– Дело обстоит гораздо хуже. Ему почти тринадцать. Он уже должен был участвовать в состязаниях по метанию копья и получить свое первое оружие. Из-за хилого сложения и маленького роста его родители считают, что ему место только в церкви.

– А какое отношение его сложение имеет к силе?

– И это я слышу от брата-гиганта? – изумленно спросил Джеф.

– Ну да, конечно, природные данные могут помочь, – согласился Гиллиам с улыбкой, – но выиграть бой можно, лишь сочетая умение и твердый характер. Никакая святость этому не помеха. Вспомни архиепископа Хью Дорхемского и осаду в Тикхилле. Какую неоценимую помощь он оказал при подавлении недавнего восстания Джона Лэклэнда против его брата и монарха Ричарда по прозвищу Львиное Сердце.

Джеф только покачал головой и уставился на огонь.

– Дело в том, что мать Джослина всегда хотела сделать его образованным человеком и все силы тратила на то, чтобы уберечь его от реальной жизни, которая, как ей кажется, может сломать человека. В итоге мальчик превратился в тряпку, боится всякой деятельности. Но ведь ему придется стать наследником Фрейна, судьба распорядилась именно так. Ни у матери Джослина, ни у него самого нет выбора. Он должен стать рыцарем и, в конце концов, хозяином Фрейна. – Джефри повернул голову, с улыбкой глядя на брата: мол, такова ирония судьбы.

Гиллиам посмотрел на мальчика через голову Джефа. Джослин сидел за столом спокойно, как взрослый, скрестив руки на груди.

– А что у него за характер?

– Мрачный ребенок, не любит игр. Когда я заставляю его что-то делать, он плачет и уверяет меня, что он маленький и слабый. Это внушила ему мать. Гиллиам, если кто-то может сделать его человеком и объяснить, как жить дальше, так это ты.

– Это комплимент или насмешка? – поинтересовался Гиллиам.

– Да ладно тебе, – сказал Джеф, и искорки смеха заплясали в его здоровом глазу. – Я бы не привез мальчишку, если бы не считал тебя настоящим мужчиной, способным стать отцом-воспитателем Такова твоя натура от рождения. Я очень этому рад Знаешь ли, дорогой мой брат, только ты или я можем сделать из парня рыцаря. Я бы предпочел, чтобы именно ты этим занялся. – Он улыбнулся. – Мать Джослина впадает в истерику, когда разговор заходит о сыне. Боже мой, Гиллиам, ее слезами можно заполнить ров вокруг моего замка. А что я могу сделать? Только надеяться, что сумею перетерпеть ее присутствие и дождаться, когда у нее родится ребенок. Боже мой, никогда не ожидал, что придется играть роль няньки у беременной вдовы, но ты же понимаешь, что это моя обязанность, мой долг.

Гиллиам потупил взгляд.

– Прости, брат. Я счастлив взять на себя такую ответственность. Только иногда мне кажется, что никто в семье не в силах уяснить, что я совершенно взрослый мужчина.

Джеф засмеялся.

– Как же можно забыть? Разве не ты продемонстрировал свою силу и волю в июне, разрушив Эшби за один день ради освобождения Рэналфа? – Он умолк, потом искоса посмотрел на брата. Гиллиам напрягся, пытаясь понять, что скрывается за этим взглядом Джеф, казалось, собирался заговорить о прошлом. – Меня огорчает лишь одно. Почему ты так спешишь со своей свадьбой?

Гиллиам облегченно вздохнул и расслабился. Не этого вопроса он ожидал и не его опасался.

– Если говорить коротко, мне нужна леди Эшби со всеми ее знаниями и умениями Рэналф видит в ней только бойкую бабенку, но люди говорят о своей хозяйке совсем другое. Они уверяют, что их госпожа преданная, с искренним, добрым сердцем, умеет лечить, помогает всем, кто работает в замке и на землях Эшби. Если бы не эти ее способности, зимой они бы просто голодали.

– Короче говоря, тебя убедили, что из нее выйдет любящая, заботливая жена? – Джеф вопросительно поднял брови, ожидая ответа.

– Меня убедили в том, что она достойная женщина, которая в первую очередь заботится о своих людях.

Подобные мысли были спасительной соломинкой, за которую хватался Гиллиам, уже смирившийся, что жена никогда не полюбит его. Но ему очень хотелось, чтобы Николь не стала его врагом, чтобы они могли объединиться для общего дела. Надо было найти способ заставить ее не оглядываться на прошлое Эшби, а смотреть в будущее.

– Рэналф опасается ее угрозы убить тебя. Она не похожа на женщину, готовую заботиться о тебе, брат. Почему именно она, Гиллиам? – тихо спросил Джеф. – Рэналф предлагал тебе другой, не такой опасный вариант женитьбы. Ты получил бы собственность, и не было бы нужды жениться на наследнице.

– Мне не нравится то место, – поджав губы сказал Гиллиам.

Джеф перевел взгляд на огонь.

– Похоже, этот брак для тебя – сущее наказание, настоящая епитимья. – В голосе Джефа послышалась мягкая усмешка.

Гиллиам приготовился с укоризной посмотреть в глаза брату, но Джеф уже внимательно уставился на свои сапоги.

– Ты не хочешь снять доспехи и переодеться к церемонии? – спросил Гиллиам напряженным голосом. – Скоро появится Рэналф, время ехать за невестой.

– Нет, – тихо ответил брат. – Мне больше всего хочется узнать, зачем тебе связывать свою судьбу с женщиной, желающей тебе смерти? Ведь ты мог бы приобрести собственность без женитьбы, – снова повторил он.

– Но мне нужно именно Эшби. – Гиллиам нахмурился, глядя на пламя. – За последние пять месяцев я прикипел душой к этому дому, люди Эшби стали как будто моими людьми. Я не хочу начинать сначала в другом месте. – Помолчав, он добавил: – И мне не нужна другая женщина. – Гиллиам невесело рассмеялся. – Ты ведь знаешь, я умею обходиться с опасными созданиями.

– Да, и небезуспешно, – согласился Джеф тем же мягким тоном, не спуская глаз со своих сапог. – Но ведь эта женщина не одно из твоих любимых домашних животных. И знаешь, я невольно подумал об Изотт и твоем сыне.

Внутри у Гиллиама все похолодело при упоминании о второй жене Рэналфа и ее ребенке от него, Гиллиама. Если есть на земле человек, недостойный будущей жены, так это он.

– Значит, из вас троих именно ты избран для разговора со мной? – спросил Гиллиам. – Хорошо. Но я не стану говорить на эту тему даже с тобой.

– Брат, если Рэналф уже забыл прошлое, зачем тебе за него цепляться?

Гиллиам отвернулся от Джефри, не желая, чтобы тот видел выражение его лица.

– Боже мой, то, что я сделал, запятнало меня на всю жизнь, – прошипел он. – Пойми, не я цепляюсь за прошлое, а оно преследует меня, как вонь гниющих отбросов. Не будем говорить об этом!

– Нет, будем. Я должен знать, почему ты продолжаешь казниться, хотя все уже простили тебя. – Брат говорил спокойно, не обращая внимания на растущий гнев Гиллиама.

– Может, Рэналф и простил меня, но он не способен освободить меня от угрызений моей собственной совести. – И внезапно гнев и душевная боль заставили его выкрикнуть слова, казалось, навеки похороненные глубоко в сердце: – Скажи мне, Джеф, как я могу простить себе любовную связь с женой брата? А убийство? Ведь ребенок, которого она понесла от меня, лишил ее жизни?

– Брат, за мной тянется целое сонмище грехов, один страшнее другого. Даже разрушение Эшби лежит на моей совести. Если бы не мое грехопадение с Изотт, ее сестра никогда не причинила бы зла Джону Эшби. Именно из-за меня замок и деревня оказались в руинах, так не я ли должен восстановить их? Я воспринимаю ненависть наследницы Эшби как заслуженное наказание. – Последние слова Гиллиам произнес шепотом, душа его пылала, он опустил голову, борясь с собой. – Боже, я слишком много тебе сказал…

– Я никогда не думал, что ты способен на такие переживания, – пробормотал Джефри после долгого молчания. – Поклянись мне, Гиллиам, что ты не повторишь моей ошибки. И в своей гордыне попробуй все же рассмотреть, что за женщину ты берешь себе в жены.

Гиллиам поднял глаза и увидел неподдельную тревогу на лице брата.

– Я уже сделал это. Но если я не ищу любви и заботы в браке, не думай, что моя будущая жена – сумасшедшая. Ее не любили бы так люди, не расточали бы ей столько похвал.

– А если она попытается исполнить свою клятву убить тебя? – Джеф не осмелился добавить, что его жена едва не сделала это. Невысказанные слова тяжело повисли в воздухе.

– На двери нашей комнаты крепкие засовы, – сказал Гиллиам недрогнувшим голосом. – Я буду держать ее взаперти ради собственной безопасности.

– Сколько же времени это продлится? Я знаю тебя. Даже собаку ты не способен долго держать на цепи.

Гиллиам в замешательстве потер рукой лоб.

– Ах, Джеф, не хочется верить, что до этого дойдет. Когда ты ее увидишь, сам поймешь, почему я надеюсь на ее благоразумие. Николь Эшби – единственная женщина, которую я могу обнять, не боясь, что причиню ей боль. – С этими словами к Гиллиаму вернулось чувство юмора и он рассмеялся. – Вот я и стараюсь осуществить все свои желания: получить дом, о котором мечтал, жену, достаточно крепкую, такую, которая может согревать ночами. Мои люди побились об заклад, что она выпустит мне кишки до конца первой брачной ночи. Я принял их вызов. Рассудил, что, если они выиграют, я уже буду мертв и мне все равно не придется платить. – Он снова улыбнулся.

– Значит, ты делаешь этот шаг, невзирая на опасность? – в тихом голосе брата слышалось удивление.

– Да нет, Джеф, – сказал Гиллиам твердо и решительно. – Я объяснил тебе, почему стремлюсь именно к Эшби. Это мой дом, и я никому его не отдам, никакому мужчине и никакой женщине. Да, есть опасность домашней войны, но я готов и к такому повороту событий. Я готов ко всему.

Джефри медленно кивнул, словно обдумывая последние слова брата.

– Понимаю тебя, Гиллиам. – Лорд Кодрэй встал и сделал знак своим людям, разрешая присоединиться к игравшим в кости солдатам. – Роберт, принеси мои вещи, я переоденусь. Кстати, я тоже хочу сделать свою ставку в споре о первой брачной ночи. Кто собирает деньги?

Один из солдат поднял руку.

– Я, лорд Джефри.

– Ставлю три марки, что мой брат останется в живых.

Мужчины дружно застонали, услышав о столь крупной сумме. Они были совершенно уверены, что очень скоро рыцарь расстанется со своими деньгами.

– Дело не в том, что он мой брат, важно другое: я знаю, мои деньги не пропадут, – упорствовал лорд Кодрэй.

– А откуда у тебя такая уверенность, ты ведь даже не видел моего противника? – рассмеялся Гиллиам, уже с некоторым облегчением подумав о предстоящей свадьбе. Возможно, разговор с Джефом помог ему.

– В июне я получил хороший урок, когда поспорил с тобой насчет того, что можно разбить стену баллистой. Вот так-то, младший сын моей матери, – улыбнулся Джеф. – Теперь я не могу себе позволить недооценивать тебя.

Раздался громкий крик привратника. Гиллиам вскочил, Джеф обернулся с быстротой молнии, схватившись за рукоять меча. В роскошном одеянии из прекрасной шерсти, расшитом серебром и золотом, Рэналф Фицхенри, лорд Грейстенский, ворвался в комнату.

– Я заставлю несчастного церковника заключить этот брак! – проорал он. – Ни один лицемерный монах не может мне диктовать, кого сделать своим вассалом! Гиллиам, забирай эту чертову мегеру, если хочешь!

На верхней площадке винтовой лестницы, ведущей в комнату северной башни, Гиллиам поднял руку, приветствуя охранника. Улыбка его была вполне искренней.

– Прекрасный денек, ребята. Ваш господин решил, что пора начинать брачную церемонию, и я пришел за невестой.

– Один? – насмешливо спросил один из солдат.

– Эй, а где веревки? – добавил другой. – Вчера утром нам всем пришлось ее держать, чтобы связать.

– Сегодня – другое дело, – Гиллиам погрозил пальцем охраннику. – Я думаю, наша пленница замышляет побег. Она боится, что аббат не сможет или не захочет помешать нашему браку. Если я прав, она будет хорошо себя вести и нам не придется ее связывать. А теперь отойдите и давайте посмотрим.

Охранник, скептически улыбаясь, открыл дверь. Гиллиам шагнул мимо солдат и, нагнувшись, нырнул в маленькую комнатку.

Николь Эшби прижалась к стене в самом дальнем углу, готовая к схватке. Как всегда, рост девушки поразил Гиллиама. Она могла смотреть ему в глаза, не закидывая голову, хотя он был самым высоким мужчиной из всех ему известных. И еще она была очень сильная. Да, жаль, что Николь Эшби ненавидит его.

Он шагнул к ней. Девушка подалась вперед, приготовившись шипеть и плеваться. Луч солнца, проникший в комнату через бойницу, упал на нее, осветил длинное лицо, которое нельзя было назвать красивым, однако волосы, обрамлявшие его, золотом засверкали на солнце. Великолепны были и глаза Николь. Именно они, миндалевидные, опушенные густыми темными ресницами, превращали простушку в потрясающую женщину. Над глазами чернели две совершенно прямые черточки бровей. Цвет глаз девушки менялся в зависимости от настроения. Они были карими, когда Николь забывала о своей ненависти к Гиллиаму, и становились зелеными, когда она вспоминала о ней.

– Ну что ж, пришло время нам воссоединиться, – тихо произнес он.

– Нет, – ответила она. – Аббат отложил церемонию.

Гиллиам пожал плечами.

– Мой брат считает, что откладывание свадьбы – лишь уловка священнослужителя. Он решил, что нам пора пожениться, малышка.

– Малышка?! – гневно воскликнула она. – Ты пытаешься заставить меня почувствовать себя маленькой и беспомощной, называя так? Ну что ж, я тоже могу поиграть в такую игру, красавчик.

– Я и не думал, что ты заметишь, – насмешливо сказал он, не реагируя на издевку. – Может, хочешь рассмотреть меня в профиль? Всегда считал, что в профиль я гораздо привлекательней, чем анфас.

Гиллиам повернул голову, и охранники, стоявшие позади него, зашлись от хохота.

Николь, прищурившись, смотрела на самодовольного тщеславного нахала, стоявшего перед ней. Его лоб и подбородок были совершенных пропорций, нос не мал и не велик, без горбинок и не крючком. Золотистые волосы локонами спускались вдоль сильной стройной шеи. Высокие скулы выдавались над прекрасно вылепленным подбородком. Да, нельзя было не заметить, что Гиллиам – красивый мужчина, и Николь возненавидела себя за то, что заметила это. Если бы не поля и леса Эшби, этот мужчина никогда и не взглянул бы на амазонку с лошадиным лицом вроде нее. Злясь на себя за то, что обратила внимание на его красоту, Николь сразу выпалила другое оскорбление:

– У тебя голое лицо. Я думаю, это потому, что даже к двадцати двум годам тебе не удалось вырастить бороду, как настоящему мужчине.

– Ну, завтра утром у тебя будет шанс проверить, – сказал Гиллиам, насмешливо приподняв брови.

– Ты слишком самоуверен, – с презрением заявила Николь. – Никакой священнослужитель нас не обвенчает, если я помолвлена с другим. Ты обречен остаться без земли.

– Я еще раз говорю тебе, твоя история с помолвкой дурацкая выдумка. А теперь почему бы нам не отправиться в аббатство и не выяснить, кто наконец выиграет эту войну? – Он минуту помедлил, потом накинул ей на плечи свой плащ. – Тебя связать?

Когда Гиллиам шагнул к ней, Николь увидела, как туго натянулись рукава голубого наряда на его мускулистых руках. Она разочарованно вздохнула. Мало того, что он убийца, лишивший ее дома, этот самонадеянный петух вдобавок гораздо сильнее ее.

– Как ты гордишься своей силой, – процедила она сквозь зубы, желая уколоть Гиллиама. – Но я думаю, кроме силы, в тебе ничего больше нет. Мужчины-великаны похожи на быков: такие же сильные и тупые.

На лице Гиллиама Фицхенри появилась широкая улыбка, голубые глаза заблестели.

– Моя дорогая леди Эшби, спорить с тобой так же интересно, как наблюдать помол зерна на мельнице. Знаешь, ты похожа на звереныша, который кружит по одной и той же тропе. Не подумай, я ничего не имею против твоих оскорблений: мне просто скучно оттого, что я не слышу ничего нового.

Матерь Божья! Как она ненавидела этого Фицхенри и его насмешки! Николь отвернулась, закрыла глаза. Как бы она хотела с такой же легкостью выбросить его из своей жизни! Открыть глаза и не увидеть его перед собой. Этот нахал, этот шут гороховый только и делал, что искал повод превратить ее в мишень для своих издевательств.

– Кажется, мое остроумие лишило тебя дара речи? Не переживай, не тебя первую оно потрясло.

Николь задохнулась от негодования. Тихие насмешливые слова он произнес ей прямо в ухо. Она медленно открыла глаза и обнаружила его лицо прямо перед своим. Брови приподняты, в уголках красиво очерченных губ играет улыбка. Она отшатнулась вправо, он перехватил ее, она попыталась увернуться влево, но он опередил ее.

– Ох, леди Эшби, ну как неосторожно! Эта тактика не годится там, где нет и не может быть выхода!

Гиллиам оперся руками о стену над ее плечами: теперь Николь вообще не могла пошевелиться.

– Вот видишь, ты в ловушке.

Николь очень хотела оттолкнуть его, но бороться с ним означало одно: ее снова свяжут. А ведь Тильда должна скоро появиться с вещами для побега. Так что придется терпеть его близость и ждать, когда он перестанет издеваться над ней.

Николь подняла на Гиллиама глаза, надеясь испугать его суровым, полным ненависти взглядом.

Но он только улыбался. О Дева Мария! Как ей хотелось изо всех сил ударить его по самодовольному лицу. Вместо этого Николь опустила глаза и посмотрела на мощные плечи молодого рыцаря. Господи, какая широкая грудь! В ужасе и раздражении она шумно выдохнула. И это ее люди называют великаншей?!

Сначала жар, исходивший от его тела, был приятен после стольких часов, проведенных в холодной комнате, но с каждым ударом сердца ей становилось все теплее, ее щеки горели. Близость Гиллиама начала беспокоить ее. Чувства трепетали, Николь тщетно пыталась взять себя в руки. Если она не сможет убежать от него сегодня, он затащит ее к себе в постель. Гиллиам должен это сделать, ведь пока он не лишит ее девственности, ему нельзя считаться настоящим хозяином Эшби.

Он оторвал руки от стены и положил их ей на плечи. Это прикосновение снова напомнило ей о его силе. И этот мужчина должен забрать самое ценное, что у нее осталось?

Ярость, возникшая при этой мысли, затопила Николь. Пленение стало настоящим вызовом ее женственности. Отныне тело – ее единственная собственность, но именно этому мужчине она ни за что и никогда его не отдаст. Она убьет его раньше, чем такое случится. Какая же она дочь, если ляжет в постель с убийцей своего отца?

– Рассчитываешь запугать меня? – резко спросила она.

– Запугать? – искренне удивился он вопросу. – Разве такое возможно?

– Нет! – Девушка вздернула подбородок, но не смогла задрать нос так высоко, чтобы посмотреть сверху вниз на мужчину, который был выше ее на полголовы. И все же Николь умудрилась надменно взглянуть на Гиллиама Фицхенри. – Просто мне надоела твоя игра.

– Понятно. Тогда, если ты меня не боишься, пора отправляться. У нас встреча с аббатом. – Фицхенри отступил и протянул Николь руку. – Как лучше, держать тебя за руку или связать? Что выбираешь?

Девушке пришлось выбрать первое, тихо бормоча проклятия себе под нос. Она почувствовала, как по коже поползли мурашки, когда сильные пальцы сжались вокруг ее запястья.

Оба охранника, наблюдавшие за ними с порога, расхохотались.

– Неужели это та самая девушка, что вчера? – весело спросил один. – Лорд Гиллиам, если вы с такой легкостью усмирили ее сейчас, после первой ночи она растает, как кусок масла на сковороде! – Солдаты оглушительно расхохотались.

– Эй, придержите-ка языки, ребята, вы говорите о моей жене! – ответил Фицхенри, но в голосе слышался еле сдерживаемый смех, которым он заразился от них.

Гордость Николь корчилась от унижения. Прикосновение Фицхенри было почти невыносимо. Девушка дернула руку, но ее мучитель в мгновение ока обхватил ее за талию.

– Верхом или пешком? – тихо задал вопрос Гиллиам.

На его красивом лице не было ни гнева, ни даже раздражения. Он спрашивал мягко, смотрел спокойно, ожидая решения Николь.

– Пешком, – сказала она, мучаясь от необходимости подчиняться ему.

И снова его пальцы стиснули ее худое изящное запястье.

– Ты, наверное, ничего не ешь, питаешься одним воздухом? – спросил он. – Ты такая тонкая.

– А знаешь, что я думаю? Что мне плевать на то, что думаешь ты.

Великан рассмеялся.

– Это я уже понял, малышка. Что ж, пошли, нас ждут в церкви.