
      Хэши пожал плечами и улыбнулся. Предпринятый риск доставлял ему удовольствие. Он мог побудить Уордена к дальнейшей откровенности. Если же он зайдет в своих догадках слишком далеко, то Диос его остановит. Слова Лебуола, внешне адресованные Койне и Мэндишу, на самом деле предназначались Уордену.
      – Директор Хэнниш и шеф Мэндиш, вероятно, не информированы, что Энгус Термопайл – он же Исаак, он же Джошуа – бежал из запретного пространства с веселой компанией. В частности, я имею в виду Ника Саккорсо и Морн Хайленд – бывшую жертву капитана Термопайла. Такое развитие событий оказалось непредвиденным, поскольку по вашему прямому указанию в программное ядро Исаака первоначально была введена команда, запрещавшая Термопайлу спасать жизнь лейтенанта Хайленд.
      Затем Уорден заменил программное ядро на новое – с другим набором инструкций. Эта тайна принадлежала Диосу, и Хэши не планировал выдавать ее. Он использовал слово «первоначально» только для того, чтобы оказать на Уордена небольшое давление.
      – Морн считалась и, возможно, считается для нас опасной персоной. Она может помешать нашим целям. Лишь странное, никем не предвиденное стечение обстоятельств могло быть причиной ее появления на борту «Трубы».
      – О каких целях вы говорите? – быстро спросила Койна.
      Хэши не удосужился дать ей ответ. Все его внимание было нацелено на Диоса.
      – Кроме того, мы подозреваем, что капитан Саккорсо отдал ее амнионам, и что она была их пленницей. Это могло привести к таким последствиям, которые трудно представить. Поэтому я нахожу вдвойне странным, что она теперь сопровождает капитана Термопайла. Морн Хайленд бежала от амнионов? Каким образом? Ее освободили? По какой причине?
      Директор Бюро по сбору информации по-прежнему не мог отказаться от своей гипотезы, что Морн стала генетическим кадзе, нацеленным на полицию. Энгус спас Морн – в основном благодаря Уордену Но это не устраняло подобной возможности.
      Выслушав Хэши, Диос нахмурился. Какое-то время он пристально смотрел в лицо помощника – наверное, хотел понять, как много тот знал. Затем он кивнул.
      – Я буду держать это в уме.
      – Простите, директор, – настойчиво вмешалась Койна.
      Она по-прежнему сидела в кресле, но, похоже, была готова вскочить на ноги. Ее голос дрожал от возмущения.
      – Директор Лебуол говорил о целях – «наших целях». Поясните, пожалуйста, каким образом лейтенант Хайленд могла им угрожать? Я слышала, как директор Лебуол признался Совету в том, что мы отдали свою сотрудницу капитану Саккорсо. Мне это очень не понравилось, но сейчас его слова звучат еще хуже. Она – наш человек. Почему же в программное ядро киборга был внесен запрет на ее спасение? Я должна сказать, что такая команда мешает «нашим целям» гораздо сильнее, чем любой из ее возможных поступков.
      Несомненно, Мин Доннер присоединилась бы к протестам Койны. Шеф Мэндиш, несмотря на его отупевший вид, явно чувствовал такое же желание Однако Хэши это не тревожило. Он приподнял очки на носу. Пятна на линзах помогали ему фокусировать внимание. Он должен был понять Уордена.
      Диос по-прежнему сидел неподвижно, однако что-то в нем менялось. Он, казалось, разбухал и становился больше, набирая массу из напряженной атмосферы кабинета. Слушая Койну, он буравил ее проницательным взглядом. А когда Уорден наконец заговорил, его голос был пропитан желчью. Слова вылетали как вспышки лазера.
      – Директор Хэнниш, на каком основании мы добились акта преимущественного права?
      Она ответила с такой же суровостью:
      – На основании того, что предатель в службе безопасности Рудной станции тайно сговорился с Энгусом Термопайлом о краже припасов.
      Несмотря на ее профессиональный лоск и женственную мягкость, она была гораздо жестче, чем покойный Годсен Фрик.
      – Это напугало Руководящий Совет. Советники перестали доверять местным службам безопасности. У них не осталось другого выбора, как только расширить нашу юрисдикцию.
      Уорден кивнул и тихо спросил:
      – А этот акт прошел бы, если бы советники не были напуганы?
      Койна изогнула губы, подразумевая пожатие плеч.
      – Они отклоняли его на двух предыдущих сессиях.
      – Вот именно.
      Голос Уордена окреп. В нем появилась жажда крови – скорее всего, своей собственной.
      – Советники не знали, что мы ввели их в заблуждение. «Предатель» в службе безопасности Рудной станции не сговаривался с Энгусом. Он сговорился с нами. Мы подставили капитана Термопайла, чтобы напугать Совет. И акт прошел.
      Его сжатая в пружину сила главенствовала над людьми, собравшимися в кабинете.
      – Морн Хайленд – опасная свидетельница Она знает о невиновности Термопайла Я уверен, что, когда ей начнут задавать вопросы, она расскажет правду о коррупции в полиции. Кстати, если вы сочтете нужным, то можете сообщить об этом Игенсарду.
      Койна отпрянула, словно Уорден нанес ей пощечину. Блеск в ее глазах померк. Вместо румянца по щекам расползлась предательская бледность Шеф Мэндиш чувствовал себя не лучше. Волны гнева и смущения окрашивали его кожу красными пятнами, похожими на бляшки инфекции. Он и новый руководитель службы протокола не знали о специфических делах, которые Хэши считал вполне обычными. Мин Доннер и Годсен Фрик умели держать свои сердца и рты закрытыми.
      Отметив реакцию коллег, Хэши тут же потерял к ним интерес. Ему хотелось аплодировать Уордену. Глава полиции еще раз удивил его. Диос раскрыл подчиненным истину о прохождении акта преимущественного права. Такая смелость выглядела многообещающей. Она проливала свет на природу игры великого Уордена – слишком много света, чтобы Хэши мог впитать его в данный момент. Он был почти ослеплен интенсивностью прозрения. Однако откровение Диоса несло в себе угрозу. Когда Совет узнает правду, глава полиции и все его помощники будут уволены. Это в лучшем случае. А в худшем – их отдадут под суд и обвинят в серьезных преступлениях.
      Какое совпадение! Амнионы совершили акт вторжения, и именно в это время единственные защитники человечества начали выставлять на свет свое грязное белье!
      – О Господи! – не в силах сдерживать себя, прошептал шеф Мэндиш. – А директор Доннер знала об этом? Неужели она тоже участвовала в таких махинациях?
      Для него это были важные вопросы. От них зависело его доверие к Мин Доннер Он искренне полагался на нее. И теперь ему хотелось знать, насколько она была с ним честной. Хэши посчитал эту тему тривиальной, но Уорден отнесся к вопросам Мэндиша серьезно.
      – Да, – ответил он тоном, который не допускал дальнейших споров. – Но вам следует кое-что понять. Мы делали это по прямому распоряжению моего непосредственного и законного начальника Холта Фэснера.
      Последнюю часть фразы он произнес с язвительной злостью, напоминавшей концентрированную кислоту.
      – Он приказал нам сохранить эту операцию в секрете. При широкой огласке в ней не было бы смысла.
      Неужели он намеревался раскрыть этот секрет? Неужели он хотел, чтобы Койна рассказала Совету об истинной роли Дракона в руководстве полиции Концерна? Конечно! Диос этого и добивался.
      Такая перспектива едва не лишила Хэши дыхания. Он махнул рукой в направлении шефа Мэндиша, словно пытался изгнать из кабинета сладенькую честность глупого служаки. Игра Уордена была неизмеримо выше всех слюнявых идеалов. Немного успокоившись, Лебуол спросил:
      – Вы решили рассекретить это?
      – Да, – без колебаний ответил Диос – Вы меня правильно поняли.
      Он по очереди навел прицел единственного глаза на Койну, Хэши и шефа Мэндиша.
      – Говорю открыто Я решил предать эту информацию публичной огласке.
      Именно сейчас, когда Руководящий Совет панически отклонил законопроект об отделении, который мог вырвать полицию из лап Дракона. Лебуол озабоченно вздохнул. Интересно, что из этого выйдет? Удастся ли Диосу в своем падении сбить Холта Фэснера? Возможно, удастся. Особенно с помощью Хэши. Эта убойная и откровенная информации могла сбросить Фэснера с трона. Выставить большого червя на всеобщее обозрение. Но сопутствующие потери были огромными…
      В сердце Хэши пробудилось нежное и почти детское чувство любви к своему начальнику. В то же время он ощутил себя вознесенным на несколько уровней величия. Он понял, что будет затронут квантовой энергией кризиса – причем по такой шкале, которая минутой раньше казалась ему невозможной. Огонь вдохновения испепелил досаду оттого, что он не понимал игру Уордена. На лице Лебуола появилась маразматическая улыбка Ликующая радость запульсировала в венах. Он уже знал, что окажет Диосу любую помощь, которую тот от него потребует.
      Тем временем шеф Мэндиш вернулся к былой флегматичности. Вероятно, он не справился с информацией, которую преподнес ему Диос. Мэндиш питал глубокое уважение к Мин Доннер. Но, как однажды сказала его начальница, подразделение специального назначения было кулаком полиции Концерна, а не мозгом. Шеф службы безопасности привык использовать свой ум для организации оперативных мероприятий. Он не умел анализировать цели, формировавшие политику Уордена. Хэши видел, что Мэндиша душило возмущение. Но он знал: этот человек продолжит выполнять приказы – так же честно и ответственно, как раньше – по крайней мере до тех пор, пока Мин Доннер не вернется к исполнению своих обязанностей.
      Койна разбиралась в планах Уордена не лучше Мэндиша, но она реагировала иначе.
      – Я поняла вас, директор Диос. Как только мне представится подходящий случай, я обязательно расскажу об этом особому советнику Игенсарду.
      Ее голос дрожал. Тон был холодным – покрытым изморозью.
      – Но это второстепенный вопрос. При данных обстоятельствах честь полиции отступает в сторону.
      Она превратила слово «честь» в такую ледышку, что вся фраза едва не треснула и не разбилась на куски.
      – Амнионы совершили акт вторжения. Возможна война. Вы собираетесь сообщить об этом Совету?
      – Конечно.
      Уорден нахмурился. Похоже, вопрос Койны задел его за живое.
      – Таковы требования закона. Кроме того, это мой долг. Но прежде я хочу узнать, как развиваются события и насколько велика опасность. Если мы не скажем советникам, что собой представляет настоящая угроза, они могут сделать какую-нибудь глупость.
      «Действительно могут», – подумал Хэши. В этом он не сомневался. На любом этапе человеческой истории чиновники, избранные в законодательные учреждения, редко совершали то, что не попадало под категорию глупости. К тому же данная ситуация усугублялась тем, что большинство советников получили места – прямо или косвенно – из рук Холта Фэснера, который, в свою очередь, черпал основную часть богатств из торговли с амнионами.
      Очевидно, Койна приняла ответ Уордена как официальное заявление. Однако ему не требовалось от нее никаких подтверждений. Он перешел к обсуждению текущих вопросов.
      – Все это возвращает нас к событиям на Сака-Баторе. Вы трое только что оттуда. Шеф Мэндиш, вы отвечали за безопасность на острове и, в частности, за безопасность проведения внеочередного заседания Руководящего Совета.
      Шеф службы безопасности поджал губы, но через секунду кратко ответил:
      – Да, сэр.
      – Директор Хэнниш, – продолжил Уорден, – вы излагали перед Советом официальную политику полиции Концерна. Директор Лебуол…
      Уорден Диос сделал паузу и внимательно посмотрел на Хэши.
      – Я полагаю, вы находились там потому, что проводили расследование, связанное с нападениями на капитана Вертигуса и Годсена Фрика.
      Хэши молча кивнул.
      – Мне хотелось бы выяснить природу угроз, с которыми мы столкнулись. То есть я хочу знать, что затевают амнионы, и кто стоит за атаками кадзе. Кто послал террористов-самоубийц и по какой причине? Почему их подрывы произошли именно сейчас, когда амнионы совершили акт вторжения? То, как мы ответим на первую часть этого вопроса, подскажет нам, что делать со второй.
      Чем объяснялся такой выбор времени? Почему атаки кадзе начались именно теперь? Хэши считал эти вопросы немного демонстративными. Уорден знал об истинных причинах недавних нападений. Хотя в этом отношении Лебуол придерживался собственного мнения.
      – Вы трое должны рассказать мне, в чем дело, – подытожил Уорден. – Что, черт возьми, происходит?
      Он не обращался за ответом к Мэндишу. Уорден понимал, что шеф службы безопасности знал о ситуации еще меньше, чем он сам. Тем не менее Мэндиш решил ответить первым.
      – Я должен признаться, что не могу дать вам отчет о происшедших событиях, – мрачно выпалил он. – Вероятно, основную часть объяснений мы услышим от директора Бюро по сбору информации.
      Это исповедь далась ему с трудом. Его грубоватое лицо по-детски морщилось от чувства вины.
      – Насколько я знаю, мы предприняли все возможные меры предосторожности. Использовали ре-тинные сканеры и различные электромагнитные датчики.
      Некоторыми из них был оснащен и Энгус Термопайл.
      – Мы провели полную проверку идентификаторов и удостоверений личности. Тестам подвергся каждый человек на острове – каждый, кто прибывал или убывал с него. Тем не менее кадзе обошел эти проверки. Скорее всего, он действительно работал в службе безопасности – даже если это кажется невероятным. Теперь все зависит от Бюро. Я блокировал остров. Никто не может попасть туда или улететь оттуда – кроме наших людей, разумеется. Некоторые советники уже кричат о нарушении своих гражданских прав.
      Шеф Мэндиш пожал плечами. Он не боялся жалоб от советников.
      – Многим из них хочется покинуть остров и спрятаться. Но тот, кто стоит за взрывом кадзе, находится на Сака-Баторе. Я собираюсь сделать так, чтобы он там и остался. Тогда мы сможем отыскать его.
      Хэши одобрительно кивнул. Он знал, что прямых улик на острове уже не найти. Человек, находившийся в состоянии наркогипноза, получил условный сигнал, сжал зубы, и химическое пусковое устройство вызвало взрыв – взрыв, уничтоживший все доказательства, которые могли быть зафиксированы и приобщены к уголовному делу. Тем не менее Хэши тоже хотел быть уверенным, что преступник, подавший сигнал на подрыв, не убежит с Сака-Батора.
      – Скажите, – небрежно спросил он, – первый исполнительный помощник Фэснера высказывал вам какие-то протесты?
      – Нет, – ответил шеф Мэндиш.
      Естественно! В таких вопросах помощники Холта Фэснера сохраняют иллюзию полного содействия.
      – У меня не было времени для детального изучения донесений, – сказал Уорден. – Клитус Фейн присутствовал на заседании?
      Судя по всему, он не был застигнут врасплох вопросом Хэши.
      – Да, присутствовал, – ответила Койна, опередив шефа службы безопасности.
      Хэши подозревал, что она считала Мэндиша безупречным офицером и старалась показать ему свое понимание его никчемного огорчения. Она была способна на такие штучки – даже когда имела ворох серьезных и нерешенных проблем.
      – Я удивилась, увидев его. У некоторых советников сложилось впечатление, что он пронюхал о планах Вертигуса и прилетел на остров для создания оппозиции. Но я так не думаю. Откуда он мог узнать о замыслах капитана, пока тот сам о них не рассказал?
      Она, не дрогнув, выдержала взгляд Уордена.
      – Тем не менее Фейн присутствовал на заседании и излучал свое токсичное радушие.
      Хэши рассмеялся, уловив ее антипатию к первому помощнику Фэснера. Койна, глядя на Уордена, добавила:
      – Вы знаете о том, что случилось дальше. Похоже, она не сомневалась в этом.
      – Капитан Вертигус воспользовался своей привилегией и выдвинул на обсуждение Совета законопроект об отделении. Он хотел аннулировать нашу принадлежность к Концерну рудных компаний и переоформить нас в качестве вооруженных сил Руководящего Совета.
      Уорден не стал притворяться несведущим младенцем.
      – Фейн выдвинул несколько возражений, – продолжила Койна. – Затем он призвал меня поддержать его позицию. Но я официально заявила, что мы в таких вопросах будет придерживаться полного нейтралитета. Я привела Совету наши доводы, и они явно не понравились помощнику Фэснера.
      – Конечно, не понравились, – согласился Диос и с усмешкой кивнул на интерком. – Возможно, поэтому он два часа дозванивался до меня через каждые двадцать минут. К сожалению, я был очень занят и не мог ответить ему.
      «Причина для звонков могла быть и иной», – подумал Хэши. По крайней мере, он уже нашел другое объяснение для настойчивости Клитуса Фейна. Однако Койна не пожелала тратить время на просмотр вариантов. Она продолжила отчет о заседании Совета.
      – Затем директор Лебуол выявил кадзе. Он до сих пор не рассказал нам, как это ему удалось. Если бы его там не было, погибли бы многие люди. Вероятно, среди них оказались бы и некоторые советники. Но цена все равно оказалась высокой.
      Ее голос окрасился печалью.
      – Служба безопасности Совета потеряла человека Лейтенант подразделения специального назначения лишился руки Мы утратили прекрасный законопроект. Я полагаю, советники поверили доводам Фейна. Они решили, что полиция станет слабее, если отделится от Концерна рудных компаний Клитус опять сыграл на страхе – на том, что безопасность Руководящего Совета зависит от усиления наших рядов
      Она замолчала. Ее взгляд перешел с Уордена на Хэши. Диос и шеф Мэндиш тоже посмотрели на директора Бюро по сбору информации. Настало время для его объяснений. Лебуол не медлил. Он привык к той атмосфере сомнений, которая клубилась в кабинете Уордена. Он был опытным пловцом в водоворотах тайных намерений.
      – Директор Диос, – с хитрой улыбкой произнес Лебуол, – вы получили бы большое удовольствие, если бы ответили на один из звонков Клитуса Фейна
      – Почему? – спросил Уорден.
      Хэши деликатно пожал плечами.
      – Я подозреваю, причина его настойчивости не имела прямого отношения к законопроекту капитана Вертигуса. На мой взгляд, он надеялся сбить нас со следа
      Уорден покачал головой. Неужели он вообще не умел удивляться?
      – Сначала я хочу услышать ваш отчет.
      Хэши слегка склонил голову.
      – Как прикажете.
      Не обращая внимания на пристальные взоры Койны и шефа Мэндиша, он делился своей информацией только с Уорденом Диосом.
      – Мне не составило труда выявить кадзе на внеочередном заседании Руководящего Совета. Я просто опознал его. Несмотря на форму охранника, я узнал в нем печально известного капитана Натана Элта. Если бы вы были там, то сделали бы то же самое.
      Услышав это имя, Койна огорченно вздохнула. Шеф Мэндиш прошептал проклятие. Уорден поднял брови, но промолчал. Лебуол наслаждался мгновением триумфа.
      – Присутствие Элта в зале Совета удивило меня, – признался он. – Но я был готов к любым неожиданностям. Директор Хэнниш сообщила мне, что капитан Вертигус боялся новых нападений, и я посчитал его страхи вполне обоснованными. Именно это и побудило меня прилететь на Сака-Батор. Поскольку появление капитана Элта показалось мне неожиданным, я направился к нему, чтобы получить объяснения. Но, приблизившись, я понял ту опасность, которую он представлял собой. Во-первых, его поведение и остекленевший взгляд указывали, что он находился под воздействием наркотиков. Во-вторых, бланк пропуска, прикрепленный к его форме, был выписан не на Натана Элта, бывшего капитана спецназа, а на Клея Импоса, сержанта службы безопасности Руководящего Совета Земли и Космоса.
      С напускным дружелюбием Хэши мягко добавил:
      – Я уверен, что шеф Мэндиш пришел бы к таким же выводам и предпринял те же действия, если бы имел возможность опознать капитана Элта.
      Имя этого человека имело дурную славу в командном пункте полиции Концерна. Суд над ним проходил несколько лет назад – еще до появления Койны. Но, как представитель подразделения специального назначения, лично заинтересованный в репутации своего подразделения, шеф Мэндиш должен был помнить бывшего капитана. То есть он мог опознать его при встрече.
      Хэши лицемерно развел руками.
      – Как видите, все очень просто. Мне осталось добавить лишь маленькую деталь. Прежде чем бойцы шефа Мэндиша выпроводили мнимого Клея Импоса из зала и тем самым спасли большое количество жизней, я сорвал с его шеи идентификатор и отцепил бланк пропуска от формы.
      На этот раз Уорден удивился. Его глаза расширились, и он покачал головой.
      – И какой в этом толк? – хрипло спросил шеф Мэндиш. – Идентификатор и бланк пропуска нам не помогут. Я уверен в том, что вы опознали Натана Элта. Но его удостоверяющие документы были выписаны на Клея Импоса. В ином случае он не прошел бы наших проверок. Вероятно, Элту сделали хирургическую операцию. Иначе он попался бы при ретинном сканировании. Но даже предполагая все эти операции и подделки, вы не сможете найти тех, кто стоит за убийцей-смертником. Идентификатор и бланк пропуска только подтверждают наши прежние догадки – а именно, люди, пославшие кадзе, имеют допуск ко всем полицейским кодам.
      – Вы ужасно рисковали, Хэши, – тихо сказала Койна. – Вы могли погибнуть. И что? Ваши надежды оправдались?
      Лебуол игнорировал ее и шефа Мэндиша. Он адресовал свои слова только Уордену Диосу.
      – Покинув Сака-Батор, я привлек основные службы Бюро по сбору информации к расследованию нового взрыва. Выяснение технических аспектов было доверено Лейн Харбингер, чья квалификация соответствует уровню таких задач. Со своей стороны я воспользовался случаем и наложил замки безопасности «красного приоритета» на различные каналы информации. Мне хотелось предотвратить изъятие данных, которые в последствии могут оказаться полезными для нас.
      Он перечислил опечатанные каналы.
      – Кроме того, я запросил Информационный центр и получил досье на Натана Элта и Клея Импоса.
      – Продолжайте, – проворчал Уорден, оставаясь неподвижным, как статуя.
      Лебуол продолжил. Он не собирался останавливаться.
      – Пропавшего Импоса можно не брать в расчет. У него прекрасные характеристики и никаких замечаний. Я думаю, он уже мертв. В этой драме ему уготовили роль жертвы. Вероятно, мы никогда не найдем его трупа.
      Скорее всего, тело было сожжено до квантовых энергий или растворено в кислотах до простейших химических соединений. От него не осталось никаких частей, которые позволяли бы медицинскую экспертизу.
      – Соответственно, Натан Элт, как вы понимаете, вызвал у нас профессиональный интерес. Я не буду загружать вас второстепенными деталями его биографии.
      Хэши наслаждался этой лекцией. Чем больше он объяснял, тем яснее для него становилась картина происшедших событий.
      – Основные факты таковы. Менее чем через год после своего суда капитан Элт нашел работу в корпорации «Наноген», чьи исследования и разработки связаны с производством микрочипов и электронных устройств нанотехнологического профиля. Более того, он устроился в службу безопасности этой корпорации, несмотря на судимость – а возможно, благодаря своей судимости.
      Лебуол рассмеялся и добавил:
      – Меня это нисколько не удивляет – ведь «Нанотех» целиком принадлежит Концерну рудных компаний и является его дочерним предприятием. Следует отметить, что карьера Элта представляла собой непрерывный подъем по ступеням огромной иерархии разветвленного департамента безопасности Концерна рудных компаний. Я еще раз избавлю вас от излишних подробностей. Важным фактом является то, что примерно год назад его назначили представителем концерна в «Анодин систем» – а это единственный лицензированный производитель чипов.
      – Мы знаем, чем занимаются «Анодин систем», – проворчал шеф Мэндиш.
      Хэши не реагировал на его замечание. Он продолжал обращаться к Уордену, словно в кабинете были только они одни.
      – Я подозреваю, что первый исполнительный помощник подтвердит мои слова, когда вы ответите на его звонки. Одной из многих опасных обязанностей Фейна, как правой руки Дракона, является надзор за «Анодин систем».
      – Нам это тоже известно, – угрюмо сказал Уорден. – Ближе к теме, Хэши.
      Он не стал ссылаться на акт вторжения. Тем не менее Лебуол решил поспешить. Квантовая механика истины раскрывала свои секреты только тогда, когда к ее неопределенным величинам относились с должным уважением. Он бесстрастно продолжил отчет.
      – Вполне естественно, что, приступив к работе в «Анодин систем», Натан Элт не питал к нам дружеских чувств.
      Хэши старался выглядеть таким же невозмутимым, как глава полиции.
      – Он не имел прямых контактов с полицией Концерна, хотя весь персонал «Анодин систем» комплектуем мы – особенно службу безопасности. Обязанности Элта включали в себя координацию потоков информации между Концерном, криптографами полиции и службой безопасности «Анодин систем». То есть именно он отвечал за разработку кодовых устройств, генерирующих комбинации доступа в учреждениях Руководящего Совета и полиции Концерна рудных компаний. Как говорится в личном деле Натана Элта, его главной задачей было «обеспечение высочайшего уровня неуязвимости» этих кодов.
      Лебуол усмехнулся.
      – Интригующее стечение обстоятельств, не так ли? Каким образом человек с судимостью Элта – и с такими вескими причинами для ненависти к полиции – мог получить столь важный и высокий пост? Я примерно догадываюсь, как Фейн обоснует нам выбор его кандидатуры. Судимость за взлом кодов предполагала блестящие навыки в программировании. А обучение в академии полиции Концерна являлось лучшей рекомендацией для работника службы безопасности. В этом отношении он действительно был ценным специалистом Вы можете подумать, что мы совершили какой-то грубый просчет, не отреагировав на его назначение Но позвольте заметить, что Элт не имел полномочий на выбор и модификацию кодовых устройств, разрабатываемых «Анодин систем». Поэтому у нас не было оснований для возражений против его участия в производственном процессе.
      Лебуол прочистил горло и небрежно заметил:
      – Тем не менее он обеспечивал важную часть исходного кода для охранных устройств, которые в данное время находятся в эксплуатации. Его программы проверялись и утверждались техническим отделом нашей службы безопасности. Как утверждает шеф Мэндиш, они были признаны «легальными». Таким образом Натан Элт доказал свою ценность и внес существенный вклад в обеспечение охраны Совета и командного пункта полиции. Судя по всему, он досконально знал эти идентификационные устройства – включая те части, которые программировали другие люди.
      Хэши сомневался, что Койна и Мэндиш улавливали смысл его объяснений Но Уорден его понимал
      – Каким же оказался результат? – риторически спросил Лебуол. – Благодаря прямому или косвенному вмешательству Дракона бесчестный человек, осужденный военным судом за «нарушение служебного долга», получил абсолютный доступ к самым большим секретам и к самым специфическим аспектам наших охранных систем.
      Теперь Элт мертв. Его гибель в состоянии наркогипноза свидетельствовала о том, что это не было самоубийством. Холт Фэснер редко вдохновлял своих подчиненных на подвиги и самопожертвования.
      Прежде чем Уорден вновь велел ему вернуться к теме, Лебуол перешел к подведению итогов:
      – При таких обстоятельствах мы можем утверждать, что Натан Элт обладал достаточными навыками для программной записи своих физических данных на идентификатор и служебный пропуск Клея Импоса.
      Глава полиции принял выводы Хэши с таким спокойствием и равнодушием, словно они ничего не меняли. Однако шеф Мэндиш реагировал на них как человек, потерявший терпение.
      – Как же так? – сердито выкрикнул он. – Черт бы вас побрал, Лебуол! Если вы знали об этом, то почему не сообщили нам? Мы остановили бы его.
      Не сводя взгляда с Хэши, Уорден поднял руку и предупредил шефа службы безопасности, что тот зашел за рамки служебного этикета. Мэндиш обиженно замолчал. Этим тут же воспользовалась Койна. В ее словах тоже был вызов.
      – Ваши доводы ничего не поясняют. Если подделкой кодов занимался Натан Элт, то почему он согласился на роль кадзе? Вы не находите, что этот вид самоубийства был слишком уж экстравагантным?
      Уорден продолжал наблюдать за директором Бюро по сбору информации – упорно и безжалостно. Подумав немного, Хэши снизошел до ответа шефу Мэндишу.
      – Мы не утаивали от подразделения специального назначения никакой информации. Всем известно, что программированием чипов занимаются первоклассные специалисты. Если такому эксперту дать наши идентификаторы, он без труда подготовит программу, которая сотрет мои записи и заменит их вашими физическими данными. То есть новый идентификатор будет опознавать вас как меня.
      Он хотел показать Уордену, что может быть выше личной неприязни Мэндиша Более того, он стремился доказать ему свое равенство в этой сложной и запутанной игре. Что касается вопросов Койны, то они уже несли в себе ответы. Диос похлопал ладонью по столу. Обычно этот жест указывал – он начинает терять терпение.
      – Директор Лебуол, я верю, что ваши рассуждения важны и верны.
      Его голос завибрировал от утробной злобы.
      – Однако у меня нет времени для лекций! Как, впрочем, и у вас. Мы исчерпали свой лимит. Мне необходимы конкретные улики, а не какая-то умозрительная теория, основанная на том факте, что Фейн нанял для разработки кодовых устройств не совсем чистоплотного человека.
      Хэши закивал головой, показывая, что понял и принял упрек начальника.
      – У меня к вам просьба, – обратился он к Диосу. – Не могли бы вы позвонить первому исполнительному помощнику Фейну?
      Уорден отмел эту идею.
      – Нет, не могу. Пока еще нет.
      Разве не показательно? Хэши нравилось, что его аура была загадкой для Диоса. Однажды он даже провел опыт и попытался определить, как много информации раскрывало его излучение в инфракрасном диапазоне. Результат успокоил Лебуола. Он мог сказать любую ложь, не производя никаких пульсаций в том диапазоне частот, в котором работало зрение Уордена. Хотя, возможно, Диос интуитивно улавливал его возбуждение.
      – К сожалению, я не могу предложить вам объяснения, которое не выглядело бы для закона «умозрительной теорией», – признался Хэши – Тем не менее мои доводы имеют вес.
      Он позволил себе скромную усмешку.
      – Это реальная зацепка, и если нам повезет, то Клитус Фейн подтвердит ее значимость.
      Тем самым первый помощник Фэснера подтвердит важность идентификатора и пропуска, которые Хэши изъял у кадзе.
      – Лейн Харбингер не успела завершить осмотр бренных останков Натана Элта, – быстро добавил Лебуол. – Однако у нас уже имеются некоторые предварительные результаты. К примеру, безошибочно известно, что во время подрыва наш достославный капитан находился под сильным воздействием гипнотического вещества. Его действия в зале Совета совершались не по собственной воле. Скорее всего, именно он разработал программу, благодаря которой его данные оказались на идентификаторе Клея Импоса. Но смерть Натана Элта не была самоубийством Не он избрал такой трагический конец.
      Как сказала во время суда Мин Доннер, трусость капитана Элта не позволила бы ему умереть за какую-то идею.
      Койна облегчено вздохнула. Идеалистические образы о полиции Концерна умирали трудно – особенно в присутствии Диоса. Очевидно, ее угнетала мысль о том, что уволенный офицер полиции мог взорвать себя в зале Совета, и этим безумным поступком навредить своей бывшей службе. Поскольку Хэши докладывал Уордену, он не стал уделять внимания ее реакции.
      – Нам уже известны химические вещества, вызвавшие гипнотическое состояние. Лейн определила их. Однако кровь капитана Элта содержит сильную концентрацию коэнзима, с которым мы прежде не сталкивались.
      Директор Бюро многозначительно прочистил горло.
      – Это инертное вещество, и оно само по себе ничем не проявляется. Но в сочетании с некоторыми апоэнзимами человеческого тела оно образует искусственный голоэнзим, который не производится естественным образом. Этот голоэнзим активный. По гипотезе Лейн, коэнзим, введенный в тело капитана Элта, образовал голоэнзим, а тот, в свою очередь, послужил химическим пусковым устройством для взрывного механизма.
      Хэши сделал небольшую паузу, злобно побуждая шефа Мэндиша на какое-нибудь неуместное замечание. Но тот промолчал. Наверное, он понял, что среди китов был слишком мелкой и жалкой рыбешкой Уорден внутренне напрягся. Контуры его лица обострились, словно в кабинете изменилось освещение. Нахмуренные брови намекали на опасность и непредсказуемые варианты событий. Однако он больше не торопил Лебуола и не прерывал его отчет.
      – Если наши гипотезы верны, – подытожил Хэши, – то мы можем сделать несколько важных выводов. Во-первых, никакой свободы воли не было. То есть Натан Элт не «подрывал себя».
      Он подчеркнул конец фразы, как тонкую насмешку.
      – Во-вторых, отсутствие частей механического детонатора предполагает, что люди, ответственные за диверсию, подготовили кадзе на всякий случай – чтобы приурочить взрыв под текущие события Они не планировали точного момента этой акции. В-третьих, преступники использовали химическое пусковое устройство, а не радиоуправляемый детонатор. То есть они боялись, что их могут поймать с передатчиком в руках. Следовательно, выбор времени для взрыва возлагался на человека, который присутствовал в зале – на того, кто наблюдал за происходящими событиями.
      Хэши начал развивать эту версию и одновременно обдумывать смутные взаимосвязи, которые Лейн уловила в ходе экспертизы.
      – Преступники знали, что служба безопасности подразделения специального назначения закроет остров и не позволит инициатору взрыва уйти от правосудия. Передатчик мог стать решающей уликой.
      Лебуол посмотрел на Койну и Мэндиша, словно призывал их оспорить его логику. Затем он вновь повернулся к Уордену.
      – Таким образом, метод нам ясен. Капитана Элта ввели в состояние наркогипноза. Он получил установку ответить определенным действием на условный сигнал – то есть на какой-то жест или слово. Мы предполагаем – а окончательно это установит экспертиза – что ему вставили искусственный зуб, наполненный катализатором-энзимом. Зуб легко трескался и ломался при сильном сжатии челюстей. Натана Элта – без спроса и согласия – снабдили идентификатором и служебным пропуском Клея Импоса. Затем его направили в зал, где он ожидал условный сигнал и собственную смерть.
      Хэши потер ладони.
      ~ Очевидная выгода этого метода заключается в том, что он не оставляет улик. Знание условного сигнала и человека, который подает его, умирает вместе с кадзе. Не нужно никаких передатчиков и таймеров. Плюс появляется возможность ликвидировать того, кто стал помехой для преступников.
      Того, кто знал – и, следовательно, мог раскрыть – злоупотребления секретными кодовыми устройствами.
      – Естественно, что человек, подававший сигнал, должен был находиться в поле зрения капитана Элта.
      Не просто присутствовать в зале, а сохранять зрительный контакт с Натаном Элтом.
      Лебуол упивался ситуацией. Слои неопределенности сплетались в энергетическую раковину, отмечая ядро истины. Директор Хэнниш и шеф Мэндиш молчали. Наверное, они ощущали наличие тонких и неуловимых смыслов – или просто не могли понять, почему Хэши считал эти детали такими важными. Реакция Уордена была иной. Взглянув на директора Бюро, он тихо сказал:
      – Хорошо. Давайте посмотрим, куда ведет эта нить.
      Ударом пальца он включил интерком.
      – Слушаю, директор Диос, – ответил связист.
      – Я хочу говорить с Клитусом Фейном, – заявил Уорден.
      В его голосе звучала сталь команды. Койна откинулась на спинку кресла. Шеф Мэндиш сделал еще один шаг вперед, словно готовился к поединку. Судя по всему, они оба поняли выводы Хэши гораздо лучше, чем он предполагал.
      – Секунду, директор, – произнес связист.
      Пока микроволновые реле аппаратуры переключались, формируя канал связи, динамик интеркома издавал шипение и щелчки. Через несколько мгновений связист доложил:
      – Директор Диос, первый исполняющий помощник Клитус Фейн ожидает вашего ответа. Переключаю вас на защищенную линию из Сака-Батора.
      Светодиод на корпусе интеркома тревожно замигал. Когда техник отключился, огонек стал зеленым, сообщая о том, что канал связи никем не прослушивался.
      – Мистер Фейн, – произнес в микрофон Уорден. – Извините, что заставил вас ждать. Я был занят.
      – Понимаю, директор Диос.
      Слабые статические помехи искажали добродушный голос Фейна – вероятно, виной тому были всплески солнечной активности.
      – В последнее время у вас прибавилось забот Я бы не стал отвлекать ваше внимание, но мне показалось, что мое сообщение может содействовать расследованию недавнего взрыва.
      Он натянуто рассмеялся.
      – Этот сукин сын находился так близко, что мог убить меня Я с содроганием думаю о том, что случилось бы, если бы директор Лебуол не выявил его. Мне хотелось бы оказать вам посильную помощь.
      «В последнее время у нас действительно прибавилось забот», – подумал Хэши. Несомненно, Фейн ссылался на «Трубу» и напоминал, что приказы Диосу отдавал Холт Фэснер. Показное дружелюбие скрывало под собой завуалированную обиду. Исполнительный помощник давал понять, что Уорден совершил большую ошибку, не уделив внимания тому, кто говорил от лица Дракона.
      Однако глава полиции оставался самим собой.
      – Я не хочу показаться вам грубым, мистер Фейн, – ответил он, – но меня поджимает время. О какой посильной помощи вы упомянули?
      – Хорошо, я буду краток. Мне хочется, чтобы вы быстрее закончили свое расследование. Тогда я наконец смогу покинуть этот чертов остров.
      Из-за подобных манер Хэши иногда представлял Фейна в образе клыкастого Санта-Клауса.
      – Итак, директор Диос, я уверен, что вы уже опознали кадзе, – продолжил исполнительный помощник. – Мне он тоже известен Если бы я заметил его раньше, нам не пришлось бы полагаться на действия директора Лебуола Я знал, что этот человек опасен Кроме того, я сразу бы понял, что он проник в зал Совета незаконным образом Уже одно это заставило бы меня поднять тревогу. Но должен признаться, что я заметил его только в тот момент, когда директор Лебуол подошел к нему и задал какой-то вопрос. Этого мужчину звали Натан Элт. В прошлом он служил у вас капитаном крейсера «Порыв», затем был осужден военным судом за злоупотребления служебным положением Хотя зачем я это говорю? Наверняка вы проверили его данные. Вам известно, что с некоторых пор он работал у нас. Я имею в виду Концерна рудных компаний. В последнее время он был нашим представителем в службе безопасности «Анодин систем».
      Хэши затаил дыхание. Он с трудом скрывал свое возбуждение за непроницаемой улыбкой и испачканными линзами очков Несмотря на крепкую паутину доводов, которую он сплел для Уордена, ему требовалось подтверждение Клитуса Фейна. Без него он не мог вернуть утраченное доверие Диоса. Без него он бы выглядел, как человек, хватавшийся за соломинку.
      – Однако я звоню вам по другой причине, – по-ханжески добавил Фейн. – Вы же понимаете, мы все имеем приказ оказывать вам содействие, когда бы оно ни потребовалось.
      Слово «мы» относилось к подчиненным Холта Фэснера.
      – У меня имеется конфиденциальная информация о Натане Элте, которую вы можете не знать.
      – И что это за информация, мистер Фейн? – уклончиво спросил Уорден.
      Первый исполнительный помощник сделал паузу, подчеркивая важность своих слов, а затем объявил:
      – Шесть недель назад мы уволили его. Вышвырнули вон с работы!
      Койна покачала головой. Шеф Мэндиш сжал кулаки. Хэши с трудом подавил гомерический смех. Взглянув на них, Уорден устало повел плечами. Он хмуро посмотрел на интерком, словно хотел проникнуть взором через пустоту микроволнового канала и увидеть ауру помощника Фэснера.
      – По какой причине вы его уволили? – спросил он.
      – Думаю, мне нет нужды говорить вам о том, что мы не всех берем к нам на работу, – ответил Фейн. – Особенно на такую должность, как наш представитель в «Анодин систем». Кандидат проходит очень строгие проверки.
      Шум статики исказил его напускную искренность.
      – Мы проверяем наших людей непрерывно. Раз за разом. И наблюдения за Натаном Элтом показали, что последние несколько месяцев он часто контактировал с «коренными землянами».
      Выражая свое возмущение, Фейн повысил голос.
      – Мне ли напоминать вам, директор Диос, что они террористы! Худшие из подонков! Во имя «генетической чистоты» человечества они выступают против любых отношений с амнионами, включая торговлю и дипломатию. Они мешают нам, потому что мы ведем законный бизнес с запретным пространством. Эти люди без колебаний используют любое насилие для воплощения своих идеалов. Конечно, мы уволили Натана Элта. Как только нам стало известно о его контактах с «коренными землянами», мы тут же перестали доверять ему.
      Уорден был равнодушен к патетическому тону Фейна.
      – Значит, если бы вы заметили Элта раньше, чем это сделал Лебуол, вам тут же стало бы ясно, что он представляет собой опасность?
      – Директор Диос, – с вызовом ответил Фейн, – я считаю, что за всеми последними взрывами стоят «коренные земляне». Натан Элт снабдил террористов легальными идентификаторами, и они использовали их для нанесения вреда полиции и Концерну рудных компаний.
      Немного помолчав, он гордо добавил:
      – К счастью, они не добились успеха. Это доказал тот факт, что Совет отверг ошибочный законопроект об отделении, выдвинутый капитаном Вертигусом. Тем не менее опасность диверсий сохраняется. Мы должны остановить подонков.
      Несмотря на статические помехи, он довольно правдоподобно изображал гнев человека, который чудом избежал насильственной смерти. Уорден поморщился и покачал головой.
      – Интересная теория, мистер Фейн, – саркастически заметил он. – Хочу убедиться, что правильно понял ее. Зачем им понадобилось нападать на капитана Вертигуса? «Коренные земляне» считают его своим героем.
      Первый исполнительный помощник задорно рассмеялся.
      – Вертигус не делал ничего героического в течение нескольких десятилетий. Он слишком стар и немощен, чтобы приносить им какую-то пользу. Они решили устроить ему мученическую смерть. Всем известно о его противостоянии Холту Фэснеру и Концерну рудных компаний. Террористы намеревались убедить людей, что на советника напали для того, чтобы заткнуть рот оппозиции.
      Уорден фыркнул, но настолько тихо, что микрофон интеркома не уловил этот звук.
      – А атака на Годсена Фрика? Вам не удастся применить к ней тот же аргумент.
      – Конечно, нет.
      От треска статических помех дружелюбный тон Фейна ломался, как хрупкий лед.
      – Будучи посредником между Концерном рудных компаний и полицией, он являлся естественным врагом «коренных землян». Террористы хотели использовать замешательство, вызванное мученической смертью Вертигуса, для нанесения удара по одному из наиболее известных публичных деятелей.
      Какое-то время Диос размышлял над этим заявлением. Затем он спросил:
      – Что вы скажете о нынешней атаке?
      – Это была попытка запугать Совет, – твердо ответил Фейн. – Страх порождает глупость, а глупость вскармливает новых «коренных землян».
      Хэши счел эту фразу интересным фрагментом концептуального жонглерства. С его точки зрения, глупость породила реакцию на закон об отделении, выдвинутый капитаном Вертигусом. Видимо, Уорден – как и Койна – почувствовал то же самое.
      – Я подумаю над этим, – сказал он прихвостню Дракона. – Но мне хотелось бы отметить, мистер Фейн, что я по-прежнему не понимаю, почему вы наняли Натана Элта на работу. Вы должны были ожидать от него предательства.
      Клитус Фейн фыркнул.
      – Из-за того, что он не соответствовал стандартам директора Доннер? Лишь немногие мужчины и женщины могут сохранять идеальную честность на протяжении долгого времени. Разве ваш суд указал на его несоответствие для производственных работ? Или высокооплачиваемой должности, как в данном случае?
      Шум помех подчеркивал лживость его беспристрастности.
      – На самом деле судимость Элта и стала одной из причин, по которой его взяли на работу. Он не скрывал своей обиды на полицию. Для нас это было ценным качеством. Нам требовался человек с сильной мотивацией на поиск недостатков в деятельности ваших сотрудников. Из него мог бы получиться отличный контролер, который строго проверял бы охранные программные устройства для служб безопасности «Анодин систем» и Руководящего Совета. Если критически настроенный эксперт не находил бы изъянов в ваших программах, то их защиту можно было бы считать великолепной. А если бы он выявил ошибки, то мы бы исправили их.
      Первый исполнительный помощник мог бы просто сказать: «Не цепляйтесь ко мне, директор Диос. Вы просто теряете время». Шеф Мэндиш обиженно нахмурился. Уорден равнодушно пожал плечами.
      – Мистер Фейн, – сказал он, – как я уже говорил, меня поджимает время. В данный момент директор Лебуол расследует аспекты, о которых вы упомянули.
      Вскоре Клитус Фейн узнает – если еще не знал – что Хэши наложил замки безопасности «красного приоритета» на компьютеры «Анодин систем» и домашнего офиса Фэснера.
      – Однако я хотел бы задать вам еще один вопрос, если вы не против. Значит, вы утверждаете, что Элт забрал часть своих разработок с собой?
      – Директор Диос, – мрачно ответил Фейн, – никто не сможет удержать в голове такую информацию. Она слишком сложная и однообразная. Его последний проект содержал около восьми миллионов строк исходного кода. Большинство из нас сожгли бы мозги, пытаясь вспомнить необходимые протоколы для этой программной среды. Мы чертовски уверены, что он не взял с собой никаких записей. Данный факт я готов заверить клятвой.
      Хэши не сомневался, что в этом случае Фейн говорил им правду. Секреты капитана Элта, какими бы они ни были, никогда не покидали орбитальной станции Дракона.
      – Спасибо, мистер Фейн, – произнес Уорден. – Я свяжусь с Холтом Фэснером, когда у меня появится материал для отчета.
      Он поднял палец, чтобы отключить интерком, но Хэши вскочил с кресла и замахал руками, останавливая его. Он подбежал к столу и склонился над интеркомом.
      – Мистер Фейн? – сказал он, задыхаясь от быстрых движений. – Простите, что вмешался в разговор. Это директор Лебуол. Я случайно оказался в кабинете директора Диоса и услышал ваши комментарии. У меня появился к вам вопрос, если только вы разрешите задать его.
      Фейн помолчал, затем произнес:
      – Спрашивайте, директор Лебуол. Я отвечу на любой ваш вопрос.
      Хэши с усмешкой взглянул на Уордена.
      – Вы сказали, что уволили Элта шесть недель назад из-за контактов с «коренными землянами». И вы уверены – я так понял, «чертовски уверены» – что он не забрал с собой никаких записей. Ваша служба безопасности предприняла какие-то меры предосторожности, чтобы упредить возможный вред, который Элт мог нанести компании «Анодин систем»?
      Первый помощник Фэснера зашел слишком далеко и уже не мог остановиться.
      – Конечно.
      В голосе Фейна послышались нотки облегчения. Он был готов к подобному вопросу.
      – Мы совершили ошибку, взяв на работу Элта. Но нам хватило ума не усложнять ситуацию. В принципе, мы уничтожили все, что он сделал, занимая пост нашего представителя в «Анодин систем». Мы сохранили его идеи, поскольку некоторые из них оказались очень хорошими. Но все программы, разработанные им, были безжалостно стерты. Более того, мы отказались от программ, которые он видел. Их заменили новыми версиями. Мы написали дополнения для кодовых устройств тех чипов, которые производились при нем в «Анодин систем». Даже если он передал коды «коренным землянам» до того, как мы уволили его, они теперь совершенно бесполезны.
      Удовлетворенно кивнув головой, Хэши вернулся в кресло. Он даже не потрудился поблагодарить Клитуса Фейна. Хмуро взглянув на него, Уорден спросил:
      – Другими словами, мистер Фейн, вы уверены, что идентификаторы, позволившие преступникам совершить террористические акты, не могли попасть к кадзе через Натана Элта? Ни прямо, ни косвенно?
      – Совершенно верно, – ответил Фейн, словно его правдивость не подвергалась сомнению. – В деле замешан предатель. Это очевидно. Но искать его следует не здесь.
      Под словом «здесь» он подразумевал вселенную Холта Фэснера, включая его домашний офис и Концерна.
      – Спасибо, мистер Фейн, – сухо сказал Диос. – Это все.
      Щелкнув пальцем по кнопке интеркома, он отключился от линии связи и посмотрел на Хэши. Его ладони, лежавшие на столе, сжались в кулаки, как будто он сдерживал гнев. Единственный глаз, поймав свет лампы, мерцал, словно лазер. Надежда или ярость прорывались наружу в пульсации вен на его висках
      – Итак, директор Лебуол, – хрипло произнес Уорден, – мы выслушали все, что хотел сообщить мне Клитус Фейн. И что доказали его слова?
      Койна и шеф Мэндиш смотрели на Хэши с различной степенью непонимания. Смущение от недостатка ума только усилило негодование Мэндиша. Скорее всего, он возмутился тем фактом, что Лебуол, настояв на разговоре с Фейном, потратил зря их время. Досада Койны имела другую причину. Хэши считал ее женщиной, чье первичное мнение мешало ей понять смысл последующей информации.
      – Что доказали его слова? – ответил Лебуол. – Боюсь, ничего. Несмотря на посильное содействие первого исполнительного помощника, мы остались в сфере «умозрительных теорий» – в области Вернера Гейзенберга. Тем не менее я верю в важность моих выводов. Они являются зацепкой.
      – Каковы же ваши выводы? – спросил Уорден.
      Хэши развел руками, словно сетовал на юридическую несостоятельность своих заключений. Затем он четко заявил:
      – Три террориста-смертника были направлены против нас и Совета не кем иным, как самим главой Концерна рудных компаний Холтом Фэснером.
      Директор Бюро торопливо поправил очки указательным пальцем. В этот миг он ужасно гордился собой.

      Его слова ошеломили коллег, как безмолвный взрыв. Шеф Мэндиш тихо прошептал:
      – Какого черта?
      Койна в унисон спросила:
      – Хэши, вы уверены?
      Директор Бюро по сбору информации не реагировал на эти реплики. Он сохранял ясность мысли для Уордена Диоса.
      – Конечно, террористические акты были исполнены Клитусом Фейном и в некоторой степени Натаном Элтом, – продолжил Лебуол. – Но импульс и поддержка исходили из логова большого червя.
      Койна и Мэндиш молчали, ожидая реакции Уордена. Тот медленно вздохнул и, кажется, немного расслабился. Хэши не мог сказать, было ли это облегчением или признанием поражения. Однако он еще раз убедился в том, что начал понимать игру главы полиции Концерна.
      – Как вы обоснуете это? – спокойно спросил Уорден.
      Диос уполномочил Койну Хэнниш открыть завесу тайны над прохождением акта преимущественного права. Он рассказал ей о невиновности Энгуса Термопайла и о Морн Хайленд, которая была свидетельницей преступных интриг полиции. Все это говорило о том, что Уорден решил низвергнуть Дракона. И директор Бюро намеревался оказать ему любую возможную помощь.
      Подбирая точные слова, чтобы укрепить свои доводы безупречной логикой, Хэши вновь приступил к объяснениям:
      – Нам ничего не известно о кадзе, напавшем на капитана Вертигуса. До соглашения, недавно заключенного директором Хэнниш – на основании которого ответственность за безопасность Совета временно перешла к шефу Мэндишу – мы не имели юрисдикции на расследование этого преступления. Следовательно, я честно допускаю, что любая связь между этим нападением и атаками на Годсена Фрика и Руководящий Совет является чисто умозрительной. Мы не можем доказать ее. С остальными двумя взрывами иное дело. Здесь нашу юрисдикцию никто не оспаривал, и расследование преступлений велось почти беспрепятственно.
      Он сделал небольшую паузу, отмел второстепенные цепочки выводов и бодро продолжил свою речь. Убежденность в собственной правоте смягчила привычную хрипоту его голоса.
      – Лейн Харбингер уже не раз доказывала нам высочайшую компетентность. Взять хотя бы такой пример. Как я вам недавно докладывал, среди развалин взорванного кабинета ей удалось отыскать микроскопический фрагмент чипа из идентификатора кадзе, который убил несчастного Годсена Фрика.
      Хэши не скрывал, что его печаль по бывшему руководителю службы протокола была не совсем искренней.
      – Из этого фрагмента она ухитрилась извлечь цепочки программного кода. Нужно ли объяснять, почему я считаю это достижение значительным?
      Он посмотрел на туповатое лицо шефа Мэндиша и вновь перевел взгляд на Диоса.
      – Очевидно, нет. Несмотря на плохое состояние фрагмента она опознала участки исходного кода и доказала, что этот чип являлся нашим охранно-программным устройством, которое было изготовлено компанией «Анодин систем». Далее, Лейн обнаружила, что чип был сделан недавно. Его исходный код соответствовал текущим требованиям. Он не имел каких-либо вставок или изменений. Этот вывод подтверждался и физическим осмотром фрагмента.
      Постепенно речь и манеры Хэши стали более свободными.
      – Как вам известно, коды всех удостоверяющих устройств и пропусков должны соответствовать контрольным проверочным суммам. Чипы со вставками программ также считались бы правильными. Однако их исходный код был бы неправильным – иначе им бы не потребовались вставки.
      Quod erat demonstrandum.[* Что и требовалось доказать (лат.). (Прим. пер.)]
      – К сожалению, это не указывает нам на место, в котором готовили убийцу Годсена. Однако его идентификатор соответствовал текущим требованиям. То есть он имел программную вставку, о которой говорил Клитус Фейн. Отсюда можно сделать вывод, что идентификатор кадзе изготовили недавно. К счастью, пропуск Клея Импоса, переделанный для Натана Элта, открыл нам новые секреты.
      Хэши улыбнулся, напоминая Диосу, а также Койне и Мэндишу, что это он добыл важные улики – причем с риском для собственной жизни. Шеф Мэндиш не сдержался. Похоже, ему не нравилось слушать лекцию Лебуола.
      – И что из этого? – грубо спросил он. – Я вас не понимаю. Если кодовые устройства были правильными и прошли проверку, то кому какое дело до их соответствия текущим требованиям?
      В голос Хэши вплелись язвительные нотки.
      – Добрый дядя Клитус Фейн заверил нас, что Натан Элт был уволен шесть недель назад. Мы узнали, что Концерн рудных компаний предпринял существенные меры предосторожности для того, чтобы предотвратить возможную диверсию Элта, направленную против «Анодин систем». Я не сомневаюсь, что заявление Фейна будут подкреплено записями в файлах «Анодин систем» и в документации офиса Фэснера. Но я готов поспорить с вами, что первый исполнительный помощник обманывал нас. Клей Импос был сержантом службы безопасности Руководящего Совета. Ему понадобилось несколько лет, чтобы получить это звание.
      Хэши старался выглядеть таким же спокойным и бесстрастным, как его начальник. Однако иногда он терял контроль над своим возбуждением.
      – Я имею в виду, что шесть недель назад в пропуске и идентификаторе Импоса должны были появиться программные вставки. Но, как оказалось, исходный код в них соответствовал текущим требованиям. В нем отсутствовали вставки!
      Лейн и ее помощники не могли ошибиться в таком важном вопросе. Койна нетерпеливо вздохнула. Шеф Мэндиш выругался сквозь зубы, как человек, который что-то начал понимать. Уорден невозмутимо смотрел на Хэши.
      – Как я уже объяснял, – продолжил Лебуол, – эти охранно-программные устройства сочетали в себе идентификацию Импоса и Элта. Такую подделку мог выполнить только первоклассный специалист, имевший абсолютный доступ к программным кодам. Все эксперты подобного уровня являются нашими людьми, и никто из посторонних не работал с исходными кодами. Единственным исключением был Натан Элт! Глава полиции задумчиво кивнул. Несмотря на старания Хэши, он по-прежнему не выказывал удивления. Тем не менее морщины на его лице разгладились, подразумевая эмоции, которые удовлетворяли Лебуола больше, чем самые явные признаки удивления, облегчения или благодарности.
      – Вы хорошо потрудились, Хэши, – сказал он, словно их никто не слушал. – Теперь мне многое стало понятно.
      Лебуол едва не задохнулся от бурной радости. Он даже испугался, что его больное сердце не выдержит такого ликования.
      – Одну минуту, – вмешалась Койна. – Вы считаете, что Элт работал на Концерн рудных компаний даже после того, как его уволили? Однако Фейн не стал бы лгать в таком вопросе. Конечно, он мог изменить какие-то файлы. Но неужели наши люди – инженеры и охранники, которые ежедневно виделись с Элтом – не поняли бы, что приказ о его увольнении фиктивный? Нам доложили бы об этом еще шесть недель назад.
      Хэши молча посмотрел на шефа Мэндиша. Тот прожевал свою злость и мрачно произнес:
      – Нет. Боюсь, что наши люди ничего бы не заметили.
      Уорден знал это не хуже Хэши, но, как и Лебуол, он оставил объяснение Мэндишу.
      – Чтобы обеспечить секретность работ, мы предприняли все меры безопасности, – продолжил тот. – Операции с исходным кодом выполняются на удаленных терминалах, которые соединены с компьютерной сетью «Анодин систем» прямыми защищенными линиями. Прежде чем приступить к работе, программист запрашивает канал связи. Администратор «Анодин систем» дает ему пароль. Затем удаленный терминал приводится в соответствие с системными протоколами. Для этого используются пароли Бюро по сбору информации. Далее, программист обращается за кодом доступа, который выдаем ему мы – служба безопасности подразделения специального назначения. Таким образом, создатели исходного кода никогда не встречаются друг с другом. Они не знают, кто еще имеет доступ к системе и с кем они работают. Элт мог быть уволен несколько лет назад. Или он мог работать в «Анодин систем» вчера. Администрация и инженеры не заметили бы разницы.
      Он огорченно хмыкнул и добавил:
      – Мы полагали, что так будет безопаснее.
      Однако Койну не устроил его ответ.
      – Для Фейна такая ложь слишком опасная, – возразила она. – Зная, что его могут поймать на обмане, он не стал бы рисковать своей репутацией.
      – Наоборот!
      Хэши отвернулся от Уордена и посмотрел на руководителя службы протокола.
      – Поймите, он уверен, что его не могут уличить во лжи. Откуда ему знать, что у нас имеются улики? Ведь по самой своей природе кадзе уничтожают все следы преступления. Фейн даже не догадывается, что Лейн отыскала крохотный фрагмент идентификатора, который позволил убийце Годсена проникнуть на станцию полиции. Конечно, наш сердечный друг предполагает – да и любой бы это сделал – что останки Натана Элта, размазанные по коридору и затоптанные любопытной публикой, не оставили следствию ни единой зацепки. Кто после смерти Элта расскажет о преступлениях и лжи Клитуса Фейна? Он же не видел, как я позаимствовал у Натана Элта пропуск и идентификатор.
      Хэши с трудом удержался от самовосхваления.
      – Он просто не мог это видеть. Я стоял между ним и кадзе. И мне удалось скрыть свои действия.
      Видели бы они, как Хэши побежал по проходу вниз, отталкивая и сбивая с ног испуганных советников. Сколько синяков он получил! Между прочим, его немощное тело не привыкло к такому обращению.
      – Наконец, вы должны понять, – сказал он Койне, – что Клитус Фейн не ожидал провала его кадзе. Он намеревался подать условный сигнал и запустить коэнзимный взрыватель с таким расчетом, чтобы Элт находился рядом с ним, но не достаточно близко для нанесения вреда бесценной персоне Фейна. Если в файлах Концерна действительно будет указано, что Натана Элта уволили с работы шесть недель назад, то такие записи лишь подтвердят ложь первого помощника Дракона.
      – О, черт!
      Очевидно, шеф Мэндиш убедился в истинности доводов Лебуола. Шагнув к столу Уордена, он указал рукой на интерком и произнес:
      – Директор Диос, с вашего разрешения я хотел бы позвонить в службу безопасности Руководящего Совета. Прикажу своим людям арестовать этого сукиного сына. Нам вряд ли удастся доказать, что Фейн ликвидировал Элта, но мы позаботимся о том, чтобы он не создавал других проблем.
      Уорден решительно покачал головой.
      – Нет! Как вы сами сказали, мы не можем доказать его вины. А если и сможем, то Хотл уйдет от ответственности. Он сдаст нам Фейна и выставит себя абсолютно невиновным.
      Диос помолчал секунду и добавил:
      – Лучше пока не сообщать ему о наших подозрениях и уликах. Это может дать нам преимущество.
      Хэши заметил, что глава полиции не уточнил, каким будет это преимущество.
      – Да, сэр.
      Хмурясь от разочарования, шеф службы безопасности отступил на пару шагов. Койна склонилась вперед. Хэши подозревал, что только ее профессиональная выучка не позволяла ей вскочить с кресла.
      – Я извиняюсь, директор. Все это не имеет смысла. Неужели вы забыли? Вы говорили мне, что Фейн хотел остановить выдвижение законопроекта об отделении. Вы говорили, что он знал о планах капитана Вертигуса. Вы даже предполагали, что ему будет заранее известен мой ответ на просьбу о поддержке. Откуда Фейн мог узнать о нашем разговоре? Каким образом он догадался о том, что задумал капитан Вертигус?
      Ее брови нахмурились. Ясный взгляд стал колючим.
      – До нападения кадзе старый советник никому не говорил о своем законопроекте. Он не настаивал на чрезвычайной сессии и привилегиях члена Совета.
      Почему же Фейн отправил к нему убийцу? Почему он хотел остановить законопроект, о котором Вертигус тогда еще не помышлял?
      Глаза Мэндиша расширились. Наверное, он уже устал от этих препирательств и загадок. Хэши поджал губы и подумал: «Хороший вопрос». Однако поток размышлений давно унес его от подобных тем. Он молча приготовился выслушать ответ Уордена.
      Глава полиции уклонился от полемики и не раскрыл свою игру. Тем не менее он дал понять, что осознает важность поднятых вопросов. Откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, Уорден бесстрастно произнес:
      – Хэши, вы тут у нас один с ответами. Будьте любезны, расскажите Койне, что вы думаете о сложившейся ситуации.
      Хэши обрадовался, что Диос перестал называть его «директором Лебуолом». С другой стороны, он хотел получить намек на то, что действительно проник в намерения начальника. Но никаких намеков и подтверждений не последовало. Это, в свою очередь, навевало мысли, которые подталкивали Хэши к дальнейшему пониманию событий.
      Диос нуждался в помощи. Определенно нуждался. Однако он сохранял дистанцию от тех людей, которые могли помочь ему: Койны Хэнниш, Мин Доннер и Хэши Лебуола. Он хотел защитить своих подчиненных от возможных последствий его поражения. Или – если идти еще дальше – от страданий, вызванных его победой.
      – Хэши? – окликнула Койна.
      – О, прошу прощения, – хрипло ответил директор Бюро. – Боюсь, я немного задумался.
      Он помахал руками перед лицом, отгоняя эмоции, которые не мог использовать. Его радость начала подкисать, свертываясь болью утраты. Ему не хотелось терять Уордена. Но Лебуол не мог спасти его.
      – Вы должны понять меня. Я не утверждал, что Фейн совершал свои злодеяния для того, чтобы остановить законопроект об отделении. Я вообще не говорил о его мотивах.
      Голос Хэши вибрировал от раздражения. Койна и Уорден могли интерпретировать это как гнев, но Лебуол не умел выражать свое горе по-другому.
      – Вы озабочены тем, что ваш отказ на просьбу Фейна – отказ от поддержки в его противостоянии законопроекту – побудил этого умника дать кадзе сигнал на подрыв.
      Койна ответила испуганным кивком головы.
      – Но в таком случае вы дали ему лишь повод, а не причину. Я не думаю, что Клитус Фейн или его хозяин знали о замыслах капитана Вертигуса. Скорее всего, цель их атак заключалась в усилении особых, рабски зависимых отношений между полицией и Концерном. Нападения кадзе заставили Совет согласиться с тем, что сейчас эти отношения нельзя менять, иначе весь человеческий космос окажется в опасности. Вы правы, законопроект об отделении угрожал разорвать порочную связь между полицией и Концерном Фэснера. Однако этому предшествовали другие угрозы. И именно они стали причиной атак. Угрозы публичных разоблачений.
      Койна внимательно посмотрела на Хэши.
      – Что вы имеете в виду?
      – Я говорю о двух опасностях для Фэснера, – ответил Хэши. – Первым по времени и, возможно, по важности является расследование Максима Игенсарда Дело Термопайла со всеми его коллизиями угрожает гегемонии Дракона. В данный момент Фэснер пытается получить узаконенный доступ к финансовым документам Бюро. Если это ему удастся, он уничтожит записи о тайных гонорарах бывшему помощнику службы безопасности Рудной станции Майлсу Тэвернеру.
      Хэши просто подтверждал откровения Диоса.
      – Фиктивное предательство Тэвернера позволило Фэснеру протолкнуть через Совет акт преимущественного права. Более того, оно еще больше укрепило наши особые отношения с Концерном. Расследование Игенсарда могло раскрыть эту аферу. Ему начали мешать – естественно, без прямого противоборства.
      Койна хотела задать вопрос, но Хэши не дал ей такой возможности.
      – Вторая, насущная и более серьезная угроза возникла во время видеоконференции между директором Диосом и Советом.
      Хэши посмотрел на Уордена, но, не получив никакого отклика, отвел взгляд в сторону.
      – Вы сами сказали, что почувствовали себя «свидетелем краха всего, что нам полагалось поддерживать». А представляете, какой была реакция Фэснера? Если у вас появилась обида, то подумайте о том, какую ярость испытывал он? Какой парализующий страх? Эта конференция подорвала веру в нашу честь и неподкупность – а именно эти качества оправдывали нашу зависимость от Концерна. Если мы оказались бесчестными, то кто был ответственным за это? Только наш хозяин – большой червяк.
      Уорден прекрасно провел конференцию, хотя в его руках Хэши был лишь шахматной фигурой Фэснер ответил атаками кадзе. Впрочем, за ними могли последовать другие, более радикальные действия.
      – В ответ на откровенность, которая вдохновила Вертигуса выдвинуть свой законопроект, нас наказали бомбами и кровью. Как видите, замысел советника был вторичным На самом деле он мог оказаться чистым совпадением.
      Хэши намеренно не ответил на быстрый взгляд Уордена
      – К сожалению, дела полиции озаботили кого-то еще – хотя и по другим причинам. Атаки кадзе должны были укрепить нашу зависимость от Дракона. Я вынужден заметить, что эта зависимость действительно усилится, если мы не накажем виновных. Возможно, вы сомневаетесь в моих словах? Тогда спросите себя, кому полезны наши особые отношения с Концерном.
      Хэши сказал это риторически. Он знал, что в его выводах никто не сомневался.
      – Кто получает прибыль? Кого ослабляют действия, подрывающие авторитет полиции? Нет, это не «коренные земляне». И учтите выбор целей для атак! Сначала капитан Вертигус. Затем Годсен Фрик. И, наконец, Клитус Фейн. Руководящий Совет, полиция и Концерн рудных компаний. То есть эти структуры выводятся за грань подозрений, и как бы больше некого подозревать, кроме «коренных землян». Но выгоду от нападений кадзе получал только Фэснер.
      Внимание его коллег начинало ослабевать. Койна нахмурилась, словно так расстроилась, что уже больше не могла задавать вопросы. Шеф Мэндиш молчал. Однако Диос бесстрастно приказал:
      – Не останавливайтесь, Хэши. С этой темой нужно покончить. Почему был выбран капитан Вертигус, а не Игенсард? Или более популярная личность, чем старый советник?
      Койна бросила благодарный взгляд на главу полиции, словно он восстановил ее способность думать. Затем она снова повернулась к Хэши, ожидая его ответа.
      Лебуол уже не наслаждался звуками собственного голоса. Он вдруг понял, что делает за Диоса грязную работу. Уорден хотел ознакомить подчиненных с фактами, которые он, как глава полиции, не мог сообщить им без демонстрации своих глубинных намерений. Диос привлек для этой цели Хэши, вновь превратив его в шахматную фигуру. Директор Бюро почувствовал горечь разочарования.
      – А кто мог быть лучше Вертигуса? – спросил Лебуол.
      Если Койна думала, что его презрительная усмешка относилась к старому советнику, то она глубоко ошибалась.
      – Во-первых, играя второстепенную роль в деятельности Совета, он являлся легкой целью. Во-вторых, атака на него была бы менее понятной и объяснимой, чем ликвидация грозного Максима Игенсарда. В-третьих, капитан Вертигус давно созрел для возмездия. Дракон никому не прощает своеволия. Если он и отводит свою карающую длань от тех, кто создает ему проблемы, то лишь по той причине, что ждет удобного момента для удара. А мы знаем, что капитан Вертигус не раз противостоял главе Концерна рудных компаний.
      Койна кивнула. Она больше не сомневалась в доводах Хэши. Руководитель службы протокола безоговорочно приняла его сторону и теперь пыталась расставить все по полочкам.
      – Но почему они убили Годсена, а не кого-нибудь другого? – спросила Хэнниш. – Я до сих пор не понимаю этого. Ведь он был таким… – Она поискала нужное слово, -… ничтожным. Пешкой. Его убийство напоминало выстрел в портрет. Много шума, а толку никакого.
      Хэши раздраженно пожал плечами.
      – Его особые отношения с Драконом были хорошо известны в обществе. Нападение на Годсена предполагало вызов его хозяину – Холту Фэснеру. Вполне достаточная причина для выбора Фрика в качестве цели.
      Директор Бюро сделал паузу, а затем кисло продолжил:
      – Конечно, гибель Годсена не была предрешена окончательно. Перед тем как его взорвали, он получил звонок от Фэснера. Холт вызвал Фрика для доклада. Если бы Годсен подчинился, то остался бы жив. Но он не подчинился. Директор Диос предписал ему не покидать командного пункта полиции.
      Фрик погиб потому и только потому, что выполнил приказ Уордена Диоса, а не Дракона.
      Вопреки всем ожиданиям, Годсен Фрик показал наконец свое достоинство. Действуя по велению совести, он проинформировал Уордена о вызове Холта Фэснера.
      Койна снова кивнула. Неужели ей и этого не достаточно? Хэши молча взглянул на главу полиции. Он не хотел продолжать игру в шарады. К счастью, Мэндиш, сам того не желая, избавил его от дальнейших объяснений.
      – Я понял, – радостно вмешался он. – Для завершения плана Клитус Фейн решил инсценировать атаку на себя. Тем самым он становился бы выше любых подозрений. А чтобы не подвергаться реальной опасности, он сам управлял спусковым механизмом.
      – Совершенно верно, – согласился Хэши.
      Он растратил энергию – и, главное, желание давать ответы – а потому ограничился короткой фразой. Шеф Мэндиш, поверив его объяснениям, уже не мог сдержать себя. Его прямая натура требовала действий. Он снова сделал шаг к столу Уордена.
      – Директор, какие будут приказания? Вы считаете, что нам не следует брать за жабры Фейна, и, наверное, это действительно было бы ошибкой. Но мы не можем сидеть сложа руки. Преступники идут по трупам. Совет должен пересмотреть законопроект об отделении.
      Он конвульсивно сглотнул – очевидно, до него дошла безрадостная истина.
      – Мы и так уже долго бездействовали. Нам нужно что-то предпринять. Нам необходима демонстрация силы.
      Как и все подчиненные Мин Доннер, он сразу же и безоговорочно стал страстным сторонником закона об отделении.
      Уорден вскочил на ноги. Речь Мэндиша высвободила в нем пружину решений. Очевидно, он услышал все, что хотел. Диос получил не только объяснения Хэши, но и понимание помощников. Теперь он должен был расставить их по местам и начать свою игру. Его голос звучал авторитетно и твердо.
      – Подготовку к возможной войне я беру на себя.
      Несмотря на отсутствие Мин Доннер, боевые действия не входили в компетенцию шефа Мэндиша.
      – Ваша работа будет заключаться в поиске улик. Нам нужны неопровержимые доказательства Теперь вы знаете, какие вопросы нас интересуют. Был ли Элт действительно уволен шесть месяцев назад? Кто имел доступ к его работе? Как часто он покидал домашний офис Фэснера и куда направлялся? С кем он встречался? Что случилось с Клеем Импосом? Возьмите на себя ту часть расследования, в которой служба безопасности может действовать лучше, чем Бюро.
      – Слушаюсь, сэр.
      Шеф Мэндиш отсалютовал, хотя Диос не требовал таких формальностей. Он, как правило, не отвечал на отдание чести. Уорден признавал своих людей иначе.
      – О результатах немедленно докладывайте директору Лебуолу, директору Хэнниш и мне, – продолжил он.
      – Будет сделано, сэр, – ответил Мэндиш.
      Уорден повернулся к Хэши.
      – То же самое касается и вас. Если Лейн найдет что-то новое, немедленно сообщите об этом мне и Койне. Пусть ваши помощники отследят коэнзим. Кто-то мог проводить с ним исследования. Вероятно, остались какие-то записи. Их необходимо отыскать. Пользуйтесь всеми приоритетами, которые сочтете нужными. Этот след может привести нас к тем людям, которые использовали Элта.
      Хэши кивнул. Впрочем, он был уверен, что Лейн уже тянула этот кончик нити. Она знала, как вести расследования
      – Кроме того, я хочу, чтобы вы как следует подготовились, – сказал Уорден, обращаясь к Койне и Хэши. – Вскоре Эбрим Лен созовет чрезвычайную сессию.
      Вполне предсказуемый ход. Вторжение амнионов в человеческий космос должно было вызвать реакцию Руководящего Совета.
      – Когда он объявит об этом, вы полетите туда. Я хочу, чтобы Совет услышал ваши объяснения. Все чертовски бездоказательно, но это может помочь. И, надеюсь, поможет. Койна, в нужный момент не забудьте рассказать Максиму Игенсарду о подозрениях Хэши в отношении Холта Фэснера.
      Осмотрев подчиненных, он задал риторический вопрос:
      – Всем все ясно? Тогда убирайтесь отсюда.
      Его бесцеремонная команда указывала на то, что он больше не желает слышать никаких вопросов.
      – Я слишком занят для пустой болтовни.
      «Слишком занят, чтоб отблагодарить меня пятью минутами честной беседы», – спросил его Хэши молчаливым взглядом. Ты не хочешь делиться истиной даже со мной? Уорден понял его безмолвный вопрос и покачал головой. Что бы им ни грозило, он собирался принять удар на себя. Хэши обиженно нахмурился и поднялся на ноги.
      Мэндиш направился к двери. Он спешил приступить к выполнению порученной ему миссии. На выходе из кабинета Лебуол с поклоном пропустил женщину вперед, и когда за ними закрылась дверь, он прошел с Койной несколько шагов по коридору. Ему не нужна была ее компания. Однако он знал Хэнниш много лет и слишком долго пользовался ее доверием, чтобы вести себя с ней так, как Уорден обошелся с ним.
      Когда они отошли от охранников Диоса и оказались вне зоны слышимости, Койна взяла Лебуола под руку.
      – Хэши…
      На миг она прижалась к нему, словно боялась слабости в ногах. Ее тихий голос дрожал от огорчения.
      – Если я открою правду Игенсарду, это погубит Уордена. Он не устоит, и даже его честь будет повержена в прах. Максиму понадобится только несколько часов, чтобы состряпать обвинения. Нарушение долга. Должностное преступление. Измена…
      Казалось, что это слово застряло в ее горле.
      – Измена человечеству. Диосу повезет, если он не предстанет перед судом. Что же Он хочет?
      Несмотря на шепот, голос Койны выдавал ее. Она тоже была опечалена.
      Не так давно Хэнниш отказалась сообщить ему важную информацию, и теперь Лебуол отомстил ей, хотя это не принесло ему удовольствия. Уорден Диос был бы не в восторге, если бы Хэши начал болтать о своих догадках. Да и печаль Койны только бы усилилась от этого.
      – Моя дорогая коллега, если я отвечу вам, вы сочтете, что мы с вами сошли с ума.
      Чтобы уклониться от дальнейших объяснений, он высвободил руку и направился в сектор Бюро. Ему, как и Уордену, хотелось оставить свои эмоции при себе.
      Амнионы совершили акт вторжения. Глава полиции выбрал плохой момент для сведения счетов с Драконом.

      Он не кричал. Он просто не мог кричать. Но все это время, каким бы долгим или кратким оно ни было, его тело корчилось от боли и страха.
      Астероиды и разряды статических молний мелькали в пустоте, будто в безумном танце. Они сталкивались и отскакивали, разрушали друг друга или собирались вместе. За гранью зубчатых сполохов черная дыра поглощала энергию и огонь материи. Силы, которые он собственноручно спустил с привязи, разрывали его на части.
      Энгуса терзали странные сотрясения: обезвоживание, невыносимое ускорение и электромагнитная буря, способная сжечь все микросхемы в его голове. Он вновь оказался в детской кроватке, где боль подавляла каждый проблеск сознания. Нервы издавали безмолвный и безответный крик.
      Он не мог избавиться от своих страданий, потому что пояс его скафандра был связан с кораблем тонким тросом. Но даже если бы тот оборвался, покоя бы не наступило. Смертные кости и плоть не выдержали бы дикого перемещения сингулярных полей. Их принуждение, как мощь звезд и провалов в подпространство, в тысячи раз превосходили силы человеческого бытия.
      Бесконечные потери. Полное угасание. Каждая клетка его тела стонала от близости смерти. Наверное, он корчился и извивался, пытаясь выскользнуть из-под пресса жуткого давления. Энгус этого не знал. Его тело понимало только крик.
      Затем боль начала затихать, будто система, отключенная от питания. Его программное ядро, оценив размеры истощения, применило последнюю защиту: единственное средство, которое могло сохранить ему жизнь – и, возможно, разум – при таком большом ущербе. Оно ввело Энгуса в стазис. Энергия, поставляемая его телом и аккумуляторными клетками, была направлена на поддержание автономных функций – для работы сердца и дыхания. Все остальное прекратилось.
      Его плоть перестала кричать, потому что он больше не был доступен боли. Энгус находился на тонкой грани между сознанием и неосознанностью – в состоянии, где такие концепции просто не имели смысла. Он пребывал вне сферы перемен и интерпретаций. Если бы давление превратило его в кровавый комок внутри скафандра, он бы этого не понял. Если бы смерть принесла ему освобождение, он не заметил бы разницы. Время и пространство скользили мимо него И рядом не было людей, которые могли бы дать команду зонным имплантам Энгуса вернуть его в активное состояние.
      Пульс, дыхание и неподвижность. Больше ничего Если бы у Энгуса осталась хотя бы частица сознания, он посчитал бы это место Небесами.
      В какой-то неуловимый момент – через секунду или вечность после наступившего покоя – следы осознания вернулись. На уровне, который, как казалось, не имел отношения к уму, он понял, что больше не находится в открытом космосе. На его голове не было шлема. И Энгус знал, что остался живым. Хотя этот факт не имел значения. Он ничего не прибавлял и ничего не требовал.
      Когда медтехники Бюро по сбору информации вводили Термопайла на дни и недели в состояние стазиса, он слышал все, о чем они говорили в его присутствии. А когда Уорден Диос менял его программное ядро, он запомнил каждое слова главы полиции Концерна.
      «Технически мы оказали тебе услугу. Это очевидно. Ты теперь сильнее, быстрее, способнее, эффективнее и умнее. Не говоря о том, что ты еще жив…»
      Возможно, Диос понимал, что Энгус его слышал.
      «Во всех других отношениях мы совершили преступление. Мы совершили преступление против твоей души».
      Однако Энгус не мог реагировать. Восприятие информации не имело отношения к пониманию. Ему не позволялось никакой реакции.
      «Это нужно остановить».
      Астероиды, поля сингулярности и холодная тьма вознесли его над сознанием. Принуждения машинной логики вытолкнули Энгуса за грань его личности. Как оказалось, Небеса ничем не отличались от ада.
 
      Постепенно он пришел к заключению, что его одиночество закончилось. Рядом с ним находились две или три темные фигуры. Время от времени они проносились через его поле зрения, словно демонстрируя свое отличие от него – словно показывая, что они не пойманы в клетку черепа.
      Однако их присутствие ничего не меняло. Он по-прежнему не мог реагировать. И вряд ли ему теперь это когда-нибудь удастся. Даже небольшое усилие для фокусировки глаз было выше его сил. Процессы кибернетизации не оставили ему никакого выбора.
      Совершенно незаметно, без каких-либо градаций перемен, абсолютный мрак космоса за лицевой пластиной его шлема превратился в белый стерильный свет. Сколько времени прошло? Нелепый вопрос – точнее, глупый, чтобы задавать его в стазисе. Программное ядро никогда не давало ему ответов, пока он находился в этом состоянии. Микрочипы в его голове измеряли интервалы времени с точностью до наносекунд, но хранили эту информацию при себе. Предполагалось, что в стазисе он нуждался только в дыхании, кровообращении и функциях выделения.
      Рядом не было никого, кто мог бы дать команду зонным имплантам и тем самым освободить его. Энгус сам воздвиг барьеры против кодов, дающих доступ к управлению его программным ядром.
      О чем говорили эти фигуры? Он не мог уловить смысла слов. Энгус слышал голоса, но еще не убедился, что они исходили от темных фигур.
      – Я пытаюсь, – сказала одна из них. Энгус тут же узнал голос Мики.
      – Компьютер показывает, что он не может проснуться.
      Очевидно, его поместили в лазарет. Кто-то вышел в открытый космос и затащил его обратно на корабль. Но это невозможно. «Труба» находилась во власти сингулярных полей.
      – Насколько серьезно он ранен?
      Это был Вектор Шейхид. Спаситель человечества. Невзрачный технарь, который проанализировал антимутаген Бюро по сбору информации и сделал формулу лекарства доступной для каждого. Если только кто-нибудь примет его сообщение.
      – Сильное обезвоживание, – устало сообщила Мика. – «Четверка» позаботится об этом. Плюс кровотечения. Черт, он потерял литры крови! Но хирургический стол восстановит потерю. Тем более что раны уже в основном зашиты и склеены. Вывих бедра. Наверное, он пытался использовать сопла скафандра, чтобы уменьшить притяжение черной дыры. Ерунда, вывихи лечатся.
      Хирургический стол четвертого уровня сложности мог совершать чудеса – в частности, он был способен применять вытягивания в любом необходимом направлении.
      – Его тело реагирует на лекарства. Я имею в виду метаболики, коагулянты, анальгетики и стимуляторы. Но система лазарета не может пробудить его.
      Конечно, не может. Лазарет «Трубы» создавался и программировался специально для него. Киберсистема знала все о внутренностях Энгуса. Как только его положили на стол, программа запустила в действие особые диагностические ресурсы. Они могли починить не только его тело, но и технические модули. Хирургический стол устранил повреждения, нанесенные мозгу сгоревшими электродами, но для починки снаряжения требовались правильные коды.
      – Что с электрокардиограммой? – спросил Вектор.
      Он просто не понимал, что тратит время зря.
      – Никаких показателей, – кратко ответила Мика.
      – Ты хочешь сказать, что его мозг мертв? Дэйвис! Это был он. Энгус не мог ошибиться.
      В минуты опасности напряженный голос сына звучал как его собственный. Итак, их трое – Мика, Вектор и Дэйвис. Значит, он видел три фигуры, а не две. Где же Морн? Неужели умерла? Или потерялась в гравитационной болезни?
      Энгус опять ушел во внутреннее пространство головы. Ему уже не хотелось возвращаться назад. Боль Морн пугала и ранила его. Он не желал знать, что с ней случилось. Энгус боялся, что потеря окажется невыносимо огромной. Но если он не вернется во внешний мир, стазис защитит его. Словно черная дыра, машинная логика имплантов ничего не принимала и не отдавала.
      – Нет, мозг невредим, – ответила Мика. – Я имела в виду, что система лазарета не получает ответных сигналов. Наверное, его зонные импланты заглушили активность нервной системы. Или замаскировали ее. Судя по показаниям компьютеров, его мозг наполнен «белыми» шумами. Возможно, он сейчас кричит нам что-то – говорит, что делать. Но мы его не слышим.
      – Энгус, проснись! – хрипло сказал Дэйвис.
      Удар, который мог быть пощечиной, повернул голову Энгуса в сторону.
      – Проснись, черт бы тебя побрал! Ты нам нужен!
      – Прекрати! – закричала Мика. – Он нас не слышит. Скорее всего, он теперь вообще ничего не чувствует.
      Она глубоко ошибалась.
      – А мы можем отключить этот «белый» шум? – бесстрастно спросил Вектор. – Допустим, направить в его мозг какую-то помеху? Так чтобы система могла получить ответные сигналы. Как ты думаешь, прямая стимуляция сердца разбудит его?
      Мика фыркнула.
      – Мы можем убить его. Нам не известно, как мозг Энгуса связан с чипами и снаряжением. Он киборг и во многом зависит от программного ядра. Что, если зонные импланты поддерживают его жизненные функции?
      Она снова ошибалась. «Белый» шум в его голове создавал решетку тюрьмы. Электроды, присоединенные к компьютерным чипам, держали его сильнее и надежнее, чем наручники и бетонные стены. Хотя, с другой стороны, она была права: предложение Вектора не дало бы результата. Связь между зонными имплантами и мозгом оказалась слишком прочной, чтобы оборвать ее таким простым методом.
      Мика, Вектор и Дэйвис могли бы спасти его, приказав системе лазарета удалить электроды из мозга. Или перерезать соединения, ведущие к чипам. Превратить его обратно в человека. Опять эта чертова хирургия! Но вряд ли у них что-нибудь получится. Без необходимых кодов доступа хирургический стол не подчинится команде по выемке и демонтажу его кибернетического оснащения. А на борту «Трубы» – и, возможно, в нескольких сотнях парсеков от крейсера – никто не знал таких кодов. И даже если по какому-то чуду хирургический стол подчинится…
      Все его новые возможности будут утеряны. Усиленные рефлексы, лазеры, электромагнитное видение, заглушающие поля, базы данных, поддержка компьютера – все это исчезнет. Зонные импланты больше не будут фокусировать его внимание, защищать от боли, давать силу, сон или стазис, когда они ему потребуются. Он обретет свободу, настоящую и полную, но ценой того, что делало ее привлекательной.
      И чем он тогда будет заниматься? Как выйдет из этой переделки? Без поддержки программного ядра он не сможет управлять кораблем. То есть ему снова придется отдаться на милость тех, кто имел более крепкие мышцы и умные мозги. В принципе, он так и жил до встречи с Морн – до пленения Уорденом Диосом. Грабил и мучил слабых, избегал и боялся сильных. Из-за собственных недостатков ненавидел каждого – и слабого, и сильного. Был привязан к перекладинам детской кроватки…
      Да уж, веселая картинка. Смех, похожий на хохот вурдалака, эхом заколесил по черепу. Абсо-дья-во-лютно замечательная жизнь.
      «Не делайте этого, – закричал он темным смазанным фигурам, хотя и знал, что звуки не могут пересечь огромного и бесконечного безмолвия. – Даже не пытайтесь. Найдите другие ответы».
      Если бы он снова засмеялся, то начал бы плакать.
      «Не превращайте меня в того, кем я был раньше. Пожалуйста!»
      Морн тоже не хотела расставаться с зонным имплантом. Она зависела от искусственной стимуляции, которая вместе с пыткой удовольствия давала ей силу. Потоки электронов, управлявшие телом, наделяли ее новыми возможностями.
      – Нет! – сказал Дэйвис. – Энгус в сознании. Просто он скован зонными имплантами.
      Две фигуры развернулись, словно посмотрели на третью.
      – Он находится в стазисе, – поспешно объяснил им Дэйвис. – Энгус предупреждал нас с Морн об этом перед тем, как мы начали редактировать его программное ядро. Он сказал, что некоторые команды имеют такой приоритет, что зонные импланты подчиняются им автоматически. Он сказал, что при изъятии чипа вся система прекращает действовать. Вот почему перед началом коррекции мы подключили его к программному ядру корабля. То, что Энгус сделал в космосе – или то, что случилось с ним – могло убить его. Программное ядро подключило защитные команды и отправило Термопайла в стазис.
      «Прекрасно, – язвительно подумал Энгус. – Ты умнее, чем выглядишь. Но как ты решишь эту проблему? Скажи мне, черт возьми, как вы справитесь с ней?»
      – Если ты прав… Если команды имеют такой приоритет…
      Голос Мики угас.
      – Если они имеют такой приоритет, – закончил за нее Вектор, – мы не в силах отменить их приказы. Я всегда был посредственным инженером. Я использую эти системы, но не понимаю, как они работают.
      Очевидно, он ссылался на оборудование лазарета.
      – Мне не хватает мозгов. Заранее прошу прощения.
      Так! Снимает с себя ответственность.
      – Что ты смотришь на меня? – проворчала Мика. – Я не разбираюсь в программах Я даже не знала, что его ядро можно редактировать.
      Только амнионы могли переделывать чипы. Амнионы и Энгус. Но его состояние не позволяло ему предлагать свою помощь.
      – Черт! – произнес сквозь зубы Дэйвис. – Скоро Морн придет в себя. Что мы ей скажем? Лично я не могу говорить ей об этом. Особенно после того, что она пережила… Он был единственным, кто мог починить двигатели.
      Починить двигатели?
      – Мы еще не знаем, насколько серьезна поломка, – уныло заметила Мика. – У нас не было времени на детальный осмотр.
      Починить?
      – Ну и что? – сердито возразил ей Дэйвис. – Даже если вы с Вектором запустите их в действие, мы все равно останемся беспомощными. Только Энгус знал коды корабля. Только он разбирался в ситуации.
      Мы не понимаем, что происходит. Нас окружают одни вопросы. На кого он работал? Почему они отдали его Нику, а затем разрешили нам забрать его обратно? Почему мы в бегах?
      Энгус выдохнул несуществующее проклятие. «Что же случилось с двигателями?»
      – Копы у нас на хвосте, – продолжил Дэйвис. – Вы знаете это. Мы транслируем позывные, в которых называем себя кораблем полиции Концерна. Я не могу отключить их. Если погоня продолжится, нас поймают. И когда это случится, они разделаются с нами. Возможно, мы не умрем, но уже не сможем действовать по собственной воле. На чьей стороне этот крейсер? Кому Ник передал коды Энгуса? Тем, кто хочет уничтожить нашу формулу антимутагена? Тем, кто отдал Саккорсо мою мать? Или той стороне, которая позволила нам освободить Энгуса? Я хочу знать, что происходит.
      Его голос поднялся до юношеского фальцета.
      – Я не могу сказать Морн, что единственный человек, от которого зависело наше спасение, попал в состояние чертова стазиса!
      – Попробуй приоритетные коды, – посоветовал Вектор.
      Его привычное спокойствие казалось потрепанным на концах.
      – Они блокированы, – ответил Дэйвис.
      – Все равно попробуй! – огрызнулась Мика. – Как будто мы, черт возьми, что-то потеряем от этого!
      Дэйвис уступил.
      – Исаак, – сердито произнес он. – Габриэль. Проснись. Я приказываю тебе выйти из стазиса. Очнись!
      Термопайл с любопытством ожидал последствий. Однако команды Дэйвиса не достигали программного ядра. Он возвел против них нерушимую стену. Этой хитрости его научили амнионы.
      – Ноль, – в отчаянии сказала Мика. – Без перемен. Он не может проснуться.
      Энгус смеялся внутри черепа до тех пор, пока слезы не побежали по его душе, как капли пота.
      Дэйвис повел себя так, словно Мика насмехалась над ним.
      – Вот же дерьмо! – закричал он в приступе ярости. – Что за хрень нашла на Сиро? Почему он это сделал? Разве ты не сказала ему, что он вылечился? Неужели ты не могла объяснить ему, что он больше не должен подчиняться этой стерве Сорас Чатлейн?
      Значит, это сделал Сиро? Он испортил двигатели? О, черт! Мальчишка мог вызвать серьезную поломку.
      – Конечно, мы говорили ему, – устало ответила Мика. – Конечно, мы убеждали его и показывали результаты анализов. Но внушение проводилось на глубоком уровне. Нам не удалось снять установки Чатлейн. Я не могу найти с ним контакт.
      Наверное, она пожала плечами.
      – Однако Сорас сделала с ним нечто худшее.
      Дэйвис кипел от гнева.
      – Меня это не волнует! – прорычал он. – Мне не нужны твои извинения! Нам требуются действия, а не сопливые фразы. Я сам был бы сейчас амнионом, если бы Морн не нашла способ выручить меня из беды. Она действовала в одиночку. Ник запер ее в своей каюте на «Мечте капитана», но она спасла меня! Не говори мне, как ужасно пострадал твой брат. Лучше скажи…
      Внезапно Энгус услышал звонкий шлепок. Дэйвис замолчал, словно его ударили ладонью по лбу. Или, возможно, он сам ударил себя.
      – Что с тобой? – изумленно спросила Мика.
      – Вектор, давай перевернем его.
      Голос Дэйвиса изменился. Он стал более мягким и уверенным. Похожим на голос Морн? Спокойная убежденность придавала ему авторитет.
      – Что? – не поняв, спросил Вектор.
      Энгус безмолвно повторил его вопрос: «Что?»
      – Перевернем его, – ответил Дэйвис. – Положим на живот.
      Под тело Энгуса протиснулись руки. Он не мог сказать, сколько их было. Ремни и скобы стола отлетели в стороны, отдавая Термопайла во власть невесомости.
      – Мика, – велел Дэйвис, – набери команды на вскрытие его спины.
      – Зачем? – спросила она.
      Вектор находился под влиянием Дэйвиса, но Мика, в отличие от него, не собиралась бездумно подчиняться чужим приказам.
      «Не задавай вопросов, – безмолвно крикнул Энгус. – Делай, что тебе говорят».
      – Мы вытащим его программное ядро, – ответил Дэйвис. – Команда на стазис имеет высокий приоритет. Однако изъятие чипа остановит действие системы. Если мы отсоединим программное ядро, а затем вставим его обратно, компьютер автоматически перезапустит себя.
      Затем он добавил, передразнивая Мику:
      – Как будто мы что-то теряем от этого!
      «Эй! – внезапный импульс изумления пронесся через ум Энгуса. – А ведь у них могло получиться!»
      В этот раз он не был парализован. Программа завела его в одну из логических поддиректорий, из которой он не мог вернуться самостоятельно. При таких обстоятельствах все, что вынуждало ядро к пересмотру и оценке своего состояния, могло освободить его из стазиса.
      Энгус почувствовал, как его опустили на живот. Ремни и скобы вновь прижали тело к датчикам стола.
      – У нас проблема, – сообщила Мика. – Система лазарета требует код. Она не будет выполнять операцию, пока мы не введем пароль для допуска в систему.
      Дэйвис не колебался.
      – Тогда дай мне скальпель. Я сам его вскрою. Прошептав проклятие, он тихо добавил:
      – Как же мне это не нравится! Я никогда еще не резал человека.
      Через несколько секунд Энгус почувствовал, как по коже между его лопатками побежала горячая струйка крови. Он задыхался бы сейчас от боли, если бы программное ядро не отрезало его от внешнего мира. Казалось, что он находился в другой реальности. Все это было ему знакомо. Однажды Энгус уже лежал на хирургическом столе под ярким светом, пока глава полиции Концерна вскрывал его плоть, вытирал кровь тампоном, отсоединял программное ядро и вставлял в гнезда новое. И Диос говорил ему тогда:
      «Если бы Мин узнала, почему я это делаю, она бы отвернулась от меня. Мы называем этот процесс «вязкой». Когда мужчины и женщины становятся киборгами добровольно, то это похоже на брачную ночь – на единение с техникой. Но если их принуждают к такому «спариванию», то это уже «вязка». Ты перестал быть человеком. Ты адское устройство – машина инферналис. Мы лишили тебя выбора, а заодно и ответственности».
      Дэйвис непрерывно ругался. Он повторял трюк Диоса, но делал это по другим причинам. Энгус вновь осознал момент изъятия программного ядра. Там, за потемневшим окном интерфейса, который связывал его с компьютером, он почувствовал бездонную пропасть – такую же глубокую, как провал между звездами. Однако теперь он ощущал неловкие рывки, пока Дэйвис вытаскивал чип. Впрочем, это ничего не меняло. Энгус принадлежал пустоте. Ее власть над ним не могла стать хуже.
      Тем не менее он знал, что была и другая истина. Сначала, задыхаясь в детской кроватке своего скафандра, Энгус привел в действие сингулярную гранату и уничтожил «Завтрак налегке». Он стрелял из плазменной пушки – стрелял с удивительной точностью, несмотря на хаос нестабильных полей и плотность астероидного роя. Боль разрывала его на части, но он хитростью и мастерством создал вихрь сингулярности. Морн дала ему свободу, чтобы он мог сражаться за самого себя.
      Затем его оттащили от края черной дыры. Энгуса вернули на корабль: кто-то вышел в открытый космос и спас его. Эти люди могли оставить Термопайла умирать – чертовски верно. Он сам бы так поступил, чтобы избавиться от убийцы и насильника, который выглядел, как жаба, и вонял, словно свинья. У них была такая возможность, и никто не уронил бы по нему слезинки. Умирай, придурок! Скатертью тебе дорога! Но экипаж «Трубы» не бросил Энгуса в беде. Они вытащили его из пасти смерти. И теперь они пытались сделать это еще раз – только уже по-другому. Жаль, что власть пустоты была сильнее. Дэйвис, Вектор и Мика могли потерпеть неудачу. Лютый страх сожрал бы Энгуса живьем, если бы он чувствовал мощь собственного ужаса. К счастью, тело оставалось невосприимчивым. Только ум был уязвим.
      – Как долго нам придется ждать? – спросила Мика.
      – Откуда я знаю? – ответил Дэйвис. – Энгус мой первый пациент. И я могу поклясться, что не участвовал в разработках программных ядер.
      Послышался спокойный голос Вектора:
      – Орн Ворбалд обычно говорил, что для выхода злых чар из чипов необходимо некоторое время.
      Мика чертыхнулась.
      – Орн Ворбалд был ослиной задницей.
      Это имя Энгус слышал впервые. «Был. Значит, умер. Еще одна смерть. Неужели она проглотит и его? Давайте, ребята, попробуйте вставить чип, – стонал он в камере черепа. – Разве уже не достаточно? Сколько вы будете мучить меня? Вставляйте, ради Бога! Спасите или дайте умереть…»
      – Черт с ним, – прошептал сквозь зубы Дэйвис. – Думаю, этого достаточно. Дай тампон. Тут все в крови, и я не вижу разъемов.
      «Мы совершили преступление против твоей души».
      Энгус почувствовал толчок, затем мягкое трение ваты о кожу. Края разреза жалили холодом, они словно обрастали коркой льда в теплом воздухе лазарета, словно абсолютный холод космоса сочился в рану и еще раз заявлял о себе.
      «Это надо остановить».
      Второй толчок – более сильный и точный. Чип входил в его спину – в ось бытия.
      Тишина.
      – Неужели не помогло? – прошептала Мика.
      – Я не знаю, – ответил Дэйвис.
      Однако Энгус уже знал. Перед его внутренним взором открылось окно интерфейса – окно такого мощного облегчения, что он застонал бы вслух, если бы ему позволили это зонные импланты. Прежде чем программное ядро отправило Энгуса в забвенье сна, хронометр интерфейса информировал, что он находился в стазисе более четырех с половиной часов.

      Затаив дыхание, Дэйвис смотрел на кровавую брешь в спине Энгуса, куда он вставил чип программного ядра. В его голове не осталось никаких идей. Если они сейчас потерпят неудачу, Термопайла можно считать мертвецом. Лазарет будет поддерживать его физиологические функции, но он уже никогда не выйдет из стазиса. И экипаж «Трубы» лишится капитана.
      У них ничего не получилось. Дэйвис не находил себе места. Энгус лежал на столе под ремнями и стяжками, как труп. Только звуки дыхания указывали на то, что искры жизни еще теплились в его неподвижном теле.
      Еще одна неудача. Последняя и фатальная. В ней Дэйвис винил только самого себя. Он оказался недостаточно хорош, чтобы спасти корабль. Если бы Морн не отважилась на риск гравитационной болезни и не помогла ему, они бы все погибли. Поддавшись усталости, он бросил Энгуса и Морн на произвол судьбы. Его несостоятельность продлила их страдания на долгие минуты. А затем он позвал в рубку Мику, несмотря на ее раны и состояние больного брата. Дэйвис оторвал ее от Сиро, потому что не мог уследить за приборами, одновременно управляя кораблем.
      Он не знал, как починить двигатели. Ему не удалось отключить позывные «Трубы». Но было нечто худшее. Дэйвис не мог понять самого себя. Черт, он даже не пытался! Он боялся взглянуть на то, что скрывалось за его приступом ярости на «Потрошителе». Позволив Нику совершить то эксцентричное самоубийство, Дэйвис погубил и Сиба Маккерна. С таким же успехом он сам мог нажать на спусковой крючок. А затем он выплеснул злость на мать, замаскировав ужас гневом, словно Морн чем-то провинилась перед ним; словно она была недостойна.
      «Я воплощаю в себе дочь Брайони Хайленд, ту женщину, которой ты была до того, как продала душу за зонный имплант».
      Теперь ему не удалось вывести Энгуса из стазиса. Двигатели «Трубы» молчали. Корабль потерял управление. Он не мог совершить прыжок сквозь провал подпространства или выполнить торможение, утратив все полетные качества. Он, как гроб, брошенный в океан вселенной, был обречен на дрейф до той поры, пока его не выловят неводы смерти или крейсеры полиции.
      В эти минуты Дэйвис имел три желания: чтобы его сердце разорвалось на части; чтобы в нем заглох пульс жизни; и чтобы все это случилось быстрее. Иначе ему придется столкнуться с последствиями своей несостоятельности.
      Он почти не обратил внимания на слова Вектора, когда тот произнес:
      – Хм, ты знал, что делал. Эй, может, посмотришь на экран?
      Непривычная эмоциональность в тоне генетика заставила его повернуть голову. Мика, затаив дыхание, уже смотрела в том направлении, куда указывал Вектор. Дэйвис недоуменно заморгал. Его попросили взглянуть на один из дисплеев лазарета. Но на который? И какой в этом толк?
      – Дэйвис Хайленд, – весело произнес Шейхид, – мой юный друг, ты гений. Или, как скоро нам скажет Энгус, ты мозговитый чертов умник.
      – Электрокардиограмма, – подсказала Мика. – Посмотри на кривые.
      Она была на грани слез. Дэйвис не верил своим глазам. Только несколько секунд назад этот экран был заполнен слабыми нечеткими сигналами, исходящими от зонных имплантов Энгуса. Датчики не могли проникнуть через «белый» шум и зафиксировать активность нервной системы. Но теперь на всех шкалах и по всей длине спектральной электрокардиограммы пульсировали нормальные волны с обычными пиками амплитуд.
      – Энгус спит, – пояснил Вектор, прежде чем Дэйвис успел разобраться в показаниях приборов. – Он не в коме. И не в стазисе. Просто спит.
      Сверившись с кривыми сигналов, он указал на несколько синусоид.
      – Данные не совсем естественные. Эти линии слишком равномерные, что объясняется работой зонных имплантов. Ему нужно время для исцеления. Однако он не в коме. Его системы находятся в рабочем режиме. Скорее всего, Энгус проснется, когда его диагностическая аппаратура подскажет ему, что он готов к активной деятельности.
      Генетик мягко усмехнулся.
      – Похоже, мы можем на что-то надеяться.
      Волна облегчения была такой мощной, что Дэйвис согнулся, словно от удара в пах. Мика окликнула его, но он не мог ответить. Непонятная боль свела судорогой мышцы груди и живота, скручивая тело в эмбриональный узел. Он слишком долго находился под большим напряжением; жил на чистом адреналине. Плоть имела ограничения, и даже его улучшенный метаболизм не мог выходить за их пределы. А он давно переступил через них. Внезапное изменение в стимулах нервной системы привело к бесконтрольной разрядке. Нервы посылали импульсы во всех направлениях, сжимая Дэйвиса в шар. Отдавшись на волю невесомости, он отлетел к стене, ударился о переборку и начал дрейфовать к столу.
      – Дэйвис!
      Мика поймала его за руку и остановила бесцельное движение.
      – Что происходит? Что с тобой?
      Если бы ему удалось открыть рот, он стал бы звать на помощь Морн. Но Дейвис не мог говорить и дышать…
      Вектор не колебался.
      – Я дам ему каталепсор.
      Он повернулся к пульту и начал набирать команды для амбулаторной секции лазарета.
      «Нет, – молча запротестовал Дэйвис Хай-ленд. – Никаких лекарств и каталепсоров! Мне они не нужны. Не бойтесь за меня. Это Морн нуждается в каталепсорах – чтобы контролировать гравитационную болезнь, чтобы не дать себе убить всех нас, – погружаясь в боль, словно возвращаясь в лоно матери, он постепенно менял перспективу. – Я не она».
      И тому были доказательства. Когда вселенная говорила с Морн и ускорение корабля выталкивало ее ум за грань разума, она желала самоуничтожения. Чтобы избавиться от этой тяги, Морн причиняла себе вред. Однако Дэйвис реагировал иначе. Хотя он тоже стремился к уничтожению. Страшась амнионов и их желания использовать его против человечества, он отправлял на смерть других людей. Дэйвис тосковал по насилию, а не самоубийству, и подавляя эту тоску, он погружался в бездну боли – беспомощный, как эпилептик в апогее конвульсий.
      Нет! Это он придумал, как вывести Энгуса из стазиса! И он не был Морн.
      Осознание этого факта достигло глубин, которые прежде никогда им не затрагивались. Боль в мышцах груди и живота принадлежала ему, а не другому человеку. И отождествление с Морн тоже было его переживанием. Он спас Энгуса. Ему не требовался их чертов каталепсор.
      Когда Вектор направился к нему со шприцем в руке, мышцы Дэйвиса начали расслабляться.
      – Он шевелится, – сообщила Мика.
      Дэйвис судорожно вздохнул. Он раскрепощал себя часть за частью. Повернув голову, юноша с усилием кивнул Вектору и Мике.
      – Я в порядке.
      Голос был слабым, но он мог говорить.
      – Мне не нужен каталепсор. Я только…
      Слова не выражали того, что он хотел сказать. Главное – Дэйвис больше не отождествлял себя с Морн.
      – Мне просто нужно немного поспать.
      Вектор перевел взгляд на шприц, затем вопросительно посмотрел на Мику.
      – Не спрашивай меня, – устало ответила она, прижимая рукой повязку на ране.
      Возможно, это уменьшало ее боль.
      – Нам всем нужно выспаться. Если он говорит, что обойдется без каталепсора, то пусть идет в постель.
      Вектор со вздохом кивнул.
      – Я и сама собираюсь вздремнуть, – продолжила Мика. – Сразу после того, как уверюсь, что Сиро находится под наркозом. Нам нужен отдых. Мы все равно ничего не сможем сделать, пока Энгус не проснется.
      В голосе Мики звучали нотки оправдания. Двигатели испортил ее брат, и она чувствовала себя ответственной за это.
      – Похоже, ты права, – подбадривая ее, ответил Вектор. – Иди. Я еще поработаю.
      Он жестом указал на консоль телеметрических приборов.
      – Хочу сделать несколько анализов и убедиться, что с ним все в порядке.
      Мика кивнула и направилась к двери. Проходя мимо Дэйвиса, она остановилась, положила руку на его плечо и тихо сказала:
      – Спасибо.
      Ее здоровый глаз был полон отчаяния и печали.
      – Возвращение Энгуса дает нам шанс на спасение. Если бы ты не вытащил его из стазиса, я вряд ли перенесла бы тот вред, который Сиро нанес кораблю и команде.
      Она хмуро открыла дверь и вышла. Вектор бросил шприц в мусорную корзину. Отступив к консоли управления, он по-прежнему смотрел на юношу.
      «Шанс», – повторил в уме Дэйвис. Не так давно он был одинок, стоя на хрупком мосту между жуткими неудачами. Но теперь он вернул отца. Если Морн выйдет из беспамятства, куда ее унесли болезнь и боль в раздробленной руке, он, возможно, восстановит свою целостность.
      Паря в воздухе, Дейвис развернулся, чтобы Вектор не мог увидеть слезы на его глазах. Шейхид прочистил горло.
      – Ты начинаешь взрослеть, – смущенно заметил он. – Но не насилуй себя. Сделай передышку. Я присмотрю за порядком на корабле. А ты послушайся Мику. Иди спать.
      Конечно, надо пойти в постель.
      Боясь повернуться к генетику лицом, Дэйвис оттолкнулся от хирургического стола и вылетел в коридор, который огибал ядро «Трубы». Слезы замутили зрение. Он почти не видел, куда направляется.
      Когда дверь лазарета закрылась за его спиной, он ухватился за поручень и остановился. Ему действительно требовался сон, но Дэйвис не хотел возвращаться в свою каюту. Он слишком многое пережил. Грудь и живот болели от странного приступа. Он знал, что если найдет мать спящей, то будет бояться, что она не проснется. А если Морн уже проснулась, он все равно будет бояться последствий гравитационной болезни – того, что она может вонзить нож в сердце сына.
      Перед тем как «Труба» улетела от края черной дыры, Морн на несколько минут пришла в себя. «Я не могу повторять это вновь и вновь, – сказала она ему. – Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда». Она позволила сингулярности раздробить ей руку. «Но самоуничтожение не поможет. Мне необходимо лучшее решение».
      Это все проясняло. Как часто она доводила себя до крайностей, стараясь сохранить жизнь сына – его человечность. Он больше не хотел извлекать выгоду из ее новых самобичеваний. Но Дэйвис не понимал, что она имела в виду под «лучшим решением». Неужели еще одно самопожертвование? Она и так зашла слишком далеко. Дэйвис не мог вообразить пределов ее любви и возможностей. Однако и он мог совершать поступки. Именно он вывел Энгуса из стазиса. Эта мысль успокоила его. Дэйвис еще раз уверился в своем отличии от матери – уверился настолько, что решил отправиться к ней.
      Смахнув слезы с влажных ресниц, он полетел по коридору к своей каюте. Когда дверь открылась, и он переступил через порог, Морн сонно заморгала. В первый момент она не узнала Дэйвиса, но уже через миг прошептала его имя. Ее голос был хриплым от долгого сна. Он не стал утирать набежавшие слезы. Ему не хотелось видеть мать такой – болезненно-бледной, с глазами, похожими на выжженные кратеры. Вся ее красота исчезла. Правая рука была уложена в гипс и покоилась на груди. Похоже, Морн еще не вспомнила о ране.
      Вид матери поразил его до боли в сердце. Ему вдруг показалось, что он впервые по-настоящему увидел то, что Ник и Энгус сделали с ней. Находясь в плену ее воспоминаний, Дэйвис был частично ослеплен и не мог оценить потерь, понесенных Морн. Однако теперь он понял, что цена лишений была чрезвычайно огромной.
      Слезы потекли по его щекам. Несмотря на новое понимание событий – или, наоборот, благодаря ему – мышцы Дэйвиса снова напряглись, сворачивая тело в шар. Но это он вывел Энгуса из стазиса. Тем самым он сбросил с себя тяжелый груз – беду, которую теперь не нужно было объяснять. Неужели он не выдержит и остального? Хотя бы несколько минут?
      Дейвис не стал скрывать своих чувств. Всхлипывая и морщась, как от сильной боли, он сел на край койки рядом с матерью. Его пальцы вцепились в ленты гравитационного купола. Морн с трудом проглотила слюну и смочила горло.
      – Мальчик мой. Ты жив. Это замечательно.
      – Я тоже рад, что ты жива.
      Сочувствие и усталость мешали ему говорить, но это не волновало Дэйвиса.
      – У тебя серьезное ранение. Мне даже было страшно, что ты можешь умереть – или что все мы умрем – до того, как я попрошу у тебя прощение.
      Морн нахмурилась и еще раз сглотнула.
      – За что?
      Действие обезболивающих лекарств уже ослабевало, но по-прежнему замедляло ее реакцию и понимание. Дэйвис хотел сказать: «За то, что я позволил Нику совершить самоубийство. За то, что я отправил Сиба на верную смерть». Но между ними имелись свои обиды, о которых говорить было легче.
      – За недоверие к тебе, – ответил Дэйвис. – За гадости, которые я тебе наговорил.
      «Я воплощаю в себе дочь Брайони Хайленд».
      – Мне трудно разобщаться с твоей личностью. Я часто чувствую себя тобой, и это смущает меня.
      Переменное давление, похожее на череду конвульсий напрягало его грудь и живот. К счастью, спазмы не были сильными и не мешали ему говорить.
      – Мне хотелось вырваться из уз твоих воспоминаний. Они пугали меня, а я не желал поддаваться страху. Вот почему я решил погнаться за «Потрошителем». Мне казалось, что это был поступок, достойный настоящего копа. Я хотел наказать их за преступления. Но ты засомневалась. Ты не поддержала меня. И я посчитал тебя слабой. Не получив твоего одобрения, я тут же нашел в тебе недостатки. Хотя на самом деле мои действия не имели никакого отношения к чести копа. От гнева и досады его голос звучал излишне грубо.
      – Они были продиктованы испугом. «Потрошитель» гнался за мной. Его команда хотела отдать меня амнионам. Если бы я попал к ним в плен, амнионы узнали бы, как делать себя похожими на людей. Поэтому я решил уничтожить тот корабль. Ты не была слабой. Ты думала о более важных вопросах, о более значимых проблемах. К примеру, чья это игра? Кто манипулирует нами и зачем? И что мы можем предпринять? Ты не заслуживала моих оскорблений.
      Морн молча слушала сына. Она не сводила глаз с его лица. И когда Дэйвис замолчал, она ответила не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем Морн произнесла тихим и слабым голосом:
      – Ты говоришь о прошлых делах. О «Потрошителе», который гнался за тобой. О том, что тебя хотели отдать амнионам. Но что изменилось? Что произошло? Где мы сейчас находимся?
      Наверное, она была смущена извинениями сына, а также провалом в памяти. Она не понимала, что Дэйвис отделился от нее, что он больше не был уверен в прощении матери. Усталость склонила его голову. Мышцы в груди перестали сжиматься. Уступив свинцовой тяжести тела, он прилег на край кровати.
      Все понятно. Морн хотела узнать, что произошло, пока она спала. На ее месте он бы чувствовал то же самое. Извинения уступали по важности личному выживанию. Дэйвис хотел приподняться на локте и ответить ей, но усталость не позволила этого. Тогда он закрыл глаза и сконцентрировал остаток сил на речи. Он мог продолжать разговор только так – не глядя на мать и не видя ее состояния.
      – Это трудно описать, – сухо произнес он, выхватывая слова из мрака в голове. – Хорошая новость в том, что мы улетели от Массива-5. Нас выбросило куда-то в межзвездное пространство.
      Дэйвис видел астронавигационные данные, но они ему ни о чем не говорили.
      – Ты спасла нас, включив рулевые предохранители. Иначе мы бы врезались в астероид. Или нас засосало бы в черную дыру. «Завтрак налегке» уничтожен.
      Стал горючим для жутких энергий сингулярности.
      – «Планера» не было видно. Мика взяла управление на себя и повела корабль к краю роя. Тем временем бой продолжался. Крейсер полиции Концерна – наверное, «Каратель» – отстреливался от «Затишья». Я не знаю, как копы отыскали «Трубу» – и тем более, как нас выследил «Планер». Пиратам не полагалось знать о полицейских позывных первого уровня секретности. Что же касается амнионов, то им так безумно хотелось уничтожить нас, что они совершили акт вторжения.
      – Подожди минуту, – перебила Морн.
      Она положила ладонь на его руку, словно боялась, что Дэйвис не прислушается к ее просьбе.
      – Ты сказал «Затишье»? Тот самый корабль, от которого мы скрылись, когда улетели с Малого Танатоса?
      Дэйвис кивнул, не открывая глаз. Он не понимал, почему Морн придавала этому такое значение. Важным был сам акт вторжения, а не то, кем являлся нарушитель пространства. Но на вопросы не хватало сил. Он едва мог продолжать свое повествование. Погружаясь в темноту, Дэйвис подвел итог:
      – «Затишье» хотело уничтожить нас.
      Брайони Хайленд! Ну надо же!
      – Амнионы держали нас на прицеле. Мы не имели времени на маневр уклонения и не успевали войти в зону гравитации. У нас даже не было шанса на слепое перемещение. Но тут появился «Планер». Он как-то избежал захвата черной дыры. И когда я подумал, что мы погибли, «Планер» открыл огонь по «Затишью».
      Он не пытался понять действий Сорас Чатлейн. Они были такой же загадкой, как атака «Завтрака налегке» или способность амнионов обнаруживать их крейсер. Такой же непостижимой тайной, как многомерная физика провала в подпространство.
      – Амнионы начали стрелять по «Планеру», а не по «Трубе», иначе их корабль был бы разрушен. Они не стали рисковать, потому что мы могли уклониться от первого выстрела. Это дало нам время. Тем более что «Каратель» прикрыл наше бегство. Мы помчались к гиперпространству, вошли в контактное поле, и оно принесло нас сюда.
      Он слабо пожал плечами.
      – В пустоту между звезд.
      Дейвис думал, что мать начнет расспрашивать его о «Планере» – почему тот пошел против своих хозяев. Он даже приготовил спокойный ответ: «Не имею понятия». Но Морн по-прежнему интересовалась темами, которые им не улавливались. Выбравшись из долгого наркотического сна, она постепенно восстанавливала свою настойчивость.
      Сжав руку сына, Морн с надеждой спросила:
      – Значит, «Каратель» уничтожил амнионское судно?
      – Надеюсь, да, – со вздохом ответил Дэйвис.
      У него не было на это сил. Он нуждался во сне, а не в новых вопросах.
      – Мы не видели окончания боя. Амнионы получили большие повреждения. «Планер» застиг их врасплох. «Каратель» наносил серьезные удары. Но мы влетели в контактное поле, и я не в курсе, что случилось дальше.
      Потянув его за руку, Морн поднялась и села рядом. Дэйвис почувствовал, как она выбралась из-под защитного купола и свесила ноги с края кровати. Ее пальцы дрожала от напряжения.
      – «Затишье» – огромный корабль, – задумчиво прошептала она.
      Может быть, Морн хотела убедиться, что им больше не грозит новая встреча с амнионами? Дэйвис считал эту опасность маловероятной. Но разве враги не отследили их позывные?
      – У амнионов хорошее вооружение. Если «Каратель» не уничтожил их сторожевик в первые минуты боя, то, скорее всего, «Затишье» по-прежнему цело.
      «Или развалилось на куски», – молча возразил ей Дэйвис. Он слишком устал, чтобы спорить вслух. Корабль амнионов частично потерял маневренность. Он не мог быстро ускоряться. Если «Каратель» вызвал подкрепление с «Вэлдор Индастриал» и если крейсеры полиции настигли «Затишье» до того, как амнионы вошли в контактное поле…
      Ему хотелось спать. Однако прежде он должен был закончить рассказ. Дэйвис положил ладонь на глаза, стараясь усилить концентрацию внимания.
      – Энгус выжил, – продолжил юноша. – Только Богу известно, как он уцелел за бортом в полях сингулярности.
      Термопайл подвергался таким же перегрузкам, что и остальные члены экипажа. Но он не имел защиты гравитационных коек и кресел. И он был уязвим для всех опасностей астероидного роя и полей сингулярности. Просто чудо, что его не раздавили куски скал, летевшие в жерло черной дыры.
      – Перед тем как мы покинули рой, Вектор втащил его на корабль. Система лазарета говорит, что он в порядке. Вот, пожалуй, и все.
      Его голос угас. Он мог бы рассказывать и дальше, но для этого ему требовались вопросы Морн. Только ее настоятельность и психологический нажим могли преодолеть сонливость Дэйвиса. Морн отпустила его руку. Ему показалось, что мать немного успокоилась. Или, возможно, она поняла, что ее сын нуждался в отдыхе.
      – А какие плохие новости? – тихо спросила она. – Когда люди говорят о хороших новостях, значит, есть и плохие.
      Он снова кивнул, не открывая глаза. Его голос был едва слышен.
      – Сиро запаниковал. По-моему, мутаген лишил его рассудка. Он теперь физически здоров, но по-прежнему думает, что должен выполнять приказы Сорас Чатлейн.
      Морн придвинулась к Дэйвису. Кажется, она даже вздрогнула. Или просто кивнула. Он не хотел смотреть на нее.
      – Пока Мика помогала мне на мостике, Сиро пробрался к двигателям. В это время мы начали разгон. Без защиты от перегрузок он получил несколько серьезных ранений. Ему повезло, что кости остались целы. Однако раны не остановили парня. Нас спасло лишь то, что он замешкался. Прежде чем начались неполадки, мы вошли в контактное поле бреши и улетели от Массива-5.
      По телу Дэйвиса прокатилась волна усталости. Он подождал, когда она спадет, и продолжил:
      – Несмотря на промедление, Сиро добился своего. Мы потеряли оба двигателя. В данный момент «Труба» находится в дрейфе. У нас остались только навигационные сопла. Мы не можем пересечь гравитационное пространство и даже не способны замедлить скорость. Хотя я должен добавить, что никто из нас еще не осматривал двигатели. Мы были заняты своими ранами.
      И усталостью.
      – Но я не думаю, что нам удалось бы исправить повреждения. Только Энгус имеет доступ к системе бортовой диагностики. Мы не знаем кодов, а он сейчас спит. По мнению Вектора, зонные импланты ввели его в сон, чтобы он мог излечиться. И Энгус не проснется, пока они не сочтут его готовым к активной деятельности.
      Дэйвис замолчал. Темная пустота в голове усиливала его голос до крика. Он боялся, что, сам того не желая, может перейти на шепот. У него уже не осталось сил.
      – Это все? – спросила Морн. – Или есть другие проблемы, которые мне следует знать?
      Он покачал головой. Через пару секунд Дэйвис понял, что голова по инерции продолжает раскачиваться с боку на бок.
      – Да, хорошего мало, – рассудительно сказала Морн, словно хотела порадовать его отсутствием паники. – Но могло быть и хуже. Я боялась, что мы еще в рое. Тогда бы крейсер втянуло в черную дыру, потому что без помощи Энгуса нам не удалось бы запустить испорченные двигатели.
      Она помолчала, затем прошептала сама себе:
      – Будем надеяться, что с «Затишьем» покончено. Это могло бы нам помочь.
      Дэйвис почувствовал укол досады. Он даже удивился, что у него нашлись на это силы. Какого черта Морн заботилась о «Затишье»? Что такого важного было в амнионском сторожевике? Неужели она не понимала, на какие бедствия обрек их Сиро? Дэйвис открыл глаза и посмотрел на мать.
      – Прежде чем выйти в космос, Энгус активировал наши позывные, – мрачно заметил он. – Никто из нас не знаком с системами корабля настолько, чтобы мы могли отключить сигнал. Через некоторое время кто-то прилетит за нами. Скорее всего, «Каратель» или другое судно полиции Концерна рудных компаний с «Вэлдор Индастриал».
      В этом можно было не сомневаться. Собрав остаток сил, Дэйвис попытался объяснить их ситуацию.
      – Если это случится до того, как проснется Энгус, или до того, как мы починим двигатели, нас лишат инициативы. Мы окажемся во власти тех, кто заберет нас с «Трубы».
      Полиция Концерна прогнила от коррупции. Сокрытие иммунного лекарства лишний раз доказывало это. Какой бы честной ни была Мин Доннер, управлявшая «Карателем», ей придется подчиняться приказам. Приказы будут исходить из того же источника, что и сама коррупция – от Холта Фэснера или Хэши Лебуола. Но, скорее всего, от Уордена Диоса.
      – Возможно, им захочется утаить наши знания. Кем бы они были, мы только пешки в их игре. Оказавшись в руках Концерна, мы не сможем ни бежать, ни сражаться. У нас не останется никакой реальной обороны, кроме выбора собственной гибели. Однако если мы решимся на самоубийство, формула Вектора умрет вместе с нами.
      Когда очередная волна усталости, смяв хрупкий гнев, пронеслась через тело Дэйвиса, его голова упала на подушку. Словно прощаясь с надеждой, он тихо произнес:
      – И тогда никто не услышит наше сообщение. Глаза матери, наполненные болью, заставили
      Дэйвиса отвести взгляд в сторону. Несмотря на все беды и оскорбления, выпавшие на ее долю, Морн удалось немного отдохнуть. В данный момент он уступал ей в силе.
      – Я поняла тебя, – сказала она сыну. – Мне всегда было страшно, что это когда-нибудь случится Но все к тому идет – даже если «Каратель» уничтожил «Затишье».
      Дэйвис не удержался и с изумлением посмотрел на Морн. Ее озабоченность амнионским кораблем начинала тревожить его. Она уловила настроение сына. Уныло улыбнувшись, Морн погладила его по щеке, словно хотела смахнуть с лица Дэйвиса недоуменное выражение.
      – Я уверена, что кто-то в системе Вэлдора услышал наше сообщение о вакцине, – сказала она. – Мы не знаем, как они теперь поступят и поверят ли нам вообще. Но какой бы ни была их реакция, они уже имеют формулу. А значит, наши усилия не пропали даром – даже если нам не удастся добиться большего. Теперь представь, что «Затишье» уцелело.
      Тревожные мысли затуманили ее взор. Хмурясь от недобрых предчувствий, она сердито пояснила свои страхи:
      – В этом случае амнионы тоже приняли наше сообщение. Они получили формулу. И у них имеется нечто худшее.
      Страшные воспоминания исказили ее лицо, как приступ тошноты.
      – Я уверена, что у них есть образцы моей крови Когда я попала к ним в плен – там, на Биллингейте – они ввели мне мутаген. Но я не изменилась. Я находилась под защитой иммунного лекарства Ника. Поэтому они взяли у меня кровь для анализов.
      Дэйвис начал понимать угрозу, о которой она говорила. Он забыл о том, что Морн провела какое-то время в амнионском секторе на Малом Танатосе. Его мать пережила ужасы, которые ему не доводилось видеть даже в кошмарах. Над ней проводились жестокие и смертельные опыты.
      – Если они уцелеют, если они достигнут амнионского космоса, их ученые узнают, как противодействовать формуле Вектора, – мрачно подытожила Морн. – Тогда все сделанное нами окажется напрасным – особенно если мы попадем в руки не тех людей. Возможно, колонисты «Вэлдор Индастриал» примут наше сообщение и отнесутся к нему серьезно. Но они ничего не смогут предпринять, потому что амнионы улучшат мутаген, и лекарство станет неэффективным.
      Дэйвис кивнул. Хотя он не был уверен в этом. Его голова отказывалась двигаться. И он больше не мог говорить о различиях между усталостью и отчаянием. Да, он вывел Энгуса из стазиса, но что это меняло? Тоскливо вздохнув, он спросил:
      – Что будем делать?
      Какое-то время Морн молчала. Затем она отодвинулась от него, словно приняла решение.
      – Ты должен отдохнуть, пока есть такая возможность, – сказала она. – Что толку рассуждать о будущем? Мы даже не знаем, сколько у нас осталось времени, и кто прилетит за «Трубой». Нам не известно, как сильно ранен Энгус, и что стало с его оборудованием. Сбой программного ядра мог сжечь его мозг. У Термопайла должны быть в запасе какие-то козыри. Но он может оставить их в рукаве, если не захочет делать то, о чем мы его попросим. Все слишком запутано, а у тебя глаза закрываются от усталости. Отдохни. Оставь все заботы мне.
      Она тихо фыркнула, словно подумала о чем-то смешном.
      – Если бы безопасность человечества зависела от моего таланта беспокоиться, то нам бы вообще не понадобилась помощь копов.
      Дэйвис промолчал. Морн поднялась и потянула его с собой. Он уже не мог сопротивляться ей. Его тело стало невесомым, несмотря на тонны усталости. Мать развернула его в воздухе и уложила на кровать – под защиту гравитационного купола. Она поцеловала сына в щеку и тихо прошептала:
      – Спасибо. Я поняла, почему ты тогда так разозлился.
      Однако он уже спал. Ее поцелуй стал началом какого-то доброго сна.

      «Мне необходимо лучшее решение».
      Странно, но из всего того времени, которое «Труба» провела на краю черной дыры, она запомнила только эти слова. Морн оставалась в сознании достаточно долго. Она успела поговорить с Дэйвисом, убедиться в том, что он жив. Затем боль раздробленной руки вернула ее во тьму. И дальше…
      «Я не могу повторять это вновь и вновь. Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда».
      Кто-то отнес ее в лазарет. Наверное, Дэйвис. Это доказывали гипс и повязки на руке. Ее боль заглушили лекарствами. Ей вкололи много лекарств, иначе она не спала бы так долго. Однако Морн ничего не помнила. Сохранилось только неожиданное обобщение, которое она сделала. Несмотря на беседу с Дэйвисом, ее мысли двигались медленно, цепляясь за остатки сна и преграды лекарств.
      «Мне необходимо лучшее решение».
      Сказать это было легко – куда труднее сделать. За кораблем велась погоня. Их преследовали силы, которые она не могла оценить. Из-за позывных первого класса «Труба» была на виду у всей вселенной. Саботаж на борту привел к поломке двигателей. Бедный Сиро. Хотя, возможно, Энгус знает, как починить неисправность. Но после битвы в космосе он получил серьезные ранения. Если он пострадал слишком сильно, лазарет не вылечит его. Кроме того, могла вмешаться его программа.
      Через некоторое время погоня возобновится. Морн не находила путей к спасению. Все они влекли за собой большие жертвы: она могла купить свободу для своих друзей только ценою собственной жизни. Тут уже не до больной руки. Если она хочет найти лучшее решение, ей следует быстрее начать его поиск.
      Тем не менее Морн оставалась с сыном до тех пор, пока тот не заснул. Что значили для нее несколько минут в сравнении с тем, что он был жив и относительно цел, а значит, достоин сражения за его бесценную жизнь? Дэйвис неподвижно лежал под плетеным гравитационным куполом. Его обычная напряженность покинула тело. Время от времени из горла вырывался тихий храп, который быстро угасал. Во сне он выглядел мальчишкой и почти не походил на отца. Он казался уязвимым и нежным – не приученным к жестокости. Господи, как он нуждался в радости и любви! Но наследственность давала себя знать: в нем было больше от Энгуса, чем от Морн Хайленд.
      Глядя на него, она чувствовала острую боль, от которой ее не мог избавить ни один анальгетик и каталепсор. Энгус издевался над ней со звериной жестокостью, пытаясь сломить ее дух. В результате его забав она родила ребенка – сына, который стал ее бесценным сокровищем. Затем Морн обзавелась друзьями. К ней примкнули Вектор, Мика и отважный Сиб Макерн, защищавший ее, как преданный рыцарь.
      Однако теперь их спасение зависело только от Энгуса. Несмотря на этот факт, боль в сердце Морн взывала к мести. Она трубила сигнал к атаке во всех направлениях. Но Морн помнила, что в порыве измученной души Энгус отдался на волю ее решений. Сначала он спас ее от амнионов, затем поддался уговорам и доставил Вектора на Лабораторную станцию, где генетик проанализировал иммунное лекарство. Какое-то время Термопайлу пришлось выполнять приказы Ника. Он едва не сошел с ума от душевных мук.
      «Я не защищался», – сказал он, умоляя Морн освободить его от приоритетных кодов. Служба безопасности Рудной станции не нашла никаких доказательств, подтверждавших его вину. Однако Майлс Тэвернер запер Энгуса в камере. Он пытал и унижал его, силой и болью выбивая признание в совершении серьезных преступлений. Он ничего не добился, но это не помогло Термопайлу. «Я позволил им делать с собой все, что они хотели. Лишь бы ты осталась на свободе». Почему? «Потому что мы с тобой заключили сделку. Я отдал тебе пульт импланта, а ты позволила мне жить. Я просто выполнял свое обещание – независимо от того, как ты выполняла свое».
      Он говорил ей правду. Энгус знал о махинациях Тэвернера. Если бы он начал давать показания, то сговор Бюро по сбору информации с Ником и Майлсом был бы раскрыт. Термопайла не сделали бы киборгом полиции Концерна, и им не управлял бы человек, который мучил его в тюремной камере. Морн не могла отрицать, что Энгус хранил ей верность. «Когда мне приходилось причинять тебе боль, – с горечью признался он, – я вредил себе».
      С тех пор как Морн и Дэйвис освободили его от приоритетных кодов, он не раз спасал их жизни. Она не знала, каким образом изменение программного ядра Термопайла поможет ее поиску «лучшего решения». Результат мог оказаться новой формой саморазрушения. Впрочем, Морн так не думала. Она могла начать поиск истины только с тем человеком, который оголил вину в самом центре ее сердца.
      Морн осторожно направилась к двери. В ее распоряжении была лишь одна рука, и это сильно усложняло перемещения в невесомости. Вначале ей не удавалось останавливать вращение. Усилия здоровой руки все время создавали крутящийся момент движения.
      Но затем она обнаружила, что может использовать пальцы правой руки. К счастью, гипс и бинты оставляли их свободными, а анальгетики по-прежнему притупляли боль. Она притушила свет в каюте, прикрыла дверь и, перебирая поручни, полетела в лазарет.
      Ее поразила неестественная тишина на корабле. Низкий и равномерный гул импульсного двигателя отсутствовал. Аккумуляторы «Трубы» хранили достаточно энергии, чтобы питать системы жизнеобеспечения. Экипаж по-прежнему мог пользоваться светом и теплом, очищенным воздухом и услугами лазарета. Большая часть электронного оборудования продолжала функционировать: командные пульты, сканеры, системы связи и диагностическая аппаратура. Но движущая сила корабля, включая генератор контактного поля, поддерживалась импульсным двигателем. Отсутствие его вибраций создавало впечатление, что, несмотря на освещение и тепло, люди покинули «Трубу», и она превратилась в дрейфующий склеп, населенный призраками.
      Как долго протянут ячейки аккумуляторов? Возможно, день или два. Если Энгус не починит двигатели, кто-то на борту захочет, чтобы их нашли – пусть даже амнионы. Новая тревога подстегнула Морн, словно удар хлыста. Ее движения ускорились. Подлетев к лазарету, она уцепилась правой рукой за поручень, открыла дверь и проскользнула в комнату. Инерция толчка направила ее в проход между переборкой и хирургическим столом. Ее взгляд скользнул по телу Энгуса и перешел на Вектора. Генетик отвернулся от стойки с приборами и с улыбкой посмотрел на нее.
      – Морн! Рад видеть тебя живой. Мне жаль, что ты травмировала руку. Значит, ты уже можешь двигаться?
      Она оставила его реплики без ответа. Сейчас ее волновало состояние Энгуса.
      Термопайл лежал на животе, прижатый к хирургическому столу ремнями и ограничительными скобами. Его скафандр был стянут ниже пояса. Свежие бинты закрывали рану между лопатками – разрез, который Дэйвис сделал для доступа к чипу программного ядра. На белой марле проступали пятна крови. В воздухе чувствовался запах метаболина и антибиотиков. От ритмичного дыхания грудная клетка Энгуса медленно поднималась и опускалась. У стены под потолком парил шлем с закрытой лицевой пластиной.
      Энгус не осознавал ее появления. По словам Дэйвиса, система лазарета не нашла в его физическом состоянии серьезных отклонений от нормы. Он просто очень устал – так же, как и ее сын.
      – Энгус спит, – сказал Вектор, опережая ее вопрос. – Диагностика лазарета удовлетворена его состоянием, но я не знаю, будет ли он в форме, когда проснется. Сейчас им управляют импланты. Мне кажется, программное ядро погрузило его в сон, чтобы он восстановил свои силы. Мы не можем остановить действие программы и пробудить его. Для этого нужно запустить в действие какие-то рефлексы выживания. Я даже не представляю, как он выжил за бортом корабля, и во что ему обошлось это пребывание в полях сингулярности.
      Вектор задумчиво помолчал, а затем продолжил с показным спокойствием:
      – Наблюдая за приборами, я пришел к заключению, что система лазарета проверяет оснастку Энгуса. Вероятно, люди, превратившие его в киборга, разработали для этой цели особую диагностику.
      Он скорчил унылую гримасу.
      – Однако у меня нет доступа к результатам проверки. Я не знаю нужных кодов.
      «Да, – подумала Морн. – Наверное, ты прав».
      Она наконец отвела взгляд от Энгуса и повернулась к Шейхиду, чтобы поблагодарить его за заботу. Ее обеспокоил вид генетика – пепельный оттенок кожи и странная медлительность движений. Несмотря на обычный налет спокойствия синие глаза Вектора потемнели от боли. Округлые щеки казались впалыми. Скулы выпирали, как голые кости.
      – Ты в порядке? – спросила она. – Дэйвис сказал, что это ты вернул Энгуса на корабль. При твоем артрите выход в космос был тяжелым испытанием.
      Некогда в прошлом Орн Ворбалд избил Вектора до полусмерти и нанес необратимый вред его суставам.
      – Почему бы тебе не отдохнуть? Мне кажется, ты нуждаешься в отдыхе.
      Вектор пожал плечами. Несмотря на невесомость, это движение вызвало приступ боли. Он поморщился и отрешенно, словно не имел интереса к этой теме, ответил:
      – Его транспортировка на корабль оказалась нелегким делом. Мне было тяжело как никогда. В физическом смысле, конечно. Нас затягивало в черную дыру. Мне пришлось использовать лебедку для передвижения. Ерунда. Заменю полдюжины суставов, и все будет в порядке. Я собираюсь попросить лазарет вколоть мне псевдосеротоновую серию. Она должна уменьшить воспаление суставов.
      Взглянув на Морн, он быстро добавил:
      – Я в порядке. Невесомость помогает. К тому же нам нужно позаботиться о более важных вещах.
      Морн хотела возразить, но он не дал ей такой возможности.
      – Мика сказала, что собирается немного поспать – после того, как проверит Сиро. Но я ей не верю. По-моему, она безумно страдает и винит себя в поступке брата. Если один из нас не присмотрит за ней, она пойдет чинить двигатели.
      Морн нахмурилась. Неужели он не понимал, что имелись более серьезные проблемы? К сожалению, она была слишком слаба, чтобы браться за большие дела. И ее тоже беспокоило состояние Мики.
      – Как себя чувствует Сиро?
      Вектор развел руками.
      – Не знаю. Честно говоря, я этим не интересовался. Пока Мика и Дэйвис находились здесь, мы были заняты другими неприятностями.
      – И что вы делали? Дэйвис не сказал ей об этом.
      Вектор ответил не сразу. Наверное, он гадал, как много Дэйвис не раскрыл ей – и по какой причине.
      Затем, встряхнув головой, он отмел свои сомнения в сторону.
      – Когда я принес его внутрь, – сказал генетик, указывая на Энгуса, – он не спал, но и не был в сознании. Капитан Термопайл находился в стазисе. Программное ядро отключило его от внешнего мира. Мы не знали, как вернуть его обратно. Насколько я мог судить, он застрял в стазисе надолго. Мы провели какое-то время, стараясь пробиться к его сознанию, но это нам не удалось. Тогда Дэйвис решил вытащить чип программного ядра.
      Флегматичный тон Вектора никак не акцентировал этой важной подробности.
      – Когда он вытащил и вставил чип обратно, компьютер Энгуса перезапустился и возобновил свою работу. Сразу после этого зонные импланты ввели Термопайла в сон.
      «Вытащил чип», – с изумлением подумала Морн. Ее постнаркотическое оцепенение начинало рассеиваться. Она почувствовала гордость за Дэйвиса. Он придумал гениальное решение. Морн призналась себе, что не додумалась бы до этого. Но почему он ничего не рассказал?
      – Дэйвис умолчал об этом, – пояснила она, отвечая на вопросительный взгляд Вектора. – Он лишь вкратце ознакомил меня с ситуацией.
      «Мальчик слишком устал», – предположила Морн.
      – Он не рассказал ни о стазисе, ни о выводе Энгуса из него.
      Безмятежный взгляд Вектора не предлагал никаких комментариев.
      – Ты не знаешь, почему он ведет себя так? – спросила Морн.
      Вектор поджал губы, обдумывая вопрос. Несмотря на черноту под глазами, указывающую на усталость, его лицо излучало симпатию.
      – У твоего сына нелегкая жизнь, – рассудительно ответил он. – Прежде Дэйвис беспомощно наблюдал, как ты творила чудеса, защищая его от ударов судьбы. Затем он пытался понять самого себя. Должен признаться – это было не всегда изящно. Процесс шел напряженно и со сбоями. Возможно, он утаил часть информации, чтобы не пугать тебя.
      Вектор с улыбкой посмотрел на нее.
      – Или Дэйвис решил научиться тому, как уважать себя без посторонней помощи.
      Решил научиться отделять себя от нее. Морн медленно кивнула. Это объяснение имело смысл. И оно соответствовало неожиданному извинению Дэйвиса. Пока она спала, ее сын повзрослел… Она улыбнулась. Если мальчик останется рядом, он поможет ей отказаться от саморазрушения.
      – Ладно, – проворчала Морн. – Когда он начнет рассказывать мне о своих победах, я открою ему секрет, как творить чудеса.
      Тем не менее спасение Энгуса было чудеснее всего того, что сделала она сама.
      Вектор устало рассмеялся. Морн ответила ему улыбкой. Однако мысль о саморазрушении напомнила ей, что у них осталось мало времени. Пока «Труба» беспомощно дрейфовала в космосе, к ней летели корабли полиции, и неведомые силы хотели захватить и подчинить своей власти непокорную команду крейсера. Пора было что-то предпринять.
      Изменив тему, Морн с показным спокойствием произнесла:
      – Кажется, я забыла сказать, что нам нужно разбудить Термопайла.
      Вектор покачал головой и кивнул на консоль с приборами.
      – Перед твоим приходом я подверг его кибернетической встряске. Хотел посмотреть, что получится. Результат нулевой. Нам придется ждать, пока его не разбудит компьютер – точнее, пока программное ядро не решит, что он готов к приему внешних стимулов. Однако, как я уже говорил, программа Энгуса может разбудить его, если возникнет угроза для выживания. Я предлагаю включить тревожную сирену – возможно, она подействует на него. Хотя это несколько бесчеловечно. После того, что он перенес, ему требуется отдых.
      Морн согласилась с ним. Конечно, время поджимало, но пока на экранах сканера не было меток других кораблей, ситуация позволяла небольшую отсрочку. С печальным вздохом она призналась себе, что не спешила иметь дело с Энгусом. Слишком многое зависело от того, в каком физическом состоянии он будет находиться, когда зонные импланты позволят ему проснуться. И сможет ли она по-прежнему влиять на его поступки. Пусть он спит. Им всем нужен отдых. Отдых и время на размышления.
      – Тогда давай перейдем на мостик, – предложила она. – Здесь больше делать нечего, а там мы, по крайней мере, можем устроиться в креслах и определить по сканерам наше местоположение.
      Убедиться в том, что датчики не засекли другой корабль.
      – Подумаем, как выбраться из этой ситуации. И проконтролируем, чтобы Мика не полезла к двигателям. Возможно, нам удастся задействовать систему безопасности.
      Вектор задумчиво посмотрел на показания диагностирующих систем и кивнул.
      – Ты иди, а я загляну на камбуз – приготовлю кофе и принесу нам еды. Мне даже трудно вспомнить, когда мы последний раз питались.
      Он с улыбкой кивнул на Энгуса.
      – Если, конечно, не считать таблеток «четверки».
      Стоило Вектору сказать об этом, как Морн почувствовала ужасный голод. Упоминание о кофе вызвало поток слюны. В руке запульсировала боль. Судя по ощущениям, лекарства ослабили свое воздействие.
      – Звучит неплохо, – скрывая содрогание, ответила она. – Только не задерживайся. Наверное, я иду на поправку. Во мне проснулся зверский аппетит.
      Не рискуя использовать правую руку, она осторожно направилась к двери. Перемещения в невесомости превратились для нее в акробатические трюки. Тот же толчок, которым она открыла дверь, отбросил ее в противоположную сторону. Морн погасила инерцию, упершись ногами в хирургический стол, и мягким движением стоп направила себя в коридор. После этого все стало проще – ей не приходилось иметь дело с дверьми. Прижимая раненую руку к груди, она перелетала от поручня к поручню. У трапа Морн остановилась, изменила направление движения и, влетев в рубку, увидела Мику.
      Бывшая помощница Ника сидела за пультом. Ее голова безвольно свисала над клавиатурой, словно она заснула посреди выполнения какой-то задачи. Морн поморщилась от боли. Воздействие лекарств ослабевало, и она начинала чувствовать новые раны. Вектор оказался прав: Мика не смогла остаться в постели. Она слишком сильно переживала за поступок брата. Но она не спала. Как только ботинки Морн соприкоснулись с полом, Мика подняла голову и оглянулась.
      Ее лицо выглядело болезненно усталым. Горе углубило морщины в уголках сжатых губ. Повязка закрывала глаз и височную часть лба, куда пришелся удар Энгуса, едва не проломивший ее череп. Взгляд затуманился печалью – такой глубокой и открытой, что даже привычная хмурость больше не казалась воинственной. Внутренний кризис лишил ее причин, ради которых стоило бы жить дальше, и она ненавидела себя за эту слабость.
      – Морн, – чуть слышно прошептала она. – Я рада, что ты…
      Однако радости не было. Ее голос угас, как сдавленный стон. Настроение Мики встревожило Морн. Оно вызывало такую же боль, как раздробленные кости. Оттолкнувшись от трапа, Морн подлетела к спинке гравитационного кресла.
      – Мика. Ты зря пришла сюда. Посмотри на себя. Тебе нужен отдых.
      Она хотела обнять подругу, чтобы как-то успокоить ее. Но это было невозможно. Здоровой рукой она держалась за край пульта. Тиски сочувствия сдавили горло.
      – О Господи! Тебе действительно нужно отдохнуть.
      Мика бесцельно отмахнулась.
      – Я знаю.
      Она отвела взгляд в сторону.
      – Но я не могу.
      Морн быстро взглянула на дисплеи бортового сканера. К счастью, Мика догадалась вывести данные анализаторов на экраны пульта. Судя по всему, вблизи «Трубы» пока не было других кораблей. Их судно окружала только черная пустота, украшенная блестками недосягаемых звезд. Сканер фиксировал лишь небольшие фрагменты космической пыли.
      Конечно, астронавигационная система могла бы определить местоположение «Трубы». Скорее всего, Мика уже позаботилась об этом. Но результат ничего не изменит. Цифры покажут, что при такой скорости их корабль достигнет ближайшей станции через несколько десятков световых лет. Впрочем, пока на экране сканера не появится метка другого корабля, команде «Трубы» волноваться не о чем – и не на что надеяться.
      – Мика, – мягко сказала Морн, – ты не одна на корабле. Сейчас сюда придет Вектор. Я выспалась за шестерых и готова к работе. Энгус тоже скоро проснется. Тебе не нужно взваливать весь груз забот на свои плечи.
      – Я понимаю, – прошептала Мика, – и не стремлюсь казаться мученицей. Но там, в каюте, Сиро. Я не могу…
      Она резко опустила голову, словно ее шея надломилась от тяжести вины.
      – Я не могу находиться рядом с ним.
      – Это из-за того, что он испортил двигатели? – спросила Морн. – Из-за того, что он подчинился Сорас Чатлейн, несмотря на лечение Вектора?
      Неужели ты сердишься на него?
      Мика медленно покачала головой.
      – На его месте я могла поступить точно так же.
      Она снова замолчала. Для продолжения разговора ей потребовалась долгая пауза. Ее голос дрожал от боли, как раненая рука Морн.
      – Сиро сделал то, о чем предупреждал. Теперь он не находит себе места. Груз вины слишком велик для него. Он лежит на койке и плачет. Нет, Сиро не хнычет и не издает ни звука. Он просто лежит, и слезы текут по его лицу. Он ничего не говорит. Похоже, он даже не слышит меня. Я думаю, мальчик оглох от горя. Он ведь еще ребенок. Ему кажется, что он обрек нас на верную смерть. Сиро не думал о последствиях, когда выполнял приказ Сорас. Это было внушение. Она загипнотизировала его. Но теперь… Он не может представить, как жить с этим дальше.
      Мика склонилась над клавиатурой. Она не смела поднять голову.
      – Он все, что у меня есть.
      Ее надломленный и усталый голос звучал, как тихий вой очистителей воздуха.
      – Он мой самый родной человек. Это я потащила его за собой – уговорила Ника взять его в команду. Мне казалось, что я смогу устроить нашу жизнь. Но теперь он ушел в себя. Нанес нам вред, который не может исправить. Если я не починю двигатели, нам больше незачем будет жить.
      Боль разжигала досаду Морн. Она слишком сильно ценила Мику, чтобы молча наблюдать за ее страданиями. А Мика устала. Она не могла вырваться из черной дыры своего отчаяния. Требовалось срочное вмешательство.
      – Я не согласна с тобой.
      Морн подбирала слова осторожно, выстраивая их так, чтобы Мика не могла опровергнуть смысл ее фраз.
      – Тебе кажется – только ты знаешь истину. Ты не хочешь слышать о временах, когда твои действия спасали мою жизнь и наш корабль. Ты не хочешь вспоминать о том, как уговорила Вектора и Сиба восстать против Ника и тем самым дала нам единственную возможность – единственный способ, которым каждый из нас мог освободить себя. Без тебя Вектор и Сиб остались бы на «Купюре», мы не полетели бы на Лабораторную станцию, и Вектор не открыл бы формулы лекарства. А главное, Ник по-прежнему был бы жив… Наверное, тебе не понравятся мои слова, но я хочу сказать, что мне неприятно видеть, как ты теряешь объективность в своем неусыпном наблюдении за Сиро.
      Мальчишка уже достаточно взрослый, чтобы бороться за собственный разум.
      Иглы острой боли начали ощупывать суставы ее рук и костный мозг. В ней поднимался беспричинный гнев – желание закричать на Мику. Она едва сдерживала стоны. Если Вектор не поспешит, и горячий кофе не отвлечет ее внимание, она начнет говорить слова, о которых позже пожалеет.
      – Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Морн, вложив в голос последние остатки мягкости. – У меня тоже достаточно личных проблем. Энгус стал отцом моего сына. Как только гравитационная болезнь овладевает мной, я пытаюсь уничтожить все, что окружает меня. Это похоже на самоубийство. Но я не согласна с тобой, когда ты говоришь, что «больше незачем жить». А как же ты сама? Твоя дальнейшая судьба достойна забот и усилий. Даже если тебе не удалось защитить Сиро от некоторых ошибок.
      Морн замолчала. Ей показалось, что Мика не слушала ее. Но та уныло ответила:
      – С моей судьбой все в порядке.
      В ее голосе не было ни злости, ни надежды.
      – Пока копы не схватят меня.
      Морн молча застонала. Мика Васак считалась опасной преступницей. Будучи помощницей Саккорсо, она участвовала в грабежах и убийствах. Ради Ника она шла на подлоги и предательство. Однажды Сиро спросил, почему они так боятся погибнуть в бою. Он имел в виду Мику, Вектора и Сиба. «В битве мы можем сражаться до последнего мгновения. Это лучше, чем сидеть и ждать, когда тебя осудят и казнят!» В тот момент Мика ответила: «Я не боюсь, что меня казнят. Мне плевать на все то, что случится со мной через дни, недели и месяцы. Сейчас меня волнуешь ты! Если хочешь предать нас, то предавай. Но не используй меня как свое оправдание».
      Теперь ее отношение к жизни изменилось. Угроза ареста стала для нее такой же страшной, как и для Морн. Их ситуация была неутешительной. Морн не доверяла полиции Концерна. Она не могла обещать Мике справедливость или снисхождение.
      На миг леденящая хватка боли заставила ее задержать дыхание. Ей вспомнился ужасный эпизод гравитационной болезни. Вытянув руку за защитное поле гравитационного кресла, она отдала свою плоть во власть сингулярных потоков черной дыры. Их дикая сила раздробила ей кости и хрящи, повредила суставы и порвала связки. Системам лазарета понадобилось несколько часов, чтобы сложить и сшить все это вместе. Будь у нее больше мозгов, она пошла бы сейчас за новой порцией обезболивающих лекарств, а не дожидалась бы нового приступа.
      Однако Морн не покинула мостик. Ей требовалась боль: не для наказания себя, а для того, чтобы научиться принимать последствия своих поступков. Если бы прежде она не уклонялась от боли, то не приняла бы пульт зонного импланта и не убежала бы с Ником с Рудной станции. Она могла бы сдаться службе безопасности и прекратить все то, что поглощало ее теперь. Она могла бы забыть о Нике и Энгусе.
      Прижимая раненую руку к груди и вращаясь вокруг нее, словно та была центром ее тяжести, Морн перелетела к командному пульту. Она устроилась в кресле, пристегнулась ремнями и закрыла глаза, с каждым выдохом изгоняя боль из тела. Когда ей удалось восстановить спокойствие, она вновь посмотрела на подругу.
      – Что ты собираешься делать?
      Мика убрала руки с пульта, как будто боялась принять на себя ответственность. Она горбилась под бременем беды, от которого не спасала даже невесомость. Тем не менее это была Мика Васак, а не какая-то выпускница полицейской академии, напуганная гравитационной болезнью, зонными имплантами и Энгусом Термопайлом.
      Сделав усилие, она стряхнула с себя путы горя и тихо ответила:
      – Я хотела войти в базу данных и найти схемы двигателей. Тогда мы могли бы провести диагностику и пройти по протоколам починки. Но прежде мне хотелось понять, как работают устройства. Сломать электронику легко. Здесь ума не требуется. Это как убийство: взял гаечный ключ, ударил, и точка. А для ремонта нужно знать тонкости того, что ты решила починить.
      – И тебе это удалось? – спросила Морн, уже зная ответ.
      Она пыталась отвлечь Мику разговором – хотя бы до прихода Вектора. Васак печально покачала головой.
      – Все информация о корабле хранится за электронными замками и паролями. Нам разрешены действия с дюзами, сканерами, связью и оружием. Но структурные данные «Трубы» закрыты для доступа. Мне не удалось войти в систему диагностики. Черт! Я не получила даже доступ к данным о ресурсах корабля. Каковы запасы пищи? Как долго нам хватит горючего? Я не могу сказать тебе этого!
      – А мы передаем сообщение Вектора?
      – Конечно. Только это ничего не даст. Нас никто не услышит, даже если мы усилим мощность трансляции в десятки раз.
      Мика помолчала, а затем сердито добавила:
      – Кстати, она истощает наши аккумуляторы.
      В данный момент их жизнь зависела только от энергетических ячеек.
      – Я тоже их немного разрядил, – спокойно сообщил вошедший Вектор.
      Морн повернулась к нему. Он, прищурившись, смотрел на Мику. В его руках был поднос с гравитационными флягами и пищевыми пакетами. Над ними вился пар.
      – Налетайте, дамы, – добродушно продолжил он. – В нашем меню кофе и горячий суп – судя по запаху, с черными бобами. И, наконец, филейные полоски. Во всяком случае, так было написано на этикетке. Пришлось потратить электроэнергию. Иначе вы глотали бы питательные капсулы.
      Он подлетел к пульту помощника и, остановившись у консоли, строго обратился к Мике:
      – Ты же сказала, что пойдешь спать.
      Васак хмуро посмотрела на него, но ничего не ответила. Возможно, у нее не осталось для этого сил.
      – Ладно, – пожав плечами, проворчал Шейхид. – Кто я такой, чтобы учить тебя? Будь у меня хотя бы та доля разума, которую Бог дал скисшему молоку, то мы не оказались бы в такой заварушке.
      Он с шутливой манерностью вручил им пакеты и фляги. Как только Морн почувствовала запах, она едва не заскулила от голода. Боль куда-то исчезла, и вся вселенная поблекла на фоне кофе, супа и мяса. Дрожа от нетерпения, она поставила кофе на подлокотник кресла, бросила пару пищевых пакетов на колени и нетерпеливо поднесла ко рту флягу с супом.
      О, черт! Бобы! Пусть они не так пахнут и странные на вкус, но все равно это райское блюдо. Морн почти не замечала, что горячая жидкость обжигала ее язык. Она не чувствовала такого возбуждения с тех самых пор, как последний раз включала зонный имплант. Сделав несколько глотков и восстановив контроль над собой, она заметила взгляд Вектора. Наверное, он хотел убедиться, что с ней все в порядке.
      – Вектор Шейхид, ты святой человек, – сказала Морн. – За свои поступки ты заслуживаешь вечной жизни.
      Он улыбнулся ей, затем направился к вспомогательной инженерной консоли и устроился на откидном сиденье. Морн разорвала зубами филейную полоску и пожевала мясо. Затем попила суп. Проглотила пару питательных капсул и отхлебнула кофе. Это были «лучшие решения» из всех возможных. Пища придала ей не только силы, но и оптимизм. В руке ожили острые пульсации, словно голод и сытость служили пусковыми устройствами боли. К счастью, приступы стали более слабыми, и Морн могла их терпеть.
      Она взглянула на Мику. Та сидела, склонив голову над флягой, как будто вдыхала аромат кофе. Но затем она сделала несколько глотков, выпрямила спину и потянулась за супом. Ее движения приобрели точность и уверенность, взгляд прояснился, и она немного приободрилась. Морн облегченно вздохнула – ей требовалось помощь Мики. Покончив с пищей, она смяла пустые пакеты, сложила фляги в сетчатое ведерко для мусора и положила здоровую руку на панель пульта.
      – Я не знаю, как много у нас осталось времени, – объявила Морн. – Но экраны сканера пока пусты.
      Отсутствие мигавших точек на дисплее подтверждало, что в зоне охвата антенн не было других кораблей.
      – То есть мы можем без спешки придумать какой-нибудь план.
      – Какой еще план? – проворчала Мика. – Двигатели испорчены.
      Очевидно, прием горячей пищи дал ей силы для злости. Впрочем, она была права. Без энергии двигателей любое планирование дальнейших действий превращалось в пустую болтовню.
      – Мы не можем их починить, – добавила Мика. – И вряд ли это удастся Энгусу. Если только он захочет браться за ремонт. Если только он вообще проснется. Мы не знаем, на чьей он стороне и кто несет ответственность за его программу.
      Морн считала, что за Энгусом стоял Уорден Диос.
      – Если мы будем перечислять все, что не знаем, то на это уйдет несколько часов, – сказала она.
      Боль в руке накатывала волнами, и каждый гребень был выше предыдущего, напоминая ей о расплате за допущенные ошибки.
      – Тем не менее мы можем определить свою позицию, – продолжила она. – Мы можем выяснить приоритеты. Обозначить цели, которых хотим достичь. Если у нас не будет взаимопонимания, мы ничего не добьемся. Даже при условии, что получим такую возможность.
      Нажав на пару клавиш, Мика очистила экран дисплея. Поскольку она не сказала ни слова, Вектор решил поддержать предложение Морн.
      – Я согласен с тобой, но боюсь, из меня получится плохой помощник, – с мягкой улыбкой признался он. – Я всегда был посредственным механиком и никудышным воином.
      Генетик смущенно пожал плечами.
      – Моя цель проста и ясна. Я готов отдать жизнь за эту вакцину. Лишь бы люди услышали мое сообщение и узнали формулу лекарства. Остальное меня не волнует.
      Тень огорчения пронеслась по его лицу.
      – Однако я не желаю, чтобы кто-то из нас погибал. Я до сих пор не оправился после смерти Сиба.
      Бедный, вечно напуганный и храбрый Сиб Макерн. Он сопровождал Саккорсо в рейде на «Планер»: хотел убедиться, что Ник не атакует «Трубу»; хотел сделать все возможное, чтобы его друзья получили шанс на спасение. Поступок Сиба походил на жажду мести обезумевшего Ника. Он был таким же безнадежным и обреченным на провал. Но их действия привели к тому, что «Планер» лишился сверхсветовой протонной пушки. Ник и Сиб повредили ее каким-то образом. Они спасли «Трубу», отдав за это жизни.
      Морн помнила минуты, когда амнионы вводили в нее мутаген. Она испытала глубинный ужас, пока ожидала, насколько действенным окажется иммунное лекарство Ника. А затем ее спас Энгус – по причинам, которые по-прежнему оставались абсолютно непонятными. Несмотря на световые годы и махровую коррупцию в руководстве полиции Концерна, кто-то постарался сохранить ей жизнь.
      Она по собственному опыту знала, как смертно ее тело, и поэтому не хотела искушать судьбу. Кивнув Вектору, Морн прижала к груди раненую руку и начала излагать свою точку зрения:
      – Иногда мне кажется, что я хороша только в двух действиях: когда обвиняю себя в чем-то и когда выискиваю в себе недостатки.
      Морн хотелось, чтобы Вектор и Мика поняли ее.
      – Идеальная форма этого саморазрушения проявляется во мне во время гравитационной болезни. Но я занимаюсь самобичеванием всю жизнь – так или иначе. Сначала я ем себя поедом и источаю несправедливый гнев, а затем перехожу к самонаказанию. Именно так я обрела зависимость от зонного импланта, а теперь раздробила руку…
      Вектор попытался возразить ей, но Морн не стала его слушать. Очередная волна боли прояснила ее ум. Жалоба поврежденных костей настраивала мозг на честность и точность.
      – Я ищу лучшее решение. Но полиция имеет ту же проблему. Запрет иммунных исследований «Интертеха» был фактом саморазрушения. За ним последовала отправка Энгуса под контролем Майлса Тэвернера.
      Именно это действие повлекло за собой вторжение «Затишья» в человеческий космос.
      – Если ты становишься копом, то уже не можешь хитрить с определением твоей ответственности. Вот почему я считаю, что главным вопросом является следующий: откуда исходит такая ущербность?
      От Уордена Диоса? Тогда насколько честной является Мин Доннер? Или вредоносная деятельность навязана полиции Холтом Фэснером? Кому мы можем доверять? Хотя, с другой стороны, этот вопрос не относится к делу. Возможно, мы вообще не узнаем ответ. Или не узнаем его вовремя. Но мы все равно должны определить свою позицию.
      По телу прокатилась еще одна волна беспощадной боли. Морн поняла, что вскоре ей придется отправиться в лазарет. Но она решила терпеть до последнего. В промежутках между приступами она чувствовала ясность и уверенность. Она видела последствия того, что делали Холт Фэснер и Уорден Диос. Казалось, что их планы и интриги мелькали перед ней на одном из мониторов.
      – Мы не поймем, что нам делать, пока не узнаем, кто гонится за «Трубой».
      Эту тему тоже следовало обсудить.
      – Я не уверена, что для нас хуже – «Каратель» или полицейское судно с «Вэлдор Индастриал». «Каратель» помог нам, вступив в бой с «Затишьем». Но этот корабль отдал Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса.
      И в то же время он позволил Морн освободить Термопайла от кодов.
      – «Вэлдор Индастриал» является станцией Концерна рудных компаний. Насколько нам известно, она подчинена Дракону и выполнит любой его приказ.
      Морн намеренно не приняла в расчет погоню «Затишья». Во-первых, ей не хотелось обсуждать ужасы такого варианта. Во-вторых, она почему-то верила, что амнионы не могли принимать секретные позывные полиции. Скорее всего, они и «Планер» использовали другие средства, когда обнаружили «Трубу» у лаборатории Бекмана.
      – Об этом мы поговорим попозже. Сейчас я открою вам свои приоритеты – все то, что важно для меня. Затем вы скажете, согласны ли со мной.
      Вектор кивнул. Пища и кофе оживили его глаза. Он спокойно наблюдал за Морн. Мика по-прежнему смотрела на экраны пульта. Ее пальцы нависли над клавиатурой, словно она хотела ввести команду, но не знала, какую именно. На скулах медленно вздувались желваки. Повязка на лице не позволяла судить о ее эмоциях.
      Морн пропустила через себя очередную волну боли и продолжила:
      – Во-первых, я хочу, чтобы мы продолжили трансляцию формулы. Возможно, наше сообщение никто не услышит. Но это не важно.
      Она посмотрела на Вектора.
      – Ты говорил, что всегда хотел стать «спасителем человечества». Наверное, ты шутил – я иногда не понимаю твой юмор – но распространение формулы по нашим станциям приблизит тебя к этой мечте.
      – Я знаю, – с печальной улыбкой ответил Вектор.
      – Если за нами прилетит «Каратель», – добавила Морн, – и если Мин Доннер окажется честным копом, то мы доверимся программному ядру их корабля. Наше сообщение будет записано. В некотором смысле «Каратель» станет новым источником трансляции. Формула лекарства будет распространяться даже в том случае, если мы погибнем на пути к Земле.
      Она посмотрела на Мику.
      – Во-вторых, я хочу защитить тебя и Сиро от скороспелых обвинений, когда копы начнут рассуждать о суммарной ответственности за совершенные преступления. Пусть они сначала услышат о том, что ты знаешь – к примеру, об амнионских экспериментах с высокими ускорениями. Я думаю, это будет интересно и Руководящему Совету Земли и Космоса. Кроме того, им всем придется принять во внимание мои слова. Конечно, мне можно приписать одно-два преступления, но я по-прежнему коп. И я буду свидетельствовать о вашей «помощи должностному лицу при выполнении служебного долга».
      Она специально процитировала эту официальную формулировку. Поначалу Мика никак не реагировала. Затем она медленно убрала руки с пульта и повернула голову. Морн увидела ее здоровый, свирепо сиявший глаз. Он придавал ей вид разгневанной колдуньи.
      – Ты это сделаешь? – хрипло спросила она. – Ты будешь защищать нас, если появится такая возможность? Но вспомни свои слова о том, что копы хитрят с законом и определением служебных обязанностей. Неужели ты пойдешь против них, зная, как они лгут – как они манипулируют людьми?
      Последняя фраза Мики совпала с острейшим приступом боли. Морн показалось, что ее руку от плеча до запястья пронзил раскаленный металлический прут. На секунду она погрузилась в море страдания и темной ярости. Ей хотелось закричать: «Тогда испытай меня! Ты думаешь, я обманываю вас? Ты считаешь, что, пройдя через все эти беды, я способна кормить тебя коровьими лепешками пустых обещаний?» К счастью, за нее вступился Вектор.
      – Перестань, Мика! – с непривычной суровостью возмутился он. – Ты кое-что не учла. Если Морн начнет защищать нас на следствии и перед судом, ей придется объяснить, почему она оказалась на борту «Мечты капитана». Подумай, что это будет означать для нее.
      Немного помолчав, он добавил:
      – Рано или поздно ей придется признаться в том, что она оставила у себя пульт зонного импланта.
      Забрав черную коробочку, она скрыла важную улику, которая доказывала вину Энгуса. Затем, используя зонный имплант, она совершила еще одно преступление, поскольку применение подобных средств запрещалось законом.
      – Ты уверена, что это лучшее решение? – спросил Вектор, поворачиваясь к Морн.
      Он озабочено вздохнул.
      – Мне кажется, ты придумала для себя очередное наказание. Выгораживая нас, ты нанесешь непоправимый вред своей репутации.
      Боль начала отступать. Морн по-прежнему ловила воздух ртом. Но в голове прояснилось. Она восстановила самоконтроль и решила ускорить обсуждение. Ей хотелось завершить его до следующего приступа боли. Мика и Вектор задавали важные вопросы. Они проверяли ее глубже, чем Морн могла предполагать в начале беседы – так же основательно, как просьба Энгуса о блокировании его приоритетных кодов. Ее друзья ожидали ответов, и поэтому вместо быстрого подведения итогов, она постаралась дать им обстоятельное объяснение.
      – Я не думаю, что раскрытие правды можно считать саморазрушением, – заявила Морн. – И правосудие превращается в фарс, если оно не основано на истине. Работа полицейского предполагает принуждение, а не справедливость. То есть мне следовало арестовать вас, поскольку вы, по моему мнению, совершили ряд преступлений. Другой вопрос, имею ли я на это право? Конечно, теперь я недостойна воплощать закон, потому что сама нарушила его. Но если вам от этого станет лучше, я могу арестовать вас прямо сейчас.
      Она говорила абсолютно серьезно.
      – А вы действительно получаете небольшое преимущество. Как офицер, арестовавший вас, я имею определенные права. По закону, никто не может забрать у меня арестованных без моего согласия. И с ними невозможны никакие действия без моего одобрения. Это даст вам определенную защиту.
      Если только Морн не убьют, чтобы избавиться от таких формальностей.
      К ее удивлению, Вектор рассмеялся. Он сложил ладони в молитвенном жесте и поднял их над головой.
      – О Господи! Забери меня к себе!
      Его голос был полон печали.
      – Сначала меня объявили святым. Теперь я попал под арест на корабле, который затерялся во вселенной. Вряд ли жизнь предложит мне большее разнообразие. Так что если Бог возьмет меня на небеса, я умру счастливым. Морн Хайленд, ты потрясающая женщина. Феноменально потрясающая.
      Мика пропустила слова Вектора мимо ушей. Откинувшись на спинку кресла, она ожидала окончания его патетической речи. Затем, переведя дыхание, склонилась вперед и тихо спросила:
      – Ты помнишь то время, когда мы были на «Мечте капитана»? После того как Ник убил Орна Ворбалда? Мы тогда впервые заговорили друг с другом. Ты спросила, как часто меня насилуют. Ты сказала: «После того, как кто-то надругался над женщиной, она уже не хочет быть спасенной. Она жаждет мести. Она хочет выпотрошить этого сукиного сына». Я поняла тебя. Я знала, о чем ты говорила. Ты действительно кромсала кишки мужчин, которые обижали тебя. И мне стало ясно, что Ник попал в проблему. Он сделал серьезную ошибку, взяв тебя на борт. Я даже не удивилась, когда ты захватила корабль, чтобы спасти Дэйвиса.
      Морн закрыла глаза. Она почувствовала приближение новой волны боли. Темные воды страдания поднимались от ног к голове. Ей не хотелось обсуждать тот разговор. Она не желала вспоминать, как Орн Ворбалд напал на нее. Как он умер. Злость и так уже подбиралась к ней. Но Мика еще не закончила. Ее тон стал более жестоким.
      – Почему же ты пощадила Энгуса? – спросила она, словно бросала ей вызов. – Вместо того чтобы уничтожить насильника, ты освободила его от приоритетных кодов. Теперь ты обещаешь дать показания в нашу пользу – обещаешь предложить суду «смягчающие обстоятельства» и всякую прочую чушь.
      Она сделала паузу, а затем едва слышно призналась:
      – Я по-прежнему верю тебе. Но скажи! Почему? У тебя была прекрасная возможность выпотрошить кишки Термопайла. Однако ты не сделала этого, предав свою клятву о мести. Теперь ты клянешься защищать наши жизни? Но откуда нам знать, что ты нас не предашь?
      Она как бы просила дать ей причину для продолжения борьбы. А Морн не знала, что ответить. Амнионы вводили в нее мутагены. На фоне их угрозы все человеческие обиды теряли свою значимость. Она больше не питала ненависти к Энгусу и Нику. Месть стала слишком большой роскошью.
      Когда волна боли отхлынула, Морн открыла глаза и посмотрела на Мику. Она сделала медленный вдох и выдох, освобождаясь от вспыхнувшего гнева. Пожав плечами, словно тема была банальной и простой, она сказала:
      – Почему? Мне не хотелось закончить свою жизнь, как Ник.
      Несмотря на опыт, хитрость и способность к выживанию Ник Саккорсо споткнулся о странную месть к Сорас Чатлейн. Она довела его до самоубийства. Морн знала, что он чувствовал. Именно поэтому она отказалась от мести.
      – Хорошие копы говорят только правду, – добавила она. – И они никому не мстят.
      Какое-то время Мика не сводила с нее глаз. Затем она решительно кивнула, словно убедилась в словах Морн.
      – По правде говоря, я не думаю, что мы с Сиро заслуживаем защиты перед законом, – сказала она. – Но спасибо. Ты можешь не беспокоиться обо мне. Я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе.
      Морн облегченно вздохнула и почувствовала теплоту благодарности. Однако страдания торопили ее. Она знала, что не продержится долго. Новый гребень боли вскипал на горизонте. Морн понимала – вскоре он накатит на нее с безликой яростью камнедробилки.
      – Я и не беспокоилась, – ответила она немного резче, чем собиралась. – Итак, мне хотелось бы продолжить трансляцию формулы. Затем в суде я дам показания в вашу пользу. И у меня имеется еще одно желание. Но о нем я скажу вам кратко, потому что мне срочно нужно отлучиться.
      Она хотела смягчить слова улыбкой, но у нее получилась лишь жалкая гримаса.
      – Обезболивающие лекарства перестали действовать, и если я не пойду в лазарет, то разрыдаюсь перед вами.
      Вектор всплеснул руками, показывая, что не удерживает ее.
      – Так иди сейчас!
      Мика огорченно нахмурилась.
      – Извини, я не знала…
      Она прикусила губу. Сделав жест, который охватывал весь мостик, она добавила:
      – Это может подождать. Когда ты вернешься, мы по-прежнему будем здесь.
      Нет, ждать было нельзя. Морн хотела обсудить это сейчас, пока на экранах сканера не появилась отметка другого корабля. Она хотела прояснить свои намерения. Зная, что любое движение могло вызвать новый приступ боли, она, тем не менее, выпрямила спину и опустила плечи. Ей требовалось показать им, что она не зря занимала место за командным пультом. Сопротивляясь спазмам боли, Морн заявила:
      – Я хочу, чтобы мою историю услышал Руководящий Совет.
      Скорее всего, Вектор и Мика поняли, о чем она говорила, но Морн пояснила:
      – Полиция Концерна отдала меня Нику. Я не знаю, по каким причинам. Копы должны были оказать мне помощь до того, как я попала на борт «Мечты капитана». Вероятно, служба безопасности Рудной станции консультировалась с ними насчет меня. Охрана не позволила бы мне улететь без приказа из командного пункта полиции. Совет Земли и Космоса должен услышать об этом. Но у меня есть и другие сведения. Я знаю, что Энгуса подставили. Термопайл совершил немало преступлений, но его арестовали по ложному обвинению за то, чего он не делал.
      Арестовали и осудили.
      – Он говорил, что может доказать сговор Ника и Майлса Тэвернера. Прежде чем его подставили, Энгус отследил их канал связи. Я полагаю, доказательством было программное ядро «Красотки». Но когда копы превратили Термопайла в киборга и отправили его на Малый Танатос, они послали вместе с ним Тэвернера – причем поручили ему надзор за Энгусом.
      Именно этот факт и привел к акту амнионского вторжения.
      – Чем больше я думаю об этом, тем пакостнее выглядят дела полиции Концерна. Все это свидетельствует о заговоре. Или о желании некоторых сил подорвать авторитет полиции.
      Боль нарастала, поднимаясь по нервам и вытягивая вопль из каждой трещинки в руке. Морн больше не могла терпеть. Отстегнув пояс безопасности, она воспарила над командным пультом.
      Вот они – последствия ее ошибок. Лучшие решения. Она вцепилась в спинку кресла и закончила:
      – По этим причинам я хочу вернуться на Землю – но вернуться свободной, чтобы самой принимать решения. Я хочу выступить на Совете, но без вмешательства коррумпированных копов, которым Диос и Фэснер прикажут остановить меня. Если для этого мне придется латать двигатели изоляционной лентой и сражаться с полицией на всем пути к Земле, я охотно соглашусь на такие условия.
      Все! Достаточно! Достаточно ясно и достаточно больно! Она могла отправляться в лазарет. Оставшись здесь, она бы вошла в привычную область самонаказания и затем стыдилась своих поступков. «Когда я оказываюсь в проблеме, то могу думать только о нанесении себе вреда».
      Морн оттолкнулась от кресла и полетела к выходу. Вектор, шутливо отсалютовав, прокричал ей вдогонку:
      – Я когда-нибудь говорил, что мне нравится ход твоих мыслей?
      Морн опустилась на ступеньки трапа. Она знала, что Шейхид не ждал ответа. Но ее остановила Мика. Подняв голос, она мрачно спросила:
      – А если Энгус не согласится с твоими планами? Морн ухватилась здоровой рукой за перила и
      развернулась лицом к мостику.
      – Тогда я уговорю его поменять свое мнение. Так или иначе ей придется общаться с Энгусом. Прикусив губу от боли, неуклюжая, как калека,
      Морн оттолкнулась от ступеней и направилась в лазарет.

      Он проснулся, как только Морн произнесла его имя. Зонный имплант предписал ему новые команды. Альфа-фаза сна закончилась. Образы, которых он не помнил, исчезли, словно никогда не существовали. Его длительная изоляция, вызванная силами астероидного роя и беспощадными полями черной дыры, подошла к концу. Направленное излучение электронов, управляемое программным ядром, вырвало покой из его нервных узлов и волокон. Морн произнесла имя Энгуса, и все состояние его бытия изменилось. Ни один мускул не дернулся и не напрягся. Тело оставалось неподвижным. Но он помчался из глубин исцеляющей тьмы к тревожному свету сознания.
      – Энгус, – повторила Морн. – Проснись. Ты нам нужен.
      Термопайл отметил в ее голосе оттенок принуждения. Он слишком хорошо изучил Морн Хайленд. Она ненавидела его – всегда ненавидела. Будь ее воля, она не приблизилась бы к нему и за тридцать световых лет. Морн пришла сюда только потому, что нуждалась в нем. Точнее, в нем нуждались люди, о которых она заботилась. Команда «Трубы».
      Тем не менее Морн была здесь. Она перенесла большие ускорения, гравитационную болезнь и осталась живой. Что говорил Дэйвис, когда удалял его программное ядро? «Скоро Морн придет в себя. Я не могу говорить ей об этом. Особенно после того, что она пережила». А затем он добавил: «Я не могу сказать Морн, что единственный человек, от которого зависело наше спасение, попал в состояние чертова стазиса!»
      Значит, с ней что-то случилось. Что-то нехорошее. Похожее на то, что с ней делали он и Ник Саккорсо. И все же она пришла к нему. В ошеломляющей вспышке озарения – такой же быстрой, как скорость его имплантов – он понял, что обрадовался Морн. Его глаза были открыты – насколько он знал, они оставались открытыми все время. Лежа на хирургическом столе, с правой щекой, прижатой к упругой подушке, он видел только приборную консоль лазарета. Стерильный свет комнаты освещал экраны и индикаторы. Они свидетельствовали о том, что он проснулся. Нет, черт возьми! Они еще заверяли его, что он почти поправился. Морн стояла по другую сторону стола. Она не видела, что его глаза открылись. Или, возможно, она не смотрела на показания приборов.
      – Энгус, – еще раз сказала Морн. – Я не знаю, как разбудить тебя. Я даже не знаю, слышишь ли ты меня. Но мы в беде. Ты должен проснуться.
      Чертовски верно. Корабль нуждался в нем. Он был «единственным человеком, который мог починить двигатели». Этот маленький чертенок Сиро, с омертвевшими мозгами, испортил их. Мальчишка выполнил приказ Сорас Чатлейн, несмотря на то, что Вектор вывел из него мутагены. Никто другой, кроме Энгуса, не мог обойти запрет на доступ, установленный на внутренних системах «Трубы». В его памяти хранились базы данных, готовые в любой момент появиться на экране программного ядра. Он мог разобрать судно по винтикам и собрать его снова, не глядя на интерфейсы диагностирующих устройств. Черт! Он мог сделать половину частей корабля, если бы это потребовалось.
      Энгус сглотнул, прочищая горло. Ему хотелось проворчать: «Поди-ка прочь, глупая сучка. Меня не волнует, насколько сильно я нужен тебе. И ты мне не нужна». В другое время он так бы и сказал, но не теперь… Потому что Энгус не хотел, чтобы она уходила. Он больше не намеревался обижать ее. Когда он причинял ей боль, то наносил вред себе. Такова была история его проклятой жизни. Десятки лет он унижал, убивал и грабил людей, но после каждого акта насилия его выбор сокращался. Свободы становилось меньше. Что бы Термопайл ни делал, он все глубже погружался в яичную бездну – в пустоту ужаса и боли, от которой всегда убегал. Морн освободила его от приоритетных кодов. Программное ядро по-прежнему ограничивало Энгуса в действиях, но отныне никто не мог превратить его в покорного раба.
      Он выжил в своей «детской кроватке». Один, снаружи корабля, в узкой, клетке скафандра, под выстрелами вражеского судна, под лютой яростью метеоритного роя и черной дыры. В конечном счете он увяз в слепой и беспомощной агонии, которую всегда боялся. Однако он выжил. И теперь Энгус не хотел, чтобы Морн уходила. Более того, он не желал беспокоить ее понапрасну – томить ненужными страхами и чувством отчаяния.
      – Я слышу тебя.
      Его осипший голос едва выходил из горла.
      – Не подгоняй меня. Мне надо немного подумать.
      Господи, да что это с ним? Что он собирался делать? Умолять ее о прощении? Нет, только не сейчас. Если вообще когда-нибудь. Он жив, черт возьми, назло всем бедам! Он выжил в своей «детской кроватке». Он был Энгусом Термопайлом, а не каким-то жалким филантропом, который, извиняясь за никчемную жизнь, покупал у людей благоволение.
      – Слава Богу, – прошептала Морн.
      Ее облегчение было таким же очевидным, как сообщение программного ядра. Несмотря на ненависть, она не желала ему смерти.
      «Ты нужен нам. Проснись».
      Нет, что-то не сходилось. Разве Сиро не испортил двигатели? Тогда почему функционировали системы корабля? Каким образом «Труба» уцелела? И где они находились? Дэйвис говорил, что за ними гнались копы. Энгус помнил его слова: «Мы по-прежнему передаем позывные». Затем Дэйвис спросил, как будто думал, что Энгус знает ответ: «На чьей стороне этот крейсер?». Что же, черт возьми, происходит?
      Он решил пошевелиться. Однако стол удерживал его ремнями и скобами. Энгус попытался вспомнить, зачем они были нужны. Чтобы он оставался неподвижным, пока лазарет и Дэйвис оперировали его
      – Ты не могла бы освободить меня от этих чертовых ремней? – спросил он у Морн.
      «Если только доверяешь мне».
      Ожидая ее реакции, Энгус запросил у компьютера отчет о своем состоянии. Система внутренней диагностики указала следующие травмы: вывих бедра (исправлен), сильное обезвоживание (на стадии излечения), обильное кровотечение (остановлено). Химический анализ крови отметил относительно высокий уровень метаболинов, коагулянтов, анальгетиков и антибиотиков. Прогноз: полное восстановление в течение сорока восьми часов. Все его кибернетические ресурсы функционировали. А значит, он мог вырвать с корнем любые ремни и скобы.
      Однако Морн уже неловко подергивала его путы, расстегивая ремни и освобождая Энгуса от прижимных скоб. Когда последний фиксатор отлетел в сторону, Термопайл перекатился на бок и спрыгнул со стола на ноги. Тошнотворная боль впилась в бедро. Наверное, ему не следовало использовать сопла скафандра против притяжения сингулярных полей. Хотя, возможно, этот дополнительный импульс и спас ему жизнь. Зонные импланты уменьшили неприятные ощущения. Только слабая пульсирующая боль напоминала ему, что лечение травм не закончено и потребует еще немного времени.
      Зацепившись за край стола, он взглянул на Морн – впервые с тех пор, как покинул мостик и отправился в центр роя. Она парила перед ним на расстоянии вытянутой руки.
      – Мы хотели дать тебе выспаться. Но обстоятельства сложились иначе.
      В ее голосе чувствовалась тревога. Она говорила быстро, словно боялась войти в ступор – как будто не желала, чтобы отвращение к нему овладело ею еще сильнее.
      – У нас больше нет времени. На экране сканера появилась метка другого корабля. Он вышел из подпространства пять минут назад и направился к нам. Мы провели идентификацию. Это «Каратель». Тот самый крейсер полиции, мимо которого мы пролетели, когда вернулись в человеческий космос.
      Она помолчала, а затем добавила:
      – Тот самый корабль, который отдал Нику твои приоритетные коды.
      Очевидно, она думала, что Энгус посчитает ее замечание важным. Однако это было не так. Он почти не слушал ее слов.
      Отдых пошел ей на пользу. Он признал это с первого взгляда. Череда страданий и гнет отчаяния лишили Морн былой красоты. Темные глазницы на бледном лице напоминали пещеры. Тем не менее сон и пища улучшили тон ее кожи и до некоторой степени восстановили эластичность мышц. Сеть морщин между бровей, в уголках губ и глаз стала не такой рельефной.
      Внезапно Энгус забыл о морщинах и истощении Морн. Его внимание привлек гипс, который закрывал ее правую руку от плеча до запястья. Неуемная темная ярость вспыхнула в нем, как взрыв зажигательной гранаты. Только зонные импланты удержали его от прыжка, когда он хотел схватить ее и, встряхнув за плечи, выяснить правду.
      – Кто это тебя? – хрипло спросил он, задыхаясь от гнева. – Кто это сделал?
      Через пару минут ублюдок, обидевший ее, давился бы своими гениталиями. Она сердито поморщилась.
      – Я сделала это сама, – ответила Морн. – Чтобы взять под контроль гравитационную болезнь. Мне пришлось выполнять функции пилота.
      Сама себе! Он выругался сквозь зубы. Сама себе? Энгус тут же поверил ей. Ему захотелось дать Морн пощечину.
      – Ты просто спятила, – проворчал он. – Лишилась своего убогого ума. Ты же знаешь, как ускорение влияет на тебя. Сколько раз мне говорить, чтобы ты не шастала на мостик?
      Чтобы удержаться от действий, он перешел на крик. Морн нахмурилась. Она боялась его. Всегда боялась. Но она превосходила его по силе духа. Даже будучи напуганной, она умела сохранять контроль и дисциплину.
      – Энгус, – бесстрастно сказала Морн, – у нас нет времени на этот вздор. Случилось много разных событий. Ты спал…
      – Знаю. Я проспал шесть часов.
      Программное ядро продолжало поставлять ему информацию. Он находился в лазарете так долго, что все его враги могли бы выстроиться в шеренгу и открыть огонь по «Трубе».
      – А до этого я был без сознания. Застрял в стазисе.
      Его ярость требовала выхода. Он изголодался по жестокости. Все, что ранило Морн, ранило и его, и он хотел расплаты. Тем не менее Энгус сделал усилие, чтобы успокоиться. Он должен был соответствовать Морн.
      «Ты нужен нам».
      С помощью зонных имплантов он притушил огонь, ревевший в горниле его сердца.
      – За нами гонится «Каратель», – продолжил он. – Ты сама это сказала. Сиро испортил двигатели. Об этом я узнал от Дэйвиса.
      Он мог бы догадаться о поломке по молчанию импульсных двигателей. Привычный гул не отзывался вибрацией в переборках корабля.
      – Лучше расскажи о том, чего я еще не знаю. Где мы? Как мы сюда попали? Я видел, как «Завтрак налегке» погиб. А куда подевался «Планер»? И еще! Что ты хочешь от меня?
      Морн прикусила губу, словно сдерживала резкий ответ. С видимым усилием она подавила свое нетерпение и медленно кивнула.
      – Прости. Я забыла, как много мне нужно сказать тебе. А времени не осталось…
      Она смущенно поморщилась.
      – Однако я вряд ли уговорю тебя содействовать нам, если не объясню, какую помощь мы ожидаем. Я проспала всю погоню и знаю о ней от Дэйвиса, Мики и Вектора.
      Энгус прикрыл костры гнева искусственным спокойствием и приготовился слушать.
      – Мы улетели от черной дыры, – уныло сообщила Морн. – Впрочем, это очевидно. Иначе нас бы не было в живых.
      Ее нетерпение прорывалось из пещер ввалившихся глаз. Она едва не стонала от напряжения.
      – Ты оставил включенным нашлемный микрофон, и Дэйвис услышал твое дыхание К тому времени я уже отключилась.
      Она указала взглядом на раненую руку.
      – Тебя затащил на корабль Шейхид. Мика и Дэйвис подвели «Трубу» к краю роя. Но мы оказались между двух огней – точнее, между «Карателем» и «Затишьем». Я до сих пор не понимаю, как нас нашли амнионы.
      «Каратель» принимал позывные «Трубы». Это ясно. Копы принимали сигнал до тех пор, пока Ник не отключил передатчик.
      – Затем появился «Планер». «Каратель» и «Затишье» вступили в бой. Дэйвис говорит, что полицейский крейсер прикрывал нас огнем. Но у «Затишья» была сверхсветовая протонная пушка. Амнионы поймали «Трубу» на прицел. Нас скрывали астероиды, но они каким-то образом вычислили нашу позицию. Мика и Дэйвис ничего не могли сделать. Внезапно, когда амнионы были готовы разнести нас на куски, перед ними появился «Планер». Он открыл огонь по сторожевику.
      Морн подняла руку, умоляя Энгуса воздержаться от вопросов.
      – Этого я тоже не могу объяснить. Термопайл не собирался прерывать ее рассказ.
      Он знал, что Морн говорила правду. В любом случае, Энгус мог проверить ее слова, взглянув на файлы бортового журнала «Трубы». Сейчас его интересовали только факты. Объяснения были пустой тратой времени, если они не помогали предсказывать замыслы врагов.
      – Я думаю, «Затишье» не могло сражаться одновременно с «Карателем» и «Планером», – продолжила Морн. – Амнионы выстрелили из сверхсветовой протонной пушки и уничтожили «Планер». Затем им понадобилось время для перезарядки. Мы получили шанс на спасение. Прежде чем они смогли выстрелить снова, Мика вылетела из роя, вошла в контактное поле и покинула систему Массива-5. В данный момент мы находимся в межзвездном пространстве.
      Компьютер Энгуса начал серию расчетов. В его голове замелькали астронавигационные базы данных, кривые трасс и возможные позиции «Трубы». Однако он не пропускал ни слова из того, что говорила Морн.
      – Чем дальше, тем хуже, – со вздохом сказала она. – Никто из нас не знает, что сделал Сиро. Он решил, что должен выполнить приказ Сорас Чатлейн Когда мы восстановились в пространстве, Салага пробрался в моторный отсек и вывел из строя двигатели. С тех пор мы находимся в свободном дрейфе и живем за счет энергии аккумуляторных ячеек. Теперь нас обнаружил «Каратель». Он быстро догоняет «Трубу». Через тридцать минут крейсер сможет бить по нам прямой наводкой. Если копы захотят пристыковаться к «Трубе», то они смогут сделать это через два часа – правда, им придется произвести резкое торможение, чтобы сбавить скорость.
      Программное ядро выдало новый блок данных. На фоне звездных карт высветились показания диагностирующих систем корабля. Протоколы ремонтных операций сменялись параметрами контрольных величин. Среди этого потока информации он заметил, что при упоминании о крейсере лицевые мышцы Морн немного напряглись. В ее глазах вспыхнули тусклые искорки. Она была копом. Ей полагалось испытывать восторг при виде боевого корабля полиции, но Морн излучала страх. Она боялась «Карателя» еще больше, чем Энгуса. И Термопайл пока не понимал причин такого ужаса.
      – Что им от нас нужно? – спросил он, воспользовавшись паузой.
      – Откуда я знаю? – со злостью сказала Морн.
      – Разве «Каратель» не выдвинул никаких требований? – с усмешкой произнес Энгус. – Он выходил на связь с «Трубой»?
      Плечи Морн поникли. Похоже, она теряла терпение.
      – Мы получили стандартное предупреждение полиции, – ответила она. – Нам было приказано остановиться и ждать дальнейших указаний. Наверное, они еще не поняли, что мы потеряли ход.
      Морн снова прикусила губу.
      – Мне очень тяжело, – призналась она. – Я разрываюсь на части, Энгус. На борту «Карателя» находится Мин Доннер. Мин Доннер! Понимаешь?
      Руководитель подразделения специального назначения.
      – Бог знает, что она там делает.
      Ее голос дрожал от досады. Но она собралась с силами и заткнула пробкой свои чувства.
      – Кто-то предвидел это сошествие ада. Доннер присоединилась к кораблю, когда «Каратель» покинул командный пункт полиции Концерна и отправился в пояс Рудной станции. Она сама будет вести переговоры с нами. Похоже, она думает, что мы не пожелаем слушать никого другого.
      «Да, – подумал Энгус. – Кто-то все предвидел Морн была права. Эту ситуацию спланировал человек, который заменил программное ядро и нацелил его на спасение Морн Человек, который послал вместе с ним Майлса Тэвернера, заранее снабдив его информацией для предательства».
      Морн продолжала говорить:
      – Если в руководстве полиции имеются честные люди, то Мин Доннер одна из них Но я не уверена..
      Она выпрямила плечи.
      – «Каратель» не угрожает нам, но держит нас на прицеле. Его плазменная пушка заряжена и наведена на «Трубу». Он может открыть огонь в любую минуту, как только им не понравятся наши ответы.
      Энгус почувствовал гнев в ее голосе, но не пожелал уклоняться от интересовавшей его темы.
      – А что «Затишье»? – спросил он. – Копы покончили с амнионским кораблем?
      Этот вопрос охладил ее пыл Морн раздраженно поморщилась.
      – Я не знаю. Когда мы вошли в контактное поле, они продолжали сражение. Дэйвис сказал, что амнионы получили повреждение. Возможно, «Каратель» добил их А может быть, и нет По словам Мики, крейсер полиции выглядел потрепанным. Мы не заметили других кораблей Похоже, колонисты «Вэлдор Индастриал» не успели собрать силы на ответный удар.
      Волнение Морн заинтриговало Энгуса. Программное ядро оценивало возможности и прокручивало сценарии событий: к примеру, шанс, что он быстро устранит неисправность и отважится на холодный запуск двигателя. Несмотря на сложность процедур встроенного в него компьютера, он продолжал наблюдать за Морн.
      Чем объяснялась ее тревога? Тем, что «Затишье» совершило акт вторжения? Нет, причина была другой. Он что-то пропустил. Он не понимал основы ее страха. В поисках ответа Энгус сменил тему и подошел к проблеме с другой стороны.
      – Хорошо, – сказал он. – Твои слова мало что мне дали, но я могу жить без объяснений. Что ты хочешь от меня? – пальцы Термопайла сжали край стола, предательски выдавая силу принуждения его программ и собственных потребностей. – Что, по-твоему, я могу сделать при таких обстоятельствах?
      Морн вздохнула. Ее взгляд был прикован к рукам Энгуса, словно она следила за тем, как белели костяшки его пальцев. Затем она подняла голову. Какие бы страхи ее ни одолевали, Морн сохранила достаточно отваги, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
      – Я хочу, чтобы ты увел нас подальше от «Карателя», – произнесла она, как будто считала Энгуса волшебником. – Крейсер защищал нас от «Затишья». Он обеспечил Дэйвиса твоими приоритетными кодами. Но именно он отдал нас во власть Ника Саккорсо. И это меня смущает. Я доверяю Мин Доннер, но не верю тем людям, чьи приказы она выполняет.
      Морн сжала кулаки.
      – Я не хочу сражаться с этим кораблем, – продолжила она. – И не хочу ему сдаваться. Вместо этого я прошу тебя доставить нас на Землю, чтобы мы могли рассказать нашу историю кому-то, кроме руководства полиции. Хотя бы Руководящему Совету.
      Его глаза расширились. За навязанным имплантами спокойствием он был потрясен. Рассказать нашу историю? Энгус был нелегалом до мозга костей. Раскрыв властям свою историю, он подписал бы себе смертный приговор. Как коп, Морн могла бы выжить. Но его наверняка бы казнили.
      – И что ты, черт возьми, хочешь им рассказать? – спросил Энгус.
      – Формулу Вектора, – ответила она. – Как мы ее получили. Почему амнионы гонятся за Дэйвисом.
      Морн могла бы перечислить целый список. Тем не менее время торопило, и она ограничила себя только важными темами. Ее голос окреп.
      – Я хочу рассказать о том, что Вектор и Мика сделали для людей. Я хочу поведать Совету о руководителях полиции, которые отдали меня Нику.
      Она взглянула на Энгуса, словно бросала ему вызов.
      – И еще я хочу рассказать, как тебя подставили. Термопайл едва устоял на ногах.
      – Господи! Морн! – запротестовал он. – Ты не должна рассказывать об этом.
      Иначе ей пришлось бы признаться в том, что Энгус отдал ей пульт зонного импланта и что она использовала запрещенный прибор на себе.
      – Нас обоих казнят. Они сожгут наши дурные мозги. Копы убьют тебя дюжину раз, лишь бы не позволить правде просочиться наружу.
      Так вот что пугало ее? Перспектива признания в собственных преступлениях перед Руководящим Советом Земли и Космоса? Вынесение приговора самой себе? А для чего? Для того, чтобы спасти продажное человечество от трахнутых копов и амнионов.
      Она мрачно кивнула. Если Морн и боялась, то темнота впалых глаз скрывала это.
      – Вот почему мы должны держаться подальше от «Карателя».
      Он не мог вместить в себя ее напор. Ему требовался выход. Энгус приказал зонным имплантам ослабить навязанное ему спокойствие, чтобы он мог закричать.
      – Черт возьми! Неужели ты не знаешь, чего они добились, подставив меня? Конечно, не знаешь. Когда это случилось, ты торчала на «Мечте капитана». Они ведь и отдали тебя капитану Траходаву в награду за эту аферу. Им хотелось выставить охрану Рудной станции в неприглядном виде. Совет поверил в предательство людей из службы безопасности и одобрил так называемый акт преимущественного права.
      Энгус стал первой жертвой этого закона. На основании принятого акта Лебуол забрал его с Рудной станции и превратил в киборга.
      – Акт преимущественного права дал полиции власть над местными службами безопасности во всем человеческом космосе! Полиция желала больше полномочий, как будто ей не хватало программных ядер и идентификаторов, или таких кораблей, как «Повелитель звезд», и всех денег в нашей чертовой галактике.
      Он взбешенно закричал:
      – Копы не позволят тебе отнять у них такую власть!
      Скрывая огорчение – или просто усваивая полученную информацию – Морн опустила голову. Через несколько мгновений она вновь посмотрела на Энгуса. Ее глаза горели черным огнем, как пламя ярости Термопайла.
      – Честно говоря, я не удивлена, – сказала она сквозь зубы. – Но твои слова ничего не меняют. Это нужно остановить. И, возможно, Совет разберется с полицией.
      «Это нужно остановить». Несмотря на ее испуганный голос Энгус услышал в нем шепот Уордена Диоса. Неужели одноглазый сукин сын предвидел их разговор? У него остался только один протест – последнее возражение, которое могло заставить Морн передумать. Крик злил ее, поэтому Энгус восстановил искусственное спокойствие. Он хотел, чтобы его голос звучал неоспоримо и уверенно – как у Ника Саккорсо.
      – Я же говорил, что ты спятила, – насмешливо ответил он. – Наверное, ты меня не слушала. А я сказал тебе, что не могу вернуться на Землю Неужели ты не понимаешь? Как только Майлс предал меня, я стал опасным для копов. Те, кто гонятся за нами, знают, что я несу в себе опасную информацию. Она записана в моем программном ядре. Я не желаю попадать в руки копов – если только кто-то не воспользуется моими приоритетными кодами и не прикажет мне сделать это. Но коды блокированы. Ты можешь выкрикивать их, пока не получишь грыжу. Даже если я хотел бы подчиниться тебе, мой компьютер не принял бы твоих приказов. Он не позволит мне лететь на Землю.
      Энгус говорил ей правду. Без власти приоритетных кодов он не мог противиться набору основополагающих инструкций. Однако Морн не смутилась. Даже теперь она была сильнее его.
      – Хорошо, – мрачно сказала она. – Я назначу пилотом Мику и буду лично отдавать ей приказы. Ты только не мешай нам, и все.
      Она не просто шокировала его, а потрясла до глубины души. Под ее решительным напором Термопайл едва не потерял контакт с реальностью. Мика будет управлять кораблем. Они лишат его инициативы. Черт! А ведь верно! Его программа позволит это. Внезапно Энгусу показалось, что Морн может обойти любые ограничения, которые вставили в него полицейские.
      Программное ядро Термопайла перебирало различные тактические варианты. Некоторые из них выглядели вполне приемлемыми. Компьютер и его врожденные инстинкты сплетали паутину хитрого плана – паутину, достаточно крепкую, чтобы стать основой для дальнейших действий. Однако Энгус оставался неподвижным. Он не отходил от стола, хотя Морн изнывала от нетерпения. Ему хотелось понять ее. Если она освободит его из электронной тюрьмы, то ей будет подвластно все. Но Энгус должен был знать ее мотивы.
      – Да, ты можешь добиться успеха, – спокойно согласился он. – Однако я чувствую в тебе какую-то слабость. Мне ясно, что ты утаиваешь от меня важные подробности. Они терзают и пугают тебя больше, чем я. Это видно по твоему лицу, но мне не хочется заниматься догадками. Лучше скажи откровенно, с чем мне придется столкнуться.
      Он ожидал, что она рассердится и начнет обвинять его во всех грехах. «Как? Ты хочешь, чтобы я доверилась тебе? Ты насиловал меня! Едва не превратил в сумасшедшую! И теперь хочешь, чтобы я положилась на тебя? Да я скорее умру». Но Морн не говорила ничего подобного. Она без колебаний выдержала взгляд Термопайла. Лишь напряжение мышц на скулах немного подтянуло вверх ее подбородок.
      – Когда на Малом Танатосе я попала к амнионам, – с горечью сказала Морн, – они взяли образцы моей крови. В ней содержалось иммунное лекарство Ника. Мне кажется, что эти образцы были переданы на «Затишье». Но даже если я ошибаюсь, амнионы могли принять сообщение Вектора. Я хочу узнать, уцелел ли их корабль. Этот вопрос имеет для меня первостепенное значение. Если «Каратель» уничтожил амнионов, то уже не важно, что случится с нами. Рано или поздно, формула Вектора попадет в нужные руки. У нас могут отнять что угодно, но мы уже достигли главной цели. Однако если «Затишье» уцелело, амнионы вернутся в свой космос и узнают, как противостоять иммунному лекарству. Формула Вектора станет бесполезной еще до того, как люди получат от нее какую-то пользу.
      По непонятным для него причинам Энгус почувствовал внезапное облегчение. Так вот, что она боялась! Он не видел в этом угрозы – если только Морн говорила ему правду. Энгус верил ей. Она всегда тревожилась о таких дерьмовых проблемах. На какое-то время, пока Морн находилась на борту «Красотки», он отучил ее от этого. Но теперь она снова взялась за старое.
      Энгус мог бы догадаться, что она боялась не за себя. Ее дурацкие убеждения были выше этого. Хотя именно они избавили его от приоритетных кодов. Теперь они сгибали прутья кибернетической решетки Если он окажет ей помощь, Морн может выпустить его на свободу.
      – Глупая девчонка, – веселым тоном произнес Термопайл. – В данный момент ты ничего не изменишь. Так что нет смысла тревожиться об этом. Тебе не известно, куда улетело «Затишье». Если амнионы настолько спятили, что совершили акт вторжения, то они будут продолжать свои безумства. Мы можем предположить, что они по-прежнему разыскивают нас Не трать на них попусту время. Волнуйся о более важных делах. Например, о том, чем мы займемся дальше.
      Ее глаза подозрительно сузились.
      – Энгус, хватит болтать! Что мы будем делать?
      Она могла бы сказать: «Что ты будешь делать?» Термопайл ответил ей счастливой и загадочно-злобной усмешкой.
      – Все зависит от того, какой ущерб нанес двигателям этот маленький звереныш.
      Несмотря на боль в бедре, он оттолкнулся от края стола и полетел к дверному проему. Реальность изменялась. Ее меняла Морн. Теперь могли произойти любые чудеса. Встретившись с этой женщиной, он ушел от всего, что знал о себе, и теперь каждый шаг уводил его еще дальше.

      Несмотря на ценную помощь позывных сигналов, «Карателю» не удалось бы продолжить погоню за «Трубой», если бы вторгшийся амнионский корабль не прекратил огонь и не стал готовиться к поспешному отступлению из системы Массива-5
      Пока сторожевик класса «Бегемот» вел обстрел из плазменных орудий, чередуя шквалы огня с гигантскими молниями сверхсветовой протонной пушки, «Каратель» совершал умопомрачительные уклоняющие маневры. Набрав адекватную скорость, крейсер мог бы последовать за «Трубой», но не рискнул входить в контактное поле. В случае новой атаки ему пришлось бы изменить направление, а при работавшем тахионном двигателе это увело бы его от «Трубы» на огромное расстояние. Поиск следа и перехват позывных занял бы бесценные часы – если даже не несколько дней. За это время «Труба» могла затеряться в просторах вселенной. Более того, она могла отключить позывные, как уже сделала это однажды.
      К счастью, бегство скаута лишило амнионов главной цели. Их судно находилось в человеческом космосе, энергетические щиты и лучевые ловушки были повреждены, а навстречу к ним с «Вэлдор Индастриал» неслась флотилия патрульных кораблей. Основная миссия вторжения осталась неисполненной. Вполне естественно, что амнионы решили удрать.
      Сидя в гравитационном кресле на периферии мостика, Мин Доннер пассивно наблюдала за действиями двух кораблей. Она боялась, что амнионы уничтожат крейсер. У них была на то причина, поскольку «Каратель» принял сообщение Вектора Шейхида. Мин восхищалась пилотом и гадала, как долго Сергей Пэтрис сможет выдерживать напряжение этого сурового испытания. Борт-стрелок Глессен тоже делал все, что мог, но реальная ответственность за исход боя и целостность крейсера возлагалась на Пэтриса.
      Несмотря на годы опыта и азарт битвы, Мин страдала от тошноты и головокружения. «Каратель» был быстроходным боевым кораблем: он не предназначался для такого многочасового сражения и противостояния невероятно мощным ударам протонной пушки. Однако вскоре стало ясно, что амнион, «наделенный правом на принятие решений», не желал продолжения боя. У сторожевика имелись свои приоритеты. Продолжая стрелять по крейсеру полиции, он начал наращивать скорость. Затем, почти на пределе дальности ответного огня, амнионы прекратили обстрел – предположительно для того, чтобы перевести энергию двигателей на ускорение. Однако траектория их движения не указывала на запретное пространство или на какой-то очевидный пункт назначения. Похоже, они просто стремились покинуть систему Массива-5.
      – Стрелок, прекратить огонь, – приказал капитан Долфин Юбикви.
      Неподвижный, как каменная статуя, он сидел за командным пультом, словно врос в гравитационное кресло.
      – Мы охотимся не за ними. И мы должны радоваться, что до сих пор можем возносить к Господу свои молитвы и благодарения.
      – Есть, капитан.
      Глессен выпустил из рук тангенты прицела, и в ту же секунду опаляющий рев плазменной пушки прекратился. Сразу стали различимы переливы аварийных и боевых сирен. Тем не менее после нескольких часов непрерывного грохота и стрельбы Мин показалось, что на мостике воцарилась тишина.
      – Не теряй бдительности, Сергей, – предупредил капитан Юбикви. – На таком расстоянии нам не страшны их плазменные орудия. Но проклятая протонная пушка может нас достать.
      Пэтрис что-то неразборчиво ответил. От усталости он мог только шептать. В ярком свете ламп его лицо сияло от пота.
      – Они нас не достанут, капитан, – сказал Порсон, не сводя глаз с экранов. – Сенсоры указывают, что амнионы отключили луч прицела.
      Тут же в разговор вступила Байделл – офицер, отвечавшая за диагностику корабля.
      – Если только мы можем доверять показаниям наших приборов.
      Безжалостная смена ускорений утомила молодую женщину. Но она по-прежнему стойко выполняла свои служебные обязанности.
      – Корабль получил адскую трепку, – пояснила Байделл. – Система диагностики свидетельствует о том, что мы потеряли половину антенн и приемных устройств. Возможно, амнионы действительно отключили луч прицела. А может быть, мы просто больше не фиксируем его.
      Мин молча выругалась. Ее не удивили слова диагностика, она была уверена, что после сильных перегрузок при уклоняющих маневрах прежние повреждения «Карателя» еще больше ухудшатся. Однако руководитель подразделения специального назначения переживала за все, что могло ослабить ее команду и стать угрозой для людей.
      Когда «Труба» покидала систему Массива-5, она транслировала формулу иммунного лекарства Наверное, этого и добивался Уорден. Специалистам «Карателя» не удалось расшифровать сообщение, которое дало Нику Саккорсо власть над Энгусом По этой причине реальные намерения Диоса остались нераскрытыми. Но сам факт сообщения изменил взгляд Мин на ее миссию. И теперь она переживала за все, что могло встать между ней и «Трубой».
      – Чтоб их раздолбало! – взревел Долфин, рассматривая расчетную траекторию сторожевика. – Меня корежит от мысли, что мы даем им уйти. Они спокойно улетают от нас, и, бог знает, куда направляются. В следующий раз их корабль может появиться в любом уголке человеческого космоса.
      Мин проглотила раздражение. Она понимала суть его недовольства. Гипотетически, он мог бы уничтожить вражеское судно, если бы Мин не приказала ему гнаться за «Трубой». Тем более, что крейсер имел небольшое преимущество, поскольку щиты сторожевика получили пробой.
      – После драки кулаками не машут, – хрипло ответила она. – Мы не в состоянии преследовать амнионов. Подготовьте курьерский дрон для станции полиции Концерна.
      На «Карателе» их осталось только два – неприкасаемый резерв, – но Мин без колебаний решила использовать один из них.
      – Доложите директору Диосу обо всем, что произошло. Затем отправьте дрон в полет и возобновите погоню за крейсером. Если ради «Трубы» амнионы совершили акт вторжения, то, значит, она достойна того. Мы должны защитить ее во что бы то ни стало.
      Немного помолчав, Мин добавила!
      – «Трубе» по-прежнему грозит опасность. Тем более что мы не имеем никаких сведений о «Завтраке налегке».
      Долфин резко повернул к ней темное лицо Жажда битвы тлела в его глазах, обещая проблему. Однако он уже доказал ей свою преданность: Долфин подчинился, когда она приказала ему оставить амнионов в покое. Несмотря на явное желание догнать и уничтожить сторожевик, он и теперь не стал спорить с руководителем спецназа. Очевидно, его внутренний протест должен был принять другую форму.
      – Я уверен, что вы правы, – язвительно заметил он.
      Все еще глядя на Мин, он обратился к связистке:
      – Крей, ты слышала распоряжение директора Доннер. Закодируй сообщение для главы полиции. Снабди отчет полной видеозаписью прошлых двенадцати часов. Нам не нужно объяснять ему обстановку. Он сам все поймет. Передай, что по прямому приказу директора Доннер мы погнались за «Трубой» и позволили амнионам уйти в подпространство. Последнюю фразу он подчеркнул лишь подъемом бровей.
      – Рассчитай самый быстрый путь до станции полиции. Когда все будет готово, проследи за пуском дрона.
      – Слушаюсь, капитан, – громко ответила Крей. Слишком громко. Наверное, в ее ушах еще звучали шипящие выстрелы плазменной пушки.
      – Дайте мне пять минут.
      Капитан Юбикви смотрел на Мин еще пару секунд, словно предупреждал ее о пределах своей верности. Затем он перевел взгляд на экраны пульта.
      – Бери все десять, -ответил он связистке. – Времени хватает. Прежде чем войти в контактное поле, я хочу убедиться, что амнионы не держат нас на мушке. Ты слышал меня, Порсон? Байделл не доверяет твоему оборудованию. Проверь свои показания. Дай мне стопроцентные данные.
      – У меня нет никаких сомнений, капитан.
      Порсон был самым старшим на мостике и, возможно, самым опытным.
      – Прием сигналов неустойчивый, но здесь виновата не поломка сенсоров, а квантовые разряды. Мы с амнионами вели стрельбу из плазменных пушек, и суммарная мощность огня могла бы уничтожить целый планетоид.
      Капитан Юбикви кивнул.
      – Все равно убедись.
      Порсон послушно согнулся над пультом. Долфин повернулся к пилоту и подбодрил его:
      – Держись, Сергей. Я отпущу тебя на отдых, как только мы войдем в подпространство. Но если нужно, я могу взять управление на себя.
      Пэтрис устало улыбнулся.
      – Я справлюсь, капитан, – ответил он. – В академии нас муштровали еще круче.
      Частично это было правдой. Мин сама составляла некоторые учебные программы. Но даже худшие из них не длились столько времени. Она решила наградить Сергея после возвращения на станцию полиции – объявить благодарность в приказе и повысить его в звании.
      Черт! Награды заслуживал каждый член экипажа. Они как минимум были достойны парада в свою честь. «Каратель» получил серьезные повреждения и нуждался в ремонте еще до того, как Мин ступила на борт корабля. Однако люди Долфина выполнили все ее требования. Тем не менее лучшими были Пэтрис и Харджин Стоувал – четвертый помощник капитана, который, несмотря на ранения, спас крейсер от пожара. Что касается Сергея, то он управлял судном не хуже киборга, оснащенного зонными имплантами.
      Порсон поднял голову и гордо объявил:
      – Капитан, нет никаких сомнений. Сторожевик действительно отключил луч прицела. В его спектре исчезли излучения протонной пушки. Она больше не заряжена.
      Долфин быстро сверился с данными компьютера.
      – Байделл?
      – Информация подтверждается, – ответила молодая женщина.
      Она едва не задыхалась от служебного рвения.
      – Мы отфильтровали все помехи. Излучение сверхсветовых протонов ни с чем не спутаешь. Здесь трудно ошибиться.
      Вот и хорошо.
      – Вперед, капитан, – приказала Мин. – Как только запустите дрон, улетайте отсюда.
      Ее ладони горели от желания догнать «Трубу». На борту корабля находилась Морн – а ведь Мин Доннер уверяли, что Энгус был запрограммирован не спасать лейтенанта Хайленд. Вместе с ней летел Дэйвис Хайленд – ее сын, принудительно выращенный на Станции Всех Свобод. По словам Энгуса, амнионы считали, что, изучив этого юношу, они могли узнать, как создавать мутантов, ничем неотличимых от людей.
      Майлс Тэвернер оказался предателем. Прямо или косвенно, его измена привела к амнионскому вторжению. По непонятным причинам Уорден Диос отдал приоритетные коды Энгуса вороватому капитану Саккорсо. Однако Вектор Шейхид транслировал по каналам связи уникальную формулу вакцины – лекарства, которое он мог получить только от Ника Саккорсо.
      Все руководство полиции будет уволено, если Руководящий Совет или Холт Фэснер узнают истину, стоявшую за формулой Шейхида. Уордена отдадут под суд. Он будет опозорен. Мин не знала, что ей делать. Она не понимала, что Диос хотел от нее.
      А куда подевался «Завтрак налегке»? «Каратель» потерял его из виду. Корабль, который неожиданно атаковал амнионов и спас «Трубу», был каким-то другим безымянным судном. Эти смельчаки следовали за крейсером от самого запретного пространства. И они погибли, защищая «Трубу» от амнионов. Вопросов становилось все больше и больше. Они требовали немедленных ответов.
      Капитан Юбикви отдавал приказы экипажу, но Мин не слушала его. Каждый ее нерв горел от желания догнать «Трубу».
 
      Порсон отыскал корабль через несколько минут после того, как «Каратель» вышел из подпространства. «Труба» по-прежнему передавала позывной сигнал.
      – Вот они, капитан! – возбужденно вскричал штурман.
      Этот человек, пожалуй, был единственным на мостике, кто еще мог выражать какие-то эмоции.
      – Сигналят, как миленькие. Находятся точно в расчетной точке.
      Многие из вахтенных офицеров облегченно вздохнули. Капитан Юбикви выпрямился в кресле.
      – Слава Богу, – прошептала Байделл.
      – На этот раз Господь действительно нам помог, – грубовато добавил Глессен.
      Пэтрис подпер кулаками подбородок. Его голова клонилась к клавиатуре. Мин натянула ремни безопасности, пытаясь рассмотреть экраны пульта. Последняя серия уклоняющих маневров наградила ее тошнотой и легким головокружением. Нервы нетерпеливо подергивались. В душе она жаждала ускорений.
      Порсон нахмурился.
      – Что за ерунда? – возмутился он. – У них было куча времени, чтобы снова войти в подпространство. Даже если им требовался отдых, они его получили – причем предостаточно. Тем не менее «Труба» летит в том же направлении, которое избрала в системе Массива-5.
      Помолчав, он добавил:
      – «Каратель» движется быстрее, чем они. При такой скорости мы догоним их через два часа.
      Когда Долфин просчитал варианты, его глаза расширились.
      – Они ожидают нас? – спросил он у Мин. – Она хотят, чтобы мы их поймали? После всего, что произошло?
      Мин уклонилась от ответа. Повернувшись к Порсону, она уточнила:
      – Доложите о состоянии «Трубы». Она использует импульсный двигатель?
      Мин проглотила мрачное предчувствие.
      – Их корабль держит нас на луче прицела?
      – «Труба» сканирует нас, директор, – ответил Порсон. – Ее команда знает, что мы здесь. Но они не используют прицел.
      Он прочистил горло и посмотрел на капитана Юбикви.
      – Честно говоря, я вообще не уверен, что это «Труба». Корабль находится в расчетной точке. Он того же размера. Но они почти ничего не излучают. Насколько я могу судить, оба их двигателя полностью заглушены.
      Они не ускоряются? Они не изменили курс? «Труба» вылетела из системы Массива-5, прошла в подпространстве расстояние в полтора световых года и остановилась?
      Прежде чем Мин успела задать вопрос, в беседу вступила Крей:
      – Капитан, все точно. Это «Труба». Она по-прежнему транслирует свое сообщение. То же самое – от Вектора Шейхида. Мы начали принимать его, как только восстановили связь. Однако оно предназначается не нам. Сообщение передается в нескольких диапазонах. Команда «Трубы» не контактирует с нами.
      – В нескольких диапазонах? – задумчиво повторил Долфин. – Какой от этого толк в межзвездном пространстве? Никто не услышит…
      Затем он быстро спросил:
      – Порсон, мы здесь одни? Поищи другие корабли. Меня особенно интересует «Завтрак налегке».
      Офицер сверился с экранами сканера.
      – Ответ отрицательный, капитан. Никого тут нет. Только мы и «Труба».
      Он пожал плечами.
      – Конечно, я слеп на один бок.
      Во время боя и при пожаре «Каратель» потерял несколько сенсоров.
      – Однако Пэтрис сохранил осевое вращение. Это дает нам полный охват пространства. Если бы мы имели компанию, то уже знали бы об этом.
      Легкое центробежное вращение крейсера вызывало у Мин тошноту. Содержимое желудка настойчиво просилось наружу. Сергей Пэтрис совершил еще одно чудо: несмотря на вращение «Карателя» он вывел их точно к «Трубе». Капитан издал шипящий вздох. Впервые за долгие часы он позволил себе небольшую демонстрацию усталости. Его тело обмякло в кресле.
      Прикрыв почерневшие веки, он удовлетворенно проворчал:
      – Вот и хорошо. Глессен, держи их на мушке. На тот случай, если парни захотят нас удивить. Заряди-ка плазменную пушку.
      – Есть, капитан, – ответил стрелок. – Будет исполнено.
      – Так, отлично. Значит, мы одни. Только они и мы.
      Казалось, что Долфин думал вслух.
      – Пока все хорошо. И «Труба» не собирается удирать от нас. Это меняет дело. Судя по всему, они заглушили двигатели. Как будто хотят сдаться. С другой стороны, они не выходят на связь.
      Устав от бездействия, Мин нетерпеливо сказала:
      – Давайте проявим инициативу. Я хочу обратиться к команде «Трубы».
      Долфин хмуро покосился на нее.
      – Минутку, – ответил он. – Сначала я должен позаботиться о своем экипаже.
      Капитан нажал на кнопку интеркома и объявил по всему кораблю, что крейсер готов восстановить внутреннее вращение. Его поступок граничил с дерзостью – что еще больше усилило ожидание предстоящих проблем. Но Мин, несмотря на нетерпение, заставила себя одобрить эти действия. Люди «Карателя» истомились по нормальной силе тяжести и возможности передвигаться по кораблю. Многие из них не были в туалете двенадцать часов. Долфин не рискнул начать вращение до входа в контактное поле.
      Смещение ядра могло сбить судно с курса на сотни тысяч километров.
      Пока его предупреждение транслировалось по внутренней связи, Юбикви приказал второму пилоту явиться на мостик и сменить Пэтриса.
      – Спасибо, капитан, – прошептал Сергей.
      Он был близок к обмороку.
      – Нет, дружище, это тебе спасибо, – ответил Долфин.
      Несмотря на усталость, он повысил голос, и громкий бас заполнил помещение.
      – Говоря от всей команды, я хочу поблагодарить тебя за хорошую работу. Ты был не просто молодцом. Ты был лучшим из нас. Если мы выберемся из этого пекла, то я и директор Доннер устроим тебе самую шумную, хмельную и чертовски сентиментальную вечеринку, которую ты когда-либо видел.
      Он бросил быстрый взгляд на Мин.
      – И я лично отдам под трибунал любого, кто не напьется до коматозного состояния.
      Глессен усмехнулся. Крей и Порсон захлопали в ладоши. Несмотря на испуганный вид – или благодаря пережитому страху – Байделл громко засмеялась.
      – Спасибо, капитан, – еще раз повторил Сергей. Его глаза потемнели от нервного истощения, но
      он выдавил из себя слабую улыбку.
      «Черт, – со злостью подумала Мин. – Кончай свои нежности, Долфин. Мне нужно поговорить с "Трубой"».
      Парадоксально, но одновременно с этим она восхищалась капитаном «Карателя». Его забота о команде была абсолютно искренней. Мин была убеждена, что если бы он приказал своим людям последовать за ним через врата ада, они бы тут же подчинились ему.
      Трансляция его сообщения закончилась. Сегменты корабля начали медленно вращаться вокруг ядра. Через несколько секунд Мин почувствовала давление на барабанных перепонках. Ее обострившиеся чувства отметили боковое смещение, а затем сила тяжести вступила в свои права. Казалось, что внутренности живота сместились и вернулись туда, где им полагалось быть. Люди вокруг Мин облегченно вздыхали и постанывали.
      – Однако с вечеринкой придется подождать, – продолжил капитан, обращаясь к Пэтрису. – Так что можешь убираться с мостика. Эммет сменит тебя через пару минут, а мы пока обойдемся без пилотов.
      – Слушаюсь, капитан.
      Пэтрис вяло отстегнул ремни и поднялся на ноги. Его колени подогнулись. Он ухватился рукой за консоль, восстановил равновесие и, шатаясь, направился к трапу.
      Мин сохраняла неподвижность. Ей хотелось встать и потянуться, избавиться от покалывания в мышцах и напряжения в нервах. Она бы с радостью подошла к пульту связи и приказала Крей соединить ее с «Трубой». Но, подчиняясь самодисциплине, Мин продолжала сидеть в кресле и сдерживать нараставший гнев. Она даже не расстегнула ремни безопасности.
      «Сначала я должен позаботиться о своем экипаже».
      – Если вы не против, капитан, – сардонически сказала она, – мне хотелось бы поговорить с «Трубой».
      – Я не забыл об этом, – повернувшись к ней, ответил Долфин. – Однако прежде нам нужно прояснить наши позиции.
      Капитан не делал усилий, чтобы скрыть усталость. Но он, казалось, черпал силу из нее: усталость питала его непокорную ярость.
      – Чуть раньше мы дразнили аллигатора своими задницами. Затем мне было приказано отпустить подбитого врага. Но я до сих пор ощущаю, как кто-то жует мои ляжки.
      «Вот и началось, – подумала Мин. – Долфин Юбикви решил вывалить на нее обещанные проблемы именно в тот момент, когда вся их миссия зависело от контакта с «Трубой». Ладно. Черт с ним!»
      – После того, как вы присоединились к нам, мы стали свидетелями странных интриг, – продолжил Юбикви. – Это прямо ад какой-то! Ник Саккорсо, предположительно работавший на Бюро по сбору информации, оказался единственным человеком в космосе, который обладал иммунным лекарством против мутагенов. Однако по какому-то чудесному стечению обстоятельств сотрудники Бюро, узнав о присутствии Саккорсо на борту «Трубы», заключили контракт с «Завтраком налегке», чтобы это пиратское судно уничтожило полицейский скаут. Стоит ли удивляться тому, что Саккорсо обзавелся собственным генетиком – на случай, если ему захочется проанализировать формулу лекарства. Возможно, это и объясняет желание Хэши Лебуола избавиться от «Трубы».
      В басе капитана появились нотки язвительности.
      – К сожалению, в отличие от нас директор Диос руководствуется другими страницами Кодекса поведения полиции. Пока Хэши Лебуол старался уничтожить крейсер, глава полиции приказал нам снабдить Саккорсо приоритетными кодами киборга. Фактически он отдал «Трубу» в руки Саккорсо.
      Юбикви брезгливо поморщился.
      – И что нам думать после этого? Естественно, мы были смущены. Но чем дальше, тем хуже. К нашему удивлению, Саккорсо посетил нелегальную лабораторию. И когда мы вновь увидели «Трубу», Вектор Шейхид уже транслировал эту чертову формулу. Неужели Саккорсо изменился? Неужели он стал филантропом? Он, преступник и агент под прикрытием, решил разделить свое знание со всеми людьми – причем совершенно бескорыстно? Затем «Труба» вдруг заглушила двигатели. Мы гнались за ней от самого запретного пространства, а теперь она – о, чудо! – ожидает нас.
      Мин сжала кулаки, сохраняя самообладание. Долфину явно не хватало контроля над собой. Он глубоко вздохнул, собирая и фокусируя свой гнев, после чего продолжил обличительную речь:
      – В какой-то момент «Завтрак налегке» исчез. Очевидно, директор Лебуол разорвал контракт с пиратами, заподозрив, что Саккорсо намерен сделать его секрет достоянием гласности. Мои слова имеют смысл, не так ли? Особенно если учесть, что, когда об этой афере узнает Совет, директор Лебуол будет осужден за должностные преступления и проведет остаток жизни в тюремной камере, как человек, предавший не только полицию, но и весь человеческий род.
      Юбикви сердито пожал плечами.
      – Тем временем амнионы совершали акт вторжения. По мнению Термопайла, они уже имели формулу Шейхида. Впрочем, если это не так, то теперь она у них точно имеется. Амнионы узнали о ней из сообщения, которое транслирует «Труба».
      Мин напряглась. Она не нуждалась в напоминании о том, насколько важным было ее решение. Конечно, их выход из сражения с амнионским кораблем мог иметь серьезные последствия для всего человечества. Тем не менее она верила, что на кону стоит нечто большее, чем формула Шейхида. И она действовала, исходя из этого убеждения.
      Капитан Юбикви сделал видимое усилие успокоиться. Он откинулся на спинку кресла и смягчил свой инквизиторский тон.
      – Не могли бы вы объяснить, что происходит? Я боюсь, что не вынесу новых сюрпризов.
      Мин хотела огрызнуться: «Ах, тебе не нравятся сюрпризы? Ты, самодовольный сукин сын! С чего ты вдруг решил, что меня волнуют пределы твоей выносливости?». Мин тут же подавила этот импульс. Несмотря на нетерпение, опаляющее нервы, она понимала капитана Юбикви. Он не беспокоился о том, что амнионы могли унести с собой формулу Шейхида. Долфина больше тревожили отношения с экипажем – его моральный авторитет, который позволял ему рисковать их жизнями.
      – Хорошо, капитан, – ответила она. – Я скажу вам, что происходит. Сразу после того, как вы сообщите мне, о чем говорилось в послание директора Диоса, которое мы передали «Трубе».
      Текст был ясен: «Исааку от Уордена Диоса. Приоритет Габриель. Покажите это сообщение Нику Саккорсо». Однако в структуре письма имелся машинный код, который следовало расшифровать. Долфин негодующе поморщился.
      – Черт возьми, Мин, – возмутился он. – Вы же знаете, что у моих людей не было времени на взлом кода. Они участвовали в битве.
      Мин спокойно встретила его взгляд и безжалостно сказала:
      – Очень плохо, капитан. Именно там находятся ответы на все ваши вопросы.
      Долфин оскалился в бунтарской усмешке. Оглянувшись через плечо, он окликнул связистку:
      – Крей?
      Расшифровка кодов входила в ее обязанности.
      – Да, капитан, – ответила женщина, не сводя глаз с экранов пульта. – Как вы правильно сказали, у нас не было времени, но прежде чем «Каратель» вступил в битву…
      Она нашла те данные, которые искала, указала рукой на экран и посмотрела на Долфина.
      – Мы настроили программу на проверку кода и перевели ее в автоматический режим. Она работала все это время. Возможно, уже есть какие-то результаты.
      Крей неуверенно взглянула на Байделл. Та возбужденно прокричала:
      – Я проверю.
      Она быстро защелкала по клавишам. Слишком быстро. Прикусив губу, Байделл убрала несколько ошибок и вновь набрала серию команд.
      – Результаты действительно имеются, – объявила она. – Компьютер проверил текст. Ему не удалось расшифровать машинный код, но он опознал в нем особый язык программирования. Такие коды обычно используются для написания инструкций, применяемых в программных ядрах.
      О Боже! Мин затаила дыхание. Уорден Диос, ты гений! При иных обстоятельствах – или в другой жизни – она издала бы победный клич. Но теперь, пока ее сердце пылало как импульсный двигатель, а нервы походили на нити накаливания, она оставалась неподвижной. Конечно! Язык программирования. Код, скрытый под простыми фразами, которые предавали Энгуса, Морн и все человечество. Интуитивно она понимала поступок Уордена. Благодаря этому закодированному и упреждающему удару он переиграл Хэши Лебуола, Ника Саккорсо и Холта Фэснера. Мин начинала чувствовать то будущее, за которое боролся Диос. Оно принимало осязаемую форму и становилось реальным для нее.
      – И вы называете это ответом? – ворчливо спросил Долфин.
      – Да, я так это и называю, – решительно ответила она. – Хотя мне по-прежнему не ясно, что случилось с «Завтраком налегке».
      Возможно, Хэши утратил свои полномочия, когда «Труба», транслируя сообщение Шейхида, появилась в астероидном рое.
      – Тем не менее мы многое узнали о происходящем на борту «Трубы».
      – Узнали? – беспомощно пролепетал Юбикви. – Что именно?
      Мин вытерла со лба горячий пот.
      – Директор Диос перепрограммировал Энгуса Термопайла.
      Она была уверена в этом.
      – В том же сообщении, которое наделяло властью капитана Саккорсо, он передал Термопайлу новые инструкции. Новые приоритетные коды. Это игра Уордена Диоса.
      – И в чем ее смысл? – не унимался Долфин.
      Его тон выражал раздражение.
      – Зачем он тогда давал Саккорсо приоритетные коды, если на самом деле хотел изменить их?
      Мин покачала головой.
      – Это не наше дело.
      Ей не требовалось долгих размышлений, чтобы догадаться об истинных причинах такого маневра: Уорден Диос вел тайную борьбу с Драконом.
      – Смысл в том, что это игра директора Диоса, – сердито объявила она. – Здесь дергает за ниточки глава полиции Концерна рудных компаний.
      Вот почему Уорден послал ее на борт «Карателя»! Он хотел быть уверенным, что эта игра пойдет по его правилам.
      – Он не раскрыл мне своих намерений. Вы собираетесь оспаривать его поступки?
      Она бросала прямой вызов капитану Юбикви.
      – Вы хотите обвинить его в том, что он нарушает клятву и служебный долг?
      Нет, Долфин не собирался делать таких заявлений. Она видела это по его лицу. Агрессивность капитана таяла, как нагретый парафин. Он, как и Мин Доннер, много лет находился под чарами Диоса.
      Юбикви пошел бы за ним в глубины ада – с такой же готовностью, как и вся команда «Карателя». Он поднял руки, признавая поражение.
      – Тогда, я думаю, нам лучше узнать, что происходит на борту «Трубы».
      В его глазах сверкнули искры юмора.
      – Иначе директор Диос отъест мне то место, которое едва не сжевал аллигатор.
      Наконец-то! Мин торопливо расстегнула ремни, вскочила с кресла и направилась к пульту связи. К тому времени Крей уже включила передатчик и навела луч антенны на «Трубу».

      Директор подразделения специального назначения вызывала «Трубу» около пятнадцати минут, используя различные увещевания и предупреждения – одним словом, все доступные рычаги воздействия, кроме приоритетных кодов Энгуса. Затем она отказалась от дальнейших попыток выйти на связь. Крейсер не отвечал. Любые объяснения, которые она могла придумать, вызывали в ней злое отчаяние.
      Люди «Трубы» не доверяли ей. Или они погибли. При бегстве из астероидного роя скаут мог развить слишком большое ускорение и тем самым вызвать гибель экипажа. В этом случае сканер остался бы активным. Сообщение Шейхда транслировалось бы автоматически. Черт! А двигатели отключились бы при выходе корабля из подпространства.
      – Продолжайте вызывать «Трубу», – мрачно велела она связистке. – Или просто повторяйте запись моего обращения. Это все, что мы можем сделать. Будем надеяться, что они живы и в конце концов ответят нам.
      – Слушаюсь, директор.
      Крей тут же приступила к работе. Мин повернулась к капитану.
      – Долфин, когда мы поравняемся с крейсером?
      – И уравняем скорости? Я думаю, вам хотелось бы попасть к ним на борт?
      Мин кивнула. Чертовски верно! Она должна была попасть на борт «Трубы». Капитан Юбикви отослал ее вопрос пилоту, который сменил Сергея Пэтриса.
      – Эммет?
      Эммет был крепким парнем с округлым лицом и неестественно бледной кожей. Его медлительные манеры создавали впечатление, что он не ровня Пэтрису. Тем не менее он неплохо знал свою работу и уже выводил на экран командного пульта необходимую информацию.
      – Все зависит от того, как мы будем тормозить, капитан. Догнать «Трубу» не проблема. На этой скорости мы поравняемся с ней через полтора часа. Но если вы хотите уравнять скорость и перейти на ее борт, то нам потребуется торможение.
      – При больших перегрузках «Каратель» может развалиться на части, – проворчал Долфин. – Так что лихо тормозить не будем.
      – Я учел такую возможность, капитан, – рассудительно ответил Эммет. – При двух g мы состыкуемся с «Трубой» через два часа.
      Он взглянул на хронометр.
      – Для этого нам нужно начать торможение через семьдесят восемь минут.
      Удвоение эффективной массы тела в течение сорока двух минут. Они могли выдержать это. Они переносили и худшее – причем совсем недавно. Долфин поднял брови и посмотрел на Мин.
      – Вас устроит такой срок?
      Она угрюмо кивнула.
      – Только наблюдайте за ними. Мы должны быть готовы к любым сюрпризам.
      – Я не спущу с них глаз, – пообещал ей Порсон.
      – Эммет, действуй, – велел капитан Юбикви.
      Немного подумав, он включил интерком и сообщил команде, что у них имеется семьдесят восемь минут до начала торможения. За это время им следовало принять пищу, облегчиться и закончить пересменку.
      Чтобы снять напряжение и расслабить затекшие мышцы, Мин прошлась по мостику. Разминая руки и ноги, она настраивала себя на самое худшее – на то, что найдет мертвыми Морн, Энгуса и Вектора.
 
      Несмотря на самоконтроль, развитый годами экстремальных действий, директор Доннер восприняла внезапный треск динамиков, как удар парализатора.
      – «Каратель», – донесся тихий женский голос, – это «Труба». Мы слышим вас. Прием?
      Скаут находился слишком близко, чтобы объяснять такой плохой прием статическими помехами или затуханием сигнала. Скорее всего, женщина стояла далеко от микрофона. Ее голос в динамиках создавал впечатление, что она с огромной неохотой отвечала на запрос «Карателя». Крей инстинктивно потянулась к пульту, но капитан Юбикви остановил ее резким жестом.
      – Пусть это сделает директор Доннер.
      В его басе промелькнули нотки предостережения. Мин взглянула на ближайший хронометр. До торможения оставалась тридцать одна минута. Быстро подойдя к пульту связи, она облокотилась на консоль и придвинула к себе включенный микрофон.
      – «Труба», это руководитель подразделения спецназа Мин Доннер. Я нахожусь на борту крейсера полиции Концерна «Каратель», которым командует капитан Долфин Юбикви. Мы слышим вас.
      Испытывая комплекс сложных чувств, она добавила:
      – Мы рады, что вы живы. С кем я говорю?
      Наступила небольшая пауза. И вновь она объяснялась не расстоянием, а нерешительностью женщины. Через несколько секунд из динамиков донесся ответ:
      – Директор Доннер, я лейтенант Морн Хайленд. Морн была жива. После стольких испытаний;
      вопреки чудовищным замыслам против нее; несмотря на тот факт, что Нику Саккорсо была дана власть над Энгусом. Чтобы успокоиться, Мин Доннер сжала рукоятку оружия. Внезапно она поверила, что все может измениться к лучшему; что полиция и человечество сбросят иго Дракона, и Уорден Диос победит. Пламя веры придало ей силы. Однако Мин ничем не показала всплеск своих эмоций. В ее тоне проявлялась только властность.
      – Кто еще находится с вами, лейтенант Хай-ленд? Где капитан Саккорсо? Я думала, что именно он командует судном.
      Морн не торопилась отвечать. Боялась? Или не верила Мин? Скорее всего, не верила. Она имела причины для подозрений. Много причин.
      Когда динамики вновь зазвучали, ее голос стал громче и чище. Наверное, она придвинулась к микрофону.
      – Не сочтите мои слова за дерзость, директор Доннер, – сказала Морн, – но прежде я хотела бы задать вам свои вопросы.
      – Дерзость? – прошептал Долфин. – Она хоть понимает, с кем разговаривает?
      Мин сделала вид, что не заметила его возмущения. Ее внимание было приковано к голосу Морн.
      – Когда мы оставили систему Массива-5, вы вступили в бой с «Затишьем». Я имею в виду амнионский военный корабль. Что с ним случилось?
      – С «Затишьем», – повторил Долфин. – Наконец-то мы получили идентификацию. Байделл, занеси это в файл. Добавь к нашим записям о сторожевике. В штабе могут посчитать это полезным.
      – Слушаюсь, капитан, – тихо ответила системотехник.
      – Лейтенант Хайленд, – ответила Мин, – я готова сделать для вас небольшую уступку. После того, что вам довелось пережить, вы, конечно, заслуживаете особого отношения. Но мне нужны ответы. Где капитан Саккорсо?
      Ей показалось, что Морн отошла от микрофона. Ощущение было почти осязаемым. Хайленд не отключила канал связи, а просто удалилась из зоны слышимости. Может быть, она хотела посоветоваться с кем-то? Уточить дальнейшую линию поведения? Неужели Морн собиралась торговаться с руководителем спецназа? И что она имела для такой торговли?
      Когда лейтенант Хайленд вернулась, ее ответ был сухим и неприветливым:
      – Ник Саккорсо погиб.
      Затем она без видимых причин добавила:
      – Как и Сиб Макерн.
      Погиб? Это многое объясняло. И поднимало новые вопросы. Ник получил приоритетные коды Термопайла. Кто мог перехватить власть над киборгом полиции, чтобы убить Саккорсо? Однако Мин решила отложить этот вопрос.
      – Я позже расспрошу вас о том, как он умер.
      Тебе придется рассказать мне, почему ты говоришь от лица всей команды. По какой причине Энгус позволил кому-то другому управлять его кораблем.
      – Сначала отвечу на ваш вопрос. Амнионское судно уцелело. Нам пришлось выбирать между погоней за вами и возможностью добить «Затишье». Когда мы входили в подпространство, амнионы улетали из системы. Их курс не раскрывал какого-то определенного места назначения.
      На фоне помех чей-то хриплый мужской голос прорычал проклятие. Морн молчала.
      – Прекрасно, – прошептал Юбикви. – Теперь нам ясно, что она не одна на борту. Морн могла убить Саккорсо и Сиба Макерна, но кто-то принял ее сторону. Вы узнали голос? Это Термопайл?
      Возможно, он. А может быть, и нет. Мин не могла сказать наверняка. Подождав около десяти секунд, она настойчиво окликнула:
      – Лейтенант Хайленд?
      Голос Морн тут же вернулся в динамики, перепрыгнув через брешь между кораблями.
      – И вас не волнует, что «Затишье» услышало сообщение Вектора? Вас не волнует, что амнионы унесут его с собой в запретное пространство?
      – Конечно, волнует.
      Тон Мин сочился едкостью, как кислота.
      – Я руководитель подразделения спецназа, если вы забыли!
      Черт возьми!
      – Однако «Затишье» не является моей единственной проблемой.
      – Вы имеете в виду нас?
      Голос Морн стал отрешенным, словно она говорила сама с собой.
      – Да, мы слишком опасны для вас. Я знала, что нам грозит беда. Но она хуже, чем я думала.
      Опасны? Руководитель спецназа догадывалась, о чем говорила Морн. Однако она оставила ее слова без комментариев.
      – Наша ситуация может усложниться, – продолжила Мин. – Своей второй проблемой я считаю корабль «Завтрак налегке». У него имеется контракт на ваше уничтожение. Вы встречались с этими наемниками?
      Последовала еще одна пауза; еще один период сомнений. Мин хотела закричать, но она лишь стиснула зубы. Капитан Юбикви склонился вперед, словно это могло побудить Морн к ответу. Крей нахмурилась. Глессен барабанил пальцами по краю пульта, как будто ему не терпелось открыть стрельбу.
      Наконец, в динамиках раздался голос Морн:
      – «Завтрак налегке» уничтожен. Мы встретили его в рое. Энгус разрушил его сингулярной гранатой.
      – Капитан, – возбужденно прошептал Порсон, – это та самая кинетическая аномалия, отголоски которой мы приняли. Директор Доннер была права.
      – Спасибо, что напомнил, – с язвительной усмешкой ответил Долфин.
      Досада Мин прокралась в голос.
      – Черт бы вас побрал, Морн Хайленд! Вы слишком лаконичны! Вроде бы и ответили на вопрос, но ничего не сказали.
      Ей хотелось спросить: «Сингулярной гранатой? Как же это ему удалось?». Но она предостерегла себя: «Воспринимай ее слова проще. Не отвлекайся».
      Мин отбросила прочь свою злость.
      – Хорошо, лейтенант. О «Завтраке налегке» мы поговорим позже. Расскажите о себе? Какие у вас потери, кроме капитана Саккорсо и Сиба Макерна?
      Почему вы в дрейфе? Кто на самом деле командует кораблем?
      Морн ответила очередным молчанием, которое сводило с ума. Мин ударила кулаком по консоли – пусть небольшой, но все же выход напряженности.
      – Подумать только, как ваш лейтенант не доверяет старшим офицерам, – сухо заметил Долфин.
      Мин метнула на него сердитый взгляд.
      – Это мы дали Саккорсо приоритетные коды киборга, – тихо ответила она. – Фактически, мы снова отдали ее подонку и только для того, чтобы Ник осуществил один из пакостных планов Хэши.
      – Какого доверия вы теперь требуете?
      – Хороший вопрос.
      Капитан Юбикви оперся на подлокотник кресла.
      – Вы назвали это «игрой Уордена Диоса». Думаете, Морн знает, на чьей она стороне? Вы думаете, они с киборгом догадываются о том, что директор Диос хочет сделать с ними?
      Мин промолчала. Она ждала ответа Морн. Динамики доносили лишь шепот статических помех.
      – Директор Доннер, – послышался в динамиках печальный голос Морн, – что вы хотите сделать? Ваш крейсер держит нас на прицеле. Вы собираетесь открыть огонь?
      Руководитель подразделения специального назначения проглотила страстные возражения. Чтобы скрыть эмоции, она мрачно огрызнулась:
      – Все зависит от вас. Если вы попытаетесь удрать, мы начнем стрельбу из пушек.
      «За кого ты меня, черт возьми, принимаешь?» Морн ответила без задержки. Ее голос был решительным и спокойным.
      – Мы не можем удрать. У нас неисправны двигатели.
      Она по-прежнему умудрялась не говорить о том, что интересовало Мин. Капитан Юбикви быстро посмотрел на штурмана. Порсон пожал плечами.
      – Похоже, это правда, капитан. Я не вижу ничего подозрительного. Их двигатели мертвы, а пушка не заряжена.
      – Что, если они замышляют хитрость? – тихо предположил Долфин. – Нарочно отключили двигатели в надежде на холодный старт?
      На этот раз паузу сделала Мин Доннер. Ей хотелось услышать мнения офицеров. Порсон смущенно развел руками.
      – Я не представляю, что это им даст, капитан. При холодных дюзах работа импульсного двигателя будет нестабильной. Скаут сможет маневрировать, но для разгона ему понадобится вдвое больше времени. Мы догоним его, что бы он ни делал.
      – «Труба» на дистанции выстрела, капитан, – добавил Глессен. – Я вряд ли промахнусь по ней, даже если очень захочу.
      – Не хвали себя раньше времени, стрелок, – строго предупредил Юбикви. – Возможно, Морн Хайленд говорит нам правду. В космосе бывает всякое. Байделл, что скажешь об их брешь-двигателе? Они могут войти в контактное поле, если воспользуются холодным стартом?
      Глаза девушки расширились от ужаса. Она нашла эту идею пугающей.
      – Нельзя входить в подпространство при нестабильном импульсном двигателе, – торопливо ответила системотехник. – Если генератор поля не создаст надежного запаздывания фаз, корабль не сможет восстановиться в реальном космосе.
      – Капитан, мы догоним их при любом раскладе, – заверил Порсон.
      Мин решила, что услышала достаточно. Она придвинула к себе микрофон.
      – Лейтенант Хайленд, послушайте меня. Мы так вряд ли о чем-нибудь договоримся. Давайте поступим иначе. Вы пережили много страданий и вполне резонно перестали доверять своим начальникам. Я это понимаю и не хочу усложнять ситуацию. Скажите, на каких условиях вы могли бы вести конструктивный диалог?
      «Скажи, что надо сделать, чтобы ты не боролась со мной?»
      Морн задумалась – но только на пару секунд. Ее ответ был четким и понятным.
      – Отключите луч прицела, – сказала она. – Разрядите плазменную пушку. Прекратите обращаться с нами, как с врагами.
      Мин вздернула подбородок, словно почувствовала острую боль. Она посмотрела на капитана, ожидая от него возмущенных слов. Однако Долфин шутливо округлил глаза.
      – Это мы относимся к ним, как к врагам? – с показным удивлением проворчал Юбикви. – Посмотрела бы она на нас, когда мы гуляем в порту.
      Жар в ладонях Мин стал резким, как сирена. Он предупреждал ее о большой проблеме. Конфронтация Морн не имела смысла. При неисправных двигателях «Труба» была обречена на гибель. В такой ситуации ни один разумный человек не стал бы торговаться со своими спасателями. Или Морн действительно обладала чем-то важным и пригодным для обмена?
      Скрывая неуверенность, Мин повернулась к Долфину и властно приказала:
      – Сделайте это, капитан.
      Юбикви демонстративно вздохнул, но спорить не стал.
      – Глессен, ты слышал директора Доннер. Убери луч прицела и разряди оружие. По крайней мере, нам больше не нужно тревожиться о «Завтраке налегке».
      – Есть, капитан, – разочарованно ответил стрелок.
      – Порсон, я на тебя надеюсь, – продолжил Долфин. – Если этот чертов кораблик выпустит из дюз хотя бы одну вспышку, сразу докладывай мне.
      – Глаз с него не спущу, – заверил капитана штурман.
      Мин снова склонилась над микрофоном.
      – Мы выполнили вашу просьбу, лейтенант, – сердито сказала она. – Прошу вас взглянуть на экраны сканера. Убедитесь, что я говорю вам правду.
      В течение тридцати секунд из динамиков вырывался лишь шум помех. Молчание казалось зловещим и лишенным жизни. Затем Морн ответила:
      – Благодарю вас, директор Доннер.
      В ее голосе чувствовалось облегчение. Она смущенно добавила:
      – У меня есть еще одно пожелание.
      – Нет, лейтенант Хайленд, – возразила Мин. – Теперь моя очередь.
      Она хотела быть предупредительной, но ее терпение подходило к концу. Неприкрытая подозрительность Морн оскорбляла главу спецназа, хотя она и знала, что в чем-то заслуживала такого отношения.
      – Я сделала жест доброй воли Пора и вам ответить тем же Затем мы обсудим ваше следующее требование.
      – Я слушаю вас, – со вздохом сказала Морн.
      Скрипнув зубами, Мин приказала:
      – Прекратите передавать формулу Вектора Шейхида.
      Морн присвистнула – то ли от возмущения, то ли от испуга Мин снова услышала, как далекий мужской голос прорычал проклятие Долфин поднял бровь, посмотрел на начальницу и что-то прошептал Похоже, он не ожидал от нее такой резкости. Он был занят нуждами корабля и не понимал, какие силы стояли за нынешней ситуацией. Голос Морн показался острее ножа Из динамиков хлынула безжалостная злость.
      – Странно, но я не удивляюсь. Вы прятали это лекарство с тех пор, как его разработали ученые. Вы остановили иммунные исследования «Интертеха» и заперли антимутаген в своих бронированных сейфах Ваши агенты использовали его в операциях прикрытия. Однако вы никогда не отдадите лекарство людям, потому что оно может напугать амнионов и дать им сигнал к отступлению.
      Мин попыталась перебить ее, но Морн настойчиво продолжала:
      – А если амнионы отступят, полиция Концерна потеряет свою важность. И тогда люди начнут задавать вам вопросы.
      – Прекратите, лейтенант Хайленд, – приказала Мин. – Вы можете обвинять в этом Бюро по сбору информации. Я же командую спецназом и не играю в такие игры.
      Она не играла бы даже в игры Уордена, если бы он не попросил ее.
      – Клянусь вам честью, что я не собираюсь препятствовать трансляции сообщения Шейхида. Даже если бы директор Диос приказал мне подавить его, я не смогла бы это сделать. «Вэлдор Индастриал» приняли вашу передачу, и теперь формулу лекарства уже не утаишь.
      Мин верила, что Уорден не отдал бы такой приказ. Но даже если она ошибалась, его здесь не было.
      – Тогда почему… – начала спрашивать Морн и вдруг замолчала.
      – Потому что он чертовски громкий, – ответила Мин. – Его могут услышать враги. Вы сказали, что «Завтрак налегке» разрушен. Прекрасно. Надеюсь, вы говорите правду. Однако сообщение могут перехватить другие нелегалы. Что помешает им слетать к амнионам за наградой? Что, если «Затишье» где-то рядом и пытается найти ваше судно? Мы получили серьезные повреждения, лейтенант. «Каратель» не сможет защитить вас от сторожевика. Мы не в состоянии выдержать еще один бой.
      Она помолчала, а затем авторитетно посоветовала:
      – Отключите его. Немедленно отключите.
      «Не заставляй меня врываться к вам на борт с оружием. Не заставляй меня брать тебя в плен. Ты не заслуживаешь такой участи».
      Долфин кивнул, показывая Мин, что он согласен с ее доводами. Осмотрев мостик в поисках тех, кто мог принять сторону Морн, он на всякий случай заметил:
      – Я того же мнения.
      Ожидая ответ, Мин сжимала рукоятку оружия. Когда Морн заговорила, ее голос казался ужасно далеким. Возможно, она перешла на шепот.
      – Директор Доннер, вы помните моих родителей? – спросила она.
      Глаза Мин расширились. «Что? Твоих родителей?» Она тут же вспомнила их. Руководитель спецназа не обладала эйдетической памятью Хэши. Прежде она плохо запоминала имена и лица. Чтобы ненароком не обидеть своих людей, она компенсировала этот недостаток долгими тренировками. Годы усилий не пропали даром. Она больше не забывала имен и лиц своих подчиненных. Они прочно врезались в ее ум.
      Морн решила проверить ее – правда, каким-то непонятным образом. Однако Мин не колебалась в подобных ситуациях.
      – Вашим отцом был капитан Дэйвис Хайленд. Он командовал эсминцем полиции «Повелитель звезд». Погиб вместе с кораблем, когда выслеживал Энгуса Термопайла в поясе Рудной станции. Наверное, в его смерти вы вините себя. Ваша мать Брайони Хайленд служила вторым стрелком на крейсере «Непреклонный». Она погибла, спасая корабль во время стычки с нелегалами, вооруженными сверхсветовой протонной пушкой. Когда вы были ребенком, я лично передала вам ее знаки отличия, ордена и медали.
      Мин сверилась с памятью. Она не любила обязанности, которые падали на ее плечи при гибели сотрудников. По этой причине она всегда выполняла их сама.
      – Насколько я помню, вы отказались принять их от меня. Вы были так сердиты, что отвергли мою помощь и заботу.
      «Что-нибудь еще? Или это все, что ты хотела услышать?»
      Из пустоты донесся голос Морн:
      – Я знаю, что они вам доверяли.
      Крей поправила наушники. Она не смотрела на Мин. Ее взгляд был нацелен на экраны пульта. Внезапно она подняла голову.
      – Капитан, «Труба» подчинилась! Они отключили сигнал.
      Мин хотела облегченно вздохнуть – и внезапно поняла, что вообще не чувствует облегчения. Наоборот, жар в ее нервах стал еще сильнее. Интуиция предупреждала ее об опасности, которую она не могла определить. Недаром тревога сверлила ее сердце… Стоп! Какая еще опасность? Двигатели «Трубы» были неисправны. Скаут не мог зарядить орудия, а сигналы других кораблей в этом секторе пространства отсутствовали. Но почему Морн так легко уступила? При ее тотальном недоверии к полиции?
      «Энгус уничтожил их сингулярной гранатой».
      Если он был способен на это, то мог сделать и что-нибудь похуже. «Хотя нет, Термопайл не посмеет», – мрачно подумала Мин. На таком расстоянии сингулярность уничтожит не только «Каратель», но и «Трубу». Команда крейсера пробивала себе путь от Малого Танатоса не для того, чтобы погибнуть. Они транслировали сообщение о вакцине Бюро, однако это не было преступлением. И они не наносили никакого ущерба кораблям полиции.
      Мин посмотрела на Долфина. Тот о чем-то размышлял и не делал никаких замечаний. Вся смена на мостике сохраняла молчание. Они знали о происходящем еще меньше, чем она.
      – Мы выполнили ваше требование, директор Доннер, – сообщила Морн. – Теперь ваша очередь.
      Ей показалось, что в голосе лейтенанта Хайленд появились нотки испуга. Или это было еще одно проявление подозрительности?
      – Что вы хотите? – спросила Мин.
      «Как долго ты надеешься выходить сухой из воды?»
      – Нас здесь шестеро, – ответила Морн.
      Ее голос, окрашенный мягким эхом, намекал на угрозу.
      – Мика и Сиро Васак, Вектор Шейхид, Дэйвис Хайленд и Энгус Термопайл.
      Возможно, Морн действительно боялась. Однако она говорила без запинок и не уклонялась от конкретных ответов.
      – Я хочу, чтобы вы взяли нас к себе на борт.
      Тело Мин напряглось. Ее недоброе предчувствие усилилось. Байделл растерянно заморгала. Глессен захрустел костяшками пальцев, словно суставы заменяли ему оружие. Крей открыла рот от удивления.
      – Черт! И это все? – проворчал капитан Юбикви. Он ухватился за края пульта и пригнулся вперед.
      – Да что с ней такое? Мы даже не выстрелили в этот жалкий корабль. Неужели я стал бы лететь за ними через половину вселенной, чтобы затем бросить их среди звезд в беспомощном дрейфе?
      Немного помолчав, он задумчиво добавил:
      – Она боится, что мы возьмем на борт только некоторых из них, а остальных оставим умирать. Неужели она думает, что мы так низко пали?
      Мин молча отключила микрофон.
      – Я знаю, что вы имеете в виду, – сказала она Долфину. – Но я не понимаю Морн. Чем больше она говорит, тем меньше смысла в ее словах.
      Чью волю она выражает? Кто на самом деле командует «Трубой»? У кого теперь коды Энгуса? Неужели у Морн? Разве это возможно?
      – Право решения по-прежнему за нами, – продолжила Мин, хотя ее нервы пылали от предчувствий. – У нас есть оружие и импульсный двигатель. Более того, мы знаем приоритетные коды Энгуса.
      В худшем случае она могла ввести его в стазис.
      – Нам нужны эти люди.
      Они требовались Уордену Диосу.
      – Если мы не возьмем их сейчас на борт, они могут предпринять что-нибудь безумное.
      Равнозначное самоубийству.
      Долфин поднял руки, словно отрекался от ответственности.
      – Мин, вы руководитель подразделения специального назначения. Я только выполняю приказы. И в данный момент я вам не завидую. Решайте сами, – он тихо засмеялся. – А я за вашей спиной буду ныть и выражать свое недовольство.
      У Мин не было времени для шуток. Быстрым, почти кошачьим движением она включила микрофон.
      – Извините, что заставила вас ждать, лейтенант Хайленд.
      Несмотря на мрачные предчувствия, ее голос сохранял нейтральные тона.
      – Конечно, вы можете перейти к нам на борт. Ради этого мы и прилетели сюда. Только дайте нам время приблизиться и уравнять наши скорости. Мы используем присоски и подтянем ваш корабль к стыковочному блоку.
      Потому что в нынешнем состоянии «Каратель» не мог совершать более точные маневры.
      – Хорошо, мы подготовимся к этому, – сказала Морн, получив желаемый ответ. -«Труба» отключается от связи.
      Когда скаут закончил передачу, в динамиках остался только треск статических помех. Затем Крей закрыла канал связи.
      – Могу поспорить, что вы подготовитесь, как следует, – прошептала Мин.
      Морн Хайленд была обычным лейтенантом. Но она побывала на другой стороне ада и вернулась назад. Теперь она играла по своим правилам – против Мин и «Карателя», против амнионов и Уордена Диоса. В потаенных недрах сердца Мин чувствовала испуг и гордость за свою подчиненную.
 
      «Каратель» подлетел к «Трубе» и аккуратными тормозными толчками выровнял скорость с крейсером. До цели осталось двести метров. Конечно, Сергей Пэтрис показал бы большее мастерство, но для использования присосок хватало и такой дистанции. Приняв в расчет повреждения корабля и усталость команды, капитан Юбикви не стал рисковать и настаивать на дальнейшем сближении. Маневрирование могло усилить смещение внутреннего ядра крейсера. Это привело бы к поломке компенсаторов, скрежету усталого металла о металл и к временному сбою систем ориентирования – что, в свою очередь, могло вызвать столкновение с «Трубой».
      Долфин решил подтянуть скаут с помощью присосок. К «Трубе» полетели магнитные гарпуны, с прочными тросами из флексостали. Команда вспомогательного мостика, управляя миниатюрными соплами, подвела их к одному из воздушных шлюзов небольшого судна. По тросам пошел ток, создающий магнитную индукцию. Присоски надежно закрепились на корпусе, включились лебедки, и крейсер, как пойманная рыба, начал приближаться к «Карателю». Затем понадобилось время на позиционирование воздушных шлюзов. Когда они состыковались, захваты плотно сцепили их друг с другом. На мостик поступило сообщение о готовности, индикаторы статуса загорелись зеленым светом, и в шлюз подали воздух.
      Капитан Юбикви со вздохом повернулся к интеркому.
      – Боцман, – проревел он в микрофон, – я знаю, твои люди устали. Но сейчас вы должны провести небольшую церемонию. Собери охрану у воздушного шлюза и устрой прием для наших гостей. Дай знать, когда они перейдут к нам на борт.
      Немного помолчав, он добавил:
      – Не забудь об оружии. Попроси ребят обойтись без угроз. Я в принципе не ожидаю каких-то проблем, но пусть наши гости знают, что мы готовы постоять за себя и свой корабль.
      – Все ясно, капитан.
      Молодой боцман постарался скрыть усталость, но это ему не удалось. Долфин хмыкнул и отключил микрофон.
      – Надеюсь, они не заставят себя ждать, – сказал он, обращаясь к Мин. – После их настойчивой просьбы об эвакуации с «Трубы» это выглядело бы неприличным.
      Мин нетерпеливо шагала по мостику Пока другие люди работали, руководитель спецназа маялась от безделья. На реплику Долфина она ответила пожатием плеч. Если бы она знала о планах Морн или Диоса, то подстелила бы соломку. А так ей приходилось полагаться только на удачу и собственную честь.
      – Похоже, с тактом у них все в порядке, – через пару минут произнес капитан.
      Он смотрел на схему, которая высвечивалась на одном из экранов командного пульта.
      – Они вошли в свой шлюз. Так-так… Перебрались на нашу сторону. Боцман открыл внутренний люк.
      Внезапно он поднял голову и быстро спросил у Порсона:
      – Мы по-прежнему одни?
      – Сейчас «Каратель» слеп на один глаз. Мы потеряли охват всего пространства.
      Чтобы состыковаться со скаутом, крейсеру пришлось прекратить вращение.
      – Я могу сканировать только половину зоны, – продолжил штурман. – И здесь нет других кораблей.
      Рот Долфина грозно изогнулся.
      – Глессен, заряжай орудия, – приказал он стрелку. – Возможно, «Завтрак налегке» действительно погиб. Но я не верю, что «Затишье» оставит нас в покое.
      Руки Глессена замелькали над клавиатурой.
      – Будет сделано, капитан.
      – Эммет, – рявкнул Долфин. – Как только техники закрепят «Трубу», возобнови вращение. Нам нужен полный охват для сканера.
      – Есть, капитан, – ответил второй пилот.
      – Крей, – закончил Юбикви, – поторопи вспомогательный мостик. Только пусть парни закрепят скаут как следует! Мы потащим его на станцию.
      Системотехник потянулась к кнопке интеркома
      – Уже выполняю, капитан.
      Юбикви хмуро осмотрелся, словно хотел убедиться, что ничего не забыл. Затем он устроился в гравитационном кресле и приготовился ждать.
      Мин боялась потерять самоконтроль. Временами она ловила себя на том, что скрипит зубами. Экипаж «Трубы» задумал какую-то хитрость – она была уверена в этом. И ей хотелось понять, какой могла быть угроза. К счастью, ждать пришлось недолго. Через пару минут прозвучал сигнал интеркома.
      – Капитан, они здесь, – тихо доложил боцман.
      Долфин быстро включил микрофон.
      – Все шестеро?
      – Да.
      Боцман помялся, а затем добавил более громким голосом:
      – Один из них – капитан Термопайл – рассердился на нас. Он говорит, что мы по-прежнему относимся к ним, как к врагам. Ему не понравилось, что мы встретили их с оружием в руках.
      Брови Долфина выгнулись дугой. Он бросил взгляд на Мин.
      – Скажите, боцман, а что же он хочет?
      – Он хочет, чтобы мы убрали охранников. Капитан Термопайл говорит, что они сами найдут дорогу на мостик.
      Мин автоматически отметила, что ее чувство опасности обострилось. Наделенный кибернетическими ресурсами и врожденной ненавистью, Энгус сам был сингулярной гранатой.
      Терпение Юбикви подошло к концу.
      – Он угрожал вам, боцман? Он упоминал о том, что сделает, если вы не выполните его просьбу?
      – Нет, сэр, он не угрожал. Просто вся их группа отказывается идти дальше.
      Долфин побарабанил пальцами по подлокотникам кресла. Он еще раз взглянул на Мин и спросил:
      – И что теперь, директор?
      Она не колебалась.
      – Я хочу видеть этих людей. Я хочу видеть их лица, когда они будут общаться с нами.
      Долфин медленно кивнул. Он повернулся к интеркому и сказал:
      – Боцман, напомни им, что почетный караул – это дань уважения старшим офицерам дружественного судна. Передай капитану Термопайлу, что я уберу охрану, как только он и его товарищи предстанут перед директором Доннер. Затем приведи их на мостик. Если кому-то из них не понравился наш прием, они могут высказать свои претензии лично мне и руководителю подразделения спецназа.
      – Слушаюсь, сэр.
      Интерком замолчал. Байделл хотела задать какой-то вопрос, но не осмелилась сделать это без разрешения капитана. Стрелок Глессен сосредоточенно занимался проверкой корабельных пушек. Порсон сканировал пространство и тихо насвистывал сквозь зубы. Крей несколько раз приподняла плечи и опустила их, словно пыталась расслабить затекшие мышцы. Эта дежурная смена очень долго находилась под большим напряжением. Только Эммет сохранял безмятежный вид, как будто не находил причин для волнений.
      Долфин нацелил хмурый взгляд на Мин.
      – Что будем делать дальше?
      Она пожала плечами.
      – Энгус предупреждает, что не даст нам давить на него. Он киборг и может постоять за себя. Или он хочет, чтобы мы так думали.
      Мин сомневалась в правильности этого объяснения. Она просто не знала, что еще сказать. Руководитель спецназа вновь мрачно зашагала по мостику.
 
      Она находилась на дальней стороне изогнутой капсулы мостика, когда боцман и почетный караул ввели в помещение спасенную команду «Трубы». С ее точки зрения, они шагали по потолку – обычное следствие искусственной силой тяжести, созданной вращением внутреннего корабельного ядра. Мин была знакома с этой странностью ориентации. Она быстро спустилась по изогнутой стене навстречу гостям. Или пленникам? Ей хотелось посмотреть им в глаза.
      Дежурная смена молча наблюдала, как Морн Хайленд и ее спутники приблизились к командному пульту.
      – Капитан, – церемониально объявил молодой боцман, – разрешите мне представить вам экипаж скаута полиции Концерна рудных компаний «Труба».
      Несмотря на решительное выражение лица, его голос дрожал от волнения. Юбикви мрачно осмотрел шестерых чужаков.
      – Спасибо, боцман, – ответил он. – Отошлите охрану с мостика, а сами останьтесь. Возможно, нашим гостям понадобятся ваши услуги.
      Караул отсалютовал и направился к трапу. Боцман, не зная, что ему делать дальше, остался стоять в двух шагах позади команды «Трубы». Долфин быстро взглянул на Мин. Она подошла к группе и, подбоченясь, предстала перед шестью парами глаз, словно бросала им вызов. Несколько секунд она осматривала усталых людей: сначала всех вместе, затем по отдельности.
      Две женщины. Четверо мужчин – точнее, двое мужчин и пара подростков. Некоторых из них она могла определить по именам. С остальными можно было познакомиться по ходу разговора. Морн стояла немного впереди, демонстрируя свое лидерство и принимая ответственность за товарищей. Один из юношей, с пепельно-серым лицом и печальными глазами, выглядел настолько перепуганным, что мог бы упасть в обморок, если бы кто-то закричал или замахнулся на него. Похоже, он страдал так долго, что страх повлиял на его рассудок. Но остальная группа…
      Спутники Морн почти осязаемо излучали волны напряжения. Их позы предупреждали об опасности, которую Мин не могла оценить. Она помнила Морн не только как маленькую девочку, но и как кадета академии. Зная семейство Хайлендов, Мин обращала на нее особое внимание. Но женщина, стоявшая перед ней, была почти неузнаваемой. Морн сильно изменилась.
      В академии она считалась первой красавицей. В ту пору, по мнению Мин, она вообще не имела характерных черт: обворожительная и ласковая кукла, с намеком на разочарование в глазах и, возможно, небольшим упрямством. Теперь же ее ослепительная красота исчезла. Она потеряла вес, словно сожгла свою плоть, как горючее. Переживания и беды отчеканились на ее лице, высушив нежность щек и вырезав глубокие морщины между бровями и в уголках рта. Глаза казались омутами сомнений. Плотно сжатые губы изобличали острое недоверие. Правая рука в бинтах и гипсе покоилась на груди в марлевой повязке. При виде директора подразделения спецназа Морн непроизвольно приподняла здоровую руку для отдания чести, но оборвала этот жест.
      За ее спиной стояли двое мужчин: капитан Термопайл и юноша, поразительно похожий на него. Руки Энгуса расслабленно свисали по бокам, ладонями вперед, как будто он показывал свою открытость и дружелюбие. Он почти не изменился с тех пор, как Мин Доннер видела его последний раз. Только желтая злоба в глазах затаилась глубже, и дикая усмешка обещала больше угроз. В остальном он выглядел все тем же сильным, неопрятным и обрюзгшим мужчиной, которого Хэши сделал киборгом. Легкая хромота намекала на травму бедра.
      Юноша, очевидно, был Дэйвисом Хайлендом. Он совершенно не походил на Морн. Мин ожидала, что этот мальчик – плод насилия и амнионских технологий – будет обладать чертами Ника. Она даже не подозревала, что его отцом мог оказаться Энгус. Но только другой цвет глаз указывал на то, что он не являлся клоном Термопайла. Одна деталь показалась ей особенно важной: юный Дэйвис, несмотря на схожесть с отцом, не был пропитан лютой ненавистью к людям. Благодаря этому в чертах его лица угадывалась мягкость Морн, что делало юношу более симпатичным.
      Другая женщина, Мика Васак, хмуро смотрела себе под ноги. Она намеренно избегала внимательного взгляда руководителя спецназа. Повязка, прикрывавшая ее правый глаз и рану на виске, странным образом напомнила Мин Доннер об Уордене Диосе. В этой женщине чувствовался дух компетентности. Ее плотное тело и широкие бедра свидетельствовали о том, что она была гораздо сильнее, чем выглядела. Тем не менее она скромно держалась за спинами Морн и Энгуса, словно не хотела привлекать к себе внимание. Или причиной тому был ее брат, которого она обнимала одной рукой за плечи. Похоже, он и шагу не сделал бы, если бы его не подталкивала сестра. Ничего не зная о Мике Васак, Мин догадывалась, что эта женщина контролировала свой страх решительными действиями и приступами ярости. Она выглядела очень опасной.
      Самым спокойным и расслабленным в этой группе был Вектор Шейхид. Синие глаза генетика выражали безмятежное простодушие, которое разительно контрастировало с напряженностью его спутников. При каждом движении он морщился от боли. «Возможно, артрит», – подумала Мин. Однако муки плоти не тревожили его. Он завершил работу, начатую еще в «Интертехе». Это примирило его с собой и с окружавшим миром.
      – Лейтенант Хайленд, – внезапно произнес капитан Юбикви. – Как вам не стыдно!
      Его бас вибрировал от показного гнева.
      – Вы – дочь таких прекрасных родителей. Неужели они не научили вас нормам поведения в присутствии старших офицеров? Перед вами стоит директор подразделения спецназа, а вы даже не потрудились отдать ей честь.
      Мин Доннер в упор смотрела на Морн. Та тоже не сводила с нее глаз. Атмосфера между ними накалялась. Ответственность за что-то важное и безымянное становилась все более осязаемой и с каждой секундой набирала вес. Мин верила, что этой безымянной ценностью было будущее человечества, за которое боролся Диос. Сжимая рукоятку оружия в пылавшей от напряжения ладони, она начинала понимать, как многое зависело от их первых шагов навстречу друг к другу.
      Наконец Морн заговорила. Ее тихий голос выражал целый спектр эмоций.
      – Директор Доннер. Позвольте представиться. Я лейтенант Хайленд. С капитаном Термопайлом вы знакомы. Это мой сын Дэйвис.
      Она указала на молодого человека за ее спиной. Тот вежливо кивнул и быстро произнес:
      – Приветствую вас, директор Доннер.
      В тоне юноши чувствовалось уважение, которого явно не хватало его матери.
      – Я должна информировать вас, – продолжила Морн, – что остальные являются задержанными. Вектор Шейхид, Мика Васак и Сиро Васак находятся под моим арестом.
      Капитан Юбикви фыркнул, как паровой молот.
      – Не смешите меня, лейтенант. Они не похожи на арестованных. Должен вам напомнить, что при конвоировании задержанных мы обычно используем наручники – особенно когда преступников больше, чем нас.
      Мин покачала головой.
      – Что вы хотите сказать, лейтенант Хайленд? Поясните вашу позицию?
      «Не держи меня в неведении. Что ты, черт возьми, задумала?»
      Морн гордо подняла голову и выпрямила плечи. Что-то дрогнуло в темноте ее глаз, но лицо осталось таким же спокойным.
      – Все очень просто, – твердо ответила она. – Я отвечаю за этих людей и не потерплю постороннего вмешательства до тех пор, пока они находятся под моим арестом.
      Гнев в сердце Мин протрубил сигнал к атаке. Ее больше не заботило, в чьи игры она играла. Волею судеб она была руководителем подразделения специального назначения. Это она командовала здесь! Как бы ни были важны для нее Морн Хайленд и Уорден Диос, она не собиралась позволять кому-то седлать ее шею.
      – Нет, так дело не пойдет.
      Ее голос звенел, как тревожная сирена.
      – Вы только лейтенант. Вы не обладаете ни полномочиями, ни компетенцией, чтобы вести себя подобным образом. Тем более со мной.
      Энгус оскалился в усмешке. Его зубы были такими же желтыми, как и глаза.
      – Я предупреждал тебя, – сказал он Морн.
      Она повернулась и посмотрела на него. Пока Мин Доннер давилась яростью, которая постепенно превращалась в огненный шторм, Морн медленно кивнула.
      – Ты был прав, – прошептала она. – Будем действовать по-твоему.
      Мин почувствовала опасность лишь за миг до того, как группа Морн пришла в движение. У нее было только одно мгновение – доля секунды, слишком малая, чтобы синапсы мозга могли уловить какую-то перемену ситуации. Однако ей хватило и этого. Годы службы и интенсивных тренировок довели ее рефлексы до молниеносной скорости. Прежде чем мгновение закончилось, она вскинула руку вверх, нацеливая импульсный пистолет в голову Морн Хайленд.
      Однако та уже двигалась навстречу. Сомнения во взгляде и гипс на руке не замедлили ее атаку. Ответив Энгусу, она метнулась к Мин. За тот крохотный отрезок времени, пока Доннер поднимала оружие, Морн совершила отчаянный прыжок. Она не могла остановиться, даже если бы ее рефлексы соответствовали реакции Мин – даже если бы она успела заметить пистолет и понять, что ее сейчас убьют.
      Остальная команда «Трубы» вела себя с такой же дерзостью – Энгус, Дэйвис, Мика, Шейхид и даже Сиро. Их действия застали всех врасплох. Никто на мостике не успел ничего предпринять. Однако Доннер не обращала на них внимание. Две миллисекунды она напрягала палец на спусковом крючке. Две миллисекунды было у нее на то, чтобы убить лейтенанта Хайленд в середине прыжка. Но она передумала.
      Мин опустила оружие и отступила в сторону, уходя с линии атаки. Это движение несколько запоздало. Расстояние было небольшим, и прежде чем Доннер закончила отскок, Морн врезалась в нее, нанеся загипсованной рукой жестокий удар в плечо. Мин едва устояла на ногах. От удара плечо онемело, но она автоматически сделала подсечку, толчком бедра увеличила инерцию Морн и тем самым сбила ее на пол. Простейший прием самообороны.
      К сожалению, маневр лейтенанта послужил своей цели. Он не был реальной атакой, а лишь отвлекал внимание. Прежде чем Мин догадалась об этом, рядом с ней оказался Энгус. Если бы она противостояла ему с самого начала, то могла бы сбить его с ног. Несмотря на кибернетические ресурсы, он уступал ей в главном: киборг не имел оружия. Мин могла бы выстрелить в него.
      Могла, но упустила свой момент… Он не дал ей другого шанса. Его кулак, словно стальной поршень, вонзился в скулу Мин, и она рухнула на пол, как тряпичная кукла.
 
      Нет, она не потеряла сознание. Ее потащило к бездне обморока, но она была Мин Доннер, руководителем спецназа. На ее плечах лежал груз ответственности за все то, что происходило на «Карателе». Она не могла оставить поле боя, и поэтому, несмотря на боль, проникавшую в череп, несмотря на тошнотворный звон в ушах, Мин царапала ногтями палубу, отказываясь расставаться с реальностью и падать в темную пропасть беспамятства.
      Какое-то время она ничего не видела. Удар Энгуса оказал воздействие на ее оптические нервы и затылочные доли мозга. Мин почувствовала, как кто-то вырвал из ее руки оружие. Палуба под щекой сотрясалась от грохота ботинок. Из звенящего «далека» доносились крики и проклятия: гневное рычание Долфина, напуганный визг Байделл и хриплые угрозы Глессена.
      Затем прямо над ней закричала женщина:
      – Если ты прикоснешься к интеркому, я отстрелю тебе башку!
      Это была не Морн. Не Байделл и не Крей. Значит, Мика Васак.
      Мин повернула голову на бок. Движение наполнило череп жуткой болью. Тем не менее, переждав этот приступ, она снова могла видеть. Неистово моргая, Мин осмотрела ту часть мостика, которая находилась перед ней.
      – Вы, все! – снова закричала Мика. – Я убью любого, кто поднимет хотя бы палец! А затем Энгус прикончит директора Доннер!
      Мин не видела Морн и Термопайла. Наверное, они находились за ее спиной. Четверо их спутников рассредоточились по мостику. Дэйвис стоял, охраняя трап. Он не имел таких мышц, как Энгус, но выглядел достаточно сильным и подвижным, чтобы оказать сопротивление любому, кто попытался бы пройти мимо него. Вектор склонился над Крей. Заслонив собой клавиатуру, он мешал ей нажать на тревожную кнопку и вызвать подмогу. Сиро Васак на четвереньках крался к ближайшей переборке.
      Мика находилась у командного пульта, угрожая оружием Долфину. Очевидно, она отобрала пистолет у боцмана. Тот лежал на палубе – глаза тусклые, руки безвольно разбросаны по сторонам, кобура на поясе пустая. Взглянув на Мику, Мин тут же поняла, что она без колебаний воспользуется оружием. Юбикви тоже это осознавал, но ее угроза и атака на Мин довели капитана до бешенства.
      – Это я не могу касаться интеркома? – взревел он, как бык. – Да кто ты такая, черт бы тебя побрал? Это крейсер полиции! Боевое судно! Вы можете убить всех нас и даже тех, кто войдет на мостик в ближайшие десять минут. Но затем вас все равно прикончат! К тому времени остальная команда возьмется за оружие. Они не так глупы, что бы ты ни думала о копах. Парни переключат управление на вспомогательный мостик, задраят переборки и перекроют вам кислород. Не зная наших кодов, вы не сможете повлиять на ситуацию.
      Только старшие офицеры крейсера имели коды, о которых говорил Юбикви. Морн оказалась бы бессильной, если бы Харджин Стоувал набрал последовательность приоритетных кодов и перевел управление корабля на вспомогательный мостик.
      – Ты или стреляй в меня, или убери эту хлопушку от моего лица, – потребовал Долфин. – Я ничем не заслужил такого оскорбления.
      – Ты, жирная задница, – с усмешкой ответил Энгус. – Думаешь, нас заботят твои заслуги?
      Мин задохнулась от ярости. Она была сердита не меньше Долфина, но ее гнев напоминал холодную сталь. Прикусив губу, она приподняла голову от пола и рывком подсунула под нее руку.
      – Скоро ты будешь очень озабочен, – хрипло пообещала она. – Вам лучше убить меня сейчас. Иначе я лично разорву вас на куски.
      Внезапно мужские руки схватили ее за ворот костюма. Они были сильными – невероятно сильными. Энгус поднял ее в воздух, словно она вообще не имела веса. Он поставил Мин на дрожащие ноги, а затем отпустил с небрежным толчком, который едва не послал ее обратно на пол.
      Подогнув колени под грузом боли, она повернулась к Энгусу и Морн. Ее правая рука безвольно свисала вниз. Термопайл держал Мин под прицелом.
      Это он забрал ее оружие. Его вторая ладонь медленно сжималась и разжималась, как будто он закачивал в себя насилие.
      – Тебе не дождаться от меня уважения, – презрительно сказал Энгус. – Ты одна из тех, кто подставил меня на Рудной станции, а затем обманом отправил в лаборатории Бюро, чтобы выживший из ума Лебуол мог играть со мной в свои дрянные игры. Какое-то время ты притворялась, что тебе это не по душе. Но потом ты все равно отдала меня ему. Так что извини. Я от тебя ничего не получил, кроме унижений и подлости. К чему же мне быть озабоченным?
      Мин сделала глубокий вздох, отгоняя волну шумной боли
      – Оттого, что я не позволю вам захватить корабль, – ответила она.
      Энгус в шутливом испуге расширил глаза, а затем сузил их в презрительной усмешке.
      – О, я понял, – сказал он – Ты решила остановить меня, не так ли?
      В уголках его губ появилась слюна. Он жевал слова, как куски мяса.
      – Ты собираешься использовать мои приоритетные коды. Хочешь превратить меня в игрушку, верно? Ну, давай! Попробуй! Прокричи мне их на ухо!
      Его дерзкое поведение было своеобразным предупреждением. Все, что команда «Трубы» делала с тех пор, как «Каратель» вновь обнаружил скаут, предупреждало ее об опасности. Тем не менее Мин не колебалась.
      – Исаак, приоритетный код Габриель.
      Ее голос восстановил былую силу и наполнился тонами принуждения.
      – Отдай мне оружие.
      Термопайл был абсолютно контролируемым киборгом Им управляли зонные импланты и безжалостные программы. Хэши убедил все руководство полиции, что Энгус до конца жизни не сделает ни одного свободного вздоха. Тем не менее киборг не отдал ей импульсный пистолет. Наоборот, он нагло рассмеялся, как торжествующий варвар.
      – Ну что, поняла? Я не подчиняюсь тебе. Разве это не удивительно?
      Его глаза жгли Мин, как когерентный свет.
      – А знаешь, что самое поразительное? – продолжил он. – У меня больше нет запрета на причинение вреда всему вашему трахнутому персоналу. С этих пор и навечно!
      Энгус нацелил кулак свободной руки в направлении командного пульта. Из встроенного лазера вырвался тонкий рубиновый луч, который, выжигая след на палубе, побежал к ноге капитана Юбикви. Металл плавился с завитками дыма и запахом жара. Раскаленная полоска коснулась ботинка Долфина.
      Капитан оставался неподвижным, как каменная статуя. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Если он и чувствовал боль, то не показывал этого. Но его взгляд, нацеленный на Энгуса, обещал убийство.
      – Ты должна была понять это после того, как я ударил тебя, – продолжил киборг, обращаясь к Мин. – Но если хочешь других доказательств, я могу ампутировать ему ноги.
      Он медленно отвел луч от ботинка Долфина и отключил имплантированный лазер. Офицеры дежурной смены облегченно вздохнули.
      – Мы изменили приоритеты моего программного ядра, – самодовольно заявил Термопайл. – Я больше не буду выполнять ваши приказы, входить в стазис или нарушать свои обещания. Во мне не осталось никаких ограничений. Ты слышишь меня? Я покончил с вами! В следующий раз, когда ты дашь мне приказ, я вырву твой лживый язык!
      – Морн, попроси его заткнуться, – вмешался Дэйвис. – Он выразил свою точку зрения, и нам больше не нужно угроз.
      Мика по-прежнему держала свой сектор под прицелом. Ее рука была твердой, а реакция быстрой.
      – Мне уже все равно, – прошептала она. – Я дошла до края.
      – Он говорит вам правду, директор Доннер, – смущенно добавил Вектор, словно хотел успокоить Мин. – Энгус не принимает приказы – даже от нас.
      Руководитель спецназа молча смотрела на Термопайла. Какое-то мгновение она боялась, что ее сердце остановится. Привычная реальность рассыпалась как карточный домик. Киборг отказался подчиняться приоритетным кодам. Они изменили его программное ядро. Но каким образом? Это было невозможно! Абсолютно невозможно!
      «Хэши, жалкий сукин сын! Что же ты… – Озарение настигло ее, словно электрический удар, -… наделал?»
      Нет, Хэши ни при чем. Это не его игра. Это игра Уордена. Он использовал «Каратель», чтобы переправить сообщение на «Трубу». Текст передавал Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса. Но в обертку понятных слов был вставлен какой-то особый машинный код. И вот теперь Термопайл на свободе. «Такие коды обычно используются для написания инструкций, применяемых в программных ядрах». Значит, это сделал Уорден. Очевидно, будущее, за которое он сражался, зависело от того, что происходило на их корабле.
      Морн не отреагировала на просьбу сына и ничего не сказала Энгусу. Она не сводила взгляда с директора спецназа. Возможно, Мин была не права. За темнотой ее взгляда скрывалось не сомнение, а горе.
      – Мы никого не хотим убивать. И, пожалуйста, не принуждайте нас к этому.
      В ее решительном голосе угадывались нотки печали.
      – Мы не желаем кровопролития. И мы не намерены причинять вам вред или наносить оскорбления.
      Взглянув на Долфина, она твердо добавила:
      – Разрешите нам управлять «Карателем», и все будет в порядке.
      Порсон издал вздох удивления. Глессен злобно выругался. Даже флегматичный Эммет раздраженно наморщил лоб. Капитан Юбикви был слишком сердит, чтобы хранить молчание.
      – И вы думаете, что я позволю вам это? – взревел он как разъяренный медведь. – Вы, что, с ума сошли? Тупые ублюдки! Если вы думаете, что я отдам свой корабль шести негодяям с двумя пугачами в руках, то вам надо проверить свои мозги в лазарете. Судя по всему, вы давно уже нуждаетесь в медицинской помощи.
      Мин подняла левую руку, призывая его к молчанию. Это дело касалось только ее и Морн – и Уордена Диоса, чьи непонятные планы висели над ними, как длань вездесущего рока.
      – Зачем вам это нужно? – строго спросила она. – Что вы будете делать, если мы согласимся передать вам свои командные полномочия?
      – Согласитесь? – закричал Энгус. – Мы возьмем ваши полномочия без всякого «согласия». Нам не нужно твое разрешение!
      Долфин грозно заворчал, но удержался от нового шквала возмущений. Морн смотрела только на Мин Доннер. Казалось, что она не слышала протестов и реплик других людей.
      – Для начала мы полетим домой, – сказала она. – Обратно на Землю. Затем наши планы будут зависеть от действий тех, кто попытается остановить «Каратель».
      Обратно на Землю. Туда, куда хотел доставить их Уорден. Мин почувствовала на своих плечах груз смущения и нерешенных проблем. Команда «Трубы» несла в человеческий космос взрывоопасную информацию. Морн могла подтвердить, что Энгуса подставили. Она могла рассказать о том, как руководители полиции Концерна подговорили Майлса Тэвернера украсть припасы Рудной станции, чтобы затем провести через Совет акт преимущественного права. Вектор Шейхид обладал формулой вакцины, которая прежде держалась в секрете, несмотря на ее очевидную важность для всего человечества. Мика и Сиро Васак знали о сделках Ника с амнионами – сделках, которые тот вел от лица Бюро по сбору информации. Они могли описать амнионские эксперименты, связанные с ускорением до скорости света. О них вскользь упоминал Термопайл. Эти эксперименты дали бы запретному пространству колоссальные преимущества при условии, что нынешний нелегкий мир наконец перешел бы в войну. Косвенным образом Дэйвис Хайленд воплощал в себе знание, необходимое амнионам для создания мутантов, которые были бы неотличимы от настоящих людей. Кроме того, Энгус изменил свое программное ядро. Следовательно, все, что Хэши Лебуол делал с киборгами – а в более широком аспекте это касалось и доверия к чипам – не стоило и ломаного гроша, поскольку покоилось на ложных обещаниях.
      Если Морн и ее спутники вернутся на Землю и предоставят Совету эту информацию, то все бесчестные действия полиции, совершенные за последние годы, будут публично раскрыты. Начнется паника. Руководящий Совет не рискнет менять структуру полиции и возвращаться к законопроекту об отделении, но волна возмущения покатится дальше. Она может дойти до Холта Фэснера. С другой стороны, если Мин Доннер сразится с Морн и выиграет – если она перехитрит команду «Трубы» и возьмет ее в плен – ущерб для полиции будет сведен к нулю. Дракон использует свою огромную власть и урегулирует ситуацию. Информация Морн и ее спутники будут уничтожены и забыты.
      Постепенно Фэснер узнает об участии Уордена в этих событиях. Программное ядро Термопайла проверят до каждого байта, и истина выплывет наружу. Дракон поймет, кто покушался на его империю, и уничтожит Диоса. Однако вмешательство Уордена будет менее очевидным, если при возвращении на Землю «Каратель» окажется во власти Морн Хай-ленд.
      Мин никогда не сдавалась. Слово «сдаваться» возмущало ее боевой дух и насиловало ум. Но ей приходилось учитывать огромную ответственность, возложенную на нее Уорденом Диосом.
      – Я полагаю…
      На миг ее голос застрял от злости в горле.
      – Очевидно, вы не поверили мне, когда я сказала… «Поклялась!»
      – … что не буду препятствовать сообщению Шейхида.
      Голова Морн дернулась назад, словно от укола боли.
      – Нет, я поверила вам, директор Доннер. Я всегда считала вас честным человеком.
      Уголки ее рта уныло изогнулись.
      – Просто мне не верится, что последнее слово будет за вами.
      Она была права. Мин знала это. Дракон был слишком сильным.
      – В таком случае я признаю вашу победу, – кисло объявила Доннер. – «Каратель» ваш.
      Байделл открыла рот от изумления. Глессен прикрыл лицо руками. Дэйвис радостно подпрыгнул и прокричал:
      – Наконец-то!
      – Мин! – возмутился Долфин. – Вы не можете…
      – Я могу! – ответила она, грозно оборвав его протест. – Выслушайте меня, капитан Юбикви. Выслушайте внимательно, чтобы затем не наделать ошибок. Если лейтенант Хайленд хочет вернуться на Землю, мы доставим ее туда. И мы будем выполнять ее приказы. Никакого сопротивления и саботажа. Мы постараемся не создавать ей никаких проблем.
      – Мин, прошу вас! – взмолился Долфин.
      – Нет! – ответила она, отказываясь колебаться Ее парализованная рука начинала оживать. Огненные иглы покалывали кожу и нервы предплечья.
      – Я не хочу кровопролития. Мы только что приняли на борт шестерых людей, прошедших через ужасы ада, о которых нам даже думать было бы страшно. Мне нужен счастливый конец: чтобы выжили и мы, и они. Если для этого мы должны подчиняться какое-то время простому лейтенанту, то давайте выполним ее условие.
      Своими действиями Мин могла уничтожить Диоса и подорвать авторитет полиции, но она была готова пойти на такой риск.
      – Долфин, эти люди нам не враги.
      Она повернулась к Морн и с осуждением заметила:
      – Возможно, они вышли за рамки приличия. И, наверное, не с каждым из них я согласилась бы водить компанию. Однако с этим мы разберемся позже, когда прилетим на станцию. Пусть нас рассудит директор Диос.
      Каждое ее слово было четким, как насечка на металле.
      – Не надо рисковать чужими жизнями. Вам все понятно, капитан? Или вы нуждаетесь в дальнейших пояснениях?
      – Нет, не нуждаюсь, – ответил Долфин. – Вы выразились ясно.
      Юбикви сгорбился, словно что-то внутри него сломалось. Смахнув пот с темного лба, он язвительно добавил:
      – Но я должен признать, что вы знаете, как сыпать соль на раны.
      Он поднялся на ноги, небрежно оттолкнул Мику в сторону и, указав рукой на кресло, проворчал:
      – Мостик ваш, лейтенант Хайленд. Я буду в своей каюте. Что-то меня тошнит от вас. Пойду-ка, проблююсь.
      Не ожидая разрешения, он направился к выходу.
      – Не хотелось бы пропускать такого зрелища, – с усмешкой произнес Термопайл. – Я пойду с тобой. На тот случай, если ты решишь пошалить. Или если директор Доннер передумает.
      Он передал оружие Дэйвису и последовал за капитаном Юбикви. Хотя никто не сказал ни слова, Мин понимала, что Долфин стал заложником. Казалось, он унес вместе с собой всю отвагу дежурной смены крейсера. Офицеры молча сидели за пультами, опустив головы и прикрыв ладонями глаза. Даже Глессен утратил былую агрессивность. Байделл издала звук, похожий на тихий стон.
      Гнев Мин прорвался наружу, как вспышка сигнальной ракеты. Сгибая пальцы правой руки назло колючим уколам в предплечье, она шагнула к Морн и строго предупредила:
      – Не ухудшайте ситуацию, лейтенант. Терпение наших людей не безгранично. Еще одна искра, и последует взрыв. Если ваш киборг хотя бы пальцем тронет капитана Юбикви, мы будем считать вас своими врагами.
      И я лично уничтожу многих из вас.
      – Нам это ясно, – ответила Мика. – Мы знали, на что шли.
      Дэйвис отошел от трапа и присоединился к матери. Взглянув на Мин, он со злостью сказал.
      – Энгус никому не причинил вреда с тех пор, как вы отдали Нику его приоритетные коды. Лично я доверяю ему больше, чем вам.
      Чтобы удержаться от резкого ответа, Мин сжала кулак, вгоняя огненные иглы в предплечье.
      А Морн уже действовала. Похоже, она была готова к такому повороту событий. Если она и имела какие-то сомнения, то держала их при себе. Дерзко отвергнув годы, проведенные в академии, и всю семейную историю, с ее традиционным уважением к рангам и должностям, она подошла к командному пульту и заняла кресло капитана Юбикви. Несмотря на крайнее истощение, ее лицо выражало решимость. Гипс на руке придавал ей уязвимый вид, но также наделял ее достоинством. Мин чувствовала гнев и странную гордость оттого, что ее подчиненная нашла в себе силы и смелость для такого вызова.
      – Мика, – тихо сказала Морн, – я хочу, чтобы ты присматривала за пилотом.
      – Уже.
      Мика шагнула к пульту Эммета и встала у подлокотника кресла.
      – Дэйвис, – продолжила Морн, – ты будешь наблюдать за директором Доннер. Это для ее же безопасности. Я хочу, чтобы каждый офицер «Карателя» мог подтвердить, что она действовала под нашим принуждением. Как и капитан Юбикви.
      Тем самым Морн снимала с них ответственность за поступки своей команды. Она завуалированным образом защищала капитана Юбикви, Мин Доннер и офицеров «Карателя» от последующих разбирательств военно-полевого суда. Более того, она защищала Уордена Диоса. Судя по всему, лейтенант Хай-ленд представляла, какие последствия вызовет ее решение.
      Дэйвис переместился так, чтобы держать Мин под прицелом без риска для Морн и Мики. Гримаса недовольства придавала ему еще большее сходство с отцом. Он навел на Мин пистолет и отступил на пару шагов, отдавая должное ее реакции.
      Когда Дэйвис занял свою позицию, Морн повернулась к пульту. Проследив за ее взглядом, Мин Доннер увидела брата Мики, который по-прежнему прижимался спиной к переборке. Казалось, что он хотел спрятаться, но забыл, как это делается.
      Морн нежно спросила:
      – Сиро, ты как?
      Юноша не ответил. Однако секунд через десять он резко кивнул головой. Вздохнув, Морн перевела внимание на офицеров дежурной смены.
      – Связист, я уверена, что у вас имеется копия сообщения доктора Шейхида. Прошу вас подготовить ее для широкополосной передачи. Как только «Каратель» приблизится к Земле, мы начнем транслировать ее на всю планету. Вектор, убедись в правильности их записи.
      Крей саркастически фыркнула, давая понять, что в ее записях не могло быть никаких ошибок. Вектор облегченно вздохнул.
      – Спасибо, Морн. Я справлюсь с этим.
      Он перестал загораживать пульт связи, переместился к спинке кресла и оперся на нее руками. Морн продолжала отдавать команды.
      – Пилот, прошу вас проложить курс на Землю. Самый прямой курс, с учетом того, что ускорение не должно превышать одного g. Я не хочу подвергать корабль большим перегрузкам.
      – Есть, капитан, – автоматически ответил Эммет. Поместив руки на пульт, он начал набирать команды.
      – Когда будете готовы, запускайте импульсный двигатель, – закончила Морн.
      «Каратель» возвращался домой. Скрипнув зубами, Мин напомнила себе, что она лишь выполняла приказы Уордена. И что Диос никогда не ошибался.

      Койна Хэнниш заперлась в своем кабинете. Помещение не выглядело таким пышным и величественным, как оперативный центр Годсена Фрика. Офис бывшего начальника не нравился ей – да и в любом случае он был разрушен взрывом кадзе, который уничтожил предыдущего руководителя службы протокола. У нее имелся собственный, более простой и скромный кабинет. К тому времени она поручила своим подчиненным массивную и кропотливую работу по выявлению истин, стоявших за неискренними заверениями Годсена. Им предстояло проверить Банк данных Земли и информационный центр станции полиции Концерна. Койна велела секретарше не принимать никаких звонков, запросов и требований, если только они не исходили непосредственно от Уордена Диоса. Она закрыла дверь, отключила пульты и интерком и даже притушила свет.
      Сев за стол, она приступила к пересмотру своей жизни. Это был ее способ принятия трудных решений. Каждый раз, оказываясь перед важным выбором, Койна спрашивала себя, кем она была, что хотела и во что верила.
      Она начала делать это много лет назад, когда впервые задумалась о кардинальном пути своей жизни. Какими были ее убеждения и способности? Что она могла сделать с ними? Ответы привели ее в область «общественных связей» – к посредничеству между людьми, совершавшими поступки, и теми, на кого их действия влияли. По мнению Койны, такая работа имела первостепенное значение. Посредник диктовал природу отношений между любой организацией и гражданами. Он превращался в средство, благодаря которому избирательные органы и люди общались друг с другом. Даже беглый анализ правительственных и корпоративных структур показывал, что их эффективность покоилась на «общественных связях».
      Позже эти ответы привели ее в службу протокола полиции Концерна рудных компаний. Нигде посредник не играл такой важной роли, как в делах между человечеством и его защитниками. Однако личная и профессиональная нечестность бывшего руководителя службы протокола заставила ее вновь пересмотреть свою жизнь. Могла ли она терпеть его злоупотребления служебным положением – его подтасовки и обман во имя Холта Фэснера? И если подобная ложь была невыносима для нее, то что она намеревалась делать?
      В конечном счете Хэнниш решила, что работа в службе протокола важнее для нее, чем отношение к начальнику. Она не стала увольняться, посчитав, что должность вполне соответствовала ее целям. А поскольку Койна не могла сделать Годсена честным, она решила изобличить его. Это вдохновило ее стать осведомительницей Хэши Лебуола.
      Новый пересмотр понадобился Койне несколько дней назад, когда Уорден Диос предложил ей работу покойного Годсена. Но разве она к этому не стремилась? Разве она не хотела заменить елейную ложь Фрика на истину? Однако не все было так просто. Уорден мирился с обманом и интригами Годсена. Как начальник, он нес ответственность за должностные преступления своего подчиненного. Если бы он пожелал видеть Койну подобием Годсена, ей пришлось бы отказаться от предложенной должности. Она сразу так решила, хотя эта перспектива наполняла ее болью. Человечество заслуживало большего от службы протокола полиции Концерна – гораздо большего, чем двойника изолгавшегося Фрика.
      Однако Уорден повел себя с ней лучше, чем она могла надеяться. Резко поменяв стиль руководства, он предложил ей выполнять работу так, как она считала нужным – то есть открыто и честно. Одним махом он устранил все ее сомнения. Она не поняла его мотивов, но полностью одобрила их. Несмотря на былое попустительство в отношении Годсена, он пробудил ее доверие. Еще бы! После многих лет компромиссов и затаенных обид жизнь Койны вновь обещала стать полноценной. Она уже видела себя тем посредником, в котором так давно нуждалась полиция.
      И вот ей снова потребовался пересмотр. Глава полиции поставил ее перед очередным трудным выбором. Она могла бы назвать этот выбор мучительным.
      Покинув кабинет Уордена вместе с Хэши и шефом Мэндишем, она едва не плакала от огорчения. Конечно, Койну утешили слова Лебуола о том, что атака кадзе не была спровоцирована ее выступлением. Однако облегчение быстро поблекло, а тревога о других неприятностях осталась. Ее старания примирить свой ум оказались безрезультатными. Она говорила себе, что не должна быть слабой. Уорден дал ей реальную власть. Фактически, он наделил ее чрезвычайными полномочиями. Она могла выполнять свою работу честно и открыто, как это полагалось делать с самого начала. Однако то, что она узнала…
      Амнионы совершили акт вторжения. Уже одной этой новости было бы достаточно. Но за ней последовал ряд невероятных откровений. По прямому указанию Холта Фэснера бюро по сбору информации подставило Энгуса Термопайла. Организовав вымышленное преступление на Рудной станции, руководство полиции вынудило Руководящий Совет Земли и Космоса принять акт преимущественного права. Об этом узнала Морн Хайленд. В данный момент она находилась на борту скаута «Труба», хотя капитан Термопайл, превращенный в киборга полиции, получил конкретные инструкции оставить ее в рабстве у Ника Саккорсо. «Бегство» капитана Термопайла и Майлса Тэвернера со станции полиции оказалось дезинформацией, предназначенной для прикрытия их секретной миссии против пиратского космопорта на Малом Танатосе.
      Вдобавок Хэши привел убедительные доводы о том, что трое кадзе, угрожавшие капитану Вертигусу, станции полиции и Руководящему Совету, были посланы самим Драконом. Предположительно, Холт Фэснер добивался следующего: прекращения служебного расследования, проводимого особым советником Игенсардом, и ликвидации последствий скандальной видеоконференции между Советом и руководством полиции Концерна. Однако он достиг и другой важной цели: взрыв кадзе уничтожил законопроект об отделении, который выдвигался Вертигусом Шестнадцатым.
      Теперь Койне Хэнниш предстояло раскрыть эти факты перед Руководящим Советом Земли и Космоса. При других обстоятельствах она отнеслась бы к подобной миссии с восторгом. Как руководитель службы протокола полиции, она стояла на оси событий, влиявших на все человечество. Вуаль лжи и лицемерия, которую Холт Фэснер сплел между полицией и Руководящим Советом, начинала рваться. Раскрыв Совету истину – и выполнив инструкции Уордена – Койна могла очистить полицию от мерзких слоев обмана.
      Она могла бы радоваться – но едва не плакала от огорчения. Печаль разъедала ее сердце, как серная кислота. В данный момент она не чувствовала ясности мыслей. Закрывшись в кабинете, Койна притушила свет, устроилась в кресле и попыталась принять одно из самых важных решений в своей жизни.
      Уорден Диос избрал ее своим палачом.
      Обратившись к Совету, она поднесет топор к корням власти, которую Фэснер обрел над человеческим космосом. Угроза войны удержит осторожных советников от реформирования полиции Концерна, но они не забудут, что амнионское вторжение являлось прямым ответом на миссию Термопайла – на спасение Морн Хайленд и диверсию против Малого Танатоса. В любом случае Диоса обвинят в разжигании войны. Максим Игенсард протрубит крестовый поход. Возможно, он даже поймет, что Уорден планировал предательство Майлса Тэвернера. Особый советник объявит, что руководство полиции представляет собой такую же угрозу для безопасности человечества, как экспансия амнионов.
      Сообщение Койны об интригах на Рудной станции раскроет Совету преступное стремление Концерна к абсолютной гегемонии. Более того, оно подтвердит аргументы Игенсарда и покажет явную неспособность Лебуола контролировать созданного им киборга. Но самым драматическим потрясением для советников будет момент, когда Койна обвинит Холта Фэснера в использовании кадзе против своих противников. Возможно, Совет даже вернется к обсуждению отвергнутого законопроекта Вертигуса. Или пойдет еще дальше. В такое тревожное время советники вряд ли осмелятся на преобразования в полиции. Однако если Койна будет достаточно красноречива, они могут лишить Концерн рудных компаний всех лицензий и начать расследование деятельности Фэснера.
      Тем не менее, что бы ни случилось, Совет однозначно избавится от Диоса. Его отстранят от работы и, скорее всего, предадут суду. Холт Фэснер бросит Уордена под нож, выкупая этой жертвой милость к себе и Концерну рудных компаний. Дракон пойдет на любые уступки, лишь бы уменьшить свои потери. И Койна не желала участвовать в этой трагедии.
      На первый взгляд решение, принятое Диосом, казалось непродуманным. Но она доверяла ему. Что-то в его сжатых кулаках, в пытливом взоре единственного глаза и в глубинной страстности голоса убеждало ее в честности этого человека. Ему, как и Койне, приходилось идти на компромиссы – ведь он работал на Холта Фэснера. И все же ей верилось, что мотивы всех его поступков были достойными уважения. Вот почему она не хотела становиться его обвинителем.
      Как труден выбор между долгом – а Диос сам определил ее задачу – и личной привязанностью к честному человеку. От чего же ей нужно было отказаться?
      Совсем запутавшись, она испугалась, что этот вызов окажется для нее непосильным. Какой бы выбор она ни сделала, ей предстояло отказаться от части самой себя. Койна все больше и больше понимала Уордена. Она понимала то принуждение, которое заставляло его принимать решения. Наверное, он тоже терял при этом кусочки самого себя.
      Она глодала проблему с тем же отчаянием, с каким животное, попавшее в капкан, грызет свою ногу. Внезапно ее интерком ожил, замигав сигналом вызова. Койна затаила дыхание. Это был канал Уордена. Интерком не издавал ни звука – она отключила звонок – но аппарат настойчиво сигналил, как аварийный космический буй.
      Она не успела подготовиться к разговору.
      Койна должна была ответить. Она не могла пренебрегать звонком от главы полиции. Инстинктивно выпрямив спину, она прочистила горло и поправила платье, затем протянула руку к интеркому и включила канал.
      – Койна Хэнниш, – доложила она. – Директор Диос?
      – Койна. Будем краткими. Я очень спешу.
      Его голос казался приглушенным от нервного напряжения.
      – Лен созывает чрезвычайное заседание, – без всякого вступления сказал Уорден. – Оно начнется в шесть часов. Ваш шатл отбывает в два часа. У вас будет достаточно времени, чтобы связаться с Игенсардом.
      Что-то случилось. Она попыталась разобраться в ситуации.
      – Значит, вы сообщили президенту Совета об акте вторжения?
      – Да, – ответил Диос.
      Он не задействовал службу протокола – что, впрочем, ожидалось от него при подобном кризисе.
      – Я хотел ограничиться формальным заявлением, но события подсказали мне лучшую идею. Поэтому я решил не медлить и сообщил Эбриму Лену о вторжении амнионского сторожевика.
      Что-то случилось. Койна молчала, надеясь тем самым побудить его к продолжению темы.
      – Только что прилетел еще один дрон с «Карателя», – объяснил Уорден.
      Он хотел, чтобы она знала об этом.
      – При запуске дрона крейсер находился в системе Массива-5. Он гнался за «Трубой». Я не понимаю, почему скаут улетает от «Карателя». Очевидно, возникла какая-то проблема. Ник Саккорсо имеет приоритетные коды Энгуса. Он должен был содействовать Мин, а не удирать от нее. Однако остальные новости еще хуже.
      В его напряженном голосе появилась хрипота.
      – Тот амнионский сторожевик определенно охотился за «Трубой». Скаут решил спрятаться от него в поясе астероидов. Флот Массива-5 оказался неготовым к вторжению. «Каратель» накрыл амнионский корабль плотным и прицельным огнем, но сторожевик остановился у края астероидного пояса и начал ждать появления «Трубы». Это еще одна проблема. Откуда амнионы узнали, что скаут направлялся туда?
      А что там делала «Труба»? По какому капризу ума или личному интересу Ник Саккорсо направился к Массиву-5 вместо того, чтобы вернуться под защиту «Карателя».
      Однако Уорден не поднял этот вопрос. Он мрачно продолжил:
      – Когда «Труба» появилась, сторожевик попытался уничтожить ее. Причем не только плазменными орудиями, но и сверхсветовой протонной пушкой. Скаут чудом уцелел. На его счастье, в зону битвы вошло безымянное судно. Скорее всего, оно следовало за «Трубой» и сторожевиком от самого запретного пространства. Его мотивы остаются для меня загадкой.
      Диос тяжело вздохнул и пояснил:
      – Оно напало на амнионов и вместе с «Карателем» до предела перегрузило энергетические щиты сторожевика.
      Он сделал небольшую паузу, словно преодолевал обиду или стыд.
      – Теперь самая плохая новость. Сторожевику пришлось отказаться от уничтожения крейсера и позаботиться о своем спасении. Несмотря на то что «Труба» была его единственной целью, он использовал протонную пушку для атаки другого корабля. Это позволило скауту уйти в подпространство.
      – И что же тут плохого? – наконец спросила Койна. – Разве мы не заинтересованы в том, чтобы «Труба» уцелела?
      Она тонула в новой информации и с трудом воспринимала возможные последствия происшедших событий.
      – Конечно, мы могли бы радоваться этому, – ответил Уорден. – Но очень плохо, что сторожевик принял такое решение. Тем самым амнионы продемонстрировали нам, что у них в запасе имеются другие варианты достижения их цели. Варианты, о которых мы ничего не знаем.
      Варианты для уничтожения «Трубы»? Койна не могла представить, как амнионы будут преследовать скаут в человеческом космосе. Несмотря на полученные сведения, она по-прежнему не понимала ставок этой игры – и того, какое отношение они имели к смыслу ее жизни.
      – Во время сражения «Каратель» получил серьезные повреждения, – продолжил Уорден. – Он не мог справиться в одиночку с огромным сторожевиком. Наш крейсер вышел из боя и погнался за «Трубой». Амнионы улетели в неизвестном направлении.
      По крайней мере, в этом вопросе Койна была согласна с ним.
      – Я думаю, вы правы, – печально прошептала она. – Это плохая новость.
      Решение Мин Доннер можно было понять и оправдать. Но оно пятнало образ полиции, который уже и без того выглядел непривлекательным и тусклым.
      – Риск слишком велик, – закончил Диос. – Я не мог больше ждать. Мне пришлось рассказать Эбриму Лену о том, что случилось.
      Огорчение Койны превратилось в сарказм.
      – А также Холту Фэснеру? – спросила она.
      – Нет, – моментально ответил Уорден. – По вполне понятным причинам я был так занят, что не успел связаться с главой Концерна рудных компаний.
      Чем, очевидно, довел Дракона до белого каления. Уорден был приговорен. У Фэснера просто не хватало времени на его ликвидацию.
      – Ваши причины действительно вполне понятны, – согласилась Койна. – И достойны оправдания.
      Уорден не хотел давать Дракону шанс для отмены его самоубийства.
      – Вы все сделали правильно. Настало время информировать Совет.
      Несколько секунд ее интерком излучал озабоченное молчание. Затем Уорден смущенно спросил.
      – Койна, это тревожит вас?
      Ей хотелось возразить: «Нет, я в полном порядке. Почему вы решили, что меня что-то встревожило?» Однако она подавила этот импульс. Койна устала от лжи. Обман ради спасения Уордена был также противен ей, как правда, которая могла уничтожить его.
      – Вы по-прежнему хотите, чтобы директор Лебуол присутствовал на чрезвычайном заседании? – спросила она.
      Неуверенность ослабила ее голос. Койна едва сдерживала нервную дрожь.
      – А он не может заменить меня?
      Хэши с радостью запугал бы Максима Игенсарда откровениями о преступлениях полиции Концерна.
      – Нет, – ответил Уорден. – Я передумал. Он нужен мне здесь. Кроме того, Клитус Фейн может подстроить ему «несчастный случай». Я не хочу рисковать. Пусть он занимается расследованием.
      Клитус Фейн, первый исполнительный помощник Холта Фэснера, по-прежнему находился на Сака-Баторе. Он определенно должен был присутствовать на чрезвычайном заседании.
      – Я думаю, что лично вам ничто не угрожает, – добавил Уорден. – Но даже если это не так, я все равно прошу вас отправиться туда.
      Койна прикусила губу. Решив говорить только правду, она должна была оставаться честной и открытой.
      – Директор Диос, – смущенно сказала она. – Уорден…
      Койна не могла вместить свою боль в слова. Она с трудом заставила себя продолжить:
      – Не просите меня делать это. Пошлите кого-нибудь другого.
      – Почему? – сурово спросил Диос. – Я думал, вы будете рады исполнить свою работу без фальши и лжи.
      «Давай, скажи ему это, – умоляла себя Койна. – Сбрось груз с уставших плеч. Иначе ты не успокоишься». Она прочистила горло и твердо ответила:
      – Потому, что мое сообщение Совету уничтожит вас. И, скорее всего, убьет. В любом случае вы будете уволены. Когда Игенсард услышит мою речь, он порежет вас на куски. И вместо того чтобы оказать вам поддержку, советники будут точить ему ножи. У вас не останется союзников.
      Даже бравый старик Вертигус, который верил Уордену, прикроет глаза и отвернется от полиции Концерна.
      – Я не хочу быть вашим палачом. Нам нужно найти другой выход.
      Эмоции прорвались в ее голос, и Койне пришлось сделать паузу. Уорден тут же воспользовался этой заминкой. Очевидно, он уже все решил. Его выбор был ясным и точным.
      – Выслушайте меня, Койна. Выслушайте внимательно, потому что я дважды повторять не буду.
      Каждый преступник должен расплатиться за свои злодеяния – в том числе и я.
      В его голосе чувствовалась холодная отрешенность.
      – Мне хотелось бы сделать это с большей эффективностью. Я прошу вас о содействии. Помогите мне вытащить крупицу добра из кучи лжи. Помогите мне вырваться из паутины предательства и сделать что-нибудь хорошее.
      На глазах у Койны наворачивались слезы. Она хотела задать вопрос: «Что же хорошего в моем выступлении перед Советом?». Но Диос не останавливался:
      – Вы не спросили меня о главном. Вы не спросили, почему амнионы так настойчиво хотели уничтожить «Трубу». Они явно напуганы чем-то. Они не отважились бы на акт вторжения, если бы другая альтернатива не казалась бы им еще хуже.
      Он был прав. Койна так расстроилась его предыдущими объяснениями, что не уловила очевидный смысл последних новостей.
      – Энгус дал нам несколько ответов, – продолжил Уорден. – Я поделюсь с вами одним из них. У Ника Саккорсо имелось иммунное лекарство против мутагенов. Он получил его от Хэши. Однако амнионы не знали, откуда он достал его. Мне кажется, они решили уничтожить антимутаген до того, как весть о лекарстве разнеслась бы по человеческому космосу. Мы с Мин считаем, что «Труба» прилетела в систему Массива-5 только потому, что там находилась контрабандная лаборатория, где Вектор Шейхид мог проанализировать лекарство.
      – Подождите минуту, – потрясенно запротестовала Койна. – Иммунное лекарство против мутагенов? И Ник Саккорсо получил его от Хэши? – Бы хотите сказать, что мы имели антимутаген и держали его в секрете?
      Идея была такой ужасной, что Койна не верила своим ушам.
      – Да. По прямому приказу Холта Фэснера.
      В голосе Уордена появились жесткие тона.
      – Фактически он остановил бы исследования, если бы я не уговорил его держать антимутаген в секрете. Для разового использования Бюро по сбору информации. Но когда «Труба» покидала астероидный пояс, она транслировала формулу лекарства на всех частотах. Этот факт я тоже скрыл от Холта Фэснера. Если он узнает о нем до вашего выступления перед Советом, Дракон избавится от меня с такой скоростью, что никто не поймет, как это случилось.
      «Ах, Уорден, – молча простонала Койна. Ее сердце задрожало от обиды. Оно стало хрупким, как бокал, который вот-вот ударится об пол. – Фэснер приказал тебе предать человечество! И ты мирился с этим?»
      Однако Диос продолжал свой инструктаж.
      – Вы не считаете, что это нужно предать публичной огласке? – спросил он, словно интересовался ее мнением. – Вам не кажется, что Игенсард должен узнать о таком вопиющем преступлении?
      Он как бы спрашивал: «Разве это не важнее того, что произойдет со мной?».
      – Иначе для чего же нам тогда руководитель службы протокола?
      Она промолчала. Диос был прав. Служба протокола предназначалась именно для этого. Койне следовало исполнить свой долг: рассказать всю правду об организации, в которой она работала; очистить ее от мерзких слоев предательства и лжи.
      Собравшись с силами, она ответила:
      – В указанный срок я вылечу на Сака-Батор. Директор Диос, ваше задание будет выполнено.
      «Я сделаю эту работу с той же убежденностью, с какой ты делаешь свою».
      Койна быстро отключила интерком, чтобы не слышать благодарностей Уордена за свое согласие участвовать в его публичной казни. Забыв о подготовке к заседанию Совета, она опустила голову на руки и горько заплакала.

      Особый советник Максим Игенсард был амбициозным человеком. За непритязательной внешностью скромного служащего скрывался непризнанный гений, жаждавший власти и славы. Все его поступки и планы вели к единственной цели: к удовлетворению этой неуемной жажды.
      Он не знал сомнений или угрызений совести. Его цель казалась такой правильной и нужной, что он не подвергал ее анализу. Фактически он вообще не думал о ней, так как жизненно важные вопросы не требуют особых размышлений. Тем не менее он добивался ее с потрясающей и прямодушной убежденностью, которая преодолевала все препятствия. Даже во сне – хотя по стандартам коллег он спал сравнительно мало – Игенсард разрабатывал пути к желанной цели.
      Стыдясь облечь свои желания в слова, он подавал их в упаковке лжи Простой язык дискредитировал бы страсть его амбиций и неземное величие предполагаемых достижений. Однако если бы его каким-то образом убедили определить свою цель, он сказал бы, что хочет стать главой полиции Концерна Рудных компаний. Почему? Да потому что он был рожден для этой должности. Она изначально принадлежала Игенсарду. Он должен был стать ваятелем истории и пастырем огромного количества людей, которые по сути своей ничем не отличались от стада глупых овец и баранов. Естественно, он всеми силами изобличал Уордена Диоса и считал его смещение с должности величайшим благом для всего человечества.
      К сожалению, он был далек – ужасно далек – от поставленной цели. По этой причине ему приходилось заниматься не обоснованием своих амбиций, а способами их достижения – то есть концентрировать внимание на вопросе «как» и обходить молчанием вопрос «почему».
      Пока Игенсард добился лишь того, что его назначили специальным советником. Этот важный шаг в нужном направлении не только уполномочивал его на расследование дела Термопайла, но и давал ему систему рычагов. Отныне он мог решать другие насущные вопросы.
      Откровенно говоря, Игенсард хотел опорочить Уордена Диоса – напрямую или через его подчиненных – до такой основательной степени, чтобы вынудить Холта Фэснера заменить главу полиции. Однако это неизбежно привело бы к потере репутации самого директора Концерна Рудных компаний и, следовательно, к его справедливому гневу – что, в свою очередь, воспрепятствовало бы назначению Максима на место Уордена Диоса. Дабы уменьшить гнев Холта Фэснера, а также тонко продемонстрировать свою лояльность, Игенсард решил атаковать главу полиции такими методами, которые не задевали бы честь главы Концерна рудных компаний.
      Вот почему он до глубины души был оскорблен законопроектом об отделении полиции, который выдвинул придурковатый старый Вертигус. Законопроект об отделении превращал его расследование в прямое нападение на Холта Фэснера. Он ставил Игенсарда в позицию сторонника Вертигуса, а это могло вызвать враждебность главы Концерна.
      Он рассмотрел – и тут же отверг – вариант достижения своих амбиций без поддержки Холта Фэснера. В принципе, его могли бы назначить вместо Диоса и после отделения полиции от Концерна – могли, но вряд ли бы назначили. Руководящий Совет был сборищем глупцов. Каким-то стадом тупых болванов! Они не замечали его прекрасного знания полиции и великолепных административных способностей. Вместо этого советники трусливо признавали власть такого жалкого и бесполезного чиновника, как Уорден Диос.
      Вполне естественно, что он ненавидел Диоса и Хэши Лебуола. Их недавняя видеоконференция с Советом нанесла ему подлый удар. По его сценарию он должен был выбивать у дрожавших и упиравшихся оппонентов признания в совершенных ими должностных преступлениях. Когда же они добровольно подтвердили обвинения Игенсарда, важность его расследования была сведена к нулю. Они превратили труд Максима в банальность. Он ничего не получал от такой откровенности Диоса. Он должен был уличить его лично – и уничтожить своими собственными руками.
      Когда Игенсард узнал об амнионском вторжении – а эта новость пришла к нему из офиса президента Руководящего Совета – он сразу же позвонил Клитусу Фейну. Хотя такой контакт являлся преждевременным, внезапный кризис требовал особого риска. Он хотел заверить первого помощника Холта Фэснера, что особый советник Максим Игенсард всеми силами готов защищать репутацию главы Концерна.
      К его острому ужасу, Клитус отказался беседовать с ним. Его секретарь сослался на занятость Фейна: «Вы же знаете… непредвиденные обстоятельства». Иными словами, Максиму дали понять, что он слишком маленькая сошка, чтобы в такое время отвлекать внимание первого исполнительного помощника.
      Игенсард насел на связистов Руководящего Совета и потребовал выяснить правду. Его информировали, что Клитус Фейн действительно был занят: он отключил все обычные каналы связи, перешел на защищенные линии и – как сказала одна из связисток – «излучал столько микроволн, что мог вызвать пятна на Солнце». Максим догадывался, с кем так лихорадочно общался Фейн. Ответ был ясным: с домашним офисом Концерна рудных компаний. С самим Холтом Фэснером.
      Какими бы ни были «обстоятельства», особый советник Игенсард не стал унижаться до общения с простым секретарем Клитуса Фейна. Вскипев, как магма под безмятежной на вид земной корой, он отправился к Эбриму Лену.
      В отличие от Фейна, президент Руководящего Совета был отлит по другому шаблону – если только к такому податливому человеку вообще подходило слово «отлит».
      – А это не может подождать? – сердито спросил он, принимая Игенсарда в офисе. – У меня нет времени. Мой интерком раскалился, как утюг. Такое впечатление, что каждый человек на планете вдруг захотел воспользоваться своим избирательным правом. Слава Богу, что эту тему еще не подхватили газетчики. Я только что закончил разговор с Телом Барнишем, советником от «Вэлдор Индастриал». Он рискует больше, чем остальные из нас. Но я не мог сказать ему ничего, кроме того, что услышал от Уордена Диоса. И мне еще нужно подготовиться к сессии. Вы даже не представляете, сколько приготовлений требует чрезвычайное заседание. Конечно, я знаю, как его устраивать. Это факт. Однако мы никогда не имели такой критической ситуации. По крайней мере, с тех пор, как я стал президентом. И после того, как капитан Вертигус осуществил первый контакт с амнионами. Это плохо закончится, Максим. Помяните мое слово. Мы в серьезной проблеме.
      Он по кругу вернулся к начальной точке.
      – У меня действительно нет времени на разговоры с вами.
      Максим уделил беспокойству Эбрима ровно столько внимания, сколько тот, по его мнению, заслуживал – то есть никакого. Он осмотрелся по сторонам. Если на острове и имелось нечто большее, чем роскошный кабинет президента, то, безусловно, это был штат Лена: помощники, консультанты, секретари, курьеры, имиджмейкеры и, как подозревал Максим, психиатры. Выражая показное сочувствие, Игенсард подхватил президента под руку и скромно отвел его в угловую комнату – подальше от раскалившихся интеркомов и напряженной суеты подчиненных.
      – Я знаю, это тяжело для вас, мистер президент, – согласился он. – Ваша ответственность очень велика. Именно поэтому я и пришел повидаться с вами. Если вы уделите мне десять минут, я постараюсь упростить ваше положение.
      С точки зрения Максима, Эбрим Лен был глуп до мозга костей. Однако по стилю и поведению он относился к интеллигентным людям.
      – Упростить? – ответил Лен, когда они вошли в уединенную комнату. – Вы, наверное, шутите, Максим? Исходя из опыта, я знаю, что, когда особый советник использует слово «упростить», он просто хочет сделать мою жизнь невыносимо жалкой.
      Хотя Игенсард не очень-то желал выслушивать сарказм Эбрима Лена, он выдавил из себя тонкую улыбку.
      – Так может показаться только вначале, – признался он. – Но если вы выслушаете меня, то оцените мою помощь.
      – Прекрасно.
      Президент устроился на низкой софе и вытянул ноги. Зубы, выступавшие над слабым подбородком, придавали ему сходство с кроликом.
      – Я вас слушаю. Говорите. По крайней мере, я какое-то время отдохну от звонков.
      Максим тоже присел на софу. Из тактических соображений он старался держаться ниже своего собеседника. Временами ему приходилось сжиматься до минимально возможных размеров. Игенсард давно уже понял, что в общении с людьми он получал большие преимущества, когда его считали незначительным и неопасным человеком. Он тут же взял быка за рога – то есть приступил к осуществлению намеченной задачи.
      – Мистер президент, минуту назад вы выразили озабоченность, что «это добром не кончится». Вы правильно заметили, что мы находимся в «серьезной проблеме». Но ситуация имеет тенденцию к ухудшению. И я хотел бы помешать усилению кризиса – естественно, в контексте моих обязанностей, как особого советника.
      – Ваши заявления похвальны, – сентиментально отметил Лен.
      Вероятно, он знал, что такие бессмысленные замечания раздражали Игенсарда. Однако особый советник не пожелал заострять на них внимания. Вместо этого он стал педантичным, используя точность, как форму возмездия.
      – Я получил полный текст заявления уважаемого Диоса о том, что амнионы совершили акт вторжения.
      Офис президента разослал документ советникам. Те, в свою очередь, распространили его среди своих помощников и консультантов. Так, Сен Абдулла поделился текстом с Максимом, а Сигард Карсин направила документ Клитусу Фейну.
      – Новость действительно тревожная. Однако в заявлении упущены подробности, которые я считаю критически важными. Причем эти детали – или, точнее, их отсутствие – пугают меня еще больше. Директор Диос заявляет, что амнионский сторожевик класса «Бегемот» совершил вторжение в человеческий космос. Нарушение пространства произошло не вблизи границ – что можно было бы понять, – а за много световых лет от запретного пространства. И это уже не поддается разумному объяснению. Сторожевик объявился в системе Массива-5, где вступил в бой с крейсером полиции «Каратель».
      Лен замахал руками.
      – Мне это известно. Я тоже могу читать.
      Максим пропустил его замечание мимо ушей.
      – Уорден Диос не предложил нам иных объяснений, кроме догадки, что сторожевик якобы гнался за скаутом «Труба» – что амнионы по каким-то невыясненным причинам решили уничтожить это судно.
      Особый советник смягчил обвинительный тон.
      – Возможно, он прав. Атака на «Вэлдор Индастриал» была бы стратегической ошибкой, поскольку станция могла бы отразить нападение амнионов. Более того, сторожевик почти наверняка оказался бы уничтоженным.
      Колония «Вэлдор Индастриал» имела прекрасное вооружение.
      Максим прибавил толику сарказма.
      – Каким-то чудом «Труба» удрала. «Каратель» тут же вышел из боя и последовал за скаутом, безответственно оставив амнионское судно в человеческом космосе. Уорден Диос вновь не объясняет, почему он посчитал «Трубу» и ее экипаж более важным, чем священную клятву защищать наши пяди от вражеских посягательств.
      На удлиненном лице Эбрима появилась гримаса тошноты. Максим испытал удовольствие, хотя его вид не давал намеков на злорадство и презрение.
      – Уорден Диос также скрыл причины, по которым на борту «Карателя» оказалась руководитель подразделения спецназа Мин Доннер. Он упомянул о ее присутствии лишь для того, чтобы убедить нас в правильности действий крейсера. Иначе выход из боя выглядел бы проявлением халатности и трусости.
      – Нам просто повезло, что она оказалась там, – заметил президент, безуспешно стараясь выразить несуществующую уверенность. – Оперативные действия – ее конек. Она прекрасный специалист. Если Мин не справилась с амнионским кораблем, то, значит, это было просто невозможно.
      Игенсард пахал тему, как трактор, нарезая ее бороздками по своему усмотрению.
      – Я уже упоминал об упущениях. Конечно, отсутствие полезной информации является тревожным симптомом. Но у меня есть и другое замечание. Уорден Диос не потрудился сообщить, что «Труба» – это тот самый корабль, который был угнан пиратом Термопайлом и помощником шефа службы безопасности Майлсом Тэвернером. Да-да! Это тот самый скаут, который они похитили, бежав из штаб-квартиры полиции Концерна!
      Максим усилил долю сарказма.
      – И Диос почему-то не назвал вам причину, по которой «Каратель» оказался в системе Массива-5
      Лен издал тихий звук, похожий на стон.
      – Я полагаю, вы намекаете на то, что крейсер «Каратель» не должен был находиться там. Но мы давно осуществляем патрулирование пространства в секторе Вэлдора. Для этого имеются свои соображения.
      Максим кивнул, успокаивая Эбрима Лена.
      – В данное время боевую вахту у «Вэлдор Индастриал» несет корабль «Порыв» Он сменил «Карателя», который после долгого и трудного дежурства не стал возвращаться в доки станции полиции Концерна, а, выйдя из подпространства, отправился выполнять очередное задание Уордена Диоса.
      Максиму не удалось проникнуть за завесу секретности, скрывавшую деятельность командного пункта полиции. Информацию о «Карателе» он получил, используя свое служебное положение.
      – Очевидно, в этот момент Мин Доннер и присоединилась к команде крейсера. Чуть раньше ее видели на станции полиции. Если вы помните, она рапортовала Совету об убийстве Годсена Фрика.
      Его тон намеренно стал отстраненным и спокойным.
      – Взяв на борт директора Доннер, «Каратель» покинул околоземное пространство и отправился к Рудной станции.
      Реакцией Лена было испуганное удивление.
      – Как к Рудной станции? – возмутился он. – Вы уверены в этом?
      Максим удовлетворенно отметил, что Эбрим не уточнил источник его информации.
      – Вы начинаете улавливать картину, мистер президент.
      Он мог бы дать гарантию, что Лен ничего не улавливал.
      – Мне стало известно, что миссия «Карателя» якобы заключалась в проверке сообщений о странной активности амнионов вдоль границы вблизи астероидного пояса Рудной станции. Однако крейсер в конечном счете объявился в системе Массива-5. Туда же прилетела и «Труба», хотя директор Лебуол убеждал нас, что капитан Термопайл и помощник шефа службы безопасности Тэвернер бежали на скауте в запретное пространство – а именно на Малый Танатос.
      Он заговорил более медленно, придавая каждому слову весомость.
      – Вдобавок, по случайному совпадению, которое не поддается никакому описанию, мы узнаем, что там же оказался и амнионский корабль класса «Бегемот».
      – Что-то я устал улавливать картины, – со вздохом сказал Лен.
      Гримаса отвращения на его лице усилилась.
      – Я хочу, чтобы мне их объяснили.
      – Хорошо, – как бы уступая, ответил Игенсард. – Мистер президент, я убежден, что капитан Термопайл и Майлс Тэвернер не убегали со станции полиции. Я убежден, что их послали в запретное пространство для какой-то диверсии – не могу даже представить, для какой. Разозлив амнионов, они вернулись в человеческий космос. Но не в нашу солнечную систему, а на удаленную станцию. Это требовалось для того, чтобы ожидаемый ответ амнионов не представлял угрозы для Земли. Угроза Земле вызвала бы слишком большой политический резонанс и не принесла бы пользы для полиции. «Каратель» вылетел к границе, чтобы встретить «Трубу». Затем оба корабля направились в систему Массива-5, где ожидалось вторжение. На мой взгляд, все эти события произошли потому, что их спланировал Уорден Диос.
      Лен соскользнул немного вниз, положил голову на край спинки и с открытым ртом уставился в потолок.
      – Мои выводы таковы, – продолжил Максим. – Глава полиции Концерна рудных компаний намеренно спровоцировал акт войны, чтобы вызвать панику в Руководящем Совете Земли и Космоса. Тем самым он хотел отвлечь внимание общественности от моего расследования.
      Игенсард ускорил темп, не позволяя президенту перебить его.
      – Я вплотную подошел к доказательствам ужасных должностных преступлений. Репутация Диоса находится под вопросом.
      Как и его невыносимые претензии на моральное превосходство.
      – Власть Уордена рушится, и он пытается убедить нас в том, что мы не должны посягать на его полномочия в такое тяжелое время. Он хочет заверить нас, что его отставка ослабит мощь полиции – особенно в момент, когда мы стоим на пороге войны.
      Эбрим захлопал в ладоши, предлагая Максиму остановиться. Игенсард покорно замолчал. Он сам намеревался передать слово председателю. Лен продолжал изучать потолок, словно тот пугал его. Через минуту он прошептал:
      – И вы высосали все это из того обстоятельства, что «Каратель» оказался вблизи «Вэлдор Индастриал»? Из того, что крейсером командовала Мин Доннер?
      – Я вывел это из отсутствующих объяснений, – язвительно ответил Максим.
      Он не пытался скрыть своего возбуждения.
      – Мои выводы основаны на серии странных совпадений. Они учитывают тот факт, что положение Диоса настолько же шатко, насколько неправомочно. Неужели вы сомневаетесь во мне, мистер президент? Тогда скажите, как вы объясняете тот факт, что «Каратель» вышел из боя с амнионским кораблем? Ведь Мин Доннер известна своей воинственностью и непоколебимой честностью. Почему она пренебрегла своим долгом и позволила врагу безнаказанно затеряться в человеческом космосе? Не потому ли, что наша храбрая воительница боялась превратить единичное вторжение в полномасштабную войну? Уорден Диос желал угрозы, а не реальной конфронтации. Его должностные преступления ослабили полицию до такого состояния, что она просто не готова к войне с амнионами.
      – «Каратель» получил серьезные повреждения, – слабо возразил Эбрим Лен. – Вы сами это сказали. Уорден заявил, что наш крейсер не мог победить амнионский корабль.
      Он помолчал, а затем добавил:
      – Сторожевик был вооружен сверхсветовой протонной пушкой.
      Максим с усмешкой закивал головой.
      – Глава полиции опирается на факты. Но если вы считаете, что это ослабляет мои аргументы, то спросите себя, почему для подобной миссии был выбран именно потрепанный «Каратель». Не для того ли, чтобы Диос затем мог заявить, что наш крейсер не был способен противостоять амнионскому сторожевику?
      Игенсард оскорбленно замолчал. Он так тщательно изложил свою версию событий, чтобы даже полоумный понял бы ее. Теперь он ожидал реакции Эбрима Лена. Президент продолжал рассматривать злой рок, который, похоже, витал над его головой. Несмотря на сутулую позу, он был напряжен, как грозовая туча. Лен по-прежнему уклонялся от взгляда особого советника. Возможно, он просто не знал, что сказать.
      – Максим, что вы хотите? – с намеком на суровость спросил председатель. – Когда мы перейдем к той части, где вы «упростите» мое положение?
      Раздражение Лена доставило Игенсарду злобное удовольствие. Конечно, он не стал показывать этого. У него имелась другая конкретная цель.
      – Я обязан выразить свою озабоченность перед Советом, мистер президент, – ответил он тоном скромного и прилежного подчиненного. – Это мой долг. От того, как мы оценим действия главы полиции Концерна, будет зависеть будущее всего человечества. Я не хочу, чтобы такое тяжелое бремя ответственности упало на вас. Но мне ли равняться с вами? Как особый советник, занятый расследованием коррупционной деятельности, я не имею права обращаться к чрезвычайному собранию Однако, мистер президент, я охотно разделил бы с вами эту неприятную обязанность.
      Помолчав, он со вздохом выдавил из себя:
      – Если вы дадите мне разрешение, я сам доложу Совету о своих опасениях.
      Зная, как Лен ненавидит любое противостояние, Максим добавил:
      – И, конечно, если они окажутся ложными, то я приму на себя весь груз унижения.
      Колени председателя рывком подогнулись. Он быстро посмотрел на Игенсарда. Гримаса тошноты сменилась задумчивым выражением. Очевидно, он пытался оценить амбиции Максима. Или гадал, что он получит от предложения особого советника. Наконец Эбрим Лен прочистил горло.
      – Если вы уговорите Сена Абдуллу передать вам его право голоса, – приглушенно сказал председатель, – и если письменная просьба будет подана в мой офис до начала чрезвычайного собрания, я соглашусь на ваше выступление. Это будет нарушением правил, но я урегулирую данный вопрос регламента. Вы получите право выражать свое мнение, как и любой другой советник.
      Максим тут же вскочил на ноги.
      – Спасибо, мистер президент.
      Он знал, как уговорить Абдуллу. Старший советник от Восточного союза ненавидел Уордена Диоса. Несколько его состоятельных избирателей потеряли огромные богатства, когда Диос помог Холту Фэснеру спровоцировать банкротство «Копий Стрельца».
      Максим не стал ожидать, когда Эбрим Лен разрешит ему удалиться. Со скромным поклоном он молча покинул президентский офис.
      Клитус Фейн еще пожалеет о том, что отказался говорить с Максимом. Он, особый советник Игенсард, был силой, с которой следовало считаться.

      Марк Вестабул не считал гибель «Планера» – и амнионов на его борту – большой потерей. Корабль являлся простым артефактом, который временно использовался им для достижения определенных целей. Судно представляло интерес скорее своими технологиями, чем полетными или боевыми качествами. Его экипаж в основном составляли люди. Их ценность заключалась в том, что они служили амнионам и впоследствии могли стать материалом для исследований. Что касается амнионов на борту «Планера», то они были расходными единицами – обычным продуктом протеиновой массы, из которой выращивалась молодь. Их можно было заменить другими амнионами, с такими же наборами способностей и физиологических характеристик.
      Не стоило жалеть и о Майлсе Тэвернере. Обладая ценным генофондом, он физически являлся почти идеальной трансформацией – более оптимальной, чем Марк Вестабул. Сознание-Уния добилось важных улучшений. Но психологически его мутация оказалась неудачной: он сохранил лишь несколько прошлых воспоминаний. Даже если бы амнион имел человеческую внешность, но говорил и действовал не по-людски, его чужеродность моментально бы определялась. Таким образом, он был бесполезным для борьбы против человечества.
      Подобно своим сородичам, Марк Вестабул не тратил сил и эмоций на сожаления о гибели «Планера». Однако нападение этого корабля на «Затишье» требовало детальной оценки. Особенно со стороны Вестабула, так как именно он был наделен правом принятия решений на борту сторожевика. И он помнил многое из своей человеческой жизни – гораздо больше, чем другие мутанты-амнионы. Именно поэтому он считался нерасходной единицей – то есть незаменяемым.
      Предательство Сорас Чатлейн полностью вписывалось в концепцию человечности. Ни один амнион не мог бы понять – и тем более повторить – такое действие. Даже Марк Вестабул с трудом улавливал его смысл. Размышления о причинах и следствиях этого события вызывали у него тошнотворное отвращение, которое могло иметь рибонуклеиновую основу. Тем не менее ему приходилось размышлять над ними. Этого требовала дилемма, возникшая после бегства «Трубы».
      Хотя многие из его воспоминаний исчезли, он все еще помнил свои последние минуты на борту человеческого корабля «Сны наяву». Его память сохранила фрагменты пленения. Он помнил мстительную ярость Энгуса Термопайла, который отправил их команду в амнионский космос. Он помнил свое отчаяние…
      Амнионы не имели таких понятий, как ужас, ярость и неистовство. Однако они обладали развитой концепцией настоятельности. Они ценили время и могли спешить. Их целеустремленность и самоотдача общему делу были не только полными, но и органическими. Тем не менее амнионы не могли постичь отчаяние. Они не имели генетической предрасположенности к подобным эмоциям. А Марк Вестабул имел. Он помнил и понимал человеческие чувства.
      Это был ключ к разгадке людей. Несмотря на диктат интересов, Сорас Чатлейн предала «Затишье» из отчаяния. Сходным образом отчаяние вдохновило Термопайла продать амнионам своих сородичей – экипаж «Живых снов». Оно же двигало им и теперь, объясняя маневры «Трубы». Однако предательство «Планера» привело к губительным последствиям. Скаут улетел. Крейсер полиции принял сообщение, в котором говорилось о формуле антимутагена. Отчаяние всегда вызывало эффекты, воплощавшие в себе природу губительных действий.
      «Труба» направилась к какой-то человеческой станции – возможно, даже к самой Земле. Кроме того, скаут мог примкнуть к своему защитнику – крейсеру полиции. И в том и в другом случае формула иммунного лекарства могла стать широко известной. Пока у амнионов не появится новое средство, превосходящее антимутаген, люди будут невосприимчивыми к мутациям.
      Такая неуязвимость могла побудить их к войне – войне кораблей, оружия и технологий, в которой амнионов ожидало поражение. Даже если люди не осмелятся на нее, они будут предупреждены об амнионских исследованиях в области околосветовых скоростей. Имея развитые средства производства и склонность к механическим изобретениям, они могли создать оборонительное оружие, которое противостояло бы будущим сверхскоростным кораблям амнионов. И, хуже всего, они сами могли создать такие корабли.
      Вполне понятно, что сообщения «Трубы» и акт вторжения «Затишья» вдохновят человечество на укрепление своей обороны. Однако самым тяжелым ударом была возможная потеря принудительно выращенного шаблона, названного Дэйвисом Хайлендом. На его основе амнионы могли бы создавать мутантов, способных говорить и действовать как люди. Это величайшее достижение позволило бы им в кратчайший срок осуществить свои цели. Оно привело бы к войне внедрений и мутаций – к войне, в которой человечество было бы обречено на поражение. Только успешный захват Дэйвиса мог компенсировать те возможные потери, которые грозила нанести «Труба».
      Отчаяние Сорас Чатлейн и Энгуса Термопайла создало сложную дилемму. Амнионы не имели возможности оценить ее. К счастью, на борту «Затишья» решения принимал Марк Вестабул. После долгих размышлений – в состоянии болезненной тошноты – он сделал вывод, что на бегство «Трубы» им следовало ответить актом еще большего отчаяния.
      За его принятием решений наблюдал весь корабль. Этот процесс сопровождался анализом событий, расчетами траекторий и сопутствующими комментариями. Атмосфера «Затишья» была насыщена феромонами, которые служили языком для амнионов. Марк Вестабул являлся соучастником нуклеотидного общения – он впитывал сладкие запахи и источал их из себя, наполняя густой аромат оттенками смысловых значений.
      Однако он действительно был уникальным среди сородичей. Они осознавали эту особенность и ценили ее. Благодаря своим качествам он имел право принимать решения. Его выводы не обсуждались – они становились обязательными для всех. Это давало ему простор для действий.
      Риск был велик. Если «Затишье» потерпит поражение, цена ошибки будет огромной. Марк Вестабул не мог уменьшить ее. Симбиотическое выращивание кристаллиновых передатчиков и курьерских дронов требовало огромных затрат времени и сил. Ему повезло, что сторожевик имел устройства связи, но о дроне он даже не мог мечтать. По этой причине Марк не мог предупредить свой вид об опасности. Тем не менее, восстановившись в нормальном пространстве вдали от системы Массива-5, «Затишье» определило курс на Землю и начало сплетать провал в подпространство.

      Уорден Диос находился в помещении командного центра. Его рабочее место окружали пульты техников и связистов. Почти полсотни человек прослушивали поступавшие сообщения и наблюдали за экранами навигационных и оборонительных комплексов. Диос полностью полагался на своих сотрудников и не стремился контролировать их действия. Вместо этого он пытался предугадать шаги амнионов.
      Многие люди – особенно те, кто работал в командном центре – верили, что Уорден был наделен даром предвидения. Они не находили иного объяснения тому, что он всегда своевременно оказывался в нужном месте – особенно когда назревал какой-нибудь кризис. А как это еще назвать, если не предвидением будущего?
      К сожалению, глава полиции не обладал таким божественным даром. И даже искусственное инфракрасное зрение не помогало ему заглядывать в анналы будущих событий. До некоторой степени его чутье момента являлось результатом перспективного планирования. Анализируя ситуацию, он опирался не на экстрасенсорику, а на знание самого себя – своей вины, упрямства и страха. Диос не был трусом, но в отличие от многих людей он называл свои страхи настоящими именами. И обращал на них внимание.
      Вот почему Уорден демонстрировал почти сверхъестественную способность своевременно оказываться в нужных местах. И в данный момент он находился в командном центре потому, что боялся последствий своих собственных поступков.
      Нельзя сказать, что он относился к ним легкомысленно. Фэснер приказал ему отдать Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса. По плану Холта Ник должен был уничтожить всю команду «Трубы» за исключением Дэйвиса Хайленда – юношу следовало доставить Дракону. Уорден подчинился приказу начальника и одновременно с этим внес в сообщение разрушительный элемент. Но удалась ли его увертка? Если нет, то с ним покончено. Если удалась, то юный Дэйвис получил контроль над киборгом. Однако сумеет ли он воспользоваться таким преимуществом?
      Хэши говорил, что Дэйвис прошел процедуру принудительного роста и был наделен умом и памятью матери. Что бы сделала Морн после издевательств Энгуса и предательства полиции? Этот вопрос имел первостепенное значение. В иное время Диос подверг бы его всестороннему анализу. Но не теперь. Страх, который привел Уордена в командный центр, вращался вокруг другой цепочки событий.
      «Каратель» вышел из боя с амнионским кораблем, который гнался за «Трубой» от самого запретного пространства. Это соответствовало плану Уордена. Ему был нужен экипаж «Трубы» – отчаянно был нужен. И он не получил бы этих людей, если бы «Каратель» рисковал собой, пытаясь одолеть более сильного врага. Диос знал, что если Мин не доставит их к нему, он никогда не увидит Морн и Дэйвиса, Вектора Шейхида и Энгуса Термопайла.
      К сожалению, амнионский сторожевик остался без надзора в человеческом космосе. Этому кораблю не удалось уничтожить или захватить «Трубу». Что он будет делать дальше? Как амнионы решат дилемму бегства неуловимого скаута?
      Несмотря на демонстративное нежелание рисковать и заменять генетический империализм открытой войной, амнионы посчитали «Трубу» настолько важной, что совершили акт вторжения. Их корабли, оружие и компьютеры были лучше, чем у людей, но они производились в малых количествах. Амнионы избегали бескомпромиссных проверок силы, потому что уступали человечеству в массовом производстве материальных предметов. К примеру, их сторожевик был дороже по себестоимости пяти любых человеческих кораблей, которые мог бы назвать Уорден Диос.
      Как же они поступят теперь, когда их вторжение не дало никакого результата? Вернутся в запретное пространство и тем самым сберегут дорогостоящий корабль? Или продолжат погоню за «Трубой» вопреки разумной логике?
      Находясь в командном центре среди пультов и экранов, Уорден чувствовал себя капитаном огромного боевого судна. Это помогало ему фокусировать внимание на решении проблемы.
      Он с трудом представлял, какие еще действия мог предпринять сторожевик, кроме бегства в амнионское пространство. Последний дрон «Карателя» сообщал о том, что «Труба», покидая систему Мас-сива-5, транслировала формулу антимутагена. О Боже, она транслировала формулу «Интертеха»! Очевидно, Вектор Шейхид воспользовался контрабандной лабораторией Бекмана. Отныне весть об иммунном лекарстве станет публичным достоянием. Формула была записана в программном ядре «Карателя». И она неизбежно будет принята кем-то на «Вэлдор Индастриал». К сожалению, о ней узнал и амнионский корабль.
      Еще одна цепочка событий. Прямо или косвенно, Уорден был ответственным за сообщение «Трубы». Теперь, со странной смесью ужаса и надежды, он анализировал возможные последствия. Откровенно говоря, Диос не думал, что экипаж «Трубы» отважится на такой экстравагантный поступок. Несмотря на свой талант планирования, он не учел, что эти люди могли пойти на отчаянный риск, чтобы вскрыть должностные преступления полиции и Холта Фэснера.
      Он содрогался от ужаса при мысли, что амнионы узнали формулу иммунного лекарства до того, как оно нашло свое правильное применение. В то же время Уорден восхищался отвагой экипажа мятежного скаута По его мнению, Холт Фэснер и Концерн Рудных компаний представляли для человечества смертельную угрозу – гораздо худшую, чем любой внешний враг. Поэтому поступок «Трубы» походил на сигнал к освобождению.
      Команда скаута называла вещи своими именами и вела себя соответствующим образом. Это не был стиль Саккорсо. Так могли бы поступить родители Морн Хайленд. Значит, ее сын все же получил шифровку Уордена. Более того, трансляция сообщения Вектора Шейхида опровергала гипотезу Хэши о генетических кадзе. Если Морн и можно было считать живой бомбой, то ее нацелил Диос, а не амнионы.
      Вполне возможно, что в данный момент сторожевик на полной тяге уносился в запретное пространство. В этом случае антимутаген лишь на время задержит экспансию амнионов. Человечество получит небольшое преимущество в своем противостоянии генетическому империализму. Однако амнионы были магами биохимии. В конечном счете они найдут эффективный способ для нейтрализации иммунного лекарства. И вражеский сторожевик сделает все, чтобы обеспечить быстрый реванш.
      А если нет?
      Логика ситуации казалась ясной. Для амнионов опасность заключалась не в формуле, а в возможности того, что человечество воспользуется временным преимуществом своего иммунитета и развяжет полномасштабную войну. Следовательно, сторожевик откажется от погони за «Трубой» и постарается предостеречь запретное пространство.
      Вполне разумный аргумент. Но это было человеческое мышление. Диос ему не доверял. Страх еще глубже вошел в его грудь. Мрачные предчувствия грызли сердце, как пробравшиеся под кожу черви. Что, если он неправильно оценивал ситуацию? Что, если амнионский боевой корабль поступит вопреки человеческой логики? Что, если тщательно продуманный план Уордена рухнет именно в тот момент, когда его интриги сделали человечество уязвимым к бедствию?
      Эта мысль пугала его до мозга костей. Он и без того уже сгибался под невыносимым грузом преступлений. Ему не хотелось уносить с собой в могилу новое ужасное злодеяние. Страх и служебный долг привели его в командный центр. Он, как мог, укрепил оборону Земли и станции полиции. Восемь канонерских кораблей и малых крейсеров разместились на орбитах вокруг планеты. Вся солнечная система была охвачена огромной сканерной сетью. Линкор «Кузнечный молот» находился в дальней части человеческого космоса, но через восемнадцать-двадцать часов его мощные пушки могли стать основой оборонительного кордона. Крейсер «Рискованный» – старый и маломощный – мчался к Земле. Сканерная сеть отмечала его приближение с дальней стороны планеты. Эсминец «Доблесть» на полной тяге дюз возвращался к станции. Если кризис удастся отложить хотя бы на неделю, со стапелей звездных верфей будет спущен еще один линкор, подобный «Кузнечному молоту».
      К сожалению, это было все, что мог сделать Уорден. Ни одна из орбитальных станций Земли не создавалась в качестве боевой платформы. Уставы коммерческих структур запрещали использование тяжелого вооружения. А станция полиции Концерна строилась с учетом того мнения, что любое космическое сражение в непосредственной близости от Земли уже предполагало поражение в войне с амнионами.
      Уорден Диос не обладал предвидением. Просто он был сильно напуган. Конечно, со стороны это никак не проявлялось. Техникам и связистам вокруг него понадобилось бы искусственное инфракрасное зрение, чтобы уловить какие-то признаки страха. Уорден неподвижно сидел за командным пультом. Его большие кулаки покоились на подлокотниках кресла. Дыхание казалось глубоким и ровным. Единственный человеческий глаз лучился мудростью, которой так безгранично доверяли его люди. Атмосфера в командном центре – и на станции полиции Концерна – приобрела оттенок выжидания. Офицеры и техники знали, что если Диос появился здесь, то следовало ожидать чего-то важного. В то же время они сохраняли спокойствие, поскольку верили, что при его поддержке справятся с любой проблемой.
      Уорден держал свои страхи при себе. Он должен был оправдать ожидания тех, кто полагался на него. Он не мог подвести людей полиции Концерна и Руководящего Союза, команду Морн и в конечном счете все человечество. Диос многие годы прикрывал преступления Фэснера. Он принимал в них непосредственное участие. И теперь ему следовало покончить с этим раз и навсегда. Если все получится, как он планировал, – и если его не подведет «Труба» – Уорден компенсирует вред своих ошибок.
      Услышав обращение связиста, он хмуро поднял одну бровь.
      – Директор, вам звонят из домашнего офиса Концерна. Это генеральный директор Фэснер.
      Уорден молча кивнул в ответ. Он немного поразмышлял над тем, стоит ли ему переходить в отдельный кабинет или нет. Если разговор будет приватным, его люди не услышат, как Дракон обращается с ним – своим слугой. И они не услышат того, как он ему отвечает. Пришло время прояснить позицию.
      – Выведите сигнал на динамики, – сказал он технику. – Я буду говорить с директором по громкой связи.
      – Да, сэр.
      Техник нажал на несколько кнопок, и динамики командного центра, ожив, издали мягкий хлопок. Уорден повернулся к микрофону.
      – Холт, – сказал он, – если можно, будем краткими. У меня на руках куча дел.
      – Краткими? – сердито фыркнул Фэснер.
      Он полагал, что беседа носила приватный характер. Хотя, возможно, это его не волновало.
      – Я твой босс, Уорд. Ты будешь говорить со мной столько, сколько я захочу. И когда захочу.
      – Это неправильное отношение к ситуации, – возразил Уорден. – Если я буду тратить время на разговоры с вами, то не смогу выполнять свою работу.
      Он делал вид, что не обращает внимания на взгляды техников и связистов.
      – Послушай меня, Уорд.
      Под показным гневом Холта кипела и прорывалась наружу глубинная страсть.
      – Отчет передо мной и есть твоя работа. Ты мой подчиненный. И в данный момент ты висишь на ниточке. От тебя столько неприятностей, что я уже не могу с ними справиться.
      Не так давно Норна Фэснер сказала Уордену, что ее сын одержим страхом смерти. Этот страх искажал его мысли. Холт хотел жить долго. Он хотел жить вечно. В тот раз Уорден получил лишь проблеск понимания, но теперь ему стала ясна суть Дракона. В голосе Фэснера слышался голод жизни – желание достичь этой невозможной цели.
      Долгие годы Холт всеми правдами и неправдами поддерживал нестабильный мир с амнионами. Такое положение дел способствовало торговле и накоплению богатства. Если бы мир стал стабильным и безопасным, то наступило бы благодушие. Полиция – а значит, и Концерн рудных компаний – потеряли бы авторитет и значимость. Власть Дракона над человеческим космосом уменьшилась бы, что, в свою очередь, лишило бы Холта влияния на амнионов – возможности выжимать дополнительные прибыли. Он добился акта преимущественного права по той же причине, по которой санкционировал сокрытие (и, к счастью, только сокрытие) иммунного лекарства «Интертеха». Удерживая нестабильный мир, Фэснер манипулировал и человечеством, и амнионами.
      Кто получал от этого выгоду? Только Холт и Концерн. Но возникал вопрос: отчего Фэснер был так озабочен? Он стал самым богатым и влиятельным человеком в истории планеты. Что побуждало его к еще большему накоплению богатств и власти?
      Диос пришел к выводу, что Холт домогался особой выгоды. Норна намекнула ему, в каком свете следовало рассматривать амбиции Фэснера. Генеральный директор Концерна Рудных компаний приказал Уордену сообщить Нику Саккорсо приоритетные коды Энгуса. В обмен на корабль и раба-киборга Нику велели уничтожить весь экипаж, кроме Дэйвиса Хайленда. Холту был нужен сын Морн. Если амнионы сумели принудительно вырастить юного Дэйвиса, наделив его воспоминаниями Морн, то что им мешало проделать то же самое с другим утробным плодом, которому они передали бы ум Холта? Разве это не продлило бы жизнь Фэснера?
      Если Холт овладеет достаточной властью, чтобы предложить амнионам нечто большее, чем технологические методы и необработанные материалы – руду и людей – он без труда договорится с ними. Амнионы, сатанинское отродье, поддержат такую торговлю. На данном этапе Дракон хотел убедиться, что они действительно могли вносить ум человека в мозг новорожденного – причем вносить без повреждений. Получив такое подтверждение, он приступил бы к осуществлению поставленной цели.
      Уорден содрогнулся при этой мысли. А Холт продолжал говорить. Его голос наполнился сарказмом.
      – Амнионы совершили акт вторжения! Я констатирую этот факт на тот случай, если ты еще не в курсе. А знаешь, кто спровоцировал их на такие действия? Ты и твои чертовы диверсионные операции! Я имею в виду отправку на Малый Танатос таких негодяев, как нелегал Термопайл и предатель Тэвернер. Перепуганные советники собираются на чрезвычайное заседание. Твоя нерасторопность превратила их в жалких трусов. Из страха перед новыми взрывами кадзе они теперь боятся даже пальцем шевельнуть.
      Холт хрипло рассмеялся. Этот безрадостный звук походил на треск сломанных палок.
      – Их чрезвычайное заседание тоже на твоей совести. Благодаря тебе и бесценной Хэнниш они буквально помешались на ответственности. Я уверен, что они проголосуют за какую-нибудь феноменальную глупость – например, объявят войну амнионскому космосу. Если Фейну не удастся как-то успокоить их, ты нанесешь нам больше вреда, чем целая амнионская флотилия.
      Он помолчал, а затем презрительно добавил:
      – Я тут себя спросил, какого черта ты тут затеваешь? Мои люди проследили за твоими действиями. Очевидно, ты предполагаешь, что амнионы атакуют Землю. Даже дебильный ребенок мог бы сказать, что сторожевик улетел в запретное пространство. Но ты приказал всем ближайшим кораблям полиции вернуться к планете. Более того, ты синхронизировал орбиту своей станции с Сака-Батором. Узнав об этом, советники сойдут с ума от паники.
      Это было правдой. Не считаясь с расходами энергии, станция полиции осуществила навигационный маневр и заняла позицию над островом Руководящего Совета.
      – Похоже, ты думаешь, что мы в войне, – язвительно сказал Фэснер. – И что мы ее уже проиграли.
      Уордену хотелось закричать на Холта – выплеснуть злость и страх. Ему хотелось отключить микрофон и отказаться от дальнейшей беседы с Драконом. Но он спокойно ответил:
      – Это просто предосторожность. Я не хочу быть пойманным врасплох. Кто знает, что произойдет?
      Выждав пару секунд, он добавил:
      – Мои люди тоже следят за обстановкой. Я заметил, что вы последовали моему примеру
      Поменяв местоположение, домашний офис Концерна дрейфовал теперь в ста тысячах километров от орбиты, которую занимал командный пункт полиции.
      – Чертовски верно, – ответил Холт. – Я больше не доверяю тебе, Уорд. Как и ты, я не хочу попасть врасплох. Возможно, мне придется действовать решительно и быстро. Особенно если ты задумаешь предпринять что-то более разрушительное, чем сделал до этого.
      Уорден сердито встряхнул головой. Несмотря на самоконтроль, гнев запылал в его сердце.
      – Разрушительное, Холт? Вы не могли бы уточнить вашу последнюю фразу?
      Он защищал человечество, а не разрушал его. Полиция строго выполняла свои обязанности, и Диос неустанно следил за этим. Но Холт имел в виду другое…
 
      Уорден, как мог, скрывал от Фэснера информацию о трансляции Вектора Шейхида. Если генеральный директор Концерна еще не услышал эту новость от какого-то осведомителя в командном пункте полиции, то ему придется дождаться очередного дрона с «Вэлдор Индастриал». Или он узнает о ней от Клитуса Фейна после окончания чрезвычайного заседания. Однако Уорден хотел получить подтверждение своим догадкам.
      – Тебе нужны уточнения? – рявкнул Холт. – Пожалуйста! Я говорю о видеоконференции! О бездумном доверии Тэвернеру! О речи Хэнниш в Совете, в которой она выразила нейтральную позицию по отношению к законопроекту об отделении. Я говорю о твоей неспособности остановить атаки кадзе. О панике в Совете! Что ты задумал, Уорд? Что ты, черт возьми, намерен делать?
      Диос облегченно вздохнул. Никаких упоминаний о вакцине и формуле.
      – А что я, по вашему мнению, должен делать? Фэснер сердито проворчал проклятие.
      – Я хочу, чтобы ты отвечал на мои вопросы. Мне нужно решить, увольнять тебя с работы или нет.
      Скрывая злость, глава полиции громко вздохнул. Ему приходилось изображать из себя слугу Холта – человека, который выполнял грязную работу. Он с радостью сказал бы Фэснеру правду. Его уже тошнило от лжи. Но он не хотел быть уволенным. Не сейчас. Не в эти дни, когда его планы должны были принести результат. Сколько жертв пропало бы зря. Он не мог позволить подобного провала.
      – Честно говоря, я жду новостей.
      «Как и ты».
      – Мне требуется информация, на основе которой я мог бы действовать.
      Он уже объяснял Дракону свое поведение на видеоконференции с Руководящим Советом. Он объяснял ему, почему отправил Майлса Тэвернера вместе с Термопайлом на Малый Танатос. Но теперь Уорден не пожелал комментировать ответ Койны на законопроект об отделении, выдвинутый капитаном Вертигусом. Вместо этого он спокойно произнес:
      – Мин Доннер гонится за «Трубой». Когда она поймает беглецов, то разберется с ними. Я уже имею ваши приказы на этот счет. «Каратель» вернется на станцию сразу, как только сможет. Получив отчет о его полете, мы будем знать, что делать дальше.
      Молчание Холта предполагало, что его приговор отложен. Уорден собрался с силами. «Сейчас, – думал он. – Сделай это сейчас».
      – Что касается кадзе, – добавил он, – то директор Бюро по сбору информации Лебуол и шеф службы безопасности Мэндиш знают, кто несет ответственность за эти взрывы.
      Его голос наполнился оттенками угрозы, которые должны были обеспокоить Фэснера.
      – Когда они закончат сбор улик, я выдвину публичное обвинение. Мне не хотелось бы называть имена без должных доказательств. Преступник занимает высокую должность.
      Несмотря на сказанное выше, он закончил свою речь вполне беззаботным тоном:
      – В остальном я хочу посмотреть, что предпримет амнионский корабль. Вы одобряете мои действия, Холт? Если нет, то вам лучше сказать об этом сейчас, потому что через несколько часов мы уже не сможем изменить ситуацию. Совет проведет чрезвычайное заседание, и нам придется мириться с его результатами.
      Фэснер долго не отвечал. Канал связи между станцией полиции и домашним офисом Концерна Рудных компаний наполнился двусмысленными намеками статических помех, опасений и гнева. Страх, глодавший кишки Уордена, обострился до тошноты. Однако Диос успокаивал себя тем, что Холт не станет принимать рискованных решений, пока не выяснит уровень опасности.
      Наконец генеральный директор Концерна произнес:
      – Пожалуй, я немного подожду.
      Судя по голосу, он едва сдерживал ярость.
      – Клитус справится с Советом. Но знаешь, Уорд, мне не нравится твоя секретность с этими чертовыми кадзе.
      – Очень плохо, что не нравится, – ответил Диос. – В круг наших подозрений входит Концерн рудных компаний – так же как Руководящий Совет Земли и Космоса и полиция. Я не могу обсуждать ход следствия с вами, Эбримом Леном или кем-то еще. Когда придет время выдвигать обвинения, я должен гарантировать, что они окажутся весомыми и непреложными.
      – Послушай, Уорд…
      – Нет, это вы послушайте, Холт, – оборвал его Диос. – Наша беседа записывается. Ее слышат мои сотрудники. Я не собираюсь ставить следствие под удар, обсуждая с вами его промежуточные результаты.
      Фэснер вновь замолчал. Из динамиков донеслась серия приглушенных неритмичных звуков, словно Холт несколько раз ударил кулаком по поверхности стола. Уорден знал, что при конфиденциальном разговоре Дракон разразился бы бранью. Главу Концерна остановило только то, что их беседа записывалась в память десятков компьютеров.
      Внезапно Холт ответил:
      – Я просто хотел убедиться, что у тебя имеется план действий.
      Это не было уступкой. Фэснер отвечал угрозой на угрозу Уордена.
      – Пока оставим все как есть, – свирепо произнес Дракон. – Но когда ты закончишь собирать улики, обсуди свои намерения со мной. Я должен ознакомиться с ними до того, как ты начнешь выдвигать публичные обвинения. Это мой приказ. Ты понял меня?
      – Конечно, понял, – со вздохом ответил Диос. Он сохранил свою должность. К сожалению, минутное облегчение не ослабило его глубинных страхов.
      – Я годами выполнял ваши приказы, и если бы перестал понимать их теперь, то попросил бы уволить меня по собственному желанию.
      – Вот-вот, – язвительно заметил Холт. – Ты начинаешь меня тревожить. Я слежу за тобой, Уорд. Не забывай об этом. И не делай ошибки, полагая, что ты не нуждаешься во мне.
      Уорден пожал плечами.
      – Мы закончили, Холт? У меня много работы.
      – Есть еще одно дело, – мрачно сказал Фэснер. – Меня просили передать тебе сообщение. Я недавно беседовал с матерью. Она велела сказать тебе, что этого недостаточно.
      Уорден не был ясновидящим. Но Норна Фэснер действительно обладала предвидением. Не имея ничего, кроме новостных сообщений и намеков Холта о происходящих событиях, она раскрыла тайный план Уордена. И она пожелала ему удачи…
      – Передайте ей, что я понял ее совет, – ответил он.
      Прежде чем Холт успел что-то сказать, Уорден отключил микрофон и приказал связисту закрыть канал связи. Динамики покорно умолкли. Пожав плечами, Диос откинулся на спинку кресла и расслабился.
      Норна была права. Без «Трубы» он потерпит поражение. Даже если Хэши и шеф Мэндиш найдут необходимые доказательства, Дракон устоит на ногах. Он пожертвует «слишком усердными» подчиненными и заявит о своей невиновности. Как генеральный директор концерна, Холт мог приписать себе заслуги полиции – в том числе и похвалу за расследование атак на Совет и полицию. Единственным способом его свержения было добровольное признание Уордена в служебных преступлениях и обвинение Фэснера в измене человечеству. Ареной для такого вызова могло стать только чрезвычайное заседание Руководящего Совета.
      Интересно, как проявит себя Койна. Уорден дал ей все, в чем она нуждалась – кроме доказательств. Теперь его судьба была в руках Хэнниш. И в руках Морн Хайленд. Если она и Дэйвис получили приоритетные коды Энгуса, то принятие решений на борту «Трубы» зависело от них.
      «Этого не достаточно».
      Он не мог успокоиться. Его страх был слишком сильным. В глубине души Уорден надеялся, что Мин сохранит свою верность к полиции и не пойдет на поводу у Морн.
      – Директор, – испуганно прохрипела связистка.
      Похоже, у нее перехватило горло. Ее тон застал Уордена врасплох. И не только его – весь командный центр напряженно замер. Диос развернулся в кресле.
      – В чем дело?
      Женщина конвульсивно сглотнула.
      – К нам приближается судно, сэр. Оно только что восстановилось в пространстве. Выход из гиперпространства произошел слишком близко. Корабль тормозит, но он практически над нами.
      Уорден взглянул на экраны сканера и увидел мигавшую точку корабля, украшенную факелом тормозного пламени. О, черт! Она находилась менее чем в полумиллионе километров. Числа быстро сменяли друг друга, пока компьютеры измеряли ее скорость торможения. Расчетная траектория указывала, что судно может остановиться чуть выше орбиты их станции. «Не так и страшно», – подумал Уорден. Хотя к тому времени, когда корабль уравняет свою скорость со станцией, их будет разделять всего лишь пятьдесят тысяч километров. К чему такой риск?
      – Сообщите мне идентификатор, – потребовал он. – Это «Каратель»?
      Судя по траектории, подлетавший корабль не мог быть «Кузнечным молотом». Даже если бы он осмелился на слепое пересечение гиперпространства, то вышел бы в другой точке пространства. «Доблесть» тоже не могла прилететь так быстро. «Рискованный» по-прежнему находился на другой стороне планеты. Его позиция отражалась на схеме сканерной сети.
      – Нет, сэр, – ответил один из техников. – Судно не подает опознавательных сигналов.
      Значит, оно не имеет устройства «свой-чужой». Любой корабль, проходившей по транспортному коридору или вблизи от станции, автоматически транслировал опознавательные сигналы. Их намеренное отключение было бы равносильно безумию.
      – Спектр излучения двигателей указывает, что это не «Каратель».
      Уорден хотел рявкнуть: «Дайте мне идентификатор!». Но он прикусил язык. Его люди знали свою работу. Вся станция полиции погрузилась в поток лихорадочной деятельности. Диспетчеры кричали в микрофоны, настойчиво вызывая незнакомое судно, предупреждая другие корабли и платформы, сигнализируя «Кузнечному молоту» и «Рискованному». На канонерские корабли и малые крейсеры планетарного кордона было передано предупреждение о возможной атаке. В помещениях станции звучали сирены, призывавшие личный состав к рабочим местам согласно боевому распорядку. Никто не знал, успеет ли неизвестное судно остановиться вовремя. Канониры и стрелки заряжали немногочисленные орудия станции полиции.
      Уордену не требовалось спрашивать идентификатор корабля. Страх, глодавший его кишки, уже ответил на поставленный вопрос.
      – Директор, – объявила одна из техников. – Это не наш корабль. Банк данных не выявил соответствия спектру их импульсных двигателей.
      То есть судно не было зарегистрировано в человеческом космосе. В банке данных полицейской станции хранились записи энергетических профилей всех кораблей, построенных на легальных верфях. Нелегалам запрещалось совершать посадки на станциях.
      Женщина прочистила горло и дрожащим голосом закончила сообщение:
      – Компьютер утверждает, что это амнионское судно класса «Бегемот».
      Амнионский боевой корабль. Сердце Диоса едва не остановилось. Вот оно! Началось!
      К станции летел сторожевик, с которым Мин сражалась, защищая «Трубу». Сканер подтверждал эту догадку. Траектория корабля не годилась для запретного пространства, но вполне подходила для системы Массива-5. Акт вторжения грозил закончиться местью. Потерпев неудачу с «Трубой», амнионы пришли в отчаяние.
      К сожалению, Уорден был практически беспомощным. Зарядка пушек требовала нескольких минут. Но даже при полной готовности они вряд ли пробили бы щиты и энергетические ловушки судна такого класса. А сторожевик уже находился на дальности выстрела. Уорден понимал, что станция полиции не сможет отразить атаку амнионов.

      Термопайл не находил себе места. Машинные стрессы завывали в нем, как вурдалаки. Кибернетическое нутро подавляло его принуждением кодов. События и собственные решения, принятые им ради Морн, вывели Энгуса за рамки программного ядра, и оно больше не содержала ясного набора инструкций.
      Ему запрещалось возвращаться на станцию полиции и на Землю. Программное ядро имело на этот счет конкретные команды. Он должен был подчиняться им, пока Диос или Лебуол не освободят его от наложенных ограничений. Энгусу удалось блокировать приоритетные коды. Отныне никакой Исаак не мог достучаться до его программы. Однако все запреты оставались в силе.
      Он попытался обойти диктат ядра, оставив Морн за командира, а Мику – за пилота. Энгус специально покинул мостик, чтобы не принимать решений и не воплощать их в действия. Термопайл решил посмотреть, как его компьютер отреагирует на поступки других людей, если сам он не будет нарушать предписанные правила. До некоторой степени маневр удался. Очевидно, команды не препятствовали его возвращению на Землю под охраной сотрудников полиции. На его счастье или по недосмотру программистов, он нашел дорожку двусмысленных трактовок для наложенных ограничений. Судя по всему, Уорден Диос и Хэши не учли такого стечения обстоятельств. Он по-прежнему мог двигаться и говорить без противодействия зонных имплантов.
      Тем не менее Энгус летел на Землю, и кибернетические принуждения сохраняли свою силу. Когда он вошел в режим незапрограммированных действий, конфликтующие импульсы компьютера наполнили его странной душевной болью – такой же пронзительной и дикой, как у ангела смерти, оплакивавшего погубленные души. Его череп готов был взорваться, несмотря на крепкие кости и скальп.
      Другие запреты тоже продолжали действовать. Его угрозы, высказанные Мин Доннер и Дольфу Юбикви, являлись чистым блефом. Он не мог наносить вред персоналу полиции. Программное ядро позволило ему ударить Доннер только потому, что Морн была в опасности. По неясным мотивам Хэши Лебуол – или, скорее всего, Уорден Диос – нацелил Энгуса на ее защиту. Однако его агрессивность имела четкий предел. Даже нанося удар, он соразмерил силу так, чтобы не нанести Мин серьезного ранения. Если бы кто-то рискнул осадить Термопайла и пошел на открытое столкновение, его предписанное бессилие проявило бы себя в полной мере.
      Это не нравилось ему. Он боялся быть слабым. Пират Термопайл находился на борту полицейского судна. Он летел на станцию полиции, но не мог дать копам даже жалкого пинка, если ситуация не угрожала Морн Хайленд. Кроме того, Энгус имел другие проблемы, не связанные с набором командных инструкций. Морн хотела сделать их историю публичной. При удобном случае она намеревалась рассказать ее всему Совету трахнутой Земли и долбанного Космоса. И он помогал ей, несмотря на внутреннее отвращение – такое сильное и глубокое, что оно заставляло его содрогаться.
      Господи! А какое дерьмо творилось на мостике этого крейсера. Он не любил филантропию в любом ее виде. Его тошнило от вони благотворительных поступков. Он по опыту знал, что максимальный вред наносили люди, которые, по их словам, пытались сделать что-нибудь хорошее. Взять хотя бы такой вопрос: каким образом у филантропов появлялись деньги? Ответ был прост: они грабили тех людей, которым впоследствии «благородно помогали». Когда, будучи ребенком, он беспомощно лежал в детской кроватке, его мать упражнялась на нем в своем безумии. Она совершала это зло по «доброте» врачей, которые позволили ей растить сына.
      Однако Морн была другой. Она освободила его от приоритетных кодов. Она раз за разом спасала ему жизнь, и он выполнял ее просьбы с таким же рвением, как и команды программного ядра. Энгус поверил ей, когда она рассказала ему о своих желаниях. Жаль, что они были обречены на провал – ведь Морн хотела привлечь руководство полиции к ответственности за совершенные преступления. Впрочем, сама идея ему нравилась. Этих придурков давно надо было посадить за решетку. Рассказав свою историю, Морн могла бы отомстить Лебуолу и Диосу за то, что они превратили Энгуса в киборга.
      «Мечты, мечты, где ваша сладость?» Он знал, что Морн потерпит неудачу. Энгус ни секунды не верил, что Мин Доннер и Дольфин Юбикви, команда «Карателя» и вся полиция во главе с Уорденом Диосом будут молча смотреть, как Морн навлекает позор на их головы. И даже если они позволят ей такую вольность, то Энгус вряд ли доживет до этого момента. Команды программного ядра убьют его гораздо раньше.
      Несмотря на злобную усмешку и уверенные манеры, Термопайл чувствовал себя как солнце, превращавшееся в сверхновую звезду. Естественно, следуя за капитаном Юбикви, он ничем не выдавал своего смятения. Долфин направлялся в каюту – якобы его тошнило. Энгус собирался держать капитана в качестве заложника. Однако, пройдя пять метров от трапа мостика, он понял, что не сможет сохранять свой грозный вид. Его программы позволяли это, но страх грозил испортить всю игру. Если он не выйдет из стресса, навязанного зонными имплантами, его речь вскоре превратится в бред, а злобная усмешка-в смех идиота.
      На вид он был получеловеком – киборгом, наполненным имплантами, программами и злобой других людей. Но в душе Энгус оставался капитаном Термопайлом – безжалостным пиратом, который годами совершал набеги в поясе Рудной станции, пока, наконец, фатальное бегство от бездны не свело его с «Повелителем звезд» и Морн Хайленд. Одним словом, когда Энгус боялся, он набирал свою лучшую форму.
      Термопайл и темнокожий Юбикви прошли по коридору двадцать метров. Вращение внутренней части корабля создавало центробежную силу, которая заменяла силу тяжести. Они поднялись на лифте в жилой сектор крейсера, и здесь Энгус принял новое решение.
      – Ладно, толстяк, – заявил он Долфину. – Дальше не пойдем. Я передумал.
      Юбикви повернулся и настороженно взглянул на киборга.
      – Ты назвал меня толстяком? – проворчал он хриплым басом. – На себя сначала посмотри.
      Энгус усмехнулся и шутливо похлопал ладонью по своему животу.
      – Ты решил, что это жир? Нет, это мои мозги. И я жив только потому, что думаю своими кишками.
      Долфин громко фыркнул.
      – Так ты, значит, передумал? А вдруг это просто несварение желудка.
      Энгус покачал головой.
      – Я не доверяю тебе, толстяк. Конечно, мы можем сидеть в твоей каюте – вдали от проблем. Но это хорошо в теории. На практике ты постараешься создать нам неприятности.
      Долфин поднял брови, ожидая продолжения. Энгус подмигнул ему и пояснил:
      – На мой взгляд, ты самый опасный человек на борту. К примеру, Мин Доннер меня вообще не волнует. У нее имеются солидные причины, чтобы сдаться Морн Хайленд. Это написано у нее на лбу.
      Он пожал плечами, выражая свое пренебрежение к директору подразделения спецназа.
      – Кроме того, Морн справится с ней.
      – Значит, ты боишься, что не справишься со мной? – медленно спросил Юбикви.
      – Я понимаю тебя, толстяк, – с усмешкой ответил Энгус. – Это твой корабль. И ты не привык сдаваться. Я думаю, ты положил большой болт на те приказы, которые тебе дала директор Доннер. Похоже, ты уже планируешь, как вернуть себе захваченный корабль.
      Долфин изобразил удивление.
      – Я же под твоим присмотром.
      – Ну и что? – ответил Энгус. – Возможно, у тебя в сливном бачке припрятан интерком. Ты изменишь коды управления, прикажешь своим людям поднять мятеж, а я даже знать об этом не буду.
      Он засмеялся. Принуждение зонных имплантов выталкивало его за грань веселья.
      – Наверное, ты забавно смотрелся бы в такой момент. Но есть другая проблема.
      – Мне почему-то кажется, что ты расскажешь о ней, – проворчал Юбикви.
      – Чертовски верно.
      Гнев и страх превратили голос Энгуса в змеиное шипенье.
      – Сейчас мы захватили управление.
      Морн, Дэйвис, Мика и Вектор контролировали мостик.
      – Но все это смертельная ловушка. В конечном счете вас заставят уничтожить нас. Даже если ты будешь против, тебе придется выполнить приказ. Все бы ничего, но вас тут слишком много. Нам нужен какой-нибудь путь отхода.
      Долфин молчал. Он смотрел на Энгуса с таким выражением, словно считал его сумасшедшим. Термопайл попытался заменить страх сарказмом.
      – Морн не тревожится о смерти. Вот почему она может справиться с Мин Доннер. Когда она начинает что-то делать, то идет до самого конца. Но мне такой конец не нравится. Он вызывает боль в моих кишках.
      – Давай-ка ближе к делу, – мрачно сказал капитан Юбикви. – Мне не нравится торчать посреди коридора.
      Энгус оскалил желтые зубы.
      – Но ты же и в каюте не будешь сидеть, – сказал он ядовито-сладким тоном. – Если ты не поднимешь мятеж, то просто зачахнешь от жалости к себе. Поэтому я возьму тебя с собой. Поможешь мне подготовить путь отхода.
      – А если я откажусь? – спросил Долфин. – Что если мне нравится чахнуть от жалости к самому себе?
      – Лучше не отказывайся, – посоветовал Энгус. – Иначе я свяжу тебя и потащу за собой. А это недостойно капитана. Во-вторых…
      Он огорченно всплеснул руками.
      – Ты не узнаешь, каким будет мой путь отхода. Дольф внимательно посмотрел на Термопайла.
      – Ты действительно веришь, что можешь связать меня и потащить за собой? – спросил он.
      – Я киборг, толстяк, – ответил Энгус. – Ты уже видел мои лазеры. У меня в теле много всяких наворотов.
      Его усиленные мышцы и микропроцессорные рефлексы давали ему неоспоримое преимущество.
      – Я мог бы унести тебя под мышкой. Но мне нужна твоя помощь.
      Он внезапно нахмурился, словно делал уступку.
      – Кто знает? Возможно, тебе и твоей королеве Мин тоже понадобится этот путь отхода.
      Капитан Юбикви задумался. Ярость, которую он тщательно скрывал, напрягла его губы и мясистые щеки.
      – Хорошо, – произнес он сквозь зубы. – Я пойду с тобой, раз ты так настаиваешь. Мне действительно хотелось бы узнать, как ты собираешься предать своих друзей.
      Предать? С каким удовольствием Энгус ударил бы Долфина. Он даже представил, как его кулак погружается в толстый живот Юбикви, но зонные импланты тут же подавили этот импульс. Ах, ты, сукин сын! Вы, чертовы копы, забрали мой корабль! Возможно, сейчас твои техники демонтируют аппаратуру скаута. И ты еще смеешь оскорблять меня подобным образом?
      У него осталась только Морн.
      Всплеск эмоций был погашен электродами. Его гнев и боль походили на беспомощных младенцев, привязанных к детским кроваткам.
      – Хорошо, – ответил он. – Я смотрю, ты уже учишься думать кишками вместо ягодиц. Однажды ты скажешь мне спасибо за эту науку.
      Энгус живо вернулся к лифту. Панель управления у двери включала в себя интерком. Поглядывая на Долфина, чтобы тот не застал его врасплох, он нажал на нужную кнопку и произнес:
      – Мостик, это Энгус.
      Через секунду Морн ответила:
      – В чем дело, Энгус?
      Ее голос, искаженный маленьким динамиком, едва не ломался от напряжения. Термопайл торопился. Он был слишком напуган.
      – Мы с капитаном Юбикви хотим отправиться на «Трубу». У меня там неотложное дело, и я ни с кем не хочу обсуждать его.
      Тон Морн обострился.
      – Что ты задумал?
      Управление дежурной сменой и психологическое противостояние Мин Доннер требовали сил, которых ей уже недоставало.
      – Не спрашивай, – ответил Термопайл. – Это мои проблемы.
      «Доверься мне, Морн. Разве я не оправдал твои надежды? Просто мне не хочется смотреть, как нас будут убивать одного за другим».
      Пресекая ее дальнейшие расспросы, он добавил:
      – Отправь к нам Сиро. Все равно он тебе пока не нужен. Я хочу познакомить его с капитаном Юбикви.
      Сиро мог показать, где и как он испортил двигатели. Это сэкономило бы время и силы Энгуса. Если же парень не согласится помочь и начнет придуриваться, Термопайл использует его для другого дела…
      Из динамика интеркома доносился шум голосов. Наверное, Мика и Дэйвис – а возможно, даже Мин Доннер – отговаривали Морн. Но Энгусу не пришлось ждать долго.
      – Хорошо, – ответила Морн, как будто услышала его невысказанную просьбу. – Пусть будет по-твоему. Сиро уже в пути.
      Интерком отключился. Долфин подбоченился, словно хотел заупрямиться.
      – Зачем тебе нужен мальчишка? – возмутился он. – Парень и так уже спятил от страха. Он нуждается в лечении. Оставь его в покое.
      Термопайл схватил Долфина за руку и втянул его в лифт.
      – Поехали.
      Зонные импланты ослабили давление, и это сделало Энгуса общительным.
      – Давай посмотрим, чему вас учат в академии. Что, к примеру, ты смыслишь в ремонте двигателей?
      Капитан Юбикви изумленно открыл рот, но не стал вырываться. Энгус отпустил его руку и направил лифт к воздушному шлюзу, которым соединялся «Каратель» с неисправным скаутом.

      Командный центр погрузился в активную деятельность. Почти все пульты были заняты. Около сотни мужчин и женщин изучали поступавшую информацию, отдавали команды и отвечали на звонки. Пятьдесят техников обслуживали каналы связи. Один из них настойчиво вызывал приближавшийся сторожевик, требуя незамедлительного ответа. Остальные выполняли свои обязанности. Некоторые из них обеспечивали координацию действий внутренней службы безопасности полиции. Другие поддерживали контакт с кораблями планетарного кордона. По узким лучам на орбитальные платформы передавались предупреждения и инструкции. Внутрисистемный транспорт направлялся на дальние трассы. Группа специалистов занималась копированием данных информационного центра и компьютеров БСИ на случай гибели станции и департаментов полиции на видимой стороне планеты. Штат Койны начал массивную работу по эвакуации огромной части населения Земли.
      Системотехники и сканеры собирали данные о вражеском корабле. Администраторы составляли списки служащих для экстренной погрузки персонала на спасительные модули. Стрелки и канониры проверяли прицелы и заряжали пушки. Инженеры вращали станцию, чтобы встретить вражеский сторожевик максимальным количеством оружия и самыми мощными энергетическими щитами. Одним словом, на командном пункте полиции Концерна царила суматоха, которая, пульсируя и разбухая, нарастала, как надвигавшаяся истерия.
      – Неопознанное амнионское судно, вас вызывает командный центр полиции Концерна.
      Голос техника охрип от бесконечных повторений.
      – Прошу вас немедленно ответить.
      Несмотря общую нервозность Уорден Диос сохранял спокойствие и вел себя так, словно ничего не боялся. Он быстро просматривал данные экранов и наблюдал за работой своих подчиненных. Командный пульт позволял ему контролировать деятельность всей станции полиции. Однако он не поддавался эмоциям, которые кипели вокруг него. Бесстрастный, как каменная статуя, Уорден следил за крахом человечества и собственных грез, будто действительно предвидел этот ход событий. К сожалению, он не был ясновидящим. Просто Диос знал, что люди нуждались в его уверенности и силе. Ради них – и по долгу службы – он выглядел спокойным и неуязвимым.
      Вся вина за сложившуюся ситуацию ложилась только на него. Он чувствовал себя ответственным за акт вторжения. Прямо или косвенно, Уорден заставил вражеский корабль прилететь сюда, и теперь ему следовало предпринять какие-то действия. Для начала он собирался осуществить рискованный план, который вряд ли пришел бы в голову кому-нибудь другому. Утробный ужас перед амнионами был настолько сильным, что не оставлял в умах людей свободного места для размышлений.
      – Неопознанное амнионское судно, вас вызывает командный центр полиции Концерна.
      – Мы должны открыть огонь, – требовательно произнес шеф Мэндиш.
      Он появился в командном центре через минуту после того, как зазвучали тревожные сирены. Быстро оценив ситуацию, шеф службы безопасности решил высказать свое мнение Диосу.
      – Нельзя позволять их кораблю приближаться к станции.
      Уорден повернулся к Мэндишу и охладил его пыл мрачным взглядом.
      – И как, по-вашему, мы это сделаем?
      К его показной уверенности прибавился сарказм. У него не было сил и желания притворяться добрым дядей.
      – Вы заметили размеры амнионского судна? Это сторожевик класса «Бегемот». Он проглотит все, что мы в него бросим. И он, похоже, не стремится в бой. Корабль может вести огонь, но не стреляет.
      Экраны сканера указывали, что пушки вражеского судна были заряжены, а лучи прицелов наведены.
      – Согласно профилю его излучений, сторожевик имеет сверхсветовую протонную пушку.
      Сканеры подтверждали информацию, которую принес дрон «Карателя».
      – Амнионы могут сжечь нашу станцию за пятнадцать минут. Но они пока не стреляют. Прежде чем спровоцировать кровавую бойню, скажите мне, почему они до сих пор не начали атаку?
      Он не потрудился добавить, что опасность распространялась не только на командный пункт полиции. Их станция находилась над Сака-Батором. Обладая протонной пушкой, амнионы могли уничтожить весь руководящий аппарат Земли. Плазменные орудия были бесполезны для нападения на планету. Атмосфера рассеяла бы лучи еще до того, как они достигли бы поверхности. Но сверхсветовая протонная пушка не имела таких ограничений. И по идее амнионское судно могло обстреливать планету до тех пор, пока земная кора не раскололась бы на части.
      Сторожевик класса «Бегемот» был способен генерировать колоссальную энергию. Используя плазменные орудия, он мог испепелить станцию полиции и одновременно с этим уничтожить Сака-Батор с помощью протонной пушкой. Такой обстрел привел бы к катастрофе-к худшему из страхов Диоса, которые гнездились в его преступной голове. Однако амнионы не стреляли. Хотя они обязательно ответили бы огнем, если бы их подтолкнули к этому.
      – Неопознанное амнионское судно, вас вызывает командный центр полиции Концерна. Прошу вас немедленно ответить. Вы вторглись в человеческий космос.
      – Мне кажется, они воздержатся от нападения, – предположил Лебуол. – Им что-то нужно от нас.
      Несмотря на развязанные шнурки и разболтанную походку, он прибыл в командный центр почти сразу же за шефом безопасности.
      – Им что-то нужно? – с изумлением переспросил Мэндиш. – Если они сейчас не нанесут удар и не улетят в запретное пространство, то это будет чистым самоубийством. Им никогда не выбраться отсюда. Как только сторожевик начнет торможение, он подпишет себе смертный приговор. Через час здесь будет восемь кораблей – точнее, девять с учетом «Рискованного». Когда подойдет «Доблесть», мы получим явный перевес.
      Он забыл упомянуть о «Карателе».
      – Кроме того, сюда летит «Кузнечный молот». У амнионов медленные импульсные двигатели.
      В качестве подтверждения он указал на экраны сканера.
      – Их корабль действительно мощный, но быстрым его назвать нельзя. Если он остановится, то ему потребуется много времени для набора достаточной скорости и вхождения в подпространство. Он не успеет уйти от «Кузнечного молота».
      В голосе Мэндиша появился оттенок бравады.
      – Амнионы могут требовать от нас все, что угодно, но это не принесет им ничего хорошего. Они будут уничтожены.
      Хэши пожал плечами. Его синие глаза лучились искорками юмора.
      – Может быть, они решили сдаться? – предположил Лебуол.
      – Сдаться? – фыркнул Мэндиш. – Амнионы?
      Своим тоном он как бы говорил: «Ты просто спятил, умник». С тех пор как капитан Вертигус и экипаж «Далекой звезды» впервые вступили в контакт с другой космической расой, никто и никогда не мог заставить амнионов сдаться в плен. Скорее всего, они просто не понимали такой концепции.
      – В любом случае мы не будем стрелять в них первыми, – твердо сказал Уорден.
      Он слишком многое терял и ничего не получал.
      – В данный момент амнионы владеют инициативой. Пусть так оно и будет – до тех пор, пока я не узнаю, что они хотят.
      Чуть поодаль охрипший связист продолжал вызывать сторожевик.
      – Неопознанное амнионское судно, к вам обращается командный центр полиции Концерна. Прошу вас немедленно ответить. Вы вторглись в человеческий космос. Такие действия могут быть восприняты как акт войны. Если вы не ответите, мы сочтем ваши намерения враждебными. Посмотрите на сканеры. Наши корабли готовы уничтожить вас.
      В случае боевого столкновения вам не удастся уцелеть. Прошу вас немедленно ответить. Иначе вы погибнете.
      Шеф Мэндиш не удержался от вопроса:
      – Если амнионы собираются торговаться, а не воевать, то почему они не вступают в переговоры?
      – Скоро вступят, – спокойно ответил Уорден. – Просто они еще не заняли позицию.
      – Позицию? – не унимался Мэндиш. – Они могут уничтожить нас за пятнадцать минут. Вы сами так сказали. Зачем им занимать какую-то позицию?
      Уорден молча пожал плечами.
      – Я думаю, мы все поймем, когда они ее займут, – ответил Хэши.
      Он намекал на то, что уже разгадал хитроумный план амнионов. Мэндиш недоуменно посмотрел на директора Бюро по сбору информации. Очевидно, он считал, что в такой ситуации все позиции имели одинаковое значение. Наивный человек. Он был компетентным офицером службы безопасности, но не мог заменять Мин Доннер в ее отсутствие.
      – Если вы не ответите, мы сочтем ваши намерения враждебными.
      Напряженное ожидание терзало сердце Уордена, но он по-прежнему не выказывал никаких эмоций.
      – Директор, – доложил один из техников, – они ориентируют орудия.
      Уорден тут же повернулся к нему. Его пальцы сжали подлокотники кресла.
      – Вот! Смотрите, сэр!
      Техник указал на экран, на котором изображалась трехмерная проекция сторожевика. Амнионский корабль активировал боковые сопла, регулируя свою ориентацию относительно планеты и станции. Техник нажал на пару клавиш, и светящийся указатель отметил место на корпусе судна.
      – Это излучатель их протонной пушки. Возможно, он у них не один, но других мы пока не обнаружили. Тормозные выхлопы дюз искажают наши данные.
      Мужчина помолчал, а затем, собравшись с духом, продолжил:
      – На таком расстоянии мы можем определить их цели.
      – И каковы они? – мрачно спросил Уорден.
      Техник глубоко вздохнул и, скрывая страх в голосе, ответил:
      – Пять плазменных пушек нацелены на нас. Кроме того, мы засекли три открытые торпедные заслонки. Их протонная пушка наведена на Сака-Батор.
      Вот этого Уорден и боялся. По каким-то причинам амнионы воздерживались от стрельбы. Но они четко понимали тактические возможности своего положения.
      – Вы вторглись в человеческий космос. Такие действия могут быть восприняты как акт войны.
      – Это же чистое самоубийство, – прошептал шеф Мэндиш. – Предположим, они уничтожат Совет и разрушат нашу станцию. Допустим, они даже взорвут домашний офис Фэснера. Но затем они все равно погибнут. И за нас отомстят. Человечество имеет девять гигантских космических станций, и каждая из них обладает собственным флотом. Производство наших верфей несопоставимо эффективнее. Мы наводним боевыми кораблями все запретное пространство и нанесем амнионам непоправимый ущерб. Если они решили развязать войну, мы заставим их заплатить огромную цену.
      Уорден снова промолчал. Слава Богу, амнионы не стреляли. И не будут стрелять, если он не заставит их. Они прилетели сюда, потому что им не удалось уничтожить «Трубу». А значит, миссия, которая привела их в систему Массива-5, не изменилась.
      Эта мысль не успокоила его.
      Хэши косо взглянул поверх грязных очков на трехмерное изображение сторожевика. Затем он повернулся к Диосу и двусмысленно спросил:
      – Я так понимаю, что директор Хэнниш уже в пути?
      Вопрос Лебуола коснулся глубинных страхов Уордена.
      – Ее шатл покинул станцию час назад, – сухо ответил он. – Если мы не вступим в бой с амнионами, Койна прилетит на Сака-Батор незадолго до того, как сторожевик закончит торможение. Эбрим Лен уже ждет ее. Когда она появится, Совет начнет заседание. Они тоже видят это.
      Диос жестом указал на экраны. Служба безопасности Руководящего Совета имела доступ к сканерной сети. Кроме того, Совет получал информацию по прямому каналу от станции полиции Концерна.
      – Многие советники охотно покинули бы остров. Но теперь они застряли там надолго.
      У них не осталось времени для бегства.
      – Поэтому они обязательно начнут чрезвычайное заседание.
      К сожалению, их дебаты и голосования не могли избавить Землю от амнионского судна. Защита планеты возлагалась на Уордена. Здесь они были бессильными. По этой причине, будучи политиками, они постараются использовать чрезвычайное заседание для поиска виновных и вынесения им жестких порицаний.
      – Если нам удастся оттянуть столкновение на достаточно долгий срок, – закончил Уорден, – то Койна успеет сделать свою работу.
      Усталый связист продолжал вызывать амнионов:
      – Наши корабли готовы уничтожить вас. Прошу немедленно ответить. Иначе вы погибнете.
      Внезапно Уорден понял, что ему пора приступать к решительным действиям. Он должен был показать своим людям, что страх не парализовал его волю.
      – Пошлите сообщение в офис генерального директора, – велел он одному из связистов. – Адресуйте его лично Холту Фэснеру. У меня нет времени на разговоры с ним, поэтому ответ мне не нужен. Просто передайте ему, что это моя проблема.
      Он указал на трехмерное изображение сторожевика.
      – Я с ней справлюсь. Посоветуйте ему беречь себя и не высовываться, пока мы не разберемся с ситуацией.
      – Вас понял, сэр.
      Связист тут же начал кодировать сообщение.
      Беречь себя и не высовываться. Если бы Диос спорил на деньги, он поставил бы значительную сумму на то, что Холт не последует его совету. Дракон использует эту ситуацию, чтобы усилить свою хватку на Руководящем Совете. Возможно, он даже пойдет на прямой контакт с амнионами и предложит им вести переговоры лично с ним. Фэснер имел для этого неплохую систему рычагов. Он являлся главой Концерна Рудных компаний -человеком, который вел с амнионами легальную торговлю.
      Если Холт попытается связаться со сторожевиком, Уорден должен сорвать их переговоры. Койна займется Советом. Отныне он ей не помощник. Только шеф Мэндиш и Хэши могли облегчить ее задачу. А еще Морн и Вектор Шейхид.
      Интересно, знала ли Мин Доннер, что от нее зависело будущее всего человечества – от нее и экипажа «Трубы». Уорден поспешно отбросил эту мысль. Передав сообщение в домашний офис Фэснера, он занялся другим неотложным вопросом. Диос нажал несколько клавиш на пульте и открыл широкополосный канал интеркома. Теперь его слова могли быть услышаны на каждом корабле и на каждой орбитальной станции. Он понимал, что его обращения к силам полиции ожидали многие – в том числе и служащие командного пункта.
      – Говорит Уорден Диос, – произнес он твердым и уверенным голосом. – Я нахожусь в командном центре полиции Концерна рудных компаний. Вы уже знаете, что в околоземное пространство вторгся амнионский боевой корабль. Это сторожевик класса «Бегемот». Он очень опасен. Чертовски опасен. Более того, он вооружен сверхсветовой протонной пушкой, имеет энергетические щиты и мощные плазменные орудия.
      Диос внес в голос нотки юмора.
      – С таким забиякой лучше не встречаться в темном месте. Но я не думаю, что амнионы хотят битвы. Они прилетели к нам поторговаться.
      Шеф Мэндиш взглянул на него с удивлением и, возможно, даже с обидой, но Уорден не стал останавливаться.
      – Я могу лишь догадываться о предмете их торга, – продолжил Диос. – Пока они не отвечают на наши запросы. Мы будем ждать начала переговоров. На данный момент сторожевик представляет лишь возможную опасность. Если нам удастся договориться с амнионами, мы постараемся избежать кровопролития.
      Он перевел дыхание.
      – Конечно, ситуация может измениться в любую минуту. Особенно если кто-то с нашей стороны нажмет на пусковую кнопку. Поэтому хочу предупредить, что сейчас не время для таких ошибок. Лично я не тороплюсь на тот свет, и мне не хочется терять кого-нибудь из вас. Я постараюсь сделать так, чтобы все остались живы. От вас требуется только точное выполнение моих приказов, осторожность, внимательность и отсутствие паники.
      Не позволяйте амнионам запугивать вас в самом центре человеческого космоса.
      – Я верю в вас, – закончил он. – До связи.
      Уорден отключил интерком и откинулся на спинку кресла. Он находил свое поведение смешным и постыдным. Какой позор! Он просил у людей доверия после того, как навлек на них опасность. Но такова была его судьба: смотреть на последствия своих поступков; противостоять глобальному кризису, который он сам спровоцировал. Ему нужен был экипаж «Трубы». Диос знал, что без этих людей он потерпит поражение. Койна имела все необходимое, чтобы противостоять Клитусу Фейну и Руководящему Совету – все, кроме твердых доказательств.
      – Такие действия могу быть восприняты как акт войны.
      Пока Уорден обращался к силам полиции, шеф Мэндиш не находил себе места. Наконец он не выдержал и сердито подошел к креслу Диоса.
      – Я что-то пропустил, директор? – со злостью спросил он. – Когда мы начнем «торговаться» с врагом, который совершил акт вторжения?
      – Шеф Мэндиш, – со вздохом ответил Уорден, потирая единственный глаз тыльной стороной ладони.
      Его инфракрасное зрение давно определило расстройство шефа службы безопасности, но он не желал тратить силы на колыбельные песни для туго соображавших сотрудников.
      – Вы пренебрегаете своими обязанностями. Мэндиш открыл рот, словно получил пощечину.
      – Я…
      – Вы шеф службы безопасности подразделения спецназа, – медленно и сурово произнес Уорден. – Вы несете ответственность за защиту Руководящего Совета и за безопасность нашего персонала. Среди прочих дел вам полагается вести расследование по делу кадзе, а не стоять здесь и не указывать мне, как выполнять мою работу.
      Перед отлетом Койны он еще раз велел ему выяснить все, что касалось Клея Импоса и Натана Элта.
      – Мне не нужна ваша критика. Мне необходимы улики.
      – Да, сэр, – ответил шеф Мэндиш.
      Его возмущение угасло. Диос знал таких людей – знал их сильные и слабые стороны. Мэндиш глубоко переживал свою неудачу с выявлением кадзе, которые проникли в Совет и на станцию полиции.
      – Мы работаем над этим. Если появится что-то новое, я дам вам подробный отчет.
      – Хорошо, – ответил Уорден. – И не забудьте проинформировать директора Хэнниш и Хэши Лебуола. Обеспечьте им полную поддержку. Я не знаю, с какими просьбами они могут обратиться к вам, но постарайтесь оказать им посильную помощь. Это очень важно. Вы меня поняли?
      – Так точно, сэр, – выпалил шеф службы безопасности.
      Его ошеломление было очевидным. Уорден не мог не заметить этого. Шеф Мэндиш не сделал ничего постыдного: он потерпел неудачу только потому, что люди, наделенные властью, не позволили ему добиться успеха. Чтобы не оставлять человека с таким грузом вины и эмоций, Уорден поманил его к себе.
      – Да, сэр?
      Шеф службы безопасности неуверенно склонился к креслу. Уорден положил ладонь на шею Мэндиша и пригнул его голову к себе.
      – Я знаю, что делаю, – прошептал он ему на ухо. – Все будет хорошо.
      Шеф Мэндиш не нашел в себе сил для ответа. Его чувство вины было слишком раздутым. Отсалютовав, он молча повернулся и покинул командный центр, как человек, сгоравший в огне своих эмоций.
      – Странно, но я начинаю ожидать возвращения директора Доннер, – произнес Хэши, делая вид, что рассматривает потолок, а не критикует шефа Мэндиша.
      Лебуол и Мин никогда не скрывали своей антипатии друг к другу.
      – Я тоже, – проворчал Уорден.
      Он ничего не мог поделать с этим. Несмотря на свои догадки и страхи, ему, как и всем остальным, приходилось ждать развития событий.
 
      Он с тревогой смотрел на экраны сканера, и пятна пота проступали на его рубашке. Сторожевик продолжал приближаться. Производя торможение, амнионский корабль беспощадно надвигался на станцию. Хриплый рев его двигателей был единственным ответом на тревогу людей и запросы командного центра. Техники рапортовали о безошибочной ориентации его орудий. Расчеты траектории говорили о том, что он затормозит чуть выше станции полиции – всего лишь в пятидесяти тысячах километров. Все понимали, то это дистанция выстрела плазменных пушек.
      Хэши, тихо насвистывая себе под нос дурацкие мелодии, несколько раз покидал командный центр. Он контролировал работу своего подразделения, но о новых результатах не докладывал. Очевидно, их попросту не было. Остальной штат дежурной смены во главе с Уорденом находился на рабочих местах. Казалось, что пот и ожидание приклеили людей к их пультам. Они склоняли головы под бременем генетического ужаса, навеянного близостью амнионов. Каждый из них понимал, что эти существа несли с собой гораздо худшее зло, чем плазменный огонь и смерть. Один из связистов вызывал сторожевик до тех пор, пока не сорвал себе голос. Затем трансляцию сообщения переключили на автоматический режим. Другие связисты отвечали на вопросы и требования всей планеты. Они служили живым щитом от истерии напуганного человечества. Стрелки и канониры напряженно следили за экранами. Их пальцы нависали над кнопками запуска ядерных торпед и тангентами пушек.
      Холт Фэснер не отвлекал внимание Уордена, но и не бездействовал. Несколько каналов связи соединяли его с Сака-Батором. Системотехники Диоса доложили, что три антенны домашнего офиса Концерна рудных компаний были нацелены на амнионский корабль. Очевидно, Дракон тоже пытался получить ответ от сторожевика. К сожалению, станция ПКРК не могла перехватить эти сообщения, поскольку они велись по узким лучам. Но, к счастью, ни один из амнионских передатчиков не излучал никаких сигналов.
      Наконец Уорден решил прервать ожидание. Хлопнув ладонями по бедрам, он вывел техников из гипнотического созерцания экранов и громко спросил:
      – Кто может сообщить мне полетные данные сторожевика? Есть ли шанс, что амнионы войдут в контактное поле и вернутся в подпространство?
      Несмотря на острое волнение, досаждавшее ему, он сохранял спокойный тон. На его вопрос ответила одна из техников:
      – Если у них нет каких-то особых секретов, сэр, они не смогут войти в контактное поле. Их скорость слишком мала для этого. А если они продолжат торможение, то у них вообще не останется времени для набора необходимой скорости, потому что к нам подойдут три малых крейсера, пять канонерских кораблей и «Рискованный». С такими силами мы можем уничтожить амнионское судно Скоро здесь будет «Доблесть». «Кузнечный молот» тоже на подходе.
      Она быстро набрала серию команд и сверилась с данными на экране
      – Если сторожевик задержится у нас на восемь часов, «Кузнечный молот» подойдет к нему на расстояние выстрела. Враг не сможет скрыться в гиперпространстве.
      – Хорошо, – кивнув, произнес Уорден.
      Теперь все зависело от его решений. Если он совершит ошибку, то будет достоин тех обвинений, которые вскоре навалятся на него.
      – Амнионы рискуют. Давайте узнаем, для чего они это делают. Прекратите вызывать их корабль. Подготовьте мне прямой канал связи Я сам буду вести переговоры с ними.
      – Директор Диос, минутку, – обратился к нему Лебуол, пока связисты торопливо выполняли распоряжения Уордена. – Возможно, будет лучше оставить инициативу в их руках Чем дольше продлится отсрочка, тем сильнее станут наши позиции.
      Хэши пожал плечами и, как бы между прочим, пояснил свои слова:
      – Если мы воздержимся от активных действий, то здесь может появиться «Каратель».
      – Вот поэтому я и не собираюсь больше ждать, – ответил Уорден. – С тех пор, как к нам прилетели амнионы, я делаю все, чтобы они контактировали со мной, а не с «Карателем».
      Хэши задумчиво кивнул головой.
      – Я согласен с вами и не настаиваю на своем предположении.
      Он поправил грязные очки, закрывавшие ему обзор.
      – Будем считать, что я вам вообще ничего не говорил.
      Его тонкий рот изогнулся в усмешке. Уорден взглянул на директора Бюро.
      – О каком предположении вы говорите?
      Бывали времена, когда он по непонятным причинам воспринимал юмор Хэши как жест дружелюбия. В такие минуты Диос чувствовал себя не таким одиноким. И сейчас это тоже помогло.
      – Директор, – доложила связистка, – канал готов.
      – Спасибо.
      Уорден включил микрофон.
      – Неопознанное амнионское судно, вас вызывает Уорден Диос, глава полиции Концерна рудных компаний.
      Его голос производил в динамиках акустический резонанс, словно он без всяких усилий мог создавать эффект эха.
      – Вы совершили акт вторжения. Я объявляю вам войну.
      Он намеренно подчеркнул последнюю фразу, чтобы напомнить амнионам о будущих последствиях их действий.
      – В состоянии войны я наделен высочайшими полномочиями. От меня зависит принятие решений, которые определят ответ человеческого космоса на ваше вторжение. Вам не удастся уйти от возмездия.
      Взгляните на сканеры и убедитесь в том, что мы имеем достаточную огневую мощь для уничтожения вашего судна. Через час здесь появятся другие корабли. Я долго ждал ваших объяснений. Если вы не ответите мне, мы откроем огонь.
      Он поднял палец, отмечая этот момент.
      – Даю вам ровно тридцать секунд.
      Щелкнув по клавише, он отключил микрофон. Люди в помещении командного центра и на всей станции отреагировали на его речь таким образом, словно Диос пустил по цепи электрический ток. Мужчины и женщины оживились за пультами. В коридорах зазвучала боевая тревога. Связисты предупреждали персонал станции о предстоящем сражении. Слова Уордена транслировались на все корабли полиции Концерна.
      – Никаких ошибок, – предупредил стрелков дежурный офицер. – Всем ждать команды! Я сниму шкуру с любого, кто выстрелит без приказа директора!
      Не обращая внимания на внезапную суматоху, Уорден пометил в уме, что офицера следовало похвалить за предосторожность. Он не сомневался, что сторожевик отзовется в указанный срок. И действительно, ответ пришел через семнадцать секунд. С треском статических помех динамики центра ожили, словно открыли портал в далекий и глубокий вакуум. Искаженный мужской голос произнес:
      – Уорден Диос, это амнионское судно «Затишье». Речь была человеческой, но абсолютно чужой.
      – Я Марк Вестабул, наделенный правом принимать решения. Вы можете считать меня капитаном корабля. Не открывайте огонь. Если вы начнете атаку, мы уничтожим вас. Ваши сканеры подтвердят, что мы обладаем для этого достаточной мощью. Возможно, вы правы в том, что мы погибнем в этом бою. Но прежде мы распылим вашу станцию, нанесем огромный вред орбитальным платформам и человеческому флоту. Наша сверхсветовая протонная пушка нацелена на остров, который является местоположением вашего правительства. Не открывайте огонь. Иначе вы не только умрете сами, но и станете причиной многочисленных жертв.
      Сообщение закончилось вспышкой статических помех. Жаркий шум частиц наполнил зал командного центра.
      – Марк Вестабул, – с удивлением прошептал Лебуол. – Это человеческое имя.
      Уорден тоже заметил эту деталь.
      – Вы хотите сказать, что амнионы начали использовать человеческие имена? С каких это пор?
      – Нет, у меня есть другое объяснение.
      Хэши пригнулся к пульту и ввел несколько команд. Пробежав взглядом данные, которые появились на экране, он доложил:
      – Анализ голоса закончен. Когда амнионы воспроизводят человеческую речь, их звуковые фонемы имеют характерные составляющие. В данном случае они отсутствуют. Это означает, что с нами говорил амнион, физиологически похожий на человека. У него имеются голосовые связки, горло, рот и язык. Очевидно, Марк Вестабул был когда-то человеком – если только амнионы не научились выращивать людей по их РНК.
      Уорден кивнул. Интересная подробность – в чем-то даже полезная.
      – Что сообщает информационный центр?
      – Я ввел запрос, – ответил Хэши. – Судя по лаконичности ответа, результат будет неутешительным. Хотя…
      Он посмотрел на текст, поправил очки и удовлетворенно произнес:
      – Хм! Марк Вестабул отмечен в наших файлах. Несколько лет назад он числился в команде корабля «Сны наяву». Это было внутрисистемное транспортное судно, которое обслуживало Рудную станцию. Печально, но «Сны наяву» бесследно исчезли. Судьба корабля неизвестна. Насколько я понимаю, его команда попала к амнионам, и люди стали жертвами чудовищных опытов.
      Руководитель Бюро по сбору информации помолчал, а затем добавил:
      – Составляющие звуковых фонем подтверждают его генетическую идентичность. Однако я не специалист в этой области, и нам придется подождать заключения экспертов. Старые записи его голоса демонстрируют некоторое сходство, но, к сожалению, наши файлы о Вестабуле скудны.
      Эта деталь тоже могла оказаться полезной, но Уорден не стал дожидаться отчета экспертов. Включив микрофон, он произнес:
      – «Затишье», вас вызывает Уорден Диос.
      Теперь он без труда сохранял показное спокойствие. Период ожиданий кончился. Пора было приступать к решительным действиям.
      – Марк Вестабул, судя по имени, вы были человеком. Наверное, вы помните, что людям нравится насилие. Многие из нас мечтают о героической смерти. Вы проделали долгий путь, чтобы нацелить пушки в наши лица. А как вы сами относитесь к смерти? Если она вам не нравится, вы должны объяснить, почему нам следует отложить атаку. Но для начала скажите, что вы здесь забыли?
      Несколько техников, прислушиваясь к словам Уордена, приостановили свою работу. После последней фразы двое из них вскинули в воздух сжатые кулаки.
      Какое-то время динамики издавали треск статики. Однако пауза длилась недолго. Очевидно, решения, которые принимал Вестабул, были простыми для амнионов. Или он уже сделал свой окончательный выбор.
      – Как вы правильно сказали, Уорден Диос, мой генетический материал когда-то был схож с вашим. Теперь я амнион.
      Он говорил об этом, как о пустой банальности. Его высокопарная и странная манера речи придавала словам выразительность, которой не хватало в голосе.
      – Тем не менее в процессе мутации я сохранил определенный ресурс человеческой памяти и понимания языка. По этой причине меня наделили правом принятия решений. Моя бывшая человеческая природа помогает мне эффективно вести дела с людьми. В настоящий момент я использую свои ресурсы для выполнения задач, которые привели нас в эту область космоса.
      Уорден промолчал. Он уже высказал свое требование и теперь хотел посмотреть, каким будет ответ Марка Вестабула.
      – Уорден Диос, – продолжил почти человеческий голос, – я должен обсудить вместе с вами один вопрос. Он очень сложен для меня, так как вовлекает в себя понятия, которые бессмысленны для амнионов Я один на борту «Затишья» понимаю их важность для человечества. Следует заметить, что будущие отношения между нашими видами будут зависеть от решения этого вопроса. Прийти к обоюдному согласию мы можем только через… дискуссию.
      Вестабул произнес последнее слово так, словно оно было для него незнакомым. Хэши флегматично кивнул: он, как и Уорден, ожидал чего-то подобного. Многие техники командного центра изумленно смотрели на Диоса, как будто тот еще раз подтвердил свою репутацию ясновидящего.
      – Я понял вас, «Затишье».
      Уорден намеренно говорил с командой корабля, а не с человеком. Он хотел дать понять Вестабулу, что знает о вассальной зависимости амнионов.
      – О чем вы желаете дискутировать?
      – Как я уже сказал, вопрос очень сложный, – ответил Вестабул.
      Треск статики подчеркивал его громоздкие обороты речи.
      – Кроме того, мне нелегко использовать мои человеческие ресурсы.
      Он сделал паузу, подыскивая нужные слова.
      – Я не могу… дискутировать… не видя оппонента. Уорден пытался представить, что именно мешало
      Вестабулу – и о каких «бессмысленных понятиях» он упоминал. Когда «капитан» амнионского судна произнес заключительную фразу, его голос был таким же чужеродным, как физика подпространства:
      – Я должен говорить с вами лично – с глазу на глаз.
      Несколько техников командного центра издали приглушенные вздохи удивления. Полдюжины мужчин и женщин непроизвольно поднялись на ноги и повернулись к Уордену. Нарушая дисциплину, офицеры не призывали их вернуться к своим обязанностям. Они сами смотрели на главу полиции. Диос почувствовал, как страх, глодавший его сердце, стал холодным, словно аммиак. Он не нуждался в предвидении, чтобы ощутить надвигавшийся шквал событий.
      – С глазу на глаз? – мрачно отозвался Уорден. – Как вы это себе представляете, «Затишье»?
      Несмотря на желание казаться спокойным он едва не «дал петуха». У Вестабула был готов ответ.
      – Если мы начнем сражение, Уорден Диос, амнионы потеряют только один корабль. Ваши потери будут многочисленны: человеческие жизни, орбитальные станции, производственные предприятия и часть флота. Вам это известно. Вы хотите предотвратить конфликт, который может стать катастрофическим для человечества? Если да, то мы ждем вас на борту «Затишья».
      Весь персонал командного центра поднялся на ноги. По залу пронесся ропот протестов, который быстро затих и превратился в напряженное молчание. Хэши Лебуол ошеломленно смотрел на Диоса. Казалось, он и теперь искал признаки удивления на лице своего начальника.
      Уорден не обращал на это внимание. Внезапно он понял, что такое рок. Отправиться на вражеский корабль? Предстать в одиночку перед амнионами? С риском мутации? Ради чего? «Чтобы выгадать время», – ответил он себе. Чтобы сберечь человеческие жизни. Чтобы освободиться от гнета Концерна. Он сделает это ради Морн и Койны, ради Энгуса Термопайла и Вертигуса Шестнадцатого. Будущему человечества грозила опасность – хотя и не такая, о которой говорил Марк Вестабул.
      Глава полиции Концерна не боялся смерти. Он примирился с ней, восстав против Холта Фэснера. Но сейчас от него требовалась демонстрация нежелания. Если бы он согласился слишком быстро, его бы неправильно поняли – как персонал станции, так и амнионы.
      – Ваше предложение безумно, – прохрипел он в микрофон, словно потерял от страха голос. – Лучше уж вы прилетайте сюда.
      Вестабул предвидел его возражение. Он вновь имел готовый ответ.
      – Это неприемлемо. Отделившись от «Затишья», я потеряю власть. Зная о моей уникальности среди амнионов, вы можете почувствовать соблазн убить меня. В то же время вы, покинув станцию, сохраните мощь своих кораблей и орбитальных платформ. Ваша позиция нисколько не изменится. Чтобы… дискуссия… – это слово по-прежнему доставляло ему неудобство, -… состоялась, мы должны встретиться в равных условиях. Уорден Диос, вы находитесь в своей звездной системе. У вас преимущество. Значит, вы должны прилететь ко мне.
      – Нет, не надо! – прошептала одна из связисток.
      По залу вновь прокатилась волна протестов. Несколько мужчин и женщин начали громко выражать свое мнение:
      – Нет! Пошлите его к черту!
      Ударом кулака Уорден отключил микрофон и резким жестом призвал людей к молчанию. Сердце станции полиции Концерна вновь замерло в ожидании. Приподнявшись с кресла и мрачно осмотрев лица подчиненных, Диос грозно прокричал:
      – У нас тут не демократия! Решения принимаю я! Займитесь своей работой. И не мешайте мне делать мою!
      Тишина упала, как жалюзи. Техники торопливо заняли свои места и склонились к экранам пультов. Ближайший офицер смущенно произнес:
      – Извините, сэр. Они только хотели выразить вам…
      – Я понимаю, – проворчал Уорден. – Но не забывайте о дисциплине.
      – Слушаюсь, сэр.
      Офицер отошел и начал делать вид, что присматривает за своими подчиненными. Сделав глубокий вдох, Уорден включил микрофон.
      – Марк Вестабул, вы сказали, что ожидаете меня на борту «Затишья». Каковы будут условия встречи?
      – Уорден Диос, – спокойно ответил бывший человек, – вы должны прилететь к нам один и без оружия. Мы будем беседовать в той обстановке и при тех физических условиях, которые вы сочтете удобными для себя. Когда мы придем к обоюдному пониманию и согласию, вы вернетесь на станцию.
      – Я смогу поддерживать связь с командным центром полиции?
      – Нет. Вы не будете говорить с вашей станцией, пока наша дискуссия не завершится.
      Хэши коснулся руки Уордена и прошептал:
      – Это ловушка.
      Диос был того же мнения. Тем не менее он сфокусировал внимание на микрофоне – на линии связи со своей судьбой.
      – «Затишье», вы амнионы, а я человек.
      Абсолютно несовместимые понятия.
      – Почему я вам должен доверять?
      – Потому что мы амнионы, Уорден Диос, – бесстрастно ответил Вестабул. – В отличие от людей мы ведем честный обмен и всегда выполняем свои обязательства. Однако можно добавить и следующее замечание. Мы ничего не получим, причинив вам вред. Если мы убьем вас, ваше место займет другой человек, и враждебные отношения между нами продолжатся. Если мы превратим вас в одного из нас, эта трансформация будет обнаружена на вашей станции. Мутация вызовет пробелы памяти и неизбежные изменения в поведении и манере речи. Любой человек опознает в вас амниона. Мы получим еще одну особь, но ваша станция откажется подчиняться вам, и подобное действие не принесет нам ощутимой пользы.
      Сделав паузу, Вестабул добавил:
      – Вы можете спросить, что я способен предложить взамен. Я дам вам время, Уорден Диос. Отсрочка битвы выгодна для людей. Чем ближе подлетят ваши корабли, тем меньшую опасность мы будем представлять. С каждым последующим часом вред, который может причинить наше судно до своего уничтожения, будет сокращаться в геометрической прогрессии. Я иду на этот риск ради нашей дискуссии. Вы должны предпринять нечто схожее.
      Судя по всему, амнион не был подвержен мрачным предчувствиям и подозрениям. Он бесстрастно закончил:
      – Каким будет ваш ответ, Уорден Диос?
      Уорден снова отключил микрофон. Вместо спора с Вестабулом он взял паузу для анализа своих страхов. В принципе, Диос предполагал, что амнионы выдвинут такие аргументы. Они были вполне объяснимыми. Враг имел тактическое преимущество и пользовался им. Уорден интуитивно знал, что должен сделать. Отсрочка действительно могла спасти Сака-Батор и станцию полиции Концерна. Чего же он боялся? Мутации? Нет, его страхи коренились глубже.
      Задуманная им атака на Холта Фэснера могла разрушить все его мечты. Он вызвал бедствие, которое грозило уничтожить миллионы человеческих жизней, не говоря уже об утрате многих надежд и материальных ресурсов. Битва со сторожевиком в околоземном пространстве развеяла бы в прах его долгие приготовления. Она нейтрализовала бы Койну и Морн, увековечив власть Дракона. Боевое столкновение, с потерей Руководящего Совета Земли и Космоса и станции полиции, не оставило бы на планете иной власти, кроме Концерна рудных компаний. И Уорден знал, что Холт извлек бы баснословную выгоду из подобной ситуации…
      «Это не просто страх смерти, – предупредила его Норна. – Он хочет жить вечно. Разве вы не понимаете? Почему он не дает мне умереть? Холт жаждет наказать меня своим триумфом. Я мучаюсь уже полвека».
      У Диоса не было выбора. Он отчаянно нуждался в отсрочке, которую предлагал ему Вестабул. В сравнении с будущим человечества его жизнь казалась слишком ничтожной, чтобы измерять ее цену.
      Техники командного центра и половина станции наблюдали за ним, затаив дыхание. Он включил микрофон и, собрав волю в кулак, произнес:
      – «Затишье», это Уорден Диос. Я согласен выполнить ваше требование.
      Тихая волна испуганных протестов пронеслась по командному центру, но Диос игнорировал ее. Он твердо добавил:
      – При одном условии.
      – Уорден Диос, это Марк Вестабул, – почти мгновенно ответил амнион. – О каком условии вы говорите?
      Подавив страх, Уорден сделал еще один шаг по выбранному пути.
      – «Затишье», я знаю, что с вами пытались связаться другие станции. Наши сканеры утверждают, что вы не ответили на их запросы. Мое условие таково: вы будете иметь дело только со мной.
      Если я несу ответственность за ваше появление, пусть эта ответственность будет полной. Вам не удастся выбить из-под меня основание, потому что я сам избавился от него.
      Если вы ответите на любой сигнал, который исходит не от станции полиции, наша дискуссия будет прекращена, и мы приступим к вашему уничтожению.
      Его требование оказалось неожиданным для Вестабула. «Затишье» отключились от канала связи, оставив в динамиках только шум статических помех Возможно, амнион сделал это умышленно. Уорден попытался думать как пришелец, но быстро понял тщетность своих усилий. Решив не напрягать зря нервы, он начал ждать ответа Вестабула В конце концов тот вышел на связь Его странный голос по-прежнему не выражал никаких эмоций, но в нем появились нотки осторожности
      – Уорден Диос, позвольте мне процитировать ваши слова. Вы сказали: «В состоянии войны я наделен высочайшими полномочиями. От меня зависит принятие решений, которые определят ответ человеческого космоса на ваше вторжение». Теперь, выражая свое условие, вы фактически признали наличие другого авторитета, который может отменить ваши решения. Если это действительно так, то я должен говорить не с вами, а с ним.
      О, черт! Несмотря на славу ясновидящего, Уорден не предусмотрел такого поворота событий. Возможная неудача всколыхнула его внутренности. Бесчисленные смерти, предательство без надежды на возрождение расы…
      – Позвольте мне тоже процитировать вас, – ответил он, содрогаясь от ужаса. – Вы сказали, что сохранили определенный ресурс человеческой памяти и понимания языка. Наверное, вы помните, что в политических организациях Земли всегда имелись фракции. По закону власть моя. Но многие политики будут рады убедить вас в том, что вы должны общаться с ними, а не со мной. Хотя кем бы ни были эти люди, и что бы они ни предлагали, контроль над ситуацией находится в моих руках. Все боевые корабли и оборонительные кордоны Земли принимают приказы только от меня. Если вы будете вести переговоры с каким-то другим человеком, то ничего не добьетесь. Я являюсь главой полиции Концерна Рудных компаний, и ваша дальнейшая судьба зависит от меня. Это я решаю, жить вам или умирать.
      «Поверь мне, – безмолвно просил он Вестабула. – Я не могу думать по-амнионски. Но ты можешь думать по-человечески, как я».
      Очевидно, Вестабул колебался.
      – Уорден Диос, – осторожно сказал амнион, – нас вызывал Концерн Рудных компаний. Сообщение передавалось от имени генерального директора Холта Фэснера. Разве полиция не подчиняется этому Концерну? Разве власть Фэснера не превышает вашу?
      Уорден молча выругался, затем проворчал в микрофон:
      – Слушайте меня внимательно, «Затишье». Я не собираюсь тратить время, обучая вас тонкостям человеческой политики.
      Он позволил гневу влиться в голос, пока его тона не стали тяжелыми как камни.
      – Вам придется поверить мне на слово. Вы наделены «правом принятия решений». Я тоже обладаю таким правом. Боевые действия – это работа полиции. Они входят в круг моих обязанностей. Холт Фэснер не может приказать кораблям не стрелять. А я могу. Вы сказали, что хотите обсудить какой-то важный вопрос. Вы сказали, что мы должны дискутировать наедине друг с другом. Это ваша проблема, а не моя. Вы можете говорить со мной прямо сейчас.
      Вы можете транслировать наши переговоры на человеческий космос и запретное пространство. Или, приняв мое условие, вы получите то, что хотели. Он мрачно закончил:
      – Я жду вашего решения.
      Подняв палец, он приготовился отключить микрофон. Некоторые из техников молча шевелили губами, как будто молились. Другие смущенно пожимали плечами. Непрерывное шарканье ног создавало впечатление, что большая часть персонала ходила по проходам между пультами. Уорден хотел поднять голову и осмотреться, но молчание Вестабула удержало его. Палец завис над кнопкой микрофона. Покачнувшись, рука двинулась вниз. И в этот момент амнион ответил:
      – Хорошо, Уорден Диос.
      Манера его речи была слишком напыщенной, чтобы предполагать уступку.
      – Наше судно не будет отвечать на сообщения, исходящие от других станций. Вы должны прилететь к нам один и без оружия, так, чтобы мы имели возможность провести дискуссию с глазу на глаз.
      Сердце Уордена радостно вздрогнуло, словно он получил долгожданную отсрочку – словно ему не терпелось испытать судьбу на борту «Затишья».
      – Я согласен, – быстро ответил он. – До связи. Вместо того чтобы ударить пальцем по клавише,
      Диос мягко нажал ее. Подняв голову, он увидел, что весь персонал командного центра собрался вокруг него. «В чем дело», – хотелось закричать ему. Однако, несмотря на годы дисциплины и закалку воли, он так удивился, что не нашел нужных слов. Уловив его настроение, Хэши напустил на себя негодующий вид, хотя за притворной досадой угадывался юмор. Поймав за рукав ближайшего офицера, с обманчиво молодым лицом, директор Бюро по сбору информации возмущенно спросил:
      – Что все это значит, молодой человек?
      Офицер даже не посмотрел на Хэши. Его взгляд, выражавший немую просьбу, был прикован к главе полиции Концерна.
      Ситуация достигла пика напряженности. Диос нуждался в минуте покоя, чтобы собраться с мыслями. Он потер лицо ладонями, отгоняя страх и настоятельность – точнее, избавляясь от ощущения, что к нему прикоснулась смерть. Он напомнил себе, что перед ним стояли его люди: подчиненные, которые выполняли приказы Уордена и верили ему. Их жизни были связаны с его судьбой.
      Диос медленно осмотрел лица сотрудников, встречая мрачные и расстроенные взгляды. Поглощенный собственными страхами, он прежде не замечал их эмоций. Но теперь сила коллективной ауры накрыла его волной. Некоторые женщины и, по крайней мере, десяток мужчин моргали, отгоняя слезы.
      – Офицер…
      Уорден прочистил горло. Обычно он помнил имена подчиненных, однако сейчас, впервые в жизни, забыл, как звали этого моложавого человека. Слишком много проблем. Слишком много вопросов и страхов.
      – Объясните, что происходит?
      Заикаясь от смущения, молодой офицер с трудом произнес:
      – Пожалуйста, сэр, не думайте, что мы испугались. Его кадык конвульсивно дернулся.
      – Мы готовы вернуться к работе в любую минуту. Но мне… Но нам нужно знать…
      Он с видимым усилием преодолел свое огорчение.
      – Сэр, вы не должны сдаваться на их милость. Это неправильно. Они амнионы. Они уничтожают людей, как уничтожили Марка Вестабула. Вы нужны нам здесь. Если вы станете одним из них, мы проиграем войну. Нам не на что будет надеяться. Мы лучше умрем, сражаясь за вас.
      Шепот согласия пронесся по залу, показывая, что молодой офицер выражал мнение всех людей в командном центре и на станции. В груди Уордена зрел злой ответ, нагнетаемый давлением ужаса. Ему хотелось закричать: «Что это вы еще придумали? Как это вам не на что будет надеяться? Вы, что, чудес от меня ждете?». Но прежде чем его негодование стало достаточно сильным, чтобы смять самоконтроль, в сердце Уордена появилось другое чувство – странная и незнакомая гордость за себя и людей, которые так сильно заботились о нем, так верили ему и полагались на него.
      В другой жизни – в жизни без фатальных ошибок и доверия Холту Фэснеру – одного такого момента было бы достаточно, чтобы сделать достойными прожитые годы. Возможно, тогда он и заслуживал бы такого доверия. Однако в этой жизни гордиться было нечем. Его соучастие в преступлениях Холта перечеркивало все достижения.
      Уорден медленно поднялся на ноги. Еще раз осмотрев лица своих сотрудников, он произнес:
      – Спасибо, офицер. Спасибо вам всем.
      Ему хотелось перейти на усталый шепот, но он заставил себя говорить громко, чтобы его голос услышали все собравшиеся.
      – Я ценю вашу заботу.
      Он беспомощно развел руками.
      – Я ценю ее больше, чем могу описать словами. Но поставьте себя на мое место. Доверяя мне, вы готовы погибнуть за меня. А ведь я чувствую то же самое в отношении вас. Амнионы хотят говорить со мной лично. И каждый час отсрочки увеличивает наши шансы на выживание. Пусть я рискую своей головой. Но неужели вы думаете, что я откажусь от возможности сохранить ваши жизни и спасти гражданское население Земли от удара из космоса?
      Какое-то время его взгляд скользил по лицам людей. Затем он выпрямил плечи и гордо повел подбородком.
      – Мы служим в полиции. Это наш долг – долг чести – служить и защищать человечество.
      Годами Уорден говорил им ложь, которую ненавидел, – сначала ложь Холта, затем свою. Теперь его слова были чистой правдой.
      – Моя жизнь слишком ничтожна, чтобы ради нее отказываться от своей работы.
      И он не мог, прикрываясь заботой о собственной шкуре, допустить, чтобы «Затишье» взорвал «Каратель» на выходе из подпространства. Об этом Диос не говорил, потому что даже теперь он не мог признаться себе и людям, как сильно зависел от Морн и Мин Доннер.
      Он без искусственного зрения мог видеть результат своих слов. Глаза людей заискрились от убеждения или, наоборот, затуманились от слез. Привязанность к Диосу, вдохновившая этих людей на протест, сделала их уязвимыми к его ответу. Чтобы успокоить сотрудников, Уорден добавил:
      – Конечно, моя работа не будет стоить и дерьма, если вы не вернетесь к пультам и не приступите к выполнению своих обязанностей.
      – Да, сэр, – тоненько ответил молодой офицер. – Мы сделаем это немедленно.
      Он повернулся к толпе техников и свирепо замахал руками. Те молча, как на параде, отсалютовали главе полиции. Обычно Уорден не отвечал на отдание чести – ему это не нравилось. Но сейчас он сделал исключение. Разве он мог им отказать? Тем не менее Диос не стал наслаждаться моментом. Он торопился. Как только люди начали расходиться по своим местам, он велел одному из помощников подготовить шатл для полета на «Затишье». Мысль о визите к амнионам пугала его. Уорден не мог отбросить ее прочь.
      Диосу хотелось побыть одному. Он давно уже двигался навстречу судьбе, но теперь под тяжестью кризиса чувствовал, что должен собраться с силами и успокоиться. К сожалению, такой возможности не представилось. Лебуол предложил проводить его в док.
      Хэши приготовил для Уордена припасы. Прежде чем они покинули командный центр, техник Бюро, задыхаясь от спешки, принес два предмета, которые Лебуол передал начальнику: дыхательную маску и зловещую на вид маленькую черную капсулу. Уорден молча принял их и положил в карман. Вместо слов благодарности он позволил директору сопровождать его.
      Подгоняемый страхом и недовольством, Диос перешел на быстрый шаг, который не делал никаких уступок для Хэши и его развязанных шнурков. Однако Лебуол умудрялся держаться наравне с Уорденом. Хэши сохранял молчание до тех пор, пока они не оказались в широком коридоре. Затем он пылко произнес:
      – Разрешите заметить, директор, что с моей точки зрения вы совершаете ошибку. Амнионам не о чем дискутировать с вами. Это чистая софистика. Они хотят взять вас в заложники.
      – В заложники? Зачем?
      Уорден понимал, о чем говорил Лебуол, но хотел услышать его объяснение.
      – Чтобы использовать вас против «Карателя», – ответил Хэши. – А как еще они могут вытянуть из Мин Доннер то, что хотят?
      – «Карателя» здесь нет, – кратко заметил Уорден.
      – Он вот-вот появится, – возразил Лебуол. – Я не сомневаюсь, что директор Доннер прибегла к приоритету Габриеля и получила содействие Исаака. А значит, «Каратель» и «Труба» уже возвращаются на станцию.
      Уорден не сообщил ему о приказе Холта, который предписывал отдать Энгуса в руки Саккорсо.
      – Конечно, мы получим при этом несколько преимуществ, – продолжил Хэши. – Я уверен, что директор Доннер запретила трансляцию «Трубы», и сообщение об иммунном лекарстве больше не будет провоцировать амнионов. Надеюсь, что «Затишье» не станет открывать огонь по «Трубе» и «Карателю», когда те выйдут из подпространства. Тем не менее эта угроза по-прежнему велика. Крейсер вольется в заградительный кордон вокруг амнионского корабля. Его прибытие усилит нас и ослабит позицию сторожевика. Чтобы обеспечить успех вторжения, Марк Вестабул воспользуется единственной монетой, которую признает «Каратель». Этой монетой будет ваша жизнь.
      Внезапно Уорден понял, какой фатальной могла стать верность его людей.
      – Именно для таких случаев на борту крейсера находится Мин Доннер, – мрачно ответил он.
      Фактически Мин могла оказаться единственным офицером полиции, способным пожертвовать Уорденом Диосом. При определенных обстоятельствах она даже могла игнорировать его прямой приказ, став такой же опасной, как Марк Вестабул.
      – Хм! Так вы и это предвидели!
      В возгласе Хэши промелькнули нотки благоговейной почтительности. Уорден нахмурился от досады.
      – Не совсем это, но нечто похожее.
      Ему было не до расспросов – точнее, он не хотел принимать чье-либо благоговение. Однако Хэши не останавливался.
      – Простите меня, Уорден, – торопливо сказал он. – Я вас не понимаю…
      – Не ломайте голову, – прервал его Диос. – Это моя проблема, а не ваша.
      Он тут же устыдился своего поведения. Лебуол был хорошим директором Бюро по сбору информации. Он служил полиции с честностью, фантазией и усердием. Его склонность к заговорам и причудливым интерпретациям являлась огромным достоинством. Он не был виновен в том, что иногда ошибался в мотивах, которые управляли поступками Уордена.
      Чтобы смягчить вспышку раздражения, Диос мягко добавил:
      – Я собираюсь оставить на вас множество других проблем.
      – Сделаю, что смогу.
      Голос Хэши звучал неестественно покорно и даже, можно сказать, приниженно.
      – Во всяком случае, я постараюсь закончить расследование по делу Клея Импоса и Натана Элта.
      Еще мгновение назад Уорден не думал об этом. Появление амнионского корабля заставило его забыть о кадзе и заседании Руководящего Совета. Но теперь ему захотелось пояснить свою позицию.
      Он говорил так много лжи и хранил так много секретов, что уже устал от этого. Мысль о визите на борт «Затишья» наполняла Уордена страхом, а изоляция от людей, ценивших его, казалась невыносимой. Диос подготовился к тому, что собирался сделать. Но люди, которым он доверял – Хэши, Мин и Койна, Энгус и Морн – не заслуживали того, чтобы ими манипулировали, как куклами. Вот почему ему вдруг захотелось излить свою душу.
      У него не было времени на обстоятельное признание – ни времени, ни смелости. Однако он решил дать намек Лебуолу. Для Хэши хватило бы и намека.
      – Послушайте, мне нужно кое-что сказать вам, и я не могу ждать другого случая.
      Хотя коридор был пуст, и все сотрудники станции находились на своих рабочих местах, Уорден понизил голос. Он с трудом удержался от импульса склонить голову к уху Лебуола. Диос прибавил шаг, заставив Хэши ускорить темп ходьбы.
      – Я отправил Мин на «Каратель» не только по тактическим причинам. Мне хотелось защитить ее от того, что вскоре произойдет на Сака-Баторе – защитить от позора, который ляжет на нас после откровений Койны. Кроме того, я хотел, чтобы она помогла Морн Хайленд. Я приказал ей спасти жизнь этой женщины. Надеюсь, она справится…
      Он говорил, не глядя на Лебуола.
      – Морн и Энгус уже превзошли мои ожидания. Господи! Они транслировали формулу антимутагена! Я не представляю, как им удалось выжить в том аду и сохранить так много сил. Но я надеюсь на нечто большое.
      Хэши тихо присвистнул.
      – Я надеюсь, что Морн, прилетев сюда, даст показания по делу Энгуса и расскажет Совету о том, как полиция подставила Термопайла, – продолжил Уорден.
      Эти признания низвергли бы Холта с его пьедестала.
      – Если она захочет совершить такой поступок, Мин будет единственной в руководстве полиции, кто сможет ей помочь. К тому времени только директор Доннер сохранит свой моральный авторитет.
      Руководящий Совет не доверял Лебуолу. А Койна должна была уничтожить Диоса.
      – Мин может вдохновить Морн на раскрытие истины. И она заставит Совет прислушаться к словам лейтенанта Хайленд.
      Взглянув на Лебуола, он безмолвно спросил «Этого достаточно? Или мне надо объяснять тебе все по слогам?». Диос хотел, чтобы Хэши понял главное: все нападки на Холта следовало слить воедино и выставить напоказ в один решающий момент.
      Лебуол молчал. Через минуту, когда Уорден вновь повернул к нему голову, он прочистил горло и тихо спросил:
      – Вы прощаетесь со мной?
      Его голос дрожал от эмоций.
      – Вы, как и я, считаете, что, сделав вас заложником, Марк Вестабул уже не вернет вам свободы?
      – Не обязательно, – пожав плечами, ответил Уорден. – Мы не знаем, на какие чудеса способны Морн и Энгус. Однако я уверен в одном: скоро меня обвинят в предательстве, живым или мертвым.
      Он надеялся, что Холт падет вместе с ним – в тот момент, когда Койна выбьет основание из-под его ног.
      Хэши поднял голову и взглянул на Диоса.
      – Мне кажется, я не поблагодарил вас за подмену программного ядра Термопайла.
      Его глаза мерцали влажной теплотой, которую Уорден никогда не видел в них прежде. Как бы это странно ни звучало, но откровенность Диоса тронула хитрое и беспринципное сердце директора Бюро.
      – Мне было очень стыдно. Я не уловил глубину ваших намерений. Тем не менее спасибо. Вы на многое открыли мне глаза. Я восхищаюсь вашей изобретательностью и поставленной вами целью. Безусловно, она должна сохраняться в тайне. Я буду помогать вам всем, чем смогу.
      К своему удивлению, Уорден обнаружил, что его страх потерял остроту. Он был человеком, который любил истину – причем гораздо больше, чем показывал на людях. Криво усмехнувшись, он продолжил путь к докам. Через пару минут Хэши вновь нарушил молчание:
      – Кстати, говоря о чудесах… Вы изучили возможности программного ядра Термопайла?
      Он уже успокоился. Его голос восстановил привычные оттенки неопределенности. Уорден покачал головой.
      – У меня не было времени, – ответил он. – Кроме того, я слаб в программировании. Мне с трудом удалось написать набор инструкций в отношении Морн. Все остальное я не исправлял. Честно говоря, ваши коды являются для меня неразрешимой головоломкой.
      – Тогда я должен внести ясность, – сказал Хэши, словно хотел прочитать Уордену лекцию. – Программы Энгуса включают в себя несколько дублированных цепей безопасности. Основные я уже раскрыл вам, другие – сохранил в секрете.
      Он грустно рассмеялся.
      – Мои причины схожи с вашими. Я не хотел раскрывать свои тайны перед покойным Годсеном. Команды, о которых я говорю, не вовлекают приоритетные коды Исаака. Более того, они заменяют собой все другие программы. Мне почему-то казалось, что они могут нам понадобиться.
      Уорден не знал, как реагировать на это сообщение – радоваться или ужасаться.
      – Продолжайте, – произнес он уклончиво. А Хэши и не думал останавливаться.
      – Одна из таких команд дает Термопайлу полный доступ ко всем его базам данных. Как вы знаете, первичный набор инструкций поставляет ему информацию по необходимости, а не по требованию. Но если Энгус услышит слово «апофеоз», базы данных окажутся в его полном распоряжении, и он получит доступ ко всему, что знаем мы.
      Директор Бюро особо подчеркнул последнюю фразу, словно намекал Уордену на нечто большее, чем подразумевали его слова.
      – Среди прочего это информация о наших кораблях, станции полиции и орбитальных платформах Земли.
      Уорден замедлил шаг и посмотрел на Лебуола.
      – Апофеоз?
      Хэши самодовольно усмехнулся.
      – Как вы понимаете, мне требовалось слово, которое он не мог бы услышать от других людей.
      Все верно, но почему «апофеоз»?
      Уорден продолжил путь к докам. Пот на лице Хэши демонстрировал усталость от усилий держаться рядом с начальником.
      – Другая сходная команда освобождает Энгуса от всех ограничений по отношению к персоналу полиции и Концерна рудных компаний. После того как Термопайл услышит слово «васектомия», он будет способен нанести вред любому человеку. Или даже убить того, кто попытается ему мешать.
      – «Васектомия»?
      Уорден ошеломленно покачал головой.
      – Черт возьми, Хэши! Иногда я восхищаюсь вашим чувством юмора. Ему просто невозможно сопротивляться.
      Он не представлял, какую пользу могли принести ему коды Лебуола, однако одобрял их наличие. При удачном стечении обстоятельств… Нет, об этом лучше пока не думать.
      – Что-нибудь еще? – спросил Диос.
      – Последняя команда, – кратко ответил Хэши.
      Он задыхался: то ли от быстрой ходьбы, то ли от волны эмоций.
      – Слово «склеп» вызовет его немедленную смерть. Зонные импланты превратят мозг Энгуса в желе.
      Уорден поморщился. Он и так уже причинил Термопайлу непоправимый вред. Диоса мутило от мысли, что ситуация могла подтолкнуть его еще дальше. К сожалению, он знал, что события имели тенденцию к ухудшению. На борту «Затишья» он мог превратиться в мутанта. Марк Вестабул скромно умолчал о том, что амнионы ничего не получали от его освобождения.
      Как много человеческого опыта сохранил Вестабул? Опыта в предательстве? Этот вопрос дал пищу новым страхам. Уорден торопливо проверил карман и убедился, что дыхательная маска и капсула были на месте. Весь оставшийся путь к ангару он занимался простой и трудной задачей: старался выглядеть уверенным в себе.
      Его шатл стоял на стартовой площадке. Уорден направился к нему, словно не имел в душе никаких сомнений. В проеме воздушного шлюза он остановился и повернулся к Хэши. На виду у персонала доков и охранников станции он объявил:
      – Директор Лебуол, на время моего отсутствия я оставляю вас за старшего. Приказываю вам… – он пожал плечами и улыбнулся, -… не делать того, что я бы сам не делал.
      Затем, уже более строго, он добавил:
      – Никаких бесед с Холтом Фэснером! Он является моим начальником, а не вашим. Если Дракон захочет продавить ситуацию своим авторитетом, пусть он делает это через меня.
      Лебуол промолчал. И он не стал салютовать. Хэши ответил странным и красивым кивком головы, в котором чувствовалось что-то рыцарское и церемониальное. Это был жест товарища по оружию.
      Диос закрыл дверь воздушного шлюза и дал команду на взлет. На его губах застыла улыбка. Хэши здорово помог ему. Он подарил Уордену частичку душевного комфорта.

      Шатл руководителя службы протокола подлетал к Земле, когда станция полиции рапортовала об амнионском сторожевике класса «Бегемот», который вошел в контролируемое пространство орбитальной платформы. Команда шатла, связисты Койны и охрана получили это предупреждение по отдельным каналам. Экипаж начал транслировать принимаемые сообщения на пассажирскую кабину, чтобы каждый человек на борту мог услышать их. Однако помощник шефа Форрест Индж, ответственный за охрану директора Хэнниш, быстро оправился после первого потрясения и приказал отключить динамики кабины.
      – Если это будет продолжаться, – сурово сказал он командиру экипажа, – мы не сможем собраться с мыслями.
      Техники службы протокола переключили вещание на наушники, чтобы пассажиры имели возможность не только слушать сообщения станции, но и общаться друг с другом. Тем не менее какое-то время никто не говорил. Все молча принимали информацию. Кризис был слишком большим, чтобы обсуждать его или задавать бессмысленные вопросы. Койна вновь и вновь открывала рот, но звуки не выходили из горла. Казалось, что она забыла слова, которые хотела произнести.
      Амнионский сторожевик класса «Бегемот» приближался на огромной скорости к командному пункту полиции Концерна. Немногим ранее станция заняла геосинхронную орбиту над Сака-Батором. Вражеский корабль летел вперед, как плазменная пуля, нацеленная в сердце Уордена Диоса. Койна не могла думать ни о чем другом и только повторяла про себя: «Что мне теперь делать? О Боже, что мне теперь делать?»
      Внезапно миссия, с которой ее послали на Землю, стала выглядеть самой большой ошибкой Уордена. Сейчас нельзя было говорить о нарушениях и должностных преступлениях полиции. Худшего момента невозможно было представить. Не важно, что истинной целью атаки являлся Дракон. Уорден пострадает раньше, чем последствия достигнут Холта Фэснера. У вражеского судна имелась сверхсветовая протонная пушка. Следовательно, все, что угрожало репутации Уордена Диоса, становилось смертельно опасным для полиции, Сака-Батора и человечества Если оборона Земли не найдет адекватного ответа, орудия амнионов опустошат половину планеты.
      В чем теперь заключался долг Койны? Она не имела понятия.
      Ей следовало что-то сказать. Она считалась самой высокопоставленной персоной на борту. Ее люди, персонал Форреста Инджа и экипаж должны были равняться по ней. Ведь она являлась руководителем службы протокола, не так ли? Разве это не входило в круг ее обязанностей? Она должна была указывать направления, давать объяснения и излагать перспективную суть событий. Зачем же еще нужен человек, ответственный за «общественные связи»?
      Однако Койна не понимала происходящего. Она не знала, что ей делать дальше. Вот почему она раздраженно спрашивала себя, для чего, черт возьми, нужен руководитель службы протокола? К счастью, реакция Инджа была другой. Он несколько минут прислушивался к сообщениям, поступавшим со станции, а затем потрясенно и гордо сказал:
      – Клянусь Богом, директор Диос предвидел это!
      Он говорил негромко. Но его голос услышали все пассажиры. Охранники и связисты подняли головы и посмотрели на помощника шефа, словно он предлагал им какую-то надежду. Его настроение так сильно отличалось от ошеломления и страха Койны, что ей стало стыдно. Забыв о сомнениях, которые минуту назад сжимали ее горло, она изумленно спросила:
      – Что вы имеете в виду?
      Форрест нахмурился. Очевидно, он не хотел пропускать сообщение, полученное со станции полиции. Однако помощник шефа не заставил себя ждать.
      – Когда к нам прилетел дрон с «Вэлдор Индастриал», директор Диос создал вокруг планеты кордон из канонерских кораблей и малых крейсеров. Он вызвал «Кузнечный молот» и отправил сигнальные ракеты к «Доблести» и «Рискованному».
      Об этом знали все, но Койна не перебивала Форреста. Она почти не замечала того факта, что помощник шефа растерял свою былую деликатность. При таких обстоятельствах Индж не желал делать скидок для гражданских лиц.
      – Никто из нас не понимал его, – продолжил Форрест. – Мы думали, что это излишние предосторожности. Нам и в голову не приходило, что возможен такой поворот событий. А Диос его предвидел! Он готовился к обороне, не зная, с какой стороны начнется атака.
      Помощник шефа закрыл глаза, словно представлял расположение кораблей.
      – Командный центр сформировал оборонительные линии. «Кузнечный молот» и «Рискованный» летят к Земле. Скоро здесь появится и «Доблесть». Если сторожевик не скроется в гиперпространстве, он окажется под перекрестным огнем. Пусть мы понесем какие-то потери, но он будет уничтожен.
      – Потери?
      Она почувствовала неосознанный протест.
      – У амнионов протонная пушка. Они могут сжечь нашу станцию и стереть с лица планеты Сака-Батор. Вы называете это «какие-то потери»?
      – Да, ущерб может оказаться огромным, – страстно ответил Индж. – Но и они найдут здесь свою смерть!
      Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
      – В любом случае, амнионы пока не стреляют. Я не понимаю, чего они ждут, но чем дольше продлится отсрочка, тем меньше ущерба мы понесем в сражении с ними.
      Интуитивно Койна знала, чего ожидали амнионы. Они вторглись в человеческий космос, чтобы уничтожить «Трубу». Но сторожевик потерпел неудачу. Логически предположив, что «Труба» и «Каратель» направятся от Массива-5 к Земле, амнионы решили перехватить их здесь. Они воздерживались от атаки, потому что боялись погибнуть до того, как им представится еще одна возможность нанести удар по скауту.
      Странная уверенность не повлияла на ее сомнения. Однако Койна могла говорить. Она больше не находилась в ступоре. Собравшись с мыслями, она повернулась к одной из своих связисток.
      – У вас есть канал с командным центром? Я должна получить кое-какую информацию.
      – Секунду, директор.
      Женщина набрала несколько команд на мобильном пульте, который связывал руководителя службы протокола с командным пунктом полиции. Очевидно, антенны станции принимали неимоверное количество запросов и звонков. Связистка несколько раз повторяла вызов с приоритетным кодом Койны, прежде чем получила отклик диспетчера.
      – Канал открыт, директор.
      Она быстро передала начальнице ларингофон. Койна прижала его к горлу и решительно произнесла:
      – Это руководитель службы протокола Хэнниш.
      – Центр слушает, директор Хэнниш, – ответил бесстрастный голос. – Извините за задержку. У нас тысячи звонков.
      – Я вас понимаю и не хочу усложнять вашу работу.
      Койна говорила четко и быстро, стараясь не отвлекаться на гул голосов в помещении центра.
      – Полагаю, директору Диосу некогда беседовать со мной. Но, возможно, он оставил для меня какие-то инструкции?
      Форрест хмуро взглянул на нее, словно она разочаровала его. Однако он не стал задавать ей ненужных вопросов.
      – Одну минуту, директор.
      Койна услышала отдаленное пощелкивание клавиш. Затем голос диспетчера вновь зазвучал в наушниках. Казалось, что он доносился из каменного склепа.
      – Да. Сообщение имеется.
      Если сторожевик откроет огонь, станция полиции Концерна будет уничтожена. Многие из людей, которых Койна знала и любила, погибнут в пожаре плазменных взрывов.
      – Директор Диос велел не отсылать его без вашего запроса, – извиняющимся тоном пояснил мужчина. – Мы должны были передать сообщение после вашего звонка.
      – Все ясно, центр, – ответила она, хотя и ничего не понимала. – Продолжайте.
      – Вот оно.
      Очевидно, мужчина читал текст с экрана
      – Тут написано. «Ничего не изменилось. Действуйте».
      Диспетчер сделал паузу и смущенно добавил.
      – Я извиняюсь, директор, но это все.
      – Вполне достаточно, – ответила Койна. – Спасибо.
      Она не хотела, чтобы диспетчер центра и пассажиры шатла заметили ее страдания. Взглянув на связистку, Койна молча кивнула головой. Однако она не вернула ей ларингофон. Откинувшись на спинку кресла, Хэнниш попыталась разобраться в своих чувствах.
      «Ничего не изменилось. Действуйте». Вполне достаточно.
      Нет, не достаточно. Абсолютно недостаточно Сообщение говорило лишь о том, что Уорден не передумал. Но оно не решало ее дилеммы. Несмотря на то, что амнионы спутали его планы, он по-прежнему хотел, чтобы она раздула скандал в Совете. Хотя это могло снизить боеготовность человечества в преддверии войны. Разве такие действия соответствовали велению времени?
      Она знала, как ужасно был напуган Руководящий Совет Земли и Космоса. Только некоторые советники сохраняли способность планировать, думать и выполнять свои обязанности. Остальные превратились в неистовых безумцев. Угроза мутаций влияла даже на самых уравновешенных мужчин и женщин В данный момент советники нуждались в защите И если сейчас полиция скомпрометирует себя, они неизбежно призовут в защитники Холта Фэснера – более масштабную, но менее осязаемую силу Концерна. О, черт! Фэснер мог выйти из этого кризиса, как диктатор человеческого космоса!
      Но как она могла не подчиниться прямому приказу начальника? Особенно когда Уорден велел ей рассказать Совету правду? Любой ее выбор мог иметь устрашающие последствия. Койна не знала, как их просчитать. Ей требовалась помощь К сожалению, объяснять такую проблему другому человеку было очень опасно и безответственно. Тем не менее Койна решила рискнуть. Она чувствовала, что если не предпримет каких-то действий, то снова погрузится в ступор.
      Посмотрев на связистку, она устало сказала:
      – Еще один звонок. Мне нужно поговорить со старшим советником Объединенного западного блока. Я имею в виду капитан Вертигуса.
      Судя по рассеянному виду и широко раскрытым глазам, женщина была поглощена сообщением из командного пункта полиции. Она автоматически ответила:
      – Минуту, директор.
      Склонившись над пультом, связистка, казалось, забыла, как пользоваться клавиатурой. Ее руки дрожали, пока она прокладывала канал связи. Хэнниш не торопила ее. Она знала, что сейчас чувствовала эта женщина. Мысли Койны вернулись к Вертигусу Шестнадцатому.
      Капитан был очень стар. Половину времени он дремал или спал. И все же Койна считала его единственным человеком, который мог бы понять ее дилемму. Вертигус уважал полицию Концерна и ненавидел Холта Фэснера. Кроме того, он верил в ответственность Совета за будущее человечества.
      Внезапно Форрест склонился к ней и тихо прошептал:
      – Я думаю, вам лучше не делать этого, директор Хэнниш.
      По крайней мере, Индж вспомнил, какую должность она занимала. Взглянув в суровые глаза солдата, Койна поняла нечто такое, чего не улавливала прежде. Он был способен убивать врагов. Он мог обрывать человеческие жизни, выполняя служебный долг. Все люди Мин несли в себе эту неистовую решимость идти до победного конца.
      – Почему? – уклончиво спросила она.
      Форрест снял наушники, словно хотел показать, насколько он серьезен.
      – Мы не можем гарантировать вам безопасный канал связи. При данных обстоятельствах станция полиции не в состоянии выделить нам одну из своих защищенных линий, а мы не имеем необходимого оборудования, чтобы сделать это самостоятельно.
      Вероятно, Индж догадывался, о чем она хотела поговорить с капитаном Вертигусом. Скорее всего, шеф Мэндиш вкратце описал ему суть дела.
      – Кто-то может подключиться и подслушать вас.
      Его забота застигла Койну врасплох.
      – Да кто сейчас думает об этом? – запротестовала она. – К станции полиции приближается амнионское судно класса «Бегемот». Оно вооружено сверхсветовой протонной пушкой. Опасность грозит всей планете, и только Уорден Диос может что-то предпринять. Кому сейчас интересно, с кем и о чем я говорю?
      Именно в этом она и нуждалась – в споре с человеком, который злил ее. Такое возбужденное состояние помогало ей думать. Помощник шефа пожал плечами, но не сдался.
      – К примеру, это может быть интересно Клитусу Фейну.
      Конечно, он был прав. Несомненно, Холт Фэснер лично займется кризисной ситуацией с амнионским кораблем. А поскольку первый помощник Дракона находился сейчас на Сака-Баторе, его обязательно приставят наблюдать за Койной. Однако Хэнниш не дала себя разубедить.
      – Тогда отвлеките его, – раздраженно ответила она. – Позвоните ему и займите беседой, пока я буду разговаривать с капитаном Вертигусом. Скажите, что звоните от моего имени. Передайте ему… Ах, не знаю!
      Она всплеснула руками.
      – Спросите, будет ли он присутствовать на чрезвычайном заседании. Скажите, что я собираюсь использовать его в качестве свидетеля по очень важному вопросу. Постарайтесь, чтобы это прозвучало зловеще. Если вам удастся отвлечь Клитуса Фейна, то меня никто не подслушает.
      – Хорошо. Я сделаю это. Но предупреждаю. Форрест снова забыл о былом уважении Он
      придвинулся к ней и понизил голос до шепота.
      – Служба безопасности спецназа сбила ноги, пытаясь найти улики, которые нужны для директора Диоса. Если вы пойдете на компромисс, мы вообще ничего не получим.
      Он пробудил в ней волну гнева.
      – Не надо оскорблять меня, помощник шефа Индж, – тихо огрызнулась Койна – В службе протокола работаю я, а не вы. Директор Диос дал мне точные указания. Как я буду выполнять их, это мое личное дело, и оно вас не касается.
      Он не стал спорить с Хэнниш и, смерив ее строгим взглядом, велел своему технику соединить его с Клитусом Фейном.
      – Директор, – осторожно напомнила связистка Койны. – Канал готов. Капитан Вертигус ждет вас на линии.
      – Спасибо.
      С тревогой в сердце Койна прижала к горлу ларингофон и откинулась на спинку кресла. Ее иллюзорная уединенность не спасала от чужих ушей. Единственной защитой была чувствительность ларингофона. Он улавливал вибрации ее голосовых связок даже тогда, когда она говорила шепотом
      – Капитан Вертигус, это Койна Хэнниш, – чуть слышно произнесла она.
      Никто другой не мог услышать ее слов, но ответ советника показался ей опасно громким. Он едва не кричал.
      – Милая Койна, вы удивили меня.
      Несмотря на старческую дрожь, его голос был до странности веселым. Возможно, ему нравились чрезвычайные обстоятельства Наверное, они помогали капитану оставаться в бодрствующем состоянии.
      – Мои помощники почти не замечают меня в этой кутерьме Как это вас угораздило найти время и позвонить старику?
      Видимо, он не ожидал ответа
      – Вы здоровы? У вас напряженный голос, моя девочка.
      Вертигус сухо рассмеялся.
      – Хотя кто в наше время не напряжен?
      Койна сжалась в комочек, стараясь усилить свою изоляцию от других пассажиров шатла Она чувствовала себя маленькой и уязвимой.
      – Я хотела бы обсудить с вами один вопрос, капитан. Мне нужен ваш совет.
      – Это абсурд, – незамедлительно ответил он – Такой женщине, как вы, не нужны ничьи советы И особенно советы старика.
      – Я серьезно, капитан.
      Койна заставила себя понизить голос. Ей казалось, что шепот подчеркивал ее слабость. Она должна была принять кардинальное решение, но ей не хватало опыта, и требовалась помощь
      – Я не знаю, что мне делать.
      Советник озабоченно вздохнул. Громкость звука наполнила этот вздох раздражающими нотками презрения.
      – Тогда, я полагаю, вам лучше рассказать мне о своей проблеме.
      Как только он согласился слушать, Койна неосознанно попыталась уклониться от разговора.
      – Эта линия небезопасна.
      Она боялась выразить свою тревогу вслух.
      – Скажите, нас никто не сможет прослушать на вашем конце?
      – Милая Койна, – с сарказмом проворчал советник. – Я капитан Вертигус. Меня считают старым и недееспособным идиотом. В лучшем случае я просто дремлю. В худшем – мочусь в штаны. Никто не станет тратить время на прослушивание моих разговоров.
      Его злой юмор уменьшил тревогу Койны. Она не хотела выглядеть сентиментальной дурой. Ей требовался вид уверенной женщины.
      – Это не верно, – ответила она более твердым голосом. – После последней сессии Клитус Фейн полжизни бы отдал, чтобы узнать о ваших дальнейших планах.
      Она имела в виду законопроект об отделении, представленный советником от Объединенного западного блока. Вертигус никак не реагировал на ее похвалу. Вместо этого он весело спросил:
      – Так что у вас на уме?
      «Продолжай, – велела себе Койна. – Делай свое дело! Кому еще доверять, если не капитану Вертигусу?»
      – Мне трудно говорить об этом, – смущенно произнесла она. – В игре большие ставки. Конечно, вы знаете, что происходит. Совет получает информацию из командного пункта полиции и от сканерной сети Земли. Ситуация очень плохая. Но она может стать еще хуже.
      Койна прочистила горло.
      – Вторжение амнионов нарушило мои планы. У меня имеется взрывная информация. Информация, которая сотрет в порошок полицию Концерна.
      Ей едва хватало сил и убеждения, чтобы продолжать разговор.
      – И низвергнет в ад Холта Фэснера.
      – Это касается кадзе? – перебил ее Вертигус.
      – Частично, – осторожно призналась она.
      Без основательных улик обвинение Хэши против главы Концерна было чистым домыслом. К сожалению, Бюро по сбору информации и служба безопасности спецназа не нашли пока никаких подтверждений для версии Лебуола.
      – В остальном моя информация касается руководства полиции.
      – И что дальше? – спросил Вертигус.
      – Я собиралась предоставить этот материал Совету. Хотела снять его со своих плеч и бросить на ваши колени. Но когда созывалось чрезвычайное заседание, мы имели лишь акт вторжения в систему Массива-5. А теперь амнионы висят над нашими головами. Если при таких обстоятельствах я начну вытаскивать грязное белье полиции, это может привести к большой беде. Я боюсь ухудшить ситуацию.
      – Каким образом? – задумчиво спросил Вертигус, словно думал о чем-то другом.
      – Я боюсь…
      Внезапно он прервал ее:
      – Довольно. Забудьте мой вопрос. Я не хочу знать ответ.
      Казалось, он больше не желал ее слушать.
      – Простите меня, директор Хэнниш. Я должен заняться своей работой.
      Его отказ от общения ужалил Койну, как удар хлыста.
      – Минутку! – возмутилась она. – Какой еще работой?
      Уловив в своем голосе явный оттенок презрения, она постаралась сгладить его.
      – Я не хочу преуменьшать важность вашей деятельности. Но почему эта «работа» появилась так внезапно?
      «Не отталкивай меня, старик! Только не сейчас. Скажи хотя бы, почему?»
      Вертигус вновь вздохнул. Словно отвечая на ее немой вопрос, он неохотно проворчал:
      – Наверное, вы просто не подумали об этом. В данный момент Уорден Диос недосягаем для Совета.
      Голос капитана, усиленный наушниками, казался осуждающе суровым.
      – Его нельзя отозвать. Нельзя наложить запрет на его приказы. Единственным законным способом является увольнение. Но какой сумасшедший посмеет заикнуться об этом в такое время? Устав полиции при введенном военном положении дает ему абсолютную власть. Он может делать все, что хочет.
      – Не совсем, – возразила Койна. Неожиданная реакция советника оставила ее смущенной и сердитой.
      – Я знаю законы, капитан Вертигус. Руководящий Совет действительно не вправе отозвать директора полиции или ограничить его действия. Но устав полиции можно аннулировать. И Совет способен сделать это в любой момент – даже сегодня.
      Холт Фэснер не был сумасшедшим, но в отличие от Совета он мог уволить Диоса.
      – Меня беспокоит другая проблема. Если я расскажу о секретах полиции прямо сейчас, ситуация, вероятно, станет еще хуже. Не приведет ли это к катастрофе?
      «Кто, по-твоему, займет место Уордена? Кто способен взять власть?»
      Однако старый советник отказался втягиваться в дискуссию.
      – Я уверен, что вы примете правильное решение, – ответил он. – Вы уже большая девочка, Койна, и справитесь со своей работой.
      Ей хотелось закричать: «Черт возьми, Вертигус! Ты уходишь от ответа. Что происходит? Мы не одни? Нас кто-то слышит?».
      Она побоялась спросить об этом. Любой риск имел свои пределы.
      Пока Койна боролась со своей обидой, старик снова заговорил.
      – Меня тоже кое-что беспокоит, – произнес он, словно обсуждал погоду с незнакомкой. – У нас тут прошел слух. Даже я слышал его – а значит, это правда. Говорят, что особый советник Максим Игенсард уже наточил свой топор. Он завербовал целый взвод советников, чтобы те помогли ему отсечь голову Диоса. Он даже позаимствовал у Сена Абдуллы право на выступление перед Советом. Я не боюсь вашей информации, Койна. Да и с чего бы? Но меня пугает топор Игенсарда.
      Если кто и может превратить наше заседание в катастрофу, то только он.
      Голос старого капитана ожесточился.
      – Не играйте в его игру. Лучше заставьте Максима играть по вашему сценарию.
      Затем советник снова отдалился от темы.
      – Если бы мои помощники не потеряли рассудок от страха, мне бы не пришлось делать всю работу самому, – язвительно заметил он. – Но они разбежались кто куда, и я отдуваюсь за всех. Просто никому нельзя ничего доверить. Извините, но мне нужно подготовиться к новому выдвижению законопроекта об отделении.
      Равнодушие Вертигуса к ее проблемам настолько смутило Койну, что она не сразу уловила важность сказанных им слов.
      – До скорой встречи, – попрощался советник и отключил канал связи.
      Прежде чем она успела придумать ответ, ее наушники затихли. Так, значит, он готовит новое выдвижение закона? «Нет, слишком поздно», – сказала себе Койна. Сняв наушники, она передала их и ларингофон связистке. Ей не хотелось слушать донесения, приходящие со станции полиции Концерна. На фоне новой информации они утратили свое значение. Ее мысли крутились вокруг заявления советника. Повторное выдвижение? Она восхищалась бесшабашной смелостью капитана Вертигуса.
      – Ну как? – спросил Форрест Индж. – Вы добились того, что хотели?
      В его тоне чувствовалась не вежливость, а дисциплина подчиненного. Койна покачала головой.
      – Он опередил меня, – изумленно призналась она. – Если бы Вертигус был моложе и знал все то, что известно нам, он справился бы с этой ситуацией без нас. Мне бы даже не пришлось лететь на Сака-Батор.
      Однако она знала, то Вертигус Шестнадцатый нуждался в ее помощи. Он не мог противостоять коррупции Клитуса Фейна и амбициям Максима Игенсарда. Если она не выполнит приказ Уордена, советника выставят на смех. А если шеф Мэндиш и Хэши Лебуол не найдут вовремя необходимые улики, она не сможет доказать Руководящему Совету правоту своих слов.
      Косвенным образом старший советник от Объединенного западного блока помог ей принять решение. Он изменил ставки игры, которую она вела от имени Уордена.

      Под командованием Морн и под надзором Дэйвиса и Мики дежурная смена «Карателя» вела поврежденное судно к Земле. Несмотря на пробоины и аварийное состояние, крейсер мог бы двигаться быстрее. Но Морн запретила Эммету разгонять корабль выше одного g. «Мы прошли через ад, – сказала она Мин Доннер. – Вы тоже. Нам всем нужен отдых».
      Это замедлило их продвижение. Только на коррекцию курса ушло несколько часов. Без набора положенной скорости «Каратель» не мог войти в контактное поле гиперпространства. Это привело бы к непоправимым последствиям. Он мог выйти из бреши мелкими фрагментами.
      Кроме того, крейсеру мешала нестабильная ориентация в пространстве, вызванная смещением корабельного ядра. Когда «Каратель» вошел в контактное поле, Морн приказала пилоту сохранить внутреннее вращение – чем еще больше осложнила ситуацию и уменьшила точность расчетного курса. Это было очень опасно. Вращение ядра увеличивало инерцию корабля – а значит, делало его менее управляемым и более уязвимым при выходе из подпространства. Опасность усугублялась тем фактом, что ядро вращалось неправильно. Из-за незначительных отклонений ориентации в контактном поле навигационная ошибка при пересечении подпространства могла составить от двухсот до четырехсот тысяч километров. Прежде чем запустить тахионный двигатель, пилоту пришлось компенсировать небольшие расхождения с расчетной траекторией.
      Морн объясняла свое решение стандартными ответами: мы не спешим; мы устали, и нам нужна нормальная сила тяжести. Частично это было правдой. Человеческие тела скучали по притяжению. Невесомость истощала их. Вдобавок этот участок космоса неоднократно изучался топографами. Никаких межзвездных трасс здесь не пролегало. Встреча с другими кораблями была маловероятной, так что сюрпризов не ожидалось. Об остальных причинах Морн не говорила.
      Время в холодных глубинах подпространства было наполнено свинцовым ожиданием. Энгус находился на борту «Трубы». Его сопровождала невероятная компания, состоявшая из капитана Юбикви и Сиро. Дэйвис, Мика и Вектор занимались, чем могли. Дэйвис сохранял благоразумную дистанцию и наблюдал за Мин Доннер. Разобравшись со своими проблемами в отношениях с Морн, он теперь делал все возможное, чтобы обеспечить ее защиту.
      Тем не менее захват «Карателя» вызывал в нем внутренний конфликт Несмотря на молчание сына, Морн знала об этом. Разум Дэйвиса определялся в основном ее воспоминаниями и жизненным опытом. Ум юноши не содержал тех моментов, которые она пережила после его рождения. Мин Доннер была для Дэйвиса эталоном поведения. Угрожая ей, он насиловал себя.
      Морн знала, что чувствовал ее сын. Она знала, какие муки и стыд терзали его сердце. Но Дэйвис имел и другую проблему. Ее мог понять только тот, кто познал на себе принуждение зонного импланта. Повышенный метаболизм нагнетал в нем беспокойство. Юноша был настолько возбужден, что не мог сидеть спокойно. Ему требовались постоянные движения и непрерывное напряжение мышц. При пассивном ожидании неизрасходованная энергия сжигала его живьем.
      Время от времени ему приходилось отвлекаться от наблюдения за Мин Доннер и выполнять физические упражнения. Он без слов передавал оружие в руки Морн и интенсивно занимался бегом на месте или отжиманием от пола – до тех пор, пока на его коже не появлялся пот. Затем Дэйвис вновь возвращался к командному пульту, забирал у матери оружие и возобновлял наблюдение за директором подразделения спецназа. Однако с каждым часом его напряженность нарастала. Он буквально изнывал от безделья. Ему требовалось какое-то занятие – пусть даже до крайности опасное – которое могло бы вернуть ему целостность личности.
      Что касается Мики, то бывшая помощница Саккорсо стояла, как железная статуя, за плечом Эммета и наблюдала за каждым его движением. Со стороны казалось, что она была готова делать это вечно. Когда Мин настояла на смене дежурных офицеров, место Эммета занял третий пилот. Мика, не сказав ни слова, продолжила наблюдение. Ее немного расстроил уход брата, который по требованию Энгуса направился к воздушному шлюзу «Трубы». Но она не препятствовала этому. Чуть позже Мика убрала повязку с почти зажившей раны на лбу – та мешала ей видеть. Эта женщина вела себя так, словно у нее не осталось другой защиты от отчаяния, кроме ее обязанностей. И она фанатично исполняла все указания Морн.
      Флегматичный по характеру Вектор относился к ситуации менее ревностно. Убедившись в том, что копия его сообщения в архивах «Карателя» точна и готова к трансляции, он в некотором смысле отстранился от дел. Генетик не мог управляться с оружием и мало что смыслил в астронавигации. Какое-то время он рассказывал дежурной смене о своей работе в «Интертехе»: об исследованиях антимутагена и горестных переживаниях, когда по прихоти руководства полиции Концерна все результаты его работы были вычищены из компьютеров. Фактически он косвенно заявлял о своей верности законам, чтобы копы – и особенно Мин Доннер – знали, на чьей он стороне.
      Чуть позже Вектор попросил отпустить его в лазарет. Внутреннее вращение было полезно для каждого, кроме него – оно обостряло артрит. Слишком большие и длительные g усилили воспаление суставов.
      Морн боялась за него. Он мог оказаться заложником в руках команды «Карателя». К счастью, им на помощь пришла Мин Доннер. Она воспользовалась интеркомом и предупредила экипаж, что Вектор Шейхид направлялся в лазарет. Она сказала, что каждый, кто остановит его или создаст какие-то проблемы, будет предан полевому суду. После этого Вектор покинул мостик. Вернувшись через полчаса, он устроился в одном из запасных гравитационных кресел и почти тут же заснул. Мин последовала его примеру. Однако Дэйвис, Мика и Морн не позволили себе такой роскоши.
      Для Морн это бодрствование было более легким, чем для ее товарищей. Она долгое время провела в наркотическом сне. Хотя в любом случае она вряд ли смогла бы расслабиться. Рука внутри гипса ужасно чесалась, наполняя ее воспоминаниями о боли. Когда «Каратель» вошел в подпространство и помчался через световые годы к Земле, ее показная уверенность пошла на убыль. Звездные ветры превратили былую отвагу в обрывки. Тревога и досада пленили ее измученное сердце. Коварное чувство неправильности разъедало мысли, и Морн никак не могла определить его истоков.
      «Каратель» позволил «Затишью» беспрепятственно уйти. Факт того, что амнионы уцелели, порождал череду пугающих возможностей. На борту сторожевика находились образцы зараженной крови Морн.
      Амнионы перехватили сообщение Вектора и узнали формулу иммунного лекарства. Однако перечень вероятных последствий на этом не кончался.
      Ранее по воле обстоятельств амнионский корабль упустил «Трубу» «Затишье» предстало перед выбором: либо уничтожить намеченную цель, либо защитить себя от «Планера» Амнионы остановились на последнем, хотя логика событий показывала, что они намеревались уничтожить «Трубу» любой ценой Их решение могло объясняться тем, что они в тот момент не были уверены в точности выстрела и не рискнули подставляться под удары противников. Однако Морн находила и другие объяснения…
      Сначала она думала, что амнионы, получив формулу иммунного лекарства, решили вернуться в запретное пространство. Но теперь воображение рисовало ей другие ужасы. Был ли способ, благодаря которому «Затишье» могло нейтрализовать «Трубу»? Остались ли в человеческом космосе корабли наемников, ожидавшие в засаде маленький скаут? И что сейчас предпринимал Холт Фэснер? Не вел ли он тайных переговоров, которые ради его сиюминутных выгод грозили уничтожить будущее человечества?
      Вопреки объяснениям, данным Мин Доннер, Морн сохранила вращение внутреннего ядра для того, чтобы замедлить полет «Карателя». Ей хотелось появиться около Земли чуть позже, чем ее могли ожидать враги. Таким образом, она надеялась выманить их из засады и сделать видимой угрозу. К сожалению, ее беспокоили и другие проблемы.
      Она не раскрывала Мин Доннер действительных причин своих поступков. Разве Морн могла поделиться с ней страхами о возможном предательстве Холта Фэснера и последующей реакции полиции Концерна? Разве она могла признаться в своей гравитационной болезни, которая обязательно проявилась бы, если бы «Каратель» увеличил разгон? Тем не менее ей казалось, что Доннер уже проникла в ее секреты.
      Несмотря на явную нелогичность объяснений, поступавших от Морн, директор спецназа не высказывала никаких возражений. Мин не комментировала приказы Морн и говорила только тогда, когда ее о чем-то спрашивали, или когда она обращалась с предупреждениями к экипажу крейсера. До некоторой степени она вела себя как заместитель капитана Юбикви. Но ее внимательные взгляды создавали впечатление, что она знала о болезни лейтенанта Хайленд.
      Сначала это смущало Морн. Очевидно, сотрудники Бюро по сбору информации и руководители полиции Концерна основательно покопались в мозгах у Термопайла, превращая его в послушного киборга. Наверняка Мин Доннер была в курсе всего того, что Энгус знал о Морн – всего того, что он делал с ней, пока Саккорсо не забрал ее с Рудной станции. Значит, Мин было известно и о зонном импланте…
      Морн свыклась с тем, что Энгус, Мика и Дэйвис были свидетелями самых отвратительных моментов ее жизни. Их общие беды и радости сгладили остроту смущения. Но мысль о том, что директор спецназа тоже знала об этом, наполняла ее горьким стыдом, похожим на жжение в раненой руке. Мин Доннер была эталоном морали. На нее равнялось все семейство Хайлендов – семейство, большую часть которого Морн погубила своими руками. В каком-то смысле она погубила и себя. Та Морн, которая служила в полиции, погибла навсегда. И только Дэйвис еще сохранял былую преданность Хайлендов.
      Пока «Каратель» мчался среди звезд, Морн с трудом воздерживалась от исповеди перед Мин Доннер. Она понимала, что ее признания и просьбы могли вызвать роковые последствия. Директор подразделения была честной женщиной, но остальные руководители полиции Концерна – к примеру Хэши Лебуол и Уорден Диос – шли к своей цели по трупам. Более того, за их спинами во всем своем величии вырисовывалась зловещая тень Дракона. Какими бы прекрасными качествами ни обладала Мин, она тоже несла ответственность за коррупцию в полиции. Навязанное участие в преступлениях не уменьшало ее вины… Морн решила придерживаться собственной линии поведения.
      Время от времени – по настоянию Доннер – боцман «Карателя» приносил на мостик обеды. Это делалось не столько для дежурных офицеров (которые могли сходить на камбуз после смены), сколько для Хайленд и ее спутников. Морн съела несколько кусочков. Разбуженный Вектор, похоже, интересовался только кофе. Мика глотала сэндвичи стоя. В отличие от Мин и остальных людей на мостике Дэйвис питался с жадностью голодного подростка.
      Все эти долгие часы полета не отмечались ничем, кроме скупых отчетов пилота и штурмана. Морн молча выслушивала доклады о навигационных ошибках и корректировках курса. Пустые экраны радарных установок свидетельствовали о том, что вблизи крейсера не было других кораблей. Связист не улавливал никаких сигналов. Очевидно, «Затишье» потеряло свою странную способность отслеживать курс скаута. Расстояние до Земли сокращалось – пусть медленно, но верно.
 
      Когда пилот объявил, что «Каратель» готов к пересечению последней грани гиперпространства, на мостик вернулись Энгус, капитан Юбикви и Сиро. К тому времени дежурная смена состояла из офицеров, которые присутствовали при захвате корабля: связистки Крей, штурмана Порсон, пугливой девушки за пультом системотехника и агрессивного мужчины на месте стрелка. Только пилот был другим. Вместо Эммета кораблем управлял молодой мужчина с фамилией Пэтрис.
      Капитан Юбикви отсалютовал команде и, игнорируя Морн, обратился к руководителю спецназа:
      – Директор Доннер, с моим судном все в порядке?
      Мин с иронической усмешкой отослала его вопрос к Морн Хайленд. Звуки голосов разбудили Вектора. Он поднял голову, выпрямился в кресле и по-дружески подмигнул Сиро. Дэйвис облегченно вздохнул. Возвращение Энгуса приободрило его. Или, возможно, он обрадовался тому, что Термопайл не покалечил капитана Юбикви.
      Морн показалось, что у нее онемели щеки. Она потерла их ладонью, пытаясь восстановить кровообращение. Через несколько часов «Каратель» прилетит на Землю. Она вернется домой – после всех этих бед, смертей и боли. Свинцовая усталость пробудила череду воспоминаний – тех самых, что питали ее стыд. Если она поддастся им, то вскоре превратится в жалкую рыдающую дуру.
      – Мы управляли кораблем с предельной осторожностью, – ответила она. – Вы сами это знаете, капитан.
      Как и каждый человек на борту «Карателя», он ощущал на себе центробежную силу тяжести и мягкие маневры корабля.
      – Я благодарна вашим людям за оказанную помощь Директор Доннер настояла на том, чтобы мы регулярно проводили смену дежурных офицеров. Никаких проблем не возникло.
      Помолчав, она рассеянно добавила:
      – Мы не встретили ни одного корабля.
      Эта фраза предназначалась для перемены темы. Морн надеялась выйти из гиперпространства как можно ближе к станции полиции Концерна. Здесь все зависело от мастерства пилота. Как только крейсер восстановится в пространстве, его накроет шквал сигналов от орбитальных платформ и транспортных буев Экраны сканера заполнятся мигающими точками сотен кораблей. «Карателю» следовало быть очень осторожным.
      Капитан Юбикви что-то проворчал себе под нос Морн уловила перемены в его тоне и манерах Он казался ужасно утомленным. Очевидно, Энгус заставил его потрудиться. Но за явной усталостью чувствовалось какое-то умиротворение. Похоже, он смирился с захватом корабля. Или Термопайл рассказал ему часть своей истории…
      Морн повернулась к Энгусу, но тот был занят. Он изучал экраны дисплеев, выясняя позицию и состояние корабля. В нем тоже что-то изменилось, и Морн была знакома с этим состоянием. Он излучал свирепость, словно команды его зонных имплантов переключились на абсолютно новый уровень. Энгус готовился к битве за жизнь.
      – Вы в порядке, Долфин? – тихо спросила Мин. Капитан пожал покатыми плечами и посмотрел на Энгуса, как будто спрашивал у него разрешение на ответ. Однако Термопайл не отрывался от экранов.
      – Я устал, – со вздохом признался капитан Юбикви. – Впервые после академии я так долго ползал по узким шахтам. Но, кажется, мы сделали это.
      – Что сделали? – спросила Морн.
      Энгус не раскрыл ей своих планов. Он так и не сказал, зачем ему понадобились Сиро и капитан Юбикви.
      Долфин вновь пожал плечами и мрачно ответил:
      – Мы починили двигатели. Оба. Затем проверили их. Индикаторы контрольной аппаратуры горят зеленым светом. Показания выглядят стабильными. Но я бы не стал летать на таком тахионном двигателе.
      – А от тебя этого никто и не требует, – проворчал Энгус.
      Капитан Юбикви небрежно отмахнулся.
      – Нам не удалось настроить гистерезисный преобразователь. Его калибровка выполняется при включенном двигателе. Капитан Термопайл сделал это наобум. Но даже если в его черепе собраны знания всех специалистов нашей вселенной, гистерезисный преобразователь невозможно настроить без запуска двигателя. Гравитация рассеет корабль на мелкие фрагменты, и они будут дрейфовать в контактном поле, как облако пыли.
      – Капитан Термопайл, – произнесла Мин Доннер, – не могли бы вы объяснить, зачем вам понадобился ремонт двигателей?
      Морн тоже хотела услышать ответ, но Дэйвис отвлек ее внимание предупреждающим жестом. Повернувшись в ту сторону, куда указывал сын, она увидела Сиро. Салага тоже изменился – причем гораздо сильнее, чем Энгус и капитан Юбикви. Пригнув голову, он внимательно следил за разговором копов и Термопайла. В нем больше не чувствовалось безумие вины и ужаса. Каким-то чудом Энгус удалил тот корень, из которого прорастала его истерия. Юноша не поднимал головы и старательно прятал глаза, но его взгляд из-под нахмуренных бровей говорил о четкой цели. Мика не видела этого. Она стояла рядом с Пэтрисом, повернувшись спиной к брату.
      «Мика, – хотелось крикнуть Морн. – Мика, смотри, что с ним случилось! Энгус! Что ты с ним сделал?» Но в это время Термопайл ответил:
      – Конечно, мог бы. И охотно объясню.
      Он отвернулся от экранов и, взглянув на Мин, оскалил зубы.
      – Ваш бесценный Хэши Лебуол запрограммировал меня на выживание. Я берегу жизни нескольких людей. Так как Морн не справляется с этой задачей, я взял ее на себя. «Труба» будет нашим аварийным выходом. Если только он нам понадобится.
      Морн с изумлением смотрела на него. Неужели он действительно это делал? Компенсировал ее слабые места, несоответствия и инстинкты саморазрушения? «Когда я оказываюсь в проблеме, – сказала она однажды Дэйвису, – то могу думать только о нанесении себе вреда. Мне необходимо лучшее решение». Возможно, Энгус помогал ей искать это «лучшее решение»?
      Долфин тут же вставил:
      – Он кое-что не договаривает. Я не знаю историю капитана Термопайла, но он довольно странно понимает термин «выживание». Мы даже поспорили с ним по этому поводу. Он показал мальчишке…
      Энгус резко повернулся к капитану Юбикви.
      – Кончай трепаться, толстяк! Я же предупреждал! Это тебя не касается.
      Он нацелил на него сжатый кулак с имплантированным лазером.
      – Еще не поздно заняться хирургией.
      Провокационно выпучив глаза, Долфин закрыл рот руками. Однако его фразу продолжил Сиро:
      – Он показал мне, как использовать сингулярные гранаты.
      Наверное, юноша хотел продемонстрировать свое спокойствие – показать, как он изменился. Термопайл махнул ему рукой, но Сиро не заметил этот жест.
      – Я знаю, как активировать их. Я могу затолкать вас всех в черную дыру. Как Энгус сделал это с «Завтраком налегке». И с Ником.
      Его усмешка была тонкой, как порез.
      «Он показал мне…»
      Его слова шокировали мостик. Возможно, этого и добивался капитан Юбикви. Дежурные офицеры забыли о своих делах и повернулись к Энгусу. Женщина-системотехник побледнела. Стрелок озлобленно жевал безмолвные проклятия.
      «… как использовать…»
      – Сиро! – закричала Мика.
      Вектор вздрогнул от ужаса.
      «… сингулярные гранаты».
      Какое-то мгновение Морн боялась, что ее сердце остановится. Кислая горечь смерти обожгла пищевод и желудок. Энгус одним ударом лишил ее контроля над ситуацией. Он превратил сотрудничество Мин в гнетущий вызов, заряженный кровью и насилием. Термопайл использовал Сиро как пешку в борьбе, о которой она не имела представления.
      «Я могу затолкать вас всех в черную дыру».
      Энгус совершил это с ее позволения. Несмотря на унижение, которому он подвергал ее в прошлом, Морн доверяла ему. Доверяла их совместной договоренности; его благодарности за освобождение от приоритетных кодов. Она доверяла программному ядру Термопайла и человеку, который составлял набор инструкций.
      «Как Энгус сделал это с "Завтраком налегке". И с Ником».
      – Господи! Что ты задумал? – возмутился Дэйвис.
      Пренебрегая своими обязанностями, он отвернулся от Мин и закричал на отца:
      – Тебе не кажется, что Сиро и без того уже натерпелся горя?
      Мин не собиралась использовать ошибку Дэйвиса. Она вообще не нуждалась в охране – что, собственно, и доказала несколько часов назад, позволив Морн командовать крейсером. До определенной степени поступки мятежного экипажа «Трубы» соответствовали ее намерениям. Тем не менее слова Сиро разозлили Мин Доннер не на шутку.
      – Лейтенант Хайленд! – сурово сказала она. – Вы заверили меня, что эти люди находятся под арестом. Вы взяли на себя ответственность за их поведение на борту «Карателя». Но человек из вашей команды только что сообщил арестованному секретную и опасную информацию. Этот юноша достаточно взрослый. Он может использовать полученное знание в преступных целях. Данный факт зафиксирован видеокамерами и записан в память корабля. Если вы, лейтенант, собираетесь защитить этих людей в суде, как офицер, арестовавший их, то у вас ничего не получится. Подобное поведение арестованных обличает в преступлении и вас.
      Внезапно Пэтрис вспомнил о своих обязанностях. Он взглянул на экраны и окликнул Долфина:
      – Капитан, через пять минут мы достигнем гравитации вблизи штаб-квартиры. Если мы пропустим ее, нам придется замедлиться для коррекции погрешностей.
      Пять минут? Только пять?
      – Лейтенант Хайленд, – строго потребовала Мин, – вам есть что сказать?
      «Да, – подумала Морн, едва удержавшись от крика. – Я не ожидала такого поворота событий! Ставки слишком высоки! Я не знала, что он сделает это!»
      Она погубила большую часть своей семьи. И вот еще одна брешь. Морн снова могла стать причиной многих смертей.
      Она с мольбой посмотрела на Энгуса. Слова застряли в пересохшем горле. Воспоминания перенесли ее в ночлежку «Мэллориз». Он сказал ей тогда: «Я принимаю сделку, которую ты предложила». Черная коробочка в обмен на его жизнь. «Я прикрою тебя». Когда он отдал ей пульт зонного импланта, в его взгляде была такая же мольба. «Я мог убить тебя. Я мог убить тебя в любое время».
      Морн яростно отбросила прочь досаду и трусливую слабость. Она больше не хотела ни пультов, ни зонных имплантов. «Мэллориз» и Рудная станция остались в прошлом. В данный момент она находилась на «Карателе». Энгус показал Сиро, как использовать сингулярные гранаты. Но они были на борту «Трубы», а Сиро сидел рядом. Что бы там ни замышлял Термопайл, он не представлял непосредственной угрозы. Ей требовалось время, чтобы обдумать план действий и возможные последствия.
      – Пилот, мне нужно пятнадцать минут.
      Она даже удивилась своему спокойствию. Ее голос звучал компетентно и уверенно.
      – Используйте тормозные сопла, чтобы компенсировать разницу.
      Пэтрис вопросительно посмотрел на Долфина.
      – Капитан?
      – Делай, как она говорит, Сергей, – проворчал Юбикви. – Кораблем командует лейтенант Хайленд. Это ее проблемы. Мне интересно посмотреть, как она из них выберется.
      – Спасибо, капитан, – кивнув, поблагодарила Морн.
      Пэтрис ввел в компьютер несколько команд, и она почувствовала, как ремни ее кресла натянулись от вязкой силы торможения. К счастью, такая нагрузка ничем не угрожала Морн. Не дожидаясь окончания маневра, она повернулась к Энгусу и мрачно сказала:
      – Мне нужно объяснение.
      – Мне тоже нужно объяснение! – вставил Дэйвис.
      Преодолевая инерцию торможения, он двинулся к Термопайлу. Юноша сжимал в руке оружие, словно был готов использовать его.
      – Энгус, как же так! – выпучив глаза, возмущался он. – Сиро не старше меня. Неужели ты не мог найти себе другую жертву?
      – Жертву? – огрызнулся Энгус. – А почему же ты «пожертвовал» Сибом Макерном? Я понимаю, тебе хотелось избавиться от Ника. Но разве отправка Сиба на верную смерть чем-то лучше моих уроков с Сиро?
      Дэйвис замер на полушаге. Он не мог найти ответа. Опустив оружие, юноша вяло вернулся на прежнее место. Мика не слышала их разговора – как, наверное, и заявления Мин Доннер. Дрожа всем телом и едва сдерживая дикую ярость, она хрипло простонала:
      – Сиро, мальчик, что он с тобой сделал?
      Брат резко перебил ее.
      – Перестань, Мика. Это не тебе давали мутаген. И это не ты сходила с ума от ужаса. Тебе не понять, что чувствует человек, который должен убить своих друзей и близких.
      Он уважительно кивнул на Энгуса.
      – А вот он меня понимает.
      – Между прочим, Сиб вызвался добровольно, – тихо вставил Вектор.
      Он смотрел на Сиро, словно уже видел смерть мальчика.
      – Похоже, Салага тоже решил стать добровольцем. Генетик печально пожал плечами.
      – Он уже взрослый и имеет право на принятие собственных решений.
      Энгус взглянул на Дэйвиса.
      – Ты слышал это, парень?
      Он ткнул пальцем в направлении Вектора.
      – Сиб сделал то, что хотел. Сиро поступает так же. Единственная разница в том, что поступок Сиба был тебе на руку.
      – Ну прямо спектакль какой-то, – фыркнув, сказал капитан Юбикви. – Вы очаровательны, как клубок ядовитых змей. Что же вы сделали с бедным Сибом? И что это еще за «мутаген»?
      Команда «Трубы» не обратила на него никакого внимания. Мин следила за Морн и Энгусом. Термопайл по-прежнему смотрел на Дэйвиса.
      – Мне плевать на твои упреки. Сиро теперь работает на меня. Вы засунули его в угол, как жалкого щенка. А я дал ему задание.
      – Энгус!
      Морн повысила голос, чтобы он услышал ее.
      – Не нужно лишних споров.
      Неужели он называл это лучшим решением?
      – Меня не интересуют твои оправдания. Я жду объяснений.
      Энгус перевел взгляд с Дэйвиса на Морн. Его буквально трясло от ярости. Казалось, еще одно слово, и он вцепится ей в горло. Однако ему удалось одолеть свою страсть. Очевидно, контроль зонных имплантов помог успокоиться Энгусу. Через несколько мгновений его гнев сменился просьбой. Термопайл молчал, но Морн видела в его глазах старый ужас – тот самый страх, который управлял судьбой Энгуса. Однажды эта жуткая тьма заставила его отдать ей черную коробочку.
      Скованный принуждением имплантов, он печально ответил:
      – В отличие от тебя я не верю, что Мин Доннер имеет чистую совесть. И я не верю, что ты можешь защитить нашу команду – даже саму себя. Так или иначе копы выпустят из нас кишки до того, как ты успеешь встретиться с Советом. Это их работа.
      Мин заиграла желваками, но удержалась от комментариев.
      – Ты готова принять и эту смерть, – продолжил Энгус. – Черт! Ты готова на все. Но я не такой. Я не хочу, чтобы Хэши Лебуол и его мясники еще раз кромсали мои мозги и тело.
      Приблизившись к ней, он уперся кулаками в командный пульт. Его костяшки пальцев побелели от напряжения. Он не обращал внимания на Мин и Долфина, дежурную смену, Сиро и Мику, Вектора и Дэйвиса. Для него была важна только Морн.
      – Я буду помогать тебе всеми силами до тех пор, пока у меня будет такая возможность, – пообещал он ей. – Вплоть до твоего падения. Но знай! То, что ты хочешь сделать, обречено на неудачу. Копы приложат все силы, чтобы остановить тебя. А сила всегда побеждает. Конечно, мне плевать на них. Я обязан тебе жизнью, и ты можешь рассчитывать на мою помощь. Однако копы превратили меня в киборга. Я не хочу вторично проходить через эту мясорубку. Сиро будет рядом со мной. Он станет моей гарантией. Если я в какой-то момент окажусь в беспомощном состоянии, он прикроет вас собой, чтобы вы могли уйти.
      Он склонил голову, глубоко вздохнул, а затем снова посмотрел на нее.
      – Доверься мне, Морн.
      В его голосе чувствовались оттенки мольбы.
      – Если ты не можешь сделать это, то доверься ему. Он кивнул головой в направлении Сиро.
      – Мальчишка прав. Никто из вас не понимает, что с ним сделала Сорас Чатлейн. И я воспользуюсь этим.
      – Воспользуешься? – прокричала Мика.
      Ее глаза горели, как два черных солнца.
      – Ты, сукин сын, воспользуешься моим братом?
      – Да! – рявкнул он.
      Энгус по-прежнему смотрел на Морн, но обращался ко всем присутствующим на мостике.
      – Отныне экипаж этого судна взят в заложники. Вам придется выполнять приказы Морн. Причем выполнять их хорошо. Иначе…
      – Иначе я вернусь на «Трубу» и взорву гранату, – закончил за него Сиро Васак.
      Он сказал это так сдержанно и лаконично, что никто не усомнился в его здравомыслии.
      – Я знаю, как это делать.
      Он действительно мог пойти на такой поступок – особенно в компании с Энгусом.
      Капитан Юбикви решительно кивнул, словно понял суть происходящих событий. Поведение Энгуса и Сиро изменило его отношение к захвату власти на корабле. Прежде чем кто-то успел отреагировать, он прочистил горло – причем так громко, что даже привлек внимание Мики.
      – Они защищают нас, Мин.
      Долфин повернулся к директору спецназа, выпрямил плечи и поднял подбородок, словно ожидал порицания. Его рот кривился от досады. Капитану не нравилась защита Энгуса, но она была ему нужна.
      – Возможно, мои слова покажутся вам глупыми, – продолжил он. – Однако там, на «Трубе», капитан Термопайл рассказал мне часть своей истории. И теперь у меня складывается впечатление, что он прикрывает наши задницы.
      – Вы зря его слушали, Долфин, – зловеще ответила Мин. – Я больше не могу считать ваше мнение объективным.
      Юбикви вновь прочистил горло.
      – Наверное, вы правы. Тем не менее угроза взрыва сингулярной гранаты делает нас невиновными. Мы не будем считаться полицейскими, «нарушившими служебный долг». Нас не будут обвинять в «оказании помощи преступникам». Никто не сможет укорять нас в попустительстве лейтенанту Хай-ленд – в потакании ее возмутительным поступкам.
      В его голосе появились звонкие тона – намек на радость и надежду.
      – Дракон не сможет предъявить нам претензий. Более того, ему не удастся свалить вину на директора Диоса. Мы получили мощный аргумент в лице этого парня, который знает, как использовать гранаты.
      Он замолчал, прислушиваясь к эху своих слов, которое удалялось по пустым коридорам судна. Мика с отчаянием смотрела на Долфина. С таким же успехом он мог бы говорить на иностранном языке. Ничто из сказанного им не проникало сквозь завесу ее беды. Вектор горько усмехался – печальная улыбка, вызванная обреченностью и пониманием. Дэйвис разочарованно покачал головой. Объяснение капитана Юбикви не соответствовало лунатичности Сиро. Энгус оскалил зубы, не желая принимать других аргументов. Он скрывал свои истинные намерения и делал вид, что полностью согласен с Долфином.
      – Нет, – жестко сказала Мин, – вы не правы. Капитан Термопайл является киборгом полиции Концерна Рудных компаний. Я не буду говорить насчет Совета, но Фэснеру известен этот факт. Дракон решит, что Энгус действовал по моему приказу или, точнее, по приказу Уордена. Он не поверит, что киборг мог освободиться от приоритетных кодов.
      Морн внутренне содрогнулась. Глубоко вздохнув, она попыталась успокоить заскакавшее сердце. Холт Фэснер знал? Надежда, рожденная капитаном Юбикви, угасла так же быстро, как и появилась. Долфин понуро опустил широкие плечи. Он пригнул голову, чтобы скрыть свое разочарование.
      – В таком случае я полагаюсь на вас, директор Доннер, – мрачно проворчал капитан Юбикви. – Лейтенант Хайленд сидит за моим пультом. По вашему приказу мы подчиняемся ее командам.
      Он как бы говорил: «Ты отдала ей мой крейсер».
      – Недавно вы сказали, что она несет ответственность за людей, которые находятся под ее опекой.
      Вы заметили, что их поведение «обвиняет в преступлении» и саму Морн Хайленд. Вы не хотите изменить ситуацию и призвать лейтенанта к ответу?
      – Нет, она не хочет, – прервал его Термопайл. – И ты тоже лучше не пытайся. Мне до лампы, что об этом подумает Холт Фэснер. Приоритетные коды больше не действуют на меня, и я убью любого, кто посмеет мешать Морн. Если вы хотите испытать меня, то, пожалуйста, попробуйте. Мы бросим гранату в одну из ваших дюз, вернемся на «Трубу» и улетим. При включении импульсного двигателя ваш корабль превратится в источник черной дыры. А без импульсного двигателя вы не сможете маневрировать.
      Его угроза показалась весомой для всех офицеров на мостике, но Мин не поддалась ее влиянию.
      – Не обманывайте себя и своих друзей, капитан Термопайл, – произнесла она. – Вы нуждаетесь в нас. И Морн знает об этом. Она хочет добраться до Земли. Мы ее охранное свидетельство. Без нас она не сможет обратиться к Совету.
      Мин взглянула на Морн, словно ожидала согласия. Дэйвис молча смотрел на мать. Энгус переоценил свою стратегию угроз. Но Морн пока удавалось выглядеть более сильной, чем она была. В ее душе вскипали тайные желания и конфликтующие потребности. Каждый поступок, любой ее шаг приближал или делал тщетными цели, которых она не понимала. В последнее время у нее сложилось впечатление, что она и ее друзья стали ключевыми фигурами в невероятно сложной игре между Уорденом Диосом и Холтом Фэснером. Ставки в этом соперничестве устрашали ее. Морн не понимала сути и формы их тайной борьбы. Она не знала, какой конец ей уготован. Однако чувство вовлеченности в их злобную битву с каждым днем становилось все острее. Мин, сама того не желая, дала ей подтверждение. Директор подразделения спецназа могла уступить власть над «Карателем» по многим причинам. Но страх и неуверенность здесь были ни при чем.
      Итак, полиция Концерна отдала Морн в рабство Нику. Саккорсо разрешили забрать ее с Рудной станции. Однако Энгус, по принуждению программы, спас Морн из плена. Позже сообщение, которое снабдило Саккорсо приоритетными кодами киборга, помогло ей и Дэйвису покончить с властью Ника. Отныне Энгус имел блокировку кодов. Мог ли Холт Фэснер знать об этом? Мин не верила в такую возможность. Мог ли знать об этом Диос? Энгус утверждал, что мог. С другой стороны, когда Бюро по сбору информации превратило Термопайла в киборга, Уорден доложил о проделанной работе Фэснеру, а не Совету.
      Настало время для лучших ответов.
      Морн не могла решить своей дилеммы наивной верой в честность Диоса. Ей приходилось принимать решение, полагаясь только на людей, которых она знала: на Энгуса и Дэйвиса, на Мику и Вектора, на саму себя, в конце концов.
      Развернув кресло к Мин и дежурной смене, она устало сказала:
      – Возможно, директор Доннер права. Но эта дискуссия бессмысленна.
      «Я буду помогать тебе всеми силами».
      – Корабль находится под моим управлением. Вы можете оставить свои мнения при себе.
      «Однако копы превратили меня в киборга. Я не хочу вторично проходить через эту мясорубку».
      – Я приняла решение. Меня устраивает объяснение Энгуса.
      Термопайл облегченно вздохнул. Дэйвис пошатнулся, как от пощечины. Но Морн продолжала говорить:
      – Я собираюсь командовать крейсером вплоть до посадки на Землю. Сиро останется здесь, на мостике.
      Подальше от гранат.
      Мы все останемся здесь. Но я не буду подчиняться вашим указаниям, пока не выполню то, что намерена сделать.
      Она спокойно встретила взгляд Мин Доннер – и собственный стыд.
      Долгое время все сохраняли молчание. Никто не шевелился. Затем капитан Юбикви всплеснул руками и хмуро проворчал:
      – Не знаю, как вы, директор Доннер, но я умираю от любопытства и хочу узнать, что она «намерена сделать».
      Мин медленно повернулась к нему. Ее строгие глаза и сжатый рот не выдавали никаких эмоций. Все ее чувства находились под контролем самодисциплины. Она как бы давала понять капитану, что уверена в себе и в своих поступках. Затем Мин снова перевела взгляд на Морн.
      – Меня тоже интересует этот вопрос, – произнесла она. – Допустим, мы позволим вам управлять кораблем. Но вы не командуете станцией полиции Концерна и всей полицией. Вам придется убедить меня. Иначе я не дам этому больше продолжаться.
      Прежде чем Морн успела спросить: «А как вы мне помешаете?», она продолжила:
      – Объясните, что случилось с Сиро? Расскажите мне о Нике Саккорсо и Сибе Макерне.
      Она как бы говорила: «Расскажите, с какими людьми мы имеем дело».
      Морн удивилась ее вопросу. Но затем к ней пришло понимание. Мин Доннер тоже приходилось принимать решения, основываясь на неполной информации. Хайленд скрывала свои намерения. Это тревожило Мин. Морн не хотелось терять симпатии Доннер. Мин была права – команда «Трубы» нуждалась в ней.
      – Капитан, – произнес пилот, – мы в трех минутах от нового контактного поля.
      Долфин промолчал. Директор спецназа последовала его примеру. Для них – да и для каждого на мостике – ответ Морн имел первостепенно значение. Она старалась быть краткой. Три минуты – это небольшое время. И ей не хотелось бередить боль от потери Сиба или несчастий Сиро.
      В нескольких фразах она объяснила, кем были Сорас Чатлейн и команда «Планера»; почему они работали на амнионов; и по какой причине Ник Саккорсо ненавидел их. Затем она описала попытку Сорас остановить «Трубу» с помощью Сиро; реакцию Ника, когда он потерял контроль над Энгусом; разрушение поселения Бекмана; погоню через астероидный рой и лечение Сиро. Она рассказала о том, как Ник устроил засаду на «Планер», и почему Сиб Макерн отправился с ним. Она призналась, что именно Сиро испортил двигатели «Трубы». Это краткое перечисление событий погрузило ее в пучину горя. Голос Морн окрасился гневом, и, закончив рассказ, она хрипло спросила:
      – Вы довольны, директор Доннер? Вам понравились наши приключения?
      Она ожидала грубого ответа. Энгус положил ладонь на ее плечо, выражая свою поддержку. Мика сердито осматривала лица офицеров, словно намеревалась вырвать им глаза, если бы те посмели осуждать ее брата. Однако ответ Доннер был мягким, а голос звучал печально.
      – Довольна ли я? – спросила она. – Нет, не довольна. Но я не виню вас за ваши поступки. И я готова принять последствия ваших будущих действий.
      Она посмотрела на Долфина.
      – Мой ответ – нет, капитан. Я не собираюсь препятствовать лейтенанту Хайленд. Мы пролетели с ней долгий путь. Полетаем еще немного.
      На рабочих местах дежурной смены послышались тихие вздохи. Морн не могла сказать, чего в них было больше – облегчения или сожаления. Капитан Юбикви пожал плечами.
      – В таком случае, лейтенант Хайленд, – заметил он, – вам лучше рассказать пилоту, как мы будем входить в контактное поле.
      Дэйвис покачал головой и шепотом выругался. Казалось, он не знал, что и думать. Слова Морн, Энгуса и Доннер наполнили его сомнениями. Он взглянул на оружие в своей руке, поморщился и сунул его в один из карманов.
      – Почему же вы сразу не могли договориться? Зачем надо было доводить ситуацию до конфликта?
      Морн не ответила сыну. Она теперь командовала кораблем, и ей приходилось думать о своих обязанностях.
      – Пилот, приготовьтесь ко входу в гиперпространство, – приказала она, зная, что ей будут подчиняться. – Системотехник, предупредите экипаж корабля, что мы собираемся отключить внутреннее вращение.
      Пространство вокруг Земли было наводнено кораблями. Плохая маневренность и навигационные ошибки крейсера могли привести к столкновению с каким-нибудь транспортным средством.
      – Связист, приготовьте сообщение Шейхида. Мы начнем транслировать его сразу же после выхода из гравитации.
      Мин изогнула брови.
      – На вашем месте я бы этого не делала, – быстро сказала она.
      – Конечно, ты бы этого не делала, – фыркнув, ответил Энгус.
      – Почему? – спросила Морн.
      Директор подразделения спецназа слабо улыбнулась.
      – Это правило называется «смотри, куда прыгаешь». Вы не знаете, что сейчас происходит в околоземном пространстве. Я тоже не знаю. Так зачем же спешить? Не лучше ли выждать несколько минут, ознакомиться с транспортными и новостными сводками, а затем уже делать то, что вы хотите?
      – Вот еще! – презрительно ответил Энгус. – Она надеется, что нас кто-то остановит.
      – Хорошо, – без колебаний согласилась Морн. Она верила, что Мин Доннер в тайне была на ее стороне.
      – Связист, отложите трансляцию на некоторое время.
      Как только офицер по фамилии Байделл предупредила экипаж об остановке внутреннего вращения, Морн отключила пару тумблеров на командном пульте. Гидравлические системы перестали разгонять ядро корабля, и сила тяжести, вызванная центробежным вращением, постепенно исчезла. Обычно этот процесс проходил бесшумно, лишь иногда сопровождаясь приглушенными вздохами насосов и сервоприводов. Но теперь все было иначе. Через переборки корабля донеслось визгливое царапанье. Вращение закончилось вполне ощутимым толчком. Смещение ядра «Карателя» усилилось.
      Мин Доннер и капитан Юбикви заняли кресла у стен и пристегнулись. Дэйвис последовал их примеру. Мика жалобно посмотрела на Сиро, затем подбежала к нему, схватила за руку и усадила в кресло. Юноша молча кивал, пока она ругала его и пристегивала ремнями. Она устроилась рядом с ним.
      Энгус остался стоять. Вцепившись в край командного пульта, он навис над Морн, как страж или защитник. Его взгляд перебегал с экрана на экран.
      – Пятнадцать секунд до вхождения, – объявил пилот.
      – Пятнадцать секунд до Земли, – восторженно прошептал Дэйвис. – Если мы действительно туда попадем.
      Десять.
      Морн инстинктивно затаила дыхание. Она знала, что в безмерный миг, когда поле гиперпространства понесет их через световые годы, никто ничего не почувствует и не поймет. Разрыв реальности, который сопровождался ее болезнью, происходил на уровне физики, не подвластном для человеческих чувств. И все же большинство людей, как и она, задерживали дыхание или напрягали тело. Нервные узлы реагировали на поле гравитации с клеточным страхом, напоминавшим генетическую ненависть к амнионам. Тело боялось оказаться разорванным в клочья, разлетавшиеся друг от друга на миллиарды километров.
      Пять.
      Офицеры за пультами следили за состоянием корабля. Их голоса стали тихими и невнятными. Ничего не изменилось, пока Порсон вдруг не закричал, что «Каратель» удалился от намеченной точки выхода на сорок тысяч километров, и что между ними и станцией полиции находилось «Затишье».

      Уорден летел в кабине пилотов. Шатл мчался к амнионскому сторожевику, и Диос не мог бы сидеть один в том замкнутом пространстве, которое ему полагалось занимать – в так называемой директорской кабине. Он не хотел тратить время, наблюдая за тем, как безжалостный хронометр отсчитывал последние секунды его жизни.
      К сожалению, он и здесь ничем не мог занять себя. Опытные пилоты без труда справлялись с такой простой задачей, как транспортировка пассажиpa со станции на корабль. Тем не менее Диос имел возможность наблюдать за экранами сканера, следить за формированием оборонительного кордона вокруг сторожевика, созерцать огромный корпус амнионского судна и выискивать в нем слабые места.
      Естественно, аппаратура шатла была связана со сканерной сетью Земли. Если бы «Каратель» или «Труба» появились в солнечной системе, Уорден увидел бы их. Он понимал, что чем позже эти два корабля прилетят сюда, тем слабее будет позиция «Затишья». Когда «Кузнечный молот» возглавит оборону, его мощные пушки перечеркнут все превосходство Марка Вестабула. Конечно, ничто не помешает сторожевику произвести один выстрел по Сака-Батору. Но затем с ним будет покончено. При таком варианте событий уцелеет даже станция полиции Концерна. Если «Труба» окажется вне зоны досягаемости, у амнионов останется для торга только неприкосновенность Совета и жизнь Уордена.
      Программное ядро Термопайла имело жесткую директиву, запрещавшую Энгусу возвращаться на Землю. Киборг не мог принять такое решение самостоятельно. Подобный приказ должен был исходить от человека, которого программа Энгуса считала бы авторитетом. Если исключить Ника Саккорсо и предположить, что «Трубе» удалось ускользнуть от «Карателя» и Мин Доннер, то Термопайл еще долго не объявится в околоземном пространстве.
      При иных обстоятельствах – при более честном прошлом и перспективном будущем – Уорден искренне молился бы, чтобы метка «Трубы» не появилась на экранах сканера. Однако в данный момент его молитвы были другими. Ему требовалась Морн. Здесь и сейчас.
      Именно поэтому, нарушив прямой приказ Дракона, Уорден дал ей и Дэйвису возможность избавиться от Ника и вернуться на Землю. Огромной ценой он создал крохотную и незаметную щель в неприступной обороне Фэснера. Но Койне не удастся сохранять эту брешь слишком долго. Без Морн и конкретных доказательств от Хэши и шефа Мэндиша она потерпит неудачу.
      Если Совет погибнет, кризис приведет к абсолютной противоположности того, что так упорно и старательно добивался Уорден. Холт станет правителем Земли. В данное время у людей просто не было другой силы, которая могла принимать решения в условиях войны. Если, торгуясь с Уорденом, Марк Вестабул не добьется желаемой цели, последствия для человечества будут катастрофическими.
      Несмотря на клятву противостоять амнионам, Диос отчаянно надеялся, что «Труба» в конце концов появится – и что команда скаута по тем или иным причинам уступит требованиям Вестабула. Для этого ему нужна была Мин. Как глава полиции, он имел право командовать лейтенантом Хайленд. Но у него не было власти над ее сыном и Вектором Шейхидом. Кроме того, он больше не доверял приоритетным кодам Энгуса. Если Дэйвис и Морн избавились от Ника, они могли отменить любой приказ, который Уорден дал бы Термопайлу. Только Мин могла заставить команду «Трубы» подчиняться его указаниям.
      Однако сканерная сеть не улавливала сигналов скаута и «Карателя». Канонерские корабли и малые крейсеры уплотняли кольцо вокруг амнионского судна. «Рискованный» приближался к кордону с дальней стороны планеты. Если не произойдет ничего непредвиденного, то в ближайшее время из гиперпространства, приписанного к станции, появится «Доблесть». «Кузнечный молот» мчался к Земле на предельной скорости. И только «Каратель» с «Трубой» находились вне зоны досягаемости сканерной сети.
      Команда шатла состояла из трех человек: командира, штурмана и связиста. В иные времена Уордена сопровождали помощники, охранники, офицеры полиции и собственные системотехники. Но в полет к амнионам он взял с собой только экипаж. Каждый из этих людей рисковал собственной жизнью…
      Внезапно командир прочистил горло.
      – Осталось двадцать минут, директор. Они указали нам порт для стыковки. Если хотите, я могу показать его на экране.
      Уорден покачал головой. Его не волновало, как выглядел этот порт. Через минуту он спросил связиста:
      – Нас еще не вызывал генеральный директор Фэснер?
      – Только диспетчер его домашнего офиса, сэр, – ответил связист. – Генеральный директор пока молчит.
      – А что хотел диспетчер?
      – Вас просили ответить. Это все.
      – Жаль, – проворчал Уорден. – Я надеялся, что Фэснер объявит мне о моем увольнении. Если бы мы получили запись о таком уведомлении, то у Дракона возникли бы большие проблемы в Совете.
      По закону Холт мог уволить главу полиции Концерна в любую минуту. Но выбор времени был бы неудачным. Советники решили бы, что Фэснер мешает Уордену сохранить их бесценные жизни. Тем не менее Диос не стал выходить на связь с Драконом. Холт мог дать ему приказ – уместный для Совета, но неприемлемый для Уордена. В случае его невыполнения Фэснер получил бы оправданную причину для отстранения Диоса от дел.
      – Когда я перейду на борт «Затишья», свяжитесь с домашним офисом генерального директора, – велел Уорден. – Напомните ему, что по уставу военного положения я не уполномочен – и тем более не обязан – обсуждать свои действия с гражданскими лицами.
      Он печально улыбнулся связисту и признался:
      – Это довольно натянутая трактовка закона, но, возможно, она заставит Холта оставить вас в покое.
      Стыковка с амнионским кораблем должна была произойти через восемнадцать минут. «Карателя» и «Трубы» по-прежнему не было.
      Командир шатла мялся в кресле, словно сидел на иголках.
      – Директор, я думаю, вам нужно взглянуть на этот стыковочный порт.
      Уорден нахмурился от мрачных предчувствий.
      – Почему?
      Смущение пилота встревожило его. Он что-то упустил? Командир быстро взглянул на штурмана. Его помощник одобряюще кивнул.
      – Разрешите, я покажу, – предложил пилот.
      Чтобы сдержать беспокойство, Уорден сложил руки на груди.
      – Хорошо. Показывайте.
      Командир пробежал пальцами по клавишам. Через миг схема сканерной сети исчезла с основного экрана, и ее заменил видеообраз «Затишья». При других обстоятельствах Диос ничего бы не увидел Темнота пространства была почти абсолютной. Но сторожевик подсвечивал стыковочные порты бортовыми огнями Струи белого света вырисовывали шишковатую поверхность корабля. Уорден взглянул на экран, не понимая, зачем его об этом попросил пилот шатла.
      – Обычный стыковочный порт, – бесстрастно заметил он, словно образ не имел к нему никакого отношения. – Их воздушный шлюз не соответствует нашему. Захваты и присоски другого калибра. Но затвор шлюза регулируемый. В крайнем случае мы можем подогнать размеры нашего порта. Скафандр мне не понадобится.
      Приподняв бровь, он посмотрел на пилота.
      – Что вы хотели показать?
      – Вот, сэр.
      Командир шатла указал на нечеткую выпуклость, которая вырисовывалась на грани света и тьмы.
      – Это их протонная пушка. Излучатель.
      Шестнадцать минут.
      – И что? – спросил Уорден.
      Командир повернулся к штурману за поддержкой.
      – Они держат нас на прицеле, директор, – сдержанно добавил тот – Своими плазменными орудиями амнионы могут поджарить нас за пару секунд. Но через десять минут шатл приблизится настолько, что окажется вне зоны огня Мы можем изменить направление и врезаться.
      – В их излучатель, сэр! – закончил за него пилот. – Мы можем уничтожить протонную пушку!
      Уничтожить протонную пушку… О, черт! Страх впился в сердце Уордена. Честная и героическая смерть! Шанс оставить Фэснера, коррупцию в полиции Концерна и будущее человечества кому-то другому – тому, кто не будет стыдиться за позорное прошлое и терзаться измученной совестью. Надо лишь изменить направление и разрушить излучатель. Умереть героем. Позволить Морн и Энгусу, Хэши, Мин и Койне собрать все по кускам…
      Но если он так поступит – он, нанесший собственной душе чудовищные раны – в этом не будет ничего честного и чистого. Он умрет как трус. Он просто убежит от ответственности и от людей, которые полагались на него. Ни одна смерть не будет для него героической, если он не возьмет с собой Холта Фэснера.
      – А что случится с нами? – сердито спросил Диос.
      – Я полагаю, мы умрем, – смущенно ответил командир. – Этот корабль не предназначен для подобных столкновений. Но я не верю, что амнионы отпустят вас, сэр. Да и мы вряд ли выживем. Как только вы окажетесь на борту, они сожгут наш шатл.
      Он помолчал, а затем, взглянув на Уордена, сказал:
      – Мне кажется, нам лучше уничтожить их протонную пушку.
      Какое-то время Уорден молчал, словно обдумывал его идею.
      – Если мы сделаем это, то спасем Совет, – наконец ответил он. – Но наша штаб-квартира будет разрушена. Атаке подвергнутся все ближайшие станции. Половина кораблей погибнет.
      Он старался, чтобы его голос звучал уверенно и ясно.
      – Если мы сожжем последние мосты, у сторожевика не будет другого выбора. Перед своей гибелью он нанесет нам столько вреда, сколько сможет
      Диос с радостью остановился бы на этом. Ему было трудно сохранять ту авторитетную убежденность, в которой так нуждались его люди. Но испуганные глаза штурмана и упрямо сжатые челюсти пилота подсказали Уордену, что он должен продолжать.
      – Я догадываюсь, что они хотят. И мне кажется, их можно перехитрить. Если у меня все получится, я не позволю им погубить ни одной человеческой жизни. А вернусь я или нет…
      Он пожал плечами.
      – Это уже не важно.
      Чтобы успокоить экипаж, Диос мягко добавил:
      – Вы будете в относительной безопасности. «Затишье» не захочет провоцировать сражение. Они не будут сжигать ваш шатл.
      Командир покраснел от возмущения. Очевидно, он решил, что Уорден обвинил его в трусости.
      – Это не та причина, по которой мы…
      Уорден внутренне содрогнулся.
      – Я знаю, – перебил он пилота. – Мы все готовы умереть, защищая Землю. Думаете, я не понимаю ваших чувств? Но самоубийство – это легкий способ.
      Он придал голосу большую твердость.
      – Работа, которую мы поклялись выполнять, гораздо труднее. Я поясню вашу задачу. Вы доставите меня на «Затишье» и вернетесь на станцию полиции Без тарана протонной пушки и других геройств. Вы будете делать свою работу, а я свою. Возможно, это приведет к чему-нибудь хорошему.
      Штурман пожал плечами. Через некоторое время пилот опустил голову и отвернулся.
      – Есть, сэр, – тихо ответил он. – Вы можете положиться на нас.
      Он как бы говорил: «Мы полагаемся на вас»
      Тринадцать минут.
      Уорден крепче обхватил себя руками.
      – Я знаю
      Слишком много людей возлагали на него свои надежды. Но, переступив порог воздушного шлюза «Затишья», он мог оказаться слишком беспомощным, чтобы совершать какие-то поступки.
 
      Шло время, но «Каратель» и «Труба» не появлялись. Связист выяснял у амнионов процедуру стыковки. Шатл осторожными рывками приблизился к указанному порту. Когда индикатор внешнего затвора шлюза загорелся зеленым светом, Диос поднялся с кресла и отправился навстречу своей судьбе – навстречу року, который он навлек на планету.
      Его приготовления были простыми. Он извлек из кармана черную капсулу и положил ее в рот между щекой и десной. Затем он проверил дыхательную маску, которую дал ему Хэши. Закрепив ремни на голове, Уорден оставил маску на лбу, чтобы в нужный момент опустить ее на нос и рот.
      Прежде чем покинуть кабину, Диос записал в бортовой журнал благодарность каждому из членов экипажа. Вопреки своей привычке он ответил на салют троих мужчин, затем повернулся к ним спиной и направился к воздушному шлюзу.
      Уорден больше не общался ни с экипажем шатла, ни с «Затишьем». Слова уже ничего не значили Связист договорился о подгонке воздушных шлюзов и о порядке перехода с борта на борт. Штурман подтвердил соответствие заслонок В какой-то ужасный момент, когда перед ним открылся люк, Диос испугался, что его покинет мужество. Он никогда не встречался с амнионами. И, кроме старого капитана Вертигуса, он не знал людей, которым доводилось бывать на борту амнионского корабля. Морн и Энгус не заслуживали такого будущего. И человечество – тоже…
      Однако команда «Трубы» была оружием, которое он выковал своими руками. Это он привел их в действие – и теперь отправил в свободный полет Ему следовало доверять их решениям, какими бы они ни были. Опустив маску на рот и нос, чтобы защитить легкие от едкой атмосферы, он покинул воздушный шлюз шатла и перешел на борт «Затишья».
      Здесь все было другим Зеленовато-желтый свет струился по странной текстуре стен. Неровные поверхности переборок блестели и искрились, словно потоки энергии. От этого слепящего сияния у Диоса заболела голова. Он будто вошел в преддверие ада
      Из динамика воздушного шлюза донесся голос связиста. Он предупреждал Уордена о закрытии замков. Это была его последняя возможность уйти и спасти себя от последствий собственного выбора Но Диос не отступил. Он знал, что не сможет убежать от стыда и израненной совести. За его спиной закрылась диафрагма амнионского воздушного шлюза. Перед ним распахнулись лепестки внутреннего люка, предлагая пройти на борт амнионского корабля.
      Переступив порог, Уорден ухватился за поручень, чтобы не взлететь к потолку и не потерять контроль над своими страхами. Впереди, паря в невесомости, его поджидали три грозные фигуры. Ему не хотелось смотреть на них. Чтобы собрать отвагу, он начал осматривать трюм, к которому примыкал стыковочный порт.
      Густой желто-зеленый свет пульсировал на переборках. Огромное помещение предназначалось для складирования грузов. Диос видел громоздкие структуры, похожие на подъемные краны; фестоны кабелей, напоминавшие толстые лианы; и приземистые тележки на магнитных полозьях. То, как амнионы использовали это пространство, внушало недоумение. Для человеческого глаза такое размещение грузов и оборудования выглядело неправильным – даже для корабля без внутренней силы тяжести.
      Пока Уорден сбивал любопытством острейший приступ паники, к нему приблизилась одна из трех фигур.
      – Уорден Диос. Я Марк Вестабул.
      Несмотря на отсутствие статических помех и импульсных искажений он узнал этот голос. Затаив дыхание, Уорден повернулся к амнионам.
      Двое из них могли быть клонами друг друга. Они не носили одежды. Им вполне хватало бугристой кожи, покрытой коркой ржавчины. Форма тел соответствовала гуманоидной – на головах виднелись глаза и рты; конечности, выходившие из торсов, напоминали руки и ноги. Однако на этом их сходство с людьми и заканчивалось. Амнионы имели по четыре глаза, расположенные таким образом, что они могли видеть во всех направлениях. Безгубые рты скалились острыми, как кинжалы, зубами. Каждая из особей обладала тремя руками и тремя ногами, что делало амнионов идеально приспособленными для невесомости.
      У них не было оружия. Да они и не нуждались в нем. Эти твари находились на своем корабле и имели явные преимущества в маневрировании. Их покрытые коркой массивные тела казались быстрыми и мощными. Бурые сполохи инфракрасного спектра ничего не говорили Уордену – он не мог читать ауры амнионов.
      Они, скорее всего, охраняли Марка Вестабула, который мало походил на них. При виде его «человекоподобия» у Уордена по коже «побежали мурашки». Вестабул был одет в черный костюм, сделанный из материала, который Диос прежде никогда не видел. Ткань выглядела легкой и текучей как вода. Форма головы, груди и членов была почти нормальной. Однако его штанины имели разрезы на коленях, из которых выпирала бугристая амнионская плоть. Одна рука выглядела человеческой, в то время как другая была покрытой струпьями ржавчины Половина лица не подверглась влиянию мутации. Но вторая сторона шокировала злобным и немигающим амнионским глазом. Частично безгубый рот обнажал заостренные зубы.
      Его аура, как и у охранников, представляла собой тошнотворный вихрь, который Уорден не мог интерпретировать. Приемник в ухе и микрофон у рта указывали на то, что Вестабул при желании мог общаться с командным центром корабля.
      Уорден с трудом сглотнул и сделал глубокий вздох. Марк Вестабул был когда-то человеком – это не вызывало сомнений. Но мутация оставила прежними лишь некоторые части его тела.
      Усилием воли Уорден преодолел животный ужас – слепое атавистичное отчаяние, которое, казалось, исходило прямо из генов. «Кому-то же нужно общаться с этими чудовищами, – подумал он. – Кто-то должен преодолеть свою панику и понять амнионов. Иначе мы не сможем дать им отпор».
      Однако Диос едва дышал от страха. Говорить и двигаться было выше его сил. Амнионы походили на упырей из самых жутких кошмаров. И именно он напустил их на весь человеческий род. Впрочем, эти монстры не были истинным проклятием. Вечные муки исходили только от людей. Гнев, ужас и пытки передавались от человека к человеку по наследству. Каждый ребенок рождался с ними и нес их в себе по жизни. Амнионы представляли собой нечто худшее. Даже вечная агония и ужас казались более человечными, чем тот рок, который они предлагали. А значит, в общении с ними требовалось понимание. И отпор.
      Почти непроизвольно, едва осознавая, что он делает, Диос передвинул капсулу во рту и зажал ее между зубами. К счастью, в этот момент голос Хэши в его уме дал разумный совет: «Их не обязательно понимать, – произнес Лебуол. – Империализм амнионов носит генетический характер. Они желают покорять все формы жизни с такой же бессознательной настойчивостью, с какой мы вдыхаем воздух. Тут все просто».
      Их следует бояться только в тех случаях, когда они понимают нас. Что сказал Вестабул? «В процессе мутации я сохранил определенный ресурс человеческой памяти и понимания языка. По этой причине меня наделили правом принятия решений. Моя бывшая человеческая природа помогает мне эффективно вести дела с людьми».
      Если верить Хэши и словам Вестабула, то время для страха действительно пришло. Внезапно Уорден вознесся над слоем внутреннего отвращения и примитивного ужаса. С невероятной ясностью он понял, что нуждался в страхе и гипнотическом параличе. Страх делал его человеком. А если Вестабул мог думать и действовать по-людски, то только другой человек был способен оказывать ему отпор.
      Уорден осторожно переместил капсулу обратно за щеку. Казалось, что воздух в дыхательной маске пах предательством, злобой и обманом. Но у него была надежда. Диос усмехнулся, словно уже выиграл спор со своим ужасом – спор, более важный, чем любая тема, которую мог предложить Марк Вестабул.
      – Я Диос, – произнес он через маску. – Мне не ясно, о чем вы хотите «дискутировать», но я бы лучше поговорил об этом в более уютном помещении.
      «В более приватной обстановке. Чтобы не выглядеть таким беззащитным и выставленным напоказ». Он сделал широкий жест, указывая на трюм.
      – Все это заставляет меня отвлекаться.
      – Трудностей не возникнет, Уорден Диос.
      Голос Вестабула без тихого шороха статических помех звучал как ржавая амнионская кожа – как будто его прежняя человечность была вытравлена окисями зла.
      – Ваши требования будут удовлетворены. Помещение уже готово. Мы можем приступить к переговорам.
      Несмотря на «ресурс человеческой памяти и понимания языка», он произносил такие слова, как «переговоры» и «дискуссия», с явным дискомфортом.
      – Когда мы придем к обоюдному согласию, вам будет возвращено управление над вашими кораблями и станциями.
      Вестабул повернулся и неловким жестом велел Диосу следовать за ним.
      Помещение… Похоже, Вестабул не хотел вести главу полиции на мостик «Затишья» или в другую важную часть корабля. Уорден усмехнулся. Он получил удовольствие от мысли, что амнионы по-прежнему считали его опасным человеком.
      Отпустив поручень, он оттолкнулся ногами от пола и полетел за Вестабулом. Охранники не стали задерживать его. Они следовали за ним на относительном расстоянии, но так близко, что Диос чувствовал их спиной. Это вызвало у него еще одну усмешку. Прежде чем прибегать к насилию, Вестабул планировал опробовать на нем силу своего убеждения.
      Покинув трюм, они оказались в изогнутом коридоре, который походил на пищевод. По мере продвижения у Диоса сложилось впечатление, что пространство вокруг него сжималось, а интенсивность света увеличивалась. Бугристая поверхность стен кипела, словно сера Проход все больше напоминал дорогу в огненное пекло.
      К счастью, ему не пришлось входить в этот ад. Через двадцать – тридцать метров Вестабул остановился у неровной ниши в стене. Поравнявшись с ним, Уорден увидел дверь. Вестабул прикоснулся ладонью к чувствительной пластине, и округлый дверной створ откатился в сторону.
      Вестабул поманил его в комнату, которая выглядела как камера для допросов. Свет из нескольких невидимых источников освещал каждый уголок помещения. Из одной стены выступала встроенная или выращенная компьютерная консоль. Диос не разбирался в амнионской технологии, но полагал, что консоль служила пультом связи. Кроме нее, в комнате имелись два кресла, намертво прикрепленные к полу. Они были повернуты друг к другу. Уорден настороженно посмотрел на ремни безопасности, которые якобы предназначались для удобства «гостей».
      Зачем амнион привел его сюда? Для переговоров. Но Вестабул сказал, что после завершения «дискуссии» ему позволят вернуться на станцию полиции Концерна. Это была откровенная ложь. Значит, амнион преуспел в человеческом обмане.
      Когда Уорден спросил: «Почему я вам должен доверять?», Вестабул ответил: «Потому что мы амнионы. В отличие от людей мы ведем честный обмен и всегда выполняем свои обязательства». А затем он произнес: «Однако можно добавить и следующее замечание. Мы ничего не получим, причинив вам вред» Еще одна ложь, хотя Уорден лишь предполагал ее. Она могла раскрыться только со временем Впрочем, Диос не думал, что ему придется долго ждать
      Сделав вид, что он уже знает нужные ответы, Уорден решительно сел в одно из кресел и защелкнул ремень на коленях Вестабул последовал его примеру Он устроился в кресле и издал серию утробных звуков – очевидно, адресуясь к охранникам. Те мгновенно исполнили его приказ. Они вышли за дверь, и один из них нажал на чувствительную пластину Округлый створ закрыл дверной проем Уорден остался наедине со своим вурдалаком – абсолютно без защиты, если не считать его животного страха.
      Он тут же приступил к «дискуссии».
      – Итак, у вас имеются претензии, ради которых вы готовы начать войну.
      Он говорил напористо и с вызовом, но странные стены гасили звуки его голоса, лишая их резонанса.
      – Вы сказали, что решение этого вопроса определит все будущие отношения между нашими расами. И вы предложили, что мы можем достигнуть согласия, поскольку беседа на вашей территории поможет вам лучше понять мои аргументы.
      Он брезгливо поморщился.
      – Я не знаю, чего вы добиваетесь, но у меня имеется пока одно желание. Я хочу, чтобы вы убрались из нашей солнечной системы И вообще из человеческого космоса. Более того, я хочу, чтобы вы улетели без единого выстрела Позвольте мне уточнить данную фразу Никаких убитых! Никакого ущерба! И никаких сражений! Если вы согласны выполнить это требование, я гарантирую вам безопасный проход до границы запретного пространства Затем наши дипломаты обсудят условия, на которых амнионы смогут возместить убытки, вызванные актом вторжения вашего боевого корабля.
      Вестабул ответил церемонным кивком, который не имел никакого отношения к согласию. Его неподвижное амнионское око и мигавший человеческий глаз создавали неприятное впечатление злобы, смешенной с гнетущим беспокойством.
      – Да, ваше требование выражено ясно, – произнес Вестабул – Но оно неприемлемо. Если бы претензии амнионов были настолько простыми, мы не подвергали бы наши расы такому огромному риску, как начало военных действий. Однако мы прилетели сюда.
      Он передернул плечами. Возможно, Вестабул хотел пожать ими, но его мышцы забыли, как выполнять этот человеческий жест.
      – Наше присутствие в околоземном пространстве должно рассматриваться с реальной точки зрения, а не так, как вам этого хочется Вы заявили о своих желаниях. Я выскажу вам мои требования. Если они не будут удовлетворены, мы откроем огонь и не прекратим его до тех пор, пока вы не разрушите наш корабль. Прежде чем погибнуть, мы уничтожим ваше правительство и станцию полиции. Затем мы
      – Я знаю, знаю, – грубо перебил его Уорден. – Вы уже говорили об этом. Но вы не рассказали мне, каковы ваши «требования». На данный момент нам не о чем «дискутировать».
      – Я ждал..
      Внезапно Вестабул затих. Какое-то время он прислушивался к голосу в наушниках. Затем получеловек посмотрел на Уордена, и его амнионский глаз засиял, как лужица едкой кислоты.
      – Теперь я готов.
      Враждебность его голоса сжала в узел внутренности Диоса. Слова Вестабула царапали слух, как колючая проволока.
      – Уорден Диос, вы послали в амнионское пространство киборга, который состоит у вас на службе. Он разрушил поселение. Эта диверсия требует жесткого наказания. Кроме того, ваш киборг, Энгус Термопайл, украл у нас двух особей, которых мы приобрели у другого вашего агента, капитана Ника Саккорсо. Эти особи стали нашей собственностью посредством честного торга. Я имею в виду женщину Морн Хайленд и ее отпрыска Дэйвиса Хайленда, принудительно выращенного на Станции Всех Свобод.
      – Вы называете их своей «собственностью», – прервал его Уорден. – Но для меня они люди. Саккорсо не имел права продавать вам людей.
      Вестабул недоуменно заморгал человеческим глазом.
      – Ваше мнение в данный момент неуместно, Уорден Диос. Я говорю сейчас об амнионских требованиях. Мы настаиваем на возвращении нашей собственности. А в качестве компенсации за нанесенный нам вред вы должны отдать мне капитана Термопайла и всех тех особей, которые его сопровождают. В частности, мы требуем мужчину по имени Вектор Шейхид. Если вы отвергнете эти справедливые условия, мы объявим человечеству войну.
      Он замолчал, словно сказал уже все, что хотел – словно он знал, что Уорден не мог не согласиться Однако Диос был готов к такому повороту событий. Он догадывался о причине появления «Затишья». И он предполагал, что именно раскрыл амнионам Майлс Тэвернер. Его удивило только то, что Вестабул не потребовал Ника Саккорсо. Похоже, амнионы знали, что с Ником случилось какая-то беда.
      Поскольку Уорден не был удивлен, ему удалось сдержать свою панику. Презрительно фыркнув, он сказал:
      – Очевидно, ваша человеческая часть ума понимает, что подобные требования вызвали бы у людей горячее желание пустить вам кровь. Станция полиции подняла бы мятеж, если бы меня заподозрили в намерении принять такие условия. Именно поэтому вы настояли на нашей личной встрече. Вы запланировали проведение тайных переговоров, чтобы угрозами выдавить из меня согласие и при этом не спровоцировать негативную реакцию военного флота и правительства Земли. Вам хотелось, чтобы я связался с «Трубой» по узкому лучу и приказал экипажу сдаться. Вы желали получить Морн и Дэйвиса, а также их друзей, после чего спокойно улететь в свое пространство, пользуясь моей гарантией на безопасный проход до границ человеческого космоса. Я сохранил бы мир. Вы забрали бы опасных для вас людей. И никто ничего бы не узнал, если бы я утаил это преступление от тех, кому поклялся служить.
      Он с усмешкой покачал головой.
      – Прекрасная картина. Но она имеет ряд изъянов.
      Вестабул молчал. Возможно, слово «изъян» не имело аналога в языке амнионов.
      Уорден хотел закричать: «Я не могу это сделать, черт бы вас побрал!» Он с радостью плюнул бы в лицо собеседника. Однако заходить так далеко было рано. Поэтому Диос сказал:
      – Прежде всего, я не знаю, где находится «Труба». И почему вы думаете, что ее экипаж подчинится моему приказу?
      Амнион посчитал его возражения неважными.
      – Они подчинятся по той же причине, по которой вы отдадите этот приказ, – ответил Вестабул. – Цена отказа будет измеряться миллионами жизней. Кроме того, вы можете воспользоваться приоритетными кодами киборга, а он, в свою очередь, заставит других людей прислушаться к вашим указаниям. Что касается «Трубы», то она уже здесь. Наши инструменты указывают, что полицейский крейсер транспортирует ее из гиперпространства. Корабль прилетел несколько минут назад. Ваша сканерная сеть определила его, как «Каратель»
      Уорден непроизвольно отшатнулся. Он ничего не мог поделать: ему требовалась пауза, чтобы собраться с отвагой. «Труба» уже здесь? Транспортируется крейсером? Диос не сомневался в словах Вестабула. Однако он не мог охватить всех последствий, которые подразумевала эта информация. Прибытие «Трубы» обострило кризис. Теперь Вестабул будет настаивать на безотлагательном принятии решений. Любая отсрочка ослабляла его позицию.
      Стараясь выиграть время, Уорден спросил:
      – Что делает «Каратель»?
      Вестабул невнятно рыкнул в микрофон и выслушал ответ.
      – Ваш крейсер навел на нас луч прицела, – сообщил амнион – Мы тоже держим его на «мушке». Он пока не стреляет, и ориентация его антенн позволяет предполагать, что капитан корабля общается с вашей станцией.
      «Вот и хорошо, – подумал Уорден. – Хэши предупредит их об опасности. Он расскажет Мин о том, какие вопросы решались здесь и на чрезвычайном заседании Руководящего Совета». Диос возлагал большие надежды на сообразительность и расторопность Хэши.
      Уорден подавил желание скрестить руки на груди. Он слишком часто прикрывал свое сердце Положив ладони на колени, Диос с усмешкой спросил:
      – Почему же вы не стреляете в них? Почему не пользуетесь случаем, пока можете?
      Вестабул еще раз попытался пожать плечами – и вновь неудачно.
      – Пока мы не находим количество и мощь ваших кораблей угрожающими. И я верю, что вы в конце концов удовлетворите наши требования.
      Немного помолчав, он добавил:
      – Кроме того, офицеры «Карателя» могут настоять на выполнении ваших приказов, если команда «Трубы» по каким-то причинам не пожелает подчиниться им.
      Мин действительно могла настоять на этом. Если она и имела пределы верности, то Уорден их еще не достиг. А ее пример вдохновил бы команду крейсера.
      В таких чрезвычайных обстоятельствах даже Долфин Юбикви подчинился бы ей, несмотря на свою непокорную натуру. Однако Диос знал, что Мин могла и отказаться…
      Он должен был перехватить инициативу – ради «Трубы» и «Карателя», ради самого себя.
      – Я не знаю, о каком количестве кораблей вы говорите, – сказал Уорден. – Хотя и догадываюсь, что стоит за вашими словами. У меня другое мнение по этому вопросу.
      Амнионский глаз Вестабула сверлил Уордена беспощадным взором. Человеческий глаз огорченно мигал. Какими бы малыми ни были остатки его человечности, они являлись той частью, которая позволяла Вестабулу манипулировать с ложью и принуждением.
      – Я знаю, зачем вам нужны Морн и Дэйвис, – со злостью произнес Уорден. – Они послали мне сообщение, которое объясняет ситуацию. Вы не рискнули бы начать войну из-за «собственности». Эти люди нужны вам потому, что они обладают знанием, с помощью которого вы надеетесь уничтожить нашу цивилизацию и избавиться от человечества.
      В его голосе зазвучали нотки гнева.
      – Вы хотите, чтобы Вектор Шейхид помог вам создать новый мутаген.
      Он осмелился перейти на крик.
      – Довольно! Я не собираюсь рисковать уничтожением своей расы! Я не желаю отдавать вам команду «Трубы»!
      На самом деле, несмотря на ярость и отчаяние, его утверждения были нечестными. Уорден противопоставил ложь коварному обману Вестабула. Конечно, выживание человечества было более важным, чем несколько миллионов жизней, но их потеря могла привести к возвышению Холта Фэснера. Если Холт заменит собой Совет и правительство Земли, он станет единственной силой и властью. И тогда человечество действительно окажется на грани гибели. Чтобы сохранить эти миллионы жизней – и дать Койне шанс уничтожить Дракона, – Диос должен был позволить «Затишью» забрать команду «Трубы».
      Здесь имелись и другие возможности – слишком смутные для определения и слишком ценные, чтобы их упускать. Уорден еще не решил, как ему ответить Вестабулу. Он не хотел подчиняться давлению амнионов и тем самым подталкивать их к раскрытию его фальши.
      Вестабул задумался. Какое-то время он молча смотрел на Диоса. Его аура бурлила, словно излучение демона. Наконец, суля безжалостную гибель, он заговорил. Слова вылетали из изогнутого рта, как хлопья ржавчины.
      – Вашим преимуществом является то, что мы не понимаем обмана. Ложь для нас… немыслима?
      Казалось, он рылся в памяти. Через пару секунд Вестабул кивнул и добавил:
      – Она непостижима для амнионов. Наше общение построено на запахах, звуках и жестах. Феромоны не лгут. Тона и тени не обманывают. Вот почему мы одни в этой комнате. Дискуссия с вами огорчила бы моих сородичей.
      Огорчила бы ложью и предательством…
      – Я тоже расстроен, – продолжил Вестабул. – Но у меня сохранились некоторые воспоминания о прошлой жизни, когда я был человеком. И, в частности, я помню капитана Термопайла.
      Глаза Уордена расширились от удивления. Этот амнион знал Энгуса?
      Однако Марк Вестабул продолжал говорить:
      – Возможно, он уже тогда работал на полицию. Мне это не известно. Но я помню, как он захватил мой корабль. Я помню, как он доставил двадцать восемь человек на Малый Танатос и продал их. В обмен он получил определенную информацию.
      Уорден был потрясен. Двадцать восемь человек? В расследовании Хэши не говорилось об этой ужасной подробности. Каким-то образом Энгусу удалось ее скрыть? Диосу хотелось спросить: «Какую информацию? Какие сведения могли окупить муки двадцати восьми мужчин и женщин, обреченных на мутацию?». Но время для вопросов кончилось. Амнион мог бы сказать: «Я помню капитана Термопайла и знаю, как ответить на ваш отказ».
      Вестабул опустил руку в карман костюма. Взглянув на Диоса, он вытащил пузырек с небольшими таблетками и шприц, наполненный прозрачной жидкостью. При виде их Уорден почувствовал такой безумный страх, что у него перехватило дыхание. Вот и они – последние аргументы дискуссии. Ложь и принуждение.
      – Слушайте внимательно, Уорден Диос, – скрипучим голосом произнес Вестабул. – Перед нашей встречей я заявил, что мы ничего не получим от вашей принудительной мутации, поскольку это превращение будет тут же обнаружено, и ваши люди перестанут подчиняться вам. Но у нас есть еще один мутаген. Он создан для убеждения. Яд действует очень медленно. Попав в организм, он остается пассивным около десяти минут, а затем начинает изменять вашу генетическую идентичность.
      Он поднял пузырек.
      – Благодаря этим таблеткам яд остается в пассивном состоянии. Каждая из них откладывает мутацию ровно на час. Мутаген присоединится к цепочкам вашего ДНК, но вам не будет грозить изменение, пока вы принимаете активный контрагент. Сейчас я введу вам мутаген. Таблетки с контрагентом вы получите после того, как согласитесь выполнить наши требования.
      Он без спешки – но неумолимо, как в кошмаре, – отстегнул ремни. Вестабул действительно намеревался сделать то, о чем он говорил. Амнион был уверен, что Уорден под гнетом паники сдастся и согласится на его условия. И еще он доверял своей силе.
      Однако Диос был готов к такому принуждению. Несмотря на животный ужас, сжимавший его внутренности в ком, он сохранил решительность и ясность мыслей. Уорден не слышал о таком мутагене и контрагенте. И, конечно же, его пугала перспектива оказаться инфицированным этим злом. Тем не менее угроза была простой и ясной. Она не требовала мучительного выбора, как в случае пожертвования Морн и Энгуса или возможной гибели нескольких миллионов людей. Несомненно, Марк Вестабул помнил многое из своей человеческой жизни.
      По этой причине он был опасным и уязвимым – как Дракон.
      Уорден поднял руку, словно имел власть над Вестабулом, словно мог командовать им.
      – Я выслушал вас Теперь послушайте меня. Иначе вы сделаете большую ошибку.
      Он в тайне обрадовался, что его голос сохранил былую твердость. Эта краткая демонстрация силы уменьшила муки его совести. Вестабул замер на месте. Уорден переместил капсулу к губам и зажал ее в зубах, показывая амниону. Затем он толкнул ее языком обратно за щеку.
      – Эта капсула вызовет мою моментальную смерть, – спокойно сказал он, будто забыл о страхе. – В ней находится сильнодействующий яд Капсула не растворяется, и мне пока ничто не угрожает. Но если я раскушу ее, то мгновенно умру.
      Здесь он полностью полагался на Хэши.
      – Я уверен, что вы без труда введете в мои вены мутаген. Я могу побегать по комнате какое-то время, но вы все равно поймаете меня. Сила на вашей стороне. Однако в данном случае вы ничего не добьетесь. Я раскушу эту капсулу, и вы не сможете мне помешать.
      На тот случай, если Вестабул его не понял, он добавил:
      – Учтите, я говорю серьезно! Вы же помните свои чувства, когда вас превращали в амниона. Вы были готовы на все, чтобы избежать мутации. И даже если эти воспоминания не сохранились, вы знаете, что поступили бы, как я – особенно когда от вас зависели бы жизни миллионов людей.
      «Испытай меня, – безмолвно кричал Уорден – Что же ты? Попробуй! Разве ты не знаешь, что я готов продать свою душу – если она у меня еще есть – за честную смерть?»
      Вестабул сел в кресло. Его лицо ничего не выражало. Возможно, он имел неразвитую мимику или вообще был лишен эмоций. Закрыв человеческий глаз, он сверлил Уордена амнионским взглядом, словно хотел увидеть его нутро. Марк медленно воткнул иглу в собственное предплечье и нажал на плунжер. Он поднял руку, показывая Диосу пустую колбу. Его пальцы разжались, и инерция движения унесла шприц в сторону. Пузырек с таблетками Вестабул положил в карман.
      Не открывая человеческого глаза, он что-то прорычал в микрофон. Звуки казались настолько грубыми и нечленораздельными, что у Уордена заболело горло. Тем не менее Вестабул издавал их естественно и без пауз, которыми отмечалась его человеческая речь. Закончив обмен информацией, он снова посмотрел на Диоса. Несмотря на бесстрастность голоса, в его тоне чувствовалась новая угроза – еще более коварная и смертельная, чем мутаген.
      – Уорден Диос, вы завели дискуссию в тупик. У меня не осталось другого выбора, и я вынужден начать сражение. Через две минуты наша сверхсветовая протонная пушка уничтожит остров, на котором находится ваше правительство. Затем мы повернем ее на станцию полиции. В то же время наши плазменные пушки атакуют ваши корабли. Мы не будем стрелять по «Карателю». Этот крейсер ближе всех, но он поврежден. Мы выдержим его огонь.
      – Не забудьте о станции Холта Фэснера, – с надеждой напомнил Уорден. – Она тоже находится в зоне вашего огня.
      – Вы по-прежнему не понимаете меня, – ответил Вестабул. – Холт Фэснер торгует с нами. Мы сохраним ему жизнь. Его станция останется нетронутой. Я надеюсь, что когда мы уничтожим ваше правительство, он сделает все, чтобы удовлетворить наши требования.
      Амнион еще раз попытался пожать плечами.
      – Если же Фэснер разочарует нас, мы направим огонь на «Каратель».
      Вестабул без труда ответил на блеф Уордена. Его воспоминания о человеческой жизни оказались довольно весомыми. Диос попал в ловушку. Он должен был принять решение. Как только «Затишье» сделает первый выстрел, остановить огонь будет невозможно. Ни одно человеческое судно не подчинится приказам или уговорам Холта. Сторожевик рано или поздно погибнет, но амнионы безропотно пойдут на смерть, повинуясь указаниям Вестабула.
      Настало время принимать решение. Он должен пожертвовать Морн и ее друзьями. Это спасет миллионы человеческих жизней, но позволит амнионам разработать новый мутаген. В результате мужчины и женщины будут превращаться в мутантов, оставаясь внешне неотличимыми от людей. Или он должен обречь на смерть огромную часть населения. Это помешает амнионам получить ужасное знание, но сделает Фэснера диктатором. Будущее человечества окажется в лапах Дракона.
      Внезапно Уорден понял, что знает ответ. Морн и Энгус прошли через все круги ада. Неужели он не мог довериться им? Диос прочистил горло, но его голос все равно дрожал от гнева.
      – Хорошо. Я согласен. Не надо открывать огонь. Я выполню ваши требования. Если только смогу…
      В этот миг позорной капитуляции он не мог сказать, какое чувство жгло его сильнее – отчаяние или надежда.

      На мостике крейсера началось нечто невообразимое. Крей выкрикивала предупреждения, которые получала от транспортных буев: «Каратель» вышел из подпространства слишком близко от станции и приближался к ней на огромной скорости. Порсон бубнил в микрофон подтверждения. Его голос дрожал от напряжения. Он быстро вводил в компьютер данные, полученные от сканерной сети Земли. Стрелок ругался. Пэтрис программировал какой-то сложный маневр. Системотехник Байделл издавала тонкий писк, который, казалось, застрял в ее горле. Она безуспешно пыталась опознать мигающие точки на экране сканера.
      Дэйвис тоже ругался, но это была реакция на удивление и ужас. Сиро никак не реагировал. Мика, сидевшая рядом с ним, стонала, как будто внутри у нее что-то оборвалось. Бледный и ошеломленный Вектор молча смотрел на показания дисплеев. Энгус перешел к краю консоли, откуда мог наблюдать за экранами и Морн. Мин сжимала руками широкие ремни безопасности. Ее ястребиный взгляд был настороженным, словно она ожидала удара.
      Через шум и крики доносился бас капитана Юбикви:
      – Тормози, Сергей! Запустишь двигатель по моему приказу. Приготовься к уклоняющим маневрам.
      Он казался неестественно спокойным – эдакий черный сфинкс, неподвластный удивлению и страху.
      – Глессен, заряжай пушку! – велел он стрелку. – Готовь торпеды! Огонь по моему Сигналу! Байделл, детка, включи боевые сирены. Дай предупреждение о торможении и сообщи на станцию о нашем прибытии! Короче, действуй!
      – Есть, капитан.
      К крикам на мостике прибавился тоскливый вой сирен, звучавших в коридорах корабля.
      – Порсон, данные на этого ублюдка? – потребовал Долфин.
      – Еще не готовы, капитан, – ответил штурман. – Сигнал недостаточно четкий. Слишком много помех от гравитации.
      Затем он возбужденно прохрипел:
      – Они у нас на прицеле!
      – Давай, Сергей! – рявкнул капитан Юбикви. – Вложи все, что можешь выжать!
      В одну секунду приглушенный гул двигателя усилился до невыносимого рева, как будто «Каратель» влетел в гигантскую плавильную печь. Корабль задрожал. Если бы он сохранял вращение внутреннего ядра, его разорвало бы на части. Мощное торможение вскрыло суть реальности – неумолимое насилие гравитационных полей.
      «Затишье» достигло Земли раньше крейсера. И все из-за того, что Морн настояла на медленном полете. Боясь гравитационной болезни, она приняла неверное решение. Если бы «Каратель» обогнал амнионов на пути к Земле, Морн и ее друзья были бы в безопасности.
      Формально считалось, что кораблем командовала она. Однако Морн погрузилась в ступор. Тахионный двигатель крейсера низверг ее в обитель кошмаров. «Затишье» продолжило погоню. А что еще могли предпринять амнионы после своей неудачи с «Трубой»? Что, кроме этого? Вариант был таким простым и летальным, что Морн не учла его. Она потерпела неудачу, не успев даже начать свою игру.
      Жесткая сила торможения вжала ее в гравитационное кресло. Губы непроизвольно раздвинулись, обнажая зубы. Глаза были готовы выкатиться из орбит. Она едва могла дышать. Вибрирующий гром сжал ее горло и наполнил грудь. Рука горела от жгучей боли.
      Рев двигателя и перегрузки сместили ее сознание в то место, где все было ясным. Ясным, как видение. Ясным, как голос вселенной. Само бытие говорило с ней, произнося неопровержимые истины, и она не могла сопротивляться этому голосу. Морн слышала его приказы. Она воспринимала их как таинство. Как необходимость.
      Необходимость саморазрушения! О, да!
      Она знала, как это сделать. Вселенная снабжала ее информацией. Ясность понимания была безупречной. И командный пульт находился рядом, под рукой – такой желанный и нематериальный, готовый превратить корабль в жертву на алтаре энтропии. Чудесный свет излучался от клавиш, которые ей следовало нажать. Она уже знала необходимую последовательность. Все вопросы подошли к концу. Сейчас она вытянет руку и станет единой с космосом. И ее жизнь наконец обретет понятный и глубинный смысл.
      Пустота пространства наполняла ее благостной радостью Она потянулась к клавишам, но не успела прикоснуться к ним. Энгус ударил ее так сильно, что едва не проломил ей череп…
      – Данные, Порсон, – сквозь жуткий рев прокричал капитан Юбикви. – Я не вижу отсюда чертовы экраны.
      Никакие перегрузки не могли нарушить его спокойствия. Проглотив комок, подступивший к горлу, Порсон храбро ответил:
      – «Затишье» зависло прямо над станцией полиции Концерна. Господи! Сторожевик всего лишь в пятидесяти тысячах километров! Он и станция находятся на геосинхронных орбитах с Сака-Батором.
      Штурман немного помолчал, а затем, повысив голос, добавил:
      – Капитан, протонная пушка «Затишья» нацелена на Сака-Батор!
      … но она не потеряла сознание – точнее, не совсем. Удар Энгуса перенес ее через пропасть, разделявшую ясность и боль. Иглы агонии, как осколки костей, пронзили мозг от центра до поверхности черепа. Она забыла о зове вселенной. Она была распята на высоком кресте. Ясность и приказы бытия уже ее не достигали.
      Вокруг кружились звуки, чьи-то голоса… Кажется, Дэйвис окликнул ее по имени. Или это он кричал на Энгуса? Морн не могла сказать наверняка. Возможно, Термопайл что-то ответил ему, но она не расслышала слов. Боль в голове стала острой печалью. Морн ничего не понимала. Она лишь знала, что потеряла реальный шанс на обретение покоя. И больше не будет лучших решений. Не будет саморазрушения. Энгус лишил ее этого.
      – Глессен, ты как? – спросил Долфин.
      – Всегда готов, капитан, – ответил стрелок.
      Неточная ориентация в контактном поле вывела «Каратель» из подпространства слишком близко к станции полиции Концерна. Но зато теперь крейсер мог направить всю свою огневую мощь на амнионов.
      – Сбавь торможение, Сергей, – велел капитан Юбикви. – Приготовься к уклоняющему маневру Начнешь по моему приказу. Заставь нашу крошку танцевать. Мы не должны находиться у них под прицелом.
      Сила тяжести уменьшилась. Морн снова могла дышать. Она ловила ртом воздух и глотала его, как воду.
      – Минуту, капитан! – строго сказала Мин. – Осмотритесь вокруг. Кто-нибудь стреляет? Сколько кораблей может поддержать нашу атаку?
      Наверное, он ее не слышал.
      – Отлично, Глессен! – рявкнул Долфин. – Давай-ка попробуем надрать им задницу…
      – Капитан! – закричала Крей.
      Страх и перегрузки превратили ее крик в пронзительный визг.
      – Команда «Не стрелять»!
      Не стрелять?
      – Отставить, Глессен, – быстро поправился Долфин.
      – Из центра управления пришел приказ, – пояснила Крей. – Код высшего приоритета. Команда «Не стрелять»!
      – Они там что, с ума сошли? – возмутился капитан. – Сторожевик класса «Бегемот» припарковался к ним на головы, а они приказывают нам не стрелять!
      – Код высшего приоритета, – повторила Крей.
      – Никто не открывает огонь, капитан, – с изумлением произнес Порсон. – Ни станция полиции Концерна! Ни «Затишье»! Я вижу десятки наших кораблей. Многие на подлете. Они тоже не стреляют.
      Он покачал головой, выражая недоумение.
      – Сюда летит «Рискованный», – продолжил штурман. – Но он еще далеко. А «Доблесть» уже здесь. Она восстановилась в пространстве на десять минут раньше нас. Но она находится вне дальности огня.
      В отличие от «Карателя».
      – Ей потребуется время на подлет.
      По мере уменьшения обременительной силы тяжести острая боль Морн постепенно ослабевала. Наверное, удар Энгуса не был таким сокрушительным, как ей казалось. Она не могла говорить и думать. Но она могла слушать.
      Исчезавшие видения вселенной мерцали по краям ее внутреннего взора, как жаркие молнии. Ситуация прояснялась небольшими рывками. «Затишье» совершило вопиющий акт вторжения в околоземное пространство – и никто не стрелял в амнионов. А зачем? Большой корабль не угрожал Руководящему Совету и станции полиции. Он прилетел сюда, чтобы остановить «Трубу» – чтобы захватить скаут или уничтожить его каким-то образом. А станция полиции и правительства Земли стали их заложниками.
      Морн упорно сражалась с последствиями гравитационной болезни. Как только капитан Юбикви и Мин поймут грозившую опасность, они пожертвуют Морн и ее друзьями – пожертвуют для того, чтобы спасти Совет и свою станцию. Если Диос прикажет…
      – Приказ из центра управления? – возмутился Долфин. – Кем он подписан? Неужели мы сдаемся? Кто хочет, чтобы мы не стреляли?
      – Приказ исходит от Хэши Лебуола, – ответила Крей.
      Связистка не могла скрыть своего удивления.
      – Он замещает главу полиции.
      Мин взревела как хищник.
      – Хэши отдает приказы? Что там происходит, черт возьми? Что случилось с Уорденом?
      Она прикусила губу и через секунду приказала:
      – Связист, запросите прямой канал с исполняющим обязанности главы полиции Концерна Лебуолом. Абсолютный приоритет. Я тоже могу играть в такие игры. Мне нужно с ним поговорить.
      – Живее, Крей, – добавил Долфин.
      Его понукание было лишним. Крей уже работала. Сенсоры «Карателя» продолжали фиксировать наведенный на крейсер прицел амнионов. Но пушки «Затишья» молчали. Капитан Юбикви покосился на экраны.
      – Уменьшай торможение, Сергей, – велел он пилоту. – У нас маловато места, но мы можем сделать поворот. Проложи новый курс. Я хочу занять позицию на линии огня их протонной пушки. Мы защитим собой Сака-Батор. Скорректируй торможение, чтобы наш корабль остался на геосинхронной орбите. Если нам не разрешают стрелять, то мы станем им помехой.
      Когда Пэтрис выполнил приказ, сила тяжести уменьшилась вдвое. Векторы давления сместились. Боль Морн ослабела до пульсации, которую она могла терпеть. Руки и голова по-прежнему казались свинцовыми болванками, но шум в ее черепе постепенно затихал. Ей удалось приподнять подбородок. Раненая плоть под гипсовой повязкой снова начала зудеть.
      – Морн, – окликнул ее Дэйвис. – Ты в порядке?
      В его голосе чувствовались отчаяние и страх. Наверное, он понял, почему Термопайл ударил ее. Над ней склонился Энгус.
      – Скажи мне что-нибудь, – попросил он Морн, словно боялся за ее рассудок. – Не заставляй меня бить тебя еще раз.
      Она положила ладонь на плечо Энгуса и притянула его к себе.
      – Ты обещал прикрывать меня, – прошептала Морн. – Я доверяю тебе.
      Дэйвис тоже заслуживал ответа, но он был далеко. Она не могла говорить так громко. Опираясь на руку Термопайла, Морн придвинулась к пульту. Она боялась Лебуола сильнее, чем Уордена Диоса. Гораздо сильнее.
      Торможение уменьшилась настолько, что капитан Юбикви рискнул расстегнуть ремни. Он осторожно поднялся на ноги.
      – Пока мы ждем ответа Лебуола, я хочу услышать, что тут происходит, – сказал он Крей. – Соедини-ка меня с центром.
      Казалось, что отсрочка боя еще больше усилила его напряженность.
      – Уже, капитан, – ответила Крей.
      Тяжело переступая ногами и сутулясь под прессом перегрузки, Долфин направился к командному пульту. Он явно хотел занять свое кресло. Взглянув на Энгуса, Морн прошептала:
      – Останови его.
      На долю секунды она испугалась, что говорит слишком тихо. Однако Термопайл без спешки отступил на шаг и нацелил лазер, встроенный в кулак, на капитана Юбикви.
      – Назад, толстяк, – мрачно предупредил он Долфина.
      Его глаза были такими же желтыми, как зубы, покрытые кариесом.
      – Похоже, ты забыл, кто командует кораблем. Не тебе, приятель, говорить за это судно.
      Дэйвис в изумлении открыл рот. Он резко вытащил из кармана оружие и поднял его. Но, судя по всему, юноша не знал, в кого целиться – в Долфина или Энгуса. Мика начала отстегивать ремни, однако почему-то передумала и уныло откинулась на спину кресла. Капитан Юбикви застыл на полушаге и посмотрел на Мин.
      – Прекратите ломать комедию, капитан Термопайл, – свирепо прокричала Доннер.
      Ее тон был угрожающим, но она не делала попыток подняться с кресла.
      – Морн не в состоянии командовать кораблем. Вы это знаете. О Боже! Вам пришлось ударить ее, чтобы остановить приступ гравитационной болезни. Лучше не мешайте. Это наша работа. Мы знаем, как ее делать.
      – И что потом? – процедил сквозь зубы Энгус. – Можешь не говорить. Я уже знаю. Твой трахнутый Хэши скажет тебе, что амнионы грозят уничтожить копов и земное правительство. Затем он выразит свои соболезнования и сдаст нас «Затишью». Вам будет очень жаль. Но что поделаешь, верно? Вы выполните его приказ. Ты же директор полиции по оперативной работе! Тебе понравится такой вариант – особенно если после него не придется подсчитывать трупы.
      Он осмотрел дежурную смену и грозно произнес:
      – Тут командует Морн! Зарубите себе это на носу! И она будет говорить за всю команду крейсера!
      Капитан Юбикви потер лицо руками, затем опустил их и подбоченился. Его мрачная улыбка вполне соответствовала усмешке Энгуса.
      – Есть одно соображение, которое ты не принял в расчет, – со злым весельем сказал он. – Небольшая деталь, но она все меняет. Это мой корабль!
      Отягощенный дополнительной массой, он неуклюже замахнулся и послал увесистый кулак в голову Энгуса. Дэйвис выкрикнул предупреждение и начал расстегивать ремни, чтобы прийти на помощь Термопайлу. Но тот в ней не нуждался. При его микропроцессорной реакции движения Долфина были слишком медленными – по-черепашьи медленными. Несмотря на силу тяжести, молниеносный ответ киборга был таким эффективным, что показался легким и нежным. Он плавно перехватил локоть Долфина, развернул его торс в противоположном направлении и толчком направил в сторону ближайшего свободного кресла.
      – Этого достаточно, – торопливо сказала Морн.
      Она не хотела доводить ситуацию до нанесения телесных травм. Ей хватало собственной боли.
      – Он не враг. И директор Доннер тоже. Они просто ничего не понимают.
      Энгус не ответил. Он держал Долфина под прицелом лазера до тех пор, пока тот не сел в кресло и не пристегнулся ремнями. После этого Термопайл вернулся к командному пульту.
      Облегченно выругавшись, Дэйвис тоже занял свое место. Он нерешительно посмотрел на оружие, но оставил его в руке. Челюсти Мин сжимались и разжимались, словно она пережевывала железо. Ее молчание не предвещало ничего хорошего.
      – Центр ответил, – объявила Крей.
      Ее сердитый голос выражал обиженное неодобрение.
      – Передача ведется по узкому лучу. Сторожевик ее не перехватит.
      Глессен откатил кресло от пульта стрелка и сложил руки на груди, демонстрируя свое нежелание подчиняться приказам Морн. Байделл смотрела то на капитана Юбикви, то на Мин Доннер. Ее глаза расширились от безмолвной просьбы. Но Порсон и Пэтрис продолжали работать. Кто бы ни командовал ими, от них зависело выживание корабля.
      – Спасибо, связист, – хрипло ответила Морн. – Давайте послушаем, что они нам скажут.
      Динамики мостика издали щелчок и наполнили помещение статическими помехами, вызванными работой импульсного двигателя.
      – «Каратель», это Центр, – донесся мужской голос. – Капитан Юбикви, не предпринимайте никаких действий. Это категорический приказ. Продолжайте торможение, выходите на предписанную вам орбиту и оставайтесь там. Держите пушку заряженной. Но, прошу вас, не провоцируйте атаку амнионов. Если вы не подчинитесь, мы отдадим под трибунал все то, что останется от вашего трупа. Хотя, конечно, мы погибнем раньше вас.
      – Лейтенант Хайленд! – прошипела Мин. – У нас нет времени на эти игры.
      – Прошу прощения, директор Доннер, – со вздохом ответила Морн. – У меня тоже нет времени.
      Ткнув пальцем в кнопку селекторной связи, она включила микрофон.
      – Центр, это лейтенант Морн Хайленд.
      Сейчас, как никогда прежде, ей требовалась твердость духа и спокойствие. Однако в ее голосе звучала предательская дрожь.
      – Крейсер «Каратель» находится под моим командованием. Мне не нужны ваши приказы. Мне требуется информация об обстановке. У нас под носом вражеское судно, которое нацелило орудия на Сака-Батор.
      А также на станцию полиции Концерна и несколько ближайших кораблей.
      Почему бы нам его не уничтожить?
      – Морн Хайленд?
      Несмотря на статические помехи, в голосе оператора прозвучало неподдельное удивление.
      – Кто вы, черт возьми? Подождите минуту.
      Наверное, он выводил на экран дополнительные данные
      – Вас нет в списках корабля. Вы…
      На миг он замолчал от потрясения.
      – Черт! Вы та самая Морн Хайленд? С «Повелителя звезд»? А что случилось с капитаном Юбикви?
      В его тонах появилась суровая настоятельность.
      – Что случилось с директором Доннер? Почему кораблем командуете вы?
      Морн раздраженно вздохнула. Мин была права-у них не было времени на разговоры. Она видела единственный выход из этой ситуации – открыть огонь и начать сражение. Но такой поворот событий пугал ее. Она не имела достаточной информации, чтобы принимать окончательное решение.
      – Я еще раз повторяю, Центр. Мне не нужны ваши приказы и вопросы. Я хочу знать, почему мы безропотно ждем, пока амнионы тычут нам в лица своими пушками.
      Немного помолчав, она добавила:
      – Если я не получу ответ, то начну самостоятельные действия.
      При первом выстреле «Карателя» у станции полиции Концерна и флота Земли не останется другого выбора, как только присоединиться к битве. Крейсер, несомненно, будет уничтожен. Как и станция полиции, и правительственный остров Сака-Батор. Но «Затишье» погибнет. Формула Вектора и ее образцы крови не достанутся амнионам. Это оправдывало все!
      – Нет! – закричал диспетчер. – Ничего не предпринимайте!
      Помехи обострили страх, звучавший в голосе мужчины.
      – Подождите. У меня нет полномочий на обсуждение таких вопросов…
      В динамиках послышались приглушенные крики. Затем диспетчер произнес:
      – «Каратель»! Лейтенант Хайленд, подождите немного. Я сейчас соединю вас с исполняющим обязанности главы полиции Лебуолом.
      Он не стал ждать ответа и отключил микрофон. Динамики наполнились шипящим шумом околоземного космоса.
      – Как вам это понравилось, директор Доннер? – с презрительной усмешкой спросил Энгус. – У шельмоватого Лебуола не нашлось для вас времени. Но он согласился пообщаться с Морн.
      – Оставь ее в покое! – крикнул Дэйвис.
      Юношу трясло от досады и гнева. Он был предан Мин, и эта верность мучила его.
      – Ты же знаешь, что Лебуол не хотел говорить и с Морн.
      Доннер бросила на него холодный взгляд, от которого у Дэйвиса побежали «мурашки» по коже. Она держала свое мнение при себе. Морн не обращала на них внимания. Ей хватало своих проблем. Развернув кресло, она посмотрела на Глессена.
      – Послушайте меня, стрелок, – мрачно сказала она. – Я не собираюсь повторять это дважды Если я прикажу вам стрелять, вы должны выполнить мое требование без промедления и споров.
      Глессен даже не взглянул на нее Его руки с вызовом покоились на груди.
      – Я подчиняюсь только приказам капитана Юбикви.
      – А что вы хотели, лейтенант? – поддержал его Долфин. – Мы получили приказ из командного центра. Неужели вы думали, что мы совершим предательство и станем помогать кучке преступников, решившихся на самоубийство?
      Термопайл оскалил желтые зубы.
      – Похоже, пора отправлять Сиро на «Трубу»
      – Я знаю, что делать, – тут же отозвался юноша. – Энгус меня научил.
      У Морн пересохло во рту. С трудом сглотнув горьковатую слюну, она рассудительно сказала:
      – Не будем спешить. Наше положение еще не такое отчаянное.
      Она повернулась к Мике.
      – Замени стрелка. Этот офицер освобождается от своих обязанностей.
      Глессен начал было ругаться, но затем замолчал и прикусил губу. Мика подняла голову. Ее лицо почернело от горя. Казалось, что она страдала от внутреннего кровотечения, вызванного сильными перегрузками. Сумасшествие брата разбило вдребезги броню ее непреклонности. Она не могла оправиться от того, как Энгус использовал Сиро. Даже удар, проломивший ее череп, не причинил ей так много вреда.
      Тем не менее она сохранила свою верность Дэйвису и Морн. Оставив при себе все возражения, Мика расстегнула ремни, поднялась с кресла и медленно направилась к пульту стрелка. Глессен не двигался. Бросив быстрый взгляд на Мику и капитана Юбикви, он вцепился руками в подлокотники и пригнул упрямую голову, как рассвирепевший бык.
      – Лейтенант, – с кислой гримасой доложила Крей, – исполняющий обязанности главы полиции директор Лебуол ожидает вас на линии.
      Огорчение Морн превратилось в злость. Волна напряжения прокатилась по нервам, как разряд электрического тока. Указав на Глессена, она прошептала:
      – Энгус, разберись, пожалуйста.
      Возложив эту проблему на Термопайла, она сконцентрировала внимание на предстоявшем разговоре. Дэйвис навел оружие на стрелка и склонился вперед, словно сам хотел заняться наведением порядка. Ему не хватало движений. Неподвижное ожидание было мукой для юноши. Но его отцу не требовалась помощь.
      Энгус быстро подошел к креслу Глессена и ловко расстегнул ремни безопасности. Парой затрещин он поднял мужчину на ноги. Стрелок ударил его в живот, но Термопайл, казалось, не заметил этого. В течение нескольких секунд офицер был опущен на пол, прижат лицом к палубе и отбуксирован к трапу. Мика молча переступила через него и заняла место за пультом.
      Взревев от гнева, капитан Юбикви закричал:
      – Вы слишком далеко зашли!
      Его голос дрожал от избытка эмоций.
      – Если вы откроете огонь, мы не станем ждать, когда вас уничтожит «Затишье». Мои люди разорвут вас на части – своими руками.
      Не поворачивая головы, Пэтрис подтвердил:
      – Чертовски верно.
      Через миг испуганная девушка-системотехник добавила:
      – Только дайте приказ, капитан, и мы это сделаем!
      Энгус с усмешкой осмотрел офицеров и приподнял кулак со встроенным лазером. Дэйвис сжал рукоятку импульсного пистолета. Но Морн было не до них. Человек, который подставил Энгуса и превратил его в киборга, стал «исполняющим обязанности главы полиции». По ее мнению, такой ход событий был опаснее присутствия «Затишья». Она включила микрофон.
      – Это «Каратель». Я лейтенант Морн Хайленд.
      Казалось, что слова цеплялись за горло. Она с трудом выдавливала их из себя.
      – Крейсер находится под моим командованием.
      – Лейтенант Хайленд, – донесся из динамиков язвительный мужской голос, – должен признать, что вы еще раз удивили меня. На самом деле вы неиссякаемый источник сюрпризов. Если бы все наши офицеры обладали вашей тягой к неожиданным поступкам, цивилизация, какой мы ее знаем, погибла бы на века.
      – Это и. о. главы полиции Лебуол? – спросила Морн.
      Она узнала его голос, но не пожелала отдавать ему инициативу. Хэши сделал вид, что не заметил ее вопроса.
      – Однако на этот раз вы превзошли саму себя, – продолжил он. – Моя милая девочка, вы должны вернуть командование кораблем нашему доблестному капитану Юбикви. А сейчас я хотел бы поговорить с директором Доннер – если, конечно, вы по своему безрассудству не отделались от нее.
      В его голосе появилась строгость.
      – Надеюсь, что до этого не дошло, лейтенант. Такая ошибка была бы непростительной.
      Морн содрогнулась.
      – Капитан Юбикви чувствует себя отлично. Так же, как и директор Доннер.
      Колкость Хэши действовала ей на нервы. Она не желала тратить время и силы на обмен язвительными замечаниями.
      – Однако в отличие от них я не доверяю вам. Поэтому вы будете говорить со мной. Если вы не хотите объяснять мне, почему наш флот так нежен с амнионами, которые держат на прицеле Сака-Батор, тогда лучше не тратьте мое время. Мы сами сделаем свою работу.
      – Свою работу? – с сарказмом произнес Лебуол. – Как интересно! А мне казалось, что ваша работа идентична с нашей. Вы же были – и, по вашим словам, остались – лейтенантом подразделения специального назначения. Возможно, вы просветите меня относительно ваших намерений?
      В его хриплом голосе появились нотки гнева.
      – Я не хочу потворствовать вашему загадочному захвату власти на «Карателе», но не могли бы вы рассказать мне, какую «работу» вам так не терпится сделать?
      – Да, я могу рассказать о ней, – ответила Морн.
      Пренебрежительное отношение Хэши пробудило в ней злобную ярость. Раненая рука пульсировала от нервного возбуждения. Значит, это он запрограммировал Энгуса не спасать ее?
      – Мы имеем вашу формулу – формулу иммунного лекарства против мутагенов. Формулу той вакцины, которую вы дали Нику Саккорсо. Вектор Шейхид проанализировал ее. Если я не получу от вас нужной мне информации, мы начнем передавать эту формулу всем кораблям и станциям, которые находятся в зоне приема. Мы разошлем ее по каналам связи в Сака-Батор, во многие крупные города и учреждения региональных правительств. А затем мы откроем огонь по «Затишью».
      Она отключила микрофон, чтобы Лебуол не услышал ее затрудненного дыхания. Ее душила злость. По каким-то причинам Хэши сделал то же самое. Динамики мостика замолчали.
      В наступившей тишине прозвучал флегматичный голос Вектора:
      – Хорошо, что мы не стали транслировать мое сообщение при выходе из подпространства. Во-первых, у нас не осталось бы системы рычагов. И, во-вторых, мы были бы уже мертвы.
      Капитан Юбикви презрительно фыркнул.
      – Я предупреждаю вас в последний раз, лейтенант, – с угрозой сказал он. – Если вы сейчас же…
      – Хватит! – оборвал его Дэйвис. – Если вы не заткнетесь, я сам закрою вам рот! Неужели вы думаете, что нам нравится держать вас в заложниках? Неужели вы думаете, что это легко? Если бы Сиро не испортил двигатели, мы бы все еще водили вас за нос. И вам не оставалось бы ничего другого, как держать свое мнение при себе!
      Очевидно, его терпение закончилось. Он больше не мог выносить упрямства дежурной смены и своего пассивного ожидания. В отчаянии Дэйвис навел оружие на Долфина.
      Однако его угроза не впечатлила капитана. Юбикви расширил глаза в шутливом испуге и пренебрежительно сказал:
      – Ты думаешь, я поверю в твой пыл? В то, что ты хладнокровно пристрелишь меня на виду у моих подчиненных? Опомнись, мальчик! Ты недостаточно крут для такого поступка.
      Прежде чем Дэйвис успел нажать на пусковую кнопку, Мин Доннер остановила его жестом руки.
      – Успокойтесь, Долфин, – сказала она – И вы, Дэйвис Хайленд, тоже.
      Несмотря на мягкость, в ее голосе безошибочно чувствовался властный тон.
      – Капитан, что вы от них хотите? И что вы сами сделали бы на месте Морн, если бы были копом, которого уже однажды предали и продали?
      Мин ссылалась на решение полиции Концерна, благодаря которому Морн отдали в рабство Нику Саккорсо.
      – Почему она должна думать, что мы не сделаем это снова? И разве вы не считаете, что формулу следовало бы передать в публичное пользование? Лично я согласна с командой «Трубы». Сокрытие эффективной вакцины является преступлением против людей, которых мы поклялись защищать. Эту грязь интриг и тайн давно нужно было вычистить из полиции. Но если функция ассенизаторов ляжет на наши плечи, мы ничего не сможем сделать. Нам не позволят транслировать формулу лекарства. Если Морн решила разобраться с этой проблемой за нас, пусть действует. Пожалуйста! Я не собираюсь ей мешать!
      Директор подразделения спецназа печально улыбнулась.
      – А поскольку мы отстранены от командования кораблем, нас не заставят быть помехой на ее пути. Двадцать минут назад вы сами говорили то же самое.
      – Черт! – проворчал Термопайл. – Теперь мы точно в проблеме. Пока вы действовали по закону и справедливости, я чувствовал себя в большей безопасности.
      Долфин с открытым ртом смотрел на Мин. Через пару секунд он сурово заметил:
      – Это было раньше – двадцать минут назад.
      Он не успел развить свою мысль. Динамики мостика затрещали, и голос Хэши объявил о своем возвращении:
      – Лейтенант Хайленд, это исполняющий обязанности главы полиции Лебуол.
      Его снисходительность исчезла. В тоне Хэши появились нотки озабоченности и морального превосходства.
      – Прошу вас выслушать меня. Я не знаю, как отговорить вас от крайне ошибочного поступка. Вы не признаете авторитета капитана Юбикви и директора Доннер. И вполне очевидно, что вы не станете подчиняться мне. По этой причине я не отдаю вам приказов. Но я прошу вас… Нет, лейтенант Хайленд, я умоляю: подумайте как следует! Я не буду обсуждать с вами нашу тактику и стратегию в данной ситуации. Вы и ваши спутники не уполномочены принимать решения за всю полицию Концерна. Если вы откроете огонь, я прикажу нашему флоту уничтожить вас, как врагов человечества.
      – О Господи! – воскликнул Дэйвис. – Вот, значит, кто у них принимает решения.
      Морн подняла руку, призывая его к молчанию. Хэши еще не закончил.
      – Однако я кое-что скажу вам в надежде на то, что вы поймете значение моих слов, – продолжил директор Бюро по сбору информации. – На борту «Затишья» находится Уорден Диос.
      Морн непроизвольно отшатнулась. Дэйвис взвизгнул, как напуганный мальчик. Мин напряглась, словно у самых ее ног внезапно раскрылась бездна. Байделл и Порсон побледнели. Капитан Юбикви несколько раз ударил себя ладонью по вспотевшему лбу.
      – Это нужно остановить, – сквозь зубы произнес Термопайл. – Он сам сказал мне так однажды. И, похоже, Уорден говорил серьезно.
      – Шатл доставил его к амнионам примерно десять минут назад, – пояснил Лебуол. – Я думаю, он стал их заложником. Тем не менее заявленной целью его присутствия была договоренность о приостановке огня. Диос хотел сохранить Руководящий Совет и станцию полиции.
      Директор Бюро по сбору информации замолчал. Динамики шипели и потрескивали, пока он ожидал ответа. А Морн содрогалась от ужаса.

      Уорден Диос на борту «Затишья»…
      Это просто не укладывалось в голове.
      Он стал их заложником. Конечно, а как иначе? Хотя протонная пушка была нацелена на Сака-Батор, на самом деле угроза амнионов адресовалась «Карателю» – точнее, экипажу «Трубы», который находился на крейсере.
      Морн тоже стояла перед бездной: своей, непохожей на пропасть Мин – или, возможно, у той же самой, но с другой стороны. Ее характер не подходил для такого места и подобных действий Она чувствовала себя неадекватной в этой ситуации. Верность Уордену была семейной традицией Хайлендов. Морн унаследовала ее почти на генетическом уровне. Разве она могла оставить Диоса амнионам – даже ради того, чтобы Совет услышал ее историю? Или чтобы формула Вектора стала публичной? Нет, она так не думала.
      Ей следовало передать командование другому человеку – тому, кто принимал бы решения, не оглядываясь на свои субъективные впечатления. Энгус для этого не годился. Программы киборга не позволяли ему вредить персоналу полиции Концерна. Дэйвис тоже не подходил – его преданность Диосу усугублялась юношеским максимализмом. Мику сломили горе и раны. К тому же она, как и Вектор Шейхид, не могла рассчитывать на поддержку Термопайла.
      Морн нуждалась в лучшем решении. Других вариантов не было.
      – Директор Доннер.
      Ее голос беспомощно дрогнул. Волна истерии накатила на нее, как головокружение от близости бездны. Ей пришлось переждать пик эмоции.
      – Я была вынуждена взять на себя командование кораблем, – наконец продолжила она. – Но мне не хватает квалификации. Я не могу заменить капитана Юбикви – и тем более вас.
      Неужели в ее голосе звучала мольба? Морн больше не беспокоилась об этом. Ставки были слишком высоки.
      – Мне кажется, вы должны поговорить с директором Лебуолом Официально. Как директор подразделения специального назначения.
      Энгус обжег ее презрительным взглядом Он едва сдерживал обидные слова. В отличие от него Дэйвис излучал почти осязаемое облегчение. Вектор смотрел на Морн с недоуменным удивлением. Сиро резко взмахнул рукой и невпопад произнес:
      – Отправить всех в черную дыру.
      Директор подразделения спецназа не колебалась. В одну секунду она перешла от пассивности к действию. Отстегнув ремни, Мин вскочила с кресла и, несмотря на дополнительную силу тяжести, вызванную торможением «Карателя», быстро направилась к командному пульту. Щелкнув по клавише, она включила микрофон.
      – Хэши, это Мин.
      В ее голосе звучал оттенок облегчения.
      – Лейтенант Хайленд разрешила мне пообщаться с вами. Я уверена, что она действительно откроет огонь, если не получит содействия. Но ей не хочется начинать кровавую бойню. Она тоже надеется на то, что мы сможем избежать огромных жертв. Хэши, я предупреждаю. Это официальный разговор. Он записывается.
      – Директор Доннер, рад слышать ваш голос, – ответил Лебуол. – Передайте лейтенанту Хайленд мои поздравления – она приняла разумное решение.
      Помолчав, он добавил:
      – Нам многое надо обсудить. Но вы должны понять мое любопытство. Скажите, как вы оказались в таком невероятно затруднительном положении?
      Морн знала, что он имел в виду. Лебуол интересовался, какой вид оружия был приставлен к виску Мин. Однако директор Доннер отклонила его вопрос.
      – Это долгая история, Хэши, а мы ограничены временем. Пока я только скажу, что крейсер ведет на буксире «Трубу». В ее арсенале имеются сингулярные гранаты. Вы можете сообщить об этом Холту Фэснеру, когда будете докладывать ему об обстановке.
      Ее голос звенел от язвительных нот. Рука сжимала микрофон, словно тот был импульсным пистолетом. Очевидно, Мин не доверяла директору Бюро по сбору информации. Она ничего не знала о его новом назначении.
      – Я не уполномочен докладывать генеральному директору Концерна рудных компаний, – сурово ответил Хэши. – Естественно, он хотел бы получать такие отчеты и даже настаивал на разговоре со мной. Но директор Диос приказал мне воздерживаться от подобных бесед.
      Фактически Лебуол заявлял о своей верности полиции Концерна.
      – Поэтому Дракон не может принуждать меня к принятию каких-либо решений.
      Он никак не реагировал на угрозу взрыва сингулярных гранат. Возможно, Хэши не понял намека Мин – или посчитал невероятным такой вариант событий. Сделав небольшую паузу, он объявил:
      – Однако я лишь временно выполнял обязанности Диоса. Его непосредственным заместителем являетесь вы, директор Доннер. Все полномочия и ответственность возлагаются на вас, а я умываю руки.
      Морн старалась не замечать удивления Долфина. У нее не было времени и сил на оценку бурной реакции Энгуса и офицеров дежурной смены. Она сосредоточила внимание на разговоре Мин и Хэши. Ей требовалось разобраться в их отношениях, собрать по мелочам основу для своего будущего и окончательного решения.
      – Что? – воскликнула Мин. – Хэши, вы в своем уме? Вас назначил Уорден Диос.
      Это была ее догадка.
      – Я полагаю, он имел причины для такого назначения. Вы их знаете, а мне они неизвестны.
      Молчание Хэши напоминало безразличное пожатие плеч. На скулах Мин набухли желваки.
      – Кроме того, я нахожусь на корабле, которым управляет лейтенант Морн Хайленд. Она не подчиняется моим приказам. Я не могу…
      – Тем не менее вам придется принять это назначение, – оборвал ее Лебуол. – Уорден Диос возвысил меня до небес. Но он поступил так по одной простой причине – потому что рядом не было вас. Другого объяснения не имеется. Вы можете спросить меня, почему я настаиваю на передаче этих полномочий. Должен заметить, что у меня есть несколько побуждающих мотивов. Во-первых, вы старше меня по рангу. Подразделение специального назначения важнее Бюро по сбору информации, а значит, это вы должны стать исполняющей обязанности главы полиции.
      Хэши печально вздохнул.
      – Во-вторых, мое местоположение не позволяет мне активно противостоять Дракону. Мин, я понимаю, что нас сейчас слышат лейтенант Хайленд и ее компания. Но вы должны признать, что в данный момент я слишком доступен для уважаемого Совета и приспешников большого червя.
      В его голосе появились насмешливые нотки.
      – В-третьих, мне приходится поддерживать контакт с «Затишьем». То есть я уязвим для любых инструкций и компромиссов, которые амнионы могут вытянуть из Диоса. В-четвертых, меня не интересует власть, а мои служебные обязанности требуют времени, сил и внимания. Сняв с меня груз публичной ответственности, вы не позволите Дракону загубить несколько прекрасных начинаний.
      К нему вернулась прежняя серьезность.
      – Итак, отныне вы назначаетесь исполняющей обязанности главы полиции Концерна рудных компаний. Передача власти оформлена, занесена в документы и матрицы памяти, а также передана командному центру и администрации. Если вы захотите снять с себя эту ответственность, вам придется назначить заместителя.
      Мин резко отключила микрофон. Осмотрев офицеров дежурной смены, она повернулась к Морн. Ее взгляд намекал на большие масштабы и ужасные глубины. Она без страха могла заглядывать в те пропасти, которые пугали Морн. Мин Доннер не боялась решать судьбу человечества.
      – Если вы намерены манипулировать мной, то скажите об этом прямо сейчас, – хрипло произнесла она. – Как только я приму на себя руководство полицией, любое ваше вмешательство в мои дела будет считаться должностным преступлением. «Каратель» останется под вашим началом. Обещаю оказывать вам посильную помощь.
      В ее голосе чувствовался ветер бездны – безжалостный и холодный.
      – Если вы захотите отменить решения, принятые мной, как высшим должностным лицом полиции, вам придется убить меня. А заодно капитана Юбикви…
      Долфин молча кивнул.
      – … и всех офицеров на мостике. Затем вам придется иметь дело с командой «Карателя». Запомните, лейтенант Хайленд. Когда я берусь за работу, то выполняю ее от начала и до конца.
      – Морн, – возмутился Энгус.
      Он стоял рядом с ней, защищая от любого возможного нападения.
      – Сколько раз ты предупреждала нас не доверять продажным копам?
      Конечно, Термопайл был прав. Как бы Морн ни относилась к Мин Доннер, она не сомневалась в том, что руководители полиции погрязли в коррупции. Они утаили исследования «Интертеха», направленные на создание иммунной вакцины. Они подчинялись Холту Фэснеру и Концерну рудных компаний. Угроза пушек амнионского корабля не делала их более честными. Но у Морн не было сил и средств, чтобы уничтожить «Затишье». Она могла открыть огонь. Она могла спровоцировать сражение – и тем самым обречь на гибель миллионы людей. Ее собственная смерть, ее саморазрушение не решало проблемы. Ей требовался лучший вариант – тот самый, который она так долго не могла найти. Ей требовалась помощь.
      – Дэйвис, Мика, Вектор, – обратилась она к своим товарищам. – Кто-нибудь из вас может назвать мне причину, по которой нам следует довериться директору Доннер?
      – Конечно, – опережая других, ответил Дэйвис.
      В этот миг он походил на ее отца.
      – Она – Мин Доннер.
      Морн понимала его чувства. В определенном смысле Дэйвис помнил Мин точнее, чем она У нее не было альтернатив и возражений.
      – Черт! – проревел Термопайл – И что это означает?
      Взглянув на него, Морн убежденно ответила:
      – Это означает, что она может решить все наши проблемы. А я с ними не справлюсь.
      Она снова повернулась к Мин:
      – Директор Доннер, действуйте!
      Мин не медлила. С огненным взором она включала микрофон и продолжила разговор с Лебуолом:
      – Хэши, уточните мои обязанности. Вы же знали, что я не откажусь. Миллионы человеческих жизней находятся в опасности. Уорден Диос попал в беду. Нам нужно действовать решительно и быстро. Но прежде чем вы свалите груз ответственности на мои плечи, мне хотелось бы услышать, за что я берусь.
      Очевидно, директор Бюро ожидал подобного вопроса. Однако его ответ был уклончивым.
      – Ваши новые обязанности просты, но почти невыполнимы, – заявил он рассеянным тоном, словно думал о чем-то другом. – Уставная цель полиции выражается лозунгом: «Служить и защищать». Угроза перед вами. В околоземное пространство вторгся амнионский боевой корабль класса «Бегемот». Его сверхсветовая протонная пушка нацелена на Сака-Батор. Своим плазменным оружием он может разрушить станцию полиции Концерна. При длительной атаке амнионы способны уничтожить важные объекты на орбитах и самой планете. Мы создали оборонительный кордон. Данные сканерной сети уже ознакомили вас с расположением кораблей. Всю необходимую информацию вы можете получить у диспетчеров командного центра. Кроме всего прочего, вам придется иметь дело с «Затишьем».
      Слушая Хэши, Дэйвис покинул свое гравитационное кресло и встал рядом с Энгусом у командного пульта. Капитан Юбикви сделал то же самое. Похоже, он думал, что Мин потребуется его поддержка.
      – Появление амнионов в нашей солнечной системе было весьма неожиданным, – заметил Хэши. – Оказалось, что их кораблем командует бывший человек. Некто Марк Вестабул.
      Морн непроизвольно открыла рот. Дэйвис тихо присвистнул сквозь зубы. Несмотря на эмоциональный ступор, Мика брезгливо поежилась. Они встречали Вестабула на Станции Всех Свобод, а затем на Малом Танатосе. Он несколько раз поднимался на борт «Мечты капитана», чтобы ознакомить их с требованиями относительно Дэйвиса. Ник отдал ему Морн. В одной из камер амнионского сектора на «Купюре» Вестабул вводил ей в вены мутаген.
      Она могла бы догадаться, что этот «бывший человек» окажется на «Затишье». Перед тем как «Мечта капитана» врезалась в «Штиль», из амнионского сектора вылетел шатл. Морн видела, что он уцелел после взрыва планетоида. Вестабулу удалось спастись. Его присутствие на корабле делало миссию «Затишья» до ужаса ясной и понятной.
      Мин заметила реакцию Морн и Дэйвиса, но не стала прерывать Лебуола.
      – Он является существом, которое «наделено правом принятия решений», – продолжил директор Бюро по сбору информации. – Любопытная фраза, не так ли? Хотя Вестабул прилетел к нам по собственной воле, он признает несостоятельность своей позиции. Амнионы действительно могут нанести нам огромный вред, но их корабль в конечном счете будет уничтожен. Чем дольше продлится отсрочка битвы, тем меньший урон мы понесем. И поскольку большая часть наших заводов и верфей останется нетронутой, мы соберем и создадим мощный флот для операции возмездия. Война может обойтись амнионам в такую цену, которую они не вынесут.
      Сделав небольшую паузу, Хэши добавил:
      – Марк Вестабул заявил, что он, как бывший человек, неплохо разбирается в логике людей. Указав, что от данной ситуации зависят все дальнейшие отношения между нашими космическими расами, он предложил нам не доводить дело до конфликта, а ограничиться удовлетворением обоюдных условий. Угрожая уничтожением Сака-Батора и нашей станции, Вестабул потребовал, чтобы Уорден Диос прилетел на «Затишье» для так называемой «дискуссии» и «личной договоренности».
      В голосе Хэши появились нотки настоятельности. Его тон стал более серьезным.
      – Вестабул не сообщил нам свои условия. Однако вы знаете о них не хуже меня. И Уордену они тоже известны.
      Он тут же вернулся к былой бесстрастности.
      – По этой и другим причинам Диос выполнил требование амнионов. Движимый долгом, он попытался предотвратить кровопролитие и продлить отсрочку битвы. Кроме того, он надеялся, что его согласие на переговоры удержит амнионов от желания атаковать ваш корабль при выходе из подпространства. С тех пор как Диос перешел на борт «Затишья», связь с ним оборвалась. Его шатл возвращается на станцию. Если вы получите приказы Уордена, то сами решайте – выполнять их или нет.
      Голос Хэши окрасился печалью.
      – Я уверен, что его не отпустят. Даже если мы удовлетворим их требования, амнионы оставят Диоса заложником. Я говорю об этом для того, чтобы вы, принимая решения, учитывали все возможные последствия.
      – Я поняла вас, Хэши, – мрачно ответила Мин. – Должность руководителя подразделения спецназа не предполагает стопроцентной тупости.
      Лебуол пропустил ее слова мимо ушей. Сохраняя печальный тон, он как бы нехотя добавил:
      – Вам также следует продумать свою линию поведения с Холтом Фэснером. В некотором смысле его назойливость вполне оправдана. Он владеет полицией Концерна Рудных компаний. Несмотря на пункты Устава, гласящие о военном положении, Фэснер все равно фиксирует наши действия и пытается вести переговоры с амнионами. Он может уволить Диоса даже в разгар войны. И я уверен, что в оправдание своего решения Дракон сошлется на какое-нибудь должностное преступление.
      Морн и Дэйвис содрогнулись. Неужели Фэснер мог уволить Диоса, пока тот оставался в заложниках? Несмотря на тот факт, что Уорден рисковал своей жизнью ради спасения миллионов людей? Судя по всему, Хэши верил в такую возможность.
      Однако Мин поняла слова Лебуола по-своему. Она упрямо пригнула голову.
      – Но ведь Дракон не может уволить нас. Не так ли, Хэши?
      – Вы правы, – с мрачным удовольствием ответил Лебуол. – Нас может уволить только глава полиции. Сначала большому червю придется отделаться от Диоса и найти ему замену. До тех пор мы будем в безопасности.
      Мин облегченно вздохнула.
      – Кроме того, возникает резонный вопрос, – продолжил Хэши. – Согласится ли станция полиции Концерна принять замену при таких условиях? Своим поступком Уорден вдохновил людей на такую преданность, что они станут за него стеной.
      Морн кивнула в молчаливом согласии. Она тоже чувствовала эту верность главе полиции.
      – Хорошо, – выпрямив плечи, ответила Мин. – Ситуация ясна, и остальное я уточню у диспетчеров центра.
      Она помолчала, собираясь с мыслями, а затем добавила:
      – Теперь расскажите мне о своих обязанностях.
      – Ах, Мин.
      Казалось, что Хэши отстранился от микрофона. Его голос звучал почти неразборчиво.
      – Вы уверены, что хотите услышать мой ответ в присутствии лейтенанта Хайленд и ее спутников?
      – Конечно, нет, – сказала Мин. – Я не имею понятия, о чем вы будете говорить.
      Взглянув на Морн, она тут же поправилась.
      – Да. Я уверена. Они имеют право на истину. Кроме того, кораблем командует лейтенант Хайленд. Если ей не понравится наше отношение к ней, она может отключить каналы связи. Мне нужна ее поддержка.
      Печаль и усталость Хэши мгновенно исчезли.
      – Тогда я объясняю.
      Его хриплый голос в динамиках стал оживленным и четким. Наверное, Мин дала ему долгожданный ответ – какое-то своеобразное подтверждение. Морн с испугом почувствовала, что ее позиция становится еще сложнее. Хэши возлагал на ее плечи новый груз ответственности.
      – «Затишье» прилетело к нам в тревожное время, – сказал Лебуол. – Реагируя на акт вторжения, наш бесценный Руководящий Совет созвал чрезвычайное заседание. Я думаю, к этой минуте Эбрим Лен уже объявил о его открытии. Таким образом, мы стали свидетелями чудесной синхронизации событий. Наш новый коллега – руководитель службы протокола Койна Хэнниш – направилась на заседание Совета. Она будет выступать от лица Уордена, поскольку Диос сейчас занят другими делами.
      Морн хотела спросить, что случилось с Годсеном Фриком. Но она промолчала. На самом деле ей не нужен был ответ. Любой офицер полиции знал о том, что Фрик работал на Холта Фэснера.
      – Однако, несмотря на ваш ум, – продолжил Хэши, – вы вряд ли догадаетесь, какое поручение дал ей Уорден.
      Мин напряглась и затаила дыхание.
      – Несколько дней назад по прямому указанию Уордена я лично заверил Совет, что капитан Термопайл является беглым нелегалом. Теперь же директору Хэнниш приказано публично объявить о том, что Энгус был киборгом полиции Концерна, посланным в запретное пространство для разрушения пиратского поселения. Естественно, ей придется признать, что акт вторжения амнионского сторожевика был спровоцирован успехом этой миссии.
      Термопайл поднял голову и мрачно прошептал:
      – Я обречен. Уорден говорил серьезно.
      Морн ничего не понимала. Она не понимала ни слов Энгуса, ни причин, по которым Диос приказал Лебуолу лгать перед Советом. Но она молчала, прислушиваясь к словам Хэши.
      – Затем директор Хэнниш расскажет о тех хитростях, благодаря которым был принят акт преимущественного права, – добавил Лебуол.
      Дэйвис нахмурился и смущенно посмотрел на Морн. Он не слышал того, что Термопайл говорил об этом акте. Напряженная концентрация Мин и прищуренный взгляд Долфина ничего ему не открывали.
      Взглянув на сына, Энгус прошептал:
      – Я объясню тебе позже.
      – И, наконец, – заявил Лебуол, – если мы найдем весомые доказательства, Хэнниш объявит Холта Фэснера тем человеком, который направил кадзе в Руководящий Совет Земли и Космоса и на станцию полиции.
      Мин пригнула голову набок, словно уклонялась от удара. Скорее всего, это была бессознательная реакция. Ее рука скользнула к бедру, где обычно находилось оружие. Капитан Юбикви изумленно ахнул. Глессен, сидевший у трапа, прошептал:
      – Значит, Фэснер? Вот же ублюдок!
      Кадзе? Морн молча повернулась к Энгусу. Тот пожал плечами. Очевидно, он тоже ничего не знал.
      Из всей дежурной смены только Пэтрис продолжал следить за экранами пульта – Пэтрис и Мика. Остальные потрясенно смотрели на Мин.
      Директор Доннер поднесла микрофон к губам:
      – Хэши, это правда?
      – Я думаю, что да.
      Его слова окутала вуаль статических помех.
      – Вы не знаете, что была еще одна атака. Первый кадзе угрожал капитану Вертигусу. Второй убил бедолагу Годсена. Третий пытался подорвать себя на сессии Совета. Это случилось во время заседания, на котором капитан Вертигус выдвигал законопроект об отделении. Если бы советники поддержали его инициативу, мы освободились бы от власти Дракона.
      Мин хотела задать вопрос, но не стала перебивать Лебуола.
      – К счастью, наши потери были невелики. Ни один из членов Совета не пострадал. Однако напуганные политики отклонили законопроект об отделении. Опять же к счастью, останки кадзе позволили нам выяснить личность террориста и его предыдущее место работы. Это убедило нас, что все кадзе готовились в логове большого червя. Мне и шефу безопасности Мэндишу приказано обеспечить Койну неопровержимыми уликами. Каждый из нас должен сделать все возможное, чтобы подкрепить ее обвинения. Поскольку чрезвычайное заседание уже началось, потребность в доказательствах возросла до крайности. Мин, это моя работа, и я хотел бы ее сделать.
      – Тогда с Богом, Хэши, – ответила директор Доннер. – Значит, Диос сел на хвост Дракона. Он хочет уничтожить Фэснера.
      – Я пришел к такому же выводу, – лаконично произнес Лебуол.
      Скорее всего, Мин не слышала его. Через секунду она горько добавила:
      – Признания Хэнниш погубят Уордена. Даже если он победит Дракона, ему уже не оправдаться.
      Голос Хэши снова стал тихим и неразборчивым. Наверное, он с радостью оборвал бы разговор и приступил к своей работе.
      – Вероятно, этим и объясняется его ужасный риск на борту «Затишья».
      Диос сел на хвост Фэснера? Морн не верила своим ушам. Она чувствовала себя маленькой и глупой девочкой. Уорден хотел уничтожить Дракона? Как много всего случилось! Сколько событий, о которых она ничего не знала! Хэнниш объявит Холта Фэснера преступником? О Боже! Кадзе атаковали Руководящий Совет и станцию полиции? Они были посланы Драконом? Хэши сказал, что верит в это. Но почему? Зачем?
      Вектор оперся на консоль командного пульта. Морн не видела, как он подошел. Она не замечала его, пока генетик не прочистил горло. Глаза Шейхида сияли небесной синевой. На губах играла мягкая улыбка. Он тихо заметил:
      – Возможно, сейчас наилучшее время для того, чтобы Совет услышал наши показания.
      Он знал не больше Морн, но, похоже, неплохо улавливал ситуацию. А что, если он прав? И что, если Мин не ошибалась? Неужели Диос действительно решил избавить полицию от коррупции? Она не могла придумать другого объяснения. Конечно, Уорден обречен. Бросив вызов Дракону, он добровольно пошел на смерть. Он согласился стать заложником и подвергнуться риску мутации…
      Диос приказал Койне Хэнниш выступить в Совете и выдвинуть обвинения против Фэснера. Затем он вывел себя из игры, чтобы Холт не смог остановить его и направить на совершение новых преступлений. Или уволить с должности главы полиции. Морн внутренне содрогнулась. Пропасть перед ней расширилась в обе стороны. Масштаб отваги и безумства в поступках Диоса ошеломил ее. Он не хуже Морн разбирался в тонкостях саморазрушения…
      А вдруг у него ничего не получится? Что, если Фэснер не посылал этих кадзе? Что, если Хэши Лебуол и шеф Мэндиш не найдут необходимых доказательств? Что тогда? Тогда Дракон примет брошенный вызов и выиграет битву. И единственный человек во вселенной, способный противостоять ему, будет изгнан и предан позору. Если кто-то не вмешается… Если Морн не сделает того, что предложил ей Вектор.
      Мин почти мгновенно восстановила душевное равновесие. Она была рождена, чтобы командовать, принимать решения и совершать поступки. Она была готова к любому кризису в жизни.
      – Еще два вопроса, и я отпущу вас, Хэши, – сказала она в микрофон. – Этот сторожевик принимает данные сканерной сети?
      Директор Бюро озадаченно хмыкнул.
      – Конечно. Это же Земля, а не приграничный район. Сигналы транспортных буев доступны для приема. У нас пока не было причин для кодировки сетевой информации.
      – Тогда отключите сканерную сеть, – велела Мин. – Пусть наши корабли пользуются собственными сенсорами.
      – Они есть и у «Затишья», – возразил ей Хэши.
      – Сделайте, как я сказала. Не будем помогать врагу.
      – Вы правы, – согласился Хэши. – И ваш второй вопрос?
      – Прикажите командному центру переключить на меня каналы связи с «Затишьем». И транслируйте мне все сообщения, приходящие из домашнего офиса Фэснера и с чрезвычайной сессии Совета. Информацию передавайте по узкому лучу. Исключите возможность прослушивания. Я свяжусь со станцией после того, как разберусь с небольшой проблемой, возникшей на нашем корабле.
      Хэши явно торопился уйти.
      – Удачи, директор Доннер. Ваши приказы будут исполнены.
      Несмотря на спешку он добавил:
      – Не завидую я вашей ответственности.
      Лебуол отключил микрофон, и в динамиках остался лишь шум помех открытого космоса.
      – Всего хорошего, Хэши, – прошептала Мин. – Я еще с тобой поговорю – если только мы доживем до такого счастливого момента.
      Морн хотелось подражать ее поведению. Она ощущала бессловесную настойчивость Дэйвиса, понимание Вектора, прострацию Мики и безумие Сиро. Все они, как капитан Юбикви и его команда, заслуживали лучшего решения. Даже превращенный в киборга Энгус заслуживал того же самого – лучшего решения.
      Она не верила, что Марк Вестабул позволит ей обратиться к Совету.
      Крей отключила динамики, и тишина заполнила мостик. Все столпились вокруг командного пульта, ожидая решения Морн. Она не смотрела на лица людей. Ее взгляд был прикован к мигавшей метке на экране сканера – к маленькой точке, изображавшей корабль, на котором Уорден Диос встречался со своей судьбой.
      – Я думаю, нам нужно спасти его, – произнесла Морн Хайленд.
      Никто другой не мог бы сделать это.