Слишком поздно. Роберт смотрел на Кларису, на ее принца и думал: слишком поздно…
      Он так долго ждал, чтобы сказать ей, что любит. А теперь здесь оказался этот принц, и этот принц готов был увезти ее в Бомонтань, и она поедет с ним в Бомонтань, потому что…
      – Нет, – сказал он, – нет, послушай!
      Принц Рейнджер повернул голову, насторожился, словно услышал что-то со стороны тюрьмы.
      – Нам надо выбираться отсюда, – сказал он и подал руку Кларисе.
      Самонадеянный ублюдок. Роберт тоже предложил Кларисе руку. Она перевела взгляд с одного на другого и взяла под руку Роберта.
      Принц отступил. Он не покорился. Он просто выжидал.
      – Ты можешь бежать? – спросил ее Роберт.
      – Чтобы выбраться отсюда, я готова бежать всю дорогу, хоть до…
      Клариса осеклась.
      «Маккензи-Мэнор. Скажи это. До Маккензи-Мэнор». Но вместо этого она сказала:
      – Да, я могу бежать.
      Он поддерживал ее, когда они выбежали за дверь. В том не было нужды. Она вполне уверенно держалась на ногах. Но он хотел прикоснуться к ней, увериться в том, что она все еще принадлежит ему.
      Он так долго этого ждал.
      Пока Роберт и Клариса бежали, принц Рейнджер со стуком захлопнул ворота.
      Примерно на полпути на вершину поросшего лесом холма, что высился напротив крепости, Клариса начала задыхаться. Она еще не вполне оправилась от пережитого, бедная девочка, и Роберт остановил ее. Теперь со стороны крепости их уже увидеть не могли, и судья Фэйрфут, по мнению Роберта, еще не мог появиться у ворот.
      Принц Рейнджер не подходил к ним. Возможно, из вежливости. Или же знал, что для Роберта слишком высока цена, которую принц потребует с него за свое содействие.
      Возможно, он ждал, что Клариса скажет Роберту, что все кончено и он может увезти ее в Бомонтань. Немедленно. Но еще не все кончено. Роберт еще не сказал своего слова.
      – Клариса. – В мутном свете луны он видел грязь на ее лице. Но когда попытался стереть эту грязь, Клариса поморщилась от боли и отстранилась. Счет, который Роберт намерен предъявить Фэйрфуту, ограничен. – Что этот кровосос с тобой сделал? Она криво усмехнулась:
      – Не сделал даже сотой доли того, что хотел. Ничего… ничего… он не надругался надо мной.
      Роберт снова обнял ее. Он почувствовал громадное облегчение. Ибо если бы Фэйрфут надругался над ней, Роберту пришлось бы идти в тюрьму за убийство английского судьи. Прижимая Кларису к себе, он вдыхал ее аромат. Он держал ее, словно самое драгоценное из сокровищ.
      Слишком поздно.
      Клариса высвободилась из его объятий.
      – Фэйрфут весьма чувствителен к оскорблениям, особенно если намекнуть ему на то, что он не в состоянии удовлетворить женщину.
      Роберт был ошеломлен ее заявлением.
      – Только не говори, что ты ему это сказала! Наедине с ним, в камере!
      Гордо вскинув голову, Клариса ответила:
      – Да, так я ему и сказала. За это он меня и ударил, но удовольствие увидеть, как он покраснел, того стоило. Я думаю, что оказалась ближе к истине, чем подозревала.
      Сердце Роберта наполнилось гордостью за нее. Гордостью и страхом. Он мог бы оградить ее от опасности, но… Роберт бросил взгляд в сторону принца, который стоял в отдалении, предоставив им возможность пообщаться с глазу на глаз. И этот принц бы совсем не таким, как описывал его Вальдемар. Не женоподобный размазня с девичьей кудрявой прической и забавной шепелявой речью. Этот принц, казалось, отлит из стали. Он был силен и решителен и взывал к тому единственному в ней, над чем у Роберта не было власти: к ее, Кларисы, чувству долга.
      Слишком поздно.
      Роберт опустил руку в седельную сумку, пошарил в ней и на самом дне нащупал деревянную шкатулку.
      – Клариса, послушай меня.
      – Нет.
      – Я купил тебе кольцо. – Он вытащил шкатулку, неуклюже попытался открыть крышку. – В Эдинбурге. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
      Она закрыла глаза и отвернулась.
      – Нет, не надо.
      – Я молю тебя выйти за меня, – Он не мог поверить в то, что она не хочет его слушать. Он – граф Хепберн. Настоящий герой Пиренейской кампании, и она это знает.
      Когда луна выходила из-за туч, ее свет просачивался сквозь листву. Роберт видел ее тревогу, ее боль.
      Он принадлежал ей. Вместе они победили полковника Огли, освободили Вальдемара. Их нельзя разлучать. Неужели она этого не понимает?
      – Смотри. – Он открыл шкатулку. – Янтарь – это-цвет твоих глаз. Сапфиры – мои камни. Золото удерживает их вместе. Красивое золото. Посмотри. – Он вытащил кольцо, но Клариса даже не взглянула на него.
      Она смотрела на Роберта.
      – Ты знаешь, кто я?
      – Моя возлюбленная, моя жена. Она накрыла его губы ладонью.
      – Не говори так.
      Он поцеловал ее ладонь и сказал:
      – Ты моя драгоценная и единственная любовь, – Клариса вздохнула:
      – Я принцесса. Я не просила, чтобы меня родили принцессой, но так случилось. Последние несколько лет своей жизни я провела в ожидании возвращения домой, в Бомонтань, чтобы быть принцессой. И ничто не могло помешать мне мечтать об этом, пока не появился ты.
      – Тогда оставайся со мной.
      – Нет. Эми, мисс Розабел, моя сестра, сбежала. Она не хочет быть принцессой, и я слишком сильно ее люблю и берегу, чтобы навязывать ей то, чего она не хочет. – Клариса сглотнула слезы. – Неужели ты не понимаешь, что у меня нет выбора? Что я должна поступить так, как велит мне долг?
      – Перестань говорить о долге! – крикнул он.
      – Как велит мне честь, – произнесла Клариса.
      – Перестань говорить о чести. – Клариса смотрела ему в глаза.
      – Перестану, но только после тебя… – Она знала, как заставить его замолчать. И чуть мягче добавила: – У нас с тобой есть кое-что общее. Общие ценности. Вот почему нам так хорошо вместе. Вот почему я… – Она умолкла и погладила его по щеке. – Я люблю тебя. – Она накрыла кольцо и его руку ладонью. – Я люблю тебя.
      Роберт чувствовал, что его сердце разбито. Тихое ржание донеслось до них. Клариса стремительно обернулась:
      – Блейз. – Она направилась туда, где Роберт привязал коня. – Здравствуй, мой красавчик. – Запустив пальцы в гриву коня, Клариса прижалась головой к крутой шее Блейза. – Мой Блейз, мой милый мальчик. Ты здесь.
      Роберт смотрел на Кларису, не смея вздохнуть. Она прощалась с тем, кого любила. Прощалась с конем. Прощалась с ним, Робертом.
      И он не мог ничего с этим поделать. Она считала, что поступает правильно, и Хепберн, как ни больно было ему в этом признаться, тоже так считал. Он осторожно захлопнул крышку шкатулки и простился с мечтой.
      – Ты привел его, – сказала она. – Ты на нем ехал, чтобы спасти меня.
      Положив кольцо в карман, Роберт подошел к Блейзу и Кларисс и тихо сказал:
      – Я его не брошу.
      – Я ведь действительно его украла. Этот конь принадлежит Фэйрфуту, и я не могу взять его с собой.
      – Блейз был в Маккензи-Мэнор, когда я узнал о том, что случилось с тобой, и он вернется со мной туда же. Когда я посчитаюсь с Фэйрфутом, он будет умолять меня купить у него Блейза и всех прочих лошадей у него на конюшне. – Роберт хотел приласкать Кларису, ко она больше ему не принадлежала. Он смотрел, на нее и все не мог наглядеться. – У Блейза будет хорошая жизнь, – пообещал Хепберн.
      – Спасибо, Роберт.
      Роберт прокашлялся, подбирая слова.
      – Желаю вам счастья, принцесса Клариса.
      Она вскинула голову:
      – И ты, Роберт, будь счастлив.
      Она что, шутит? Роберт покачал, головой.
      – Да. – На этот раз в голосе ее были слышны властные нотки. – Ты проживешь хорошую жизнь, Роберт. Обещай мне.
      Он не хотел обещать того, чего не мог исполнить. Он проклинал свою судьбу. Он не хотел ни есть, ни пить, ни вдыхать аромат цветов, ни танцевать – ничего. И все же он постарается не превратиться в отшельника, а уж получится ли это у него, одному Богу известно.
      – Обещай, – повторила Клариса. – Только так ты можешь сделать меня счастливой.
      Роберт сдался:
      – Обещаю.
      – Ваше высочество, нам пора, – окликнул ее принц. Роберт возненавидел этот низкий голос с сильным акцентом.
      – Уже иду, – откликнулась Клариса. Она смотрела на Роберта. Подняла руку, чтобы прикоснуться к его щеке, и опустила ее. Повернулась и пошла туда, где ждал ее принц с двумя конями.
      Этот негодяй хорошо подготовился.
      Роберт смотрел вслед Кларисе, вслед любви всей его жизни. Смотрел, как она уезжает с тем, за кого должна выйти замуж. Смотрел и бездействовал. Он лишь помахал ей рукой, когда она оглянулась на прощание.
      Он не мог поверить в то, что произошло. Он сам ее отпустил. Потому что она употребила слова «честь» и «долг». И потому что он не мог принудить ее выйти за него против ее воли.
      К несчастью, не существует в мире священника, который может объявить законным браком союз по принуждению. И если бы даже такой священник существовал, Клариса снова заговорила бы о долге и чести, и Роберт, пусть неохотно, но отпустил бы ее.
      Поэтому он смотрел на уезжавшую прочь Кларису и молчал. Ему хотелось с размаху врезать кулаком в стену или напиться до бесчувствия. Или избить кого-то. Сделать что-то, чтобы выплеснуть свое горе, свое разочарование.
      Со стороны Гилмишеля донесся грохот. Ворота крепости с треском распахнулись. В воротах стояли трое мужчин. В руках у них были факелы и короткие железные дубины.
      Изрядно потрепанный, пышущий гневом Фэйрфут и двое его приспешников. Долго ждать не пришлось.
      Роберт усмехнулся, закатал рукава и поехал назад, на вершину холма.
      Вот и нашелся выход его разочарованию. Ждать долго не пришлось.

      Летнее солнце клонилось к западу, когда Роберт, пройдя через рыночную площадь, остановился возле пивной и, прищурившись, посмотрел на шахматную доску.
      – Сколько же на ней пыли скопилось, – сказал, он. – Неужто никто в этом городе не смеет бросить вызов пятерым смельчакам?
      – Не знаю, почему они с нами не играют, – с наивным видом округлил, глаза старый Генри Маккалох. – Мы никогда не мухлюем.
      – Не мухлюете? – переспросил Роберт. – А я слышал другое.
      – Нельзя верить всему, что слышишь, милорд, – заметил Беннет Мактавиш.
      – Вы пятеро тут всех перепугали. – Роберт опустился на табурет возле доски и потер руки. – Ну так кого мне побить первым?
      Старики захихикали.
      – Думаете, вы самый хитрый, да? – Хэмиш Мактавиш поднялся на нош. – Так вот я вас на голову разобью.
      – Ты будешь первым, кто его разобьет, – уточнил Беннет Мактавиш. – Первым, но не последним.
      Роберт ждал, пока Хэмиш сядет за доску.
      – Я буду ходить первым, конечно, – сказал Хэмиш. – Вам будет жаль старого однорукого солдата.
      – Я человек занятой. – Роберт вытащил черную пешку. – У меня нет времени на жалость.
      Остальные старики засмеялись и сгрудились возле доски, готовясь следить за игрой.
      Как бы невзначай Томас, брат Беннета, заметил:
      – Милорд, мы выгнали Билли Макбейна из Фрея-Крагс.
      – Томас, ты ведь знаешь, что это не так, – упрекнул брата Беннет. – После того случая, когда он сдал принцессу Кларису тому полковнику и английскому судье, мы намекнули ему, что ему пора отсюда сматываться.
      – Намекнули? – Имя Кларисы отозвалось в сердце Роберта болью, но он не гнал эту боль прочь, наоборот. За три недели, что прошли с тех пор, как она ушла из его жизни, он успел истосковаться по звуку ее имени. Он хотел поговорить о ней с кем-то, кто ее знал.
      – Когда проживешь на свете столько, сколько прожили мы, начинаешь кое-что понимать. – Генри поморщился, словно в рот, ему попало что-то мерзкое на вкус. – Узнаешь о людях то, о чем им не хочется распространяться. Вы понимаете, что я имею в виду. Вот мы и указали Билли на кое-что такое.
      – Понятно. – Роберт пристально смотрел на доску. – Я рад, что вы помогли ему понять, как ему следует поступить. Я бы не пощадил его, попадись он мне на глаза.
      – Билли уже наказан. – Гилберт Уилсон приложил палец к губам. – Мы слышали, что он пил в таверне в Эдинбурге, когда королевские матросы вербовали новобранцев во флот. Похоже, Билли уже служит на море.
      Беннет кивнул и сложил руки на животе.
      – Свежий воздух будет ему полезен.
      – Ась? – Генри приложил ладонь к уху и повернулся к Томасу.
      – Он сказал, – прокричал ему на ухо Томас, – что свежий воздух будет полезен Билли!
      Генри закивал:
      – Точно, точно.
      – У вас тут несколько ссадин, парень. – Томас указал пальцем на лицо Роберта. – Похоже, подрались.
      Роберт улыбнулся, прикоснувшись к тому месту, где остался след от кулака судьи Фэйрфута.
      – Я еще легко отделался. Посмотрели бы вы на того, другого парня.
      – Хорошенько его отделали? – спросил Гилберт Уилсон. Роберт мысленно унесся к событиям той ночи.
      – Теперь Фэйрфуту с женщинами делать нечего. И его друзьям тоже. – И Роберт испытывал по этому поводу немалое удовлетворение. Теперь ни охранники Фэйрфута, ни он сам не посмеют явиться во владения Хепберна и наложить лапы, на то, что Хепберн считает своим. Они надолго его запомнят, это точно.
      Но Клариса ему больше не принадлежит. Из пивной вышла Юджина с четырьмя полными кружками эля в руках.
      – Доброго дня, милорд. – Она поставила кружки перед стариками. – Не знала, что вы здесь. Пойду налью вам эля. – Она похлопала Гилберта по плечу. – Да, я тоже старею, мистер Уилсон. – Она улыбнулась и исчезла за дверью пивоварни.
      Роберт удивился:
      – Что с ней произошло?
      Генри Маккалох громко зашептал:
      – Мы подумали, что Броди Браунгирдл с той деревни на реке Роли может сделать ее повеселее, и, когда он явился в город, сказали, что Юджина, раздает эль бесплатно путешественникам.
      – Ах вы, шарлатаны! – весело сказал Роберт. – Не может быть, чтобы вы так поступили с парнем.
      – Еще как может, – сказал Хэмиш.
      – Что бы я мог сделать на Пиренеях, будь у меня команда из вас пятерых! – восхищенно заметил Роберт. – Выходит, ваш план сработал.
      – К тому времени как все было выяснено, они уже орали друг на друга как сумасшедшие. – Генри состроил печальную мину. – Но бесплатный эль, разумеется, он так и не получил.
      Хэмиш хрипло рассмеялся:
      – Да, получил он отнюдь не эль.
      Роберт сделал ход и засмеялся. И тут он заметил, что все пятеро молчат и пристально смотрят на него, словно впервые видят. Он вытянул вперед руки, растопырив пальцы:
      – Вот, я ничего не стащил с доски.
      Генри, старательно выдерживая нейтральный тон, сказал:
      – Значит, это, правда.
      – Что правда? – спросил Роберт.
      Генри обменялся взглядами с остальными четырьмя.
      – Мы думали, вам нравится принцесса, но в городе есть люди, которые говорят, что вы отправили ее прочь, потому что она потворствовала греху тщеславия.
      – Вы хотите сказать, потому что она продавала кремы и мази? – Скажи ему это любой другой, а не один из этих пятерых стариков, Роберт отшиб бы ему голову. Но в данном случае Роберт спокойно пояснил: – Разве грех делать людей счастливыми? Потому что именно этим она и занималась. Она подарила целой стайке испуганных дебютанток уверенность в себе, и немногие могут похвастаться такими подарками.
      Миллисент тоже изменилась, но, как подозревал Роберт, не внешность послужила причиной такой перемены. Просто она нуждалась в том, чтобы кто-то вселил в нее уверенность, и он это сделал. Но он тоже не сделал бы этого, если бы Клариса его не заставила. Так что и к трансформации Миллисент Клариса тоже приложила руку.
      В то же время народ задумался о том, стоит ли идти на поводу у чужаков. Несколько мужчин и женщин явились к Роберту, когда он вернулся, и умоляли простить их за то, что вольно или невольно помогли полковнику Огли и Фэйрфуту схватить принцессу Кларису. Роберт не стал чинить над ними расправу, но и не забыл, кто его предал.
      Юджина вышла из пивной, протянула Гилберту его эль и, окинув взглядом серьезные лица сидевших за столом, поспешила скрыться за дверью своего заведения.
      Гилберт сделал большой глоток.
      – И все же принцессы здесь больше нет, а вы смотритесь счастливее, чем раньше.
      – Я люблю ее. – Роберт обвел взглядом всех пятерых. – Но она меня оставила. Вы знаете об этом? Она оставила меня, чтобы вернуться в свою страну. Она собирается замуж за принца.
      Томас сплюнул.
      – Я был о ней лучшего мнения. С чего она взяла, что в какой-то чужой стране ей будет лучше, чем во Фрея-Крагс?
      – Ее ждет жестокое разочарование, если она думает, что какой-то слюнявый принц лучше, чем граф Хепберн, – раздраженно заметил. Беннет.
      – Она уехала не потому, что хотела, выйти за принца. Она оставила меня, потому что должна исполнить свой долг. Это был вопрос чести. – Роберт произнес эти слова легко, без горечи. В конце концов, он дал ей слово.
      – Ась? – Генри подставил ладонь к уху и повернулся к Гилберту.
      Наклонившись к старику, Роберт крикнул ему в ухо:
      – Я сказал, что это был вопрос чести!
      – Вы нормально это восприняли! – прокричал ему в ответ Генри. – Мы знали, что вы снова станете таким, каким были, когда вернулись с войны.
      Роберт обвел взглядом площадь. Жизнь в его городке шла своим ходом. Женщины шли к колодцу за водой. Дети играли в лужах, оставшихся после дождя. Старики грелись на солнышке. Ничего, не изменилось, и Роберт находил успокоение в этом постоянстве.
      – Но тогда она ничему бы меня не научила, верно? – сказал он. – Тогда она не оставила бы и следа во мне, прошла сквозь жизнь, – и все. – Он сделал очередной ход.
      Томас вздохнул и сказал:
      – Иногда жизнь пахнет, как роза, пышная, как капустный кочан, а иногда воняет, как вареная капуста.
      – Мужчина не имеет права жаловаться на жизнь, пока у него есть тридцать два зуба и рассудок, – добавил Гилберт.
      Генри усмехнулся, демонстрируя дырки между зубами:
      – У нас пятерых как раз тридцать два наберется. – Старики, захохотали и смеялись так, что у Беннета началась одышка.
      Роберт осторожно похлопал его по спине, чтобы тот снова начал дышать. Но тут на другой стороне площади послышался какой-то шум. Люди поворачивали головы в ту сторону, голоса звучали громче. Роберт не мог разглядеть, что происходит, а события последнего месяца сделали его подозрительным. Он встал и, прищурившись, посмотрел туда, куда все указывали пальцами, на мост.
      И увидел на маленькой белой кобыле женщину, одетую в черно-красный дорожный костюм. Светлые волосы ее свободно падали на плечи, на губах играла улыбка, ее янтарные глаза искательно шарили по толпе, и, когда она отыскала его взглядом, улыбка ее засветилась от радости.
      Клариса. То была Клариса. Он стоял, опустив руки по швам, и солнце светило ему в лицо, и в ушах его шумело. Он не мог поверить в то, что видел. Он думал, что сейчас она уже пересекла Ла-Манш. Он уговаривал себя не волноваться насчет французских войск. Принц Рейнджер доказал, что он парень не промах, и, если он не сможет ее защитить, Клариса тоже далеко не промах. Так что путешествие через Испанию в Бомонтань должно было пройти удачно.
      Но она не была ни в Испании, ни в Бомонтани.
      Сквозь гул в ушах он слышал лопотание стариков у себя за спиной. Кажется, они говорили:
      – Слава Богу, слава Богу!
      Она была здесь, во Фрея-Крагс, и тело ее было таким же крепким и желанным, а лицо ее слегка позолотило солнце, и вся она светилась от радости.
      И Роберт Маккензи, офицер, который делал все, что положено герою: планировал атаки, вызволял пленников из самых защищенных английских крепостей, подрывал военные склады французов, – этот храбрый воин не знал, что сказать, когда женщина, которую он любил, ехала через площадь навстречу ему, устремив на него взгляд, словно он был ее путеводной звездой.
      За ней шла толпа, и эта толпа разрасталась, все жаждали чуда.
      Приблизившись к Роберту, Клариса остановила лошадь и сказала:
      – Я торговка. Продаю всякую всячину.
      – Всякую всячину? – повторил Роберт, не понимая, зачем она говорит это здесь и сейчас, когда надо говорить совсем другое.
      Она улыбнулась ему и подмигнула. Тогда он вытянулся по стойке «смирно» и с напускной серьезностью сказал:
      – В таком случае вам придется получить разрешение у хозяина Фрея-Крагс.
      – О Боже! – Она прикоснулась к его щеке затянутой в перчатку рукой. – Я слышала, он очень грозный парень. Думаете, я получу разрешение?
      – Это зависит от того, что вы продаете.
      – Счастье. Я продаю счастье.
      – В таком случае, – он поднял руки, и она соскользнула с кобылы прямо в его объятия, – я покупаю.

      Он вернулся из Эдинбурга.
      Клариса откинулась в кресле. Ноги ее покоились на оттоманке, глаза были закрыты. Она улыбнулась, узнав шаги Роберта. За два года брака она научилась узнавать его шаги, узнавать его запах, прикосновения. Она упивалась каждой минутой их близости. Ей нравилось в нем все, даже безумие страсти, ибо он держал это безумие под строгим контролем и приберегал лишь для нее. Для нее одной.
      Он нежно ее поцеловал и погладил округлившийся живот.
      – М-м-м! – Открыв глаза, она накрыла его руку своей. Она не могла им налюбоваться. Строгими линиями лица, шелковистой черной шевелюрой, яркой синевой глаз.
      Он был в дорожном костюме, запыленных сапогах после трудной дороги, на плече висели седельные сумки.
      – Ты еще не спишь? – нежно спросил он.
      – Я сидела и слушала, как он пинается. Он крепкий, здоровый парень.
      Роберт поддразнил:.
      – А может, это девочка? Нельзя сказать, что его мать и обе его тетки такие уж домашние и тихие.
      Клариса подвинулась в кресле, распрямляя спину.
      – Я скоро замычу, такой стала домашней.
      – Нужно быть дураком, чтобы на это отвечать. – Еще до того, как она успела бы сказать, что все мужчины дураки, Роберт впустил сумки на пол и подхватил Кларису на руки.
      Он сел в кресло, усадив жену к себе на колени. Это была его любимая поза.
      – Как поживает Миллисент? – спросила Клариса.
      – Прекрасно. Первая красавица Эдинбурга и предводительница «синих чулок». Она шлет тебе наилучшие пожелания. – Он поцеловал Кларису в щеку.
      – Она прелесть. – Клариса обвила его шею руками. – А Пруденс?
      – Они с юным Эйденом впервые поссорились.
      – Из-за чего?
      – Не знаю.
      – Это у них серьезно?
      – Тоже не знаю. Я постарался убраться оттуда как можно быстрее.
      Клариса вздохнула. Мужчины никогда не обращают внимание на то, что действительно важно.
      – Именно по этому поводу они, вероятно, и ссорились, – мрачно заметила она.
      Роберт растерянно посмотрел на нее, затем вытащил из сумки письмо, проштампованное королевской печатью Бомонтани:
      – Вот тебе записка от бабушки.
      Ах, бабушка! В этот самый день двумя годами раньше, когда Клариса стояла на пристани в Лондоне и смотрела на корабль, который должен был переправить ее через Ла-Манш, она думала о бабушке. Она думала об Эми, о том, нашла ли сестра свою дорогу в жизни, и о Сорче тоже. О Сорче, от которой так и не было никаких вестей. Она обернулась, чтобы посмотреть на принца Рейнджера, и увидела, что тот смотрит на нее со странной кривой усмешкой.
      – Я не хочу жениться на женщине, которая влюблена в другого мужчину.
      Клариса насторожилась при этих словах.
      – Я выгляжу угрюмой? – Ей казалось, что она на удивление успешно скрывает свое горе.
      – Нет, ты трагически храбра. – Он поднял руку, призывая ее не возражать ему. – Наверное, мне следовало сказать «трагически жизнерадостна». Ты ведешь себя именно так, как должна вести себя принцесса, которая влюблена не в того, кто ей предназначен.
      – Спасибо. – За время путешествия Клариса обнаружила, что Рейнджер ей вполне симпатичен. Он повзрослел, превратился в надежного мужчину, остроумного, умеющего постоять за себя и других. Она пыталась убедить себя в том, что брак с ним будет не столь ужасен.
      О Роберте она думала каждую ночь и рыдала в подушку. Рейнджер между тем продолжал:
      – У тебя есть еще две сестры, которых я должен найти, и твоя бабушка. Эта ужасная женщина никак не хочет умирать. Мне кажется, она будет жить вечно. И, по правде говоря, не даст мне жениться ни на одной из своих внучек, пока я не разыщу вас всех. Так что ты, Клариса, будешь сидеть во дворце и ждать, пока я не привезу в Бомонтань Эми и Сорчу.
      В сердце Кларисы затеплилась надежда.
      – Понимаю.
      – Поэтому, если ты вернешься в Шотландию и выйдешь за своего графа Хепберна, Бомонтань не пострадает.
      – А если ты не найдешь моих сестер?
      – Найду, – сверкнув глазами, сказал Рейнджер.
      И он найдет. Именно поэтому Клариса сказала ему, что Эми убежала на север Шотландии, хотя знала, что ее младшая сестра терпеть не может холода и скорее всего отправилась на юг Рейнджеру следовало сконцентрировать внимание на Сорче.
      И теперь, сидя на коленях у Роберта с письмом от бабушки в руках, Клариса вздохнула:
      – Каждый месяц. Из месяца в месяц. Когда ей наконец надоест требовать моего возвращения?
      – Может, сообщение о надвигающихся родах ее остановит? – Роберт потер ей спину, и Клариса благодарно замурлыкала. – Мы приедем в Бомонтань, когда малыш подрастет. Напиши ей об этом. – Он крепко обнял Кларису и прижал к себе.
      Потом страстно поцеловал. Так, будто они обрели друг друга после долгой разлуки.
      Впрочем, так оно и было. Они расстались, не надеясь когда-нибудь встретиться.
      И вот Клариса снова в Маккензи-Мэнор. Никогда еще она не была так счастлива. Несмотря на то что переживает за Эми и за Сорчу, на постоянные упреки бабушки.
      Отстранившись, Клариса увидела, что Роберт собирается сообщить ей что-то важное.
      – Не волнуйся, – сказал он и достал из сумки газету, купленную в Эдинбурге. – Это от Эми.
      Клариса выхватила у него газету.
      – Она больна? – Как Эми и обещала, она помещала объявления в газете. Иногда каждый месяц, иногда всего четыре раза в год. Она заверяла Кларису в том, что она здорова и счастлива, но никогда не сообщала о своем местонахождении. – Годфри? Он нашел ее? Он что-то с ней сделал? – Ибо роль Годфри в судьбе разбросанных по миру принцесс Бомонтани перестала быть тайной, хотя, несмотря на все усилия вдовствующей королевы, посланник-предатель так и не был пойман.