— Что-то не так? — спросил полковник.
Что ж, он был весьма наблюдателен, этого у него не отнимешь. Наверное, только таким и мог быть человек, который командовал полком в непроходимых джунглях Востока.
— Наверное, вы сами переложили куда-нибудь мех с портвейном, — заявила Саманта. — Обычно так и бывает в подобных случаях.
— Может быть, вы и правы. — Подвинув себе стул, полковник уселся справа от Саманты.
Сильный и суровый офицер, привыкший к традициям и строгой дисциплине, садится рядом с гувернанткой. С чего бы это?
Саманта чуть отодвинулась от стола.
Что означает подобная фамильярность? Чего ей следует опасаться? Что полковнику известно о ее прошлом? Или скорее посягательств на свою добродетель?
Полковник смотрел на нее пронизывающим взглядом, от которого Саманте было не по себе. Она не хотела, совсем не хотела, чтобы этот человек интересовался ее прошлым, задавал вопросы, на которые ей будет трудно ответить. Но Саманта сама приговорила себя, пообещав ему остаться здесь на год. Теперь ей придется держать данное слово.
Поэтому она спросила:
— Почему вы позволяете девочкам купать гувернанток в грязи и подсовывать им змей? Может быть, вам было бы проще удержать здесь гувернанток, если бы вы запретили им шутить подобным образом.
Полковник продолжал рассматривать ее.
Саманта постаралась стойко выдержать его взгляд, но у нее ничего не вышло. Все было против — ее прошлое, ее заблуждения относительно этого человека, и главное — крепнущее влечение к нему вопреки всему. Саманта не могла смотреть ему в глаза, она косилась на стол, на его правое плечо, на зеркала в золотых рамах, украшавшие столовую, на его подбородок… А когда он отвечал, Саманта смотрела на его губы.
— Я часто уезжаю из дома, и если гувернантка не в состоянии справиться с нестандартной ситуацией, мне будет от такой гувернантки мало толку.
— Пожалуй, вы правы, — теперь взгляд Саманты упал на пятна, оставленные детьми на скатерти. — Кто такая графиня Маршан?
— Тереза — очаровательная женщина. Подруга моей покойной жены. — Он повертел в руках бокал и улыбнулся портвейну, словно смотрел в глаза этой самой графини Маршан. — Она очень помогла мне по возвращении в Англию. Тереза всячески поощряла меня вернуться к светской жизни, так что не сомневаюсь: она рада будет помочь мне организовать этот прием.
— О, — Саманте стало вдруг холодно. Она так и знала, что прием устраивается неспроста. Теперь понятна истинная причина. Полковник Грегори решил поухаживать за графиней Маршан, вот и придумал замечательный предлог — предложить ей распоряжаться в своем доме как хозяйке. Это объясняло отношение детей к приезду графини. Они никому не позволят занять место их нежно любимой матери, которой судьба лишила их так рано.
Но это вовсе не объясняло, почему Саманта вдруг почувствовала себя такой несчастной.
— А дети будут обедать с вами, когда графиня приедет? — Саманта пригубила еще портвейна, смакуя сладкую ароматную жидкость.
— На приеме нет, а все остальное время — разумеется. А почему вы спросили об этом?
Саманта не знала, как объяснить то, что казалось ей очевидным.
— Они… они будут разливать молоко.
— Ну, разумеется. Мои дочери разливают молоко постоянно. Весь дом омыт молоком. Я удивляюсь, что нас еще не смыло этим потоком.
Саманта удивленно рассмеялась. Значит, чувство юмора ему все же не чуждо.
— Именно поэтому большинство родителей предпочитают питаться отдельно от детей.
— И вам интересно, почему я поступаю иначе? — Мистер Грегори положил руки ладонями на стол и наклонился к Саманте. — Ведь вы об этом хотели спросить, мисс Прендрегаст?
Неудивительно, что тогда, ночью, на дороге, он схватил ее так крепко. У него были большие сильные руки с длинными пальцами, широкими ладонями и чистыми, ухоженными ногтями. Глядя на эти руки с просвечивающими сквозь кожу мускулами и венами, Саманта снова почувствовала странное жжение внизу живота и густо покраснела. Она, прежде не красневшая ни при каких обстоятельствах! Что бы это все значило?
«Ты прекрасно знаешь, что это означает», — поддразнил ее внутренний голос. Но Саманта тут же прогнала от себя подобные мысли. Просто она одна, вдали от дома и друзей, и поэтому ее тянет к сильному мужчине, способному служить ей защитой. Вот и все.
— Большинство аристократов не предоставляют своим детям такую замечательную возможность поучиться у них хорошим манерам.
— Я — занятой человек. И вижу своих дочерей не так часто, как мне хотелось бы. Но мне почти всегда удается пообедать с ними. А кто же еще научит их манерам лучше родного отца?
— Как это необычно, — прошептала Саманта.
Перед нею был человек, который поступал так, как считал нужным, а не так, как было принято. И это делало его опасным для Саманты, для которой счастливая семейная жизнь была ярким маяком, обманчиво мерцающим вдали. В детстве она заглядывала в освещенные окна, за которыми видела такие вот семьи, сидящие за столами, людей, которые ели, смеялись, разговаривали и выглядели абсолютно счастливыми. Она давно решила, что все это не для нее, однако желание быть частью большой любящей семьи все же упрямо возвращалось время от времени, всплывая откуда-то из глубин подсознания.
Но как мог этот человек за столь короткое время вызвать у нее такое неподдельное восхищение?
— У вас появился загар, мисс Прендрегаст. — Мистер Грегори вдруг коснулся пальцем кончика ее носа. — И даже немного обгорел нос.
Саманта воспользовалась случаем отойти от стола, от этого человека, от его вопросов и этой совершенно неуместной близости его большого сильного тела. Вскочив со стула, она подошла к зеркалу. Мистер Грегори был прав. Щеки ее действительно приобрели золотистый оттенок, а кончик носа покраснел.
— Леди Бакнел все время говорила, что с моей кожей нельзя снимать шляпку ни на секунду, но сегодня я просто не смогла удержаться.
— Выглядит очаровательно, — сказал полковник и тут же испортил все, задав ей самым беспардонным образом самый что ни на есть нелепый вопрос:
— Почему вы не замужем?
Саманта резко повернулась к нему:
— Что за странный вопрос!
— Вы красивы, вы молоды. Может быть, вы пребываете в поисках мужа и останетесь здесь лишь до тех пор, пока не найдете его?
Теперь понятно. Полковник Грегори беспокоился, не покинет ли Саманта его детей, едва они успеют наладить отношения. Он интересовался ее планами исключительно в личных интересах, и Саманта прекрасно его понимала.
— Если бы я искала мужа, уверяю вас, в Лондоне достаточно мужчин. — Она вернулась на свой стул. — Замужество не интересует меня.
— Так вы предпочитаете заботу о чужих детях стабильности и безопасности, которую могла бы дать вам семейная жизнь?
Интересно, насколько откровенно следует отвечать на его вопрос? Пожалуй, достаточно откровенно, но без лишних подробностей.
— Я происхожу из не слишком счастливой семьи, мистер Грегори. С двенадцати лет мне пришлось работать на собственного отца, чтобы он мог предаваться праздности и пороку. — Она снова пригубила портвейн, но на этот раз почти не ощутила запаха.
— Но не глупо ли делать выводы о том, каковы мужчины, глядя лишь на одного из них — пусть на самого близкого вам, но все же на одного?
Саманта не знала, что заставило ее ответить этому человеку. Может быть, то, как он приподнял одну бровь, склонив голову набок, всем своим видом демонстрируя, что не стоит ожидать от женщин рациональных рассуждений, это — привилегия мужчин.
— Когда мне было четырнадцать, моя подруга без памяти влюбилась в юного лорда, и он тоже любил ее. Но лишь до тех пор, пока не стал всем виден ее живот. Тогда его любовь исчезла, а вскоре исчез и он сам. Я помогала принять ребенка, а потом и похоронить его. — Глядя сейчас на полковника, Саманта удивлялась, как это он мог показаться ей привлекательным. Такой же напыщенный, самоуверенный нахал, как и все мужчины. — Так скажите же мне, полковник Грегори, какие, по-вашему, преимущества дает женщине брак?
— Порядочный мужчина не бежит от проблем, относится к своим близким с уважением и поддерживает свою жену.
— Найдите мне такого человека, и я выйду за него замуж, — Саманта постаралась вложить в игравшую на губах улыбку все свое неверие в мужчин — и в него лично. — Может быть, — добавила она.
Но полковник Грегори не стал и дальше вести себя как напыщенный болван. Он не пустился в рассуждения о том, что гувернантка не должна вести себя так непочтительно, что, будучи женщиной, она должна позволить ему и любому другому существу мужского пола, у кого возникнет такое желание, управлять ее жизнью, неважно, насколько развиты при этом умственные способности этих мужчин. Вместо этого мистер Грегори спросил:
— Ваш отец умер?
— Да, — больше Саманта не собиралась говорить об этом.
— А ваша мать?
— Тоже.
Это произошло много лет назад в одну чудовищную холодную ночь, которую Саманта не забудет никогда.
Они бы еще долго сидели так, глядя в упор друг на друга в молчаливом поединке характеров, но тут вошел Миттен, неся на серебряном подносе запечатанный конверт, который он передал мистеру Грегори:
— Это доставили из Лондона, сэр.
Тот открыл его, быстро пробежал глазами послание, затем встал и поклонился Саманте:
— Мне необходимо отлучиться. Пожалуйста, скажите девочкам, что я не смогу сегодня зайти пожелать им спокойной ночи.
— Хорошо, — пообещала Саманта, затем спросила, смутившись: — Опять бандиты?
Глаза полковника Грегори снова стали холодными как лед.
— То, что я делаю, мисс Прендрегаст, никоим образом вас не касается, — отрезал он.
10.
Дункан Монро скакал на своем огромном жеребце по залитой лунным светом дороге. Дункан служил под началом Уильяма Грегори в Индии и уже два года здесь, в Англии, но еще никогда не получал от него таких жестких приказов. Никакой информации, никаких объяснений. Только две короткие рубленые фразы: «Посылай за людьми. Приезжай немедленно».
Уильям был прирожденным командиром и привык, чтобы его командам повиновались беспрекословно. Однако он всегда уважал военный опыт Дункана и советовался с ним или хотя бы объяснял ход собственных мыслей. Но только не сегодня.
Этому могло быть только одно объяснение — дело приближалось к развязке.
Натянув узду Тристана, Дункан свернул на тропинку между деревьями и ехал по ней до самой поляны. Уильям был уже там, лошадь его нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
— Что случилось? — спросил, подъезжая, Дункан.
— Я получил письмо от Трокмортона. Лорд и леди Фезерстоунбо покинули Лондон и направляются на север.
— Мы готовы к их приезду?
— Приглашения разосланы. Все крупные чиновники приняли их. Им было велено принять. Среди них и генерал Уилсон, и министр Грей.
Дункан присвистнул, впечатленный списком важных персон.
— С женами?
— Разумеется, — кивнул Уильям. — Из местной гавани уходит раз в две недели корабль в Ирландию. Наверное, на него и рассчитывают успеть лорд и леди Фезерстоунбо. Но я устроил так, что, как только они прибудут в Мейтланд-Мэнор, им сообщат, что корабль уже ушел.
Дункан злорадно засмеялся.
— И они окажутся запертыми в своем поместье в ожидании возможности сбежать. И тут узнают, что я устраиваю прием всего в нескольких милях, и на этом приеме будут мои друзья, набитые доверху важнейшими секретами Англии. — Тень улыбки пробежала по лицу Уильяма, как едва уловимый ветерок по мрачному болоту. — Они обязательно захотят узнать эти самые секреты. И обязательно приедут на прием.
— Ты дьявольски изобретателен, — с восторгом произнес Дункан.
— И дьявольски решителен. Итак, сейчас они медленно движутся в направлении Хоксмута.
— Почему медленно? — удивился Дункан.
— Они заезжают по дороге ко всем, кто может обладать хоть какой-то информацией, остаются на ночь, словом, изо всех сил стараются создать у всех впечатление самой обычной поездки в свое поместье. Да и двигаются они зигзагами, видимо, надеясь сбить со следа возможных преследователей.
Тристан беспокойно переступал копытами под Дунканом.
— Но если Фезерстоунбо предполагают возможность погони, то почему не боятся, что преследователи могут оказаться в их доме раньше их?
— У них ведь не одно поместье. Может быть, надеются, что Трокмортон не поймет, куда именно они направляются. — Прежде чем Дункан успел возразить, Уильям поднял руку, призывая его к молчанию. — Из подслушанных разговоров Трокмортон сделал вывод, что старый лорд Фезерстоунбо заартачился.
Дункану приходилось встречать лорда Фезерстоунбо. Это был глупый и лицемерный напыщенный старик, обожавший посплетничать не меньше своей жены. Дункану по-прежнему трудно было представить, что этот стареющий пшют мог водить много лет за нос лучших английских агентов.
— Заартачился? — переспросил он.
— Старик не верит, что им угрожает опасность.
Дункан удивленно поднял брови.
— Он тридцать лет торгует секретами своей родины и не верит, что это — опасное занятие?
— Лорд Фезерстоунбо — аристократ старой школы. Он считает себя выше закона.
Дункан удивленно вскинул брови, а Уильям продолжал:
— Их поспешный отъезд вызвал немало сплетен. Сплетен, распущенных Трокмортоном и его людьми в надежде выявить подручных и связи Фезерстоунбо, — Уильям взял Дункана за руку. — Из Лондона поспешно выехал граф Гаев — Свирепый Пашенька.
Дункан прекрасно понимал важность этой информации.
— Пашенька? Хм…
Граф Гаев был весьма элегантным мужчиной, пользующимся немалым успехом в лондонском свете, особенно у дам. Этот русский аристократ уже много лет вращался в обществе, рассказывая всем историю о том, как он был незаконно лишен царем своих земель. Но история его больше всего напоминала русскую волшебную сказку.
— Так он держит путь в поместье Фезерстоунбо? Это на него мы будем охотиться сегодня ночью?
— Трокмортон считает, что Пашенька направляется именно туда, а оттуда — к морю. — На дороге послышался цокот подков — начинали прибывать люди. Уильям и Дункан заговорили тише. — Скоро мы не только поймаем двух самых вероломных шпионов Англии, но и, если поведем себя правильно, разделаемся с графом Гаевым — есть мнения, что именно он руководит шпионской сетью и именно ему Фезерстоунбо посылают свои отчеты.
— Что ж. Это умно, — Дункан улыбнулся. — Но не разумнее ли будет снабдить их фальшивой информацией, и пусть Пашенька увозит ее из Англии?
— Черт побери, Дункан! — воскликнул Уильям. — Теперь я понимаю, почему держу тебя возле себя. Кто же захочет потерять такого умного капитана!
* * *
Третью ночь подряд под ясным ночным небом, полным звезд, отчетливо звучало громкое уханье совы, служившее условным сигналом. Люди Уильяма возвращались на поляну. Полковник Грегори ждал их, чтобы выслушать их отчеты.
Первым прибыл Дуайт Гревилль, мэр Хоксмута.
— На севере спокойно, сэр. До самого Джордж-Кросс, — он потянул ноздрями, словно принюхиваясь. — Но мне не нравится все это, сэр, сильно не нравится. У моей жены чешется левый глаз, а это — верный признак беды. Что-то такое витает в воздухе, сэр…
— Пока оно не опустится на землю, нам волноваться не о чем, — успокоил его Уильям. Гревилль постоянно пророчил опасность, боясь больше всего на свете, что в его правление будет нарушено мерное течение жизни Хоксмута. Уильяму приходилось целыми вечерами утешать его, доказывая, что все в результате обойдется.
Вслед за мэром прискакал Дункан на своем норовистом жеребце, который куда лучше умел бить копытами по воздуху и отходить задом с поля боя, чем просто спокойно перевозить своего хозяина с места на место.
— Довольно спокойная ночь, — объявил Дункан. — Никакого движения на юг.
Остальные кони беспокойно переступали с ноги на ногу рядом с воинственным Тристаном.
Даже Озборн, конь Уильяма, запрядал ушами и замотал головой.
Но на Озборна действовало не только присутствие Тристана, но также лунный свет, поднимающийся ветер, усыпанное звездами небо и шуршащая под ногами трава. К тому же животному наверняка передавалось беспокойство хозяина. Уильяму тоже не сиделось сегодня на месте. Впервые за много лет он чувствовал, как пульсирует его кровь, как отчаянно бьется сердце, ощущал в воздухе радостное возбуждение при мысли о предстоящей операции. Вернее, он не уставал повторять себе, что волнуется так именно потому, что цель его близка. Скоро к нему в руки попадут те, кто виновен в смерти его жены. Скоро, очень скоро он отомстит за Мэри.
Но была и другая причина его беспокойного поведения. С тех пор, как Уильям встретил Саманту, ему все время… хотелось чего-то. Чего-то иного, чего-то нового.
Неисправимый плут Дункан заметил эту перемену. И немедленно приписал ее появлению Саманты. Уильям же продолжал повторять себе, что страдает от обострения естественных мужских инстинктов, в удовлетворении которых он слишком долго себе отказывал. Но если все дело в этом, почему же он не думает с вожделением о Терезе? Она была весьма привлекательной женщиной его круга, настоящим образцом красоты и грации, она знала свое место, никогда не спорила с ним, не передразнивала, не допускала даже мысли, что Уильям может что-то сделать неправильно. Ведь именно такая женщина ему и нужна. А вовсе не дерзкая гувернантка, посмевшая отчитать его за то, что он уделяет воспитанию девочек мало внимания, и к тому же абсолютно равнодушная к красотам Кумберленда.
Однако именно из-за этой белокурой бестии он не может уснуть по ночам, кожей ощущая ее присутствие в доме.
Следующим приехал Зефания Эван. Спокойный и задумчивый молодой фермер контролировал дорогу, проходящую мимо его земли. Он имел особое чутье и всегда безошибочно угадывал, кого можно пропустить спокойно, а кого следует остановить. Потрепав по холке коня, Зефания сообщил:
— Дороги к востоку пусты, сэр, если не считать разбитого неподалеку цыганского лагеря.
— Цыгане? — встрепенулся Гревилль. — Всем известно, где цыгане — там беда.
— Только не эти цыгане, — возразил Эван. — Они проходят через эти земли каждый год по пути на ярмарку. И заняты только своими делами.
— Мы охотимся не за цыганами, — напомнил Уильям, — нас интересуют подозрительные иностранцы и англичане, а также женщины, которым нечего делать в этих местах.
— Шпионы держались бы подальше от этих мест, если бы мы схватили парочку и повесили в назидание остальным, — заявил Гревилль.
— Но мы вовсе не хотим, чтобы они держались отсюда подальше, — возразил Уильям. — Наша цель в том, чтобы заманить их в руки местных разбойников, и это лишь часть цены, которую им придется заплатить за то, что они ввязались в опасную игру.
— Так было раньше, но не теперь, не правда ли? — глаза Гревилля возбужденно сверкнули в лунном свете. — Теперь мы ловим их и держим под замком, потому что… — Гревилль осекся. Он не знал, почему полковник Грегори сменил тактику, а тот не собирался объяснять ему больше, чем необходимо.
— Да, это так, — лишь кивнул он. — Теперь мы хватаем их всех, чтобы обыскать их вещи, одежду, обувь — все тайные места, где можно спрятать письмо или записку.
Ушей Уильяма достиг отдаленный цокот копыт на большой дороге. Кто-то скакал во весь опор прямо к ним. Все четверо мужчин отступили в тень окружающих поляну деревьев.
Это был юный Мило, гнавший лошадь, чтобы сообщить, что на дороге, ведущей от Хоксмута на запад, он видел большую карету с крестом на дверцах.
— Что за крест? — Уильям приготовился скакать в том направлении.
— Я не сумел разглядеть в темноте.
— Сегодня? Сейчас? — взволнованно забормотал Гревилль.
Уильям, Дункан и Эван не стали тратить время на расспросы, они поскакали вслед за Мило к большой дороге. В некотором отдалении за ними следовал Гревилль.
Неужели это возможно? Неужели лорд и леди Фезерстоунбо смогли добраться сюда раньше, чем ожидал Трокмортон? Доскакав до поворота дороги, все четверо поглубже надвинули на глаза шляпы и повязали лица платками, превращаясь в страшных разбойников, терроризирующих Озерный край.
Когда на дороге показалась карета, они заняли свои места на обочинах. Уильям выстрелил в воздух. А остальные нацелили свои ружья на кучера, который тут же безропотно натянул поводья, останавливая карету.
— Стоять и не двигаться! — крикнул Уильям.
Дункан подъехал к карете и распахнул дверцу.
— Выходите!
В ответ раздался низкий и слегка насмешливый женский голос:
— Вот это встреча. О такой приятно будет рассказать друзьям!
Уильям еще раз порадовался тому, что лицо его скрыто под платком, потому что у него непроизвольно приоткрылся рот. Тереза? Тереза уже здесь? Как быстро она поспешила откликнуться на его зов!
Голова леди Маршан показалась из кареты. И лунный свет озарил ее прекрасные черты. Она улыбнулась, но улыбка ее была улыбкой хищницы, без тени обаяния. Тереза вышла из кареты и встала на дороге. Под распахнувшимся плащом была видна ее высокая грудь, привлекавшая взгляды всех находившихся возле кареты мужчин. Уильям не мог не признать, что в лунном свете Тереза походит на изящную и пикантную фарфоровую статуэтку.
— Красавец разбойник останавливает карету, чтобы отобрать у меня мои драгоценности? Интересно, что скажет на это тот, к кому я еду, — полковник Грегори? Не сомневаюсь, эта история позабавит его!
Дункан, должно быть, был поражен ее красотой не меньше остальных. Но он стойко продолжал играть отведенную ему роль негодяя с большой дороги. Спрятав пистолет, он подошел к графине и, в шутовском приветствии приподняв шляпу, спросил:
— Кого я имею честь приветствовать, миледи?
— Графиню Маршан, негодяй, и ты очень скоро пожалеешь об этом.
Быстро намотав на кисть волосы Дункана, она дернула руку вниз, заставляя его опуститься на колени. Затем, выхватив из-за пояса «разбойника» его же собственный пистолет, Тереза приставила его к виску несчастного и все с той же улыбкой, от которой у Уильяма застыла в жилах кровь, оглядела остальных нападавших и спокойно произнесла:
— Вы дадите нам проехать спокойно, или я вышибу ему мозги.
Гревилль заблеял что-то, словно овца. Эван отвел своего коня назад.
Тереза выглядела миниатюрной, но отнюдь не беззащитной. Напротив — весьма решительной и непоколебимой. Уильям дал своим людям знак, и они поскакали к лесу.
— Мои люди уже обнажили свои мушкеты, — заявила Тереза. — Если вы попытаетесь последовать за нами, в вас будут стрелять.
Уильям наблюдал сквозь сучья деревьев, как Дункан пытается подняться. Но тут, даже не взглянув на свою жертву, Тереза ударила его коленом по лицу.
Уильям никогда не видел ее такой. Графиня Маршан была всегда безукоризненно причесана, элегантно одета и мила со всеми вокруг. Кто бы мог подумать, что эти маленькие ручки способны справиться с разбойником с большой дороги!
По-прежнему целясь в Дункана из пистолета, Тереза забралась в карету и захлопнула дверцу. Экипаж тронулся в сторону Сильвермера.
Дункан с трудом поднялся на ноги. Держась рукой за нос, он с ненавистью смотрел вслед удаляющейся карете. Уильям схватил за поводья его жеребца и помог другу взобраться в седло.
— Сломан нос? — озабоченно поинтересовался он.
— Не думаю, — Дункан промокнул кровь платком. — Но утром у меня наверняка будут синяки под обоими глазами. А тебе лучше поторопиться, чтобы поспеть домой раньше своей очаровательной гостьи. И если это та женщина, которую ты выбрал себе в жены, будь осторожнее, когда опустишься перед ней на колени, чтобы предложить руку и сердце. Да, колени у нее что надо!
— Сэр, — по дороге к ним приближался со стороны Хоксмута викарий, преподобный Уэббер, оживленно жестикулируя. — В гостинице остановился иностранец. Судя по всему, очень богатый человек. Прежде чем отправиться спать, он спрашивал дорогу до поместья лорда Фезерстоунбо. Нам следует задержать его?
— Ну разумеется! — Уильям повернул коня в сторону Хоксмута. — Сейчас он подвергнется нападению самых свирепых разбойников, какие когда-либо появлялись в этой маленькой гостинице.
Дункан шмыгнул носом.
— А если мы ничего не найдем?
— Тогда мы позволим ему доехать до Фезерстоунбо и позаботимся, чтобы там его снабдили самой что ни на есть ценной и секретной информацией об английском правительстве.
Уильям холодно улыбнулся.
— Очень жаль, что, когда он вернется с этим в Россию, информация окажется фальшивкой.
— Это будет для него смерти подобно! И как это такое пришло тебе в голову? — с наигранным изумлением произнес Дункан.
11.
На следующий день, вскоре после рассвета, леди Маршан сошла по мраморной лестнице в холл к ожидавшему ее Уильяму. При свете дня она выглядела совсем иначе. Тереза улыбалась, ее темные волосы нежными волнами обрамляли щеки, янтарные глаза блестели, а пышные юбки из пронзительно розового атласа шуршали при каждом шаге.
— Уильям, как приятно видеть тебя вновь, — сладким голосом произнесла она, протягивая ему руки. Улыбка ее была смесью сдержанности и очарования.
Ничего общего с широкой и прямодушной, чуть лукавой улыбкой мисс Прендрегаст.
Беря в ладони протянутые руки Терезы, Уильям сказал:
— Благодарю тебя за то, что ты откликнулась на мою просьбу о помощи. Жаль, что вчера меня не было в доме и я не смог приветствовать тебя лично.
— А мне так не хватало тебя, — с упреком произнесла Тереза. — Ты не поверишь, что произошло, дорогой. На меня напали в лесу разбойники.
Никогда в жизни Уильям не ощущал с такой силой, что актерство и притворство — не по его части. Все же он постарался изо всех сил изобразить изумление и гнев.
— Что? Где?
— На дороге недалеко отсюда.
— Какая чудовищная наглость! Надеюсь, ты не пострадала?
— Мои слуги прогнали их в лес. Но я была так напугана! — она сжала своей маленькой ладошкой руку Уильяма.
Уильям постарался изо всех сил не выдать своего удивления при этих словах.
— Бедная Тереза! Ты смогла бы… узнать кого-нибудь из них?
— Я знала, что ты спросишь об этом. Но ничем не могу тебе помочь. На них были маски. В любом случае, дорогой, я не хочу, чтобы ты рисковал ради меня жизнью. К тому же они ведь ничего не взяли. Кроме… кроме моего покоя. — Приложив руку ко лбу тыльной стороной ладони, Тереза сделала вид, что находится на грани обморока.
Что это — позерство? Или откровенная ложь? Уильям никогда еще не видел, чтобы женщина вела себя так, как Тереза.
— Прими мои горячие извинения, — произнес Уильям. — Охрана дорог — моя прямая обязанность. Боюсь, я не справился.
— Ах, ты — само воплощение совестливости и порядочности, дорогой. Но не кори себя. Ты ведь лорд, а не охотник за бандитами. Никто не ожидает от хозяина одного из крупнейших поместий в этих краях, что он будет лично скакать по дорогам в поисках разбойников.
— И все же…
— Хотя мне очень интересно, где же ты был прошлой ночью. А впрочем, не обращай внимания, — Тереза рассмеялась и беззаботно махнула рукой. — Не надо ничего объяснять. Мужчины на всю жизнь остаются мальчишками, и если причина твоего отсутствия не слишком благородна, я ничего не хочу об этом знать.
Уильям оторопел. Она только что обвинила его в том, что он бесполезный пшют, неспособный обеспечить безопасность собственных владений, и к тому же выдала ему разрешение вести себя непорядочно. И как она посмела предположить такое?
— Я дворянин, — сухо произнес Уильям.
— Знаю, знаю, дорогой, — улыбнулась в ответ Тереза.
И только тут до Уильяма дошло, как высокомерно и помпезно прозвучало его заявление. Будь перед ним Саманта, она наверняка бы пренебрежительно фыркнула. Но Тереза столь усиленно льстила его самолюбию, что Уильям задумался вновь: кем же считает его эта женщина? Пугливым, неуверенным в себе человеком, которого необходимо постоянно подбадривать с помощью лести?
Ну да. Разумеется. Тереза думала так обо всех мужчинах, поэтому она щедро осыпала их лестью, чтобы добиться своего, и притворялась слабее, чем была на самом деле. Он ведь знал это и раньше, и это вовсе не казалось ему чем-то странным. Но теперь, когда Уильям успел пообщаться несколько дней с откровенной и прямолинейной мисс Прендрегаст, лицемерие Терезы казалось ему почти что аморальным.
— Но что с тобой, дорогой? Ты выглядишь как-то странно, — Тереза пристально вглядывалась в его лицо.
Уильям усилием воли отогнал от себя действительно очень странные мысли, крутившиеся в его голове.
— Все твои новости. Я потрясен.
А может быть, дело было в весьма удачном «ограблении» Свирепого Пашеньки в хоксмутской гостинице. Граф Гаев оказался нелегкой добычей. Он держал Эвана на мушке, пока Уильям не обрушился на него сзади. Но пистолет успел выстрелить, и пуля слегка оцарапала руку Дункану.
Бедняга Дункан. Прошедшую ночь он запомнит надолго!
Все вместе они связали Пашеньку и забрали у него множество ценных вещей, в том числе деньги и письма, зашитые в подкладку его дорожного сюртука. Сейчас эти письма на пути к Трокмортону, а граф Гаев, которому хозяин гостиницы наверняка уже помог освободиться от пут, — на пути в Мейтланд. Что ж, пусть прячется там до приезда лорда и леди Фезерстоунбо.
Уильяму не нужна была снисходительная жалость Терезы. Близился момент, когда он отомстит наконец за смерть Мэри.
— Итак, мы устраиваем прием, — оглядев огромный холл, Тереза словно невзначай прижала его руку к своей груди с такой откровенностью, что Уильям предпочел считать, будто она и вправду не понимает или не замечает, что делает. — Я так рада, что ты позвал меня, Уильям!
— Кого же еще я мог позвать, если не лучшую подругу Мэри? Я приказал накрыть нам завтрак на веранде, — сообщил Уильям, подводя леди Маршан к дверям.
— Ты такой сильный, дорогой, — произнесла Тереза, снова прижимая к себе его руку.
Уильям высвободился, чтобы пропустить ее вперед. Он улыбнулся, услышав вздох восхищения, который вырвался у графини при виде открывшейся перед ней роскошной панорамы.