Клариса поняла намек. Надо срочно капитулировать. Он выиграл этот раунд.
– Благодарю вас, – выдавила из себя Клариса и улыбнулась ему самой обворожительной из своих королевских улыбок. – Это так мило с вашей стороны. Если хотите ехать сейчас, позвольте мне закончить дела и последовать за вами позже.
– Я подожду. – Он улыбнулся ей несколько надменно. – Не хотелось бы, чтобы вы… заблудились.
– Как мило, – парировала она. Клариса ненавидела его за этот недвусмысленный намек на то, что она готова сбежать от него при первой возможности.
Ну что же, он не ошибся. Она сбежала бы при первой же возможности, интуитивно чувствуя, что побег был бы избавлением. И вообще она выбрала совсем не то время и место для торговли своим товаром. Но если ей не удастся выручить деньги здесь, во Фрея-Крагс, ей грозит голод и, возможно, заточение в работный дом. Нет, она и не смела помышлять о бегстве, что бы ей ни нашептывал внутренний голос.
Клариса пыталась не замечать его, спускаясь по ступеням с помоста, но он, как назло, не упустил возможности протянуть ей руку и помочь спуститься вниз. Будучи джентльменом, он и мисс Розабел помог спуститься и лишь затем вернулся к своим соплеменникам.
Мисс Розабел исчезла за дверью швейной мастерской, пока Клариса занималась женщинами, которые пробрались к ней поближе, сжимая в кулаках монеты. Она продала четырнадцать баночек с кремом четырнадцати жаждущим чуда, при этом стараясь не обойти вниманием ни одной женщины, желавшей с ней пообщаться, но не готовой пока ничего у нее покупать. Ей были знакомы эти типажи по другим городам и весям. Многие женщины испытывали благоговейный страх перед ней из-за ее королевского происхождения. У них не хватало смелости говорить с ней при всех, а может, в их карманах не хватало монет, чтобы купить у нее баночку с кремом. Но Клариса старалась изо всех сил, чтобы они почувствовали себя с ней свободнее. Ведь они ничего у нее не купят, если будут бояться сказать что-то не то. Она просто обязана сделать так, чтобы им было с ней комфортно.
Дама с большими карими глазами, в которых затаилась печаль, молча смотрела на нее. Клариса обратила внимание на наряд этой дамы – она явно была не из числа горожанок, но Клариса знала точно, что она могла бы помочь той даме советом относительно манеры одеваться (коричневый был явно не ее цвет) и манеры держаться, слишком настороженной и напряженной. Но несмотря на упорно посылаемые в ее адрес чарующие улыбки, дама не шла на сближение.
Но и не уходила.
Когда толпа вокруг Кларисы несколько рассеялась, лорд Хепберн вернулся к Кларисе.
Горожанки расступились, давая ему пройти, но далеко не отходили, возбужденные сознанием того, что находятся в компании особы королевской крови.
Он был высоким, почти на фут выше ее, и его мрачный костюм подчеркивал размах его плеч. Клариса не чувствовала в нем угрозы, в смысле угрозы насилия. Но он без всяких видимых усилий овладел всеми ее чувствами, взял их под контроль. Он заслонил ей обзор, закрыв небо из-за высоты своего роста. Запах его был чист и свеж, а его прикосновение… она уже почувствовала, что это такое, и не желала повторения.
– Вы готовы? – спросил он.
От звука его голоса по спине Кларисы побежали мурашки.
– Не вполне. – Лорд Хепберн вынудил ее согласиться остановиться у него в доме, но это не значит, что он обрел над ней власть. Клариса, помня уроки бабушки, сделала последнюю попытку свергнуть его с пьедестала, на который он сам себя возвел. – Я всегда приглашаю покупательниц к себе, чтобы продемонстрировать им мой крем и мази в действии. Вам ведь не захочется, чтобы я устраивала такие демонстрации у вас в доме, не правда ли?
Дама с печальными глазами взяла лорда Хепберна под руку.
– Я буду рада принять вас у себя, – вдруг сказала она. Кларису потрясло это заявление, так же, впрочем, как и лорда Хепберна.
– Миллисент, ты серьезно? Вот это здорово. – Он смотрел на женщину с теплотой и участием, как на старую знакомую.
Должно быть, Миллисент его жена. В этом случае ее пребывание в доме Маккензи будет выглядеть более пристойно. Кларису будет радовать сознание того, что этого мужчину с таким влекущим взглядом по ночам будет держать подле себя женщина, к которой он относится с искренним почтением.
Но осведомитель не сообщал Кларисе о том, что лорд Хепберн женат. Нет, Миллисент не его жена. Она его сестра. Старшая сестра. Старшая сестра – несчастное создание. При более внимательном взгляде Клариса увидела сходство между ними. Волосы ее, тускло-каштановые, были нещадно скручены, убраны с лица и собраны в пучок на затылке. Желтовато-коричневое платье придавало ее лицу нездоровую желтизну, а те черты, что выглядели аристократическими на лице ее младшего брата, на женском лице казались чересчур крупными.
Возможно, другой наряд и немного косметики могли бы поправить положение, особенно если к ним присовокупить уроки того, как следует ходить, говорить и улыбаться. Клариса усмехнулась, поймав себя на том, что мысленно примеряет Миллисент новое платье. Возможно, в этом кроется причина того, почему Миллисент столь охотно пригласила Кларису к себе в дом. Она была недовольна своей внешностью, желала перемен, и, что самое приятное, имела для этого средства и готова была щедро оплачивать услуги принцессы.
Отлично, Клариса ей поможет.
Но откуда это чувство необыкновенного облегчения, возникшее у Кларисы в тот момент, когда она поняла, что лорд Хепберн не связан узами брака?
Ей не понравилась ее реакция. Совсем не понравилась. Она умела контролировать свои эмоции, умела сосредоточиться на главной цели, но сейчас этот мужчина отвлекал ее, мешал сосредоточиться, разглядывая ее так, словно умел видеть сквозь одежду. Нет, не только. Сквозь притворство, сквозь плоть и кровь – до самых потайных уголков души.
Лорд Хепберн улыбнулся Миллисент и тоном, более дружелюбным, чем тот, которым говорил с Кларисой прежде, сказал:
– Это моя сестра, леди Миллисент. Леди Миллисент, позвольте представить вам принцессу Кларису.
Обе дамы присели в реверансе.
– Для меня это большая честь, ваше высочество. – Миллисент обладала приятным, хорошо поставленным голосом и встретила взгляд Кларисы прямо, без жеманства.
– Спасибо вам за вашу щедрость, миледи, – ответила Клариса. – То время, что вы готовы посвятить мне, вы могли бы посвятить иным делам, более важным.
– Здесь у нас так тихо и скучно, и нам не хватает общества. – Миллисент улыбнулась, и улыбка превратила ее из женщины заурядной, даже некрасивой, в редкую красавицу. – Кроме того, вскоре к нам съедется весь здешний свет. Мы устраиваем бал, и по особому поводу. Видите ли…
Роберт почти незаметно мотнул головой. Миллисент продолжала все тем же любезным тоном:
– У меня нет нужного опыта, и я не умею устраивать балы. – Она собиралась сказать совсем другое. – Полагаю, вы, ваше высочество, знаете эту работу до мелочей, – закончила свою мысль Миллисент.
– Я… да, конечно.
– Мне кажется, все принцессы таковы, – вмешался Роберт.
От звука его голоса по коже Кларисы побежали мурашки.
– Именно. Меня учили устраивать балы во дворцах. Со временем я должна была стать правительницей в одном из таких дворцов. И бабушка ни за что не потерпела бы, чтобы кто-то из ее родственников оказался недостаточно компетентным в такого рода делах.
С любезностью, которая, очевидно, была у нее в характере, Миллисент сказала:
– Я была бы вам весьма благодарна за помощь. Наша младшая сестра будет дебютировать на этом балу. Она немного не уверена в себе и никогда не простила бы мне, если бы я позволила вам остановиться где-то в другом месте, а не в поместье Маккензи.
Лорд Хепберн недовольно поморщился и на мгновение стал похож на нормального брата.
– Пруденс просто помешалась на платьях, прическах и шляпках. Мне придется покупать королевский крем галлонами.
– Даже самое малое количество волшебного крема творит чудеса, а для девушки в ее первый выход в свет даже этого малого количества может хватить с избытком. – Клариса заговорщически улыбнулась Миллисент. – Я обнаружила, что, когда делаю красивой молоденькую девушку, те, что постарше, досадуют.
– Пруденс первая сказала бы вам, что она трудный ребенок. – Миллисент сложила руки и надула губы, но в глазах ее светился добрый озорной огонек. – А я была бы второй.
Клариса рассмеялась. Она уже чувствовала, что могла бы привязаться к этой женщине. А привязанность всегда грозила бедой. В ее бизнесе первой заповедью было не привязываться ни к кому, ни под каким предлогом. Сложно будет уезжать.
– Значит, договорились. – Лорд Хепберн снова выглядел в меру серьезным и не глядел на Кларису с видом победителя, как будто и второй раунд не остался за ним. – Миллисент станет хозяйкой на ваших собраниях, а вы поможете Пруденс с ее первым балом, да и наши горожанки хорошо проведут время. И вы придете ко мне на бал.
Клариса сделала глубокий вдох и выдох, чтобы набраться сил перед очередным раундом.
– Я не сказала, что приду к вам на бал. – Прийти на бал было бы равносильно катастрофе.
– Но вы – принцесса.
Клариса прикусила нижнюю губу. Она понимала, что Хепберн играет с ней. Иногда голая правда может обезоружить врага эффективнее самой вычурной лжи.
– Простите, милорд, но вы наверняка понимаете, что принцесса, которая продает крем для лица, позорит свою страну. – И если эту конкретную принцессу увидит тот, кто не должен ее увидеть, то одним бесчестьем дело не ограничится. Ее ждет заключение, линчевание и смерть.
Блейз, жеребец, замотал головой и нетерпеливо заржал.
– Конь застоялся, – заметил Хепберн. – Мы обсудим каше присутствие на балу по дороге.
Вспомнив о своих обязательствах, Клариса сказала:
– Мне бы хотелось поговорить с мисс Розабел наедине. Хочу дать ей совет по поводу того, как можно усовершенствовать ее прическу и платье.
Лорд Хепберн удивленно приподнял брови:
– Но она вам не заплатила.
– Иногда принцессам приходится проявлять доброту к тем, кому повезло в жизни меньше других. – В голосе Кларисы звучали сдержанно-высокомерные нотки, которые, как учила ее бабушка, всегда должны присутствовать в голосе особы королевской крови.
– Разумеется. – Роберт кивнул в сторону швейной мастерской. – Распоряжайтесь своим временем как вам будет угодно. – И с нескрываемым удовольствием, которое может испытывать только настоящий лошадник, добавил: – А я пока провожу вашего жеребца.
– Осторожно, – не без злорадства ответила Клариса. – Он терпеть не может мужчин.
Протянув руку к морде жеребца, лорд Хепберн стоял не шевелясь, дав возможность коню обнюхать пальцы, руку, предплечье и плечо, после чего почесал у жеребца за ухом. Затем погладил жеребца по нежному носу.
– Я думаю, мы поладим.
«Какой стыд! Как ты мог так опозориться, Блейз?!» Блейз жаловал только женщин. Но женщины боялись даже близко к нему подойти. А теперь этот мужчина, в котором все кричало о знатности, цинизме и мужественности, держал Блейза за поводья и ласкал его так, словно жеребец был домашним ласковым псом, тогда как на самом деле Блейз был… Клариса поддела пальцем тугой воротник своего дорожного костюма и провела по шее, но, заметив, что Хепберн за ней наблюдает, торопливо отдернула руку.
– Спасибо, милорд, вы очень добры.
Клариса дошла до швейной мастерской и прежде, чем войти, огляделась.
– Его зовут Блейз, не обижайте его. К нему очень плохо относились, и он мой друг.
Лорд Хепберн поклонился:
– Разумеется. – Взгляд его задержался на бедрах Кларисы. Она двигалась так грациозно, что все мужчины смотрели ей вслед. Она продала женщинам крем, а мужчинам то, что назвала счастьем.
Хепберн, тоже готов был раскошелиться и купить у нее предложенный товар.
Глава 4
Ни при каких обстоятельствах не опускайтесь до бесчестья. Такое поведение недостойно принцессы и пятнает девственную белизну личности королевской особы и девственную белизну цветка, ставшего символом королевской семьи.
Вдовствующая королева Бомонтани
– Ваше высочество. – Госпожа Дабб задержалась настолько, насколько это было необходимо, чтобы расслышать обмен репликами. – Своим приходом вы оказали честь мне и моей мастерской. – Она бросила победный взгляд в сторону своих товарок, которым не так повезло.
Клариса едва сдержала готовый вырваться стон. Она знала этот тип женщин. Госпожа Дабб будет рассказывать о том, что принцесса посетила ее мастерскую, до тех пор, пока слушательницы не захотят зажарить несчастную белошвейку живьем, а Кларисе надо было поговорить с мисс Розабел наедине.
Но она ничего не могла сделать и была вынуждена оставаться вежливой с мисс Дабб. И не только потому, что так предписывали правила хорошего тона. Подобная непочтительность дурно сказалась бы на суммах продаж.
– Спасибо вам за вашу доброту ко мне и к Эми. – Госпожа Дабб жеманно присела и открыла узкую зеленую дверь. На подоконнике крошечного окошка красовалась целая коллекция шляп: таких же безликих и тусклых, как сам этот городок.
– Вы еще и шляпница! – воскликнула Клариса. – Сколько же у вас талантов!
– Стараюсь изо всех сил, ваше высочество. – Госпожа Дабб распахнула дверь, продолжая неловко приседать в реверансе.
В глубине мастерской мисс Розабел стояла у зеркала, счищая с носа и подбородка остатки глины. Клариса встала в дверном проеме.
– Бирюзовый цвет самый модный в Лондоне. Да вы и сами это знаете. – Клариса улыбнулась белошвейке, выбирая тот цвет, который подходит для любого цвета кожи. – Думаю, сейчас вы трудитесь над шляпами и платьями именно этого оттенка.
– Да! Там, в дальней комнате.
– Мне надо поговорить с мисс Розабел наедине. – Мягко, но решительно она вытолкала госпожу Дабб за дверь. – Потом придет ваша очередь. Уверена, что вы понимаете. – Клариса захлопнула дверь прямо перед расплывшимся в улыбке лицом госпожи Дабб.
– Ловко. – Мисс Розабел вышла из тени. – Старая сплетница будет недели две кудахтать о твоей доброте.
Ее тон был полон горечи и язвительности, ибо на самом деле мисс Розабел приходилась Кларисе младшей сестрой. Было ей семнадцать лет от роду, и звали ее Эми. Принцесса Эми из Бомонтани.
Прежде чем ответить, Клариса переключилась на немецкий. Сестры часто переходили с одного языка на другой. Это упражнение было полезно во всех смыслах: во-первых, помогало поддерживать на уровне разговорную речь, а во-вторых, могло сбить с толку того, кто вздумал бы их подслушивать.
– Я принцесса, и я действительно пытаюсь вести себя вежливо.
Эми ответила ей долгим вздохом. Она считала Кларису не слишком умной и погрязшей в условностях.
– Да, конечно. Мы обе принцессы. Принцессы Бомонтани. – Эми резким движением стряхнула пудру с лица. – Сестры, связанные кровными узами и тяготами изгнания. Обе в ловушке. И с твоей точки зрения, этим все оправдывается.
Клариса торопливо подошла к сестре, пытаясь взять полотенце у нее из рук. – Позволь мне.
Эми увернулась, не дав Кларисе притронуться к себе:
– Я и сама могу. Я достаточно часто делала это раньше. – У Кларисы упало сердце. Чем больше они занимались этим ремеслом, тем несчастнее становилась Эми.
Клариса бродила по мастерской, разглядывала наряды, выложенные для шитья, пока Эми заканчивала превращение из невзрачной белошвейки в девушку, которую уже почти можно было назвать хорошенькой. Еще несколько сеансов с Кларисой, и она превратится в красавицу, служа живым доказательством действенности королевского крема. А когда настанет время для Кларисы подкинуть город, то вместе с ней незаметно исчезнет и Эми.
Закончив трудиться над лицом, Эми вжала кулаки в стену по обе стороны от зеркала и закрыла глаза. Голос ее дрожал от гнева, когда она спросила:
– Как по-твоему, чем ты занимаешься? – Клариса поморщилась, но бодро ответила:
– Ведь все прошло хорошо, не так ли?
– Ничего хорошего! – Теперь, когда их никто не слышал, она дала волю гневу. – Я писала тебе, что этот город не место для твоих трюков! Но ты все делаешь по-своему.
Клариса перешла на французский.
– У нас заканчивались деньги, и не было времени искать другой город.
– Мы обе могли бы работать белошвейками! – Эми и Клариса встретились взглядами в зеркале. На шее Эми блестела цепочка с серебряным крестиком, таким же, как у Кларисы. – Могли бы поселиться в каком-нибудь городе и заняться моделированием одежды. У меня это хорошо получается. Мне не пришлось бы притворяться уродиной. И нам не понадобилось бы переезжать из города в город. Клариса медленно покачала головой.
– Ах да, совсем забыла. Мы же принцессы. – Эми едва не сплюнула, произнеся это слово. – Принцессам не пристало заниматься шитьем.
– Не пристало. – Клариса смотрела на сестру, мечтая о том, чтобы Эми заняла в жизни то положение, для которого была рождена. Когда им пришлось покинуть Бомонтань, Эми исполнилось всего десять. Кларисе, средней сестре, – четырнадцать, и она хорошо помнила все заведенные при дворце порядки, роскошную обстановку и свои обязанности. Ей нравилась та, прежняя жизнь, и она по ней сильно скучала. Но больше всего она хотела, чтобы Эми поняла и прочувствовала, каково быть настоящей принцессой, чтобы могла в полной мере насладиться положенными ей по праву рождения привилегиями, и поняла, в чем состоит ее долг перед семьей и королевством.
– Выходит, принцессам можно продавать фальшивку? – требовательным тоном спросила Эми.
Клариса терпеливо повторила то, что уже не раз говорила:
– Мы пытались зарабатывать на жизнь шитьем. Но нам едва хватало денег, чтобы прокормиться. Нам надо найти Сорчу и вместе с ней вернуться в Бомонтань и найти бабушку.
С жестокой прямотой, которой в ней не было раньше, Эми сказала:
– Бабушка мертва. Ты сама об этом знаешь. Папа и бабушка не желали нам такой судьбы. Вряд ли им понравилось бы, что мы бродяжничаем. А Сорчу нам не найти.
Эми произнесла вслух то, в чем Клариса боялась признаться себе самой. В словах сестры было столько боли, что у Кларисы перехватило дыхание.
– О том, что папа умер, нам сказал Годфри, об этом также писали в лондонских газетах. – Но в газетах писали о том, что бабушка вернула власть в свои руки.
– И еще Годфри сказал, что бабушка не велела нам возвращаться, пока не пошлет за нами. Он сказал, что за нами идет охота и что мы не должны возвращаться, пока бабушка не поместит в газете объявление о том, что путь домой для нас открыт. – В голосе Эми звучали отголоски страха той поры, когда верный эмиссар бабушки Годфри прибыл в ту школу, где учились девочки, и велел Эми и Кларисе бежать, а Сорчу увез в какое-то тайное убежище. – Никаких объявлений не было. Мы напрасно искали его во всех газетах в каждом городе, куда приезжали. Если бы бабушка сказала, что поместит объявление, она бы так и сделала.
– Знаю, знаю, – если сестры в чем-то и проявляли полное единодушие, так это в отношении их бабушки, которую они боялись как огня.
– Говорю тебе, все погибли, плохие люди пришли к власти, и мы не можем вернуться домой.
– Мы не знаем этого наверняка. Возможно, Сорча уже вернулась в Бомонтань и ждет нас. Обещаю, тебе там будет хорошо. Дворец такой красивый, у тебя будет много роскошных нарядов, ты будешь играть на фортепьяно… – Клариса едва одерживала слезы.
– Милая моя Клариса. – Эми подбежала к сестре и обняла ее за плечи. – Прости меня, я не хотела причинить тебе боль. Я только боюсь, как бы нам не пришлось продавать себя…
Клариса приложила палец к губам сестры.
– Мы не продаем себя. Мы продаем те кремы, которые научила нас делать бабушка. И эти кремы действительно королевские, они действительно улучшают цвет лица и…
– И они действительно не превратили ни одной уродины в красавицу. Если бы могли, мне не пришлось бы приходить в города за две недели до тебя с фальшивым носом и напудренным лицом.
– Но они дарят женщинам надежду. И это не так уж плохо, верно? – спросила Клариса.
– Да, – мрачно ответила Эми, – именно так думают те англичане, которые хотели повесить тебя на самой высокой виселице.
– Ты о том ужасном человеке. – понурившись, сказала Клариса. – О судье из Гилмишеля.
Эми побледнела, огляделась и, опасаясь, как бы их не подслушали, перешла на итальянский и прошептала:
– Он хотел тебя повесить.
– Знаю.
Клариса ходила по краю пропасти. Жены хотели ее кремы, но платили за них мужья, так что Кларисе приходилось быть обходительной и любезной со всеми и в то же время не переходить ту невидимую грань, которая разделяет леди и падшую женщину.
Мужчины часто видели в ней только привлекательную самку, которую некому защитить. И это отсутствие защиты делало из нее легкую добычу, и у судьи Фэйрфута были причины желать ей смерти. Она уязвила его гордость. И с тех пор Кларисе снились кошмары. Она видела серые стены крепости Гилмишеля, словно когтями впивавшиеся в кроваво-красное небо. Стены крепости, только и ждущей того момента, когда она, Клариса, окажется там, внутри, навеки погребенная в ее недрах.
– А теперь за тобой начал охоту еще один ужасный человек, – сказала Эми.
– Разве Хепберн так уж ужасен? – Впрочем, в определенном смысле это обстоятельство усугубляло ее положение.
– Они все ужасные. – Эми схватила сестру за лацканы жакета и понизила голос до шепота: – Что ты собираешься делать?
– Сама не знаю. – Клариса тоже перешла на шепот: – Из того, что ты мне о нем написала, я сделала вывод, что он старше. Гораздо старше. Ты описала его таким мрачным, угрюмым.
– Но он на самом деле такой. – Бросив опасливый взгляд в сторону двери, Эми сказала: – Говорят, Хепберн справедлив, но он поссорился со своим отцом, и старый граф отправил его в армию, принудив пойти на войну. Через шесть лет отец его умер, и тогда Хепберн-младший вернулся домой, но люди, знавшие его до службы, говорят, что он сильно изменился.
– В каком смысле?
– Раньше он был парень-сорвиголова, беззаботный, веселый, мог пить и гулять всю ночь напролет. А теперь… Ты сама видела, какой он теперь. Горожане им восхищаются, но в то же время побаиваются его.
Клариса это тоже почувствовала. Он принадлежал к избранным, но в глубине души он прятал какую-то мрачную тайну. И это делало их похожими – Хепберна и Кларису.
Ей не хотелось узнавать его поближе. Не хотелось раскрывать его тайны.
И, словно прочитав мысли сестры, Эми сказала:
– Будь осторожна.
– В каком смысле? – спросила Клариса.
– Он не живет в доме со своей семьей.
– В самом деле? – растерялась Клариса. Он производит впечатление крепкого хозяина, человека, для которого его дом – его крепость. – И где же он живет?
– В маленьком домике на краю усадьбы. Он приходит в дом завтракать, но по ночам, говорят, бродит по округе словно одержимый, а иногда исчезает на несколько дней. – Эми понизила голос: – Говорят, он вернулся с войны немного не в себе.
– Ну, скажешь тоже! Он не похож на сумасшедшего.
– Он безумен. И опасен. Ты видела, как он на тебя смотрит? – прошептала Эми.
С притворным безразличием Клариса ответила:
– Они все на меня смотрят.
– Смотрят, но не так. Он слишком… слишком уверен в себе. Он хочет тебя – и добьется своего.
Клариса понимала, что имеет в виду сестра. Разве он не поцеловал ее руку прежде, чем представиться? Но лишь потому, что у Хепберна нежные губы и проворный язык прирожденного любовника, не стоит тревожиться. Эми уже высказалась о том, что считает эту их работу опасным предприятием, и не стоит подпитывать ее страх. Иначе Эми настоит на том, чтобы они немедленно покинули город. И Клариса снова ничего не заработает.
В нынешнее смутное время Кларисе с трудом верилось, что когда-то они жили во дворце, что их холили и лелеяли. Все, что она знала о мире, она знала со слов бабушки. Как бы ей хотелось снова оказаться во дворце и стать принцессой, которую все любят и холят!
Глупые мечты, за последние годы Клариса успела узнать им цену. Поэтому она сказала:
– Тот, кто предупрежден, – вооружен. Так что расскажи мне все, что знаешь, о безумном и опасном лорде Хепберне.
Бомонтань
Одиннадцать лет назад
Вдовствующая королева Клавдия постучала тростью о мраморный пол в тронном зале королевского, дворца Бомонтани и, подобно холеной борзой, самой старшей в своре и самой главной, отрывистым лаем отдающей распоряжения псам рангом пониже, коротко рявкнула, обращаясь к внучкам:
– Подбородок вверх! Плечи назад!
Пятнадцатилетний Кронпринц Рейнджер королевства Ришарт стоял на возвышении, наблюдая за тем, как королева проводит инспекцию.
Он знал, что настанет и его черед.
Возмущенный бесцеремонностью старухи, он думал о том, почему никому не приходит в голову восстать против ее деспотизма. Самим своим присутствием она действовала на всех угнетающе. Воплощение безраздельной власти. Сухопарая и жилистая, суровая и придирчивая, эта дама могла отхлестать словами больнее, чем плетью, а ее голубые глаза, казалось, заглядывали человеку в самую душу. Рейнджер знал об этом по собственному опыту, потому что вдовствующая королева была его крестной и пользовалась этим, чтобы давать ему всевозможные поручения в любое время, когда пожелает.
Королева ходила взад-вперед перед принцессами, которые стояли на возвышении на одну ступень выше ее. Солнечный свет струился в высокие стрельчатые окна, играл на позолоте стен, и в этом золотистом сиянии принцессы казались еще милее. Все три девочки были одеты в одинаковые белые платья с розовыми атласными бантами на талии и в волосах. На принцессах платья выглядели великолепно.
Так говорил отец Рейнджера, король Платон. Отец принцесс, король Реймунд, сиял от гордости, глядя на своих дочерей. Придворные в обоих королевствах шептались о том, как хорошо воспитаны принцессы и какие они миленькие. Рейнджер полагал, что так оно и было. Но Рейнджер с тех пор, как себя помнил, каждый год приезжал в Бомонтань, и для него принцессы были всего лишь девчонками, с которыми он был не прочь поиграть, но обычно в их компании он испытывал одну лишь досаду, поскольку они дразнили его, не питая ни капли почтения ни к его возрасту, ни к титулу.
– Сегодня к нам приезжает с визитом посол Франции. Это протокольное мероприятие, и взгляды всех присутствующих будут прикованы к вам, принцессам Бомонтани. – Королева Клавдия носила высокую прическу из своих натуральных, совершенно седых волос, причем из пышного пучка не выбивался ни один волосок. Прическу украшала тиара с бриллиантами и сапфирами. Синий цвет платья из королевского бархата идеально сочетался с цветом ее глаз.
Рейнджер думал, что ей лет сто, не меньше, а то и все сто пятьдесят. Однако кожа ее, хоть и сморщенная, была чистой, без пигментных пятен и сосудистых звездочек. О королеве Клавдии судачили, будто она ведьма. Рейнджер не исключал такой возможности. У королевы Клавдии нос был длинный и костлявый, и всем было известно, что на королевской кухне она варит какое-то снадобье. Она требовала совершенства от всех, и в первую очередь от себя самой. И получала требуемое.
Сам Рейнджер тщательно осмотрел свой придворный наряд, прежде чем выйти из комнаты. Накрахмаленная рубашка сияла белизной, темный костюм сидел на нем безукоризненно. Он еще на пару секунд задержался перед зеркалом, любуясь своим мускулистым торсом. Графиня Дюбелле сказала, что он великолепно сложен. Он не мог не признать, что графиня права.
Королева Клавдия остановилась перед младшей внучкой.
– Эми, покажи мне свои ногти.
Эми неохотно протянула бабушке руки.
Королева Клавдия тщательно осмотрела протянутые ей ладони, затем перешла к проверке состояния ногтей.
– Лучше, – сказала она. – Чистые. Но принцесса не должна обкусывать ногти. Помни, твои руки, как и любая часть тебя, представляют королевскую династию Бомонтани. Все, что ты делаешь и говоришь, подлежит тщательной проверке и должно быть безукоризненным.
Шестилетняя Эми походила на чертенка с волосами такими же черными, как у Рейнджера. Этот чертенок был честен, и эту честность не могла сломить даже королева Клавдия.
– Но, бабушка, мне нравится кусать ногти. Лучше я не буду принцессой, если мне нужно прекратить их кусать.
Безыскусный ответ Эми эхом прокатился по залу, отраженный мрамором колонн. Рейнджер ухмыльнулся.
Клариса закрыла глаза руками.
Сорча очень серьезно сказала:
– Бабушка, Эми не понимает, что говорит. Ей всего шесть лет.
Сорче уже исполнилось двенадцать, она отличалась мягким и добрым нравом, ее волосы цвета отожженной меди вызывали восхищение. По мнению Рейнджера, бабушке удалось сломить ее дух бесконечными нотациями о королевском долге, что не радовало Рейнджера, поскольку он был обручен с Сорчей. За год совместной жизни она может нагнать на него такую тоску, что не захочется жить.
Королева Клавдия осадила старшую внучку ледяным взглядом.
– Я знаю, сколько Эми лет, но такие высказывания неприемлемы ни в каком возрасте. – Королева Клавдия перевела взгляд на Эми, и та поморщилась. – Честь, от которой ты с такой легкостью отказываешься, дается лишь избранным. Настоящая принцесса должна быть готова с радостью отдать жизнь за свою страну и за свою семью. В том, чтобы отказаться от отвратительной привычки грызть когти, нет ничего героического.
Эми ковыряла носком толстый ворс красной ковровой дорожки, которая вела к трону.
– Значит, я ненастоящая принцесса, – пробормотала Эми. Клариса сдавленно хохотнула.
Тогда королева Клавдия обратилась к одиннадцатилетней Кларисе, блондинке с густой копной мелких кудряшек, обрамлявших лицо. Раздувая ноздри, она заявила:
– Ты не смеешь потакать ее дерзости!
– Нет, бабушка. – Но в глазах Кларисы все еще плясали озорные огоньки, и она толкнула Сорчу локтем в бок.
Сорча ущипнула ее в ответ.
