В истории мировой литературы есть немало произведений, повествующих о карьере молодого человека в буржуазном обществе. В этой галерее карьеристов встречаются люди сильной воли и характера, имеющие все данные, чтобы занять подобающее место в обществе, — таков герой романа Стендаля Жюльен Сорель («Красное и черное»); есть среди них очень заурядные, ничем не выдающиеся люди — вроде мопассановского Жоржа Дюруа («Милый друг»), — которые добиваются успеха с помощью козней я интриг.
      И вот перед читателем еще один роман о человеке, сделавшем головокружительную карьеру, — роман польского писателя Тадеуша Доленги-Мостовича (1898–1939) «Карьера Никодима Дызмы» (1932).
      Современному читателю карьера Никодима Дызмы представляется немыслимой, невероятной, фантастической. Ленивый, бездарный и ничтожный человек, без состояния и положения, игрою случая становится крупным государственным деятелем, перед ним преклоняются, его превозносят как спасителя отечества, умоляют стать премьер-министром. Казалось бы, всем правит случай, но построенная на случайностях карьера Дызмы отнюдь не случайна по своей сущности.
      Герой Доленги-Мостовича своей карьерой обязан не самому себе, а правящим кругам тогдашней Польши. Это они вынесли его на поверхность и заставили «спасать страну».
      Чем более острые формы принимал в Польше 20-х — начала 30-х годов экономический и политический кризис, тем громче были разговоры о «сильном человеке», который якобы сможет спасти страну. «Нам нужны люди сильные» — эти слова Никодим Дызма слышит, едва он переступает порог Европейской гостиницы, где происходит банкет по случаю приезда в Польшу австрийского канцлера. В конце романа полубезумный аристократ Жорж Понимирский кричит, обращаясь к «сливкам общества»: «Вы сами возвели эту скотину на пьедестал! Вы! Люди, лишенные всяких разумных критериев!»
      Его крик: «Над вами смеюсь! Над вами!» — напоминает отчаянный вопль гоголевского городничего: «Над кем смоетесь? Над собой смеетесь». В страхе перед разоблачением во взяточничестве гоголевские чиновники принимают «фитюльку» за государственного ревизора. Растерявшиеся перед лицом экономических и политических затруднений верхи польского общества полный нуль, ничтожество считают великим человеком.
      Дызма не стремился к славе и власти. Хорошая «жратва», безделье и животное, сытое довольство — вот все, что ему было нужно. Дызма не только не добивался успеха, но даже не совсем понимал, куда несло его течение, не мог постичь, почему это все случилось с ним, с Никодимом Дызмой. «Видно, на роду мне написано сделаться важным барином», — рассуждал он сам с собой.
      Дызма приехал из провинциального Лыскова в Варшаву совсем не для того, чтобы завоевать этот город, сделать блестящую карьеру. Он ищет какую-нибудь скромную службу — например, должность распорядителя танцев в ресторане. Но его отовсюду гонят в шею за неспособность и неуживчивость. Потеряв милую его сердцу должность мандолиниста в кабаке «У слона», где он получал несколько злотых, да еще и ужин в придачу, он никуда не может устроиться. Если бы не закрылся этот бар «У слона» и Никодим не лишился работы, он так и просидел бы там, быть может, всю жизнь, и его великолепная карьера не состоялась. Сам он, конечно, не расстался бы с этим положением, которое его вполне устраивало и о котором он всегда вспоминает с нежностью. Ему хорошо было в этом кабаке. Но самым счастливым временем своей жизни Дызма считает войну, когда он служил в обозе. «Горячий кофе и безделье однообразных будней» — вот что ему более всего нравилось.
      Дызма не только не способен ни к какой деятельности, но и не стремится к ней. Его мечта — накопить денег, отдавать их под проценты и «зажить настоящим барином, ничего не делая». Стараясь скрыть свою безграмотность, он окружает себя таинственностью: «его кабинет был недоступным святилищем»; окружающие считают, что пан председатель работает, в то время как Дызма, запершись в кабинете, изо дня в день читает в газетах уголовную хронику. Благоговение перед Дызмой так глубоко, что ему приписывают «некую таинственную силу» и «не совсем обычный склад ума», а обаяние репутации «сильного человека» столь велико, что верхи польского общества, словно под влиянием массового гипноза, но замечают подлинного лица Дызмы.
      Избранному польскому обществу хамство Дызмы кажется прямотой, пренебрежением к светским условностям, тупость — глубокомыслием, невежество — остроумием. Когда Дызма, катаясь на лодке, мечтательно говорит: «Ночь, луна, пахнет горизонтом…» — все весело смеются милой шутке. Таких «шуток» Дызма произносит немало и всегда с неизменным успехом — ведь он умеет острить с таким серьезным видом!
      Вообще же Дызма старается как можно меньше говорить и, уж боже упаси, расспрашивать. Молчание, осторожность и хорошая память неизменно выручают безграмотного Дызму.
      Дызма успешно использует не только чужие слова, но и чужие идеи. Идея создания хлебного банка, прославившая его на весь мир, принадлежит Куницкому. Думает и работает за него. Кшепицкий.
      Восхождение Дызмы по общественной лестнице происходит параллельно его нравственному падению. Он не был преступником, когда впервые перешагнул порог Европейской гостиницы. Поначалу Дызма, даже вызывает сочувствие: бедняк, голодный, безработный и бездомный. Читатель с некоторой тревогой следит за первыми шагами Никодима. Постепенно Дызма утрачивает не только всякую привлекательность, но и человеческий облик вообще. Его естественный демократизм переходит в ненависть к народу. «Надо держать эту шваль в ежовых рукавицах!» — кричит он. — «А если часть голытьбы передохнет, так черт с ней!» Вместе с вымышленным шляхетским происхождением Дызма приобретает и отвратительные шляхетские черты — спесь, чванство, наглость.
      Заняв высокое положение в обществе, Дызма становится убийцей и вором. Читателю ясно, что убийство Бочека — первый, но не последний эпизод этого рода в биографии Дызмы. К концу романа перед нами преступник, который, став у власти, прольет немало крови. А Дызма будет у власти. Пока что он отказывается от поста премьер-министра, опять-таки из боязни «засыпаться». Но пройдет немного времени, он обнаглеет еще больше и тогда «встанет у кормила и спасет отечество», как надеются огорченные его нынешним отказом светские дамы и мужи.
      О том, как он будет руководить государством, можно судить по хозяйничанью его в Коборове. «Он пронесся через Коборово как буря, сея за собой панику». Террор, шантаж, подкуп — вот его методы.
      Доленга-Мостович отобразил в своем романе настолько характерное явление, что в польской критике появился термин «дызмизм», обозначающий выдвижение на высокий государственный пост человека недостойного, бездарного и ничтожного.
      Карьера Дызмы, сама возможность продвижения к власти столь ничтожного и неспособного человека — страшна. «В перипетиях героев Доленги-Мостовича было нечто из сказки, но из грозной, страшной сказки», — писал в 1956 году в газете «Жиче литерацке» Стефан Отвиновскпй.
      Роман имел сенсационный успех. Почти все персонажи имели реальных прототипов, разоблачения были метки. Читатели тридцатых годов легко узнавали в персонажах романа государственных деятелей Польши. История Дызмы мало чем отличалась от известных современникам Доленги-Мостовича историй внезапных возвышений.
      «Всем назло назначу премьер-министром самого глупого. Я им докажу, что последний дурень может быть премьером», — сказал как-то маршал Пилсудский, тогдашний правитель Польши. По нелепой прихоти Пилсудский назначил однажды министром сельского хозяйства профессора археологии Леона Козловского.
      В те годы была известна следующая полуанекдотическая история. Весной 1926 года в доме Пилсудского, во время его именин, собралось множество различных людей, искавших опоры у него и верящих в его «звезду». В какой-то момент хозяин достал папиросу, но не смог закурить — не оказалось под рукой спичек. Никто из близко сидевших не заметил этого. Зато из-за противоположного конца длинного стола выскочил молодой человек и бросился к. Пилсудскому с зажигалкой. Именинник закурил. Молодой человек вернулся на свое место. Все, казалось, забыли об этом эпизоде. Через несколько недель, в мае 1926 года, произошел государственный переворот, в результате которого Пилсудский пришел к власти. Установился так называемый режим санации (оздоровления). При обсуждении состава правительства особые трудности представляли иностранные дела. Искали подходящих людей. «Тот, с зажигалкой, был бы хорош — любезный человек», — сказал Пилсудский. Установили имя владельца зажигалки, и Роман Кнолль занял высокий государственный пост.
      Доленга-Мостович рассказывает о политической жизни Польши с большим знанием дела. Все, о чем он пишет, известно ему по личному, порой печальному опыту.
      Доленга-Мостович был журналистом, эндеком — членом буржуазно-помещичьей национально-демократической партии. Эндеки были наиболее серьезным политическим конкурентом пилсудчиков в борьбе за власть.
      Вскоре после захвата власти Пилсудским Доленга-Мостович опубликовал статью, направленную против маршала; его отвезли в карьер и избили. В то время свирепствовала эпидемия подобных самосудов. Таким образом был убит генерал Загорский, слишком много знавший о Пилсудском и его приспешниках. Виновники всех этих налетов оставались «неизвестными». Хорошо разбираясь в обстановке, Мостович понимал, что искать справедливости в суде бесполезно. Он решил ответить на насилие своим оружием — пером.
      В 1932 году в обстановке острой политической борьбы и появился первый роман Доленги-Мостовича «Карьера Никодима Дызмы», одновременно явившийся ответом на выпады против эндеков со стороны писателей — приверженцев Пилсудского.
      Эндеки и пилсудчики в равной степени представляли интересы помещиков и капиталистов. Это были две фракции буржуазии, боровшиеся за полноту власти. Борьба велась всеми средствами, включая литературу.
      До майского переворота 1926 года сторонники Пилсудского обрушивались на стоявших у власти эндеков. Так, Каден-Бандровский в романе «Черные крылья» (1925) обвинял их в коррупции, мошенничестве, неспособности руководить страной. Действительно, лидеры этой партии неоднократно являлись героями скандальных уголовных процессов.
      Теперь в оппозиции оказались эндеки. Пришла их пора разоблачать правящий лагерь.
      В намерения эндековского журналиста Доленги-Мостовича не входило разоблачение всего буржуазно-помещичьего строя. Он хотел лишь создать памфлет на своих политических врагов — Пилсудского и его партию. Автор собирался доказать, что дела в Польше потому плохи, что к власти пробрались неподходящие люди, в то время как есть более достойные. Однако в романе мы этих более достойных не видим.
      Читателю ясно, что дело не в той или иной группировке буржуазии. Хотел того Доленга-Мостович или нет, но его роман воспринимается не как сатира на одну, определенную правящую партию, а как разоблачение гнилости и развала буржуазно-помещичьего государственного аппарата в целом.
      После «Карьеры Никодима Дызмы» Доленга-Мостович написал еще пятнадцать романов, которые неизменно пользовались успехом. Секрет их популярности заключался в умении автора подхватывать острые социальные и бытовые конфликты.
      «Карьера Никодима Дызмы» — яркий документ, свидетельствующий о противоречиях в польском обществе 30-х годов. Когда в сентябре 1939 года немецкие войска вторглись в Польшу, Доленга-Мостович был мобилизован в армию и в чине капитала прикрывал бегство санацийных властей. Сам он не хотел бежать. И погиб.
      Некоторые из многочисленных книг Мостовича (кроме «Карьеры Никодима Дызмы», еще и «Доктор Мурек уволен», «Дневник пани Ганки», «Братья Дальч», «Профессор Вильчур») сохранили свое значение до настоящего времени и продолжают переиздаваться в Польше. Роман «Карьера Никодима Дызмы» выдержал у себя на родине несколько изданий и послужил основой созданного в 1956 году фильма.
      В нашей стране по мотивам «Карьеры Никодима Дызмы» написаны две пьесы: «Сильная личность» А. Морова (1939) и «Карьера» С. Поволоцкого (1960).
      Настоящее издание этого романа является вторым. Первый раз он был опубликован на русском языке в 1935 году.
       Д. Гальперина