В тот вечер в музыкальном зале несносные девчонки полковника Грегори тянули какую-то жалобную песню. Валда кивала и отстукивала такт тростью. Волчица в овечьей шкуре, вот кто она. Женщина с мозгами, скрытыми под натянутой на лицо улыбкой эдакой доброй бабушки. По крайней мере, эту роль она пока что вынуждена исполнять. Хотя бы пока не заживут ее раны. Валда коснулась разбитой губы.

Она ненавидела Поля всем сердцем. Если бы не этот мерзавец, она была бы уже в Италии, где лежали в банке ее денежки и хранились в надежном месте фальшивые документы. Солнце Италии согрело бы ее старые кости, которые болели теперь не только от артрита. Этот негодяй Поль сбил ее с ног и чуть не задушил, пытаясь выудить у Валды информацию.

И только потом граф Гаев выложил перед ней все карты. Полковник Грегори устраивает неподалеку большой прием. Среди его гостей будут множество видных военных, несколько послов и даже кое-какие важные шишки из министерства внутренних дел. Поль не хотел рисковать, появляясь там. Вдруг кто-то из этих людей уже знает о его провале? Он хотел, чтобы на это сборище отправилась Валда. И, разумеется, Руперт. Пашенька обещал, что, если они вернутся оттуда с достаточным количеством важных сведений, Валда останется жить.

И вот она сидит тут в последнем ряду и слушает, как мяукают, словно котята, противные девчонки, смотрит, как светится от гордости их безмозглый папаша. Сегодня она просидела полдня в удобном кресле в одной из ниш большого зала, потом позавтракала на неудобном стуле в одном из шатров. А после ужина придется надеть красивое платье и отправляться на бал ради сомнительного удовольствия смотреть, как танцуют другие.

Разбитая губа и ноющее бедро не располагали к улыбкам, и это было не похоже на леди Фезерстоунбо. Обычно она так и вилась вокруг высокопоставленных болванов, осыпая их лестью и расточая улыбки направо и налево. А сама слушала, слушала, слушала. Теперь же приходилось вести себя как старой леди, сидеть и ждать, пока кто-то подойдет поближе и случайно заговорит рядом с ней о том, что лучше держать в секрете.

И ей повезло: они подходили, они говорили. Как всегда, эти надутые генералы и дипломаты недооценивали ее ум и коварство. Они видели перед собой только старуху с трясущейся головой, которая наверняка плохо слышит. Они говорили о войсках в Крыму и в Египте, о шпионах, о взрывах. О новых поставках оружия. В их словах ей слышался звон золотых монет. Но сначала надо суметь ускользнуть от Пашеньки.

Руперт вдруг подошел к ней и сел так близко, что нога его оказалась на ярко-синей бархатной юбке ее платья. Черт бы побрал этого мужчину. Всю жизнь на него можно было положиться только в двух вещах — он умел привлечь к себе внимание и всегда портил ее лучшие наряды.

— Валда, а где находится та карта? — громким театральным шепотом спросил Руперт.

Валда испуганно оглядела находившихся вокруг гостей.

— Прекрати болтать, — тихо прошипела она. — Мы не можем говорить об этом здесь.

— Никто не услышит. Дети поют.

Валда с удивлением посмотрела на мужа. Вот почему Руперт так и не смог стать первоклассным шпионом, и всю работу приходилось делать ей. Этот человек всегда видел только то, что хотел видеть, делал только то, что ему нравилось.

Граф слегка повысил голос.

— Я мужчина! Я твой муж! И я говорю тебе: ты должна отдать эту карту графу Гаеву!

— Ради бога! — прямо перед Валдой сидела леди Маршан и еще двое разодетых в пух и прах женщин. — Нас услышат!

— Они не обратят внимания. А даже если обратят, ни за что не поймут, о чем это мы.

Валда улыбнулась на публику, делая вид, что граф несет какую-то чушь, как это всегда бывает с мужьями.

— Не стоит недооценивать силу сплетен. Они могут повторить этот разговор при ком-то, кто окажется сообразительнее их. И тогда мы погибли.

— Мне все равно, — но все же Руперт понизил голос. — Если мы не отдадим Пашеньке карту, то погибнем в любом случае.

— С чего ты это взял? — Валда окинула мужа внимательным взглядом. Тонкий нос крючком, длинные пальцы, тощие икры в старомодных чулках. — Гаев вообще не знает об этой карте.

Руперт открыл было рот, затем резко закрыл его, но в душе Валды уже зародились подозрения.

— Ведь он не знает? — с нажимом спросила она.

Глаза графа забегали из стороны в сторону.

— Ты рассказал ему? — теперь голос повысила Валда.

— Если ты отдашь ему карту, он не станет больше тебя бить. — С тех пор, как Руперт увидел ее, избитую, лежащую, словно груда тряпья, у стены в гостиной, он поверил наконец в то, что они занимаются весьма опасным делом. О, он бросил бы ее в ту же минуту, если бы только мог убежать один. Но он был недостаточно умен, чтобы выкрутиться в одиночку, поэтому плясал теперь под Пашенькину дудку. И еще Руперт следил за Валдой, отлично понимая, несмотря на всю свою глупость, что, если она ускользнет без него, он — покойник.

— Нет, Руперт, — с сарказмом произнесла она. — Как раз именно после того, как я отдам ему карту, он и убьет меня. И тебя тоже.

— Нет, не убьет. Он обещал этого не делать.

Валда снова улыбнулась на публику, хотя душу ее пронзил леденящий холод. Она нащупала в кармане пистолет, который украла из коллекции полковника Грегори, случайно оказавшись в его кабинете. Как приятно было бы нажать на курок, чтобы пуля вошла в бок этого несносного старика, испортившего всю ее жизнь.

— Пока ноги мои не ступили на землю Италии, я — живой труп. И я утащу тебя за собой в могилу, Руперт. Так что не вздумай предать меня!

— Где карта? — продолжал скулить граф.

Итак, Пашенька подобрал ключи к Руперту и теперь дергает за ниточки, пытаясь выведать ее секреты. Неужели он считает ее такой безмозглой курицей? Как только Валда отдаст карту, граф Гаев убьет ее и покинет Англию. Он воспользуется полученной информацией, чтобы обеспечить собственную безопасность.

Что ж, из-за глупости Руперта ей придется поменять свои планы. Вернувшись в Мейтланд, она пообещает Пашеньке карту. Может быть, даже отдаст ее, если Гаев снова станет ей угрожать. Но секреты, которые она узнает на этом приеме, останутся при ней. Валда скажет, что откроет их только тому, кто стоит над Пашенькой, — только в России.

Полная ерунда, конечно. Тот, кто стоит над Пашенькой, убил бы ее еще вернее, чем граф Гаев. Но так она выиграет время. Время, чтобы придумать, как ей убежать от Свирепого Пашеньки. И вот леди Фезерстоунбо сидит тут и слушает во все уши военные секреты Англии.

Она ведь всегда выпутывалась раньше из всех опасных ситуаций. Удача не покинет ее и в этот раз!

Валда улыбнулась. И тут же поморщилась от боли в разбитой губе.

Уильям стоял, сложив на груди руки, и слушал, как его дочери поют для гостей. Девочки были в своих новых ярких платьях, они стояли словно бы вдоль ровной невидимой линии. Саманта, в потрясающем розовом платье, которое так шло ей, аккомпанировала им со своей неподражаемой улыбкой на губах. Когда девочки закончили, они присели в реверансе, восторженно слушая, как аплодируют им гости.

То и дело слышались слова «Потрясающе!», «Великолепно!». Все родители сияли, думая о том, что и им надо бы научить своих детей вот так же прекрасно петь.

Саманта что-то прошептала, и Агнес с Вивьен почти вытолкнули вперед Мару. Девочка поклонилась. Аплодисменты стали еще оглушительнее. Уильям готов был лопнуть от гордости.

Прежде чем смолкли аплодисменты, Саманта вывела девочек из зала, держа Эммелин за руку, чтобы она не могла посылать в толпу воздушные поцелуи.

— Это было очаровательно, полковник Грегори, — разразилась комплиментами леди Блэр. — У вас очень талантливые дети.

— Ну конечно, — Уильям улыбался с таким видом, словно его дочери были лучшим хором на земле. Впрочем, сам он нисколько в этом не сомневался. — Ведь у них очень талантливый отец.

Все весело рассмеялись. Гостям нравился праздник — нравилось угощение, нравилось вино, нравилось, как украсила Тереза шатры. А те, кто знал об истинном назначении этого праздника, были довольны тем, что среди них появились наконец лорд и леди Фезерстоунбо. Все видели, как внимательно прислушивается Валда к приватным беседам, которые ведутся возле нее о передвижении английских войск, о планах внедрения агентов, даже о том, как внедрить своих людей в русское посольство в Париже.

Да. Все шло именно так, как спланировал Уильям.

Все, кроме его ухаживаний за Терезой.

Он увидел, что за пределами шатра детей ожидает миссис Честер, чтобы взять их под свое крылышко, и сделал Саманте знак вернуться.

Ему совсем не хотелось думать о женитьбе на Терезе, и виной тому была Саманта. Это она отвлекала его от сознания собственного долга. Это по ее вине он с таким равнодушием думал о весьма выгодном для всех брачном союзе.

Как всегда, появление Саманты вызвало восторженный ропот. И на этот раз на нее с восхищением смотрели не только молодые люди, но и семейные пары, имеющие маленьких детей. Многим из них хотелось бы переманить его гувернантку.

Слуги обошли гостей с бокалами шампанского. Дункан поднял тост в честь Саманты.

— Этим чудесным представлением мы обязаны во многом гувернантке юных мисс Грегори.

— Да, это так, — сказал Уильям и весьма красноречиво посмотрел на Саманту.

Как всегда, девушка вспыхнула.

Леди Стивенс и ее супруг внимательно смотрели то на Уильяма, то на мисс Прендрегаст. Слишком красноречивы были их взгляды из-под полуопущенных ресниц. И это начинали замечать многие из присутствующих. Уильяму вовсе не хотелось, чтобы пошли сплетни о нем и его гувернантке. Хотя, если бы такое случилось, это необыкновенно упростило бы все дело. Погубив репутацию Саманты, он обязан был бы жениться на ней. Потрясающий план.

Что это, что сделала с ним эта девушка? Околдовала его? Ведь он старый неприступный вояка, считавший любовь выдумкой мечтательных барышень.

— Ну что ж! — прервал его замешательство Дункан. — Садимся скорее за стол. Мне просто необходим обед! И хорошая компания за столом.

Он сделал было шаг в сторону Терезы. Но та, резко повернувшись к Дункану спиной, проследовала в столовую.

Гости удивленно смотрели на Дункана, который быстро пришел в себя и заявил со свойственной ему находчивостью:

— Женщины всегда считали меня неотразимым.

И все пошли в столовую, где был накрыт сегодня легкий ленч, чтобы гости не проголодались в ожидании грандиозного ужина, предстоявшего в полночь.

Дункан шел рядом с Уильямом.

— Прекрати пялиться на мисс Прендрегаст, — процедил он сквозь зубы.

В этот момент Саманту как раз взял под руку лейтенант Дюкло. Она слушала болтовню своего поклонника, но все время ощущала на себе взгляд Уильяма, заставлявший ее трепетать всем телом, от корней волос до кончиков пальцев.

Уильям же не мог, просто не мог перестать смотреть на нее. Ему хотелось быть с ней рядом, как можно ближе. Хотелось крепко сжать ее в своих объятиях, овладеть ее гибким красивым телом. Ему хотелось уложить ее на спину, раздвинуть ее колени и целовать, целовать ее стройные бедра, ее упругий живот, вьющиеся колечки волос внизу живота, ласкать ее до тех пор, пока Саманта не будет изнемогать от желания. А затем он войдет в ее горячее лоно…

Уильям рывком стряхнул с себя эти неподобающие мысли и постарался как можно скорее покинуть музыкальный зал.

— Я бросился тебе на помощь, и это стоило мне унижения, — услышал он над ухом тихий голос Дункана. — Надеюсь, ты хоть благодарен мне…

Уильям с удовольствием отметил, что леди Фезерстоунбо, повисшая на руке юного Хартуна, внимательно прислушивается к их разговору.

— Но я вижу, что вовсе нет, — продолжал Дункан. — Странный ты человек. Ты смотришь на мисс Прендрегаст. Леди Маршан смотрит на тебя…

— А ты смотришь на леди Маршан, — закончил за него Уильям. — Что ты натворил такого, что Тереза ведет себя подобным образом?

— Она влюблена в меня, и ей это не нравится, — неожиданно серьезным тоном ответил Дункан.

— Вот как? — без малейшего оттенка ревности Уильям пытался осмыслить сказанное. — А ты влюблен в нее?

— Как сумасшедший мальчишка. А ты… она ведь не нужна тебе по-настоящему.

— Я этого не говорил.

— Тебе и не надо говорить. Это и так ясно. По крайней мере, мне.

Уильям взял у проходящего мимо лакея бокал вина.

— Тереза богата. А у тебя ни гроша за душой.

Дункан смотрел в спину Терезе, рассаживающей гостей.

— Зато я могу сделать ее счастливой.

Вдруг Дункан осекся и увлек Уильяма за собой в одну из курительных комнат.

— Подожди… ты хочешь сказать… что тебе абсолютно все равно? Но ведь ты говорил, что она подходит по всем пунктам из твоего списка на роль жены мистера Грегори…

— Знаешь, если поискать, Тереза ведь, в общем, не единственная, кто соответствует моим требованиям, — Уильям посмотрел на друга проницательным взглядом. — А у тебя, кажется, впервые в жизни появились серьезные намерения?

Дункан пристально вглядывался в лицо Уильяма. То, что он увидел, видимо, обрадовало его, потому что Дункан вдруг расслабился и улыбнулся.

— Не исключено… если речь идет о Терезе… но мне надо действовать как можно осторожнее. Впрочем, с кем я говорю об осторожности. Ты делаешь все, чтобы разрушить репутацию бедняжки мисс Прендрегаст. Для этого вполне достаточно твоих безумных взглядов.

Сегодня явно был день признаний.

— Были не только взгляды. Я поцеловал ее.

— Всего один раз?

— Всего один.

— Это не считается. Если, конечно, тебе не хочется повторить. Ну конечно, хочется, это видно невооруженным взглядом.

— Не стоит делать этого — по крайней мере, пока.

Сейчас ему надо сосредоточиться на последнем шаге их плана.

— Но почему? Эта женщина создана для тебя. Я сказал тебе, как только увидел ее впервые. Давай же. Всю жизнь ты делал только то, что надо, только то, что положено. Сделай же хоть что-то просто ради собственного удовольствия!

— Ты предлагаешь мне сделать ее своей любовницей? — Уильям покачал головой. — Это было бы несправедливо по отношению к Саманте. Она девственница.

— О! — Дункан вздохнул. — Что ж, если ты предпочитаешь одинокие ночи…

— В любом случае это невозможно, — настаивал на своем Уильям. — Я переселил мисс Прендрегаст в коттедж для гостей подальше отсюда.

Дункан застыл с поднесенным к губам бокалом.

— Ты — что?

— Переселил ее из дома.

— В уединенный коттедж, где вы можете заниматься ночи напролет всем, чем угодно, не заботясь о том, что дети могут услышать неподобающие звуки…

Теперь настала очередь Уильяма застыть с открытым ртом.

Дункан похлопал приятеля по плечу.

— Неплохая работа, дружище. Теперь тебе больше никогда не спать в своей постели.

Покинув Уильяма, Дункан быстро вернулся в столовую.

Неужели его друг прав? Неужели он выселил Саманту из дома, подсознательно надеясь, что ее уединение будет ему на руку? Неужели им двигала тайная надежда проводить ночи в ее объятиях?

Уильям не знал сам себя. Он совсем, совсем себя не знал!

Он стоял так еще долго, прислушиваясь к звону столового серебра и к голосам. К голосу Саманты. Как он обожал ее голос! Слегка хрипловатый для женщины, певучий и нежный, словно она устала, занимаясь всю ночь любовью, и теперь способна лишь тихо постанывать. Одного ее голоса было достаточно, чтобы каждый мужчина захотел проверить, способен ли он заставить эту женщину застонать от удовольствия. А Уильям знал, что ему это удастся.

Саманта жила теперь одна, только Кларинда должна была охранять ее покой и репутацию, но у Кларинды было столько обязанностей в доме…

Дункан вдруг вылетел ему навстречу из столовой с таким видом, словно им выстрелили из пушки.

— У тебя в кабинете. Немедленно, — быстро бросил он на ходу Уильяму, стараясь, чтобы никто не услышал.

Сейчас? Нет, только не сейчас. Ему необходимо успокоиться. А Дункан наверняка не упустит случая поддразнить его немного, какая бы потрясающая информация ни достигла его ушей — а, судя по его виду, дело обстояло именно так. Возможно, Дункан прав. В конце концов, Уильям был взрослым мужчиной, отцом шестерых детей, одним из крупнейших помещиков Кумберленда. И вести себя, словно спятивший мальчишка, было, разумеется, нелепо, но, как ни странно… пожалуй, приятно. Уильям улыбнулся. Лучше не говорить об этом Дункану.

Он направился к кабинету, не забывая кивать по дороге гостям, торопившимся в столовую, и, когда подходил к дверям, успел уже вполне успокоиться и овладеть собой. А впрочем, с тех пор, как в доме появилась мисс Прендрегаст, Уильям Грегори никогда уже не был собой прежним.

— Что такое? — спросил он, входя в кабинет и закрывая за собой дверь.

Дункан вышел из тени, и лицо его, обычно такое жизнерадостное, сейчас было озабоченным и серьезным.

— Черт бы побрал этого старого болтуна! Тереза слышала разговор лорда и леди Фезерстоунбо.

— Где?

— В музыкальном зале. У этого старого дурака совсем отказали мозги.

Уильям кивнул.

— А почему Тереза рассказала это тебе?

— Потому что разговор показался ей странным. А тебя рядом не было, — в глазах Дункана мелькнуло раздражение. — Послушай только. Руперт сказал леди Фезерстоунбо, что она должна отдать карту Пашеньке, иначе их ждут новые неприятности.

— Карту? — переспросил Уильям.

— Тереза расслышала не все, но похоже, что по пути в Мейтланд леди Фезерстоунбо украла где-то какую-то карту, которую прячет теперь, надеясь, что, пока неизвестно, где карта, Свирепый Пашенька оставит ее в живых, — Дункан пожал плечами и засунул руки в карманы.

— Так, значит, это граф Гаев наградил ее синяками на лице?

— Думаю, можно не сомневаться в этом.

— Мне, возможно, было бы даже жаль старушку, если бы не десятки смертей, в которых она повинна, — руки Уильяма непроизвольно сжались в кулаки. Мэри! Как ужасно было думать о той страшной смерти, которая постигла его жену! — Так что же это может быть за карта?

— На пути сюда Фезерстоунбо останавливались в доме капитана Фарвелла, — Дункан с остервенением трепал свои густые бакенбарды. — Можно послать к нему гонца и справиться о карте, но, думаю, это не имеет особого значения. Леди Фезерстоунбо — очень умная женщина. Карта, должно быть, большой важности.

— И где же она может быть?

— Руперту это явно неизвестно. Старый дурак наверняка предал бы свою дражайшую половину, имей он такую возможность.

— Возможно, — пробормотал Уильям, думая о том, что в его распоряжении находятся сейчас лучшие, честнейшие люди нации, но только толку от них в таком деле маловато, потому что ни один из них никогда не был в бою, никогда не ходил в разведку, никогда не участвовал в сложной военной операции. Кроме Дункана, разумеется.

— Вечером, когда начнется бал, ты обыщешь спальню Фезерстоунбо. Но Валда была бы такой же безмозглой идиоткой, как ее муж, если бы хранила эту карту где-нибудь, кроме как при себе. А она далеко не идиотка.

— Об этом я и подумал, — Дункан рассеянно перебирал перья на столе Уильяма. — Мы можем арестовать ее и забрать карту. Но мы же хотели отослать Валду обратно к Гаеву со всей фальшивой информацией, которую ей удастся «добыть» на твоем празднике. — Дункан взял одно из перьев и внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на Уильяма.

— Ты ведь не думаешь, что нам удастся заставить почтенную пожилую леди раздеться?

— Ты такой великий соблазнитель, — ухмыльнулся в ответ Уильям. — Может быть, у тебя и получится.

Дункан потер подбородок, притворяясь, что всерьез обдумывает этот вариант.

— Знаешь, только что вспомнил — пожалуй, я не такой уж великий соблазнитель.

— Нам надо произвести подмену.

Дункан кивнул.

— Дать ей поддельную карту вместо настоящей.

— Если бы мы знали, где эта карта, и если бы кто-то мог проделать такой трюк, — Уильям перебирал в уме варианты, но каждый из них казался безнадежнее другого. — Но кто? И как?