В конце доклада Николай, уже прямо обращаясь к Витковскому, поставил вопрос об электронных лампах для установки.
      Витковский сидел рядом с директором. Все знали, что от него зависит судьба проекта, множество глаз испытующе сверлили его лицо с самого начала собрания. С каждым новым аргументом в пользу проекта взоры всех вновь устремлялись к Витковскому: Как он? Что думает? Убедился ли?
      Глаза представителя главка были опущены вниз к столу, к пальцам, медленно вертевшим то серебряный портсигар, то спички, то пепельницу. Порой казалось, что глаза его закрыты. Может быть, он очень утомлен. Может быть, мысли его заняты какими-нибудь совсем иными, более значительными делами. Человек переживает личную трагедию? Или все, что говорится здесь, ему хорошо известно и он давно определил свое отношение... Нет. Всякая мысль, всякое состояние как-то отражаются на поведении человека. А тут... Это было поразительное совершенство в искусстве - ничего не выражать. Можно было бы решить, что весь он - только кажется, что его нет здесь...
      Доводы выступавших были настолько убедительны, что, казалось, не разделять их не мог и Витковский, тем более, что ни малейшего намека на отрицательное отношение к проекту Тунгусова он не обнаружил.
      Но вот директор попросил представителя главка высказать свое мнение.
      - Мысль о сушке древесины в высокочастотном поле не нова, - заявил тот авторитетным тоном, по-прежнему ни на кого не глядя. - В Америке такие попытки делались лет пять назад и не имели успеха, так как высокочастотный способ оказался менее рентабельным, чем обычный термический. Делали эти опыты и у нас в Физическом институте, у академика Белышева, и в лаборатории профессора Флерова - и тоже пришли к отрицательным выводам...
      Дальше он выразил сомнение в том, следует ли снова браться за эти дорогие эксперименты, тем более, что электропромышленность сейчас едва ли могла бы выполнить новые специальные заказы.
      Директор растерялся. Федор побледнел и смотрел на Тунгусова, как бы ища у него защиты от этой холодной, сокрушающей все надежды, речи.
      Николай с виду был спокоен, но кровь бросилась ему в голову и злое раздражение заклокотало внутри.
      "Вот, начинается, - думал он. - Что за чертовщина! Это тупое чучело старается угробить явно хорошее дело. Ну ладно, воевать - так воевать!"
      Он попросил слова.
      - Я хотел бы задать несколько вопросов товарищу Витковскому, - начал он безукоризненно корректным тоном. - Скажите, товарищ Витковский, о каких именно попытках американцев вы говорили? Меня интересует, какие фирмы и когда пытались применять высокочастотную сушку дерева и насколько этот способ оказался дороже термического?
      Витковский недовольно заерзал на стуле.
      - В американских журналах об этом писали лет пять назад, как я и говорил. Подробностей я сейчас, конечно, не помню, но знаю, что в настоящее время в Америке нет ни одной такой действующей установки. Мне кажется, этого достаточно.
      Тунгусов едва заметно улыбнулся.
      - Для меня достаточно, - сказал он. - Теперь второй вопрос. Скажите, пожалуйста, почему ничего не вышло ни в Физическом институте, ни у профессора Флерова?
      - Ну, уж этого я, извините не знаю! Это была научная работа. А я хозяйственник, и меня интересовали только практические результаты ее.
      - Так, - отчеканил Тунгусов. - Значит, констатируем: данных американских опытов вы не помните, а наших отечественных не знаете. Тогда разрешите, товарищи, мне вам рассказать эти весьма существенные подробности.
      Четыре года назад в контору американской мебельной фирмы Спайера в Чикаго явился некто Гемфри Давидсон, радиолюбитель, и предложил купить у него патент на высокочастотную сушку дерева. Спайер заинтересовался изобретением, затратил немало денег на его проверку и, убедившись в рентабельности нового способа, приобрел патент Давидсона за полтораста тысяч долларов. К этому-то времени и относится появление статей в технических журналах, в которых Спайер начал рекламировать "свой" способ сушки, предполагая монополизировать сушильное дело в Соединенных Штатах. Конечно, технические подробности метода сохранялись в тайне.
      Через три месяца была пущена в ход небольшая опытная установка, которая давала в сутки двести двадцать кубофутов готовой древесины ценных пород, высушенной до одиннадцати процентов влажности. Это почти столько же, сколько давала вся сушильная фабрика Спайера. Действительно, эксплуатация новой установки оказалась устрашающе дорогой...
      - Об этом я, кажется, и говорил, - вставил Витковский, победоносно взглянув на директора.
      - Но, - спокойно продолжал Тунгусов, - в связи с огромным ускорением процесса и почти полным исчезновением брака стоимость сушки получилась на сорок два процента меньше, чем при термическом способе.
      Храпов взглянул на Витковского, но тот был по-прежнему невозмутим.
      - Спайер мог стать "сушильным королем" Штатов, - говорил Тунгусов. - Но ему предстояло нарушить контракт с мощной "Компанией сушильного оборудования", которая снабжала его термическими шкафами и прочей аппаратурой. Компания эта, предвидя полный крах своего дела в случае развития высокочастотного способа, пошла на большие финансовые жертвы, подкупила еще более мощную фирму "RCA", заставив ее отказаться принять от Спайера заказ на лампы для высокочастотной сушилки, и потребовала огромную неустойку в случае разрыва контракта. С другой стороны, компания предлагала Спайеру перекупить у него патент на изобретение Давидсона за восемьсот тысяч долларов. Как видите, американцы довольно высоко оценили эту игрушку... Спайер вначале отказался - это было бы гибелью для его новых планов.
      Но вскоре он убедился, что борьба безнадежна и даже опасна. Тогда он согласился уничтожить патент Давидсона. В присутствии представителя "Компании сушильного оборудования" он сжег патент и разобрал опытную установку, получив за это полмиллиона долларов. На этом все и кончилось.
      Надеюсь товарищ Витковский, вы теперь понимаете, почему и для кого высокочастотный способ сушки оказался "нерентабельным"и почему, как вы правильно указали, в Америке нет ни одной такой установки.
      И снова, несмотря на паузу, не без умысла сделанную Тунгусовым, Витковский промолчал.
      - Теперь об опытах у нас в СССР. Академик Белышев с чисто научной целью исследовал законы распределения электромагнитного поля высокой частоты в различной среде и, в частности, пользовался для этого древесиной. Он оперировал с короткими волнами, именно с частотой около пятнадцати мегациклов. Большая частота и не нужна была для его научных целей. А при пятнадцати мегациклах, конечно, хозяйственного эффекта нельзя было получить. Белышев это прекрасно понимал и никогда не предлагал сушить дерево в коротковолновом поле. Однако нашлись профаны, которые сделали такой вывод из его работы, почему он и вынужден был выступить в печати с опровержением этих нелепых предложений.
      У профессора Флерова дело обстояло иначе. Он добивался именно практического, хозяйственного эффекта! Ему удалось сконструировать такой ультракоротковолновый генератор, который в лабораторном масштабе давал очень хорошие результаты: процесс сушки ускорялся в тысячу раз, а стоимость его падала на тридцать пять процентов. Это уже были результаты, близкие к давидсоновским. Оставалось построить промышленную установку. И тут получился конфуз. Заводы вашего главка, товарищ Витковский, два года канителились с выполнением заказа на электронные лампы для установки, сделали не то, что нужно, и в конце концов отказались от этого заказа.
      Генератор, который предлагаю я, должен быть еще более эффективным и рентабельным. Но... для него тоже нужны специальные лампы. И, судя по тому, что говорил здесь товарищ Витковский, нам предстоят такие же затруднения, какие испытал профессор Флеров...
      Осведомленность и уверенность Тунгусова окончательно покорили собрание. Было ясно, что возражения Витковского неосновательны и что дело нужно довести до конца во что бы то ни стало. Но как быть с лампами? Это - основа всей установки и единственная деталь, которую никак нельзя выполнить кустарным способом. А Витковский - "хозяин" ламповых заводов.
      Директор выразил надежду, что товарищ Витковский поможет им все же продвинуть заказ, имея в виду заманчивые перспективы нового метода сушки для многих отраслей промышленности. Витковский обещал сделать все, что можно, но ответственность с себя снял, указав, что электротехническая промышленность до отказа загружена работами оборонного значения и что отвлекать ее от этой работы перед лицом военной угрозы - преступление перед государством. По существу это был отказ.
      Вдруг из-за спины огорченного Федора поднялась стройная женская фигурка.
      - Пожалуйста, Анна Константиновна, - сказал директор.
      - Вопрос товарищу Витковскому, - начала она. - Скажите, заказ профессора Флерова на лампы проходил через главк?
      - Да, через главк, как и все заказы на оригинальную продукцию.
      - Персонально через вас?
      - Персонально у нас заказы не проходят. Есть для этого специальный отдел.
      - Его решения санкционируются вами?
      - Смотря по какому вопросу...
      - По данному вопросу. Мы говорим о заказе на генераторные лампы для профессора Флерова. Ведь заводы электронных ламп находятся в вашем ведении.
      - Ну, санкционируются мною.
      - Почему же вы решили аннулировать заказ Флерова и тем самым погубить всю его работу? Ведь это было очень ценное предложение для промышленности.
      - Вот поэтому-то мы и приняли его заказ. Но когда я увидел, что люди бьются над этими лампами в течение двух лет и не могут их сделать, я решил, что это слишком дорогое удовольствие...
      - Товарищ Витковский, двадцать минут назад, отвечая на вопрос товарища Тунгусова, вы сказали, что вам неизвестно, почему проект Флерова не был осуществлен, и что вы считали его работу "научной". Теперь оказывается, что вы прекрасно знали о хозяйственном значении проекта и сами же пресекли его осуществление.
      "Молодец!" - восхитился Тунгусов и тихо спросил директора: - Кто это?
      - Представительница нашей шефской организации. Замечательная девушка. Дочь профессора...
      - Все это я могу вам объяснить! - раздраженно крикнул Витковский, хлопая портсигаром. - Но я не понимаю, какое отношение это имеет к вопросу, который мы сегодня обсуждаем.
      - Прямое! - твердо ответила Анна. - Это ведь совершенно аналогичный случай, и нам вовсе не хочется оказаться в положении профессора Флерова. Теперь ясно, что нам придется искать другой путь для осуществления проекта товарища Тунгусова...
      Храпов уже знал Анну, ее мягкий характер, ее такт. Ее выступление сказало ему об опасном накале собрания и он объявил перерыв. Расчет был верен. Витковский попрощался и уехал.
      И сразу большая директорская комната превратилась в трюм корабля, в котором открыли кингстоны... Возмущение вырвалось наружу, превратилось в движение, звуки, слова. Никто не слушал, почти все говорили. То и дело слышались острые и злые, как колючки, эпитеты.
      - Бюрократ чистейшей воды...
      - Ну, дурак же форменный... Так врать перед собранием...
      - Как только держат таких на руководящих...
      - Просто трус, боится ответственности...
      - Вредитель явный...
      Николай был одним из немногих, кто сохранял спокойствие. Он по-хозяйски открыл окно, закурил, пользуясь тем, что все в этом переполохе дымили не хуже Витковского, и с интересом наблюдал как по-разному проявляется у людей одно и то же чувство. Недалеко от него, в группе комсомольцев стояла Анна. Он слышал обрывки их разговора и то и дело встречал взгляд ее больших серых глаз.
      Подошел Федор. Он был явно растерян.
      - Ну что же это такое, Коля?
      - Как что? Ничего особенного. Обыкновенная история. Мы ведь с тобой уже говорили...
      - Да, но это ни в какие ворота не лезет!.. И что теперь делать?
      - К сожалению, лезет, как видишь. И очень упорно. А что делать...
      К ним подошла Анна.
      - Познакомьте нас, Федор Иванович, - сказала она, смотря на Николая. Я тоже хочу знать, что думает товарищ Тунгусов, - она протянула ему руку.
      - Это наш ангел-покровитель из мира музыкального... - мрачно сострил Федор.
      - Ваш доклад, - не принимая его шутки, продолжала Анна, - всех нас зажег. Смотрите, что делается. Это ведь все вы.
      - Ну что вы... - смутился почему-то Николай. - Это - вы! Вы одержали победу, вы обратили его в бегство!
      - Да ведь ему того и надо было, - рассмеялась Анна. - Он и пришел только за тем, чтобы напакостить и удрать... Странный, все-таки, тип... Ну, хорошо, что же дальше?
      - А это нам сейчас скажет начальство, - так же мрачно сказал Федор.
      Действительно, за директорским столом, по-видимому, закончилась какая-то дискуссия, Храпов встал, постучал толстым карандашом по стакану, потом по графину, потом опять по стакану... Все заняли свои места.
      Поднялся Поликарпов, секретарь парткома.
      - Мы выслушали доклады, - сказал он. - Теперь полагаются прения. А зачем собственно они нужны? Насчет этого... Витковского - все ясно, с ним дело иметь бесполезно. Есть предложения. Первое. Записать в резолюции: "техническое совещание рекомендует строить новую сушилку по проекту инженера Тунгусова". (Возгласы: "Правильно!" Единодушные аплодисменты)...
      Поднялся Храпов:
      - Товарищи, если кто сомневается в правильности нашей рекомендации, прошу высказаться.
      Никто не взял слова.
      - Так,- заключил секретарь, - значит будем добиваться. Второе: не обращая внимания на отказ Витковского, направить в главк официальное требование на лампы. Одновременно хорошо бы товарищам Храпову и Вольскому составить докладную записку и обратиться лично к начальнику главка, объяснить, рассказать о Витковском... Если это не поможет...
      - Не поможет, - тихо сказал Николай, и Храпов сразу ткнул карандашом в его сторону. Он встал.
      - Что бы мы ни предпринимали в главке - успеха не будет.
      Там Витковский. Начальник главка будет советоваться с ним, а он теперь не постесняется в средствах, чтобы нам насолить. Я знаю, как это делается. Могу сказать заранее: он организует научную консультацию, которая начисто отвергнет наш проект. Таким образом, с него будут взятки гладки, и черное дело это он сделает чужими руками. А начальник главка при таком положении, конечно, ответственности на себя не возьмет. И спокойно откажет нам. Надо действовать иначе, извне...
      Николай говорил спокойно, в своей обычной оригинальной манере произносить каждое слово до конца, не торопясь, ничего в нем не съедая, не повышая голоса, - как будто беседовал с друзьями за чаем.
      И, как он сам, следя за мыслью Поликарпова, не удержался, и с места заявил: "не поможет", так теперь Анна, давно представившая себе самый простой по ее мнению путь, непроизвольно сказала:
      - А почему бы нам...
      Николай не закончил своей мысли, но услышав Анну, замолк, посмотрел на нее, кивнул ободряюще, как бы прося ее досказать за него то, что им обоим уже было ясно. Анна почувствовала это доверие и немного смутилась - вдруг ошибется!
      - Никто как-будто не сомневается, - сказала она, - что наш проект важен для многих отраслей промышленности. Значит надо обратиться к наркому, он-то уж сумеет оценить эту инициативу, Только нужно с ним встретиться и поговорить, рассказать о наших затруднениях с лампами, о Витковском...
      - Ну вот и правильно, - одобрительно кивнув в ее сторону, сказал Николай и сел одновременно с нею.
      - Верно! Конечно, к наркому! - загудели голоса. "Музыканты" за директорским столом переглянулись.
      - Как, осилим, Тимофей Павлович? - спросил Вольский, подмаргивая директору. Он уже ощущал спортивный интерес к этому плану. Главным артистом высокого искусства брать, обходить различные административные бастионы и заставы был, конечно, Храпов. Он был психолог. Самых твердокаменных секретарш-церберов он приручал, превращал в единомышленников запросто. План кампании стал созревать у него уже через несколько секунд после предложения Анны. Он уже видел себя сидящим в большом кожаном кресле в кабинете наркома...
      - А что ж... - улыбаясь, ответил он Вольскому.
      На этом и порешили.
      Делегацию к наркому составили из трех человек: директора, главного инженера и Тунгусова.
      * * *
      Неизвестно, какими хитроумными путями они добились своего, но уже на четвертый день после технического совещания был назначен прием. Успеху этому удивлялись сами секретари: встречи с деятелями своего-то ведомства едва втискивались в плотно упакованные на две недели вперед рабочие дни наркома, а тут - "музыканты", и - нате вам! Правда, обнаруживались все признаки того, что нарком заинтересовался проблемой, изложенной в письме, где мотивировалась просьба о приеме. Но ведь у каждого, кто идет к наркому проблема. Надо уметь написать письмо. Надо уметь добиться, чтобы оно было прочтено немедленно...
      В три часа они сидели в приемной.
      Большая группа посетителей вышла из кабинета и удалилась в молчании. Секретарь исчез за дверью, тотчас вышел и сказал:
      - Пожалуйста, товарищи.
      Николай волновался. Это было своеобразное волнение, какого он еще не знал. Судьба дела не играла тут решающей роли. Было другое - как бы трепетное прикосновение к истории. Вот сейчас он, Николай Тунгусов, встретится с этим большим человеком, старым революционером, крупным организатором, создателем, а теперь руководителем советской промышленности, в руках которого были судьбы многих дел, событий, людей. Какой же волей должен обладать человек, взявший на себя такую ответственность! Ведь многое решает он сам, один. Вот к нему приходят люди со своими разнообразными "вопросами". Приходят за решением, потому что сами не могут его найти, спорят между собой, борются... Кто-то неправ. Кто этот неправый? Кто может решиться принести сюда свою неправду - личную или ведомственную, невежественную или корыстную?..
      Теперь Николай осознал свой трепет, как ответственность за правду перед наркомом. Его нельзя обманывать, даже неумышленно. Он мгновенно окинул мыслью, будто с большой высоты, свой проект, свои лампы. Нет... все в порядке. Все - чисто.
      Еще шаг, и... Николай уже видел мысленно монументальную фигуру наркома, сошедшую с праздничных плакатов - статичных, как бы созданных раз и навсегда - дорисованную воображением: высокий рост, суровые, холодные черты, строгий тон высокого начальника...
      Он вошел последним.
      Из-за огромного письменного стола поднялся небольшой пожилой человек, приветливо пожал руки гостям. Храпов представился сам, представил своих спутников.
      * * *
      - Присаживайтесь, друзья.
      "Вот он какой!" - думал Николай, наблюдая, как внимательно нарком расспрашивает, слушает директора. Сразу ушло волнение, стало легко. Перед ним был простой и заботливый хозяин, которому дорого все, что может принести пользу его огромному, сложному делу
      Храпов и Вольский коротко ввели наркома в курс событий. Тунгусов изложил суть своего предложения. Нарком долго рассматривал, взвешивал на руках небольшие брусочки сырого и высушенного дерева, разложенные на столе Николаем, расспросил его о принципе высокочастотной сушки, о конструкции генератора...
      Потом, взглянув на Тунгусова, он просто сказал:
      - Ну, что ж, товарищи, я считаю, что идея замечательная. Действуйте! Что, собственно, вас затрудняет?
      Когда ему рассказали историю с Витковским, с лампами для профессора Флерова, он недовольно шевельнул своими седеющими усами, потом улыбнулся.
      - Да, у Витковского были недавно такие дела с изобретениями, которые заставляют его теперь быть очень осторожным. Ладно, я с ним поговорю, лампы будут. Сдавайте ваши заявки. Все?
      Лица гостей сияли, когда они вышли в приемную. Директор с инженером спускались по лестнице вниз, сидели уже в машине, мчались к себе на фабрику, а блаженное сияние так и держалось на их физиономиях.
      - Вот, брат, настоящий человек! - говорил Храпов, изо всей силы толкая инженера плечом. - Ну, теперь дело пойдет!
      Тунгусова нарком просил задержаться "на несколько минут". Когда они остались вдвоем, он снова пристально посмотрел на изобретателя.
      - Я вижу, что вы хорошо знакомы с вопросом, над которым работаете, сказал он. - Я вам верю. Верю, что ваш лабораторный аппарат действительно дает такие результаты. Но скажите, вы сами вполне убеждены, что то же самое даст и большая промышленная установка? Ведь тут, насколько я понимаю, дело не только в том, чтобы просто увеличить масштаб, тут размеры связаны с новым качеством.
      - Конечно, вы совершенно правы, - ответил Тунгусов. - Но я имею это в виду. Промышленная установка будет значительно отличаться по своей конструкции от моего маленького генератора. Как вам сказать?.. Некоторый элемент риска, конечно, есть. Высокая частота очень капризная вещь. Может быть, и возникнут какие-нибудь затруднения. Но я убежден, что преодолею их, потому что основные, принципиальные вопросы уже решены и проверены.
      - Меня интересует сейчас вот что, - сказал нарком. - В последнее время в некоторых научно-исследовательских институтах были получены очень эффектные результаты применения ультракоротких волн, например, для уничтожения зерновых вредителей, для повышения урожайности сельскохозяйственных культур. Я сам видел несколько подобных опытов, они прямо поразительны. И у меня нет оснований подозревать авторов этих опытов в недобросовестности. Почему же, скажите, до сих пор ни один из этих приемов не получил окончательного признания и не вошел в практику нашего хозяйства?
      Николай снова ощутил всю ответственность своего положения. Он должен познакомить наркома с этим сложным и важным делом, в которое он верит, которому посвятил жизнь!.. Да, нарком задал самый существенный вопрос, нужно быть предельно правым, объективным в оценке положения.
      Ничего не получалось из объективности. Всей силой своего гнева Николай обрушился на косность некоторых ученых авторитетов, на их замкнутость в рамках собственной науки, на отсутствие необходимых научных сведений у многих хозяйственников, на боязнь ответственности и риска, недостаток размаха. С присущей ему осведомленностью Николай в виде иллюстрации рассказал в мельчайших подробностях, как позорно была погублена ценнейшая работа в Зерновом институте, где люди уже создали полупроизводственную установку для дезинсекции зерна. Оставалось только наладить и пустить ее в ход. Когда автор проекта, дважды встретив неожиданные затруднения в процессе наладки, не выдержал намеченных им же сроков, его совершенно неосновательно обвинили в жульничестве, прекратили работу и разобрали установку.
      Николай сел на своего конька. Увлекшись, он бил и крошил своих врагов направо и налево, и чем непосредственнее бушевало его возмущение, тем больше нравился он наркому своей прямотой, искренностью и обоснованностью суждений.
      "Такие не обманывают", думал нарком, внимательно слушая молодого инженера.
      - Дело в том, - заключил Николай, - что, несмотря на все опыты, мы еще не объяснили до конца механизма действия лучистой электроэнергии. Почему повышается урожай от облученных семян? Почему гибнут бактерии в поле высокой частоты? Этого мы еще не знаем. Но разве это значит, что нужно отказаться от попыток практически использовать могучее действие лучистой энергии? Конечно, нет! Именно, решая практические задачи, мы и найдем недостающие звенья теории. И если лабораторные опыты дают такие удивительные результаты - пусть даже не всегда, - этого уже достаточно, чтобы приступить к практике.
      Нам, физикам, приходится преодолевать большие трудности.
      Чтобы создать, например, дезинсекционную установку, нужно быть одновременно и физиком и биологом. Чтобы применить лучистую энергию для повышения урожайности хлебных культур, нужно знать - и очень глубоко знать! - физиологию растений. Такие сочетания крайне редки, а коллективная работа людей, обладающих столь разнородными знаниями, в данном случае тоже не решает вопроса. Чтобы творить, изобретать, нужно иметь эти разнородные знания в одной голове.
      Вот и ответ на ваш вопрос, товарищ нарком. Наша наука о лучистой энергии делает только первые шаги. Трудностей много, а доверия и помощи мало. Впрочем, я понимаю отчасти и хозяйственников. Среди нас есть, конечно, и увлекающиеся, и недостаточно компетентные люди. Бывает трудно разобраться в нашей "тонкой механике" - кому тут можно, а кому нельзя доверять...
      Нарком встал, добродушно глядя на Тунгусова.
      - Ничего, разберемся. - Он взял трубку. - Товарищ Витковский? Да, да, добрый день! Вот что, уважаемый, сейчас к вам придет инженер Тунгусов... Да, он самый... Займитесь им как следует, все его претензии нужно удовлетворить. И возможно быстрее. Составьте вместе с ним заявку, копию дайте мне.
      - А вы, - сказал он, снова обращаясь к Тунгусову, - не стесняйтесь, требуйте все, что нужно для успеха. Заказы выполним, денег дадим, сколько потребуется. Сушилку эту надо сделать во что бы то ни стало. А потом пойдем и дальше. Очень прошу вас держать меня в курсе дела. Вот вам мои телефоны. Если встретятся какие-нибудь затруднения, если понадобится помощь, звоните непосредственно мне в любое время.
      - Спасибо, - заикаясь от волнения, пробормотал Николай. Впервые в жизни он был так тронут вниманием. У него защекотало где-то глубоко в носу. Спасибо за доверие, товарищ нарком! - он схватил бумажку с номерами телефонов наркома, крепко стиснул протянутую ему руку и быстро вышел.
      * * *
      - Профессор Ридан, - доложил секретарь, входя в кабинет.
      - Ридан? Физиолог? - удивился нарком.
      - Очевидно, он.
      - Просите... просите...
      Они встретились, как старые знакомые, хотя едва ли они когда-нибудь встречались. Нарком хорошо знал имя Ридана, одного из первых учёных, без колебаний примкнувших в свое время к социалистической революции, знал его славу крупного хирурга, слышал о недавнем выступлении профессора, прерванном внезапным приступом болезни.
      - Вас, вероятно, удивляет появление человека, столь далекого по своей специальности от вопросов промышленности... - начал Ридан.
      - Вот и ошибаетесь, - смеясь, ответил нарком. - Нисколько я не удивлен. К нам теперь все идут, и я думаю, что сейчас не найдется ни одного ведомства, ни одной отрасли знания, которые не были бы кровно заинтересованы в нашей промышленности. Знаете, кто у меня был сейчас? Музыканты! - оба весело рассмеялись. - Однако, как вы себя чувствуете, профессор? Я слышал, вы болели.
      - Вы слышали о моем провале в Доме ученых?
      - Почему "провале"? Говорят, доклад был очень интересен.
      - Может быть... Но я выступал не для того только, чтобы сделать интересное сообщение. Мой доклад преследовал определенную, очень важную для моей дальнейшей работы цель, которой я так и не достиг. Какая-то минутная слабость, непонятный шок, не подходящий под определение "болезнь", заставил меня прервать доклад. И именно провал, а не болезнь, - основное значение этого инцидента. Он, собственно, и привел меня к вам.
      Нарком пристально посмотрел на бледное лицо ученого. Ридан еще не вполне оправился от потрясения, вызванного неудачей с физиками и непонятностью самого "шока", для которого он не нашел никаких оснований в своем организме. Озабоченность тронула живые глубокие глаза наркома.
      - Скажите, сколько часов в день вы работаете? - спросил он. - Или, лучше, сколько вы отдыхаете?
      Легкая улыбка шевельнула усы Ридана.
      - А вы, товарищ нарком? - спросил он вместо ответа. Нарком отвел глаза и тоже улыбнулся. Всем известна была его манера совершать после работы в наркомате внезапные прогулки "для отдыха", причем местом таких прогулок всегда оказывались заводы, требовавшие в данный момент особого внимания наркомата.
      - Ведь нам с вами по полвека, приблизительно, - продолжал Ридан. Отдыхать, вы говорите? Как это, отдыхать? Только голова может заставить нас отдыхать: она управляет человеком. Я могу дать отдых рукам, желудку, даже сердцу. Но мы с вами работаем головой. Как же быть с ней, когда она сама не хочет... не может отдыхать?!
      Они сидели друг против друга, пожилые, крепкие еще, внимательные, и молчали несколько секунд.
      - Вы правы, - сказал, наконец, нарком. - Нам этого сделать нельзя. Никакой отдых не заставит наши головы прекратить работу... Чем же я могу помочь вам?
      Ридан рассказал вкратце о своем открытии, о "конфликте с физикой". Решение серьезнейшей физиологической проблемы кроется в области, недоступной ему. Нужна помощь. Промышленность объединяет все лучшие технические силы страны Она, конечно, знает выдающихся радиотехников, конструкторов-изобретателей.
      - Укажите мне человека, которому я мог бы поручить разработку генератора. Если такой человек найдет, что задача не безнадёжна и согласиться взяться за ее решение, дайте мне его. Вот всё, что я прошу.
      Нарком нашел, что удовлетворить просьбу - дело совсем несложное. Он направит его к представителю одного из главков, который и укажет ему нужное лицо. Товарищ Витковский прекрасно знает людей радиопромышленности. Нарком тут же позвонил ему и предупредил о посещении профессора Ридана.
      - Да, кстати, - спросил он Витковского, - инженер Тунгусов ушел? Нет? Прекрасно, пусть зайдет ко мне сейчас же.
      В этот момент загудел другой телефон. Наркому напомнили, что через несколько минут начнется заседание Совета Народных Комиссаров. Опаздывать нельзя. Он очень жалеет, что приходится прервать беседу. Но, кажется, все, что нужно, сделано?
      Они уже готовы были выйти из кабинета, когда появился Тунгусов.
      - Вот, товарищи, - сказал нарком, - познакомьтесь и поговорите. Мне кажется, это будет полезно вам обоим.
      И он ушел.
      Оставшиеся в некотором недоумении протянули друг другу руки, назвали фамилии. Несколько мгновений длилось неловкое молчание. Оба не знали, как начать разговор.