13.

Уильям распахнул окно спальни и высунулся наружу, вдыхая холодный горный воздух, еще не прогретый лучами солнца, поднимающегося над горизонтом.

— В такой день особенно приятно жить! — воскликнул он.

— Да, сэр, — с плохо скрываемым сарказмом произнес его лакей Кливерс, высокий статный парень, скучающий, будучи оторванным от волнующих кровь опасностей военной жизни. — На небе ни облачка, никаких опасностей, можно умереть от скуки, — проворчал лакей себе под нос.

Скука? О какой скуке может идти речь, когда чуть дальше по коридору живет мисс Саманта Прендрегаст? Кто бы мог подумать, что столь дерзкая и бесстрашная юная особа целуется с таким трепетом и таким испугом и в то же время с такой страстью?

— Идите примите ванну, пока не остыла вода, — прервал его размышления Кливерс, пробуя воду локтем. — Сейчас она как раз такая, как вы любите, — достаточно горячая, чтобы варить в ней лобстеров.

Оставив окно открытым, Уильям погрузился в медную ванну.

— Замечательно! — Горячая вода успокаивала мускулы, напряженные после вчерашней ночной скачки.

События продолжали развиваться. Вчера его люди задержали русского, двигавшегося по дороге в Мейтланд. Еще были задержаны двое англичан и одна англичанка. Все трое оказались шпионами, пробирающимися в казавшееся им безопасным убежище под крылом лорда и леди Фезерстоунбо. Мужчины были простыми слугами, собиравшими информацию, чтобы выгодно ее продать, а вот женщина оказалась настоящей леди. Умной и хитрой. При ней нашли письмо, описывающее расположение английских войск за рубежом. Женщина была уверена, что сумеет избежать ареста, воспользовавшись своей красотой.

Она испробовала свои чары на Уильяме, но тот остался равнодушен и позаботился о том, чтобы ее охраняла женщина. Теперь мерзавке не удастся ускользнуть.

Уильям поместил всех троих шпионов в деревенскую тюрьму. Он надеялся, что сегодня ночью их тоже ожидает успех. План Трокмортона приносил плоды, о которых они не могли даже мечтать. А его собственный план поимки с поличным лорда и леди Фезерстоунбо с каждым днем приобретал все более четкие очертания.

Приняв ванну, Уильям вытерся и надел брюки и рубашку. Кливерс предложил ему на выбор два сюртука:

— Зеленый или черный, мистер Грегори?

— Конечно, черный, — ответил он Кливерсу. — Не понимаю, почему ты упрямо продолжаешь предлагать мне одежду самых немыслимых цветов?

— Потому что она висит в вашей гардеробной, сэр. Потому что мужчины носят одежду этих благородных, вовсе не немыслимых, а благородных оттенков, — не унимался Кливерс. — А еще потому, что надеюсь рано или поздно вытащить вас в свет, сколько бы вы ни отбивались. Может, вам удастся найти женщину, которая согласится стать вашей супругой, и тогда мне больше не придется выбирать для вас одежду.

Уцепившись за эту мысль, Уильям перебил Кливерса:

— А женщинам нравится зеленое?

Кливере повесил зеленый двубортный сюртук обратно на вешалку и приготовился убрать его в шкаф.

— Да, полковник. Я говорю вам об этом с тех пор, как похоронили госпожу. Но вы ведь никогда меня не слушаете.

— Тогда я надену зеленый. — Уильям всегда принимал решения быстро, не вдумываясь в собственные мотивы. Выбрав подходящий по цвету шейный платок, он завязал его, затем надел черный жилет с зеленым позументом на лацканах.

А Кливерс стоял, словно пораженный громом, продолжая держать в руках черный сюртук.

— Поторопись же! — приказал ему Уильям.

Кливерс быстро подал ему зеленый сюртук, затем начищенные до блеска сапоги.

Настроение у него было отменное. Итак, скоро они выловят всех предателей и арестуют главарей шпионской сети.

К тому же новая гувернантка отлично справляется со своими обязанностями. Конечно, она имеет склонность к дерзкой критике. А вчера ночью весьма непочтительно отчитала его перед дверью своей спальни. Но при этом он с сожалением вынужден был признать, что девушка говорила правду. И потом она утешила его таким образом, о котором он не смел даже мечтать.

Уильям ждал, пока лакей расправит на нем галстук и сюртук.

— Спасибо, Кливерс, — нетерпеливо произнес он.

— Всегда рад служить, полковник, — Кливерс сложил руки на груди, разглядывая результат своих трудов. — Видимо, это в честь приезда леди Маршан? — заметил он.

— Кого? — Уильям не сразу понял, о чем идет речь. — Ах да. Леди Маршан.

Глядя, как хозяин идет вниз по коридору, Кливерс думал о том, что слухи, ходящие среди слуг, возможно, окажутся правдой.

Уильям и представить себе не мог, что Агнес выросла так быстро. Ему никогда не приходило в голову, что растущей девочке требуются внимание и помощь женщины. Именно поэтому им овладело стремление наверстать упущенное. Ведь он всегда считал, что готов к любым неожиданностям в жизни своих дочерей, и вот — не сумел вовремя помочь Агнес. Это просто чудовищно. Уильям не переносил поражений. Он должен исправить ситуацию немедленно. Сегодня же. Сейчас.

Уильям открыл дверь, ведущую в классную.

Все шестеро девочек сидели за партами. Уильям с удивлением осознал, что Саманта проводит урок истории. Она следовала составленному им расписанию, но в то же время объясняла предмет так эмоционально, что девочки буквально не сводили с нее глаз. Его дочери были вместе, не ссорились и выглядели вполне счастливыми. И всем этим Уильям был обязан Саманте Прендрегаст. Девушка стояла у доски с указкой и с энтузиазмом рассказывала своим ученицам:

— Итак, королеве Елизавете удалось объединить нацию, счастливо избежав брачного контракта, который помешал бы ее независимости и подорвал бы ее авторитет в правительстве, состоявшем исключительно из мужчин. Что бы ни говорили об этом мужчины, женщина вполне может добиться успеха и процветания и без помощи мужа.

Уильям нахмурился. Чему это она учит его дочерей?

Семь пар глаз устремились на него.

— Папа! — Агнес встала.

Все остальные тоже начали подниматься со своих мест, но полковник сделал им знак сидеть. Улыбнувшись Саманте, он прошел в конец класса и сел за парту, затем сделал ей знак продолжать.

Девушка снова подняла указку. От Уильяма не укрылся легкий румянец, окрасивший ее щеки. К тому же девушка старалась не смотреть в его сторону. Саманта явно помнила их вчерашний поцелуй.

Ему не стоило испытывать по этому поводу такую радость. Ведь он пригласил сюда Терезу и ясно дал ей понять, что она может рассчитывать на предложение руки и сердца. Уильям понимал, что Тереза — именно та жена, которая ему нужна. Он также понимал, что охватившая его страсть к Саманте совершенно недопустима.

— Славная королева Бесс годами оттягивала нападение испанцев, чередуя обещания с обманом. Типично женское оружие. Но именно оно помогает тогда, когда бессильны все иные средства.

Вивьен задумчиво подперла рукой подбородок.

— Так что же она сделала, мисс Прендрегаст?

— Она все время говорила, что подумает о браке с королем Испании, прекрасно понимая, что, если бы она и вправду вышла за него замуж, ей пришлось бы подчиниться своему супругу. А Англии — подчиниться Испании.

Взгляд Саманты скользил по фигуре Уильяма, но она не смела взглянуть ему в лицо. Чуть наклонившись, он поймал ее взгляд. Но Саманта тут же отвела глаза, покраснела еще больше и даже запнулась, объясняя урок.

— К тому времени, когда король Испании понял, что ему просто морочат голову, и атаковал берега Англии, Елизавета успела построить сильный флот, который разбил корабли Испанской Армады.

Саманта была настоящей красавицей. Облако белокурых волос, лучащиеся теплом карие глаза. Высокая, стройная, некоторым она, пожалуй, показалась бы худой, но они не правы, совсем не правы. Уильяму никогда не нравились полные женщины, тело которых выпирает из-под одежды. Он представил, как снимает с Саманты корсет… о, нет! Он не имеет права думать об этом. Он представил, что если бы он мог снять с Саманты корсет… нет, это, пожалуй, ничуть не лучше.

А впрочем, мужчина ведь имеет право хотя бы на фантазии. И Уильям представил себе, как сжимает ее грудь, ласкает ее, целует ее напрягшиеся соски…

Неожиданно возникший дискомфорт заставил его положить ногу на ногу. А все из-за того, что на Саманте снова было совершенно неподобающее платье из фиолетового муслина, отделанное розовым атласом. Разве так должна одеваться гувернантка? И разве гувернантки объясняют урок с таким энтузиазмом? И разве они целуются, как… испуганные девственницы, отдаваясь поцелую со всей страстью и самоотречением. Саманте не стоило становиться гувернанткой. Она могла бы стать гурией… или куртизанкой… или… женой.

Женой. Уильям опустил глаза и уставился в пол. Да, женой, но только не его, а какого-нибудь другого мужчины. Она не соответствовала ни одному из критериев в его списке. Он не знал ее прошлого. Он не знал ее семьи. Он неплохо изучил ее характер, и эту женщину никак нельзя было назвать послушной и покорной. У них явно не было ничего общего. И все же… и все же Уильям не сомневался: она была бы ему отличной женой.

И это было глупо, невозможно глупо. Как раз сейчас, когда он пригласил Терезу, чтобы посмотреть, как она впишется в уклад жизни Сильвермера, он мечтает о Саманте. Похоже, он сошел с ума.

Кроме того, поимка лорда и леди Фезерстоунбо требовала полной сосредоточенности на деле. И он вполне справился бы с этим, ухаживая за леди Маршан. Но он вряд ли справится, ухаживая за мисс Прендрегаст.

Уильям поморщился. Он не может думать ни о ком, кроме нее, ни о чем, кроме своей страсти к Саманте.

Подняв глаза, он обнаружил, что Саманта и девочки смотрят на него.

— Вы не согласны со мной, полковник? — обманчиво сладким голосом спросила мисс Прендрегаст. Она больше не прятала глаза. Напротив, смотрела прямо на него.

Полковник обвел растерянным взглядом дочерей. Он ни за что не может признаться, что не слушал урок. Это подорвало бы авторитет Саманты. Но он также не может согласиться, не слыша, на все, что она наговорила тут. Тщательно подбирая слова, Уильям произнес:

— Меня просто заинтересовало, как вы пришли к подобному выводу.

— О том, что Ее Величество королева Елизавета Первая была одним из самых выдающихся тактиков в английской истории? А вы хотите поспорить с этим?

— Нет, нет! Я согласен. Просто мне казалось, что, подобно другим великим правителям, она добивалась успеха, окружая себя мудрыми советниками. — Почувствовав, что он уже может встать, Уильям поднялся из-за парты. — Но она также внимательно прислушивалась к себе, и ее интуиция не раз сослужила хорошую службу Англии.

— Насколько верно замечено, полковник! — воскликнула Саманта. — Королева Елизавета обладала неограниченной властью, и в то же время она не была тираном, как многие из наших монархов.

Уильям улыбнулся ей, и Саманта снова покраснела.

В комнате было тихо, а они стояли и смотрели друг на друга — два человека, у которых не было ничего общего и которых так много связывало.

Затем Эммелин спросила:

— Папа, а ты и на математику останешься?

Стряхнув с себя оцепенение, Уильям опустился на корточки перед Эммелин.

— Почему именно на математику, малышка?

— Потому что вычитание очень трудное.

— Только не для тебя, ты ведь самая умная из моих дочек, — громким шепотом произнес он.

— Вовсе она не самая умная! — воскликнула Кайла.

Уильям протянул руки, и дети подбежали к нему, чтобы обнять его. Они давно не обнимались вот так, все вместе, и Уильяму казалось, что, подняв голову, он увидит Мэри, глядящую с улыбкой на свое семейство. Но он увидел Саманту, и это вдруг показалось ему абсолютно правильным. Мэри понравилась бы Саманта с ее добротой, ее преданностью, ее любовью к детям.

Агнес стояла чуть в стороне, наблюдая за тем, как он смотрит на Саманту. Уильям протянул руку своей взрослой дочери, и она с улыбкой протянула ему свою, которую он поднес к губам и поцеловал со всем почтением, которое полагалось теперь выражать этой девочке-женщине.

Уильям обнял их всех вместе и каждую в отдельности и заверил Кайлу, что именно она — его самая умная дочь, если не считать Генриетту, Мару, Вивьен, Агнес и Эммелин. После этого полковник Грегори подошел к Саманте: и почтительно поклонился единственной гувернантке, которой удалось взять верх над его непослушными дочурками.

— Вы творите в этой классной комнате настоящие чудеса, — искренне сказал он.

Саманта посмотрела на него серьезно и печально.

— Спасибо, полковник. Мне доставляет огромное удовольствие общаться с вашими девочками.

Уильям снова обвел взглядом свое семейство.

— Ваши платья уже готовы?

Они все заговорили одновременно, но полковник знаком призвал их к молчанию и указал на Агнес.

— Еще не совсем, папа, но скоро будут готовы, — ответила она. — Нам постоянно устраивают примерки.

— Это так скучно, — пожаловалась Генриетта.

— Я скажу портным, чтобы они прекратили работу, раз моей дочери скучно.

— Нет, нет! — испуганно воскликнула Генриетта. — Я притворяюсь, что я принцесса, у которой скоро первый бал, и совсем забываю о них. Вспоминаю, только если они уколют меня булавкой.

Все девочки со вздохом согласились.

— Мне не терпится увидеть вас в новых нарядах, — сказал Уильям. — А теперь мне надо идти распорядиться насчет праздника, а вас ожидает математика, — он потрепал по щеке Эммелин, затем Агнес, затем, сам не понимая, что делает, — стоящую рядом Саманту.

Девушка испуганно вздрогнула.

— Полковник Грегори! — воскликнула она. — Я ведь не одна из ваших дочерей!

Ее невольное движение и гневная отповедь только раззадорили его.

— А я вовсе не перепутал вас с одной из них, — сказал Уильям, глядя на нее горящим взглядом, говорившим яснее ясного, что он помнит события прошлой ночи и не позволит забыть и ей.

Густо покраснев, Саманта сжала губы и посмотрела на него взглядом женщины, которую невозможно завоевать. Разве что самым нежным оружием.

— Хорошего вам дня, мисс Прендрегаст, девочки.

Повернувшись, он вышел из классной.

Не одна из его дочерей! О да, он сознавал это каждой клеточкой своего тела.

14.

Уильям нашел Терезу там, где и ожидал, — на веранде, которую она успела, как и обещала, превратить в центр подготовки приема. Стол перед нею был завален списками, карточками и конвертами. В руках у леди Маршан был колокольчик, которым она вызывала слуг. Слуги приходили и уходили, получали указания и отчитывались в выполнении ее приказов. Цветы в вазе, стоявшей на столе, — белые, розовые и красные гвоздики — весело трепетали на ветру. Глядя на Терезу, Уильям подумал, что из этой женщины получился бы отличный генерал.

И она была бы для него хорошей женой.

— Уильям! Наконец-то! — улыбаясь, Тереза протянула ему руки.

Полковник галантно поцеловал каждую, и Тереза тут же вновь схватилась за перо.

Уильям был лишь помехой, ненадолго завладевшей ее вниманием.

Обмакнув перо в чернила, она написала несколько слов, затем объявила:

— Я решила разбить шатры на лужайке между домом и озером, и, если позволит погода, все три дня будем накрывать ленч там. — Она выглядела свежей и прекрасной в элегантном желтом платье и шляпе с большими полями.

— Шатры на лужайке, — никогда в жизни Уильям не слышал ничего глупее. — Но зачем — у нас ведь имеется отличная столовая.

Тереза сердито нахмурилась.

— Но ты же не хочешь, чтобы мы все время ели именно там. Это было бы скучно. Нет, шатры на лужайке внесут разнообразие, к тому же сейчас в моде пикники.

— Что ж, — обреченно согласился полковник, — тогда придется устроить пикник.

Всю прошлую ночь Уильям провел в седле, он не успел выспаться, и у него попросту не было сил отговаривать Терезу от ее странных затей. Но он не мог также высказать своего раздражения. Ведь Тереза приехала сюда по его просьбе, чтобы помочь.

— Мне хочется произвести впечатление на моих гостей.

Особенно на лорда и леди Фезерстоунбо.

— Ну конечно, дорогой, — проворковала Тереза. — Ведь это твой первый прием после многих лет затворничества, — она потрепала его по руке, снова одарила весьма неискренней улыбкой и вернулась к своим спискам. — В первый день надо будет накрыть стол, чтобы все могли подкрепиться с дороги, потом они пройдут в свои комнаты, чтобы освежиться. Мы поставим стулья, но немного, чтобы гости постоянно перемещались. Для первого вечера мы создадим легкую, дружескую атмосферу. Комната для карточных игр, спорт на свежем воздухе, музыка. Леди будут петь…

— Не забудь о детях.

— О нет! Как я могу забыть о них! — с показным энтузиазмом воскликнула Тереза. — Дети, приехавшие с гостями, будут стоять рядом и мило улыбаться, потом можно потанцевать, если гости захотят. Ужин будет подан в полночь.

Если не считать шатров, предложенное Терезой ничем не отличалось от любого другого званого приема, но Уильям был не так глуп, чтобы высказать эту мысль вслух.

— Весьма необычно, — слукавил он.

— Спасибо. А на второй день мы приготовим стулья, накроем столы и сможем поесть на свежем воздухе, если погода позволит.

— Если ты распорядишься, я уверен, что будет ясно. — Даже погода вряд ли осмелилась бы пойти наперекор планам Терезы.

— Спасибо! — польщенно воскликнула графиня Маршан. — Какой оригинальный комплимент. Мы подадим заливную семгу, сыр, холодный пирог с телятиной и мороженое. Я так рада, что у тебя есть ледяной погреб, дорогой.

— Очень кстати в данных обстоятельствах. Кстати, не забудь, что мои дети тоже захотят развлечь гостей.

— О боже!

Энтузиазма в ее голосе было куда меньше, чем хотелось бы Уильяму. Леди Маршан до сих пор путала имена девочек и оказалась совершенно не способна затеять с ними разговор. Неужели Тереза не любит детей? Это ставит под угрозу его планы жениться на этой женщине.

Тереза снова просмотрела свои списки.

— Но для них тут совсем не осталось времени. Хотя… можно поставить их вот сюда, вечером, перед чаем. А потом гости смогут пойти переодеться. Потому что именно в эту ночь мы устроим бал.

Наверное, Тереза ждала от него восторженных возгласов. Но Уильям едва подавил тяжелый вздох. Развлечения — это тяжелая работа, а между тем его людям придется в эту ночь патрулировать окрестности без него.

— Я уже заказала оркестр, — заявила Тереза. — Музыканты приедут из Йорка.

Оставалось только надеяться, что королева Виктория оценит по достоинству его труды на благо королевства, потому что это воистину стоит ему титанических усилий. И немалых средств.

Должно быть, Тереза прочла его мысли.

— О, дорогой, я вижу на твоем лице типичное выражение экономного хозяина. Но вспомни: ты ведь не устраивал приемов уже три года. Считай, что за это время ты немало сэкономил и теперь можешь устроить нечто поистине грандиозное.

— Ну да. А потом каждый следующий прием придется устраивать еще грандиознее.

Взяв из вазы гвоздику, Тереза обломала стебель и вставила цветок в петлицу на лацкане его сюртука. Положив руку ему на грудь, она заглянула прямо в глаза Уильяму.

— Большинство мужчин не понимают этого.

Она касалась его. Она смотрела на него. Она говорила с ним своим певучим, мелодичным голосом. Но Уильям не испытывал и сотой доли того волнения, которое охватывало его, стоило только услышать хоть одно слово, произнесенное Самантой. Самантой с ее дерзостью и язвительными репликами, Самантой с ее сладкими губами и стройным телом.

— Да, ты права, — довольно мрачно произнес Уильям, уже не помня, с чем именно он соглашается.

— Не беспокойся по поводу бала. Все будет прекрасно, вот увидишь.

— Я и не беспокоюсь.

Он беспокоился лишь о том, что лорд и леди Фезерстоунбо могут не попасть в расставленную для них ловушку.

— И правильно, — Тереза снова похлопала его по лацкану и убрала руку. — В полночь можно подать ужин. А в последний день — еще один пикник в шатрах или, может быть, на веранде, затем гости могут отправляться по домам.