11

Правда заключалась в том, что Мори не воспринимала Ника как представителя противоположного пола. Всякий, полагавший, что она испытывала к нему интерес как женщина, глубоко заблуждался. Более того, увидев в нем мужчину, Мори, наверное, отказалась бы иметь с ним дело, как отказывалась от любой помощи инспекторов Станции.

Ей не был нужен мужчина. Прикосновение любого мужчины повергло бы ее в такие же ужас и отвращение, как омерзительное надругательство Энгуса. Ее насиловали так долго, изощренно и извращенно, что насилие пропитало всю ее до мозга костей и исковеркало душу. Секс и насилие стали для нее одним и тем же, так что мужской интерес Ника был бы воспринят ею не лучше, чем вожделение Энгуса.

Энгус недооценивал свою власть над ней.

Однако, уловив проскочившую между Ником и Мори искру, он не ошибся.

Только причина этого не имела ничего общего с мужественной красотой Ника, с его физической привлекательностью. Значение имело то, что Ник выглядел человеком решительным и энергичным. Она действительно хотела заполучить его, но не как мужчину, а как эффективное орудие. Внешность Ника позволяла предположить, что он хитер и ловок, не говоря уж о том, что беспринципен, — во всяком случае, в достаточной степени, чтобы уничтожить человека, уничтожившего ее.

Думала ли она, что Ник может освободить ее, избавить ее от страданий? Нет, Энгус уже сломил Мори настолько, что у нее не осталось воли для подобных мечтаний.

Но он преподавал ей уроки ненависти, которые были усвоены так же глубоко, как уроки страха и отвращения. И если при виде Ника Саккорсо в ней что-то вспыхнуло, то это была искра надежды. На возможность погубить Энгуса.

Что же до самого Ника…

На его счет ошибался не только Энгус, но и все завсегдатаи «Мэллориз».

Конечно, красоту Мори Ник отметил сразу, и сразу к ней потянулся. Слава записного сердцееда сопутствовала ему не напрасно, и он всячески ее поддерживал. Стремясь всегда и во всем быть победителем, Ник делал все, чтобы добиться от женщин искренней и глубокой страсти. Делал все, чтобы сделать их покорными его желаниям. Постель была для него чем-то вроде поля битвы. На котором он побеждал и мстил.

Правда — которую Ник держал при себе — заключалась в том, что у него не было особой тяги к женщинам. Он желал не столько насладиться женским телом, сколько вызвать еще большую страсть у своей любовницы. Его не интересовали женщины, относившиеся к нему без восторга и поклонения, и у него никогда не возникло бы желания спасать такую женщину. Таким женщинам он не желал ничего хорошего.

Причина того коренилась в событиях прошлого, о которых Ник никому не рассказывал.

Тогда, будучи юношей по возрасту и мальчишкой но жизненному опыту, он был жестоко обманут одной женщиной, женщиной, которая не только насмеялась над ним, предала его, растоптала его мечты, но и оставила ему на горькую память эти шрамы. Знаки презрения, знаки того, что он недостоин смерти.

Всех остальных — почти двадцать человек, весь экипаж корабля, — она убила, и лишь его оставила в живых. Со шрамами и незаживающей раной в памяти.

Первоначально имя «Мечта капитана» носил именно тот корабль, и лишь впоследствии Ник назвал так свой фрегат. Любовь, питаемая им к своему кораблю, являлась отголоском той, прежней влюбленности. Отголоском мечты, овладевшей им, едва он достиг возраста подобных мечтаний.

Ник Саккорсо — конечно, то было не настоящее имя, — с самого рождения имел отношение к космическим станциям. Его родители служили в администрации одной из них, такой же, как и та, где он сидел сейчас в баре, но находившейся отсюда в доброй полусотне парсеков. Станция обслуживала один из разрешенных и прибыльных торговых путей между Землей и запретным пространством. Первый его взгляд был брошен не в окошко, а на экран, первые шаги сделаны при искусственном тяготении. Навыки жизни не на планете, а в космосе, мальчик приобретал с младенчества.

Большинство рожденных в космосе мечтают о Земле, но он влюбился в бескрайние мрачные глубины, в тайну гиперпространства, позволявшего мгновенно преодолевать расстояния, для полета на которые не хватило бы и сотен человеческих жизней, в романтику плавания но безбрежному звездному океану.

А точнее сказать — влюбился в «Мечту капитана».

Этот прекрасный, подобный блистающей, пронизывающей небеса и гиперпространство стреле, корабль казался ему не имеющим равных в мире. Не имеющим равных ни по изяществу линий, ни по мощи оружия, ни по богатству трюмов. Да и команда — космические волки, собранные со всех концов Вселенной, — вызывала восторг. В своем горячем стремлении попасть в ее состав юноша был готов подписать контракт на любых условиях.

— Благие небеса! — вскричала мать. — Нет!

— Ты в своем уме? — поинтересовался отец.

Ну, а капитан «Мечты капитана» сказал просто: «Нет».

Величественный и властный, он попросту отмахнулся от назойливого сопляка и не снизошел даже до объяснений. Правда, заметив его отчаяние, до него снизошел первый помощник, объяснивший: чтобы попасть на корабль, нужно закончить одну из академий. Желательно на Земле.

— Боже мой, нет! — снова воскликнула мать.

— Ты в своем уме? — снова поинтересовался отец. — Откуда у нас такие деньги?

Не будучи тупицей, он понимал, что мечты рассыпаются в прах. О том, чтобы заработать «такие деньги» своими силами, не приходилось и думать. Хорошие деньги платили только на кораблях.

Но не мог отказаться от своей мечты и предпочел отказаться от чего-то другого.

Он начал замышлять преступление.

В те времена Объединенные Полицейские Силы только создавались, и пираты свирепствовали даже на путях регулярных рейсов. Земля не имела возможности распространить действие своих законов достаточно далеко, а запретное пространство не слишком интересовалось законопослушанием.

Элементарная логика подсказывала, что раз есть пиратство, должны быть и пираты. А раз есть пираты, им нужна информация.

Пункты назначения. Грузы. Даты прибытия. Стартовые траектории. Маршруты.

Юноша был на Станции своим и мог разузнать, что требовалось, даже не имея прямого доступа к нужным сведениям.

Он не собирался упускать случай. А случай не упустил его. Едва созрев для осуществления своих планов, он встретил ту женщину.

Женщина свое дело знала, и делала безупречно. Все началось со случайного разговора. Случайной выпивки. Случайного секса. Его первое, случайное упоминание о «Мечте капитана» она как будто пропустила мимо ушей. И выказала заинтересованность лишь когда узнала достаточно.

Ей нужен был тот корабль.

А он был зеленым юнцом. Ей ничего не стоило убедить его, что она хочет завладеть кораблем для них двоих.

Так он предал корабль, который любил. Предал, надеясь стать членом новой команды, а со временем и капитаном.

Находясь на борту корабля той женщины, он был свидетелем того, как «Мечту капитана» поймали в ловушку, расстреляли и вынудили сдаться. Потом, вместе с ней, он взошел на борт захваченного корабля.

Мечта обернулась кошмаром. Конечно, он был не прочь потешиться унижением отвергшего его капитана, но никак не ожидал увидеть настоящую бойню.

Но на этом кошмар не кончился.

Покидая борт, женщина не взяла его с собой. Перебив экипаж, завладев грузом, выведя из строя системы связи, она ушла, оставив ему на память те шрамы.

Его мольбы вызывали у нее лишь презрительный смех. Так же, как и слова о любви. А ведь он верил, что любит ее. И что она любит его. Правда обернулась ножом в ее руке. Когда она удалилась, слезы на его щеках смешивались с кровью.

Он остался один на разрушенном корабле, в миллионе. километров от Станции, не имея навыков управления, — которые, впрочем, не помогли бы ему без топлива и исправных двигателей. По всему выходило, что ему не выжить.

Но вышло по-другому. Он не только выжил, но и стал другим человеком — Ником Саккорсо. К тому времени, когда, найдя «Мечту капитана» по пространственному шлейфу двигателя, его подобрал проходивший мимо крейсер, молодой человек успел присвоить себе идентификационный жетон и сертификат настоящего Ника — убитого корабельного юнги.

Естественно, он рассказал полиции все, что знал о той женщине. Ей пришлось бежать, и Ник о ней больше не слышал.

Но ее не забыл. Она занозой засела в его сердце. И эта заноза заставляла его шрамы темнеть, приобретая цвет спекшейся крови, стоило ему возжелать что-то, принадлежащее другим.

В иных обстоятельствах ему и в голову не пришло бы вызволять Мори Хайленд. Женщинам следовало или любить его, или страдать. Все они разделяли вину той, давно исчезнувшей, а чтобы посчитаться с ними, годилось и то, и другое.

Но в этой ситуации…

Нику пришло в голову заняться вызволением Мори по ряду причин, одной из каковых являлся сам Энгус Термопайл. Ник знал его репутацию и видел в нем не просто соперника, а опасного соперника, — а опасных соперников следовало устранять при первой возможности.

Инструментом для этого могла послужить Мори Хайленд.

Другие причины были сложнее. Рассматривал ли он ее как возможный источник обогащения — скажем, собирался ли запросить за нее выкуп с семейства Хайлендов, с КОМРУД или с самого полицейского управления, осталось неизвестным. Если такие планы и вынашивались, они ни с кем не обсуждались.

Но и в ином аспекте она была ему весьма интересна. С первого взгляда в глаза бросалось то, что она находится в обществе ненавистного ей человека, который ее третирует. Что из этого следовало? Вывод Ника многим завсегдатаям «Мэллориз» показался бы странным. Он думал не о насилии, принуждающем ее к подчинению, а о самой ее способности подчиняться с такой полнотой самозабвения. И если она могла так зависеть от человека, подобного Энгусу Термопайлу, если ее натура позволяла привести ее в такое состояние…

Шрамы Ника Саккорсо темнели, у него пересыхало горло при мысли о том, до какой глубины самоотвержения могла бы довести эту женщину страсть к нему.

Таким образом, Энгус Термопайл ошибался в отношении Ника так же, как и в отношении Мори. Ошибался насчет их мотивов, но не насчет главного. Опасность существовала в действительности. Впервые увидевшись, лишь обменявшись взглядами, они объединились против него.

А ему приходилось делать вид, будто ничего не происходит. Выхода не было: нужда в деньгах заставляла его находиться в «Мэллориз», единственном месте, где торговали нужными секретами. Кроме того, за ним надзирала Служба безопасности. Шпионы имелись и в секторе Дельта. Все ждали малейшей его оплошности. Отступить, обнаружить свои опасения — означало выдать себя.

Грубым жестом Энгус толкнул Мори на покрытый жирными пятнами стул: рядом с собой и спиной к Нику. Он говорил с ней громко, приказным тоном, чтобы все отметили ее покорность, а потом принялся по-хозяйски ее тискать.

Смотрите вы, гребаные дерьмовые ублюдки. Она моя. Моя!

Представление получилось неплохое. Все завидовали ему, ведь никто, кроме него, не знал об искре, проскочившей между ней и Ником при обмене взглядами. Но их зависть не приносила удовлетворения. Он хотел только Мори — только ее и всю без остатка.

Ему придется убить Ника. Ничего другого не приходило на ум. Ничто другое не могло причинить ей боль, которую она заслужила тем, что делала с ним.

Все окружающее виделось сквозь пелену гнева, но это не помешало ему заказать выпивку. И слышать, что говорят люди. И говорить с некоторыми из них. Те, кого стоило принимать во внимание, знали, чего он может хотеть. У него пока не было нужды искать их самому.

Ни выражением лица, ни проблеском внимания Мори не выдала того, что вообще увидела Ника, но то, что ее щеки едва заметно порозовели, утвердило Энгуса в правильности его догадок.

Только сила страха вынудила его просидеть в «Мэллориз» больше часа и уйти лишь тогда, когда это не могло вызвать недоумения. Или слухов о том, что вернувшийся на Станцию Термопайл чего-то боится. Потом он увел Мори на «Красотку».

По ее виду, еще более покорному, чем обычно, Энгус понял, что она предчувствует неприятности. И он собирался их ей устроить. Чтобы извлечь жало из своего сердца, он намеревался осквернить и унизить ее хуже, чем когда бы то ни было. Пелена злобы застилала ему глаза.

Взойдя на борт, он долго и тщательно — демонстративно долго и тщательно — задраивал люки и иллюминаторы, давая понять, что ее ждет что-то страшное.

А потом задействовал пульт контроля.

Энгус намеревался обездвижить ее, оставив в сознании, чтобы она воспринимала все, что он с ней проделает. Но получилось так, будто пальцы действовали независимо от его воли. Совершенно не собираясь этого делать, он нажал кнопку, погружавшую в сон, поднял Мори на руки и отнес на кушетку.

Положил на тонкий матрас, подсунул под голову подушку и подоткнул со всех сторон одеяло. Шатаясь, с кружащейся головой и рвущимся сердцем, Энгус оставил ее, закрыл люк и уединился в рубке управления.

И только тогда завыл, как раненый зверь.

12

Конечно, Энгус чувствовал бы себя куда лучше, будь у него возможность отправиться на подпольную верфь. Возможно, там он смог бы раздобыть необходимые для ремонта «Красотки» деньги, продавая тамошним развратникам Мори. Там его власть над ней могла принести более ощутимую выгоду, чем на Станции. А вздумай Ник сунуться туда, он нашел бы способ с ним разделаться.

Он чувствовал бы себя куда лучше, сумей он стартовать, выпустить по «Мечте капитана» несколько торпед и скрыться в космосе.

Он чувствовал бы себя куда лучше, убив Мори и испепелив ее тело в соплах «Красотки».

И на протяжении следующей пары недель Энгус был готов сделать одно, другое, третье или все сразу. Но не сделал.

Вместо того он стал готовиться к убийству Ника.

Но Ник Ником, а первым делом следовало позаботиться о «Красотке». Решив повременить с капитальным ремонтом, Энгус обошелся пока косметическим, но весьма тщательным. Осмотр и диагностика были проведены надлежащим образом. Чтобы проверить обшивку и переборки на усталость металла, пришлось раскошелиться на рентгеновский анализ. Он прикупил все новые детали, какие мог себе позволить, и подновил краской начертанное на борту название.

Но все это время Энгус задавал вопросы. Ответы стоили дорого, они едва не разорили его, но зато ему удалось на минуточку заглянуть в файлы главного компьютера Станции. Прежде чем программа защиты успела обнаружить несанкционированный доступ и определить координаты взломщика, он отключился, успев скачать некоторые небесполезные сведения.

В частности, коды и линии связи «Мечты капитана» с компьютерной сетью Станции.

Теоретически это не имело значения. Он не имел доступа к физическим носителям информационного потока, а без этого все его знание кодов ничем не помогало.

Но Энгус пребывал в отчаянии, а это всегда придавало ему сил. Сам опасаясь, не потерял ли рассудок, он погрузил Мори в сон, чтобы она не знала о происходящем, провел гипервентиляцию такой интенсивности, что еле выдержал скафандр, прошел шлюз и, потея как зверь, выбрался наружу.

Затея удалась ему потому, что никто не ожидал ничего подобного. Наружным осмотром или отделкой кораблей, как правило, занимались на верфи, по другую сторону сферы Станции. Лишь самые подозрительные люди, вроде Энгуса, делали это прямо в доке. Ник к последним, видимо, не относился: не иначе, как уверовал в собственную неуязвимость. Действия Энгуса остались незамеченными.

А действия были прелюбопытные. Хмуро отвернувшись от бескрайних звездных полей, переступая намагниченными подошвами по металлическому покрытию, он добрался от «Красотки» до «Мечты капитана»; пустив в ход детектор, проверил все несущие линии между кораблем и Станцией и обнаружил линию передачи данных. Остальное было делом техники: с невероятной точностью и осторожностью он подсоединился к этой линии, деликатно обернув вокруг нее свой «думми», и протянул его дубликат к «Красотке».

Вся эта операция стоила ему огромного напряжения, но вернувшись на борт, Энгус даже не дал себе времени прийти в чувство. Словно под властью навязчивой идеи, с дрожащими от страха и нетерпения руками, он пустил ток, окружив линию передачи данных тонким магнитным полем. Прямого подключения не было, и приборы защиты не могли его зафиксировать. Потом, настроив экран, он стал ждать появления флюктуации.

И дождался. Уловка удалась. При настройке на максимальную чувствительность экран испещерился стремительно бегущими кривыми с чередующимися взлетами и падениями.

Обладая кодами, Энгус имел возможность расшифровать обмен информацией между Станцией и «Мечтой капитана».

В других обстоятельствах он распорядился бы подобными сведениями иначе. Например, воспользовался бы ими, чтобы перевести имущество Ника на свое имя. Если вовремя отключить и убрать свою линию связи обнаружить следы такого компьютерного ограбления было бы невозможно, и Нику оставалось бы только гадать, куда утекли его денежки.

Но теперь у Энгуса появились другие планы.

В каком-то смысле ситуацию упростило отсутствие на счетах Ника денег, достаточных для ремонта «Красотки». Репутация богача, поддерживаемая разгульной жизнью, оказалась такой же дутой, как и у Энгуса. Таким образом, Энгусу было нетрудно подавить желание активного вмешательства в информационный поток, что могло быть чревато угрозой обнаружения. А Ник не должен был знать, что он под наблюдением.

Энгус так запрограммировал свой компьютер, чтобы тот просигнализировал в случае появления в потоке некоторых ключевых слов и имен, а потом, подумав, в силу природной подозрительности, добавил команду извещать обо всех сообщениях, не поддающихся дешифровке.

Потом он покинул «Красотку» и занялся своими делами.

По возвращении Энгус проверил отобранные компьютером данные, но не обнаружил никаких упоминаний ни о себе, ни о Мори, и вообще ни о чем, для него существенном. Интерес представлял разве что тот факт, что Ник получил два послания, расшифровать которые компьютер Энгуса не мог.

Но зато мог проследить источник поступления.

Им оказалась Служба безопасности Станции.

Обнаружив это, Энгус испытал желание и расхохотаться, и заорать, и что-нибудь расколошматить. Идеальный штрих завершил всю картину: стало ясно, почему его блеф сработал. Пират Ник Саккорсо имел в Службе безопасности сообщника. Свое обвинение в адрес инспекторов Энгус высосал из пальца, а оно оказалось чистейшей правдой.

И вся удачливость Ника легко объяснялась наличием подельника — наводчика среди копов.

Характерно, что Энгусу было плевать, как установилась эта связь, какие делишки они обделывали. Значение имел только сам факт.

У Ника Саккорсо был сообщник в Службе безопасности.

Это делало его опаснее. Но и обнаруживало его слабость. Выходило, что сам Ник — не более чем пустой бахвал, обязанный успехом исключительно поддержке сообщника из властных структур. С такой поддержкой успеха мог бы добиться любой забулдыга, последний опустившийся наркоман. Ник мог выпендриваться как угодно, но в действительности представлял собой пустое место, и если чего-то стоил, то исключительно потому, что имел на своей стороне сотрудника Службы безопасности.

— Подонок, — пробормотал сквозь зубы Энгус. — Жрущий дерьмо ублюдок! Я оторву тебе яйца!

Оставалось только решить, где и когда.

13

В течение этого периода — почти неделю — Мори проводила большую часть времени либо во сне, либо в кататоническом состоянии. Когда у Энгуса возникало желание воспользоваться ее телом, он делал это, не отключая зонного имплантата, ибо не хотел, чтобы она знала, чем он занимается. Риск был недопустим: вдруг она исхитрится найти способ расстроить его планы. По этой причине Энгус извлекал ее из постели лишь для того, чтобы она поела или сходила с ним в «Мэллориз».

Наслаждаясь ее телом, он, одновременно, подогревал свою злобу против Ника Саккорсо. А на людях чувствовал потребность оградить ее от всех, столь же острую, как и страх.

Но на второй неделе все пошло по-иному. Теперь Энгус старался сходить с борта «Красотки» в то же время, когда Ник покидал «Мечту капитана». Под рубашкой он носил прикрепленный к телу липучкой нейро-биппер, крошечный электрод, подававший сигнал, как только с «Мечты капитана» по линиям связи КОМРУДа передавалось для Ника сообщение с просьбой вернуться на корабль, а Мори Энгус приводил в «Мэллориз» как приманку. Ее вид должен был пробуждать у Ника желание, а желание — подталкивать его к действиям.