- Вы... из главка? - догадался, наконец, Ридан. Тунгусов улыбнулся.
      - Я только что хотел задать вам этот же вопрос. Очевидно, мы оба "посетители"?
      - Очевидно. О чем же нам говорить?
      - Непонятно.
      - Я думаю, вот о чем, - сказал Ридан, глядя на часы. - Скоро уже кончится служебное время, а мне еще нужно успеть к представителю главка. Наш с вами разговор как будто не срочный, а тот, что мне предстоит, не терпит отлагательства. Но уж если нарком велит познакомиться и поговорить, надо слушаться. Вы не могли бы зайти ко мне домой сегодня или в один из ближайших вечеров?
      Николай согласился, записал адрес профессора, и они распрощались. Сделав несколько шагов, Ридан вдруг остановился, обернулся и, окликнув инженера, снова подошел к нему.
      - Только вы непременно придите, - сказал он. - И не откладывайте.
      - Нет, нет, конечно, - ответил тот.
      Узнав у секретаря, как пройти к Витковскому, Ридан вышел из приемной.
      Нарокат гудел, как гигантский улей перед закатом солнца. Наступал "час пик" - последний час рабочего дня, когда люди, боясь оставить незавершенными свои дневные дела, теряют спокойствие, начинают торопиться и нервничать. В эти часы в широких коридорах снуют сотрудники и посетители, люди разыскивают и ловят друг друга, уезжающих из наркомата с последними поручениями останавливают на лестницах и сверху, сквозь пролеты этажей, бросают им забытые указания. Дребезжат телефонные звонки. Девушки на коммутаторе совсем перестают разговаривать между собой, а внизу у подъездов рокочут моторы просыпающихся машин.
      Разговор с Витковским неожиданно оказался гораздо более сложным и долгим, чем разговор с наркомом.
      - Профессору нужен высококвалифицированный конструктор? О, у нас есть любые специалисты! Главк позаботился о том, чтобы подобрать и учесть людей сами понимаете, какие ответственные работы приходится выполнять электротехнике! Но нужно знать, какие именно задачи предстоит решать. Высокочастотный генератор? Ну, по генераторам у нас целая армия! Но какой именно генератор, для каких целей? Очевидно, нужна специальная конструкция. Вероятно, медицинский?
      Ридан смотрел на говорливого собеседника, на его пухлое, бледное лицо. Представитель главка как будто живо заинтересовался разговором, но профессор, сам не зная почему, неохотно выжимал из себя подробности своих замыслов.
      Долго и нудно, несмотря на то, что рабочий день уже окончился, несмотря на настойчивые предложения Ридана отложить решение вопроса, Витковский копался в каких-то списках, "уточнял профиль" нужного специалиста...
      - Вот, кто вам подошел бы! - мечтательно воскликнул он, наконец. Виклинг! Это один из лучших молодых конструкторов Сименса. Изобретатель. Антифашист. Эмигрировал к нам года три назад... Между нами говоря... не с пустыми руками. Человек надежный, несомненно талантливый. Но, к сожалению, он занят сейчас, выполняет правительственное задание. Без санкции свыше я не имею права...
      - Ну что ж, подождем, когда он освободится, - сказал Ридан, решительно поднимаясь.
      - Хорошо. Я тогда поговорю с наркомом и направлю Виклинга к вам.
      - Пожалуйста, пожалуйста, - сказал Ридан и, попрощавшись, торопливо вышел.
      Собственно говоря, все шло пока отлично. Похоже, что дело налажено. Конструктор знаменитой фирмы, изобретатель и как раз высокочастотник, удача!
      Но какой-то неприятный осадок остался у Ридана от этого свидания. Витковский вынудил, да, да, именно вынудил его рассказать больше, чем этого требовал деловой разговор с совершенно незнакомым, к тому же не очень-то приятным человеком. Правда, никаких тайн тут нет, но... не так уж это было необходимо. То, что можно сказать наркому, совсем необязательно знать этому дяде.
      * * *
      События последних дней нарушили то состояние прочного внутреннего равновесия, которое было свойственно профессору Ридану. Всё началось с этого проклятого "шока". Что же это, наконец могло быть? Сотни раз ученый припоминал мельчайшие детали необыкновенного случая, стараясь нащупать в них хоть какую-нибудь нить к объяснению. Он хорошо помнил чувство глубокого отчаяния, внезапно охватившее его в тот момент. Были ли какие-нибудь основания для этого в его мыслях, в логической цепи его теорий? Никаких! Никаких сомнений в правильности его концепции не было ни тогда, ни раньше, не было и теперь. Были ли основания физиологического характера для подобных "заскоков" в его психике? Он с негодованием отвергал и это предположение: он знал, чувствовал, что нет таких оснований.
      Нет, тут было другое. Какая-то посторонняя сила внезапно ворвалась извне, овладела на момент его волей, подчинила мысль своему враждебному влиянию. Но такой силы не знала наука.
      Ридан терялся в предположениях. А тут еще вынужденный разговор с неприятным Витковским, появление на сцене вовсе неизвестного человека, рекомендованного наркомом, предстоящее посещение конструктора-иностранца, который должен решить судьбу его открытия. Новые люди вовлекались в орбиту ридановской жизни. Все это беспокоило ученого.
      Однако события шли своим чередом. Через день после наркоматских свиданий, когда небольшая семья профессора сидела в столовой за вечерним чаем, в передней раздался звонок.
      Девушки вскочили одновременно. Но на этот раз Анна не дала более подвижной Наташе опередить ее. Она знала о предстоящих визитах новых, незнакомых людей, чувствовала неспокойное состояние отца и решила держаться в курсе этих свиданий, чтобы по возможности предупредить новые волнения, от которых она теперь тщательно оберегала Ридана.
      Онa вышла и открыла входную дверь.
      - Товарищ Тунгусов?! - воскликнула она.
      - Вот видите... - Николай смутился от неожиданности. - А я вашей фамилии так и не спросил тогда.
      Ну, конечно, он сразу узнал эту "замечательную девушку", как сказал о ней директор завода на совещании.
      - Входите же, входите! Я очень рада.
      - А я, собственно, к профессору Ридану... Да позвольте, вы не дочь ли его? - он вспомнил, что директор сказал тогда: "дочь профессора".
      - Ну, конечно! Меня зовут Анна. Сейчас будет вам и профессор... Так это вас с ним познакомил нарком? Вот случай-то! Идите сюда...
      Она схватила его за руку и втащила за собой в столовую, как большого ребенка.
      - Папа, это оказывается, Тунгусов: тот самый, который у нас на фабрике знаменитую сушилку свою будет строить!
      - Вот и прекрасно! - поддержал ее Ридан. - Значит у нас теперь есть с чего начать разговор.
      Непосредственность Анны вначале привела Николая в смущение, но затем быстро создала атмосферу непринужденности. Николай почувствовал себя среди друзей. Ридан, подготовленный рассказами дочери об изобретателе, увидев инженера, забыл о своих волнениях. Такое знакомство представляло для него особый интерес.
      Говорили, конечно, о сушилке. Медленно, по обыкновению, подбирая нужные слова, Николай рассказал, как удачно пошло дело после того, как они, по совету Анны, обратились непосредственно к наркому. Да, это именно ей завод будет обязан, если дело закончится успешно. Заказ на лампы уже передан. Витковский, освободившись от ответственности, стал необычайно предупредительным и активным. Эти трусишки всегда таковы.
      Чтобы сделать разговор более интересным для отца, Анна попросила Тунгусова пояснить суть его изобретения.
      Николай охотно начал объяснять. Ридан, услышав знакомые термины, часто попадавшиеся ему в электротехнической литературе, насторожился. Вот когда он, наконец, узнает практический смысл многих понятий, оставшихся ему неясными! Несколько преувеличивая свою неосведомленность, Ридан поспешил предупредить собеседника, что он совершеннейший профан в вопросах электротехники. Тунгусов удивился:
      - Вот как! А я, признаться, думал, что вы работаете в этой области.
      - Нет. Моя стихия - живой организм, физиология. Точнее - нервная система. Мозг.
      Николай грустно улыбнулся.
      - А я в этих вопросах абсолютный профан... о чем мне и приходилось жалеть... Однако, что же тогда означает предложение наркома? Чем мы можем помочь друг другу?
      Фраза, произнесенная вскользь, не ушла от внимания Анны.
      - А почему, скажите, вам приходилось жалеть?
      - Видите ли, я изучал действие ультракоротких волн на различные объекты, между прочим, и на биологические. Вот тут-то мне и понадобились кое-какие сведения из физиологии.
      Ридан схватился за бородку.
      - А... с более высокими частотами вам не приходилось иметь дело? спросил он, ожидая ответа, как зритель ждет выстрела на сцене.
      - Вы имеете в виду рентген? - решил угадать Николай, подбирая наиболее популярный в медицине вид лучистой энергии. - Нет.
      - Кварц?
      - Да, около...
      Ридан еще не решался выдать собеседнику точное местонахождение своей "заветной страны". Но этого "около" было достаточен, чтобы насторожился Николай. Именно тут где-то, в спектре лучистой энергии, находилось найденное им маленькое "белое пятнышко", которое он пытался снять, как бельмо, с карты электромагнитных волн при помощи своего детища - "ГЧ".
      - Приходилось. Еще бы! Именно этому я отдаю все свои знания, весь опыт... В высоких частотах кроются тайны, еще не раскрытые человеком. Я сконструировал генератор для таких волн...
      - Как?! Генератор?! - вскричал Ридан вне себя от волнения. - Вы получили эти лучи?
      - Я получил... не то, что нужно. Пока дело кончилось неудачей. Но это, разумеется, не конец. Собственно говоря, работа только начата, но основное сделано: найден принцип... остается найти ошибку.
      - Слушайте, Николай Арсентьевич, - Ридан уже стоял, изогнувшись над столом, как огромный вопросительный знак, - так ведь это же замечательно! Если вы решите эту задачу, тем самым будет решена и моя задача - величайшая проблема власти над организмом. Теперь понятно... Вы говорили наркому об этой своей работе?
      - Так, слегка коснулся ее в разговоре.
      - Поразительно! Необыкновенная прозорливость!.. Однако долг платежом красен. Теперь я должен вам рассказать о своей работе, о том, как я попал в тупик, из которого вы, Николай Арсентьевич, должны меня вывести.
      Анна сияла, видя, как воспрянул духом отец, с каким интересом следил за его мыслью Тунгусов, и как с каждой минутой неудержимо сближались эти два человека.
      Мужчины перешли в кабинет. Тут на просторном письменном столе Ридана появились его диаграммы, кривые, длинные ленты цереброграмм - результаты экспериментов и наблюдений, иллюстрирующие электрическую сферу жизни живого организма. Тысячи новых мыслей вихрем кружились в голове Николая. С некоторым смущением он вспоминал о своих примитивных "физиологических" опытах.
      Но вот Ридан вооружился связкой ключей и повел гостя в лаборатории, чтобы показать ему аппаратуру.
      Впервые в жизни Николай оказался в мастерской физиолога. Входя сюда, он ожидал увидеть сложные, незнакомые ему приборы, с помощью которых ученый регистрировал глубокие, едва уловимые процессы жизни. Однако почти все эти усилители, катодные осциллографы, гальванометры и другие электроаппараты и приборы оказались старыми знакомыми инженера. Он как бы видел их насквозь и безошибочно угадывал назначение этих изящных ящичков, сверкающих никелем и полированным эбонитом. Николай был удивлен.
      - Признаться, я ожидал увидеть у вас более оригинальную аппаратуру. Разве физиология не располагает своими специфическими приборами? Ведь задачи ее очень своеобразны, я полагаю, и техника должна быть особая. А тут я вижу почти исключительно то же, что применяется всюду в промышленности.
      Ридан развел руками.
      - Очевидно, так. Я ведь не знаю иных применений этих приборов. Вот тут и сказывается разобщенность между нами и техникой. Талантливые конструкторы в наши институты не идут, им чужда физиология, они ее не знают. А среди нас нет физиков, техников. Биологические науки больше других оторваны от физики и техники, и в этом целая трагедия, Николай Арсентьевич! Мы двигались бы вперед гораздо быстрее, если бы нам удалось органически соединить эти две разнородные сферы знания, создать свою биотехнику, не ту, конечно, какой мы располагаем сейчас - приспособленческую и кустарную, - а свою собственную, самостоятельную и именно в биологическом плане развивающую современные достижения физики и химии. Пока что мы хватаем от "готовой" техники то, что более или менее случайно оказывается пригодным для нас. Вспомните, какую грандиозную роль сыграли в развитии биологических наук микроскоп, рентгеновы лучи... А ведь это, собственно, то, что "перепало" нам от физики. Мы сами ничего крупного в технике исследования не сделали и сделать не можем, потому что слабо знаем физику. Ну и приходится нам приспосабливать чужую технику и выкручиваться с помощью "остроумия" и "изящества" наших экспериментов. Это сизифов труд, Николай Арсентьевич! Мало кто знает о нем. Но ничего, мы все же идем вперед, обходя физику. Вот вам пример: митогенетическое излучение. Вы, конечно, знаете, что это лучи, сопровождающие многие биологические процессы и химические реакции. Их открыли мы, физиологи. И как: пользуясь корешком лука в качестве генератора и другим корешком лука в качестве детектора этих лучей... Какова техника! - Ридан добродушно рассмеялся. - А в дальнейшем мы стали изучать их, подвергли спектральному анализу - это тоже целая эпопея изворотливости и хитроумия! - и нашли им место в гамме электромагнитных волн... Да, мы идем вперед, несмотря на нашу техническую несамостоятельность. Очевидно, иногда даже опережаем физику. И тогда мы вынуждены ждать, пока она догонит нас, чтобы использовать ее достижения для дальнейшего движения вперед...
      Ридан подошел к волновавшей его теме.
      Никому еще неведомыми путями люди познают друг друга, иногда сразу, с первой встречи, с первого разговора. Прозвучит слово, мелькнет жест, улыбка, взгляд - ничего этого не заметит сознание и ничего, может быть, не удержит в памяти его "официальная часть". Но уже проскользнули куда-то глубже сознания, в тёмные подвалы мозга, неуловимые знаки, сигналы, впечатления. И уже какой-то механизм тут же рассортировал их, взвесил и оценил. И даже подвел итог: "принять" или "отвергнуть".
      Так рождаются отношения. Так возникает неприязнь или дружба.
      Так возникает любовь.
      А все последующее часто служит только для того, чтобы это возникшее уже отношение проявить, реализовать. Или - подавить. Ридан, собственно, впервые говорил с Тунгусовым. Свидание в наркомате - не в счет. Но и тогда, сам не зная почему, попрощавшись с инженером, он вернулся и сказал: "Придите непременно".
      А сейчас он уже с трудом сдерживал желание рассказать и показать инженеру все, предложить его располагающему вниманию лучшие плоды своих исканий...
      Тунгусов говорил мало. Но по тому, как пристально он рассматривал приборы, подопытных животных, все, что показывал профессор, как он схватывал самую суть того, что видел и слышал, Ридан угадывал в нем не просто заинтересовавшегося делом вежливого посетителя. Это было действенное внимание человека, жадно впитывающего в себя новые знания и понимающего смысл и значение этих знаний. Тунгусов вникал, оценивал и в случаях, когда чувствовал себя компетентным, давал советы, расширявшие возможности исследования.
      Как долго Ридан ждал встречи с таким человеком! Все эти техники, которые появлялись в его институте, чтобы установить новый прибор и научить профессора и его сотрудников владеть им, снисходительно объяснявшие устройство прибора, оперируя непонятными терминами, - чтобы поскорее отбояриться от расспросов, - что стоили эти люди в сравнении с его новым знакомым!
      И Ридан увлекся, рассказал Тунгусову, как возникли его давнишние догадки о существовании каких-то неведомых науке сил, действующих в живом организме, о том, как начал он искать и нашел новую - электрическую - основу жизни организма и как, наконец, открыл способ ею овладеть.
      Новый мир, смутный, но уже влекущий и захватывающий, открывался перед Николаем. Как зачарованный, молча слушал он профессора, и уже зарождались в его пытливом мозгу своеобразные обобщения; физика мертвых тел, с которой он до сих пор имел дело, оживала, приобретала новый смысл.
      - Мы еще очень мало знаем о том, какую роль играет электричество в жизни организма, - говорил Ридан. - Но я убежден, что именно электричество составляет главную основу всех биологических процессов. Это оно управляет развитием и всеми функциями каждого живого организма... вероятно, и каждого растения. Посмотрите хотя бы на процесс клеточного деления.
      Собеседники в этот момент вошли в цитологическую лабораторию - большую комнату, великолепно оборудованную лучшими современными приборами микроскопии и микрофотографии, электрическими термостатами, аппаратами для окраски препаратов, микротомными приборами для изготовления тончайших срезов.
      Здесь изучались клетки - молекулы тех тканей, из которых построен организм. Каждый день шесть цитологов приходили сюда и садились к своим рабочим столикам, похожим, скорее, на сложные приспособления точной механики. Усовершенствованные микроскопы позволяли наблюдать не только мертвую материю, но и живые процессы в тканях, на оперированных органах животных. Нажимом кнопки в любой момент приводился в действие механизм кино-фотоаппарата, заглядывавшего в другой окуляр того же микроскопа, и процесс запечатлевался на пленке. Срезы мертвых препаратов выдерживались в сложных химических красителях. И тогда замысловатые по форме, совершенно прозрачные и потому невидимые ни в какой микроскоп тельца получали цвет и контуры, становились видимыми.
      Ридан вынул из ящика бюро пачку фотографий и рядами разложил их на столе.
      - Вот, взгляните, - сказал он. - Это увеличенные микроснимки основных моментов клеточного деления. Вы, конечно, знаете о существовании клеток, которые обладают способностью размножаться путем так называемого "простого деления". Достаточно посмотреть на эти фотографии, чтобы убедиться, что это далеко не простое деление, а чрезвычайно сложный процесс, механизма которого мы еще совсем не знаем.
      Впервые перед Николаем одна за другой развертывались картины этого замечательного таинственного акта. Вот клетка накануне деления. Неправильной формы, как будто измятый яйцеобразный мешочек, наполненный мутноватой жидкостью. В ней плавает другой маленький пузырек, как желток в яйце, - это ядро. Оно заключает в себе какие-то скомканные обрывки нитей, плавающие в прозрачной жидкости. Это - атомы тела. Все спокойно.
      Но вот в клетке возникает движение. Странную эволюцию проделывают эти обрывки нитей в ядре: они вдруг соединяются кончиками, один за другим, в одну смятую в комок нить. Потом снова нить разрывается на кусочки уже большего размера. Потом каждый кусочек расщепляется продольно. Так они и плавают парами. А оболочка, заключавшая их, тает и исчезает.
      Ридан заглядывает в глаза Тунгусова и видит, как жадно они следят за этими движениями, как бы стараясь увидеть где-то тут же, за нитями, в мути протоплазмы, спрятавшийся смысл процесса.
      - Вот... начинается главное, - говорит профессор. Он ставит указательные пальцы на противоположные концы клеточного тела. - Смотрите... Видите эти места? Тут, собственно, ничего нет. Пожалуй, можно рассмотреть только небольшое сгущение мути вокруг них. Смотрите дальше. Муть начинает располагаться по радиусам от этих двух центров. Это полюсы. Клетка поляризуется. Радиусы встречаются, соединяются, будто притягиваются один к другому...
      - Силовые линии электрического поля, - медленно произносит Николай.
      - Ну, конечно! Смотрите дальше. Полюсы притягивают этот комок нитей каждый к себе. Каждая пара кусочков ядра под влиянием этого притяжения располагается в середине междуполюсного пространства, в плоскости экватора, и, как только это произошло, пары расстаются, две равные группы ниточек отходят к полюсам, превращаются в новые ядра, а вся клетка разрывается пополам по экватору. Полюсы, сделав свое дело, исчезают. Из одной клетки стало две. Ну, что скажете, Николай Арсентьевич? Разве не похоже на электрический процесс?
      Тунгусов поднял удивленный взгляд на профессора.
      - А разве можно сомневаться в этом? Есть для этого какие-нибудь данные? - спросил он.
      Ридан взволновался.
      - Никаких данных нет. Да я не сомневаюсь. Но что я знаю? Только то, что тут действуют электрические силы. А как они действуют, откуда берутся, этого я со своими скудными знаниями физики выяснить не могу. Даже не могу как следует понять, как происходит это притяжение, отталкивание частиц, поляризация.
      - Скажите, Константин Александрович, а вот в промежутке между двумя делениями происходит что-нибудь в клетке?
      - Принято думать, что ничего. Она сначала немного растет, увеличивается до нормального размера, потом "покоится". А почему вас интересует этот период?
      - Видите ли, то, что вы мне сейчас показали, очевидно, уже результат какого-то процесса, приводящего к возникновению внутри клетки двух одноименных электрических зарядов. Остальное более или менее понятно: заряды одного знака отталкиваются один от другого и потому располагаются в противоположных концах клеточного пространства. В ядре, находящемся между ними, вследствие индукции возникает заряд противоположного знака. И как только это произошло, между полюсами и ядром возникают силы взаимного притяжения, ибо разноименные заряды всегда стремятся соединиться. Вот полюсы и разрывают ядро на две половины. Это, конечно, общая схема процесса, и в ней еще много неизвестных. Но прежде всего, мне кажется, следовало бы выяснить, как возникли заряды. Тут должно быть какое-то движение, вызывающее их.
      - Вот видите, у вас уже намечается путь исследования, - с некоторой завистью сказал Ридан, собирая снимки. - Итак, уже в клетке начинается электрическая жизнь. Ее потенциалы здесь, очевидно, ничтожны. Но их количество бесконечно велико, они складываются, растут. Нет такого органа, где бы я, с помощью усилителя, не находил электрических биений, которые уже сравнительно легко поддаются измерению гальванометром. А в некоторых случаях организм обнаруживает исключительную способность мобилизовать мощные запасы электроэнергии. Электрический скат, например, может производить такие разряды, которые убивают даже крупных животных на расстоянии нескольких метров. В подобных случаях электрическая система животного проявляется и, очевидно, развивается, как специфическое орудие борьбы за существование. И животное управляет им какими-то органами, в зависимости от внешних воздействий - появления добычи, угрозы нападения.
      Такой же способностью обладает электрический угорь.
      Это лишь наиболее яркие примеры проявления электрической деятельности животного.
      Изучая нервную систему, я убедился в том, что это и есть та система, по которой льется электроэнергия. Вместе с нервами она пронизывает весь организм, приводит в действие каждый мускул, каждый орган.
      Потоки этой энергии бесконечно разнообразны по частоте: каждый мускул приводится в движение только одной определенной группой волн, посылаемых мозгом. Каждый нерв способен проводить только определенную гамму частот, каждая из которых определяет степень сокращения мускула, степень любой реакции.
      Ридан изложил Николаю свою теорию, рассказал о знаменитом опыте с кроликами.
      - Если импульсы, возникающие в мозгу, есть не что иное, как колебания высокой частоты, подобные радиоволнам, - добавил он, - то это значит, что, создав искусственный генератор таких волн, мы, наконец, впервые сможем полностью овладеть всеми функциями организма, управлять ими...
      - На основе резонанса?
      - Конечно. Камертон начинает вибрировать, когда до него доходит определенная звуковая волна. В мозгу - миллиарды электрических "камертонов". Направляя на мозг электромагнитный луч нашего генератора, мы сможем, меняя настройку, возбуждать любой из этих "камертонов", то есть приводить в действие любую функцию в организме,
      - Вы правы, - медленно промолвил Николай, стараясь привести в соответствие с привычными представлениями из радиотехники новый для него круг явлений. - Выходит, что физика мозга заключается главным образом в приеме и возбуждении электромагнитных волн разной частоты. Я совершенно незнаком с микроструктурой мозга и вообще нервного аппарата, но, судя по тому, что вы говорите, явления электрического резонанса лежат, очевидно, в основе его работы. А в таком случае в нервном аппарате непременно должны быть какие-то очень подвижные органы настройки. Найти их было бы чрезвычайно важно и для физики: может быть, мы обнаружили бы здесь какой-нибудь новый принцип высокочастотного резонанса, кроме единственного известного нам "колебательного контура", на котором основана вся наша радиотехника. А для создания генератора "мозговых волн", о котором вы говорите, это, пожалуй, и необходимо. Надо же знать, каким образом мозг отправляет по нерву именно данную частоту, чтобы привести в действие определенный орган. Оба собеседника волновались. Николай входил в страну, открытую Риданом, с трепетом ожидая увидеть в ней новые формы уже знакомых ему явлений. Ридан чувствовал, что Тунгусов может приблизить осуществление его идеи. Он готов был объяснять, показывать бесконечно.
      - Органы настройки... - говорил он - Как же их найти? Вот вам фотографии микроструктур мозга. Вот еще... Их можно привести бесчисленное множество. Вот клетки мозга... Вот их волокна Ну, что тут может быть органом настройки? Уж если мы не знаем принципа, по которому здесь осуществляется настройка, то ведь каждая клетка, каждое волоконце могут оказаться этим органом.
      - Да... - задумался инженер, рассматривая фотографии тонких срезов мозга. - Очевидно, тут трудно что-нибудь сообразить. Тогда, значит, нужно иначе подойти к вопросу. Скажите, Константин Александрович, все ли органы животного связаны непосредственно с мозгом? Нет ли таких, которые хотя и приходят в действие от мозговых импульсов, но в то же время не связаны с мозгом непрерывным нервным путем?
      - Видите ли... Когда мы говорим, что все без исключения органы связаны с мозгом нервами, то этим мы только констатируем, что определенная волна раздражения из мозга всегда попадает к определенному органу. Значит, связь бесспорна. Но это совсем не значит, что волна идет по непрерывному пути. Наоборот, путь ее всегда прерывается, и это в свое время вызвало целую эпопею исследований и споров среди физиологов на тему о том, как перескакивает возбуждение через эти перерывы нервного пути. Но когда я убедился в электромагнитной природе нервного тока и даже поймал его волну на некотором расстоянии от мозга, мне стало ясно, что ничего удивительного в этих "перескоках" нет...
      - Позвольте, позвольте! - заинтересовался Тунгусов. - А что это за перерывы в нервах?
      - А вот что. Всякий нерв представляет собою цепочку из ряда расположенных одна за другой нервных клеток, так называемых нейронов. Каждый нейрон состоит из ядра с маленьким ядрышком внутри. От ядра отходит разное количество отростков, имеющих форму волокон, извивающихся нитей, ветвей со многими отростками и т. д. Но один из отростков всегда длиннее других, он переходит в нервное волокно, которое по своей структуре чрезвычайно напоминает хорошо изолированный провод, скорее. Даже кабель, заключенный в несколько изолирующих оболочек. Вот из таких нейронов и состоит нерв; причем два соседних нейрона никогда не срастаются между собой, но тончайшие волоконца, отходящие от одного из них, располагаются вокруг ядра другого на некотором, весьма малом расстоянии, не прикасаясь к его поверхности. Это так называемый синапс. Тут-то "волна возбуждения" и перескакивает с нейрона на нейрон...
      - А в мозгу тоже нейроны? - спросил Тунгусов.
      - Тоже. Они везде, где есть нервная ткань.
      - Ну, так тут, в месте сближения нейронов, и нужно искать органы настройки.
      - Почему? - недоумевал Ридан.
      - Ну, конечно. Вы же сами говорили, что каждый нерв может проводить определенную гамму частот. Значит, он должен быть настроен в резонанс с приходящей из мозга волной. А как бы иначе волна перескочила на другой нейрон, если бы не было какого-то приспособления для настройки следующего нейрона в резонанс? Это то же самое, что в радиоприемнике: волна из антенны идет, но она не приводит в действие репродуктор до тех пор, пока вы не настроите приемник в резонанс с приходящей волной. И в приемнике ведь тоже делается такой "синапс" - перерыв на пути волн, идущих из антенны в землю. Но там настраивает человек, вращая пластинки конденсатора, а нейрон, очевидно, обладает способностью сам настраиваться под действием приходящей к нему волны.
      - Блестяще! - восхитился Ридан. - Вот что значит владеть предметом! Знаете что? Вы сейчас опровергли одно из основных возражений моих противников. Они рассуждают так: электромагнитные волны распространяются со скоростью триста миллионов метров в секунду, а нервное возбуждение - со скоростью всею нескольких десятков метров, значит, нервное возбуждение не может быть электрическим явлением. Но теперь понятно, почему происходит замедление: на настройку каждого звена нерва требуется время! О-о, это очень важное открытие, уверяю вас! Значит, в синапсах нужно искать органы настройки... Постойте, что же это я! Ведь у нас есть снимки нейронов! И как раз сегодня должны были заснять препараты, окрашенные новым способом. Дело в том, что эти тончайшие волоконца, окружающие тело нервной клетки, чрезвычайно плохо поддаются окраске и потому в большинстве случаев почти не видны. - Он бросился к бюро и стал рыться в его ящиках. - Что за черт! Нет этих снимков. Придется позвонить Муттеру.
      Мамаша среди других многочисленных обязанностей ведал всем фотографическим делом в институте. В его распоряжении была фотолаборатория и фототеки всех исследовательских лабораторий. Изящные бюро с множеством ящичков, пронумерованных и снабженных надписями в алфавитном порядке, содержали в себе тысячи снимков, тщательно рассортированных по конвертам. Строгая система, удобный порядок появлялись во всем, к чему прикасался этот великий артист организационных дел. Муттер жил в том же переулке, напротив института.
      - Нет сегодняшних снимков? - ответил он Ридану. - Понятно, они сохнут в фотолаборатории. Ключ у меня, сейчас приду и разыщу.
      Осмотр института был прекращен. Собеседники, возбужденные интересным разговором, вернулись в квартиру профессора.
      - Ну, девчата, - радостно воскликнул Ридан, входя в столовую, кажется, мои дела поправляются! Николай Арсентьевич на ходу делает одно открытие за другим и скоро уже наверняка изобретет генератор биолучей! Я думаю, что для этого ему стоит только напиться чаю, закусить...