Глава 5

ПО ТУ СТОРОНУ

7010 год, лето, Конфедерация, накопительный лагерь Гражданской Реабилитации

– Подъем!

Марк вынырнул из пестрого водоворота сна. Сумбур видений сменился непреходящей нервной усталостью, яркая смесь красок – контуром темной балки под самым потолком. Узкий длинный барак с рядами трехъярусных коек тянулся в обе стороны – направо и налево. Когда-то давно его построили из настоящего дерева – со временем стены и потолок потемнели, следы первоначальной окраски съело время, и Беренгар теперь мог вдоволь любоваться потемневшим «антиквариатом».

– Вставай, придурок!

Пси-толчок несильно, но чувствительно коснулся его разума. Марк привычно и четко поставил барьер – атака соскользнула, опалив холодом, и все утихло.

Лин на самой нижней койке осторожно завозился, пытаясь оторвать от подушки тяжелую голову. Росс уже шел по узкому проходу, оставленному между рядом трехъярусников и внешней стеной барака.

– Подъем, павианы!

Кто-то вяло, вполголоса огрызался в ответ. К грязным выражениям в лагере давно привыкли, на них не обижались – староста Росс Леонард прославился как раз тем, что умел придавать унизительный оттенок словам из школьного учебника.

– Сушеные испражнения декоративной курицы! – процедил он.

Кто-то на третьем ярусе, в углу, истерически, взахлеб захохотал и тут же умолк, словно подавившись.

Связываться с Россом побаивались. Он не любил ходить один. Вот и сейчас, сразу за спиной подтянутого, худощавого старосты маячили двое парней, первого звали Мановцев, имя второго ловко ускользнуло из памяти Беренгара. Аура Мановцева ярко пылала он даже не пытался ставить видимость барьера. Второй подпевала, крепкий темноволосый парень, почти не «светился», зато его взгляд исподлобья не обещал ничего хорошего любителям подраться физически.

– Хватит спать, затычки.

Марк спрыгнул вниз, стараясь не задеть Лина, и принялся одеваться, в который раз удивляясь в душе – навалившись скопом, обитатели барака вполне могли бы расправиться с Россом, охрана почти наверняка не вмешалась бы. Почему староста до сих пор оставался у руля, не сказал бы, наверное, никто. Быть может, у придавленного несчастьем большинства не хватало на бунт душевных сил, скорее же всего любой преемник Росса моментально превратился бы в его подобие.

По словам старожилов, еще полгода назад старосты менялись часто, словно носки у чистюли, хотя новичку Марку нынешний порядок вещей казался незыблемым.

– Дурак ты, Росс. Мелкое, глупое, злое трепло, – пробормотал себе под нос Беренгар и аккуратно зашнуровал ботинки.

Неплотная дверь барака хлопала, болтаясь на расшатанных петлях. С плаца открывался удивительной красоты вид – плоская, как тарелка, поросшая травой равнина уходила к самому горизонту. Чуть в стороне от лагеря, на ровном месте торчал из почвы скальный обломок – этот серый силуэт жестко впечатался в нежные краски горизонта. Солнце уже поднялось, его неправдоподобно огромный диск – приглушенно сияющий, оранжевый, идеально очерченный – неподвижно завис, касаясь краем равнины.

Лаконичную красоту пейзажа не портило почти ничего – разве что столбики и едва заметная стальная паутина проволочного ограждения. По периметру не стояли вышки, аккуратные стандартные домики охраны маячили далеко в стороне, собак в лагере не держали.

Беренгар хмыкнул при мысли о мнимой беспечности реабилитаторов – побеги случались редко. Утыканная датчиками ограда, при любой попытке прикоснуться или просто подойти вплотную, автоматически запускала генератор пси-шума. Жалкая попытка технически имитировать полноценную наводку, доступную только боевому сенсу, тем не менее оказалась эффективной против самих псиоников – неуязвимые норма-ментальные охранники корчились от смеха, глядя на мучения беспокойных или попросту неосторожных заключенных.

Беренгар никогда не прикасался к ограде.

Сейчас квадрат плотно утрамбованного плаца быстро заполняли разбуженные обитатели барака. Мертвая земля, на которой последние следы сухой травы давно уничтожены бесчисленными шагами грубых ботинок, эта твердая, как булыжник, спекшаяся глина, не давала даже пыли. Длинные утренние тени бритвенными порезами легли на мертвую почву.

Беренгар проворно поискал свободное место и присел на корточки, прильнув спиной к сухой дощатой стене барака. Лин безвольным комком рухнул рядом. Марка тревожило состояние приятеля – у Брукса-младшего воспалились веки, на желтоватом лице проступили пятна, нестриженые черные волосы сосульками падали на лоб. Лин не убирал грязные пряди, теперь он безвольно сидел, закрыв глаза, и, кажется, изо всех сил боролся со рвотой.

– Эй, тебе плохо? Ты вчера ел?

– Не помню. Марк, меня выворачивает наизнанку.

– Дать тебе воды?

Беренгар, не дожидаясь ответа, растолкал соседей и подошел к цистерне, тонкая струя теплой воды разбилась о дно фляжки. Он дождался, пока наполнится посудина, и вернулся на место – к счастью, оно осталось незанятым.

– Пей.

Брукс-младший осторожно отпил глоток и согнулся пополам – скрученный судорогой желудок не принимал влаги.

– Эй, охрана! Ноль эмоций.

Беренгар протолкался вперед, стараясь не касаться ограды.

– Бабку вашу за ноги, реабилитаторы!

Парень по ту сторону проволоки – высокий, меднобровый, в сером мундире Департамента, нехотя поднял прикрытую пси-шлемом голову. Держался он, однако, на почтительном расстоянии.

– Не ори, мутант. А то я сейчас же включу глушилку. Марк попытался расслабиться, и подавленная вспышка ненависти медленно отступила.

– Простите, сержант, я погорячился, беру свои слова обратно – у нас больной, ему нужна помощь врача. Пожалуйста…

Сержант засмеялся.

– Все вы больны. Мутация – это болезнь.

– У него рвота, это серьезно… Сержант, не уходите!

Меднобровый решительно зашагал прочь. С полдороги он нехотя обернулся:

– Ладно, я пришлю кого-нибудь. Наш медик занят по горло, но, думаю, он выкроит полчаса, если его как следует попросить.

– Спасибо, – только и ответил ошарашенный Беренгар.

Он вернулся на свое место – к барачной стене. Брукс беспокойно дремал, уронив лицо на согнутые колени.

– Потерпи, до полудня к тебе придет доктор. Завтракать будешь?

Лин качнул головой, тонкая, покрытая слоем грязи шея жалко мотнулась.

В западной части периметра уже раздавали еду. Сайбер-кормушка, пятясь, подъехала вплотную к периметру, сегмент ограды сдвинулся в сторону, задний люк машины открылся, обнажая считывающее устройство и лоток. Очередь продвигалась быстро, в устройство по очереди совали – кто левую руку, кто только палец. Уловив характерный образ, автомат выбрасывал прозрачный пакет с армейским стандарт-пайком.

Из-за еды, к счастью, не дрались – ее хватало на всех. Драки вспыхивали ежечасно по другим причинам – из-за косого взгляда, резкого слова, за место в тени у стены, а то и просто по взаимному безмолвному желанию сбросить гнет нервного напряжения. В ход легко шли и кулаки, и пси-наводки.

Лин на этот раз к кормушке не пошел. Беренгар грязными ногтями содрал со своего пакета прозрачную оболочку и протянул другу галету.

– Хлеб хотя бы будешь?

– Нет.

Солнце поднялось уже высоко. Жара восточной равнины припекала накопитель. Марк краем уха услышал, как кто-то из новичков протянул сипловатым голосом:

– Ну, я и кретин…

– Почему? – переспросили его еще не утратившие любопытства.

– Неделю назад сперли у нас в колледже уником – все подумали правильно, то есть на меня, но я к тому времени уже загнал эту хреновину. Три раза таскали к судье района, я отпирался, свидетелей не нашли. Под это дело немного закосил от реабилитации, просто с досады пропустил свой срок, я ведь даже уклоняться по-настоящему не собирался. Теперь вот сижу здесь. Надо было сознаваться в краже – получил бы штраф и полгода тюряги, да и дело с концом. Там хотя бы есть душ и можно гулять по травке.

– Отыграй обратно.

– Поздно – судья обиделся и за мною не придет. Кто сюда попал, того только выносят вперед ногами или вежливо приглашают на реабилитацию. Теперь вот сижу, как идиот, жду своей очереди.

Над воришкой-неудачником неистово заржали. Марку Беренгару захотелось зажать уши. Беспомощный Лин спал, припав затылком к стене.

Врач прибыл в лагерь только после полудня.

Стандарт-лекарь неполного статуса, если верить нашивкам на петлицах щеголеватого жандармского мундира, брезгливо сторонясь, пробирался сквозь ряды сидящих на земле псиоников. Все тот же меднобровый охранник в шлеме шагал рядом. Черный ствол излучателя без обиняков был направлен в толпу.

– Поймите меня правильно, коллега, – сетовал медик. – По большому счету я бессилен. Здесь нет ничего – ни воды для мытья, ни спортивной площадки, чтобы побегать. Вместо отхожего места – прикрытая пластиковой будкой яма в земле. Вы понимаете, чем все это обернется в ближайшее время?

Охранник с усталым равнодушием промолчал. Врач и не ждал ответа.

– Они болеют, а скоро начнут умирать. Это место рассчитано на сотню людей, в кучу сбили полтысячи. Тут перевалочный пункт, в нем положено держать не более двух дней – мы загнали сюда подростков и держим их неделями…

Охранник покачал головой:

– Мне плевать на здоровье мутантов, но у меня самого в служебном поселке двое ребятишек. Болезнь заразна?

– Сейчас узнаем.

Врач подошел вплотную, приподнял за подбородок и откинул назад изящную голову Лина. Покачал головой, прижал к грязной шее коробочку детектора. Щелкнула выдвижная игла.

– Я возьму у него анализ. Через час результат будет готов. Если подтвердится серьезная инфекция, лагерь и поселок поставят на карантин, будет скандал, сюда нагрянет бригада врачей из столицы.

– Но…

– Простите, коллега, но долг есть долг, с возможностью эпидемии шутки плохи. Если инфекция не подтвердится, я забираю парня в госпиталь Порт-Калинуса, здесь все останется как есть – разбирать такие крупные кучи навоза у меня нет полномочий.

Охранник понимающе кивнул.

– Если не подтвердится, то…

Жандармский врач ссутулился и зашагал прочь, его провожали гримасами острой ненависти.

Лин обмяк, пальцы тонкой руки мелко и неудержимо трясло. Беренгар достал относительно чистый носовой платок и осторожно вытер капельку крови, оставленную иглой.

– Потерпи, остался всего только час. При любом раскладе тебя скоро заберут отсюда.

Треугольная тень-силуэт наползла на лицо Брукса-младшего, Марк поднял голову и обернулся – прямо в его зрачки, в упор, не отводя пронзительных лучистых глаз псионика, смотрел староста Росс. Рядом угрюмо топтался Мановцев.

– Эй, Беренгар, ты должен отойти с нами в сторону. Марк поднялся с колен, встал так, чтобы его нельзя было внезапно ударить в живот.

– Я нужен здесь и никуда не пойду.

Росс криво ухмыльнулся уголком тонкого рта.

– Можешь не бояться, плебей, мы явились не для драки.

Это было хуже неприкрашенной ругани. Марку захотелось вытереть со щеки невидимый плевок.

– А твой дядюшка разве засел в Сенате? Мне без разницы – случалось, и плебеи жарили аристократам задницы.

Аура Мановцева на этот раз ослепительно вспыхнула, Беренгар увидел сформировавшийся контур почти готовой пси-наводки. Марку на миг сделалось холодно, но тут же окатило волной сухого жара, страх испарился, исчез, Песня снова весело возникла ниоткуда – стройная смесь звуков, образов и ощущений, яркий и яростный сигнал к атаке.

Росс примирительно и одновременно угрожающе поднял грязную руку раскрытой ладонью вперед. Жест получился почти величественный.

– Тихо, вольные граждане, тихо, мирно и смирно. Будем надеяться, что мы всего лишь обменялись приветствиями. Ты мне нравишься, Беренгар, умеешь держать удары. Оставь своего приятеля – он потерпит пять минут в одиночестве, есть дело, о котором стоит поговорить.

Марк вытер мокрые ладони о штаны и осторожно поправил безвольно упавшую голову Лина. Брукс-младший мелко и часто дышал, вязкая ниточка слюны стекала с приоткрытых губ прямо на одежду. Росс, брезгливо скривясь, терпеливо ждал.

– Хватит. Пошли.

Они втроем, вместе с Мановцевым растолкали плечами кучку любопытных. Подпевалы Росса, решив, что расправа отложена, разбрелись кто куда в поисках развлечений. Какой-то совсем зеленый четырнадцатилетка для смеху влез верхом на цистерну с водой.

Марк уходил за барак, затылком чувствуя любопытные взгляды. Компания устроилась в узком закутке между деревянной стеной и кипой испятнанных бумажных мешков с одноразовым постельным бельем.

Росс грязными пальцами взял Марка за пуговицу.

– При других обстоятельствах я стер бы тебя в порошок, плебей, радуйся, но ты мне очень нужен. Понимаешь, что произойдет, когда явится врач?

– Моего друга заберут отсюда – ему место в госпитале. Остальное меня не волнует.

– Ты наивен, как котенок. Давно сидишь в лагере?

– Уже неделю.

– Если у Заморыша ничего особенного не найдут, его заберут, но мы-то все останемся здесь. До осени, тогда эту шарашку прикроют… Или пока не подохнем – многим не дотянуть до сезонных дождей.

– А если у Лина найдут инфекцию?

– Ты славно мыслишь, плебей. Если у Заморыша найдут заразу, нам всем конец.

– Почему?

– Лагерь посадят на карантин, отсюда никого не выпустят – ни сейчас, ни во время мокрого сезона. Территорию оцепят, мы все подохнем здесь, потом придут дезинфекторы и прокалят излучателями еще влажную землю.

– Ерунда. У Лина нет чумы, он просто доходяга от рождения.

– Для экстренной комиссии такие тонкости не имеют значения. Им даже выгодно найти у нас чуму и прикрыть это дерьмовое позорище – эпидемия точно все покроет.

Иначе рано или поздно придется отчитываться за тех пятерых, которые скопытились с начала лета.

– Что?!

– Сразу видно, что ты тут только неделю. У нас время от времени умирают.

– Почему?

– Кое-кто получил слишком большую дозу пси-шума от ограды. Один чудак поймал дизентерию. Моро просто забили ногами – этот и вправду много о себе мнил и сцепился как-то с охранником – с тем самым, с рыжим.

– Мне не говорили.

– Об этом не любят говорить – считается, что Смерть – это девочка из клуба, которая приходит на зов. Надо только покликать ее по имени.

Песня в душе Беренгара исчезла, звякнув напоследок рваной струной.

– А сам-то ты не боишься называть ее, Росс?

– В компании трусов кто-то должен оставаться смелым.

Мановцев неслышно подошел и встал рядом с Россом, плечом к плечу. Марк провел сухим языком по губам, попытался подавить внезапную жажду.

– Чего ты хочешь от меня?

– Сотрудничества. Мы решили завалить охрану.

– А что будет потом?

– Будет свобода и все такое.

– Вы оба психи – на нас начнут конфедеральную охоту.

– Консулярия принимает таких, как я или ты. Смотаемся за северо-восточную границу. Это последний шанс, Беренгар, надо им воспользоваться.

Марк прижался спиной к нагретой солнцем стене барака и задумался. Где-то за периметром, в еще сохранившихся пучках истомленной зноем травы надсадно и яростно трещали цикады.

– Всех нас возьмут прямо здесь. Потом убьют – у тебя нет ни единого шанса, Росс.

Староста отвел глаза, Беренгар только сейчас заметил, как ввалились за последние два дня гладкие щеки псионика.

– Если я сейчас откажусь – убьешь? Староста медленно качнул головой:

– Стоило бы, но не убью – ты сам умрешь, от чумы ли, от дизентерии – без разницы. Как положено плебею, на коленях.

Марк на минуту зажмурился. «Я ничего не теряю и даже не рискую Лином – его все равно спасут». Он медленно наклонил голову, светлые, отросшие и выгоревшие на солнце пряди упали на лоб.

– Ладно, я согласен. С тобою много парней?

– Половина – самые боеспособные.

– Еще один вопрос – ты настоящий ивейдер? Росс замешкался, борясь с желанием прихвастнуть.

– До лагеря я им не был, зато теперь собираюсь стать самым настоящим. А теперь слушай меня внимательно, когда…

Мановцев тоже подошел поближе, они встали треугольником – в классической позе заговорщиков. Беренгар дослушал Росса до конца. Песня незаметно вернулась, но теперь в нее вплелись ритмы азарта и опасности.

– За дело, компаньоны.

Врач явился с опозданием – только через два часа. Марк все это время сидел бок о бок с потерявшим сознание Лином, плечо Брукса-младшего жестко упиралось в его ребра.

Доктор, оказывается, натянул на макушку шлем пси-защиты, вместе с ним явился все тот же медно-рыжий охранник.

Эти двое медленно шли в коридоре, составленном из сидящих на земле людских тел. «Малышню» – тех, кому не исполнилось еще шестнадцати, заранее оттеснили назад, пару пришельцев встречали люди Росса. Они терпеливо выждали, пока откроется проем в раздвижной ограде, пока жандармский лекарь и сотрудник Департамента углубятся в толпу. Пятеро охранников – обычное прикрытие – остановились за оградой, равнодушно наведя излучатели на придавленных жарой и ожиданием псиоников.

Эти пятеро слишком поздно поняли, что происходит…

Марк цепко держал жандармского доктора – внезапно схваченный за шею пожилой человек мог только слабо отбиваться. Мановцев подсечкой сбил рыжего охранника с ног и мгновенно сорвал с него шлем. Щелкнул порванный ремень, человек ухватился за виски и попытался защититься от боевой наводки – бесполезно.

– Не сметь стрелять, норма-ментальные! – заорал Росс.

Готовая к неожиданному обороту дела толпа заключенных уже рассеялась, насколько это позволяло тесное пространство плаца.

– Не смейте стрелять! Иначе мы прикончим врача.

Сержант из пятерки прикрытия подошел вплотную к ограде. Он казался совершенно спокойным – глаза равнодушно смотрели сквозь прозрачный лицевой щиток шлема – так обыватель глядит на непогоду в окно уютной квартиры.

– Чего ты хочешь, урод?

– Раздвинь ограду, сержант, и мы уйдем. В паре километров отсюда оставим доктора, он нам не нужен. Вы должны просто раздвинуть ограду…

– Я не вижу причин, чтобы прислушиваться к твоему бреду.

– Но мы убьем доктора!

– Убивайте, он из корпуса жандармерии, а не из Департамента, и не мой подчиненный. В конце концов, делай с ним что угодно – как только ты пошевелишься, мы откроем огонь.

Росс, казалось, опешил.

– Ты блефуешь, сержант, вы не бросите врача на произвол…

– А ты попробуй и увидишь.

Росс беспомощно оглянулся, поймал взгляд Марка, попытался отыскать поддержку. Беренгар чуть заметно развел руками:

– Они это могут.

Во взгляде грозного Росса появилась почти детская растерянность, но он довольно быстро собрался с духом, вызвав невольное восхищение Марка.

– Вы не рискнете врачом! – резко крикнул староста наблюдателю.

– А я рисковал и большим…

Марк всей душой, ребрами, беззащитной сущностью невооруженного человека чувствовал, что сейчас произойдет. Разговор оборвался на полуслове – выстрелы ударили в толпу. Сержант, похоже, не скомандовал стрелять, все произошло само собой и почти мгновенно. Беренгар видел, как росчерк излучателя полоснул по деревянной стене барака. Трещал огонь. Кто-то стрелял и обычными пулями – очередь стегнула орущую толпу. Росс, умный жесткий и изобретательный Росс, беспомощно отлетел и упал плашмя, брошенный навзничь сразу несколькими выстрелами. Пронзительный крик толпы ударил по нервам – загнанных в тесное пространство плаца расстреливали в упор. Многие бросились назад, пытаясь укрыться в бараке – очереди дырявили тонкие стенки насквозь.

– Ложитесь! – кричал Беренгар, но его не слышали.

Кто-то в отчаянии метнулся прямо под выстрелы, на ненавистную ограду, генератор пси-шума сработал в тот же миг – наводка стегнула по псионикам. Марк скорчился от боли и выпустил тощую шею доктора, тот крутнулся волчком и пополз в сторону, но недалеко – случайная очередь достала и его. Лин, к счастью, не пострадал – он все так же лежал навзничь, остановившиеся серые глаза безучастно смотрели в небо, кажется, он совсем не испытывал боли. Сам Марк дышал кое-как, пытаясь справиться с нестерпимым ужасом психического страдания, непроизвольные слезы градом катились по щекам. Выстрелы понемногу прекратились, но крик стоял нестерпимый.

– Помоги…

Беренгар едва услышал слабый зов, отполз сторону и приподнял обмякшего Росса. Кровавая грязь прилипла к бледной щеке псионика. Марк, как мог, отер лицо старосты и положил его затылок себе на колени.

– Погоди, не умирай, Росс…

Недавняя ненависть к диктатору барака исчезла совершенно. Росс тихо стонал, две алые струйки крови стекали из углов рта по скошенному подбородку.

– Росс!

Тот не ответил. Беренгар опустил безжизненную голову недавнего врага на окаменевшую глину.

– Росс, Росс, что же ты?

То ли пси-шум приумолк, то ли нервная система притерпелась – боль наводки почти исчезла, сменившись самой настоящей душевной болью. Марк отрешенно сел на землю плаца и безнадежно заплакал. Белое равнодушное небо низвергало жару.

Он не смотрел по сторонам, ничего не видел, он только смутно чувствовал, что стрельба окончательно прекратилась. Кто-то отключил генератор, кто-то раздвинул злополучную ограду. Вокруг, поодаль, и далеко за периметром толпились ошарашенные случившимся люди. Женский голос истерически, взахлеб хохотал. Четко падали слова команд.

Потом все смешалось, будто уши Беренгара разом заткнули толстыми комками ваты…

Через неделю, после того как Марк Беренгар дал показания, его перевели в другой накопитель, здание бывшего санатория в северо-западном секторе Конфедерации. Адвокат вежливо откланялся и ушел – в нем больше не было необходимости.

Уходя, юрист перебросился парой слов со своим дальним родственником, комендантом лагеря.

– Повезло? – только и спросил комендант.

– Идеально выигрышное дело.

– Так был там бунт?

– Бунт, конечно, был, но охрана превысила свои полномочия, так что дело этого Беренгара не дойдет даже до следствия. Солдаты под горячую руку сами прикончили доктора – теперь историю об издевательствах не замнут. Только судить, надеюсь, будут не моего клиента.

– Ребята сильно бузили?

– Глупая непродуманная вспышка. Сержант, по справедливости, должен отправиться в Ординарный Трибунал, стрельба в таких случаях – излишняя жестокость, достаточно было включить генератор.

– Они знали об этом?

– Кто?

– Псионики.

– Про генератор-то? А как же! Знали, только все равно полезли. Я видел это место, Клаус, – это самый заурядный, унылый и грязный ад. От помещенных в ад смешно ждать благоразумия.

Комендант не ответил, и разговор прекратился сам собой.

Еще через неделю у Марка Беренгара состоялся очередной разговор с прикомандированным к новому лагерю психологом.

Лощеный пси-философ, недавний выпускник престижного университета в Параду, работал тут не совсем по специальности. Он подкрутил регулятор кондиционера, струя горного воздуха вольно гуляла по кабинету.

– Полно, Марк Беренгар, – заявил философ. – Вы страдаете оттого, что не хотите принять неизбежное. То, что вы мне рассказали, просто ужасно, но это осталось в прошлом. Чего ради мучить себя? Ваш друг, Лин Брукс, жив, возможно, он даже выздоровеет. Росс Леонард погиб, но в этом нет вашей вины. Сержанта, можете мне поверить, накажут – мало не покажется. Вы сами действовали глупо, но это еще можно извинить. Поймите, дело не в разделении людей на псиоников и непсиоников. Просто кто-то выполняет свой долг, а кто-то им пренебрегает. Ваше будущее вовсе не ужасно, реабилитация почти безболезненна, а ваша жизнь вся еще впереди.

Пси-философ задумался о превратностях собственного существования (статью начинающего светила недавно вернул ортодоксальный журнал) и на полминуты забыл о пациенте.

– Вы скоро возвратитесь к нормальному существованию, – добавил он сухо. – Желаю вам успеха.

Беренгар вышел, оставив философа и горный воздух за спиной. Ночью ему почему-то приснилась Авителла, она смотрела с осуждением. Марк попытался ей все объяснить, но сон неожиданно смешался – рядом громоздился пустой барак, простиралось плоское пространство иссушенной степи, темнел циклопический осколок скалы, медленно отрывалось от горизонта громадное, рыжее солнце. Росс Леонард вышел откуда-то из-за угла и встал рядом.

– Так ты все-таки жив, друг? – спросил его Беренгар. Тот улыбнулся и молча пожал плечами.

– Я-то думал, что ты урод, а ты оказался нормальным парнем.

– Иногда слова ничего не значат. Мне жаль, что, кроме меня, убили наших ребят. Наверное, я где-то сильно ошибался, но почему-то не могу ничего вспомнить.

На Беренгара повеяло влажным холодком могилы. Он отвернулся и осторожно, шаг за шагом, отошел в сторону. Сон медленно растаял, оставив в душе страх.

Психолог пообщался с пациентом еще парочку раз. К концу общения Марк соглашался с ним почти во всем – чтобы не расстраивать вежливого ученого.

Перевалив через день солнцестояния, лето медленно покатилось к закату и все-таки продолжало казаться бесконечным. День реабилитации настал в первых числах июля.