- Постой, папа, - Анна задержала руку отца, готовую отложить в сторону пачку листков. - Тут совсем коротенькие записи, давай прочтем какую-нибудь. Может и для доклада что-нибудь пригодится.
      - Пожалуйста, возьмем любую. Ну, вот эту, например. Читай.
      Внимательно, как бы проверяя правдоподобность записанного, Анна прочла вслух:
      - "Больной П. Н., 32 лет. Поступил в клинику [Случай действительный. Взят из клиники проф. А.А.Грекова (Ю.Д.)] 23 января по поводу появления свища на месте оперированного ранее перелома ноги в нижней трети левой голени. Свищ гноится. Кожа вокруг воспалена, припухла, буровато-красного цвета. Зонд обнаруживает шероховатую, изъеденную кость.
      3 февраля. Операция. Свищ рассечен, очищен. Кость выскоблена, рана зашита. Гладкое послеоперационное течение. Температура нормальная.
      10 февраля. Все нормально. Швы сняты.
      11 февраля. Температура поднялась до 39°.
      12 февраля. Температура 39°. Рана вновь вскрыта.
      14 февраля. Температура не спускается. Отек левого плечевого сустава Перемежающийся озноб. Резкое ухудшение общего состояния
      19 февраля. Сильная желтуха. Сильные боли во всех суставах. Пульс 110. В крови - стафилококк.
      21 февраля. Состояние очень тяжелое. Все признаки сепсиса.
      22 февраля. В вену введено 300 кубических сантиметров раствора ляписа..."
      - Видишь? - перебил Ридан. - Это обычная попытка истребить стафилококков в крови. Дальше.
      - "23 февраля. Незначительное улучшение общего состояния.
      25 февраля. Вновь сильное ухудшение общего состояния. 27 февраля. Вторичное вливание ляписа.
      Никакого эффекта. В ближайшие дни дальнейшее ухудшение. Боли во всех суставах. Резкая желтуха. Больной очень слаб. Бредит. Картина тяжелого стафилокиккового сепсиса.
      6 марта. Сделана "блокада" симпатического нерва. Введено 150 кубических сантиметров раствора новокаина.
      7 марта. Значительное улучшение состояния. Боли в суставах меньше.
      8 марта. Боли настолько незначительна, что больной свободно двигает руками и ногами. Желтушность уменьшается. Температура нормальная.
      12 марта. Быстрое улучшение общего состояния и самочувствия. Свищ заживает. Гноя нет.
      26 марта. Разрешено ходить. Свищ почти зажил. 6 апреля. Выписан совершенно здоровым"...
      Анна взглянула на отца с такой радостно-удивленной улыбкой, как будто только что вот тут, перед ней, произошло это удивительное исцеление больного.
      - Чудеса? - улыбнулся и Ридан. - Да, не просто было найти эти приемы лечения. Ведь далеко не всякое воздействие на нервы может помочь больному организму. Нужно подействовать так, чтобы только на время изменить нервные связи, но ничего в них не сломать, не разрушить: ведь всякое, даже малейшее нарушение нервной сети и на периферии и в центрах может оказаться тем незаметным толчком, который пустит в ход страшный механизм болезненной перестройки функций в нервной системе... Как видишь, самые корни так называемых "болезней" пока остаются чрезвычайно неопределенными. Но зато мы теперь впервые имеем общее представление о механизме всякого заболевания, знаем, где именно, в какой среде организма происходит болезненный процесс и куда следует направлять наши усилия, наши средства борьбы с болезнями. А это значит, что победа над преждевременной смертью, победа над старостью вопрос времени!
      - И над старостью? Да разве старость - болезнь?
      - Болезнь, Анка! - радуясь изумлению дочери, воскликнул Ридан. Болезнь! Нужны, конечно, "вещественные" доказательства? Пожалуйста. Идем!
      Огромными своими шагами он направился в коридор института. Анна почти бежала рядом. По УЗКОЙ лестничке они спустились вниз, и Ридан постучался в дверь Тырсы. В комнате послышалась возня и какое-то неопределенно-вопросительное ворчание.
      - Это я, Тырса. Дайте-ка ключ от зверинца.
      Дверь медленно открылась, и заспанный, в неизменной ермолке на голове, хранитель животных, хмуро взглянув на пришедших из-под густых серых бровей, сам направился к зверинцу. Он явно не одобрял всех этих жестоких операций, которые Ридан и его сотрудники проделывали над ни в чем неповинными и совсем здоровыми животными. Тырса хотя и выполнял с необычайной тщательностью все распоряжения "сверху", но решительно держал сторону бессловесных жертв. Не отдавая ключа, он сам открыл дверь своих владений и, пропустив посетителей, остановился у порога.
      Ридан подошел к одной из низких широких клеток и включил висящую над ней лампочку. В углу клетки на соломе лежала небольшая тощая собака. Щуря от яркого света слезящиеся глаза, она медленно подняла морду и вновь опустила ее на лапы.
      - Ну вот, смотри... Ты знаешь, сколько лет вообще живет собака?
      - Знаю. Лет одиннадцать-двенадцать, - ответила Анка.
      - Верно. Ну определи, сколько приблизительно лет этому псу. Эй, Мурзак! Иди сюда! - позвал Ридан.
      Собака повиляла хвостом, затем нехотя поднялась сначала на передние ноги, потом на задние, потянулась, зевнула и подошла. Тусклая неровная шерсть висела на ней клочьями, на боках пробивались лысины, морда была почти седая.
      - Старик, - решила Анна. - Лет... девять, десять?
      - Так. Теперь иди сюда.
      Когда Ридан щелкнул выключателем у другой клетки, в ней уже вертелась юркая собачонка такого же роста, как и первая. Она бегала вдоль передней решетки, повизгивая и усиленно виляя хвостом.
      - Это Валет. Ах ты, паршивец! - Ридан, просунув руку в клетку, потрепал морду собаки, обнажив ее ровные белые зубы.
      - Ну, это щенок, - уверенно сказала Анка. - Года два?
      - На этот раз правильно. А теперь удивляйся: Мурзак и Валет - родные братья, одного помета, им обоим около двух лет.
      - Да неужели?! В чем же дело?
      - А в том, что когда Мурзаку было восемь месяцев, мы ему ввели капельку эмульсии мозгового вещества в седалищный нерв. И больше ничего! А Валета оставили для контроля. С тех пор прошел только один год. И вот тебе результаты. Мурзак "здоров" в общепринятом смысле этого слова. Это нормальный старик; ест и пьет он, сколько полагается, пищеварительный аппарат в порядке. Но все симптомы старости у него налицо. А теперь смотри сюда, - Ридан подошел к третьей клетке. - Это Сильва, самый интересный экземпляр, их сестра. Видишь, она выглядит значительно моложе Мурзака, но старше Валета Ей была сделана сначала та же операция, что и Мурзаку. Она начала стареть гораздо быстрее и пять месяцев назад выглядела почти так же, как сейчас Мурзак. Тогда мы стали понемногу перетряхивать, перестраивать ее нервную систему. На Сильве, между прочим, нам удалось значительно усовершенствовать метод воздействия новокаином. И вот тебе результат, она молодеет! Все признаки старости проходят... Пошли, Анна, пусть этот мрачный страж продолжает спать, - добавил он, указывая глазами на долговязую фигуру Тырсы у входа.
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      ОПЯТЬ СЕМЬ БУКВ
      Анна заснула сразу крепким сном. Разговор с отцом ее утомил: слишком новы были эти идеи и опыты, слишком резко нарушали они ее привычные, казавшиеся прочно установленными представления.
      Трудно было постигнуть смысл того, что она узнала.
      Проснулась Анна на рассвете и тотчас вспомнила вчерашних собак. Дряхлый двухлетний "старик" Мурзак и молодеющая по воле Ридана Сильва стояли перед ее глазами и требовали ответа: что это значит? Старость - болезнь! Болезнь, которую можно "привить"! Болезнь излечимая! Значит, старости не будет? А смерть?..
      Кровать у противоположной стены была пуста: эти дни после экзаменов Наташа проводила в своей родной деревне в Мещерском крае. Пора бы уже вернуться. Ах, если бы она была тут! Анна привыкла делиться с ней своими впечатлениями, мыслями; рассказав ей о вчерашних собаках, она, может быть, и сама лучше поняла бы все.
      Снова и снова Анна повторяла ход рассуждений Ридана и каждый раз приходила к выводу, казавшемуся ей нелепым. Старости не будет... Но ведь старость результат развития, последний цикл развития, неизбежно приводящий к концу - к смерти. Если не будет старости, не должно быть и смерти. Чепуха какая-то! Но отец говорил, что старость - болезнь, и он не мог ошибаться, он доказал это экспериментально.
      В этом была радость. Анна чувствовала, что Ридан делает какой-то новый шаг к человеческому счастью и то, что она узнала вчера, было нужно, очевидно, чтобы объяснить главное, еще не сказанное, может быть, никому. Беседа еще не окончена. Сегодня Анна выяснит все непонятное, все узнает! Чтобы помочь отцу справиться с этим докладом перед физиками, ей необходимо как следует понять смысл его удивительных идей.
      Весь день Анна занималась общественными делами - сначала в консерватории, потом на подшефном предприятии, изготовлявшем музыкальные инструменты. Там шла своя жизнь, были свои события и заботы, целиком поглотившие внимание девушки.
      Недавно созданное предприятие работало плохо, его продукция вызывала естественное возмущение музыкантов и консерваторскиее комсомольцы решили выяснить - не смогут ли они помочь фабрике. Анне Ридан было суждено стать тут своего рода "разведчицей", чтобы потом доложить на комсомольском штабе консерватории "что к чему".
      С влечением и чисто ридановской дотошностью, Анна постигала тайны рождения смычковых и щипковых инструментов, изучала "рекламации" магазинов и музыкальных коллективов, знакомилась с новыми людьми - специалистами, с новой терминологией, - словом, входила в совершенно новый для нее мир. И он неожиданно оказался не менее сложным и значительным, чем те миры музыкального искусства и ридановской науки, с которыми она уже была знакома.
      С каждым днем, проведенным на фабрике, Анна все больше сближалась с ее коллективом. Она пользовалась всякой возможностью помочь и в культурной работе, и в производственных, и в административных делах, и уже чувствовала, что становится здесь нужной. Однако основная миссия ее оставалась пока не выполненной: форм общественной помощи, которые позволили бы вытянуть фабрику из производственного прорыва, она не находила.
      Впрочем, сегодня возникла надежда, что дело наладится. На фабрике появился новый инженер, который взялся увеличить производительность самого слабого участка - заготовительного цеха. Анна увидела его в коридоре, когда он направлялся к директору - молодой, рослый, в военной шинели. Он внимательно посмотрел на нее и Анна почему-то сразу уверовала, что он спасет положение...
      Вечером, после ужина, за которым Анна, по обыкновению, рассказала все свои новости, вчерашняя беседа возобновилась.
      - Ну как, моя аудитория, - спросил Ридан, обнимая Анну и увлекая ее в кабинет. - Можно продолжать доклад? Или есть вопросы?
      - Да, да, сначала вопросы... Уж не знаю, с чего и начинать. Твои собаки меня совсем сбили с толку. Я не понимаю, что значит эта искусственно вызванная старость. Какой из этого вывод?
      - Молодец, Анка! - одобрил Ридан. - Правильный вопрос. Именно это надо понять прежде всего. Вывод простой: старость есть по существу то же самое, что и всякая болезнь. Разница только в форме процесса и во времени его течения. Старость очень сложная штука. Это сумма многих слагаемых. С одной стороны, ее подготовляют постоянные законы так называемого "нормального" развития, а с другой - неизбежные исключения, более или менее случайные отклонения от этих законов. Что преобладает - неизвестно, но мы прекрасно знаем, что человек никогда не умирает просто "от старости". Непосредственная причина смерти всегда "болезнь", то есть нарушение нормальных функций организма. Это или склероз, или истощение, вызванное, например, поражением пищеварительного аппарата, или расстройство работы желез внутренней секреции. Вот эта-то болезнь, от которой человек погибает в старости, и есть результат, подготовленный историей данной частной жизни, результат многих процессов, явно или скрыто протекавших в организме и оставлявших в нем свои следы. Внешне эти следы сказались в изменении кожи и окраски волос, лысении, замедленности рефлексов и во многом другом. Это внешние симптомы болезни, как, скажем, сыпь при скарлатине. Таким образом, вот тебе ответ на вопрос: та старость, которую мы знаем и которая на наших глазах приводит людей к смерти, есть болезнь.
      - И болезнь излечимая?
      - Конечно. Ты же видела Сильву. Правда, это легкий случай, потому что мы не слишком запустили процесс, но принципиально он ничем не отличался от естественного.
      - Хорошо... Кажется, я начинаю понимать. Ты говоришь: "старость, которую мы знаем". Ты, очевидно, хочешь сказать, что в нашей жизни эта самая старость - болезнь всегда наступает раньше, чем естественная старость и смерть, как нормальный результат развития организма? И если человек будет избавлен от этой преждевременной старости, то продолжительность его жизни увеличится. Так?
      Ридан вдруг рассмеялся.
      - Сказано правильно! - воскликнул он. - Но я уверен, что под этими словами ты разумеешь не то, что я.
      - Как? - удивилась Анна.
      - А вот проверим. Ты думаешь, что если человек избавится от "преждевременной" старости, то он проживет еще немного и потом умрет "естественной" смертью?
      - Да.
      - И, очевидно, на этот раз смерть придет уже без старости... Человек перед смертью будет выглядеть здоровяком, с густой черной шевелюрой, блестящими, ясными глазами, гладкой кожей и с бодрой походкой. А после смерти врачи разберут его по косточкам и никаких поражений в организме не найдут? Ведь так? Ибо если бы оказались какие-нибудь органические дефекты, приведшие к старости, то эта смерть была бы опять "неестественной". Словом, "естественная" смерть должна наступить без конкретных, реальных причин! Понимаешь, какой абсурд?
      Анна сидела в глубине большого дивана и почти испуганно глядела на отца. В самом деле, представить себе эту "естественную" смерть без обычных спутников старости она не могла. Но тогда что же такое естественная смерть?
      - Да, верно, - согласилась она. - В чем же я ошибаюсь, не понимаю...
      - А в том, что никакой "естественной" смерти в природе нет. Есть просто смерть, и она всегда одинаково неестественна и принципиально преодолима.
      Теперь Анна совсем опешила.
      - Позволь папа... Что же тогда получается? Болезней нет, старости нет, смерти нет. Человек бессмертен? - почти возмущенно бросила она.
      Ридан узнал этот протест и тотчас увидел перед собой целую аудиторию "скептиков". Именно таким возмущением, пожалуй, и будет встречен его доклад, для которого он накопил слишком много взрывчатого вещества новых идей.
      - Если бы не протест, который звучит в твоих словах, ты была бы сейчас очень близка к истине, - ответил он.
      - Человек бессмертен - это истина?!
      - Во всяком случае, это положение вернее и полезнее, чем то, которое ты с таким жаром отстаиваешь. Ведь ты хочешь сказать, что человек смертен, то есть, что в силу каких-то биологических законов, действующих в его организме, он не может прожить больше определенного максимума лет?
      - Конечно.
      Ридан молча прошелся по кабинету несколько раз.
      - И ты имеешь какие-нибудь аргументы в пользу того, что такой предел существует?
      - Но, папа, ведь бессмертия нет, человек умирает. Все животные умирают, и история не знает исключения.
      - Ну, Анка, это уже совсем грубая ошибка. "Человек умирает" - это факт, и если бы ты утверждала только, что человек умирает, никто тебе не смог бы возразить. Но ведь ты говоришь "человек смертен", то есть провозглашаешь некий закон. А разве можно возводить факт, как бы он ни был очевиден и постоянен, в степень закона, не объяснив этого факта, не определив причин и механики явления! Согласись, что если бы Коперник не раскрыл механику движения небесных светил, человечество продолжало бы считать, что Солнце вращается вокруг Земли, - это ведь достаточно очевидный факт и история тут как будто тоже "не знает исключений"! Нет, Анка, прежде чем утверждать, что человек смертен, не угодно ли выяснить, почему он умирает.
      Блокнот лежал на валике дивана, Анна давно забыла о нем. Не думала она сейчас и о том, что философия смерти и бессмертия едва ли уместна в докладе отца. Происходило "потрясение основ".
      Думать, что животное умирает именно потому, что оно "смертно", говорил Ридан, - это мистика! Это "божья воля", то есть чепуха, и чепуха вредная, потому что признать человека старым - это значит рано или поздно отказаться от борьбы со старостью и смертью. Все, что совершается в природе, имеет свои реальные причины, и какими бы неизбежными ни казались старение и смерть, они могут наступить только в результате определенных причин. А как только мы начинаем их выяснять, изучать организм с этой точки зрения, сейчас же убеждаемся, что нет ничего более враждебного, более чуждого живому организму, чем смерть, так как весь его аппарат, все органы, все процессы, совершающиеся в нем, приспособлены к жизни, к ее укреплению, к борьбе со смертью. Иначе и быть не может: такова природа той формы материи, которую мы называем живым веществом.
      - А тогда почему же живое умирает? - спросила Анна.
      - А-а! - Ридан прочертил в воздухе какую-то сложную кривую своим длинным пальцем. - Вот тут-то и зарыта собака! На этот вопрос надо уметь правильно ответить, иначе тут не разберешься. В самом деле, как это получается? Основное свойство живой материи - жить, а она умирает, да еще с таким исключительным постоянством. Парадокс! Но, Анка, живая материя обладает еще одним важным свойством: развиваться. Ты знаешь, что в результате этого свойства какое-то ничтожное простейшее существо, состоявшее из одной клеточки, превратилось в сложнейший организм человека с его мозгом. Для этого потребовалось совершенствоваться многим миллионам поколений, потому что только через новые поколения может идти образование новых форм.
      Но если нужны новые поколения, значит необходима гибель старых поколений, иначе развитие прекратилось бы. Так получается, что смерть необходима, чтобы существовала и развивалась жизнь.
      - Ну вот, - вставила Анна, - значит, ты признаешь неизбежность смерти. Пусть та смерть, которую мы наблюдаем в природе, действительно ненормальна и преодолима. Эта смерть - болезнь, согласна. И пусть ты вылечишь человека от нее. Но вот проживет он...
      - Сколько?
      - Полтораста или все двести лет...
      - А почему не двести пятьдесят?
      Анна пожала одним плечом и с явной "натяжкой" согласилась:
      - Ну, пусть двести пятьдесят.
      - А почему не пятьсот? - спросил тогда Ридан.
      - Да что ты, папа! - вспыхнула, наконец, Анна. - Принято думать, что нормальная продолжительность жизни человека...
      - "Принято"! - запальчиво перебил Ридан. - Вот то-то и горе, что у нас слишком многое "принято", а не понято. Что это за "нормальная" продолжительность жизни? Чепуха все это! Как можно определить "нормальный" срок жизни, когда мы "нормальной" смерти-то никогда не видели? Нет, дорогой товарищ, если хочешь понять новое, нужно отказаться от старого. Основное заблуждение, к сожалению, и сейчас еще господствующее в науке, состоит в слепом, некритическом признании неизбежности смерти всего живого. Тут наши обычные убеждения насквозь пропитаны старой мистикой и метафизикой. Срок жизни каждого животного заранее предопределен, судьба решена, смерть непреодолима! Это все идет от бога, от "высшего разума", а потому от этого надо решительно отказаться. Вот давай попробуем взглянуть на мир без этих предвзятых убеждений. Что получится тогда со сроками жизни? Действительно, каждый организм в нашу эпоху живет приблизительно определенное количество лет: собака - десять-пятнадцать лет, лошадь - двадцать-тридцать, человек семьдесят-сто и так далее. Как установились эти сроки? Ясно, что они определились сами собой, автоматически, слепо, как все, что происходит в природе, в результате всеобщей борьбы за жизнь. Ведь не забывай, Анка, что если бы в процессе эволюции какая-нибудь форма животных стала вечной, то произошла бы катастрофа: на земном шаре не хватило бы для нее ни пространства, ни воздуха, ни питания. Она уничтожила бы все живое, затем вымерла бы сама, и на этом кончилось бы развитие животного мира. Но этого не может случиться: ведь другие животные тоже борются за свою жизнь, и как только эта "вечная" или хотя бы слишком долговечная форма, без конца размножаясь, начнет их "притеснять", они ополчатся на нее и, конечно, уничтожат тот избыток, который угрожает их собственному существованию. Так в природе устанавливается известный баланс жизни. В процессе борьбы за существование определяются сроки жизни для каждого вида животного и растения. Эти сроки вытекают из соотношения борющихся сил и влияния тех условий внешней среды, в которых борьба происходит; конечно, сроки эти непостоянны, как и все в природе. А самое главное, что они не установлены "свыше", не незыблемы и не вытекают из свойств живой материи. Вот что надо хорошенько усвоить. Все рассуждения о каких-то "предельных", "естественных", "нормальных" сроках нелепы. Мы знаем только статические цифры, отражающие баланс жизни для данного этапа развития животного мира, а никак не вечные законы жизни.
      - Все очень интересно, папа. Откуда же все-таки взялись рассуждения о том, что возможный предел человеческой жизни ограничивается сроком в полтораста или двести лет?
      - Не знаю, Анка. Никаких научных предпосылок для этого нет. Наоборот, в природе мы находим примеры, говорящие о том, что органическая ткань способна жить необычайно долго. Знаменитое драконово дерево на Тенерифе жило несколько тысяч лет и было уничтожено ураганом. Тис живет до трех тысяч, баобаб - до шести тысяч лет! Тысяч! Практически такую продолжительность жизни организма можно считать бессмертием, не правда ли?
      А что касается разговоров о двухсотлетнем максимуме возможной продолжительности жизни человека, то тут отразилась только робость ученых.
      - Робость?
      - Конечно. Вместо того чтобы смело признать, что человеческая жизнь может быть и будет как угодно продолжительной...
      - Угодно, чтобы она была вечной.
      - Нет, Анка, вечной никогда не будет.
      - Тогда ты противоречишь себе.
      - Нет, не противоречу. Сейчас ты убедишься в этом. Итак...
      - Прости, папа, - снова прервала его Анна. - Еще одна справка: какие известны максимумы продолжительности человеческой жизни?
      - Пожалуйста. В семнадцатом и восемнадцатом столетиях известны два случая жизни до ста восьмидесяти пяти лет. Некий Ровель в Венгрии прожил сто семьдесят два года, а его жена - сто шестьдесят четыре. Один йоркширский житель умер ста шестидесяти девяти лет. У нас на Кавказе совсем недавно было отмечено несколько случаев жизни до ста пятидесяти пяти, ста пятидесяти, ста сорока, ста тридцати пяти лет. Интересно, что, как правило, эти люди сохраняли до самых последних лет жизни бодрость и работоспособность. А в одном случае при вскрытии знаменитый врач Гарвей не нашел никаких признаков старческих изменений в органах умершего. Это был английский крестьянин Томас Парр, который дожил до ста пятидесяти двух лет, прославился этим и был привезен в королевский дворец, где и умер от обжорства и пьянства. В общем, известный нам максимум - сто восемьдесят пять лет. Как видишь, не нужно быть особенно смелым ученым, чтобы провозгласить цифру "двести", как "естественный" предел человеческой жизни. Это ведь первая "круглая" цифра после ста восьмидесяти пяти.
      Оба засмеялись.
      - Но, судя по твоим примерам, максимум как будто обнаруживает тенденцию к снижению? - спохватилась Анна.
      - Я и не рассчитываю на то, что природа или история будут работать за нас. Колебания в сроках долголетия неизбежны, но ждать нам от них нечего. А сейчас, Анка, наступил момент, когда мы сами начинаем делать историю беспредельно растущего человеческого долголетия. Начало положено опытом с собаками, которых ты видела вчера. Из него вытекает, что человеческая жизнь, может быть, уже в ближайшие десятилетия сделает невиданный скачок во времени. Да, мы собираемся лечить от старости путем периодического восстановления равновесия нервной системы, все время нарушаемого извне, так мы лечили Сильву, "зараженную" старостью, и вернули ей молодость. Совершенно так же и в человеческом организме будет разбита основа старения та сумма многих процессов в нервах, которые пока не знают препятствий для свободного развития. Что произойдет дальше?..
      - Да, да, - поспешно вставила Анна. - Что будет дальше, вот это самое интересное, тут-то и начнутся противоречия!
      - Никаких противоречий! Мы отразим первую неизбежную в нашей жизни атаку старости. Значит ли это, что человек таким образом никогда не будет стареть? Нет, конечно, она останется, и причины старения тоже останутся. Но процессы старения, развивающиеся в организме очень медленно, должны будут теперь начаться сызнова. Через несколько десятков лет наступление старости возобновится, и снова мы отразим его тем же путем.
      - И так до бесконечности?
      - Нет. Нужно думать, что эти победы над старостью будут даваться нам без потерь. Вернуть организму целиком все, чем он располагал до наступления первых признаков старости, невозможно. После каждой такой победы в организме останутся необратимые следы тех невидимых процессов в нервах, которые подготовляют старение. Эти следы будут накопляться и, в конце концов, после ряда таких "омоложений" наступит снова старость, на этот раз уже не поддающаяся "лечению" этим методом, и смерть. Как видишь, наша первая победа над старостью не сделает человека "вечным". Но зато она позволит нам сильно замедлить старение и надолго отсрочить гибель. Как увеличится при этом продолжительность жизни, пока нельзя сказать: слишком много еще тут неизвестных. Может быть, вдвое, вероятнее - раза в три, в четыре.
      - В четыре раза! - воскликнула Анна. - Значит тогда человек будет жить около трехсот лет?!
      - Да, в среднем, я думаю, так. Повторяю, мои предположения крайне приблизительны. Во всяком случае, это будет первое в истории человека активное наступление на старость и смерть. Но на этом дело не кончится. Смерть после такого долголетия, опять-таки не будет "естественной", она явится в результате накопления тех незаметных и необратимых изменений, которые будут происходить в организме в промежутках между последовательными "перетряхиваниями" его нервной основы. Но разве можно сомневаться в том, что рано или поздно человек найдет способы более регулярного поддержания нормального нервного баланса в организме? А тогда снова увеличится срок жизни, но и опять она не будет "вечной", потому что окажется, например, что предел жизни ограничивается недостаточной способностью мозговых клеток к восстановлению их энергии. Тогда человек начнет регулировать процессы так называемой регенерации, то есть начнет искусственно стимулировать возрождение этих клеток. И так далее до бесконечности! Продолжительность жизни, Анка, будет расти на протяжении всей будущей истории, и в этом смысле она бесконечна. Как бы практически неизбежной ни была смерть, она в то же время всегда будет оставаться практически же преодолимомой. Это диалектика. Жизнь и смерть всегда борются между собой в человеке. На стороне смерти слепая природа с ее стихийно сложившимися законами; на стороне жизни человеческий мозг, разум, которые всё более подчиняют себе эти законы. Вот почему с определённого момента общественного развития, а следовательно, и развития мозга смерть неизбежно начнет отступать, а жизнь - побеждать, продвигаться вперёд.
      Момент этот уже наступил. Все условия для него созданы нами, нашей революцией, социализмом. Только социализм мог привести к такому развитию материалистической науки, без которого даже самая постановка вопроса о преодолении смерти была бы обречена на поражение. Сначала падение смертности, которое мы наблюдаем уже сейчас, затем - устранение болезней, дальше - первая победа непосредственно над старостью. Таковы этапы. Ну, аудитория, где же противоречия?
      - Осталось только одно, но... кажется, я и сама могла бы разрешить его. Как быть с "балансом" жизни? Ведь если продолжительность жизни станет хотя бы "слишком долговечной", как ты говорил, то население земного шара начнет неимоверно увеличиваться, и, очевидно, дело дойдет до того, что человечество, чтобы избежать катастрофы, должно будет... ну...
      Ридан с улыбкой выдержал порядочную паузу, следя, как Анна изобретала для человечества выход из трудного положения, потом иронически подсказал:
      - Убивать своих наименее ценных стариков, всех некрасивых детей. Заняться отбором...
      - Ну, папа, - почти обиделась Анна. Однако она уже видела, что найти выход не так просто, как ей казалось.
      - Сделать наше "омоложение" доступным только избранным, например, депутатам народа? - продолжал издеваться Ридан. - Или просто отказаться от долголетия?..
      Осторожный стук в дверь прервал разговор. Собеседники удивленно переглянулись. Кто мог в этот поздний час оказаться в доме?
      - Натка приехала! - догадалась, наконец, Анна и бросилась к двери.
      Действительно, это была она. Посвежевшая, загорелая, девушка, нацеловавшись с Анной, попала в объятия Ридана.
      - Чем это вы так увлеклись, - спросила, наконец, она, - что не услышали, как я вошла в переднюю?
      - О-о! Тут такие дела, Натка!
      - Решаем мировую проблему; как спасти человечество от неминуемой гибели, - пояснил Ридан.
      - Здорово! Почему же нам суждено погибнуть? Какая-нибудь комета несется на Землю?
      - Постой, Натка, тут дело нешуточное. Вчера папа показал мне результаты одного опыта с собаками, из которого следует, что в сравнительно недалеком будущем люди избавятся от старости и жизнь их станет необычайно долголетней: будут жить лет до трехсот.
      - Трехсот? - темные глаза Наташи расширились в радостном изумлении.
      - Да, да! Но ты представляешь, что произойдет тогда? Людям не хватит ни места, ни пищи на земном шаре. Пожалуй, действительно придется отказаться от долголетия? - добавила Анна, вопросительно глядя на отца, - Или...
      - О, нет! От этого люди никогда не откажутся. А что "или"?..
      Ну, смелей! - Или... ограничить деторождение? - сказала робко Анна.