Зал разражается громким смехом. Ридан ждет, улыбаясь, потом говорит:
- Ни для кого из нас не секрет, товарищи, что это очень характерный случай для современной медицины. Самое интересное в нем то, что каждый из перечисленных способов лечения в разных случаях действительно может излечивать от насморка. Врачи, прописывавшие капли в нос и ванны для ног, были одинаково правы. Остановись пациент на любом из советов, он мог бы вылечиться. Но тут же обнаруживается основной порок нашей теории: мы не можем объяснить, как столь разнородные воздействия, направленные, казалось бы, на совершенно разные аппараты живого организма, могут приводить к одинаковому результату. Мы не знаем ни механизма действия лекарства, ни механизма самого болезненного процесса...
В доказательство Ридан приводит данные из трудов целого ряда специалистов по разным болезням. Для каждой болезни существует несколько теорий. Язвы желудка и кишок объясняются десятью разными теориями. Отек тоже. Блессинг насчитывает триста пятьдесят теорий для одной распространенной болезни зубов. Оказывается, нет ни одной болезни, механизм которой был бы ясен до конца.
- Вот о чем нужно думать, товарищи. Обилие теорий говорит об отсутствии теории, а значит - о слабости медицины. Хотя мы иногда и прекрасно лечим, но мы не знаем, что такое болезнь вообще, какова природа всякого болезненного процесса. И до тех пор, пока мы не будем этого знать, пока сотни различных теорий не сменятся одной единственной, дающей представление о самом существе патологических явлений в организме, до тех пор медицина будет только ремеслом, искусством, а не наукой.
Профессор хотел было на этом закончить, но передумал, последняя мысль требовала завершения.
- И мы уже сделали немало верных шагов к созданию такой теории, продолжал Ридан. - Экспериментальные работы нашего и некоторых других институтов показывают с очевидностью, что всякая болезнь есть естественный результат какого-то нарушения нормальной деятельности нервов. Мы доказали, что достаточно нарушить нервный баланс на любом участке организма, чтобы вызвать какие угодно известные нам виды болезненных симптомов. Задача сейчас состоит в том, чтобы овладеть нервами, научиться восстанавливать в организме нормальный нервный режим.
Однако это тема, требующая особого доклада. Придет время, и мы об этом поговорим подробно...
После этого "свирепого выступления" еще несколько научных коллективов переходят в лагерь Ридана.
* * *
Наконец появляются долгожданные "аргументы", Они приходят под скромным видом новых случайных подтверждений правильности идеи о тесной связи, существующей между течением болезненных процессов и нервами. Ридану сообщают из туберкулезной клиники о таком случае: у больного туберкулезом языка был (по другому поводу) перерезан языкоглоточный нерв, после чего болезнь быстро пошла на убыль, а палочки Коха перестали размножаться и стали менее жизнеспособными.
Другой случай: хирург, профессор Невский, широко применявший местное обезболивание тканей во время операций, констатировал, что впрыскивание новокаина, как правило, вызывает исчезновение отёков и само по себе оказывает могучее лечебное действие даже при гнойном перитоните.
Ридан моментально схватывает основное. Он собирает своих помощников, рассказывает им о новых фактах и делает вывод:
- Перерезка важного нерва, так же как и действие новокаина, выключает определенный участок нервной сети и тем самым заставляет ее как-то перестраиваться, приспосабливаться к новым условиям. Таким образом, та комбинация нервных отношений, которая перед этим сложилась и обусловила появление явных болезненных симптомов, нарушается, и болезнь уже не находит почвы для своего развития. Перерезка нервов, конечно, нам не годится; она неизбежно сама приведет к каким-либо другим болезненным явлениям. Но анестезия - это замечательно. Она дает только толчок, необходимый для какого-то незначительного сдвига в нервных функциях, и ничего не разрушает. Мы сделаем ее могучим рычагом управления болезненными процессами, вот увидите!
Так зарождается знаменитый метод "блокады".
Вслед за ним появляется "буксация" - своеобразный гидромассаж спинного мозга, который оказывается также способным временно менять нервные отношения в организме.
Наступает день, когда к Ридану являются сияющий доктор-маляриолог Дубравин и его новый сотрудник, аспирант Данько, окончательно поругавшийся со скептиком-микробиологом Халтов-ским. С видом победителей они кладут на стол свои трофеи: пачку историй болезни.
- Полная победа, Константин Александрович! - весело кричит Данько. Смотрите, тут одиннадцать случаев...
- Постойте, дорогой, так же нельзя, нужно по порядку, - перебивает доктор. - Давайте уж я расскажу.
Ридан помнит этот знаменательный рассказ в мельчайших подробностях.
- Ну, у нас с малярией дело обстоит так, - говорит Дубравин, - лечим хинином. Одних вылечиваем, других нет. Считается, что существуют этакие особые расы плазмодиев - хиноупорные. Ладно. Мы и отобрали сорок человек таких больных, с разными формами малярии. У всех регулярные приступы лихорадки; хинин - никакого влияния. И вот мы к обычному хинному лечению прибавили известный вам массаж спинного мозга - "буксацию". Эта манипуляция была сделана только один раз каждому больному. Результат: у всех сорока приступы лихорадки прекратились тотчас после буксации. Вот их истории болезни... У Дубравина глаза блестят из-за очков.
- Понимаете, Константин Александрович, - нетерпеливо вставляет Данько, - если бы плазмодии этих больных были действительно хиноупорными, то...
- Погодите, Данько, - снова останавливает доктор, - есть еще интересный факт. Среди этих сорока - двое особенно интересны: у них была тропическая форма, да к тому же хиноупорная. И они выздоровели! Тогда мы подобрали новую партию из одиннадцати больных только тропической малярией...
- И совсем перестали давать им хинин!.. - вставляет Данько.
- Да. Перестали. Двенадцать дней выдерживали, чтобы они совсем очистились от хинина. И тогда сделали им ту же буксацию. Больше ничего.
- Ну? - подгоняет Ридан в величайшем нетерпении.
- Ну, и в десяти случаях из одиннадцати мы получили полное выздоровление!
- Полное выздоровление?!
- Полное. И плазмодий в их крови, несмотря на неоднократные поиски, не был обнаружен.
Теперь уже ничто не может удержать Данько.
- Ваши прогнозы подтвердились, Константин Александрович. С микробами теперь все ясно. Не только в них сидит болезнь. И хинин действует не на них, а на нервы, как и буксация. И хиноупорен бывает не плазмодий, а организм. И совсем не нужно охотиться за микробами, а нужно искать способы такой перестройки нервной системы, при которой будет невозможна болезнь. Микро-6ы тогда и сами исчезнут вместе с другими признаками болезни...
Ридан не перебивает. Он смотрит на своего ученика с ласковой улыбкой.
* * *
Все эти эпизоды, вся эпопея с нервами, глубоко взволновавшая научный мир, были теперь для Ридана давно пройденным этапом. Еще продолжались жестокие споры, осторожные "старики" возводили хитроумные теоретические сооружения, чтобы защитить свои позиции. Последователи ридановских идей упорно закладывали крепкий фундамент нового здания медицины.
А Ридан уже шагал куда-то прочь от этой постройки. Электрические явления в организме, в мозгу поглотили его целиком. Он возился с гальванометрами и осциллографами, снимал свои бесконечные цереброграммы, разыскивал каких-то особых радиотехников.
"Талантливый, но увлекающийся и непоследовательный человек", - говорили о нем в лагере противников. Друзья недоумевали: "Почему вы ушли от этой работы? Нашли какую-нибудь ошибку?" Ридан весело смеялся.
- Никакой ошибки! Все правильно. Но, друзья мои, помните основную заповедь ученого-материалиста: всякая научная работа должна быть ориентирована на достижение очередной необходимой практической цели. Только тогда она будет плодотворной и в теоретическом отношении. Какая у нас практическая цель? Вылечивать людей. Не лечить, а вылечивать! Наверняка, радикально и в кратчайший срок. Как бы ни было отдаленно полное решение этой задачи, я представляю себе дело так. Человек заболел, приходит к нам. "Что у вас? Ага! Пожалуйста: через восемь дней будете здоровы". Вот на что нужно ориентироваться в нашей работе. Мы выяснили роль нервной системы в патологии. Это, конечно, очень важно для решения задачи; мы теперь знаем, по крайней мере, где протекает болезнь. Далее, нужно научиться управлять этими неведомыми процессами в нервах. Значит, очередная задача теперь - узнать, что такое нервы, что в них происходит До сих пор наша наука этого, к сожалению, не знает. Вот я этим и занимаюсь...
Ридан узнал. Это произошло в ту ночь - помните? - когда профессор вернулся домой после грозы. Кролики, соединенные проводами... Анна, Наташа... Рассвет...
Все тогда стало ясным. Гипотеза превратилась в теорию, которая делала понятной основу сложной системы управления живым организмом. Оставалось овладеть этой системой, подчинить ее человеческой воле.
Ридан знал, что для этого нужно. Нужно искусственно воспроизвести те электрические импульсы, которые дают мозгу власть над организмом. Нужно создать физический источник этих импульсов и потом заменить действие мозга действием прибора в тех случаях, когда это нужно.
Тогда... о, тогда осуществятся самые невероятные мечты человека о полном освобождении от болезней, преждевременно разрушающих его организм, о долгой, сверкающей здоровьем жизни.
Ридан не мог сам создать такой прибор; мало того, он видел, что своим открытием заставил биологию обогнать физику. Физика, техника еще не были в состоянии воспроизвести колебания, возникающие в мозгу.
- Что же делать?
Ридан прекратил работу в лаборатории. Основной опыт был неоднократно проверен в разных вариантах, с разными животными; начинали накапливаться новые интересные наблюдения, но это были уже детали, работать над которыми следовало бы только в том случае, если бы Ридан был уверен, что источник мозговых импульсов может быть сконструирован.
Он заперся в своем кабинете, бесшумно шагал по огромному глубокому ковру из угла в угол, и с таким усердием теребил свою мягкую серебристую бородку, как будто именно в ней заключалось решение.
Привычка самостоятельно справляться с любыми затруднениями в работе то и дело подкидывала ему предательскую мысль: а не взяться ли самому всерьез за физику, за радиотехнику? Ридан с негодованием отгонял эту провокационную идею. Чепуха! Если действовать так, то он никогда не успеет довести начатое дело до конца. Да и ясно, что решить такую огромную проблему одному невозможно.
Другие ученые должны прийти на помощь. И если современная физика оказалась не в состоянии удовлетворить требованиям биологии, если она отстала, значит надо гнать физику вперед! Как?..
Надо созвать вместе с биологами и физиологами наиболее прогрессивных представителей физики, электротехники, талантливых конструкторов, изобретателей, изложить перед ними основы новой теории, продемонстрировать опыты, увлечь их перспективами победы над человеческим организмом.
Это будет социальный заказ науки, и его, несомненно, выполнят советские ученые.
Началась организационная деятельность. Ридан копался в справочниках, выискивая подходящих ученых, советовался со знакомыми, с Академией наук, с главками наркоматов, тщательно подбирая аудиторию для своего доклада.
Его помощник по хозяйственным делам Муттер, оборотистый и шустрый толстяк, за которым прочно утвердилось нежное прозвище "мамаша", подыскивал помещение, рассылал повестки и вообще ведал технической частью совещания.
Ридан долго обдумывал свое выступление. Его редкие доклады всегда бывали ясны и интересны, независимо от сложности темы. Он говорил простым языком, избегая специфической терминологии, в дебрях которой иные научные работники ловко прятали мелкие недоделки, часто таящие в себе порочность даже основных научных выводов.
Теперь нужна была особенная ясность: Ридана будут слушать не только коллеги-физиологи, но и техники, может быть, впервые сталкивающиеся с новым для них кругом вопросов. Необходимы кристальная ясность, простейший язык и выводы, которые должны увлечь людей. Ридан решил побеседовать с Анной.
* * *
Разговоры с отцом на отвлеченные темы были как бы памятными вехами в жизни Анны. Она помнила их с самых ранних лет, когда начала постигать мир, ощупывать его своими бесчисленными "почему". Беседы продолжались и потом. Какой-нибудь случайный вопрос, непонятная мысль, слово - и вот она в кабинете отца. Они ходят из угла в угол, обнявшись: непонятное слово раскрывается, вырастает в широкое философское обобщение, Ридан увлекает Анну в глубину веков, к истокам культуры, или в тайники природы, где возникает жизнь, или к захватывающим высотам мироздания.
Каждая такая беседа была для нее шагом вперед, в бесконечно широкий мир.
В последние годы беседы эти стали редкими. Они посвящались почти исключительно тому новому, что создавал Ридан, и нужны были больше ему самому, чем Анне: тут он находил удачные точные формулировки - что так важно в научной работе, а Анна своими ясными вопросами, сама того не подозревая, наталкивала его на новые, ценные мысли.
- Боюсь этого выступления, - говорил Ридан за вечерним чаем, и Анна чувствовала необычную тревогу в его голосе. - Я выступаю впервые после долгой работы, о которой уже пошли самые фантастические слухи. Должен, так сказать, отчитаться перед научным миром, перед страной... А в то же время мне нужно самому выйти из тупика; зову на помощь техников, физиков, то есть профанов в области физиологии. Таким образом, мой доклад должен быть одновременно и предельно популярным и сугубо выдержанным в научном отношении, следовательно, в достаточной степени сложным, потому что наши физиологи и врачи, конечно, потребуют ответов на самые заковыристые вопросы.
- Значит, за двумя зайцами?
- Вот я и боюсь...
- К сожалению, ничего не могу посоветовать вам, профессор. Я ведь до сих пор не знаю, в чем заключается ваше замечательное открытие. Оно не опубликовано еще даже в пределах семейного круга, несмотря на то, что, по-видимому, опыт с кроликами разрешил какую то интересную проблему.
- Ну, нечего язвить! Я не виноват: после того опыта я тебя почти не видел - то ты в институте, то готовишься к экзаменам. Сейчас-то ты располагаешь временем?
- Свободна совершенно.
- Прекрасно. Расскажу тебе все. Мне самому это будет полезно.
Короткими и резкими штрихами Ридан изобразил перед Анной картину современного состояния медицины, затем раскрыл сложную "нервную эпопею". Кое-что Анна уже знала из прежних бесед, но многое оказалось новым, многое противоречило ее школьным представлениям. Больше всего, конечно, ее изумил новый взгляд на роль микробов. Ридан умышленно изложил его кратко, категорично, и сделал вид, что переходит к следующему вопросу. Пусть Анна поторопится. Так, с налета, она скорее найдет наиболее существенное возражение. Анна, конечно, остановила его.
- Постой... Тут что-то неладно... Ведь культура микроба, введенная в организм, всегда вызывает в нем определенные нарушения; значит именно микроб и есть виновник этих нарушений! Так ведь?
Ридан молча рассматривал устремленные на него глаза дочери. Как видна мысль в этих глазах! Можно даже угадывать смысл. Вот едва заметно подрагивают веки... взгляд направлен на него, но на самом деле она смотрит сейчас куда-то внутрь себя. Она не уверена, правильно ли задала вопрос. Губы - тоже в движении. Вот - усомнилась... Нет, правильно! Все лицо отражает мысль... Вот почему люди, беседуя, смотрят друг другу в лицо. И животные тоже. Собака, когда с нею разговариваешь, смотрит в глаза, чтобы узнать настроение, намерения человека... Тут есть и еще что-то... Можно угадать мысль в молчании, даже не смотря на лицо... Шахматисты знают, как иногда подсказывается противнику опасный ход, если сосредоточить на нем все внимание...
Секунды текут, они молча смотрят друг на друга. Анна выставила то же возражение, что и Халтовский, и десятки других ученых - оппонентов. Для них это - позор, за этим банальным возражением скрывается консерватизм, страх перед новым - и ничего больше! Не могут же они искренне думать, что Ридан не опроверг уже давно, сам для себя это элементарное возражение!.. А для нее это хорошо, она ухватила сразу главное, то, против чего он сам не нашел еще достаточно простого и убедительного аргумента, годного для будущей аудитории. Сейчас нужно его найти...
- Хитро сказано, - ответил, наконец, Ридан. - С такой осторожной формулировкой трудно не согласиться... Должен тебе сказать, что вопрос о роли микробов в развитии болезненного процесса только теперь начал проясняться. Можно подумать, что природа нарочно постаралась замаскировать истинный механизм болезни и очень искусно прикрыла его этаким камуфляжем из миккробов. Ну как, в самом деле, не признать, что микробы и начинают болезнь и ведут ее, то-есть последовательно, в определенном порядке, переселяются с места на место, и - травят, разъедают, разрушают органы, ткани, создают опухоли, язвы, воспаления!.. Ведь микроскоп с очевидностью показывает, что как только у тебя началась малярия, в крови обнаруживается плазмодий; исчез плазмодий - нет малярии. Или: возник туберкулезный процесс, сифилис, тиф, дифтерит, сейчас же находится "виновник" в виде какой-нибудь спирохеты, палочки Коха и так далее. Мало того, в местах, наиболее пораженных болезнью, микроб оказывается почти всегда в наибольшем количестве, а введение его культуры в здоровый организм действительно вызывает заболевание. Неудивительно, что за "болезнетворным" микробом прочно утвердилась репутация единственного виновника всей цепи патологических явлений. Понимаешь?
Ридан взглянул на дочь - Анна вся была внимание.
- Ну, вот. Взгляд этот не подлежал бы сомнению, если бы мы не наталкивались то и дело на некоторые странные факты. Например. Микробы есть, мы их находим в организме, а болезни нет и она так и не возникает. Или, наоборот, что бывает редко, но бывает: есть болезнь, а микробов, которых считают возбудителями этой болезни, мы не находим, хотя обычно в подобных случаях они легко обнаруживаются, - на этом мы, можно сказать, собаку съели... Или такие случаи: человек болен и явно погибает. Симптомы болезни стандартны и ярко выражены. Микробы в нем кишат. Все методы лечения использованы, но пресечь болезнь не удается. Как говорят в таких случаях, "врачи отказываются лечить". И вот, когда человек уже почти мертв, предельно истощен, обессилен и отдан на растерзание микробам, вдруг наступает перелом, процесс "сам собой" прекращается, и болезнь уходит, а с нею исчезают и микробы. Инфекционные заболевания часто поражают здоровяков и щадят людей хилых, слабых, живущих и работающих в аналогичных условиях.
Возьмем, наконец, самый простой факт: ведь почти каждая инфекционная болезнь, за немногими исключениями, кончается выздоровлением - даже, если человека и не лечат. Проходит стандартный цикл явлений и болезнь прекращается. Почему бы это? В таких случаях говорят, что организм "сам справился с микробами". Но если болезнь состоит в том, что микробы размножаются и разрушают организм, то почему же этот организм не уничтожил микробов в самом начале, когда их было мало, а позволил им размножиться, произвести все обычные разрушения, а тогда ополчился на них? Подобных таинственных фактов много. Встречаясь с ними, мы, конечно, придумываем в каждом таком случае достаточно правдоподобное объяснение, всегда чисто спекулятивное, лишенное какой бы то ни было научной ценности. Да и как может быть иначе! Мы так мало знаем...
- Погоди, папа, - прервала Анна, решительно вычеркивая что-то в блокноте. Она ни на минуту не забывала своей двойной роли заинтересованного слушателя и редактора - критика будущего доклада отца. Главная цель - конспект, который она составит. Он поможет упростить доклад. - По моему ты начинаешь отклоняться... Что же означают эти загадочные факты?
- Правильно, Анка, отвлекся. В этом - главная опасность... Нужно избегать лишних подробностей: это ведь я - для коллег... Итак. О чем говорят эти факты? Во-первых, - о том, что наши представления о роли микробов неверны. Нельзя все валить на них. И во-вторых, - что существует еще какой-то неизвестный нам фактор, играющий, очевидно, более значительную роль в развитии болезненного процесса, чем микробы. Мы стали искать его в той сфере организма, которая управляет всеми функциями - в нервах. И - нашли... Тут я расскажу об этом знаменательном событии, ты уже знаешь о нем (Анна кивнула головой и, диктуя себе вслух, записала: "Опыты: шарик в мозге, подтравливание нервов")... Это очень важный этап. Мы доказали, что одним только механическим или химическим воздействием на нервы можно пустить в ход процесс, который приводит к появлению всех болезненных симптомов, какие только нам известны. Тем самым мы впервые раскрыли тайну болезни вообще, узнали, какова природа этого процесса, какие силы его организуют. Стала понятной и роль микробов в инфекционных болезнях...
Легким движением руки Анна остановила отца и снова побежал ее карандаш по блокноту. Ридан воспользовался паузой и налил себе полстакана крепкого чаю из маленького чайника. Излагая свои мысли, Ридан непрерывно двигался, ходил по комнате, жестикулировал, отхлебывал чай из стакана, зажатого в руке так, что длинные пальцы его почти смыкались с ладонью.
Анна подняла голову.
- Ну, дальше. Теперь - какова роль микробов.
- Микроб, конечно, может быть и бывает инициатором болезни, так как он действительно вводит в организм какое-то новое химическое вещество, которое вызывает своеобразную нервную реакцию на одном из участков всей системы. Как правило, яд, внесенный микробом, по своей силе и качеству не доставляет нервам особых хлопот, выходящих за пределы их обычных, нормальных функций, и на этом скрытый процесс заканчивается, не приводя ни к каким болезненным проявлениям. В противном случае нервная сеть на этом участке перенапрягается в тщетных усилиях ликвидировать враждебное вторжение, и - ломается. Приобретает какие-то иные, искаженные функции. Вот это и есть истинное начало болезни. Нервная сеть связана, как единая электрическая сеть страны. Начинается своеобразная цепная реакция перестройки нервных функций. Что именно происходит при этом внутри самих нервов, мы еще не знаем. Во всяком случае, обычное равновесие в системе нарушается, создается новая картина нервных отношений, при которой болезнь - это уже "нормальное" состояние организма. Тут-то и появляются воспаления, язвы, отеки, опухоли и прочее все то, что мы называем объективными симптомами болезни. Их теперь организует сама нервная система без помощи микробов.
- А все-таки микробы во всех очагах болезни оказываются, - перебила Анна. - Откуда же они берутся и чем там занимаются?
- Как - чем занимаются?! Живут, благоденствуют, плодятся! - вскричал Ридан. - Анка, милая, ты же знаешь, что в природе единственное назначение всего живого - сохранение и умножение своего вида. А как, скажи пожалуйста, бацилла Коха могла бы вообще существовать в природе, если бы был невозможен тот своеобразный процесс в организме, который мы называем туберкулезом? Ведь только он один создает среду, где эта бацилла может жить и размножаться... О!.. Нашел!..
Все еще держа в руке стакан с давно остывшим чаем, Ридан дважды возбужденно прошагал по дуге вокруг стола и снова остановился перед Анной.
- Да, нашел. Несомненно! Знаешь, что такое инфекционная болезнь? Это способ существования болезнетворных микробов! Приспособление! Ну, конечно!.. В здоровом организме болезнетворные микробы размножаться не могут, там нет для них подходящих условий. Но они присутствуют. Мы их вдыхаем с воздухом, которым дышим, поглощаем с пищей, носим на поверхности тела... Они присутствуют и ждут. И вот, при каких-то обстоятельствах, нам неизвестных, они получают возможность совершить этот незаметный толчок, пустить в ход механизм специфической нервной перестройки. Конечно! Их биологическая миссия выполнена. Процесс неизбежно приведет к распаду тканей, воспалениям словом, к появлению в организме очагов такой среды таких условий, какие необходимы для развития новых поколений этого вида микробов. Они немедленно заселяют очаги и начинают бешено размножаться. А может быть... даже...
Ридан снова замолк, многозначительно поглядывая на Анну, и она уже видела, как блестит в его беспокойных глазах какая-то новая, неожиданная мысль.
- Очень возможно... Очень возможно... - повторял он, все более уверенно. - Что в этих очагах... микробы не только размножаются... но и... держись, Анка... зарождаются!
- Как зарождаются? Без помощи себе подобных?!
- Без. Их формирует среда, специфические условия... Это ведь клетки...
- Ну, знаешью... - Маленькая буря вскипела в душе Анны. Она быстро подавила возмущение, - пора привыкнуть к парадоксам отца, в конце концов, это его обычная манера... Но что будет, если он выскажет эту, только что родившуюся идею о самозарождении микробов перед учеными! Этим он погубит себя... Тут Анна снова (уже не раз это случалось в последнее время) почувствовала себя "старшей" в их содружестве, - ведь только ей он способен так свободно раскрывать свои творческие устремления, и только она может предостеречь его от опасного увлечения...
- Ладно, Анка, - успокоил ее Ридан. - О самозарождении можешь не записывать... Такая мысль не забудется. Я почти уверен, что она верна, она многое может объяснить... А пока оставим ее... Итак...
- О нервах и микробах довольно. Все ясно, - вставила Анна
- А что ясно?
- Что болезнь организуют нервы, а микробы только толкают их на это, а потом пользуются результатами.
- Чудесно! - рассмеялся Ридан. - Значит доходит! А отсюда вывод: когда мы приступаем к лечению, что происходит всегда после появления симптомов, то есть когда механизм болезни уже пущен в ход - борьба с микробами становится бессмысленной: она не может прервать болезнь. Другое дело, если мы каким-либо способом нарушим тот ненормальный нервный режим, который ее организует. Тогда болезнь потеряет почву и прекратится, а организм сам в два счета вышвырнет всех микробов.
Ридан замолк: как "аудитория"? Анна взглянула на отца и улыбнулась. Она давно чувствовала, что во всем этом теоретическом построении не хватает главного: убедительных доказательств. Без них нечего и думать об успехе новой теории.
- И это можно сделать? - спросила она.
- Не только можно, но это уже делается. - Ридан рассказал, как Дубравин и Данько лечили маляриков "массажем" спинною мозга.
- А есть и другие подобные же опыты? - все более заинтересовывалась Анна.
- Да, конечно. Мы уже нащупали несколько способов таких воздействий на нервную сеть, которые позволяют решительно менять сложившиеся в ней ненормальные комбинации. Кроме "массажа" нервных центров, мы применяем, например, так называемую "блокаду" - временное выключение какого-либо участка нервной сети посредством анестезии его новокаином. Результаты прямо поразительные. Вот сейчас покажу тебе...
Ридан принес из кабинета толстую папку и раскрыл ее.
- Тут собраны клинические протоколы наблюдений над больными, к которым мы применяли этот метод лечения. Смотри, вот двадцать два больных язвой желудка и кишок. Всем им был введен новокаин в область поясничного узла нервных путей, около почек. А через несколько дней у всех больных исчезли боли, желудочный сок стал нормальным, - словом, они поправились. Видишь: "Выписан в хорошем состоянии", "Выписан"... "Выписан"... "Выписан"...
А вот проказа. Ты ведь знаешь, это страшная и таинственная болезнь! Медленно и незаметно подкрадывается она к человеку, годами живет в его организме, ничем себя не проявляя, а потом, так же медленно и неотвратимо, шаг за шагом, в строго постоянной последовательности поражает все органы. Больные проказой изолируются от общества в особые коллекторы - лепрозории, откуда почти никогда не возвращаются. С глубокой древности люди старались победить или хотя бы понять проказу. Микроб ее был найден в прошлом столетии, культура его была выделена. Но это не помогло ни выяснить механизм болезни, ни победить ее.
Начав исследовать проказу с нашей точки зрения, мы прежде всего обратили внимание на строго постоянный порядок поражения органов человека. Он оказался очень похожим на порядок распространения процесса после операции с шариком. Одно это сходство говорит о том, что тайна проказы лежит в нервной природе организма.
Мы испытали "блокаду" на нескольких десятках прокаженных. И вот смотри результаты: общее улучшение самочувствия, язвы заживают, отеки проходят, чувствительность тканей восстанавливается, судорожно сведенные и не разгибавшиеся уже годами пальцы, начинают двигаться. Болезнь уходит! Навсегда ли - трудно еще сказать. Проказа медлительна и коварна. Нужно много лет, чтобы проверить результаты.
Анна уже восхищенными глазами следила за мелькающими перед ней листами "историй болезни".
- Дальше - сепсис, так называемое "заражение крови". Принято думать, что сепсис с его высокой температурой, болями в суставах, отеками - это результат деятельности микробов, попавших в кровь и распространившихся по кровяному руслу. Поэтому сейчас же организуется облава на этих микробов: в кровь вводится дезинфицирующее вещество, например, ляпис. Однако это не дает надежных результатов. Заражение бывает местным и скоро проходящим, но нередко этот процесс, как говорят медики, "генерализуется", то есть распространяется на весь организм и в течение нескольких часов приводит к смерти. Бывают случаи сепсиса, необъяснимые с точки зрения общепринятой теории, когда в крови никаких микробов не оказывается; и еще большей загадкой представляются те случаи, когда присутствие микробов в крови не вызывает заболевания. Теперь для нас ясно, что сепсис обусловливается совсем не распространением микробов в крови, а распространением своеобразного вида возбуждения внутри нервной системы, причем начаться это возбуждение может с любого пункта организма. Применение "блокады" и тут дало хорошие результаты.